Текст книги "Стеклянные книги пожирателей снов"

Автор книги: Гордон Далквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 56 страниц)

* * *

Они ехали почти два часа. Сначала Чань потребовал, чтобы его кучер поотстал – пусть экипаж впереди будет где-то на грани видимости, но, по мере того как сгущалась темнота, они были вынуждены сократить расстояние, так как иначе могли не заметить, когда первый экипаж свернет с дороги. Сначала Чань последовал за Траппингом, имея в виду лишь продолжение слежки, но потом у него возникла мысль подстеречь свою жертву один на один в каком-нибудь пустынном месте за городом, где и можно будет совершить убийство. Но чем дольше продолжалось преследование, тем нелепее представлялась ему эта идея. Если он всего лишь собирается убить этого человека, то должен вернуться в город и попытаться на следующий день – просто вести наблюдения до тех пор, пока не застанет Траппинга одного в его комнате. Столь долгая поездка с заместителем министра Граббе была частью какой-то интриги в интересах Ксонка и Военного министерства, и хотя любопытство, безусловно, одолевало Чаня, он понятия не имел, где может закончиться их преследование, а оказаться в таком месте, о котором ничего не знаешь, всегда неблагоразумно. К этим тревожным мыслям добавлялось и чувство холода – от промозглого ветра с моря он совершенно продрог. Он начал облекать свою мысль в слова, намереваясь остановить экипаж, но тут кучер ухватил его за плечо и указал вперед – на свет нескольких факелов вдалеке.

Чань приказал ему остановить экипаж и ждать пятнадцать минут. Если через пятнадцать минут он не вернется, то пусть возвращается в город. Кучер не возражал – он явно продрог не меньше Чаня и все еще переживал из-за того, что ему неожиданно пришлось совершить такую дальнюю поездку. Чань спрыгнул с сиденья и осторожно пошел в направлении света факелов, спрашивая себя: а станет ли кучер дожидаться его? Он дал себе пять минут на принятие решения – меньше всего ему, полуслепому, хотелось застрять тут в темноте. Двигаться ему приходилось с величайшей осторожностью. Он снял свои очки – потому что сейчас любой свет был лучше, чем темнота, – и сунул их во внутренний карман пальто. Впереди он разглядел министерский экипаж, стоявший среди нескольких других. Он сошел в траву, продолжая двигаться на свет факелов. Метрах в тридцати от него двое человек направлялись к стоявшей неподалеку группе людей. Чань подобрался как мог близко по дорожке, потом сошел с нее, тихонько преодолел еще несколько метров и присел в траве так, что наверху осталась только его голова.

Двое присоединились к большой группе. Они наскоро обменялись рукопожатиями – было ясно, что эти двое припозднились, – о чем-то оживленно посовещались. Глаза Чаня понемногу привыкли к свету факелов, и он увидел какие-то блики – воду, – и то, что показалось ему поначалу непонятной тенью, понемногу обрело форму открытой лодки, причаленной к берегу канала. Траппинг и Граббе последовали за другими к чему-то похожему на телеги (Чань видел лишь верхушки колес над травой). С одной из телег стащили брезент и показали опоздавшим несколько деревянных ящиков, явно выгруженных из лодки. Лиц других людей Чань не мог разглядеть, хотя и сумел их пересчитать – шестеро. Ящики снова укрыли брезентом, завязали его, и люди стали рассаживаться по телегам. Раздался резкий удар хлыста, повозки тронулись и покатили прочь от оставшихся стоять экипажей по дороге, которая не была видна Чаню с его места.

Чань поспешил за ними, остановился на секунду у лодки, чтобы заглянуть в нее (впрочем, это ничего ему не дало), а потом – по дороге, оказавшейся не более чем тропинкой, протоптанной в траве. Он снова прикинул – что делать? Отправляться за телегами означало потерять экипаж. Но он решил продолжить преследование – в конечном счете с ним случались вещи и похуже, а тут, вполне вероятно, ему может представиться возможность выполнить его задачу. Телеги, однако, двигались быстро, и вскоре он отстал от них, остался один в темноте. Ветер по-прежнему был промозглый. Минут через тридцать он наткнулся на телеги – они были привязаны перед черным входом здания, показавшегося ему невероятно громадным, хотя он и не мог сказать, то ли это построенный в строгом стиле особняк, то ли крепость. Коробки, как и люди, исчезли…

