Текст книги "Тень сфинкса. Удар из зазеркалья"

Автор книги: Грэхем (Грэм) Мастертон

Соавторы: Элен Макклой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Наконец Гизела отстранилась, и он выпустил ее из объятий.

– Ради этой встречи я пролетел шесть тысяч миль! – сказал Базиль. – Меня хотели оставить в Японии еще на годик-другой.

– Я очень рада, что ты этого не сделал, – еле слышно ответила Гизела.

– Если рада, то разорви контракт с Бреретоном!

– Ох, право, не знаю, что делать!

– О чем тут думать?

– Сейчас любая женщина, если только она не умалишенная и не калека, кажется тебе очаровательным существом. Но завтра… – Гизела пожала плечами. – Я выйду здесь. Вокзал отсюда всего в двух кварталах.

Машина поехала навстречу ярким огням Лексингтон– авеню. Возле вокзала Базиль наклонился к ней и поцеловал руку.

– Завтра утром я буду в Бреретоне.

– Завтра утром? Но ведь тебе нужно прежде встретиться с Фостиной!

– Я повидаюсь к ней сегодня ночью…

Глава пятая

«Фонтенбло» был типичным порождением другой, предыдущей инфляции, разразившейся после другой, Предыдущей войны. Когда-то он задумывался как отель– люкс. Но в настоящее время стал старомодным общежитием для фабричных девчонок, хотя и лишенным внешней позолоты и отлично налаженного быта, отвечающего всем современным требованиям. Сюда не допускались гости мужского пола. Само здание представляло собой небоскреб, расположенный на окраине фешенебельного района, с просторными залами для свиданий на первом этаже, бассейном и теннисным кортом в подвале. Правда, сами комнаты, где жили девушки, были похожи на бедно обставленные узкие кельи. Его владельцы сыграли на двух разновидностях женского характера, – боязни предстать перед всеми либо в неопрятном виде, либо с подмоченной репутацией. Однако Базиль подозревал, что Фостина остановила свой выбор на плотно заселенном, хорошо охраняемом здании не из-за этих широко распространенных опасений.

Войдя в холл «Фонтенбло», Базиль вдруг вспомнил о том времени, когда двадцать лет назад, по сути дела, совсем еще молодым человеком, он заглядывал в гости к девочкам, с которыми когда-то познакомился в Балтиморе.

С тех пор здесь ничто не изменилось. Залы для свиданий по-прежнему сияли искусственным мрамором и металлическими пластинами, обитыми планками из красного дерева. В этот поздний час здесь еще было полно девушек, будущих волчиц или крольчих, которые сегодня выглядели безобидными и милыми лисичками или куницами. Они живо щебетали, прощаясь со своими безвкусными кавалерами, которые доставили их домой из театра или кино. Наивная простота радостных мордашек, не сложившееся еще выражение губ, длинные шишковатые запястья рук заставили его почувствовать себя мудрым, озабоченным стариком в их компании. Он решительным движением руки снял трубку внутреннего телефона и попросил подозвать мисс Крайль.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Базиль. Базиль Уиллинг. Вы меня не знаете, но я приятель Гизелы фон Гогенемс.

– Да, да. Я слышала, как она называла ваше имя.

– Я только что посадил ее в поезд, отправляющийся в Бреретон. Мы вместе пообедали, и она рассказала о ваших затруднениях. Я хотел бы поговорить с вами.

– Очень любезно с вашей стороны. Может, завтра…

– Дело не терпит отлагательств. Я нахожусь внизу, в холле. Встретимся сейчас? Думаю, еще не слишком поздно?

– Нет, что вы! В нашем здании, на крыше, есть небольшой садик. Садитесь в лифт-экспресс. Я там вас встречу.

