Текст книги "Тень сфинкса. Удар из зазеркалья"

Автор книги: Грэхем (Грэм) Мастертон

Соавторы: Элен Макклой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Базиль в упор посмотрел на собеседницу:

– Скажите, может ли какая-нибудь из ваших воспитанниц иметь зуб на мисс Крайль?

– Нет. А почему вы задаете такой вопрос?

– Традиционно двойник всегда ассоциируется со смертью, независимо от того, перед кем он предстает. Таким образом, появление двойника мисс Крайль, что бы он там ни затевал, может стать символическим знаком скорой смерти мисс Крайль. В психологическом плане его можно уравнять с угрожающим анонимным посланием. Мисс Крайль не пользовалась здесь любовью, но, может, кто-то особенно ее ненавидел?

Миссис Лайтфут открыла было рот, чтобы ему ответить, как в дверь кабинета постучали…

Глава седьмая

Мэг и Бет благопристойно вошли в кабинет и вежливо присели, когда миссис Лайтфут представила их Базилю.

Мэг была юной и свежей, словно пунцовая роза на рассвете, но Базиль по чувствительному изгибу губ сразу заметил ее нервный темперамент. Бет являла собой разительный контраст с подругой. У нее были светло– коричневые волосы, подстриженные под голландского сельского паренька, а узкое лицо сплошь усыпано веснушками.

Обе они с самым серьезным видом выслушивали то, что им объясняла миссис Лайтфут.

– Вы обе дали обещание никому больше не рассказывать о случае, который произошел с вами в классной комнате, когда там находилась мисс Крайль. Теперь я освобождаю вас от него. Но только на этот раз. Я хочу, чтобы вы подробно рассказали доктору Уиллингу обо всем, что случилось…

– Это случилось в прошлый вторник, – начала Мэг. – Мы сидели вдвоем в классной комнате на первом этаже, я писала письмо своему брату Раймонду, а Бет – своей матушке. Все наши девочки и большинство учительниц прогуливались по тропинке для верховой езды. Для ноября выдался очень теплый денек. Окно в нашем классе было открыто настежь, и солнце сияло вовсю, ярко освещая лужайку, которая сбегает вниз, к ручейку. Мисс Крайль сидела как раз напротив окна, и я ее отчетливо видела. Она установила свой мольберт посередине лужайки и начала рисовать какую-то акварель. На ней было голубое пальто и коричневая шляпка. У ее ног стоял ящик с красками, и она держала в левой руке палитру. Задумавшись на минуту, что же мне писать дальше, я подняла голову и принялась наблюдать за тем, как ловко она орудует кистью. С минуту она размешивала краски на палитре, а затем, в следующее мгновение, ловко наносила их на лист белого картона.

– Так быстро? – перебила ее Бет.

– Да, в эту минуту она работала быстро, – огрызнулась Мэг.

– Все это верно. Ты забыла про кресло.

– Какое кресло? Ах, то, с голубой обшивкой! – Мэг повернулась к Базилю – В холле, сразу за этим классом, стоит кресло с чехлом из твида голубого цвета. Его хорошо видно из классной комнаты, когда открыта дверь. Мы называли это кресло «стулом мисс Крайль», так как она частенько на нем сидела. Ей нравилось любоваться оттуда нашим садом из растворенного окна в холле.

– Я ожидала, что она, как обычно, придет домой и усядется в свое любимое кресло, – добавила Бет. – И вот тогда все это и произошло.

– И что же случилось? – нетерпеливо переспросил ее Базиль.

– Разве миссис Лайтфут вам не говорила? – Мэг, которая отличалась живостью, вдруг словно окаменела, и Бет, взяв на себя инициативу, продолжила рассказ с апломбом видавшей виды взрослой женщины.

– Я подндла голову и увидела мисс Крайль, которая совершенно бесшумно вошла в холл. Я совсем не слышала ее шагов. Через минуту она уже сидела в голубом кресле, опустив руки на колени и прислонив голову к спинке, словно устала от работы. Глаза ее были открыты и устремлены куда-то вдаль.

