Текст книги "Проклятие Кеннеди"

Автор книги: Гордон Стивенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

12

Они сидели на зеленой английской лужайке, а слева от них была старая мельница из красного кирпича; над водой висели стрекозы, и утки плавали на белом фоне плотины. Напротив них, на другом берегу, виднелся меж деревьями шпиль собора.

– О чем думаешь? – Волосы жены рассыпались по плечам, лицо ее было тронуто загаром.

– Так, ни о чем, – сказал ей Хазлам.

– Наверное, об Италии?

– Немножко, – признался он.

Он был дома уже неделю, а то и дней десять. Странно, как летит время, когда начинаешь расслабляться, когда восстанавливается нормальный порядок вещей. Были только он, Меган и мальчики. Потом позвонили из Лондона. Довольно прямолинейное похищение в Мехико, то, что у его коллег называлось «работой на уик-энд», но в компании предвидели возможные осложнения и хотели, чтобы он ждал в Вашингтоне на случай, если понадобится срочная помощь. Просили, чтобы это был именно он.

– Ты так-таки и не хочешь провести несколько дней в Вашингтоне?

– Не не хочу, а не могу, – сказала она. – В следующий раз предупреждай заранее, чтобы я могла утрясти все с работой.

Скоро должен был начаться концерт; они перешли мост, миновали луг и по булыжной мостовой добрались до входной арки собора.

Этой ночью его преследовали видения: испуганные лица заложников и глаза бандитов, устремленные на него из автомобиля в Белфасте; взор наблюдателя с биноклем, ищущий его в лесу близ аргентинского аэропорта во время Фолклендской войны, другие глаза, озирающие сквозь другой бинокль, но с той же целью пески у Персидского залива. И другие лица. Мать Розиты в Перу, умоляющая его, обвиняющая. Франческа в Италии. Он перекатился на другой бок и заметил, что жена не спит: ее лицо было повернуто к нему, она смотрела на него. Он знал, что она думает: почему я? Почему именно мне не дано опереться на тебя?

Утром она отвезла его в Хитроу.

Самолет компании «Юнайтед эйрвэйз», следующий рейсом UA-919, приземлился в Далласском аэропорту Вашингтона в два часа десять минут. Хазлам прошел иммиграционную службу и таможню, забрал свой багаж, позвонил по телефону-автомату и узнал, что дело в Мехико продвигается согласно плану, но его присутствие здесь все еще необходимо, а затем взял такси до дома.

Возвращаться всегда странно; но возвращаться, когда работа окончилась так, как в Милане, еще странней.

В половине седьмого он вышел из дому и взял такси до пристани. Река сверкала, прогулочный катер оставлял на ней белый след. Около ворот стоял «бьюик» Куинси Джордана; Джордан и Митчелл сидели на верхней палубе, а рядом тлели угольки жаровни.

– Когда вернулся? – Митчелл протянул ему пиво.

– Сегодня после полудня.

– Как Италия?

– И так и сяк, скорее плохо. Провел несколько дней в Англии, мог бы и гораздо больше.

– Надо было привезти с собой Меган.

– Я хотел, но она не смогла развязаться с работой.

Рад был повидаться, но мне пора идти – Джордан поднялся. Работа ждет, и семью надо кормить. Может, придется на пару дней съездить в Мехико, сказал ему Хазлам, но если нет, как насчет ленча завтра? Ленч завтра, согласился Джордан, если Хазлам не улетит в Мехико. Он говорил «Мексико».

Они поглядели ему вслед, затем растянулись в шезлонгах, наслаждаясь теплом.

– Спасибо за звонок насчет Донахью, – Митчелл посмотрел на парочку на соседнем катере.

– Я видел передачу о нем и его жене в Эйнджел-Файр. Отлично сработано, впечатляющая пара. Он еще не объявил о своем участии в выборах?

– Еще нет.

– Но объявит?

Митчелл рассмеялся.

– Если он не сделает этого после Эйнджел-Файр, его просто пристрелят.

– Как Эд Пирсон?

– По-прежнему успевает сделать за день больше, чем иные за неделю.

– Ты тоже, наверно.

Митчелл засмеялся снова.

– И я тоже.

– Что-нибудь, связанное с Донахью?

Митчелл проверил жаркое.