Когда Базиль вышел из лиф га в садик, то понял, что там никого нет, кроме него самого и еще одной парочки, забившейся в дальний угол. Он облокотился о парапет. С наступлением темноты свет с улицы и других высотных зданий превращал всю округу в какой– то колдовской сумеречный мираж. В выложенном изразцами желобе кустилась чахлая растительность, а вокруг стояли металлические столы и стулья, покрытые толстым слоем городской пыли. Вид отсюда просто захватывал дух. Сотни тысяч кубических метров каменной кладки всей своей громадой причудливым образом устремлялись в ночное небо, сверкая мириадами желтых огней. Казалось, сотни торжественных процессий с факелами над головами карабкаются на сотни Лысых гор, чтобы там, на самом верху, отпраздновать Вальпургиеву ночь. Трудно было себе представить, что такое искусственное великолепие было лишь случайным разрастанием города, котррый теснился на своем островном месте рождения. Чувства Базиля к «Фонтенбло» постепенно теплели. Может, этот отель и давал какой-нибудь девчонке из провинциального Ошкоша то, что она никогда не увидела бы из окна третьего этажа своего кирпичного дома.

– Доктор Уиллинг?

Ему сразу понравился ее голос – спокойный, с какой-то подчеркнутой ясностью произносимых слов. Он обернулся и увидел девушку – очень хрупкую, с такими узкими, сутулящимися плечами, что трудно было принять ее за взрослую женщину. Она прошла мимо, направляясь к стульям, стоявшим рядом с низеньким столиком.

– Начну с объяснения, почему я оказался здесь, – приступил к делу Базиль. – Мне не нравится то, что происходит в Бреретоне. Гизела снова отправилась туда, и я очень обеспокоен. Из-за нее.

– Из-за нее? – повторила за ним спокойным, лишенным эмоций голосом девушка. – Не вижу для этого никакой причины. Что ей может угрожать?

Базиль уже начал раскаиваться в том, что согласился встретиться с Фостиной здесь, на крыше небоскреба, так как в этих искусственно созданных сумерках он никак не мог рассмотреть выражение ее лица. Высокая, хрупкая, с плоскими бедрами и узкими плечами, она казалась ужасно худосочной и даже какой-то нематериальной, как бумажная кукла.

– Гизелу всегда в школе связывали с вами. Теперь, когда вас там больше нет, злоумышленник может переключить свое внимание на нее. Она ведь была тем человеком, которому вы доверяли?

– Да, я рассказала ей обо всем, что произошло.

– Обо всем?

Даже если после такого вопроса цвет лица Фости– ны изменился, или она в недоумении вскинула глаза, он все равно не мог бы этого заметить. Она по-прежнему сидела перед ним, облитая слабым светом, и, видимо, не теряла самообладания. Ее ответ был простой отговоркой:

– Мне больше нечего добавить. Доктор Уиллинг, ведь вы – психиатр, не так ли?

– Да, это моя специальность.

– Поэтому Гизела и направила вас ко мне? Она на самом деле уверена, что все это – лишь игра моего воображения?

– Мисс Крайль, буду с вами откровенен. Гизела так не считает. Но об этом подумал я, когда она мне обо всем рассказала…

– Ну а теперь? Что вы скажете?

– Трудно сказать что-то определенное без проведения тщательного психиатрического обследования.

– Мое психическое здоровье никогда и никем не подвергалось сомнению, – горячо запротестовала Фостина. – Мое физическое состояние никогда не выходило за пределы нормы. Правда, я немного анемична, но я принимаю железистые соединения и витамины. Вы и впрямь считаете, что необходимо провести психиатрическое обследование?

– Все можно выяснить и другим, гораздо более простым способом, если только, конечно, вы на это отважитесь.

– В чем он заключается?

– Разрешите мне поговорить с миссис Лайтфут от вашего имени. Она обязана дать какие-то объяснения. Мне она может сообщить такое, о чем никогда не расскажет вам.

– Ах… – Фостина все еще оставалась какой-то незримой, несуществующей в этих густых сумерках, но голос ее выдал. Базиль так и не понял, была ли она оскорблена бесцеремонным отношением к ней со стороны миссис Лайтфут или же просто сердита на нее. Но чего же она боялась?

– Гизела говорила, что у вас нет ни семьи, ни близких. Это правда?

– Да. У меня действительно никого из близких не осталось, кроме мистера Уоткинса. Он был адвокатом моей матери. После ее смерти он стал моим доверенным лицом и опекуном.

– Он знает о случившемся?

