Текст книги "Сумерки Европы"

Автор книги: Григорий Ландау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

* * *

Въ идеѣ могло бы казаться, что Лига Націй въ полнѣйшей степени разрѣшаетъ одновременно двѣ важнѣйшія задачи, выше въ своемъ мѣстѣ отмѣчавшіяся: сохраненіе мелкихъ государственныхъ національныхъ индивидуальностей сочетается въ ней съ задачей созданія объемлющаго, даже максимально объемлющаго человѣческаго общенія. Мелкая народная единица сохраняетъ самостоятельность и вмѣстѣ съ тѣмъ создается единство народовъ.

Выше уже было отмѣчено непримиримое и неразрѣшимое противорѣчіе этихъ двухъ сторонъ – самоопредѣленіе народовъ и ихъ объединеніе въ единство. Выло уже отмѣчено что Лига Націй есть – и не можетъ не быть – организаціей господства крупныхъ надъ мелкими, если она не станетъ (чѣмъ она, конечно, не станетъ) орудіемъ господства мелкихъ надъ крупными. Неправильно было бы даже и возраженіе, что если въ Лигѣ Націй мелкія государства и лишаются той своей независимости, которой они располагаютъ въ самостоятельномъ международномъ бытіи, то за то этимъ во всякомъ случаѣ не ухудшается ихъ положеніе въ виду угрожающаго имъ подпаденія въ сферу вліянія какого либо имперіализма. На самомъ дѣлѣ, входя въ сферу вліянія какого либо имперіализма, малое государство имѣетъ шансы осуществить это органически, по линіямъ собственныхъ своихъ интересовъ во всякомъ случаѣ своихъ связей и зависимостей. Органически вплетаясь въ опредѣленный имперіализмъ, оно только въ опредѣленныхъ отношеніяхъ связывается съ нимъ, становится въ зависимость, или во взаимодѣйствіе къ нимъ, дѣлитъ его судьбу. Въ Лигѣ-же Націй неизбѣжно господствуютъ сильные, сильнѣйшіе, но это могутъ быть вовсе не тѣ сильнѣйшіе, чей имперіализмъ дѣй-ствительно связанъ съ судьбой даннаго народа. Поэтому его зависимость отъ большихъ народовъ можетъ оказаться случайной, не вытекающей органически изъ линіи его исторіи, а лишь навязанной ему міровой конъюнктурой. Отсюда можетъ возникнуть конфликтъ, при томъ благодаря непрерывной организованности Лиги Націй – и непрерывно продолжающійся, между организованной подвластностью даннаго народа и его органической – торговой, финансовой, географической, культурной – связанностью. Мало того данный малый народъ, войдя такимъ образомъ въ сферу борьбы и столкновеній всего міра, оказывается въ непрерывной зависимости отъ перипетій этой борьбы, что вовсе не неизбѣжна для него, посколько онъ остается внѣ мірового объединенія и вступаетъ въ органически-естественное сближеніе съ опредѣленнымъ связаннымъ съ нимъ имперіализмомъ. Этотъ послѣдній можетъ вовсе не имѣть ни желанія, ни интереса, ни даже возможности вмѣшивать его во всѣ пертурбаціи своего существованія; между тѣмъ въ Лигѣ Націй всякая нація въ концѣ концовъ оказывается благодаря непрерывной организованности Лиги непрерывна участвующей въ общей жизни и, слѣдовательно, подверженной послѣдствіямъ непрерывной зависимости. Такимъ образомъ Лига Націй не уничтожаетъ зависимости малыхъ отъ большихъ, а дѣлаетъ эту зависимость болѣе полной и непрерывной, вмѣшиваетъ малыхъ во всѣ конфликты сильныхъ и къ тому же самую зависимость дѣлаетъ случайной и неорганической.