– С банковскими делами: ищу основания для того, чтобы начать официальное расследование Конгресса.

– И как успехи? – спросил Хазлам.

– Кажется, ничего. Знаешь, как это бывает. Цепляешься за ниточку и начинаешь разматывать клубок. На сей раз нашелся банк с двойными счетами для покрытия запрещенных переводов за океан. Возможно, через международный банк, который купил этот, маленький, несколько лет назад.

На другом берегу показались бегуны, трусящие по Хайнс-пойнт.

– И что это за банк? – Может, я знаю что-нибудь о них и могу помочь тебе. Маловероятно, но всяко бывает.

– Первый коммерческий Санта-Фе.

Хазлам покачал головой.

– К сожалению, никогда о таком не слышал. А кто их купил?

– Итальянский монстр, – Митчелл скинул с решетки два бифштекса.

– Название?

– БКИ, «Банка дель Коммерчио Интернационале».

Миланский, подумал Хазлам.

– Этот мне попадался. Правда, помочь тебе все равно нечем. – Но название знакомое, потому что похищение, с которым я работал в Италии, было связано с БКИ. Однако я вынужден соблюдать конфиденциальность и потому смолчу.

Звонок из Лондона раздался на следующее утро в семь. Хазлам встал полчаса назад.

– Миланское дело. Они хотят, чтобы вы вернулись.

– Почему?

Он мог обойтись без Умберто и Росси раньше, подумал он, тем более ни к чему препираться с ними теперь.

– У них что-то не заладилось.

Конечно, не заладилось, потому что Умберто и Росси не обращали внимания ни на один его совет.

– Как насчет причины, по которой меня отстранили?

– Сейчас она, очевидно, больше не мешает.

Вспомни, на что это было похоже, сказал он себе; ведь ты чуть было вообще не бросил консультировать по киднеппингу.

– Я жду здесь в запасе.

– Это серьезно?

Вспомни, как ты сказал Франческе, что пора бросать эту работу и искать другую гору. Вспомни Франческу.

– По-моему, не очень.

– Что если мы организуем временную замену?

Что ты делаешь, Дэйв; за каким чертом ты позволяешь снова втягивать себя в это дело?

– Поговорите с клиентами. Предложите им заменить меня кем-нибудь на тридцать шесть часов. После полудня я могу вылететь в Милан, завтра утром встречусь с семьей и завтра же к вечеру вернусь в Вашингтон.

– Напряженно получается.

– Что делать. Если они согласятся, организуйте встречу в гостинице рядом с аэропортом, чтобы мне не терять время на поездку в город и обратно.

Подтверждение поступило часом позже. Он позвонил Джордану домой, потом в офис и оставил сообщение, что не сможет быть на ленче. Джордан перезвонил ему через полчаса. Значит, Мехико? – спросил он. Нет, снова Милан, ответил Хазлам. Помню твои слова о миланском деле: и так и сяк, а скорее плохо, сказал Джордан.

В два Хазлам вылетел из Далласского аэропорта деловым классом, отказался от спиртного и перекусил лишь слегка; на следующее утро, в семь по местному времени, он был уже в миланском аэропорту «Мальпенса». У книжного киоска его поджидал адвокат Сантори. Обычная ситуация, подумал Хазлам, обычная процедура; он убедился, что за ним нет хвоста, и пошел вслед за юристом на автостоянку.

– Что случилось?

– Толком не знаю.

– Они знают, что сегодня мне уже лететь обратно?

– Они уже ждут в отеле; я снял комнату и для вас, чтобы вы могли помыться и переодеться.

«Сааб» и БМВ стояли снаружи; в «мерседесе» сидели шофер и телохранитель. Некоторые вещи никогда не меняются, подумал Хазлам. Адвокат проводил его в номер на седьмом этаже. Спустя пятнадцать минут он вошел в комнату, где собрались родственники.

Порядок их расположения за столом был прежний, но лица изменились. Умберто выглядел пустой оболочкой – худое лицо и внезапно усохшее тело, сгорбленные плечи и глубоко запавшие глаза. Росси был более напряженным, чем раньше, и слегка косил глазами. Франческа похудела – и лицом, и телом, а у Марко был такой вид, словно он только что встретился со своим Творцом.

Хазлам пожал всем руки, взял с сервировочного столика кофе и горячий омлет и занял свое место.

