Текст книги "Проклятие Кеннеди"

Автор книги: Гордон Стивенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Это странно, подумала Франческа, это страшно похоже на рождественский подарок с секретом. Помни, что сказал тебе Хазлам, мысленно твердила она, пытаясь поверить: что бы ни случилось сегодня, это обман, выдумка похитителей.

Умберто разорвал четвертый пакет и увидел пятый. Его форма и размеры что-то напоминали, даже несмотря на коричневую оберточную бумагу. Аудиокассета, пробормотал он, размер тот же и на ощупь пластмассовая – значит, Хазлам ошибся и это просто послание от Паоло. Он провел лезвием ножа по ленте, потом по свертке, вынул коробку от кассеты и раскрыл ее.

Кровь на шерстяной подкладке уже свернулась; ухо было отрезано у самого основания.

10

Небо на западе было чернильно-черным, на востоке – синим с ярко-оранжевой подкладкой. Бретлоу вспомнил другое утро – тогда было холоднее, чем сегодня, кусался ветер, а за Кремлем вставало красное солнце. В висках у него стучало, до встречи оставалось полчаса, а по улицам, ища его, шныряли псы из КГБ: Маленко жаждал его крови.

Сейчас же было четыре утра, внизу расстилалось лоскутное одеяло Германии – детали ландшафта становились все заметнее по мере того, как самолет терял высоту, – а до рандеву с Маленко оставалось пять часов. «Боинг» развернулся над Берлином, и Бретлоу, как всегда, посмотрел вниз. Стены больше не было – не было ни пограничных машин, ни патрулей, – но полоса бьюшей мертвой зоны еще вилась узкой лентой меж деревьев и домов. «Боинг» покатил, подпрыгивая, по шершавой дорожке аэродрома «Темпельхоф», а навстречу ему с края площади двинулся черный автомобиль без опознавательных знаков. Даже после окончания холодной войны прибытие в Берлин слегка щекотало нервы.

Спустя пятнадцать минут он был в безопасном месте в Шарлоттенбурге.

В восемь он вышел оттуда, сопровождаемый лишь одним телохранителем. Начальник службы безопасности был недоволен, но перечить ЗДО не посмел.

Город пробуждался к жизни. Бретлоу шел быстро, вспомнив старину и незаметно оглядываясь по сторонам – эта привычка была у него в крови. Вот и станция городской железной дороги у зоопарка: он поискал взглядом продавца газет, который должен был подать сигнал, и едва не рассмеялся над самим собой. Другое время и другое место, старина Том. «Котбуссер-Тор»: пересадка, сидишь тихо, пока двери не начнут закрываться, потом выскакиваешь, глядишь вдоль платформы, не выскочил ли кто-нибудь вслед за тобой, – мускулы напряжены, чтобы в случае чего успеть вскочить обратно. «Германнплац»: последняя пересадка. Ехать от Курфюрстендамм и городского центра довольно долго, вагон почти пустой. «Ратхаус-Нойкельн»: он вышел на этой станции и пересек Зонненаллее.

Нужная ему гостиница была в двух кварталах ходьбы по Везерштрассе. Лак на двойных дверях уже кое-где облупился, а занавеси в кафе на первом этаже полиняли от времени и выцвели от солнца. Встреча наверху, сказал Бретлоу телохранителю, ты останешься в кафе; следи за вестибюлем и лестницей.

– В каком номере? – это было против всех правил, но Бретлоу был ЗДО. Кроме того, у него имелся передатчик, чтобы при необходимости подать сигнал тревоги.

– Двадцать три, двумя этажами выше.

Они пересекли улицу и вошли внутрь. За столиком администратора напротив дверей никого не было, ковер был тонким, вытертым ногами. Телохранитель с тревогой посмотрел вслед направившемуся вверх по лестнице Бретлоу, потом повернул направо. В кафе было много народу, в воздухе плавал сигаретный дым; телохранитель сел за стойку так, чтобы видеть вестибюль сквозь вращающиеся двери, и заказал кофе.