– Мистер Уоткинс – старый, практичный человек, который не терпит неясностей. Но что определенного могла я ему сообщить, кроме того, что меня уволили без каких-либо объяснений на этот счет?

– Кто-то из нас должен повидать миссис Лайтфут. Либо он, либо я от вашего имени.

– Лучше, если это будете вы.

– Но такой шаг грозит вам серьезными испытаниями. Готовы ли вы?

– Я согласна. – В ее голосе, казалось, все еще гнездился страх, но и чувствовалась нотка отчаянной дерзости, последней вынужденной отваги робких людей, оказавшихся в ловушке. – Я готова к этому. Именно сейчас.

– Умница. Я зайду к вам утром, – торопливо произнес Базиль. – Сколько еще вы здесь пробудете? Несколько дней?

– Да, хочу воспользоваться представившимся шансом, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.

– Ну а потом?

– Если мне удастся найти другую работу, поеду в Нью-Джерси. Мать оставила мне коттедж на берегу моря в Брайтси. Я могу перебиться там эту зиму.

– Надеюсь, вы не утратите благоразумия. Не сочтите меня нахалом, но… каково ваше финансовое положение?

– Во-первых, мне положено жалованье за шесть месяцев в школе миссис Лайтфут, во-вторых, у меня есть кое-какие сбережения. В общем, достаточно, чтобы протянуть несколько месяцев, если не транжирить деньги.

– И это все?

– К тому же в день своего тридцатилетия я унаследую от матери еще кое-что. Драгоценности. Большей частью – безделушки, но, по мнению мистера Уоткинса, там есть несколько весьма дорогих камней. Мистер Уоткинс готов выдать мне в качестве аванса часть их залоговой стоимости, если мне понадобятся деньги до осени следующего года. Мне исполнится тридцать в октябре.

– Почему вы не унаследовали и остальную часть вместе с коттеджем?

– Этот дом не представляет большой ценности, и мать передала мне его сразу, когда я автоматически получила право на наследство» достигнув совершеннолетия. Но несколько драгоценных камней являются моим единственным надежным капиталом на всю жизнь, и мать опасалась, как бы я их не продала и не растранжирила деньги, если бы получила их в наследство в незрелом возрасте, когда еще не умеешь по достоинству оценить такое достояние. Видите ли, когда она умерла, мне было всего семь лет. Она оставила мне достаточно наличными, так что я без хлопот могла закончить школу и колледж. На каникулы мистер Уоткинс обычно отправлял меня в летние оздоровительные лагеря за свой счет. У него не было ни жены, ни детей, и он на самом деле не знал, что со мной делать. Я помню свою мать. Это была очень красивая женщина с золотисто-каштановыми волосами, в накидке из тюленьей кожи, в белых перчатках на руках и фиалками, пришпиленными к муфте. Я совсем не помню отца, так как он умер, когда я была еще совсем младенцем. Я не раз интересовалась родственниками с его стороны. Пару раз спрашивала об этом мистера Уоткинса, но он всегда заверял, что у меня нет родственников ни с той, ни с другой стороны, и что я должна привыкнуть к мысли о своем одиночестве в этом мире.

– После встречи с миссис Лайтфут мне хотелось бы поговорить с мистером Уоткинсом. Как можно с ним связаться?

– Его контора находится на углу Бродвея и Уоллстрита.

Базиль удивился.

– Уж, случайно, не Септимус Уоткинс? – Он предполагал, что «мистер Уоткинс» – какой-то заштатный крючкотвор, располагающий небольшой конторкой в полутемном переулке. Ничто в облике Фостины не говорило о том, что адвокат ее матери – одно из знаменитейших светил юриспруденции его поколения.

– Да. Но если вы хотите встретиться с ним, придется подняться ни свет ни заря. У него весьма странные часы приема посетителей – от шести до семи утра.

– На самом деле? – Базиль был уверен, что она ошибается. Вероятно, пустяковое дело – связаться с секретаршей Уоткинса и условиться о более позднем времени для встреч, если действительно потребуется встретиться и поговорить с этим человеком.

Базиль поднялся.