– У нее был рассеянный взгляд, – попытался подсказать ей Базиль.

– Да, это я как раз и имею в виду. На ней по-прежнему было голубое пальто и коричневая шляпка. Но рядом не было ни ящика с красками, ни мольберта. Она не смотрела в мою сторону и не пыталась заговорить со мной. Просто неподвижно сидела в кресле. Тут я нечаянно выглянула в окно и… – Бет осеклась, видно, у нее сдали нервы. – Расскажи-ка об этом лучше ты, Мэг, – обратилась она к подруге.

– Но он… он мне не поверит, – возразила Мэг.

– А ты все же попробуй! – предложил Базиль и, видя, что она колеблется, задал ей наводящий вопрос – А в это время мисс Крайль спокойно рисовала за окном, не так ли?

– Откуда вам это известно? – Мэг бросила стремительный взгляд на Базиля. – Наверное, вам рассказала миссис Лайтфут. Видите ли, в этот момент Я услыхала, как Бет начала задыхаться. Я оглянулась. Лицо ее ужасно побледнело, стало белым, как полотно. Она, не отрываясь, разглядывала обеих мисс Крайль – одну, сидевшую в кресле в доме рядом с нами, и другую – ту, которая находилась за окном и сидела за мольбертом на лужайке.

– Ты заметила какое-либо различие между двумя фигурами? – поинтересовался Базиль.

– Та, которая была в кресле, сидела в нем абсолютно неподвижно, не шевелясь. Та, за окном, продолжала двигаться, только… – Голос у Мэг упал.

– Только что?

– Вы, вероятно, помните из моего рассказа, как быстро и ловко она работала кистью. Она у нее просто летала от палитры к полотну, словно клювик у птички, клюющей зерна.

– Ну и что?

– А после того, как мы увидели фигуру, сидевшую в кресле, вторая фигура там, за окном, замедлила движения. Они у нее стали какими-то вялыми, тяжеловесными, словно она смертельно устала.

– Она мне напоминала лунатика, – вставила Бет.

Базиль припомнил ту же любопытную деталь в версии инцидента, предложенной ему Гизелой. А это был такой свидетель, которому он не мог не доверять, свидетель, который при этом не видел второй фигуры и даже ничего о ней не слышал…

– На каком расстоянии от вас находилась каждая Из фигур?

– Та, на лужайке, находилась от нас на расстоянии добрых сорока футов, – быстро сообразив, ответила Бет. – Я знаю, что от лужайки до ручья шестьдесят футов, а она сидела как раз посередине. Та, которая отдыхала в кресле, находилась от нас на расстоянии около Тридцати футов, – так я предполагаю. Наш класс – это узкая, вытянутая комната, а холл широкий, в нем много свободного пространства.

– Ты сказала, что лужайка была ярко освещена солнцем. А насколько светло в это время было в холле?

– Мы писали письма при дневном свете, – сказала Мэг. – Было около трех часов дня, и еще не начинало темнеть. Но эта сторона дома освещается полуденным солнцем, поэтому венецианские жалюзи на окнах были наполовину подняты. Значит, в холле было чуть темнее, чем обычно. Вероятно, еще и от того, что за окном свет был значительно ярче.

– Как долго наблюдали вы за второй фигурой, сидевшей в кресле?

– По крайней мере минут пять, – неуверенно произнесла Мэг.

– Но точно засечь время всегда трудно. Вы определили время по своим часам или по настенным?

– Нет, конечно. Но я уверена, что прошло несколько минут после того, как мы впервые ее увидели.

– Это было просто ужасно! – голос Бет сорвался на визг. – Вы только представьте себе, сидим мы вдвоем. А напротив в кресле расположилась эта странная фигура, а настоящая мисс Крайль находится там, за окном, сидит на лужайке и рисует.