Площадка первого этажа была впереди, солнечные лучи освещали пыльные подоконники. Бретлоу убедился, что он один, повернул по коридору влево, к дальним комнатам, и, пройдя сквозь чуланчик уборщицы, спустился по витой аварийной лестнице вниз. У основания этой лестницы было две двери: дверь справа вела в кухню, а на двери слева был тяжелый засов. Он отодвинул засов, открыл дверь, вышел в переулок за ней, пересек канал и быстро пошел вверх по Бушштрассе. Мостовую окаймляли деревья; по обеим сторонам улицы были магазины, над ними – обычные квартиры Своим мысленным взором он видел в конце дороги бетонную Стену, обрыв трамвайных путей, упирающихся в сторожевую вышку, и пограничников с уже нацеленными на него биноклями. Даже сегодня этот район Берлина не был популярен, туристы сюда не ходили. Мимо него прозвенел трамвай – он направлялся туда, где раньше был Восточный Берлин.

Нужный бар был на углу; дальше тянулись серые жилые здания, перед ними – четырехметровая булыжная мостовая, потом неопрятный пустырь, где возвышалась прежде Берлинская стена: мертвая зона поросла травой, а сквозь разбитое гудронное покрытие, по которому раньше ходили пограничные патрули, теперь пробивались неприхотливые сорняки.

Гейдельбергерштрассе не изменилась, подумал он: те же унылые фасады тех же старых домов; то же белье в тех же окнах и тот же запах стряпни, витающий в воздухе. Раньше Стена придавала улице некое величие, а нынешний пустырь лишь подчеркивал ее бедность.

Даже бар на углу выглядел иначе. Раньше граница обеспечивала ему как бы строгую географическую привязку. Наверху маячила сторожевая башня, а сама Стена проходила так близко, что дома Восточной стороны были всего в каких-нибудь тридцати ярдах отсюда, и потому здесь царила совершенно особая атмосфера. Тогда это был настоящий передовой окоп, а теперь Бретлоу еле узнал его. Кроме лампы над дверью да занавесок, наполовину закрывающих окна, здесь мало что сохранилось.

Хендрикс уже на пути в Милан, так что с делом Бенини скоро будет покончено, мелькнуло у него в голове; пора разобраться и со смертью Зева Бартольски. Он открыл дверь и вошел внутрь.

Бар был справа, на полках за стойкой виднелись фотографии совокупляющихся парочек. В зале было с полдюжины пластиковых столиков на шатких ножках; зеленое сукно стола для игры в пул протерлось почти до дыр, а желтые обои пошли разводами от сигаретного дыма. Единственный посетитель сидел за третьим столиком слева, спиной к стене и лицом ко входу. Он был одет неброско: обыкновенный костюм, расстегнутая у горла рубашка, галстука нет. Его седые, начинающие редеть волосы были зачесаны назад, перед ним стояли пустые чашка и стакан.

Тот же запах того же пива, подумал Бретлоу, те же тени.

– Два черных кофе; два больших коньяка. – Он постучал по стойке, подзывая бармена.

Человек за столиком посмотрел на него. Щеки его пополнели – спасибо нарождающемуся капитализму, подумал Бретлоу, – но черты лица были по-прежнему жесткими. Взгляд тоже не изменился.

– Сергеевич.

– Том.

Они обменялись рукопожатием.

– Не так, как в старые времена.

Бармен вышел, шаркая, из задней комнаты. Он был в старых, разношенных шлепанцах, штаны болтались на нем, поддерживаемые ремнем и подтяжками, а протертый на локтях свитер сидел мешком. Он налил два бренди, затем боком, как краб, пересек комнату, поставил стаканы на столик и забрал грязную посуду.

Они подняли стаканы и залпом опорожнили их.

– Повторить.

Бармен принес им новые порции и исчез где-то в коридорах за стойкой.

– Вы, конечно, побывали внизу, – промолвил Бретлоу.

За стойку, вдоль по коридору, потом через потайную дверцу по деревянным ступеням в погреб с таким низким потолком, что приходится нагибаться. Там – железный люк в восточной стене, под булыжной мостовой, а за ним ход четырех футов в ширину и четырех в высоту, глубиной примерно в шесть футов, перегороженный дальше кирпичной кладкой.

– Я всегда сомневался, существует ли это на самом деле.