– Я очень рад, что вы полны решимости взяться за это дело.

Фостина проводила его до лифта.

– Надеюсь, вы позвоните мне, когда вернетесь в Нью-Йорк?

– Непременно. – Он окинул ее внимательным взглядом. – Хочу спросить у вас еще об одном. Как вам в голову пришла идея взять с полки Гизелы первый том «Воспоминаний» Гете? У вас были на то какие-то особые причины?

– Нет, никаких. Я всегда интересовалась Гете.

Давний опыт врача-психиатра научил Базиля тут же распознавать неумелого лгуна. Но сейчас, в такое время, нельзя было обвинять в этом несчастную девушку. Вначале необходимо заручиться ее полным доверием. Уже сам факт, что она так неуклюже попыталась ему соврать, произвел на Уиллинга должное впечатление.

Было ясно, что в душе она – честный человек. Трудно было представить Фостину ключевой фигурой в каком– нибудь масштабном надувательстве или недостойных, низких интригах.

– Доктор Уиллинг…

– Я вас слушаю.

Фостина глубоко вздохнула.

– Что бы завтра ни рассказала миссис Лайтфут, прошу вас, верьте мне, верьте в мое чистосердечие.

– Я ведь собираюсь отстаивать ваши интересы, – с серьезным видом ответил Базиль. – Не хотите ли сказать мне еще что-нибудь?

Загремела открывающаяся дверь лифта. Он прищурился от внезапного, словно удар, снопа яркого света. Впервые он увидел четко ее лицо – тонкое, анемичное, с каким-то по-особому мягким выражением. Можно было сказать, – совершенно невинное лицо, если только оно не было бы искажено проступившими на нем беспокойным сомнением и неуверенностью в успехе их предприятия.

– Нет, ничего, – прошептала она, – просто мне хотелось бы увидеться с вами сразу же после вашего возвращения из школы.

– Я позвоню завтра вечером. Вы едете со мной? – спросил он, указывая на кабину лифта.

– Нет. Это лифт-экспресс, а я живу на шестнадцатом этаже. Спокойной ночи, благодарю вас.

Стремительно приближаясь в лифте к первому этажу, Базиль пытался ответить на вопрос, что бы она ему еще рассказала, если бы кабина прибыла на верхний этаж на минуту-другую позже…

На следующее утро, в половине десятого, Базиль поручил своей секретарше позвонить в адвокатскую контору Септимуса Уоткинса и условиться об удобном времени для встречи с главой фирмы. Она положила трубку и, с удивлением взглянув на шефа, сообщила довольно странную вещь:

– Его секретарь говорит, что мистер Уоткинс не назначает встреч с клиентами.

Раздраженный таким бесцеремонным отказом, Базиль сам взял трубку и повторил вопрос. Мужской голос нараспев произнес фразу, словно какой-то ритуал:

– Мистер Уоткинс не назначает встреч своим клиентам.

– Но…

– Вы при необходимости можете встретиться с ним в любой день, но только рано утром, между шестью и семью часами.

– Вы что, шутите? – возмущенно закричал в трубку Базиль. – Вы даже не соизволили поинтересоваться, кто говорит с вами.

– Простите, сэр. Этого не требуется. Мистер Уоткинс с шести до семи утра принимает любого клиента без предварительного согласования.

Базиль в сердцах швырнул трубку и спустился вниз, к машине. Чтобы доехать до Бреретона, потребовалось два часа непрерывной езды «с ветерком». Он притормозил, въезжая в старые железные ворота и окидывая придирчивым взглядом особняк, представлявший собой безвкусную казарму красной кирпичной кладки, которая казалась сероватой в сумеречном свете, пробивавшемся через ноябрьские облака.

На его звонок вышла горничная в голубом фартуке. Скучающее выражение на ее лице сразу же испарилось., как только она заметила незваного гостя-мужчину.

– Дома ли миссис Лайтфут?

– Она вам назначила, сэр?

– Нет, но, думаю, она примет меня, если вы соизволите передать ей мою визитку.