Существеннѣе однако для вскрытія смысла идеи, другая ея сторона – задача исчерпывающаго объединенія человѣчества. Не заключаетъ ли она въ себѣ всего, что есть положительнаго въ имперіализмѣ, собираніе большихъ человѣческихъ и цѣнностныхъ массъ – обходя все отрицательное – проистекающее изъ враждебнаго противопоставленія другимъ. Ближайшее разсмотрѣніе обнаруживаетъ мнимость такого предположенія. Имперіализмъ объединяетъ нѣкоторое число странъ въ организованныя единства, въ предѣлахъ которыхъ и устанавливается государственное или государственно-подобное общеніе. Конечно самая форма имперіализма еще не гарантируетъ его содержанія. Имперія можетъ быть неудачно скроена, отсталой и разлагающейся. Соотвѣтствующія имперіи либо требуютъ реформы, прогресса, или обречены на разрушеніе, перекройку. Отсюда – конкретная имперія можетъ быть неудачной или подлежащей уничтоженію, но это не мѣняетъ принципа, ибо опираясь не на всеобщее единство народовъ, а на частныя ихъ объединенія, онъ приложимъ къ различнымъ послѣдовательнымъ и одновременнымъ сочетаніямъ странъ и допускаетъ ихъ перекройку и перестройку. Въ существѣ же своемъ – когда и посколько имперія удачна, она носитъ идею замиренія, объединенія въ единствѣ, что, разумѣется, не устраняетъ борьбы между отдѣльными частями, міросозерцаніями и группами, но устраняетъ борьбу между ними государственную. Идея имперіализма не совпадаетъ съ конкретностью имперіи, ибо могутъ быть нѣсколько разныхъ имперій, разной степени совершенства, разной степени приближенія къ идеѣ имперіализма. Лига-же Націй, какъ исчерпывающая народы земли, какъ секуляризованная вселенская церковь народовъ, должна быть одна. Здѣсь идея совпадаетъ съ реальностью, осуществима въ одной только ею предопредѣленной именованной дѣйствительности. Она даетъ нѣкоторое окончательное состояніе въ родѣ какъ бы секуляризованнаго царства Божія на землѣ, по существу ничему не оставляющее мѣста рядомъ съ собой, не допускающее варіантовъ и параллельныхъ пытаній. Въ этомъ и заложены, какъ ея характеристика, такъ и ея осужденіе.

Нѣчто окончательное, предѣльное, максимальное. Какъ и въ другихъ лозунгахъ военной эпохи, мы имѣемъ и здѣсь все тотъ же максимализмъ, или точнѣе сказать – финализмъ, который на войнѣ предопредѣлилъ ея цѣли, который въ русскомъ развалѣ опредѣлилъ его соціальныя устремленія, который опредѣлилъ національныя задачи малыхъ народовъ: достичь предѣльнаго, сразу достичь предѣльнаго. Выше было отмѣчено, къ чему этотъ максимализмъ привелъ въ дѣлѣ войны – къ неисчислимой и ничѣмъ неоправдываемой гибели людей и цѣнностей, къ крушенію государствъ и къ умаленію культуры. Всѣмъ должно уже стать ясно, къ чему этотъ максимализмъ привелъ въ дѣлѣ большевизма – къ безчисленнымъ и ничѣмъ невознаградимымъ потерямъ, гибели людей и цѣнностей, къ крушенію государства и умаленію культуры. Въ дѣлѣ Лиги народовъ – къ такимъ послѣдствіямъ дѣло не пришло уже потому, что она по настоящему и не осуществилась. Отдѣльныя государства оставались неподатливой реальностью и въ задачахъ ихъ организовыванія не могли не сказаться конкретныя сопротивленія, въ преодолѣніи которыхъ и рушится максималистская фантастика. Но если бы какими либо судьбами внезапно осуществилась предѣльная концепція организованнаго единства народовъ земли, это, можно думать, привело бы въ конечномъ счетѣ къ не менѣе кровавымъ и во всякомъ случаѣ не менѣе губительнымъ послѣдствіямъ; ибо внезапно въ результатѣ войны оказались бы побѣжденными всѣ, даже и не воевавшіе; вѣроятно сопротивленіе достигло бы такой силы, что привело бы къ новымъ неизбѣжнымъ бореніямъ.

Спасительная для человѣчества удача съ Лигой Націй заключалась въ томъ, что она не удалась. Но здѣсь слѣдуетъ разсмотрѣть не ея реальность, а ея принципъ.

Давно было указано, что ростъ познанія заключается въ установленіи axiomata media. Предѣльную идею уловить нетрудно; наоборотъ это именно и есть то, что непосредственно улавливаетъ сознаніе, впервые подходя къ предмету, впервые нащупавъ мысль. Неразличеніе оттѣнковъ, границъ и отклоненій, неразличеніе этаповъ, переходныхъ ступеней и промежуточныхъ образованій – характерно для всѣхъ областей мысли и дѣятельности на зарѣ таковыхъ. Мысль, уловивъ, что вещи состоятъ изъ частей, непосредственно бѣжитъ къ предѣльному оформленію въ понятіи атома и непосредственно изъ атома строитъ – или думаетъ, что строитъ – предметы.