– Уже после этого мы обдумывали^ что могли бы предпринять тогда, – сказала Мэг. – Ну, например, войти в холл и прикоснуться к фигуре в кресле. Или же позвать из окна мисс Крайль, разбудить ее или вывести из транса, – не знаю уж, что там с ней приключилось. Но когда все происходит у вас на глазах, то об этом просто не думаешь. Одолевает страх…

– Я сидела за партой и все время пыталась убедить себя в том, что все это – выдумка и ничего особенного не происходит. Но ведь все это как раз и происходило у нас на глазах. Тогда я решила их закрыть. Когда я снова их открыла, картина передо мной не изменилась. Я все время убеждала себя: послушай, это ведь не может длиться вечно. Когда-то это должно все-таки прекратиться. – Бет замолчала, переводя дыхание.

– Может, этот инцидент занял минуту, другую, но тогда мне казалось, что минули столетия, – продолжала за нее Мэг. – Затем фигура, сидевшая в кресле, поднялась и бесшумно удалилась из холла. Казалось, она растворилась в густых тенях в дальнем его конце, возле столовой. В этот миг Бет завизжала и упала в обморок, а мисс фон Гогенемс вбежала в классную комнату из библиотеки.

– Придя в себя, я увидела, что в ней ничего не изменилось, – добавила Бет. – Я имею в виду, конечно, мисс Крайль. Она быстро двигалась и говорила с нами так, словно ей ничего не известно о том, что здесь произошло.

– Ты заметила лицо женщины, которая сидела в кресле?

– Конечно, – уверенно сказала Бет. – Это было лицо мисс Крайль.

– Это был первый случай, когда вы столкнулись со странностями мисс Крайль?

Девочки переглянулись.

– Мы слышали разные истории. Но своими глазами увидели все впервые.

– Какие истории? – поинтересовался Базиль.

– Ну, – опять начала Бет. – Говорили, что мисс Крайль появляется неожиданно в таких местах, где никак нельзя было ее ожидать. Дело в том, что ее видели, скажем, в одном месте, а через мгновение в другом. Сначала все считали, что это какая-то ошибка, просто недоразумение. Но когда такое происходит пять или шесть раз подряд и все время только с мисс Крайль, все начинают перешептываться, искать в этом что-то предосудительное, выискивать странности в поведении самой мисс Крайль…

– Странности, – повторил за ней Базиль. – В чем же они выражались?

Красивые, полнокровные губы Мэг задрожали, когда она выступила в защиту Бет.

– Она боится сказать, что думает, доктор Уиллинг. Она опасается, как бы вы не подняли ее на смех.

– В данный момент мне, увы, не до смеха, – заверил он ее с самым серьезным видом.

– Судя по всему, нечто подобное случалось и прежде, – наконец отважилась Бет. – Правда, это было не часто. Но случалось. Люди об этом боятся говорить, так как заранее уверены в том, что им никто не поверит. Поэтому они обычно хранили молчание, но несколько лет назад одна шотландская девушка, помощница няни, рассказала мне историю о двойнике, которого видели у нее на родине, в этой древней стране, как раз перед смертью одного человека. Она называла его «gavan Vote». Я эту историю давно забыла, но случай с мисс Крайль заставил меня вновь вспомнить о ней. Тогда я рассказала об этом Мэг,

– И вскоре о ней заговорила вся школа, – добавила миссис Лайтфут, – ученики, прислуга, даже некоторые из учителей, а ведь вроде образованные люди… – Она недоуменно пожала плечами. – Спасибо, девочки. Если у доктора Уиллинга нет вопросов, можете идти.

Базиль отрицательно покачал головой. Мэг с Бет во все глаза глядели на него: чувствовалось, что их так и распирало задать доктору кучу вопросов, но они не осмеливались сделать это в присутствии миссис Лайтфут.

Базиль встал со своего стула, подошел к двери и распахнул ее. Девочки, расплывшись в улыбке, нараспев протянули:

– До свидания, доктор Уиллинг.

Он закрыл дверь и повернулся к миссис Лайтфут.

– Ну/—сказала она с ноткой усталости в голосе. – Может ли перед женщиной практического склада возникнуть более фантастическая история? И все же даже в ней есть своя деловая сторона. Можете представить себе, что чувствовали родители детей, когда самые изощренные версии стали просачиваться из школы и доходить до их ушей? Девушки сообщали обо всем в своих письмах домой. В результате уже пять воспитанниц покинули мою школу.