Губы девушки беззвучно шевелились, когда она разбирала содержание визитной карточки: «Доктор Базиль Уиллинг, помощник прокурора нью-йоркского округа по медицинской части». Она взглянула на него с нескрываемой жаждой закоренелой любительницы автографов, но вдруг, вспомнив о требованиях хорошего тона, сказала:

– Прошу вас, сэр, войдите. Я выясню, дома ли миссис Лайтфут…

Глава шестая

– Доктор Уиллинг? – громко произнесла миссис Лайтфут, стоя у края письменного стола в своем кабинете. Она пренебрежительно зажала визитную карточку Базиля между большим и указательным пальцами. – Но здесь ведь Коннектикут, а не Нью-Йорк. И вообще я не вижу, с какой стороны может заинтересовать Бре– ретон окружного прокурора или его помощника по медицинской части.

– К сожалению, у меня в кармане оказалась только эта карточка, – пояснил Базиль. – Моя работа в окружной прокуратуре – лишь часть моей деятельности. Прежде всего я врач-психиатр.

Слово психиатр, судя по всему, так же подействовало на миссис Лайтфут, как и словосочетание «окружной прокурор».

– Кажется, вы – знакомый одной из моих преподавательниц, мисс фон Гогенемс. Я помню ваш телефонный звонок сюда, в школу.

– Мисс фон Гогенемс познакомила меня с мисс Фо– стиной Крайль.

Миссис Лайтфут тяжело вздохнула.

– Не хотите ли вы тем самым сказать, что намерены вернуться к этому злосчастному делу? – Она мастерски демонстрировала сдержанное негодование. – Это может самым неприятным образом отразиться на всех заинтересованных лицах, да и на самой миссис Крайль прежде всего.

– Неужели вы считаете, что поступили справедливо, уволив учительницу без характеристики и не приведя при этом никаких серьезных причин?

– Садитесь, пожалуйста, доктор Уиллинг.

Она тоже уселась за письменный стол. У нее были припухшие, как у ребенка, руки, которые она сцепила над промокашкой на столе, но в ее приземистой фигуре, в ее профиле правильной формы на фоне красной шторы, висящей за стулом, угадывались большой человеческий опыт и твердость характера. Само собой разумеется, она многое оценивала, пропуская через призму своей любви к школе и заботы о ее процветании. Чувство собственного достоинства было тем профессиональным вкладом в общее дело, который она постоянно умножала. Она была интеллигентной и агрессивной по характеру женщиной, и ей был неведом покой. При случае она могла и пренебречь щепетильностью, если что-то затрагивало ее собственные интересы.

Миссис Лайтфут внимательнейшим образом изучала его, а Базиль, в свою очередь, ее. Чуть изогнутая дугой бровь подсказывала ему, что его приход сильно ее озадачил. Она, несомненно, ожидала увидеть перед собой человека, связанного с нью-йоркской окружной администрацией, завзятого политика, типа какого-нибудь пламенного ирландца или горячего выходца из Италии. Но этот визитер совсем не был похож на тип людей, которых она распознавала по нескольким произнесенный словам или жестам. Это был индивидуум, в котором, вероятно, таилась бездна противоречий, которого, вероятно, сбивала с толку или даже раздражала обычная, повсеместно распространенная практика.

– Вы утверждаете, что я уволила мисс Крайль, не предъявив ей никаких формальных обвинений. Это правда. Я даже не стала расследовать более чем странные обвинения, выдвигаемые против нее другими.

– Почему?

– Потому что я не обладаю вульгарным любопытством.

– Вульгарным любопытством? – переспросил Базиль и улыбнулся. – Любопытство – это побочный корень нашей интеллектуальной жизни, наиболее ценная из наших обезьяноподобных черт.

Миссис Лайтфут ответила ему улыбкой на улыбку, правда, ценой небольшого усилия над собой.

– Позвольте вам получше объяснить смысл моих слов. Даже если все невероятные истории, которые рассказывают о мисс Крайль, являются ложью или галлюцинациями, мне абсолютно все равно. Так как их воздействие на школьную атмосферу – ложь они или правда – от этого не меняется.

– Но это далеко не все равно для мисс Крайль. Почему ей ничего не объяснили? Ведь она, несомненно, чем– то заслужила такое повышенное к себе внимание!