– Я тоже.

Они снова опустошили стаканы.

– Господи, ну и гадость. – Маленко встал, зашел за стойку, оглядел полки, снял оттуда другую бутылку и два чистых стакана и вернулся за столик.

– Итак? – он наполнил стаканы.

Русский знает, зачем он просил встречи, подумал Бретлоу; возможно, у него уже готов и ответ, по крайней мере, часть его.

– За Зева Бартольски, – Бретлоу поднял стакан.

– За Зева Бартольски, – Маленко поднял свой. – Примите наши соболезнования.

Как странно устроен мир – Бретлоу кивнул в знак благодарности. Но это только кажется. Конечно, враги воюют друг с другом. Но и заботятся друг о друге, следят за тем, чтобы посторонние не лезли в игру.

– Ошибка, конечно,

– Конечно. – Маленко кивнул в свою очередь. – Предполагаемые виновники?

– Бонн считает, что это одна из трех групп: «Боевой полумесяц», «3-е октября» или «Движение мученика Махмуда». – Всех их подкармливали или подкармливают из Москвы – а если не их самих, то те материнские организации, которые их породили. Поэтому смерть Зева – не только моя проблема, ведь в каком-то смысле ты виноват в его гибели не меньше того парня, что нажал на кнопку.

– «3-е октября», – Маленко залпом выпил коньяк, раскупорил новую бутылку и вновь наполнил стаканы. – Группа из трех человек. Им нужен был Кренц, промышленник, – это поняли даже немцы. Кто-то ввел их наводчика в заблуждение.

– Имена? – спросил Бретлоу. – Местонахождение?

– Пока не знаю. – Но дай мне время.

Оба положили на столик по несколько банкнот и вышли на улицу. Там потеплело; неподалеку разговаривали две женщины в платках, одна из них с коляской. Мимо сновали автомобили, а у стены напротив пытался почесаться пес на трех ногах.

Они пожали друг другу руки.

Спасибо… Снова не высказано, но снова понято.

Когда-нибудь ты сделаешь для меня то же самое – опять без слов.

Бретлоу повернул на запад, Маленко – на восток. Привычка – вторая натура.

11

Самолет LH-419 компании «Люфтганза» совершил посадку во Франкфурте в семь тридцать утра; к восьми Хендрикс прошел таможню и иммиграционную службу и направился в магазинчик, притулившийся в углу здания аэропорта. С собой у него были легкая дорожная сумка, где лежало кое-что из одежды, портфель с компьютером «Зенит-лэптоп» и пустой алюминиевый футляр для оружия. Как правило, путешественники посещают магазины беспошлинной торговли перед посадкой в самолет; однако во Франкфурте Хендрикс всегда делал это после перелета. Тридцать минут спустя он вышел из лавки, купив там два подслушивающих устройства (одно с передачей на радиочастоте, а другое – в инфракрасной области), карманный приемник ICON-R1 и наушники для радиоприема.

В девять тридцать он снял на один день номер в отеле «Интерконтиненталь», убедился в том, что для него зарезервировано место в вечернем поезде в Милан – первый класс, спальный вагон, – и пошел завтракать. В одиннадцать, прихватив с собой алюминиевый футляр, он поехал на такси в гостиницу рядом с аэропортом. Двадцать пять минут спустя он вышел оттуда с автоматической винтовкой «хеклер-унд-кох» модели МР5К, автоматическим пистолетом МР7 и достаточным количеством патронов «глейзер» и обычных, калибра 9 мм.

Первое посещение магазина было необходимостью; остальное Хендрикс купил из предосторожности, и за все было уплачено наличными. Так был устроен его мир: он сам и его работа существовали как бы отдельно, ничем не связанные. Поэтому все нужное покупалось в Германии, работать предстояло в Италии, а путешествие туда поездом позволяло избежать пограничного досмотра. Даже администраторша, зарегистрировавшая его сегодня утром в «Интерконтиненталь», вряд ли его запомнила. Высокий, в случае чего сказала бы она полиции. Худой, хотя в этом она не уверена. Возможно, темные волосы. Похоже, что европеец, хотя вполне может оказаться и американцем.