– Что случилось?

Проследовала долгая пауза. Наконец Франческа сказала:

– Мы заплатили. – Новая пауза. – И ничего. Потом мы поместили объявление в газету. В конце концов они позвонили.

– Что они сказали?

– Сказали, что это только задаток и в следующий раз пора будет поговорить о настоящих деньгах.

То самое, о чем ты предупреждал нас, но мы не послушались тебя. А точнее – Умберто не послушался, но теперь не время для взаимных упреков.

Хорошо, что ты вернулся, Дэйв. Я уже совсем разбита, мы все разбиты; но я не имею права показывать это, потому что на мне все держится.

Я рад, что вернулся, Франческа, рад, что вижу тебя снова. Так как же быть – оставаться или просить, чтобы вместо меня прислали другого консультанта?

– Вы записывали все, как я вам велел? Сохранили пленки?

– Да. – Это по-прежнему была Франческа.

– И они у вас с собой?

– Конечно.

– Расскажите мне подробно, как все было.

Франческа рассказала ему, иногда уступая слово непосредственным участникам событий, но минуя Умберто.

– Сколько же вы заплатили? – наконец спросил он.

– Миллиард, – сказала она.

Четыреста тысяч фунтов, подумал он.

– Но вы получили доказательство того, что Паоло еще жив?

– Да. – Снова Франческа, точно они говорили только вдвоем. – Так как нам действовать дальше?

Пришло время решать, подумал он.

– Это зависит от того, хотите ли вы снова нанять меня. Если нет – прекрасно. Разумеется, я скажу вам, как вести себя в ближайшее время, а затем мы пригласим другого консультанта. Если же да, начнем работу.

Итак… он предоставил выбор им. Он понимал, что это не совсем честно – перекладывать бремя выбора со своих плеч на плечи Франчески.

– Если вы согласны принять мои услуги, я буду рад оказать вам их, – сказал он ей.

– Конечно, согласны. – Голос Франчески немного окреп. – Так что вы предлагаете?

– У вас есть памятка на случай, если они позвонят?

– они снова говорили вдвоем.

– Что-то вроде.

Она подала ему бумажку.

ЧТО С ПАОЛО? ДОКАЖИТЕ, ЧТО ОН ЖИВ.

Умница – он улыбнулся. Ты просто молодчина. Ты гораздо сильнее, чем тебе кажется.

– Как насчет вопроса?

Она уже придумала его, сказала Франческа. Так когда он вернется, спросила она.

– Дело, с которым я работаю в Вашингтоне, скоро закончится. Сразу после этого я вернусь. – Он прочел ее мысли. – Не могу. У меня такие же обязательства перед ними, как и перед вами.

Но ведь нас-то ты покидаешь. Покидаешь меня.

– Там дело движется, – объяснил ей он. – У вас – пока нет. Поэтому мы – вы, я и Паоло – можем позволить себе перерыв в несколько дней.

– Хорошо. – Улыбка Франчески стала тверже.

Ему пора было уходить.

– Вы сказали, что у вас есть с собой записи и пленки?

– Да.

– В таком случае, я изучу их на обратном пути.

Он взял их, встал и пожал всем руки.

Обратный рейс из Милана отложили на час из-за какой-то заминки на воздушных линиях; когда он приземлился в Далласском аэропорту и взял такси до дома, уже близилась ночь, а его биологические часы окончательно сбились с ритма.

Так что происходит в Милане, что можно сказать о Паоло Бенини и его похитителях? Как там Франческа?

Он проверил автоответчик, быстро навел справки о положении дел в Мехико, оставил сообщение о том, что он снова на месте, и отправился в постель. Он крепко спал до четырех утра, потом кое-как – до семи. В семь тридцать он вновь позвонил узнать насчет работы в Мехико, и ему сказали, что, по всей видимости, его услуги будут не нужны. В восемь, сходив в лавчонку в двух кварталах от дома, он уже сидел у себя на балконе и завтракал. Потом зашел внутрь и сконцентрировал внимание на своих миланских записях и разговорах Умберто с похитителями.

Муссолини и главарь действовали ловко. Боже, как они, должно быть, хохотали – особенно зная, что в игре участвует банк.