Только зрѣлая мысль вводитъ промежуточныя ступени, видить, что человѣкъ не изъ атомовъ состоить, а изъ органовъ, тѣ изъ тканей, ткани изъ клѣтокъ, клѣтки изъ дальнѣйшихъ частицъ… молекулъ, атомовъ и т. д. И развитіе науки въ томъ и заключается, чтобы установить и изучить тѣ промежуточныя образованія, которыя связываютъ конкретную дѣйствительность съ ея предѣльнымъ элементомъ. Аналогичное происходитъ и въ другихъ областяхъ; и въ общественности дѣтская мысль, уловивъ какую нибудь задачу, ставитъ ее какъ единую, единоспасающую, и въ ея непосредственномъ и предѣльномъ осуществленіи видитъ всеспасительную панацею, – таковъ анархизмъ и соціализмъ, таковыми бывали и иныя общественныя идеологіи. Скачокъ къ предѣлу – есть общее свойство незрѣлой мысли, и въ этомъ отношеніи идея Лиги Націй, т. е. единоорганизованнаго общества всѣхъ народовъ земли, раздѣляетъ ея общую судьбу.

Но помимо того, что скачокъ къ предѣльному имѣетъ вредныя и опасныя стороны той несоотносительностью съ дѣйствительнымъ міромъ, которую онъ въ него вноситъ, искажая его и становясь слѣпымъ орудіемъ, какихъ либо весьма реальныхъ, но совершенно постороннихъ силъ; онъ еще вреденъ тѣмъ, что препятствуетъ тому дѣйствительному, что въ искомомъ направленіи можетъ быть сдѣлано и можетъ быть сдѣлано благотворно. Въ данномъ случаѣ дѣйствительнымъ является объединеніе или сближеніе отдѣльныхъ странъ и группъ странъ въ объемлющее единство имперіализмовъ. По какимъ принципамъ оно можетъ и могло происходить, остается для разныхъ случаевъ различнымъ. Принципы сцѣпленія могутъ различаться, – самый фактъ сцѣпленія является рѣшающимъ. Естественно сцѣпленіе по географическому принципу сосѣдства (напр. въ Соединенныхъ Штатахъ Америки); но это необязательно – Англія шла не по этому пути; и во всякомъ случаѣ упрощенное представленіе объ объединеніи материковъ въ такомъ общемъ видѣ является едва ли обоснованнымъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ естественнымъ является національный принципъ, – такъ произошло объединеніе Германіи и Италіи. Туда же стремятся идеи панславизма; но опять таки подобный принципъ, годный для первыхъ шаговъ образованія объемлющихъ единствъ, оказывается съ одной стороны едва ли достаточнымъ при дальнѣйшемъ разрастаніи, а съ другой – неосуществимымъ до конца даже въ своей недостаточности. Принципы сцѣпленія могутъ быть различны, но смыслъ сцѣпленія остается неизмѣннымъ. Конечно, этотъ методъ не гарантируетъ человѣчество отъ войнъ, бѣдствій, столкновеній. Но и сплоченныя государства не обезпечиваютъ отъ этого своихъ народовъ, не обезпечиваетъ и общество націй, ибо такой гарантіи вообще не существуетъ. Этотъ путь обезпечиваетъ другое – нарастаніе человѣческой мощи и производительнаго творчества, возрастаніе организованности, сокращеніе плоскостей физическихъ насильственныхъ столкновеній. Неправильно даже было бы сказать, что это есть то, что покамѣстъ доступно человѣчеству по пути къ конечной цѣли, а что конечной цѣлью является общество всего человѣчества. Что будетъ неизвѣстно когда – для политики должно оставаться внѣ обсужденія. Сейчасъ на цѣлую эпоху, на поколѣнія – имперіализмъ есть задача, а организація всего человѣчества есть только ширма для господства и угнетенія сильнѣйшими. Одно есть реальный творческій процессъ народовъ не мѣшающихъ другимъ народамъ участвовать въ томъ, или подобномъ же, творческомъ процессѣ, другое есть охранительное средство для однихъ народовъ сдерживать ростъ и осуществлять угнетеніе другихъ.

Имперіализмъ впрочемъ не единственный путь къ подлинному сближенію и умиротворенію человѣчества; есть промежуточныя образованія и другого типа, которыя осуществляютъ эти задачи одинаково съ имперіализмомъ – частично, одинаково съ нимъ – безъ обезпеченія конечнаго результата, но зато одинаково съ нимъ – въ дѣйствительности, а не на словахъ. Если имперіализмъ собираетъ народы въ сплоченные исчерпывающіе по государственному содержанію, но частичные по объему, по географическому обхвату конгломераты, то по другимъ путямъ мыслимо объединять всѣ народы и государства, но зато на задачахъ только частичныхъ. Не нужно было испытаній великой войны, чтобы на отдѣльныхъ – пусть первоначально техническихъ – функціяхъ стремиться организовать все человѣчество. Всемірный почтовый союзъ съ міровой конституціей и управленіемъ – возьмемъ этотъ характерный примѣръ – можетъ служить хорошей къ тому иллюстраціей. Функціи техники и милосердія (Красный Крестъ) торговли и науки, выдѣленныя и выдѣлимыя по отношенію ко всему человѣчеству, могутъ дать опору для частичныхъ общечеловѣческихъ функціональныхъ организацій управленія и законодательствованія. Конечно, эти волокна, сплетающія все человѣчество, тонки и не выдерживаютъ сильныхъ мѣстныхъ давленій; такъ и надо знать, что они тонки, и не возлагать на нихъ невыдерживаемыхъ ими задачъ. Позволительно, конечно, мечтать, что постепеннымъ умноженіемъ и разрастаніемъ этихъ волоконъ человѣчество окажется окутаннымъ и связаннымъ въ нерасторжимое единство; пусть такъ. Во всякомъ случаѣ они множиться и крѣпнуть могутъ лишь поскольку каждое будетъ удовлетворять своему спеціальному назначенію дня, а не поскольку они заводятся въ чуждыхъ таковому общеспасительныхъ цѣляхъ вѣчности.