В десять сорок две он сел в ночной экспресс «Франкфурт-Вентимилья» с билетом до Миланского центрального вокзала; хорошо выспался, так что в семь сорок три – поезд прибыл на место двумя минутами раньше графика, – когда он сошел в Милане, последствия перелета уже почти не ощущались. В восемь пятнадцать он переступил порог своего номера в отеле «Романов» на пьяцца Република. Номер был большим: двойная кровать, рабочий стол и стулья, телефон в одном углу, минибар с телевизором – в другом.

Он принял душ, затем распаковал вещи.

«Зенит-лэптоп» был у него в портфеле. Он положил его на стол, вынул из розетки телефонный шнур и заменил его вилкой компьютерного модема, а телефон включил в дополнительный разъем на компьютере, так что все оказалось в рабочем состоянии. Затем включил «лэптоп», загрузил «Прокомм», набрал код «Зевса», оставил в электронном почтовом ящике сообщение о том, что он прибыл на место, а после этого отправился завтракать.

Инструкции были, как всегда, ясными и точными. Паоло Бенини, банкир, пропал неделю назад – то ли похищен, то ли в бегах. Два адреса: городская квартира и загородная вилла. Требуется подтвердить факт исчезновения и, если возможно, установить причину.

Спустя сорок минут он покинул гостиницу и купил рулон полиэтилена, подробный план города и еще один – его северных окрестностей, а также большую автомобильную схему. Потом взял напрокат машину, забрал из своего номера футляр с оружием и выехал из города по дороге на Бергамо.

Движение было более оживленным, чем он предполагал, поэтому прежде чем он свернул с автострады на восток, прошло добрых полтора часа. Солнце палило нещадно, дорога среди пересохших полей вела в гору. Он глянул на карту, проехал еще две мили, затем повернул налево по более узкому ответвлению – асфальт здесь потрескался от жара, а сама трасса петляла меж деревьев. Через четыреста ярдов он остановил машину и выключил двигатель. Теперь тишину нарушали только пение птиц да треск цикад. Он разложил на капоте карту, сориентировался на местности и поехал дальше. Пять минут спустя он свернул направо, по проселочному тракту – деревья здесь росли реже, а автомобиль едва не скреб брюхом по земле.

Земля впереди и по обе стороны от него была невозделана; не было заметно никаких признаков того, что этот тракт еще используется, хотя когда-то он был вымощен камнями. Он съехал на обочину, встал под деревом и снова сверился с картой. Нить дороги, которую он недавно покинул, бежала по дну неглубокой долины, а тракт, на котором он находился сейчас, шел вверх по ее восточному склону. За холмистой грядой впереди, согласно карте, была похожая долина с параллельной дорогой.

Значит, вернуться можно другим путем.

Рядом с трактом был карьер, откуда добывали камни. Хендрикс убедился, что за ним не следят, отвалил один из небольших камней в сторону, сделал тайник, завернул футляр с оружием и патронами в полиэтилен и спрятал его там. Солнце висело прямо над ним; по лицу его лил пот, рубашка прилипла к телу. Он вернул камень на место и убрал все следы своей работы.

Жара усиливалась. Проверь отход, подумал он, проверь соседнюю долину и дорогу, что идет по ней. Он оставил тайник и пешком отправился в гору.

Фермы было почти не видно за деревьями; штукатурка на доме растрескалась, в красной черепичной крыше появились первые дыры, однако он и сейчас мог представить себе, что здесь было: двор, вымощенный камнем под стать подъездному тракту; стена и строения для домашнего скота. Он миновал ферму, поднялся на верх холмистой гряды и оглядел долину внизу. Тракт бежал по склону, поросшему деревьями и кустарником. В полумиле отсюда, согласно карте, он выходил на дорогу с гудронированным покрытием, а та – на другую, ведущую к автостраде. Он снова вернулся к ферме и вошел в дом.

Дом был трехэтажным и стоял на склоне, так что там, где пониже, оставалось место еще для одного помещения. Здесь до сих пор пахло оливковым маслом и чесноком. Он прошелся по деревянному полу, оставляя в пыли свои следы, потом – по лестнице в спальни, потом через бывшую гостиную на кухню. В углу кухни он заметил люк в нижнее помещение, видимо, служившее кладовой.