– Вы обмолвились, что выбыло семь свидетелей.

– Кроме этих пяти учениц, уехали две горничные, даже не поставив меня в известность. Их примеру могут последовать другие. Родители могут забрать еще многих, если только этим разговорам не положить решительный конец. Вот почему мисс Крайль должна была отсюда уехать. Конечно, родителям невдомек, что все эти россказни о мисс Крайль – истинная правда. Они считают, что все это темное дело, приступ истерики среди суеверных воспитанниц, а это свидетельствует о неспособности нашей школы сохранять на должном уровне интерес девочек к нормальной учебе, работе и театральной практике.

– Но ни Маргэрит, ни Бет еще не уехали, – сказал Базиль. – Написали ли они своим родителям о том, что здесь происходит?

– У Маргэрит нет родителей, один брат. Довольно легкомысленный молодой человек лет двадцати четырех, который спустя рукава относится к своим обязанностям опекуна. Родители Элизабет в разводе. Ее мать обивает пороги судов, пытаясь добиться от бывшего супруга большей суммы алиментов, а отец – завсегдатай ночных клубов на Пятьдесят второй улице. Она пришла к нам в школу девятилетней девочкой. Маргарит появилась у нас этой осенью.

Базиль стоял посередине кабинета, опершись одной рукой о плиту камина.

– Скажите, кто-нибудь еще в вашей школе видел двойника мисс Крайль на таком близком расстоянии, которое позволяло бы произвести надежную его идентификацию? Кроме двух тринадцатилетних девочек и горничной семнадцати или восемнадцати лет?

Миссис Лайтфут сразу догадалась, что имел в виду доктор.

– Как вы помните, я говорила еще и о четвертом свидетеле. Это человек среднего возраста, трезво мыслящий, рассудительный и наблюдательный, причем настроенный довольно скептически.

– И кто же он?

– Я.

Рука доктора Уиллинга резко соскользнула с каминной плиты.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Будьте настолько любезны, сядьте на свое место и закуривайте, если хотите. Это случилось в тот день, когда мисс Крайль уезжала. Меня пригласили на обед в одно семейство. Завершив свой туалет, около шести вечера я вышла из комнаты в своей накидке и перчатках. В это время в холле верхнего этажа всегда горит пара светильников. В каждом ввинчена 100-ват– товая лампочка под маленьким абажуром из пергаментной бумаги, и свет от них заливает всю первую площадку парадной лестницы. Ниже площадки в тот памятный для меня вечер на лестнице было довольно темно, так как Арлина забыла включить свет в нижнем холле.

Я спустилась по лестнице, держась одной рукой за перила и продвигаясь довольно медленно из-за своей длинной, сдерживающей шаг юбки. Когда я дошла до первой площадки, кто-то, вероятно, спешивший больше меня, пронесся мимо, без всяких извинений, и я заметила, что это была мисс Крайль. Но я почувствовала ее присутствие там еще до того, как ее увидела. Она меня не задела, но я ощутила сквознячок, небольшое перемещение воздуха, обычно возникающее тогда, когда кто-то проходит мимо вас быстрой походкой. Когда она проходила мимо, мне не удалось разглядеть как следует ее лицо. Опередив меня на лестнице, она так и не повернулась. Но я прекрасно узнала ее по виду сзади– знакомую фигуру, осанку и одежду. На ней была коричневая шляпка и застегнутое наглухо пальто голубого цвета – единственный ее наряд для выхода на улицу.

Я была просто возмущена такой грубой выходкой Конечно, у нее были основания сердиться на меня, но что может быть противнее выражения своего гнева с помощью дурных и развязных манер Я остановилась и стояла как вкопанная. Повысив голос, я постаралась придать ему как можно больше строгости и негодования. Должна признаться, мне это удалось. Я громко позвала ее: «Мисс Крайль!» И она тут же откликнулась: «Да, миссис Лайтфут». Но голос мисс Крайль донесся из холла верхнего этажа, расположенного над моей головой, хотя в эту самую минуту я отчетливо видела удаляющуюся от меня вниз по лестнице фигуру. Она тут же растворилась в темноте нижнего холла.