Есть еще и третій путь накопленія всечеловѣческой солидарности, не государственный, какъ въ имперіализмѣ, но и не функціонально-техническій; подобно первому онъ стремится охватить политическую структуру и при томъ только нѣкоторыхъ государствъ, но подобно второму захватываетъ ее лишь въ частичномъ отношеніи. По этому пути пошла Америка, отдѣлавшись отъ вильсоновской маніи; отчасти по этому пути идетъ и Англія. Это путь разрѣшенія отдѣльныхъ соревнованій и конфликтовъ путемъ длительно организованныхъ соглашеній. Отчасти, конечно, эта форма непосредственно примыкаетъ къ исконной формѣ междугосударственныхъ вольныхъ договоровъ и соглашеній; но отчасти сюда какъ будто вносится и нѣкоторый новый элементы частныя но въ идеѣ какъ будто періодическія конференціи, взаимный надзоръ, провѣрка и пр. Какъ будто въ исконную форму соглашеній здѣсь вносится элементъ надгосударственной организованности. Эта организованность охватываетъ не всѣ народы міра, а только непосредственно заинтересованные именно въ данномъ крупномъ вопросѣ; эта организованность охватываетъ народы не во всей совокупности ихъ государственныхъ интересовъ, а только въ какой либо одной группѣ таковыхъ. Тѣмъ не менѣе въ этомъ проявляется подлинная попытка – разрѣшить хотя бы временно организующимъ порядкомъ столкновенія державъ въ міровомъ масштабѣ.

Такими путями движется современность къ осуществленію задачи организаціи человѣчества. Они не даютъ обезпеченности въ достиженіи этой организованности; они подлежатъ срывамъ и распадамъ, но они даютъ подлинное въ фактахъ происходящее организовываніе. Крѣпкое и компактное организовываніе, но частичное – опора и основа всего другого дается имперіализмомъ; всеобщее, но рѣденькое и слабое дается функціонально-внѣгосударственными соглашеніями; политика заключаемыхъ по отдѣльнымъ сферамъ интересовъ соглашеній – даетъ попытки къ новымъ выходамъ. Здѣсь бьется жизнь, здѣсь дѣлается подлинная работа преображенія человѣческой связанности.

Скачокъ-же къ предѣльному – есть неизмѣнный признакъ неразвитой политической мысли (какъ въ другихъ областяхъ и мысли теоретической) – есть политическій примитивъ.

Отсюда – его успѣхъ у политически еще мало развитыхъ массъ, у демократіи, еще не пережившей большой политической жизни. Американская демократія въ своей чуждости международнымъ проблемамъ оказалась податливой на подобный примитивъ. Характерно для ея силы и жизненности, съ какой рѣшительностью она его стряхнула. Политическому отрочеству присущи болѣзни отрочества; но здоровому организму свойственно ихъ съ легкостью преодолѣвать.

3. IN INTEGRUM RESTITUTIO

Въ осуществленіи идеи Лиги Націй мы имѣемъ попытку положительнаго осуществленія нѣкоторой доли идеологіи военнаго времени. Другое дѣло – тѣ идеи, кои уже не служили платежомъ по выданнымъ обязательствамъ, а опредѣляли самую реальную ликвидацію войны, служили не поправкой къ ней, а ея осуществленіемъ.

Я остановлюсь въ этомъ отношеніи на двухъ фактахъ, – съ одной стороны на требованіи суда надъ виновниками войны и съ другой – надъ общей схемой возмѣщенія Германіей причиненныхъ ею убытковъ.