– В большинстве случаев, может, и да. Но суть не в том. При таких обстоятельствах чем скорее все будет забыто, тем лучше для всех действующих лиц. Так что же вы хотите, доктор Уиллинг?

Он ответил ей с той же откровенностью.

– Выяснить, по какой причине была уволена мисс Крайль. Вы выдали ей шестимесячное жалованье всего за пять недель работы. За этим, вероятно, кроется какой-то нешуточный мотив?

– Да, конечно. А сама мисс Крайль не намекнула вам на этот самый… нешуточный мотив?

– Она не в состоянии этого сделать, поскольку не имеет понятия о причинах…

– Я никогда до конца не была уверена в том… что мисс Крайль на самом деле представляла себе, что происходит здесь, в Бреретоне. Иногда мне казалось, что она все же отдает себе в этом отчет, более того, сама является зачинщицей, хотя я никак не могла уразуметь, в силу каких причин. Иногда мне приходила в голову мысль, что она стала жертвой каких-то внешних сил, ничего о них не знает и не в состоянии сдерживать их натиск.

– Внешних сил? – удивился Базиль. – Все это звучит весьма расплывчато. Конечно, существуют какие-то обстоятельства, таящиеся в тени, которые могут вызывать подозрения и не поддаваться проверке. В таком случае вы могли бы уволить мисс Крайль, так как не желали брать на себя определенный риск. Но вы сделали бы это, конечно, не приводя истинных причин, так как она могла бы привлечь вас к суду за клевету или необоснованные обвинения в ее адрес. Именно так рассуждают многие, когда узнают об увольнении мисс Крайль без указания побудительных причин. Это ведь тоже не красит вашу школу.

Оторвав взгляд от стола, миссис Лайтфут посмотрела на Базиля.

– Здесь ничего подобного не происходило. Вероятно, все же мне придется рассказать вам обо всем.

– Почему вы меня боитесь? – спросил он без прежней напористости.

Ее ответ неожиданно поразил его.

– Потому что вы мне не поверите. – Она вздохнула. – Да и сама я в это с трудом верю. И все же лучше, если вы узнаете обо всей этой истории из уст некоторых очевидцев. Тогда вы не станете подозревать меня во лжи. Это не займет много времени, так как осталось всего четыре свидетеля. Остальные семеро уехали. – Она нажала кнопку звонка на столе. – Но прежде, чем появится Арлина, я хочу вам кое-что пояснить. Я до сих пор не знаю, правда ли все то, что говорилось здесь о мисс Крайль, или ложь. Но я знаю другое. Она могла быть причиной всего того, что здесь происходило, но могла и не быть ею. Но теперь, когда ее здесь нет, все прекратилось. Поэтому она и должна была уехать, и поэтому я не возьму ее назад, независимо от того, с какой горячностью вы станете взывать к моему состраданию.

Ее речь прервал стук в дверь.

– Войдите!

Дверь отворилась, и в комнату вошла та же горничная, которая встречала Базиля на пороге дома. На этот раз Базиль рассмотрел ее более внимательно. У нее было мешковатое, лишенное отточенных форм тело, а лицо похоже на какой-то обрубок, которому в величайшей спешке чьей-то малоискусной рукой придано человеческое подобие. Ей совсем не шел голубой наряд – блузка с высоким воротником, длинными рукавами, широкая юбка. Миссис Лайтфут в сражении с ней удалось отстоять низкие каблуки, передник и чепец, но Арлина все же внесла в свой актив два очка – губную помаду и чулки яркого цвета.

– Вы звонили, мадам?

– Да. Вот, доктор Уиллинг, перед вами наша вторая горничная – Арлина Мёрфи. Закрой дверь, Арлина, и подойди поближе. Будь любезна, повтори специально для доктора все, что ты рассказала мне о мисс Крайль.

– Но ведь вы сами предупреждали меня, чтобы я ничего не рассказывала.

– Я освобождаю тебя от обещания, но только на этот раз.