Я отшатнулась от перил, со мной такое случается нечасто. Быстро повернув голову, я обвела взглядом всю лестницу и на верхней площадке увидела мисс Крайль На ней была та же коричневая шляпка и то же наглухо застегнутое пальто голубого цвета. Ее яркие, полные жизни глаза заглядывали в мои, и она повторила: «Да, миссис Лайтфут, вы звали меня?» Я никак не могла принять ее за кого-то другого. Это была мисс Крайль. Но кто же тогда торопливой походкой проскочил мимо меня по лестнице, оставив за собой характерный сквознячок? Я еще раз посмотрела вниз. Там, в нижнем холле, не было ни души, ничего, кроме причудливых 'теней.

Помедлив секунду, я спросила: «Давно ли вы там стоите?»

«Всего несколько секунд, – ответила она. – Я так спешила, что хотела обогнать вас на лестнице, прошмыгнуть мимо. Но, конечно, вовремя остановилась. Я не могла допустить такой грубости».

Значит, у нее был какой-то, так и не реализованный импульс обогнать меня на лестнице… Трудно объяснить, почему все это меня до такой степени взволновало. Именно волнение испытала я, стоя там, на лестнице, доктор Уиллинг. Во-первых, в памяти тут же всплыло воспоминание о том, что лунатик часто во сне подчиняется тому импульсу, который был ранее подавлен им, когда он находился в бодрствующем состоянии. Могу признаться вам, что мне стоило немалых усилий продолжить спуск по лестнице и вступить в эти чудовищные разлапистые тени. Конечно, там никого не было, никого, кроме Арлины, которая выходила из кухни через столовую, чтобы зажечь свет в гостиной и холле. Я спросила, не видела ли она кого? Она ответила отрицательно.

Но у той женщины, которая обогнала меня, были только две возможности выйти из холла нижнего этажа– либо через гостиную, либо через парадную дверь. А я отвлеклась от этой двери буквально на несколько секунд, когда посмотрела наверх, туда, где стояла мисс Крайль.

Базиль хотел спросить: «А не могла ли Арлина?..»– но его вопрос повис в воздухе.

– Исключено. В этот момент она разговаривала с кухаркой.

– Вы упомянули об ощущении сквозняка в тот мо– йейт, когда двойник быстро прошел мимо вас. Слыхали ли вы при этом какой-нибудь звук? Шелест платья?

– Я не слышала ничего.

– А шаги?

– И шагов тоже. На лестнице положен толстый мягкий ковер.

– От любого человека обязательно исходит какой– то слабый запах или даже определенное сочетание запахов, – принялся вслух размышлять Базиль, – пудра, помада, тальк для волос, лосьон для перманента или одеколон для бритья, йод или какое-то другое лекарство. Запах пищи, вина, табака. Запахи, исходящие от одежды, – нафталин, вакса для обуви, раствор для выведения пятен. Вы единственный свидетель, который оказался в непосредственной близости с двойником. Вам удалось почувствовать какой-нибудь, пусть мимолетный, запах?

Миссис Лайтфут энергично замотала головой.

– Не было там никакого запаха, или я его не почувствовала, доктор Уиллинг.

– Очень в этом сомневаюсь, – он бросил взгляд на целую вереницу цветочных горшков, выстроившихся на подоконнике. – Только женщина с очень тонким обонянием может наслаждаться такими нежными и слабыми запахами, которые издают розовая герань или лимонная вербена.

Миссис Лайтфут улыбнулась.

– Да, я пользуюсь лимонной вербеной, употребляю ее даже для носового платка. Это – один из моих недостатков. А одна французская фирма выпускает эссенцию вербены, от которой я просто схожу с ума, – мужской лосьон «после бритья». Так что, вероятно, я – единственная женщина в мире, пользующаяся этим мужским средством.

– А какими духами обычно пользовалась мисс Крайль?

– Лавандой. Она всегда брызгала ее на свой носовой платок.