Он вышел из дома, вернулся на тракт, спустился к машине и поехал в Милан.

Когда он добрался до своего отеля, было уже четыре часа. Придя в номер, он принял душ, достал из минибара бутылку холодной пепси, включил «Зенит» и убедился, что сообщений для него пока нет.

В комнате было жарко; он подстроил кондиционер и снова перечел свои инструкции. Четвертый пункт содержал городской и загородный адреса, а также номера телефонов пропавшего банкира. Он позвонил по первому номеру – загородного дома в Эмилии – и спустя минуту бесплодного ожидания повесил трубку. Значит, Бенини с семьей не за городом, по крайней мере, не отвечают на звонки. Он вышел из отеля, вернул взятый напрокат автомобиль и взял такси до Виа-Вентура.

Нужный ему дом отстоял от мостовой чуть больше других, над входом в него был навес, на самой двери – кодовый замок, а внутри, предположил он, еще и портье. Въезд на внутреннюю стоянку находился сзади – ворота тоже с кодовым замком, – а рядом он заметил аварийный выход. Значит, путей несколько, и у него есть выбор. А выбор, в свою очередь, зависит от того, когда именно пустует квартира.

Крыша здания плоская, убедился он. Затем обошел дом кругом по прилегающим к нему улицам и переулкам.

В пределах интересующей его окружности стометрового радиуса была одна гостиница – неприметная и дорогая, стоявшая у фонтана напротив ряда магазинов, – и комплекс сдающихся в арену квартир чуть ниже дома Бенини. Квартира подходила ему больше – в гостинице нельзя воспрепятствовать людям типа горничных проникать в номер, – но увидеть плоскую крышу дома Бенини с нижних этажей комплекса мешали другие здания.

Он покинул этот район и начал приготовления, нужные для того, чтобы шеф мог связаться с ним.

Обычно Хендрикс пользовался платными телефонами – предпочтительно в вестибюлях больших отелей, – все время меняя их. Однако, зайдя в один отель, он обнаружил, что телефоны там без номеров, то есть позвонить туда нельзя. Поэтому вечером он провел час в баре «Леонардо», крупного современного отеля рядом с Центральным вокзалом. У стойки администратора был ряд кабин с автоматами, имеющими номера. До одиннадцати вечера, прежде чем уйти, он выговорил себе право ожидать там звонка несмотря на то, что не был постояльцем. Потом вернулся в свою гостиницу, включил «Зенит» и передал по электронной почте сообщение с номером телефона, по которому можно установить с ним связь, – при этом он опустил коды Италии и Милана, – а также указал часы, пригодные для контакта.

* * *

Тьма давила на нее, холод и страх вновь сжимали ее в своих объятиях. Помни, что говорил Хазлам, сказала себе Франческа. Она пошла в ванную, приняла душ, надела теплый шерстяной халат и приготовила себе омлет. Если верить Хазламу, ухо наверняка не принадлежит Паоло, а кровь взята у какого-нибудь животного. И даже если она человеческая, то не обязательно ее мужа. Она заставила себя поесть, затем вернулась в постель. Когда она проснулась, было уже семь, и ей удалось неплохо отдохнуть. В полвосьмого пришла экономка, в восемь Франческа отправилась на работу, хотя больше всего ей хотелось пойти в квартиру со свободным телефоном и ждать там до вечера, пока не позвонит Муссолини.

В десять позвонил Умберто; он сказал, что отдал шерстяную ткань, в которую было завернуто ухо, на экспертизу. Франческа еще прежде воспротивилась тому, чтобы отдать само ухо. Посылать окровавленную ткань и то было уже достаточно опасно, хотя все обещали проделать конфиденциально. А если послать ухо, все будет ясно как день. Через несколько часов тайна перестанет быть тайной.

В четыре Умберто позвонил снова.

– Только что в лаборатории получены предварительные результаты. Я, конечно, попросил перепроверить.

Какая мне разница, предварительные или окончательные, чуть не выкрикнула она. Какая разница просил ты перепроверить или нет. Скажи же мне.