Вопрос, который был задан Паоло через похитителей, был связан с делами банка, что было естественно. Вероятно, в нем фигурировали счета, с которыми работал Бенини и которые он помнил; наверно, они имели отношение к Лондону, так как именно оттуда Бенини прилетел в день похищения.

В дальнейшем можно было предвидеть две опасности: возможность повторения той же уловки и переход к третьему выкупу, а также то, что, взяв свое, похитители могут просто продать Паоло другой банде, и все начнется сначала. Его ответные действия тоже были очевидны, хотя имелись и более тонкие варианты.

Перемена часовых поясов еще сказывалась; он натянул на балконе гамак и немного подремал. В четыре ему позвонили, чтобы сообщить об окончании дела в Мехико. Он сверился с часами и позвонил юристу в Милан.

– Рикардо, Дэйв на проводе. Я снова взялся за это дело. Прилечу завтра. Можете сказать семье.

– Отлично. Вам что-нибудь нужно?

– Проверить автомобиль. – Он дал адвокату номер «альфы». – Можете узнать подробности о владельце? Негласно, разумеется.

Он сварил себе кофе, оставил у Митчелла на телефоне сообщение, что заглянет вечерком, затем вернулся к своим запискам и кассетам. Когда он пришел на пристань, Митч уже сидел на верхней палубе рядом с горячей жаровней.

– Жизнь – это ад, – сказал ему Хазлам.

Палубы соседних катеров тоже были заняты людьми, пиво было ледяное, а откуда-то снизу доносились звуки музыки – Маркус Робертс, играющий на фортепьяно.

– Не можешь победить других – стань как они.

Хазлам рассмеялся.

– Ты упоминал о БКИ.

Он не мог раскрыть ему подробности дела Бенини, однако в обмене информацией, который мог принести клиенту неожиданную пользу, не было ничего неэтичного.

– Ага.

– Возможно, это ничего не значит, но сегодня всплыло несколько названий. По-моему, какие-то счета.

Митчелл слегка подался вперед.

– В середине стоит «Небулус», – сказал ему Хазлам.

– «Ромулус» идет до него, «Экскалибур» – после. Кажется, это проходит через Лондон.

* * *

Ночью прошел дождь; когда Бретлоу привезли в Лэнгли, с деревьев еще капала вода, а над дорожным покрытием уже начал подниматься парок. ЗДО сегодня пришел совсем рано, заметили те, кто замечал подобные вещи. В пять сорок пять, взяв в столовой обычные кофе и булочку, он сидел за своим столом.

Пока все было тихо. Он достал из правого верхнего ящика лист бумаги и составил два списка, которые должны были определить его график на сегодняшний день.

Список номер один был обычным: рутинные встречи с ДЦР и остальными заместителями; совещания с главами подразделений; открытое совещание по финансам (разумеется, слово «открытое» имело относительный характер) и закрытые – по некоторым секретным вопросам.

Список номер два был не столь обычен: смерть Зева Бартольски и приготовления Крэнлоу в ожидании дальнейших сведений от Маленко: плюс встреча с Майерскофом, о которой он просил вчера поздним вечером, – вероятно, будет разговор о счете «Небулус» и Паоло Бенини, а также о том, о чем Майерскоф в прошлый раз промолчал.

Было шесть часов. Он допил кофе и, подключив шифратор, позвонил в Милан.

– Похитители звонили, – сообщил ему Хендрикс.

– Что сказали?

– Что первая выплата была задатком, а настоящие деньги будут в следующий раз.

Рассчитывай на худшее, и всякое улучшение станет подарком судьбы – Бретлоу всегда руководствовался этим правилом. Поэтому он и послал туда Хендрикса.

– У вас есть эта запись? – спросил он.

– Да. Хотите послушать?

– Хочу.

– А остальное? Я сделал выжимку из ключевых разговоров на случай, если вы захотите переписать их.

Бретлоу подключил «Крэг» и сказал Хендриксу, что он готов. Передача заняла восемь минут; когда она кончилась, он сказал Хендриксу, что свяжется с ним через двенадцать часов, достал из холодильника минералки и закурил сигарету.

Было без четверти семь, пора появляться Мэгги – в последние дни его секретарша приходила раньше обычного. До первого совещания оставался еще час. Он перемотал пленку, включил ее сначала и быстро проглядел подготовленные к первому совещанию записи. Информация на кассете была любопытной, но не более того – ничего такого, что могло бы перевернуть мир вверх тормашками.