– Вы не почувствовали запаха лаванды, исходящего от двойника?

– Нет, – Миссис Лайтфут перешла на ироничный тон. – Нельзя же ожидать запаха от отражения в зеркале, не правда ли? Или, скажем, от миража?

Базиль затянулся сигаретой.

– Это ваше собственное объяснение случившегося? Улыбка сошла с губ миссис Лайтфут.

– Я вижу здесь три варианта. Во-первых, мисс Крайль может быть любительницей всевозможных трюков. Но если это так, то как ей удалось создать иллюзию своего двойника? И ради чего? Ведь она от этого ничего не выиграла. Напротив, лишилась хорошего места. Во-вторых, мисс Крайль могла оказаться в роли обманщицы бессознательно, не отдавая себе в этом отчета, раздвоенной личностью, со склонностью пугать людей и поражать их воображение. Все эти импульсы не поддавались ее собственному контролю. Такие импульсы она получала от своего двойника, своего второго «я», и подчинялась им в каком-то сонном, безвольном состоянии, а ее первоначальная, сознательная личность ничего об этом не ведала. Ведь такое случается, не так ли?

– В психиатрии существует описание подобных случаев, – признал Базиль. – И это, вероятно, объясняет ее искреннее удивление вашим решением уволить ее и таким образом от нее избавиться.

– Это просто отвечает на поставленный вопрос: «Почему?»– согласилась с ним миссис Лайтфут. – Но оставляет без ответа третий вопрос: «Каким образом?» Каким образом ей удалось убедить двух маленьких девочек в том, что она сидит в холле, в кресле, в то время как на самом деле находилась во дворе и, сидя на лужайке, безмятежно занималась живописью?

– Ну и какова, на ваш взгляд, третья версия? Миссис Лайтфут посмотрела прямо ему в глаза.

– При сомнамбулизме, гипнозе или раздвоении личности первоначальная, сознательная личность человека погружается в сон, и в это время бессознательная, вторичная личность его начинает целиком овладевать организмом и часто приводит в результате к таким действиям, которые вызывают заторможенность в состоянии бодрствования. Предположим, не поддающееся контролю, автономное действие подсознательного усиливается какими-то факторами. Маргэрит с Элизабет утверждают, что Фостина Крайль двигалась, словно во сне, при появление ее двойника. Вероятно, мне пришлось наблюдать, как двойник подчинялся тому импульсу, который в себе подавила мисс Крайль. Этот так называемый двойник, вероятно, и был визуальной проекцией подсознательного мисс Крайль.

Вы меня понимаете? Предположим, что чье-то бессознательное может вобрать в себя столько жизненной энергии, что ее окажется достаточно, чтобы произвести чисто визуально собственный «имидж» или собственное отражение в воздушной среде. Может, с помощью какой-то формы преломленного излучения. Какой-то формы наподобие сна, которая является видимой как для человека, в него погруженного, так и для окружающих его людей, видимой, но нематериальной. Отражение в зеркале тоже видимый, но нематериальный фактор, как, впрочем, радуга или мираж. Они настолько видимы, что их можно зафиксировать на фотопленке. Но к ним нельзя прикоснуться, у них нет третьего измерения, и они беззвучны. Они не существуют в нормальном представлении о времени и пространстве… По мере вашего передвижения они перемещаются вместе с вами. Поэтому еще никто не сумел прикоснуться к такому двойнику или услыхать его. Его можно только видеть.

– И вы верите в это? – спросил Базиль.

– Я – современная женщина, доктор Уиллинг. А это означает, что я ничего не принимаю на веру. Я родилась без веры в религию и утратила веру в науку. Я не понимаю теорий Планка и Эйнштейна. Но я достаточно соображаю, чтобы понять, что наш вещественный мир может оказаться лишь притворством, а не миром реальным. Все, что мы видим, слышим, к чему прикасаемся, может быть настолько же обманчивым, как иллюзия, отражение в зеркале или мираж в пустыне. Все это, насколько мне известно, Эддингтон назвал «пляской электронов». Любопытно отметить, что индусы называли материальную жизнь «иллюзией», а символом понятия «майи» был танцор. По их мифологии, танец призван отвлечь человека от созерцания высшей реальности, точно так, как эротический танец отвлекает его от всего прочего своим гипнотическим эффектом ритмически движущегося тела…