Что касается перваго, то оно поистинѣ поразительно. Претендовать на то, чтобы судить своего врага, – не карать его въ порядкѣ силы, а въ порядкѣ суда, – это дѣйствительно для современнаго сознанія, правового, демократическаго, требованіе неслыханное. Мы имѣли здѣсь все ту же уже отмѣченную внутригосударственную постановку вопроса, а не международную; но при отсутствіи той предпосылки, которая единственно дѣлаетъ такую постановку законной, – при отсутствіи объемлющаго обѣ стороны единаго государства. Судъ оказывается не органомъ этого государства не судомъ третьяго нейтральнаго, незаинтересованнаго, стоящаго одинаково и надъ провинившейся и надъ обиженной стороной; онъ оказывается судомъ одной стороны надъ другой. Ко внѣгосударственнымъ отношеніямъ примѣняется внутригосударственный принципъ, ясно, что принципъ не можетъ быть выдержанъ за отсутствіемъ его предпосылокъ въ той средѣ, въ которой его предполагаютъ примѣнять. И онъ обращается въ свою прямую противоположность, когда формы внутригосударственной замиренной организаціи, въ результатѣ жесточайшей борьбы, примѣняются одной изъ враждующихъ сторонъ по отношенію къ другой. Идея права и человѣческаго общества нарушается, но подъ флагомъ формъ, которыя эти нарушенія освящаютъ, придавая правонарушенію видъ правоосуществленія. Впрочемъ, оно не было осуществлено. Внутренній смыслъ человѣческой общественности преодолѣлъ идею повоенной расправы. Но выставлена она была, и этого достаточно для характеристики создавшей ее духовности.

* * *

Менѣе разителенъ по формѣ, но по содержанію, быть можетъ, еще болѣе знаменателенъ другой моментъ повоенной идеологіи. Германія должна возмѣстить причиненные ею убытки. Эта формула и понынѣ признается неуязвимой и, повидимому, находитъ и среди нѣмцевъ признаніе. Споры вызываетъ вопросъ о возможности, не о справедливости уплаты, объ обоснованности, а не о законности разсчетовъ.

На самомъ дѣлѣ въ этой формулѣ, пожалуй, достигаютъ наиболѣе полнаго воплощенія многія изъ уже отмѣченныхъ чертъ антантистской идеологіи.

Выставленный принципъ съ перваго взгляда кажется совершенно справедливымъ и вполнѣ обоснованнымъ: Германія причинила зло, нанесла убытокъ, она должна за убытокъ и заплатить. И дѣйствительно съ точки зрѣнія внутригосударственной, гражданственной – такъ оно и есть. Человѣкъ совершаетъ преступленіе, наноситъ убытокъ; его караютъ за преступленіе и кромѣ того заставляютъ возмѣстить ущербъ. И здѣсь союзники стали на точку зрѣнія внутригосударственнаго права, примѣняя понятіе права уголовнаго и гражданскаго.

Но для того, чтобы эти понятія могли быть законно примѣняемы, требуется, чтобы было замиренное общеніе государственности, защищаемый ея положительнымъ правомъ частный интересъ, нарушенный преступившими это право; необходимъ судъ, который не былъ бы стороной, и рядъ условій вмѣненія. Въ данномъ случаѣ нѣтъ замиренной государственности, ибо состояніе войны ее правомѣрно снимаетъ, нѣтъ суда и нѣтъ индивидуально вмѣняемаго подсудимаго. Германскій народъ, совершившій преступленіе воевать съ Антантой, и германскій народъ, платящійся за это Антантѣ – это международноправно и пусть даже морально одна и таже личность, но даже исторически – это измѣненный пораженіемъ субъектъ и ужъ во всякомъ случаѣ граждански и уголовноправно – это личности различныя.

Какъ опредѣлить наличность преступленія. Съ перваго взгляда не можетъ не быть яснымъ, что таковое по разному опредѣлится въ плоскости личной дѣятельности и отвѣтственности и въ плоскости исторической народной судьбы. Опредѣленное лицо можетъ быть виновно въ томъ, что развязало войну, но война могла быть подготовлена и вызвана дѣятельностью, судьбой другого народа. И наоборотъ ловкая дипломатія можетъ перекинуть отвѣтственность за конкретный вызовъ войны на противника, на самомъ дѣлѣ, сложной игрой, предварительно приведши къ ея неизбѣжности для него. Въ банкротствѣ торговой фирмы можетъ быть установлена виновность ея полнаго товарища; но государство не торговая фирма и самое понятіе виновности либо должно быть и вовсе отброшено, какъ понятіе индивидуально-уголовное, либо должно быть перелито въ особое понятіе исторической коллективной вины и отвѣтственности; но къ этому понятію непримѣнимы будутъ категоріи уголовнаго и гражданскаго права. Оно неустановимо въ порядкѣ судебныхъ доказательствъ и менѣе всего установимо признаніемъ обвиняемаго. Ибо обвиняемаго какъ отдѣльной человѣческой личности здѣсь вовсе и нѣтъ и надо не ощущать смѣшного въ трагическомъ, чтобы подпись дипломата принимать за печать поколѣній.