– И чья на ней кровь? – Она старалась говорить спокойно.

– Человеческая.

Она почувствовала, как решимость оставляет ее.

– Какой группы?

Дела были достаточно плохи и в присутствии Хазлама, подумала она, но теперь, когда он их покинул, все сразу стало таким зыбким, таким неустойчивым.

– Такой же, как у Паоло, – ответил Умберто.

Ее захлестнуло отчаяние.

– Что же нам делать? – Она вытерла слезы и попыталась говорить внятно.

– Встретимся, как собирались. Я сейчас позвоню Росси.

– Спасибо.

Сказав это, она тут же пожалела: не о том, что поблагодарила его – это следовало сделать, – а о том, каким тоном была произнесена эта благодарность.

– Ладно.

«Лянча» жены подъехала к дому рано – Паскале занял позицию под деревьями рядом с парковочными площадками. «Сааб» и БМВ появились почти в шесть, «мерседес», который прежде уезжал, высадив пассажира, теперь открыто остановился рядом с ними.

На этот раз совещание было кратким и деловым: Умберто Бенини переходил от одного пункта к другому быстро, лишь утверждая решения, принятые накануне им и Энрико Росси, и не позволяя присутствующим пускаться в обсуждения. Когда им с Марко пришла пора уходить, Франческа встала, пытаясь вновь обрести покинувшие ее силы.

– Нет-нет, дитя мое, – Умберто расправил манжеты сорочки. – Сегодня с ним поговорю я. – Потому что я – отец Паоло, и ответственность лежит на мне. Потому что это мужское дело, а не женское.

Росси увидел, как страх на лице Франчески на миг сменился гневом. Спасибо тебе, Умберто, за все, что ты делаешь для Паоло, но не называй меня больше «дитя мое». Я взрослая женщина, мать. Нечего мешать меня с дерьмом только потому, что у тебя между ног cazzo, а у меня figa.

Брат направляется к свободному телефону, но где жена? Паскале смотрел, как двое мужчин садятся не в БМВ, а в «сааб», потом уезжают. Жаль, что нет времени предупредить Тони, но безопасность требовала, чтобы Паскале не был известен номер главаря. Жаль, что Тони уже не успеет предупредить связного.

Телефон стоял на столе, записывающее устройство было подключено к нему, рядом лежали ручки и блокнот. Бенини отодвинул ручку и положил рядом свою. Кофе, велел он Марко. Затем чуть подался вперед и вытянул руки перед собой. Когда зазвонил телефон, он поднял трубку только через пять секунд.

– Умберто Бенини.

– Где Франческа?

Уже испугался, подонок, мелькнуло в голове у Бенини.

– Ее здесь нет. Теперь переговоры веду я.

– Три миллиарда, или получите другой кусок.

Не «другое ухо», даже не «другую часть тела». А «другой кусок», точно Паоло не человек, а говяжья туша.

– Семьсот пятьдесят миллионов. – Бенини был по-деловому сух. Слушай, ты, щенок: я – Умберто Бенини. У меня больше деловых и политических связей, чем у тебя потаскух. Я – Умберто Бенини, а ты всего лишь грязный, вонючий, паршивый южанин.

– Завтра позвоню с ответом. – Может быть, получите второе ухо – это слышалось в тоне Муссолини, – а может, известие будет другим. – Пусть Марко придет с тобой.

– Восемьсот миллионов.

– В то же время, Умберто. Ты или Франческа, неважно. Но Марко должен прийти.

Не зови меня «Умберто», ты, ублюдок. Называй меня по фамилии и добавляй «синьор».

– Восемьсот пятьдесят.

После вчерашнего они спекутся, сказал Тони; после этой подначки с ухом они поднимут цену до семисот пятидесяти, а может, и до восьмисот. И тогда пора будет подсечь их.

– Оставайся у телефона, – произнес Муссолини. – Я перезвоню в девять.

Не упускай инициативы, думал Умберто, не давай им командовать собой, как они командовали Франческой.

– Мне надо поговорить с родственниками. Я должен буду уйти на полчаса. – Даже этот идиот на другом конце провода должен понять, что такие вещи делаются лично.

– Без шуток.