Что скрывается за танцем «майя»? Нам это неизвестно. Даже наши мозги – лишь часть целого, не больше. Каким образом воздействует ваш мозг на тело, когда вам вдруг захочется двинуть рукой? Этого вам не скажут ни психологи, ни физиологи… Итак, они отрицают раздвоенность души и тела. На протяжении всей истории науки всегда наблюдалась тенденция отрицать то, что никак не поддавалось объяснению. Проще было сказать: «Мы этого не знаем». Легенда о двойнике стара, как мир. В любом языке существовал термин для его обозначения…

Таков, доктор Уиллинг, мой третий вариант. А если предположить, что такое случается на самом деле? Предположим, что Фостина Крайль – человек ненормальный, причем ее ненормальность проявляется каким-то чрезвычайным способом, который не доступен для понимания современной психологии, не говоря уже об исследовании?

Если миссис Лайтфут рассчитывала своим яростным приступом скептицизма, который является сам по себе уже признаком подспудной веры, – дурак опасается, как бы его самого не одурачили, – поразить доктора Уиллин– га, то она сильно недооценила своего собеседника. Базиль спокойно сказал:

– Другими словами, вы продполагаете, что мисс Крайль может оказаться бессознательно действующим медиумом?

Она залилась краской.

– Ненавижу это слово. Я не сентиментальная эгоистка, жаждущая сохранить свою жизнь за порогом смерти.

– Я бы не назвал вас сентиментальной. – Базиль устремил взгляд на лужайку за окном, где осенний легкий ветерок сгонял в кучи опавшие листья и резвился в них, взметая кверху, словно расшалившийся котенок.

– Но вы бы назвали меня эгоисткой?

– Может быть! – он снова повернулся к ней. – Столкнувшись с опытом, вдребезги разбивавшим все ваши прежние представления о вселенной, вы все же не пожелали их как следует изучить. Вас беспокоил больше всего тот эффект, который они могут оказать на вашу школу. Почему бы вам не подойти к мисс Крайль и все не рассказать? Почему вы не дали ей возможности объясниться перед вами?

– Послушайте, доктор Уиллинг. Как можете вы или кто-то другой намекнуть ей, что она являет собой какое– то чудовище, перед которым пасуют все наши познания как в теории, так и на практике? Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, признав реальность таких вещей, мы тем самым ставим в ужасное положение самого медиума? За повсеместным представлением о тебе как о. мошеннике последует утрата привычной социально– экономической жизни – сердитое, раздражающее недоверие, науки, фанатические гонения со стороны церкви, постоянные насмешки острословов, коммерческая эксплуатация циниками, взлет печально знаменитого суеверия, предательство близкого друга. Кроме того – как будто уже этого одного недостаточно, – вам придется страдать от своих недоказуемых представлений о том, что вы явились невинной жертвой неизвестных, сверхъестественных сил, возможно, несущих угрозу и творящих зло, сил, от жесткой хватки которых вас не освободит ни один человек на свете. Может ли еще кто-нибудь чувствовать себя более отрезанным от остального человечества? Что за жизнь в тоскливом одиночестве при постоянном терроре, осуществляемом со всех сторон! Поневоле будешь искать выход в алкоголе или наркотиках, как и поступают так называемые медиумы. Это одна из причин, в силу которой вы, надеюсь, не станете передавать мисс Крайль этот разговор.

– Но все же я считаю, что она имеет право знать правду.

– А я думала, что если вы узнаете всю правду, то согласитесь с моим нежеланием передавать ей то, что нам известно!

Базиль улыбнулся.

– В этом и заключается ваша ошибка. – Он поднялся, взял в руки шляпу и автомобильные перчатки. Затем выдержал паузу – А как вы объясните тот факт, что двойник мисс Крайль появился только здесь, в школе Бреретон?