Арлина с любопытством разглядывала Базиля. Из– под чепца на голове выбились пышные волосы, но у нее не было бровей. Это придавало ее лицу какой-то необычный, оголенный вид. «Вероятно, расстройство желез», – отметил про себя он. Кроме того, она дышала ртом, что говорило о нарушении функций носовых пазух или наличии аденоидов. А это, в свою очередь, свидетельствовало о ее нищенском существовании в детстве и отсутствии к ней всякого внимания. Может, ее дурные манеры объяснялись тем пренебрежением к ней со стороны других девушек в Бреретоне, чья холеная кожа, белоснежные зубы, блестящие волосы столь красноречиво свидетельствовали о той заботе, которую могли проявлять в богатых и интеллигентных семьях в отношении своих членов-подростков? Разве ей не приходилось с завистью разглядывать их шубки в кладовке или же с презрением мусолить пальцем их красивые дорогие учебники? Но что можно было ожидать от девушки того же возраста, что и воспитанницы, которым она должна была заправлять постели по утрам и вытирать пыль с мебели в их комнатах? У кого же была богаче и разнообразнее жизнь?

– В первый раз это случилось месяц назад, как раз две недели спустя после начала нового учебного года, – приступила к рассказу Арлина. – Я была наверху, в комнатах, и разбирала постели на ночь. Закончив работу, я начала спускаться по черной лестнице. Мне нужно было пройти в гостиную, чтобы разжечь там камин и выбросить мусор из корзины. Я бы, конечно, могла сэкономить пару минут, если бы спустилась по парадной лестнице, но миссис Лайтфут требует, чтобы мы спускались только по черной. Ну, я и выполнила ее распоряжение.

Уже темнело, – продолжала Арлина, – но еще было достаточно светло, чтобы разглядеть ступеньки. Черная лестница отделена стеной, в которой есть два окна. У нее два витка. Вот тогда… – Она нервно хихикнула, а по внезапно побледневшему лицу пробежала нервная дрожь. – Вот тогда я и увидела мисс Крайль, которая поднималась по лестнице мне навстречу. Я не придала этому никакого значения. Просто мне показалось забавным, что она пользуется черной лестницей. Я столкнулась с ней совершенно случайно, на первом повороте, и прижалась к стене, чтобы дать ей возможность беспрепятственно пройти, сказав при этом: «Добрый вечер, мисс!» Она ничего не ответила, даже не посмотрела на меня, а просто продолжала подниматься на второй этаж. Это мне показалось весьма странным, но я не придала этому большого Значения. Я отправилась на кухню, и вдруг опять, – Арлина снова осеклась, чтобы сглотнуть слюну, – там оказалась… мисс Крайль! Клянусь перед Богом, сэр, она не могла пройти на кухню через холл наверху, парадную лестницу и столовую за такое короткое время, которое понадобилось мне, чтобы спуститься на кухню с черной лестницы. Она никак не могла этого сделать, даже если бы стремглав пробежала весь путь. Я стояла на кухне, словно ошарашенная, и во все глаза смотрела на нее. Мне казалось, что я схожу с ума. Затем, придя в себя, я сказала: «Боже, мисс, ну вы меня и напугали!» Она была крайне удивлена и спросила: «Кто? Я? Что ты имеешь в виду?» Я ответила: «Могу поклясться, что только что видела вас на черной лестнице. Вы поднимались по ней мне навстречу, когда я с нее спускалась». На что она заявила: «Вероятно, ты ошиблась, Арлина. Я с трех часов сидела на лужайке и писала этюд. Я с минуту назад вернулась в дом и еще не поднималась наверх».

Кухарка подтвердила ее слова. «Действительно, – сказала она, – мисс Крайль находится рядом со мной с того момента, как вошла сюда со двора».

Я не сдавалась: «Но я видела вас, мисс Крайль. Всего пару секунд назад, когда спускалась по лестнице, а вы в это время поднимались мне навстречу». На что мисс Крайль ответила: «Это, вероятно, был кто-то другой, на ком было похожее голубое пальто».

Я настаивала: «Извините меня, мисс, но это были вы, и никто другой. Я видела собственными глазами… ваше лицо».

– А, чем занималась мисс Крайль на кухне? – спросил Базиль.