«Привет, Умберто. Что скажешь?

– Паоло еще жив?

– Конечно.

– У меня для него вопрос.»

В его бумагах тоже не было ничего интересного: все это надо знать, но все это не так уж и важно. Голоса на пленке сливались – итальянская речь сбивала Бретлоу с толку, а цифры в отчете грозили полностью поглотить его внимание.

«Умберто.

– Да.

– Привез деньги?

– Да.

– Дай мне Марко.

– Как насчет ответа на мой вопрос?

– На какой вопрос?»

Мэгги зашла к нему и спросила, не хочет ли он кофе, поставила на стол кружку и напомнила, что пора идти на первое совещание. Он выключил магнитофон и запер кассету в стол. Совещание слегка затянулось, так что Майерскофа пришлось принять на десять минут позже намеченного срока, а встреча с ДЦР уже близилась.

– Бенини пока не вернулся, – сказал ему Майерскоф.

– Но наши дела в секрете?

– Да.

Может, он зря не сказал ЗДО о расследовании Митчелла, подумал Майерскоф, а может, и не зря.

– Что еще? – В голове Бретлоу прозвучал достаточно ясный намек на то, что Майерскофу пора выкладывать свои тайны.

– Это вряд ли серьезно.

Однако… Бретлоу закурил новую сигарету.

– Один из сенатских подкомитетов затевает банковское расследование.

– За это им и платят.

– Но их внимание привлек Первый коммерческий Санта-Фе.

О дьявол, подумал Бретлоу. Сначала Зев, потом Бенини, а теперь еще и это. Ящики внутри ящиков, сказал он себе, абсолютная секретность. И все равно он был потрясен, хотя старался не показать виду.

– Откуда ты знаешь?

– Источник в секретариате.

– Но ты вне подозрений?

– Она передает мне все, так что на сей раз даже не знает, что именно для меня важно.

– А внутри есть твои люди?

– Я получаю сведения о работе всех комитетов и подкомитетов, так что никто не знает, чем я интересуюсь.

– Кто проводит расследование для этого подкомитета?

– Юрист по фамилии Митчелл.

– Как близко он подобрался к нам?

– Пока он только прощупывает почву.

Пора было идти на встречу с ДЦР.

– Следи за этим. – Он встал. – Значит, Подкомитет по банковскому делу.

– Да.

– Кто его председатель?

– Сенатор Донахью.

Встреча у директора Центрального разведуправления началась обычным порядком: сначала разговор наедине, затем более широкое совещание с ДЦР номер два и остальными четырьмя заместителями: толстый слой сливок в кофе и густой сигаретный дым над столом. Вторая часть беседы началась пятнадцать минут назад, и тут Бретлоу попросили ответить на звонок.

– Вы можете спуститься?

Мэгги Дубовски всегда говорила «спуститься», даже если кабинеты находились на одном этаже. Другие заместители спросили бы, зачем, напомнили бы своему секретарю, что беседуют с ДЦР.

– Иду.

Он извинился и вернулся к себе в кабинет.

– Только что поступило. Я сама принимала телефонограмму. – Она подала ему лист бумаги.

– Откуда, не сказали?

– Нет.

В послании было шесть слов. Он прочел их, стоя у ее стола, и понял, почему она вызвала его.

Дело было не в месте: Тайник «Занзибар».

И не в подписи: Петушкин.

А во времени: Девять вечера, местное.

Он снова вспомнил старые деньки в Управлении, когда использовался «Занзибар» – тайник в стене на юге города, а «Петушкин» было кодом, относящимся к источнику получаемых сведений. Однажды это имя появилось в рапорте, поэтому Мэгги Дубовски знала, что оно связано с Москвой, и сейчас позвала его сюда. Время было указано московское, а оно опережало здешнее на девять часов, так что забрать передачу следовало уже через три часа.

Он поблагодарил ее, зашел в свой кабинет и закрыл дверь.