Этот осел думает, что я вчера родился, подумал Умберто.

– Без шуток, – согласился он. Потом оттолкнул телефон, вынул кассету, вставил другую и поднялся уходить. Что случилось, начал было спрашивать Марко.

– Они согласны освободить Паоло. Скоро позвонят и скажут, как.

Как только Умберто ворвался в квартиру, Франческа поняла: что-то произошло. Не обращая внимания на нее и Марко, он прошагал в гостиную и обратился прямиком к Росси.

– Они хотят уладить дело. Начали торговлю с трех миллиардов, угрожали отрезать ему второе ухо, если я не соглашусь. Но я их нокаутировал – пока не знаю, насколько сильно. Пришлось поднять цену до восьмисот пятидесяти; я мог бы пойти и выше, но конечно, трех миллиардов им не видать как своих ушей.

Обращай ко мне, хотела крикнуть она; говори мне. Я —жена Паоло. Так перестань вести себя так, будто меня здесь нет.

Восемьсот пятьдесят миллионов лир, вычислял Росси; триста сорок тысяч фунтов. Умберто поднялся заметно выше среднего уровня выкупа, но, с другой стороны, Паоло отсутствует уже слишком долго.

– Они позвонят сегодня?

– Да.

– Банку понадобится подтверждение того, что он еще жив.

– Конечно. Какое именно?

– Пока не знаю. Когда они позвонят, согласуйте с ними цену, потом скажите, что завтра мы передадим для Паоло новый вопрос.

Витали позвонил Муссолини точно в назначенное время. Семья готова платить, сказал связной. По телефону говорил Умберто, а не Франческа, и поднимал цену так, словно деньги уже вышли из моды. Начал с семисот пятидесяти, потом назвал восемьсот, потом – восемьсот пятьдесят, точно орешки щелкал.

Так где же консультант, подумал Витали; ни один консультант не позволил бы семье вести себя подобным образом. Выпей кофе, сказал он Муссолини, и жди моего звонка в восемь тридцать, до разговора с Умберто.

Паскале ответил ему после второго гудка. Что-то не так, сказал наблюдатель: сегодня вечером к свободному телефону отправились отец с братом. Что еще, спросил Витали. Есть и еще кое-что, ответил Паскале; сегодня «мерседес» снова остался перед домом. Консультант не позволил бы этого, подумал Витали. Так где же консультант? Если, конечно, это не обман, если этот сукин сын не пытается таким образом ускорить события.

Он похвалил Паскале за работу и позвонил Муссолини. Дай Умберто поднять цену еще раз, потом согласись, велел он. Скорее всего, Умберто скажет, что ему нужно время, чтобы добыть деньги, поэтому пообещай позвонить с инструкциями послезавтра вечером.

Звонок раздался ровно в девять.

– Бенини. – Имя он пропустил намеренно.

– Привет, Умберто. Что решил?

Не называй меня «Умберто», поганец.

– Я уже сказал: восемьсот пятьдесят.

– Стало быть, восемьсот пятьдесят миллионов лир. – Муссолини был нарочито нетороплив.

Разумеется, восемьсот пятьдесят миллионов, тупоголовый ты кретин.

– Да.

– Два миллиарда, – выпалил Муссолини.

Умберто предвидел, что этот ублюдок станет торговаться.

– Девятьсот миллионов. – Черт возьми, и почему он не взял все в свои руки с самого начала, зачем только позволил этому дураку-консультанту давать советы. Зачем дал Франческе спутать карты?

– Полтора миллиарда.

– Девятьсот пятьдесят.

– Миллиард сто.

– Округлим, – предложил Умберто. – Миллиард ровно.

Тони ему не поверит, подумал Муссолини. Даже сам Тони не справился бы лучше.

– По рукам.

Попался – Умберто с триумфом взглянул на Марко.

– Деньги нужны нам банкнотами по сто тысяч лир, уложенными в два плоских чемоданчика. – Потому что такие чемоданчики удобны в обращении, а деньги как раз поместятся в двух.

– Но мне нужно будет убедиться, что Паоло жив.

– Давай вопрос.

– Позвони завтра. Тогда я скажу вам, что спросить.