Пусть установлено преступленіе – кому же его вмѣнить въ порядкѣ кары и возмѣщенія. Индивидуально разсматривая преступленіе, мы приходимъ къ виновности либо рѣшившихъ войну государственныхъ факторовъ, либо фактически совершившихъ тѣ или иныя дѣянія военныхъ или гражданскихъ чиновъ; но возмѣщеніе вѣдь падаетъ на людей ни въ дѣяніи предрѣшенія войны, ни въ дѣяніяхъ ея осуществленія – неотвѣтственныхъ, или во всякомъ случаѣ независимо отъ ихъ отвѣтственности. Разсматривая преступленія въ плоскости дѣяній коллектива, государства, лишаешься возможности прилагать уголовный и гражданскій критеріи, ибо вредъ, причиненный государствамъ, и не заключается въ ущербѣ, нанесенномъ частнымъ лицамъ, и не ограничивается имъ.

Такимъ образомъ примѣненіе гражданско-уголоввной правовой идеи возмѣщенія убытковъ, нанесенныхъ преступнымъ дѣяніемъ, само по себѣ представляетъ глубочайшую необоснованность, несправедливость; вмѣстѣ съ тѣмъ она остается недостаточной въ смыслѣ международномъ. Если бы ею подлинно руководиться, то какъ несправедливымъ было бы возложить возмѣщеніе на лично не причинившихъ убытковъ, такъ – же одинаково окажется и недостаточнымъ такое возмѣщеніе. Пусть всѣ убытки будутъ возмѣщены, – развѣ этимъ дѣйствительно покроется злой вредъ, причиненный войной, развѣ этимъ будутъ возстановлены погибшія жизни, возстановлены жизни искалѣченныя и сломанныя судьбы. Но и вообще развѣ имѣетъ смыслъ въ дѣлѣ военныхъ потрясеній руководиться и ограничиваться персональной, обывательской, личной точкой зрѣнія. Война смѣстила, измѣнила, уничтожила, или установила заново цѣлые пласты соціальныхъ и государственныхъ отношеній; измѣнились численныя соотношенія населенія, измѣнились хозяйственныя – внутригосударственныя или международныя – отношенія, подорваны одни отрасли, или налажены другія; разорвана непрерывность культурной жизни – нанесены раны не только поэтамъ, ученымъ или техникамъ, но поэзіи, наукѣ и техникѣ, или можетъ быть вызваны въ нихъ и новыя устремленія. Государство и народъ потерпѣли въ своемъ личномъ и духовномъ субстратѣ невозстановимыя измѣненія и потери, но можетъ быть испытали – въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ и творческіе толчки и пробужденія. Произошли глубинныя претворенія не только въ личной жизни, но и въ жизни коллектива. Въ особенности въ результатѣ подобной грандіозной войны произошли измѣненія историческаго вѣкового масштаба. Народы въ ея результатѣ могутъ склониться къ упадку, который быть можетъ проявится лишь черезъ десятилѣтія, могутъ быть поставлены подъ угрозу глубокихъ испытаній; подъ вопросъ, подъ ударъ, поставлены не только современность – или даже уже говоря – современники, не только будущее народа, подъ ударъ, подъ вопросъ поставлено его прошлое, наслѣдіе и достиженія поколѣній, работа и вліяніе вѣковъ. Посколько совершено преступленіе, оно совершено по отношенію къ народу въ его прошлыхъ и будущихъ поколѣніяхъ, культурѣ въ ея развитіи, государству въ его судьбѣ. И какъ поразительно не соотвѣтствуетъ этой виновности и этому преступленію – подсчетъ разрушенныхъ зданій, сломанныхъ стеколъ и даже утерянной работоспособности. Какой поразительной мелочностью добраго домохозяина вѣетъ отъ этого неисторическаго, негосударственнаго отношенія. Я вовсе не хочу этимъ снять отвѣтственность, – я хочу установить, что она заключается въ другомъ. Я вовсе не хочу даже сказать, что она на основѣ уголовногражданскаго принципа слишкомъ велика; она вмѣстѣ съ тѣмъ и ничтожна, потому что, если бы въ своей подлинности была примѣнена – не принимаетъ во вниманіе главнаго, и въ историко-государственномъ смыслѣ единственно существеннаго; она готова подсчитать стоимость растоптаннаго сада и не учитываетъ ущерба растоптаннаго будущаго. Поистинѣ чудовищна въ своей нелѣпости мысль о необходимости или законности возмѣщенія побѣжденнымъ ущерба мирнаго садовника, но не вознагражденія умаленнаго народнаго субстрата или потерянныхъ рынковъ. Если Антанта, путемъ произвольнаго толкованія расширила первоначальную формулу гражданскаго возмѣщенія гражданскихъ убытковъ, то это расширеніе, хотя и достигнутое нарушеніемъ выданнаго обязательства, и въ этомъ смыслѣ нарушеніемъ довѣрія, – лишь неизбѣжная поправка на первоначальную противоестественную, противоисторическую гражданскоправную постановку вопроса.