Код «Петушкин» был знаком лишь ограниченному числу людей, только горстка из них знала о тайнике «Занзибар» и только членам «внутреннего круга» было известно его местонахождение. А все вместе знали только трое: он сам, Маленко и Петушкин. Впрочем, Петушкин уже не мог быть автором передачи: Петушкин давным-давно умер, Петушкин встретился со своим Творцом в одном из тесных казематов Лубянки. Значит, Маленко сдержал обещание, но решил не рисковать и сделать все лично, не вмешивая в их отношения третьего человека. Если только это не было обманом, если Маленко не хочет, чтобы ему преподнесли агента ЦРУ на тарелочке – но этот риск существовал с самого начала.

Впрочем, до срока оставалось немногим больше двух часов, а Маленко рисковать не станет. В старые дни, может, и стал бы, но не теперь, когда новые правители России надели ему на шею петлю так же, как и всем остальным. Бретлоу поднял трубку и заказал Москву. Инструкции, которые он дал три минуты спустя, были краткими и точными, последняя – не менее важной, чем те, что относились к деталям забирания передачи. Письмо, о котором идет речь, предназначено только для его глаз, больше ни для чьих.

Что-то он упустил, подумал он, о чем-то забыл.

Утро тянулось долго. В двенадцать он отправился из Лэнгли на ленч в британском посольстве – старый коллега возвращался в Лондон, попастись на травке. Разговор за столом шел о магазинах и прочих пустяках: вспоминали смешные случаи из своей практики, но обе стороны старались не будить призраков прошлого. Что-то упущено – это чувство не покидало его; что-то надо было сделать. Он глянул на часы: четверть второго, то есть четверть десятого вечера в Москве. Отменять приказ, связанный с передачей, уже слишком поздно. Третий секретарь вежливо кашлянул за его спиной и сообщил, что ему звонят. Он поблагодарил его и вслед за дежурным направился в кабинет.

– Да. – Линия была безопасна для британцев, но не для него; вот и со стены на него уставилась королева Елизавета.

– Это Мэгги. Только что звонила ваша жена. Купила все, что нужно.

Значит, в Москве все прошло удачно.

– Спасибо за сообщение.

Когда он вернулся в Лэнгли, было уже полтретьего.

– Курьер вылетит через девяносто минут, – сказала ему Мэгги Дубовски. – Пересадка на военный самолет в Берлине. Прибытие в аэропорт «Эндрюс» завтра, в три часа утра по нашему времени. Транспорт уже заказан.

– Что бы я без тебя делал? – с благодарностью спросил он.

С Москвой все в порядке. Так почему неприятное чувство не отпускает?

День тянулся долго; его мысли все время возвращались к письму из Москвы. В шесть – полночь в Европе – он позвонил в Милан. Родственники вернули прежнего консультанта, сказал ему Хендрикс; он вернется в ближайшие сутки, потом они с семьей попытаются вновь войти в контакт с похитителями и продолжить переговоры.

Что-то по-прежнему было не так; но раз это не связано с Москвой, значит, связано с Миланом. Бретлоу положил трубку и попросил у Мэгги свежего кофе, потом закрыл дверь, отпер стол и вынул оттуда утреннюю кассету.

«Умберто Бенини.

–  Где Франческа?

–  Ее здесь нет. Теперь переговоры веду я».

Дальше последовали подробности, ему не интересные. Бретлоу закурил следующую сигарету и подумал, что, должно быть, он зря волновался.

«Умберто.

– Да.

– Привез деньги?

– Да.

– Дай мне Марко».

Его внимание начало ослабляться. Возможно, потому, что он не слишком хорошо понимал по-итальянски, а возможно, из-за того, что этот Умберто был таким надутым дурнем. А может быть, из-за того, что он ждал письма из Москвы.

«Как насчет ответа на твой вопрос?

–  На какой вопрос?»

Уже наступил вечер, солнце быстро клонилось к закату, а на небо наползали фиолетовые сумерки. Он пересек комнату, налил себе большую порцию «Джека Дэниэлса» и попытался снова сосредоточиться на пленке, потом запер ее в ящик и вынул папку. В полночь он перешел в помещение рядом с основным кабинетом и лег на кровать. В три сорок пять зазвонил телефон.

– Сообщение из аэропорта. Пакет следует к вам.