– Завтра вечером, в обычное время, задашь вопрос, – повторил Муссолини. – Послезавтра я позвоню и передам ответ. Деньги держи наготове. Пусть Марко будет с тобой и пусть он захватит переносной телефон.

Скрежетнув тормозами, «сааб» остановился у дома Бенини, и двое мужчин поспешили внутрь. Связной раскрутил их – Паскале едва не рассмеялся. Теперь босс свое возьмет.

Мы победили – на лице вошедшего в квартиру Умберто было написано торжество. Мы победили – это было в том, как он пожал руку Росси, поздравляя его.

Обращайся ко мне, чуть не закричала ему Франческа, говори мне.Я понимаю, что Паоло не спал со мной много месяцев, понимаю, что он думает о банке больше, чем обо мне; наверное, у него есть и одна-две любовницы, как у его паршивого отца, но все-таки я его жена, я мать его детей.

Умберто прошагал мимо нее, подошел к холодильнику и вынул оттуда бутылку шампанского.

– За удачную сделку.

* * *

Виа-Вентура лежала в тишине, магазины и кафе еще не открылись. Семь утра, а тротуары уже дышат теплом. Хендрикс был в аккуратном костюме, с портфелем; никто не заподозрит бизнесмена, хотя его и так никто бы не заподозрил. «Фиат-1» свернул с мостовой в переулок, идущий около дома Бенини, и исчез за углом.

Запасной выход располагался в задней части здания, рядом с въездом в подземный гараж; открыть дверь было делом десяти секунд. Он шагнул из-под солнечных лучей в прохладу коридора и спустился по лестнице из восьми ступеней к автомобильной стоянке.

Места здесь соответствовали квартирам; номера квартир были написаны белой красной на бетонном полу. На стоянке с номером 5А были две машины: «лянча-дельта» последней модели и «фиат-1», который приехал на его глазах. Наверное, экономка, подумал он и заглянул на заднее сиденье. Там лежала пластиковая хозяйственная сумка: значит, экономка. Он запомнил номер машины и покинул здание.

Полтора часа спустя он зашел в найденный вчера дом, где сдавались квартиры с гостиничным обслуживанием. Управляющая была уже на месте. Он сказал, что хочет снять квартиру, и согласился выпить с ней кофе. Через десять минут она провела его наверх. Второй этаж не годился, потому что оттуда он не мог видеть плоскую крышу дома Бенини, третий был получше, а четвертый – в самый раз. Он согласился заплатить за месяц вперед, оговорив возможность продления срока найма в зависимости от того, как пойдут дела, но сказал, что прибирать в квартире не нужно. Управляющая занесла все сведения в блокнот и спросила, как он будет платить. Чек потребовал бы участия итальянского банка, наличные могли показаться подозрительными. Переводом, сказал он, деньги поступят в банк и будут сразу же переведены на адрес ее конторы или перечислены на ее счет.

Франческа вышла из дома в девять; кто-то помахал из окна ей вслед. Жена уехала – Хендрикс узнал ее машину, – значит, махала, скорее всего, экономка. Под деревьями, напротив дома, была телефонная будка. Он набрал номер, услышал гудок и увидел, как женщина в окне исчезла. Да, экономка.

Спустя сорок минут из подземного гаража показался «фиат-1». Хендрикс снова позвонил в квартиру; прождав минуту, убедился, что путь свободен. Наверное, экономка отправилась за продуктами, а раз она взяла машину, значит, ее не будет по меньшей мере час. Он подошел к дому сзади и проник внутрь через запасной выход.

В здании было тихо; он поднялся на второй этаж и сел в лифт. Повезло, что нужная квартира на верхнем этаже, хотя он справился бы и в другом случае. Он прошел в дальний конец коридора и отыскал лаз на крышу.

Усыпанная гравием крыша была пуста; по краю ее шел парапет, а в середине располагались люки вентиляционных шахт. Квартира Бенини прямо под ним; значит, ей соответствует ближняя шахта, а не одна из тех двух, что подальше. Слава Богу, что на крыше нет садика, подумал он. Подойдя к южному краю, он убедился, что отсюда видны окна нанятой им сегодня квартиры.