– Она принесла туда свой мольберт, ящик с кистями и промывала их в мойке. Все время перед этим она провела во дворе, где рисовала крохотные пурпурные цветочки, которые распускаются поздней осенью.

– Были ли эти две женские фигуры одинаково одеты? Та, с которой ты столкнулась на лестнице, и та, которую ты видела на кухне?

– Да, сэр. Их наряды были похожи как две капли воды. Коричневая фетровая шляпка и голубовато-серое пальто.

– Достаточно ли отчетливо видела ты лицо мисс Крайль?

– Видела ли я его отчетливо? И да, и нет. Во-первых, я ведь не старалась на нее глазеть. Во-вторых, край шляпы был опущен на глаза. Но вот ее подбородок, ее рот я видела отчетливо. Готова поклясться, что это была она. Очень скоро другие горничные стали рассказывать точно такие же истории о мисс Крайль. В тот самый день, когда мисс Крайль уезжала, она находилась на кухне, собирая букеты цветов, а мисс Айтчисон с мисс фон Гогенемс возвращались домой через черный ход. Я слышала, как мисс Крайль сказала в разговоре с мисс Айтчисон: «Последние полчаса я провела в саду», а мисс Айтчисон ответила ей с какой-то странной интонацией в голосе: «А мне показалось, что я видела ваше лицо в окне второго этажа». Эти слова меня так потрясли, что я выронила из рук поднос. Видите ли, дело в том, что в это время я была наверху, где разбирала постели на ночь, как обычно. Там никого не было, но вдруг я услыхала шаги…

– Доктора Уиллинга интересует только то, что ты видела собственными глазами, – вмешалась миссис Лайтфут.

– Могу побиться об заклад, он мне не верит. – Арлина скосила глаза на Базиля. – Поначалу и миссис Лайтфут не верила. Она устроила мне допрос, в результате чего посоветовала обратиться к врачу. Я показалась врачу, и он не нашел ничего подозрительного.

– Да, Арлина действительно обратилась к своему семейному доктору. Обычный терапевт, практикующий в небольшом городке. Вряд ли ему под силу поставить точный диагноз в таком сложном случае. Я предложила ей оплатить все расходы, если она обратится к какому– нибудь психиатру в Нью-Йорке, но она наотрез отказалась. Попроси мисс Айнинг и мисс Чейз явиться ко мне в кабинет немедленно.

– Слушаюсь, мадам! – Лицо Арлины вновь стало замкнутым и угрюмым. Мягко ступая по полу, она вышла из кабинета и тихо закрыла за собой дверь.

– Ну, – миссис Лайтфут с вызовом посмотрела на доктора, – вы, вероятно, этого не ожидали?

– Едва ли. Но я начинаю понимать кое-что. – Он загадочно улыбнулся. – Гете. Первый том «Воспоминаний». Серая обложка с золотым тиснением. Вы входите в комнату, появляетесь на улице, идете по проселочной дороге. Вдруг замечаете впереди себя какую-то фигуру– осязаемую, вещественную, трехразмерную, в ярком наряде. Она движется, подчиняется всем законам оптики. Ее одежда и походка вам кого-то отдаленно напоминают. Вы убыстряете шаг, чтобы посмотреть на нее поближе. Она поворачивает голову – и вы видите себя самого. Или скорее собственное зеркалъное отражение. Вы начинаете отдавать себе отчет в том, что перед вами– двойник. Но больше всего вас пугает, что, по преданию, тот, кто видит своего двойника, должен в скором времени умереть…

– Как психиатр, вы, вполне естественно, знаете историю сего предмета, – перебила его миссис Лайтфут. – Я лично познакомилась с этим явлением всего несколько дней назад. Предание об этих явлениях весьма любопытно с психологической точки зрения.

– Но, вероятно, оно вызывает излишнее любопытство, чего нельзя поощрять в школе для девочек?

– Совершенно верно. Мне хотелось бы знать, являются ли такие видения чем-то абсолютно субъективным, или же, при некоторых неизвестных нам обстоятельствах, определенный слой воздушной атмосферы может играть роль зеркала?