Через час, не больше, начнет светать. Он принял душ, затем включил кофеварку в комнате Мэгги. В эту утреннюю пору дороги свободны, и машина с курьером плюс сопровождение будут двигаться быстро. Он подошел к окну, чуть приподнял жалюзи и вгляделся в серые остатки мрака; представил себе огни едущих в ночи машин, курьера, спешащего домой.

Телефон зазвонил снова. Пакет доставлен, сообщил ему дежурный из службы безопасности. Сорок минут спустя курьера провели наверх. Он был молод – под тридцать лет, неофициальный костюм, никаких признаков усталости. Бретлоу кивком разрешил сопровождающему уйти и запер за ним дверь.

– Что у вас для меня?

Я знаю, кто вы, – он прочел это в том, как помедлил вошедший. Знаю, где я и в чьем кабинете. Но я получил четкий приказ: вверенное мне письмо может получить только ЗДО. И даже он не получит его, пока не докажет, что он действительно ЗДО.

– Хотите взглянуть на мое удостоверение?

– Да, сэр.

Бретлоу вынул из пиджака бумажник, достал оттуда удостоверение и протянул через стол.

– Благодарю вас, сэр. – Курьер отдал ему конверт – абсолютно белый, без всяких надписей, ничем не привлекающий внимания.

– Извините. – Бретлоу отошел в дальний угол комнаты, сел за стол для совещаний, отвернувшись от курьера, и вскрыл письмо. Внутри обнаружился еще один конверт, тоже белый, без всяких надписей, дважды запечатанный сургучом. Он вскрыл его и достал оттуда единственный листок бумаги, сложенный пополам. Бумага была простой, серовато-белой, тоже никак не помеченной снаружи, а текст мог быть напечатан на любой машинке в любом офисе. Он прочел имена и адреса, затем сунул бумагу обратно в конверт, вернулся к своему столу, положил конверт в правый верхний ящик, позвонил в службу безопасности, чтобы прислали сопровождающего, и протянул курьеру руку.

– Правильно сделали. – Обоим было понятно, что имеется в виду просьба показать удостоверение.

– Таков приказ.

– Кое-кто на вашем месте испугался бы.

Прибыл сопровождающий, и курьер покинул кабинет. Была половина пятого, утро в Европе; он вынул конверт из ящика и вызвал Бонн через шифратор.

– Милт, это Том Бретлоу. Есть кое-что для тебя.

Он прочел имена, затем адреса.

– Держи меня в курсе, никаких активных действий без моей команды. Просто удостоверься, что нас никто не заподозрит.

На улице теплело, занимался новый день. ЗДО уже здесь, заметили пришедшие в утреннюю смену. Свет в кабинете ЗДО горел всю ночь, поправили их уходящие.

Было без пяти шесть. Он спустился в кафетерий, встал в очередь и взял свой кофе с булочкой.

– Доллар двадцать, мистер Бретлоу.

– Спасибо, Мак.

Он снова поднялся наверх, сел за стол и открыл кофе.

Тьфу, черт. Он вспомнил.

Он отпер стол, вставил кассету в плейер и прикурил одну сигарету от другой.

«Как насчет ответа на мой вопрос?

–  На какой вопрос?

–  Что было до и после „Небулуса“?

– До – „Ромулус“, после – „Экскалибур“».

Откуда, черт возьми, банкир Росси узнал о «Небулусе»? Почему, черт возьми, он задал о нем вопрос? А еще непонятней, какого дьявола Паоло Бенини на него ответил – ведь он должен был знать, что таким образом нарушит секретность контролируемых им банковских операций.

Он услышал, как Мэгги в своей комнате готовит кофе.

Но Паоло Бенини не мог не ответить, так как для него это было единственным способом добиться освобождения. Что бы он ни решил – все было неправильно.

Мэгги Дубовски постучала в дверь, подала ему кружку и положила на стол папку с материалами для первого совещания.

Так как же быть с Паоло Бенини?

Это было проблемой и прежде – но теперь Паоло Бенини не только создавал затруднение, теперь он представлял собой угрозу. Бенини должен был сидеть в своем ящике, но теперь он сам поднял крышку. Мало того – из-за него могли открыться и другие ящики. Значит, ему, Бретлоу, придется закрыть их; и в первую очередь он сделает это с ящиком Бенини.

Он просмотрел сегодняшний график, позвал Мэгги и велел ей изменить расписание на вторую половину дня. В шесть вечера он позвонил Хендриксу в Милан и дал ему новый приказ.