Но какъ увидимъ ниже, эта поправка, не устраняя противоестественности, только ее усугубляетъ.

И пусть не говорятъ, что ущербъ историко-государственный неоцѣнимъ и потому не можетъ быть возложенъ на виновнаго – на побѣжденнаго; убытки же гражданскоправные могутъ быть подсчитаны и возложены на него. Конечно, такъ, какъ подытоживаются личные убытки, такъ историческій ущербъ подсчитанъ быть не можетъ, и не можетъ быть покрыто государственное умаленіе, какъ возмѣщаются частные убытки; но это только снова обнаруживаетъ основную противоисторичность и противогосударственность той уголовно-гражданской исходной точки, на которую стала Антанта въ построеніи мира. На такой почвѣ невозможно ни установить виновности, ни искать удовлетворенія. Но это не значитъ, что надо удовольствоваться тѣмъ, что возможно на такой почвѣ возмѣстить, это значитъ, что надо съ нея сойти. Или вѣрнѣе сказать – что не надо было на нее вступить, ибо до сихъ поръ едва ли когда либо на ней стояли заключающія миръ государства.

Надо съ нея сойти, – ибо дѣйствительно оставаться на ней невозможно; оставаться на ней значило бы отречься отъ государственности и исторіи во имя частнаго интереса. Антанта не могла съ нея не сойти, но она не могла и покинуть ея почву, ибо это была почва ею признанная и закрѣпленная. Другими словами надо было сойти не сходя, надо было снова прибѣгнуть къ прикровенному совмѣщенію несовмѣстимаго, контрабандному провозу подъ разъ выкинутымъ флагомъ посторонняго добра, опять и опять къ лицемѣрію. Надо было вернуться на исконную международногосударственную почву, оставаясь въ предѣлахъ будто идеальной уголовно-гражданской. Отсюда проистекли всѣ неизбѣжныя послѣдствія: съ одной стороны поддерживалась мотивировка уголовно-гражданская и проводилась соотвѣтствующая политика, съ другой стороны, фактически проводилась и обычная, исконная политика международно государственнаго насилія; съ третьей стороны все это происходило – и иначе и не могло происходить, какъ – путемъ самообмана и искаженія. Этотъ послѣдній моментъ моральнаго разложенія привносился такимъ образомъ въ современность въ дополненіе и развитіе той культуры обольщенія и лжи, которыя восторжествовали въ годы войны, отравляя самые источники европейской душевности. Но помимо этого получалось то, что ликвидація войны происходила подъ одновременнымъ воздѣйствіемъ двоякихъ идей, какъ явныхъ уголовно-гражданско-правныхъ, такъ и прикровенныхъ международно-государственныхъ; дру-гими словами, что побѣжденныхъ били въ два кнута, что давленіе, угнетеніе и разореніе стало вестись сразу по двумъ принципамъ, и по новому и по старому, и по гражданскому и по государственному.

Именно къ этого рода явленіямъ приходится отнести и то, что возмѣщеніе ущерба, нанесеннаго мирному населенію, обогатилось формулой вознагражденія и пострадавшихъ военно-служащихъ; что къ возмѣщенію ущерба присоединилось отторженіе территорій, долгосрочная оккупація земель, отнятіе флота и колоній – словомъ вся та система мѣръ, свидѣтелями которыхъ мы являемся и которыя въ своей совокупности и послѣдствіяхъ ведутъ все къ тому же, къ разрушенію и разгрому въ первую голову побѣжденныхъ, но косвенно всей Европы.