* * *

Все еще испытывая раздражение после разговора с Аспичем, Чань вернулся в «Ратон марин» и с облегчением увидел, что все, кто присутствовал при появлении солдата, еще сидят здесь. Несколько мгновений он постоял в дверях, чтобы каждый успел взглянуть на него и чтобы он на каждый из этих взглядов ответил многозначительным кивком. После этого он обошел всех посетителей и возле стакана каждого, включая и бармена Николаса, положил золотую монетку. Это все, что он мог сделать, и если бы кто-нибудь из них начал действовать у него за спиной, то другие по меньшей мере сочли бы это нарушением соглашения, сходным с поступком Иуды. Он заказал себе еще одну чашку горького шоколада и выпил ее на улице. Ему теперь не оставалось ничего другого – только ждать, чтобы Аспич что-то предпринял, но Ноланд Аспич в лучшем случае был глуп и надеялся выиграть оттого, что кто-то другой убил его полковника, а в худшем был частью более широкого заговора, и это означало, что он с самого начала лгал Чаню. Несмотря на бумажник в кармане, Чань жалел, что ввязался в эту историю. Он сделал глоток шоколада и поморщился.

* * *

Оценив размеры дома, он понял, где находится, потому что рядом с Орандж-каналом было только одно такое здание – то, что принадлежало Роберту Вандаариффу, недавно ставшему лордом Вандаариффом, финансисту, обручение дочери которого с германским принцем (то ли Карлом-каким-то, то ли фон Карлом?) из какого-то маленького княжества наделало изрядно шуму. Чань никак не мог вспомнить полное имя принца. Заголовки такого рода он обычно лишь пробегал глазами, но теперь, разбивая стекло в тонкой входной двери и просовывая внутрь руку в перчатке, понимал, что становится незваным гостем на весьма крупном светском приеме… На чем-то вроде костюмированного бала. Он вел наблюдение, скрывшись в тени, пока не обнаружил пьяного гостя, у которого можно было без труда отобрать маску, и, обезопасив себя подобным образом (хотя для этого ему и потребовалось снять очки), отправился на поиски Траппинга. Поскольку большинство присутствующих были в черных одеяниях, найти облаченного в красный мундир полковника не составляло особого труда. Сам Чань по той же причине привлекал к себе внимание, но он вел себя уверенно, всем своим видом демонстрируя, что он здесь на самых законных основаниях. Его забавляло, что многие сразу же решали – если уж он ведет себя с таким вызывающим высокомерием, значит, прав у него больше, чем у них.

Траппинг в компании нескольких мужчин накачивался алкоголем, хотя активного участия в разговоре, похоже, не принимал. Чань не знал, входит ли в этот кружок Граббе. Вероятность этого существовала, но из-за маски сказать что-либо с уверенностью было нельзя. Чань, набравшись смелости, подошел к ним поближе и, избегая встречаться с кем-нибудь глазами, обратился к слуге за их столом – попросил у него стакан вина. Пока он стоял в ожидании, разговор смолк, и он почувствовал, что своим присутствием досаждает компании. Слуга протянул ему наполненный бокал, и Чань, сделав глоток, повернулся к ближайшему от него человеку (которым, конечно же, оказался Траппинг) и вперил в него взгляд. Траппинг кивнул и не мог сделать ничего другого, как только уставиться в ответ на Чаня. Иссеченные шрамами веки Чаня, видимые через отверстия маски, заставили Траппинга задуматься, потому что хотя он и не был уверен, не обманывают ли его глаза, но понимал: что-то с этим человеком не так. Довольно длительный визуальный контакт дал Чаню повод заговорить:

– Превосходный прием.

– Вот уж точно, – ответил полковник Траппинг.

Он перевел взгляд с глаз Чаня на его пальто, потом обозрел остальную часть его одеяния, которое казалось здесь совершенно не к месту, даже, можно сказать, было оскорбительным. Чань посмотрел на свое облачение, снова поймал взгляд Траппинга и, фыркнув, усмехнулся.

– Пришлось явиться прямо с дороги. Ехал несколько дней подряд. Не мог же я позволить себе опоздать – вы меня понимаете?

– Конечно, – кивнул Траппинг.

Ответ вроде бы удовлетворил его, но он с какой-то беспомощностью смотрел через плечо Чаня в том направлении, куда решила удалиться его компания, чтобы продолжить разговор.

– Что вы пьете? – спросил Чань.