Улица кишела публикой, одетой в яркие цвета. Хазлам вышел из бара на углу и занял позицию, с которой можно было наблюдать за домом Бенини. Первым приехал Умберто – оставил «сааб» на обычном месте, но теперь, чтобы дойти до парадной двери, ему понадобилась тросточка; он шагал неуверенно, сгорбившись. Когда он скрылся за дверью, прибыл Марко, две минуты спустя – Росси, почти незаметный на заднем сиденье БМВ, свернувшей на подземную стоянку в задней части здания.

Однако «альфы» не было, а значит, не было и наблюдателя по имени Анджело Паскале – сегодня юрист сообщил ему это имя и адрес. Он покинул улицу и вошел в дом.

Франческа сегодня выглядела лучше, увереннее. Хотя она по-прежнему сидела слева от Умберто, именно она открыла совещание, именно она попросила Хазлама проинструктировать их и подытожила принятые решения. Они поместят объявление завтра, чтобы оно появилось в газете трижды, начиная с послезавтрашнего дня; они составят памятку, включив в нее требование в очередной раз доказать, что Паоло жив, а также определят новую стартовую сумму.

Интересное обсуждение, подумал Хендрикс. Он сидел на скамейке метрах в шестидесяти от дома, в кармане его пиджака лежал ICON-R1, а наушника практически не было видно. Новый приказ шефа тоже был интересен, хотя он и ожидал чего-то подобного. Никто не стал бы нанимать такого, как он, только ради разведки.

Обсуждение в квартире закончилось. Он проследил, как уехали все, кроме Франчески, затем вернулся в «Романов» и принялся обдумывать новую задачу.

Устранить Паоло Бенини, велел шеф. И как можно скорее.

Однако чтобы устранить Бенини, требовалось до него добраться, а это можно было сделать либо до его освобождения, либо в момент его передачи семье, либо после, когда он уже окажется дома. Но с учетом нынешней ситуации нельзя было рассчитывать на то, что семье удастся выкупить Бенини, а также на то, что он сможет добраться до него, если обмен все же состоится. Особенно если не забывать о наложенном шефом временном ограничении.

Первый проблеск, ведущий к решению, мелькнул в его голове на следующее утро, когда он завтракал. Сначала он отверг его как никуда не годный, потом заставил себя задуматься над ним. К ленчу он понял, что это возможно. Семье не удастся выкупить Бенини. Он сделает это за них. Но как?

Наблюдателя нет, заметил Хазлам на следующий день, но его и не будет, пока не появится объявление. Прошел еще день; объявление появилось, но «альфы» не было по-прежнему – а раз нет «альфы», то нет и Паскале, а нет Паскале – не будет и Муссолини. Вернувшись из квартиры со свободным телефоном, Франческа и Марко подтвердили, что контакта не было. Не волнуйтесь, сказал он им, все в порядке. Вспомните, как развивались события в прошлый раз. Похитители выйдут на связь завтра; а не завтра, так послезавтра.

И еще одно, сказал он им; особенно это касается Росси. Секретность соблюдается и сейчас, но можно ее усилить. Не ездите все время на одном и том же автомобиле; меняйте машины каждый вечер и прибывайте в разное время, чтобы сбить похитителей с толку.

– Думаете, за нами следят? – спросил банкир.

– Конечно, – ответил ему Хазлам.

Господи… Хендрикс был изумлен. Ведь они говорили о нем! А раз так, значит, за ним увязался хвост. Он чуть изменил положение тела, чтобы можно было незаметно оглядеться, и попытался сделать это.

Откуда, черт возьми, консультант знает? Хендрикс все еще озирался, его мысли метались, он тщетно старался все понять. Хватит теоретизировать, сказал он себе, просто выясни, нет ли за тобой слежки. Он встал и пошел по улице, не слишком медленно, но достаточно быстро, чтобы не вызывать подозрений; стал автоматически действовать привычным образом, оглядываясь снова и снова, ища каких-нибудь красноречивых признаков. Если за ним следит целая группа, то это трудно заметить; но откуда, черт возьми, может взяться эта группа, откуда вообще взялось наблюдение? Он вошел в кафе, выбрал место, с которого можно было видеть улицу, и стал ждать.