Миссис Лайтфут приберегла свою тяжелую артиллерию напоследок.

– Не хотелось вам говорить. Молли Мейдстоун – моя подруга. Она рассказала правду несколько дней назад, вырвав у меня клятву о неразглашении того, что сообщила. Ладно, теперь я скажу.

– Что именно?

– Мисс Крайль в прошлом году покинула школу Мейдстоун точно по той же причине, по какой была вынуждена уехать отсюда, из Бреретона.

Глава восьмая

В то утро, во вторник, Гизела проснулась на рассвете. Яркие лучи солнца уже пробивались в окно. Она спустилась по лестнице к главному входу, прошла по южной лужайке к увитому виноградными побегами летнему домику и выбрала себе место поудобнее, чтобы полюбоваться садом. Это был утопленный в земле продолговатой формы сад, куда можно было спуститься по пролету каменных ступеней. Гизела сошла с последней ступеньки на песочную дорожку, ведущую к расположенному в центре пруду с застывшим зеркалом воды. Весной и ранней осенью это место благоухало какими-то тяжелыми, сиропными запахами и переливалось сочными красками. Здесь еще сохранилось несколько пожелтевших, клочковатых хризантем, издававших скорее терпкий, чем обычный медовый запах. Она опустилась на мраморную скамью, подперла рукой подбородок и залюбовалась задумчивой поверхностью пруда.

– Кто рано встает, тому Бог подает!

Молодой мужской голос заставил ее вздрогнуть. Закинув голову, она увидела над собой моложавое лицо, под стать голосу, – классический овал, говорящий о наличии в незнакомце итальянской крови, хотя кожа его была абсолютно белая, а черты лица почти детские. Озорные искорки в его голубых глазах то вспыхивали, то гасли за густыми золотистыми ресницами. Губы нервно дрожали, и, казалось, с них вот-вот вспорхнет насмешка.

– Кажется, я вас не знаю.

– А я вас знаю. – Не ожидая приглашения, он плюхнулся на другой край скамьи и забросил ногу на ногу.

– Вы – Гизела фон Гогенемс. Я узнал многое о вас из одного безупречно чистого источника, и вы мне ужасно нравитесь.

– Почему?

– Ах, – он сделал широкий жест рукой. – Несчастная беженка, без гроша в кармане, красивая и молодая, предпринимающая недюжинные усилия, чтобы добиться чего-то в чужой стране. Даже люди, которые вас никогда не видели, вправе восхищаться вами, а теперь, когда вы предстали передо мной…

Он дерзко улыбнулся.

– К великому сожалению, вынуждена испортить набросанную вами романтическую картину, – произнесла Гизела. – Во-первых, я не столь молода, а во-вторых, отнюдь не без гроша. Я здесь неплохо зарабатываю.

– Вся загвоздка в слове «зарабатывать». Вы ничего не должны зарабатывать, а просто неподвижно си– десть и демонстрировать свою красоту.

– И помереть от тоски? Нет уж, благодарю. Ну, а вы-то отдаете себе отчет в том, что находитесь на территории женской школы? У нас предусмотрены определенные часы для посещений лиц мужского пола. А шесть утра в распорядке не упоминаются.

– Ну вот, опять эти правила, строгая регламентация жизни! – с возмущением воскликнул он. – Терпеть не могу правил и всегда их нарушаю. Имейте в виду.

– Не думаю, что такое объяснение удовлетворит нашу директрису, миссис Лайтфут. – Гизела встала. – По– моему, вы не пьяны, но…

– А почему бы и нет?

– Но кто пьет в такую рань?

– Вот вам еще одно правило, которое я неизменно нарушаю. Но на сей раз я трезв… Я уничтожен. Раздавлен. И кем бы вы думали? Вами!

– Рей, дорогой! А я и не знала, что ты уже здесь! – невысокая девичья фигурка в темно-голубом платье бежала к ним, продираясь через густые заросли жимолости. – Рей! Рей! – Маргарит Вайнинг, словно снаряд, влетела в его объятия.

– Послушай, малыш! – он мягко высвободился из ее объятий и опустил девочку на землю.