Дѣло впрочемъ не только въ томъ, что репрессія вмѣсто того, чтобы быть, какъ въ былые вѣка, военно-государственной – стала двойной и военной, и гражданской. Дѣло еще въ томъ, что въ каждой области она стала сугубо разрушительной, именно потому, что оказалась не явной, подлинно преслѣдующей нескрываемую цѣль, а обходной, прикровенной; что своей цѣли и своего смысла не могла выявить и, прикрываясь чужимъ флагомъ, осуществляла ее ощупью безъ сознательныхъ и провѣримыхъ критеріевъ. Репрессія не только стала двойной, но вдобавокъ каждая оказалась разросшейся. И такъ какъ къ тому же въ этомъ разрастаніи каждая оставалась неосуществляющейся, то и получилось такое необычайное положеніе, что при возрастающемъ давленіи на побѣжденнаго, побѣдитель все же не только продолжалъ себя чувствовать неудовлетвореннымъ и неудовлетворяемымъ, но и въ дѣйствительности оставался таковымъ. Другими словами, – что увеличеніе давленія на побѣжденнаго, сопровождалось уменьшеніемъ удовлетворенія для побѣдителя. И потому было бы совершенно неправильнымъ сказать, что не все ли равно подъ какимъ флагомъ происходитъ расплата: побѣдитель искони налагалъ на побѣжденнаго свой законъ, этотъ законъ мягкимъ не бывалъ никогда, а въ какой идейной обстановкѣ онъ преподносился, это де уже не вопросъ существа, а скорѣе вопросъ слова. Это не такъ потому, что мы здѣсь имѣемъ не простое словесное прикрытіе опредѣленной воли побѣдителя, а его подлинную духовность, не только окутывающую его волю, но ее опредѣляющую; и воля и оказалась такъ опредѣленной, на такой идеѣ построенной, что и привела къ неизбѣжности скрытаго обращенія къ двойной и двоящейся системѣ репрессій и соотвѣтственно къ ихъ хаотическому сплетенію.

Основная идея уголовно и гражданскоправная, кажущаяся чрезвычайно прогрессивной, демократической и пацифистской – заключается въ томъ, что виновная сторона должна возмѣстить причиненный ею ущербъ безвинной сторонѣ, а въ сущности говоря (сообразно частнохозяйственной концепціи, лежащей въ основѣ идеи) безвиннымъ людямъ; въ идеалѣ, значитъ, должна произвести государственноправную in integrum restitutio нарушеннаго гражданскоправнаго интереса. Того же жаждетъ крестьянинъ, у котораго скотъ сосѣда произвелъ потраву; того же ищетъ и лавочникъ, понесшій благодаря дѣйствіямъ контрагента убытки. Но глубоко обоснованно не такъ поступало государство. Ибо съ одной стороны идеальная частно-гражданская in integrum restitutio отнюдь не возстановляетъ и не заглаживаетъ важнѣйшаго зла, наносимаго войной; и потому справедливо и законно чувство неудовлетворенія отъ репараціоннаго завершенія войны, даже если бы оно и могло быть осуществлено, но вмѣстѣ съ тѣмъ оно и осуществлено быть не можетъ по своей чрезмѣрности, и его осуществленіе въ свою очередь законно должно быть признало и чрезмѣрнымъ, и несправедливымъ. Если бы можно было вычислить убытки, нанесенные войной, съ цѣльно ихъ загладить, то они естественно достигли бы такой высоты, которая для другого народа, къ тому же тоже отъ войны пострадавшаго и изнемогшаго, окажутся непосильными. Но въ гражданскихъ отношеніяхъ, откуда эта идея заимствована, въ концѣ концовъ contra posse nemo obligatur; въ историко-государственномъ отношеніи такого contra posse не существуетъ, ибо остается непрерывный народный коллективъ и остается продолжающаяся народная исторія; и потому неоплачиваемый долгъ момента переносится – во всякомъ случаѣ можетъ быть перенесенъ – на слѣдующія поколѣнія. Съ одной стороны обязываются къ уплатѣ всѣ члены побѣжденнаго коллектива (что нарушаетъ гражданско-уголовную идею личной отвѣтственности), съ другой стороны обязаннымъ къ возмѣщенію становится неопредѣленный рядъ поколѣній (разумѣется, если имъ не удастся стряхнуть съ себя силовымъ путемъ эту отвѣтственность). Другими словами, граждански правовая идея въ примѣненіи къ межгосударственнымъ отношеніямъ пріобрѣтаетъ характеръ самыхъ раннихъ типовъ гражданско-правовыхъ связей, когда неоплатный должникъ поступалъ въ кабалу къ кредиторамъ и становился съ семьей его холопомъ, рабомъ. И это сходство не случайное, а лежитъ въ корнѣ вещей, ибо эти раннія формы гражданскихъ отношеній и соотвѣтствуютъ слабому развитію объемлющей должника и кредитора единой государственности, соотвѣтствуетъ взаимному ихъ положенію большей или меньшей независимости, такъ сказать взаимному суверенитету каждаго, а не соотвѣтствуетъ современному совмѣстному субординированному положенію въ государствѣ субъектовъ гражданскаго права; и потому примѣненіе гражданской идеи къ государству неизбѣжно приводитъ къ послѣдствіямъ аналогичнымъ давно прошедшимъ формамъ гражданскаго общества въ ранней стадіи государственности.