– Кажется, то же, что и вы.

– Неужели? И вам нравится?

– Да, превосходное вино.

– Пожалуй. Наверно, другого и быть не могло, а? Давайте-ка выпьем за нашего хозяина.

Чань прикоснулся своим бокалом к бокалу Траппинга, выпив содержимое и вынудив Траппинга сделать то же самое. Прежде чем он успел шевельнуться, Чань выхватил у него бокал и протянул слуге, громко потребовав еще вина. Когда слуга наклонился, наливая вино, а Траппинг подыскивал предлог, чтобы оставить Чаня и воссоединиться со своей компанией, Чань ловко сыпанул на ноготь большого пальца щепотку белого порошка и, принимая от слуги бокал Траппинга, провел пальцем по его кромке. Потом он протянул бокал Траппингу, и они снова выпили вместе – губы Траппинга коснулись бокала в том месте, где Чань оставил порошок. После этого Чань с такой же неожиданностью, как и появился, кивнул Траппингу И вышел из комнаты – он собирался незаметно понаблюдать, как будет действовать порошок.

* * *

Но с этого момента все пошло наперекосяк. Группа мужчин (спутники Граббе?) наконец заявилась за Траппингом и, отделив его из группы, которая, как предполагал Чань, являлась семейством Ксонков, увела в угол комнаты и дальше за дверь, по сторонам которой будто случайно, а на самом деле явно в качестве охранников стояли двое людей. Чань увидел, как его жертва исчезла за дверью, оглянулся в поисках какого-нибудь другого выхода, встретился взглядом со спутницей Шарлотты Ксонк, которая мгновенно отвернулась, правда недостаточно быстро. Он направился прочь из главного зала, чтобы не привлекать без необходимости к себе внимания. Прошло минут тридцать, прежде чем он, прячась от слуг, гостей и возрастающего, как ему казалось, числа лиц, косящихся на него с подозрением, оказался в длинном, отделанном мрамором коридоре с рядами дверей по сторонам. Это было точным отражением той нелепой ситуации, в которой он оказался, и подтверждало полный провал его решения войти сюда, чтобы разобраться с Траппингом. Траппинг к этому времени уже должен был бы умереть, а вместо этого, вероятно, с тяжелой головой говорил себе, что, наверно, перебрал вина. Чань дал ему яду лишь столько, сколько нужно было, чтобы сделать его сговорчивым (предполагая заманить его в сад), но, как выяснилось, это была лишь еще одна ошибка. Он пошел по коридору, проверяя на ходу двери. Большинство были закрыты. Он прошел уже, наверно, половину коридора, когда увидел впереди – в дальнем конце – толпу, спускающуюся по винтовой лестнице с галереи наверху. Он поспешил к ближайшей двери. Она оказалась незапертой, и он, проскользнув внутрь, закрыл ее за собой.

На полу лежал Траппинг, мертвый, с каким-то клеймом на лице (ожогом? шрамом?), но никаких очевидных причин смерти Чань не обнаружил – ни раны, ни крови, ни оружия, ни даже еще одного бокала вина, которое могло быть отравлено. Траппинг еще не успел остыть. Он умер совсем недавно – не больше тридцати минут назад. Чань остановился над телом и вздохнул. Перед ним был тот результат, который ему и требовался, однако получился он каким-то гораздо более сложным и тревожным путем. Именно тогда он и обратил внимание на запах – то ли медицинский, то ли механический, но явно посторонний в этой комнате. Он снова наклонился, чтобы пошарить в карманах Траппинга, но тут раздался стук в дверь. Чань немедленно встал и тихо прошел в следующую комнату, а оттуда в поисках места, где можно было бы укрыться, – в ванную. Он обнаружил, что служебная дверь, так же как и дверь из коридора, была не заперта, услышал чей-то голос, звавший полковника Траппинга по имени. Чань осторожно, беззвучно закрыл за собой дверь, когда раздался хрипловатый мужской голос, зовущий на помощь.

Пора было выбираться из дома. Узкий темный коридор вывел его к странному человеку в комнате – недовольному, докучливому существу среди уже знакомых Чаню ящиков. Человек при появлении Чаня развернулся и открыл рот, собираясь закричать. Чань двумя шагами преодолел разделявшее их расстояние и ударил его по лицу. Человек рухнул на стол. Прежде чем тот успел подняться, Чань ударил его еще раз – по затылку. Человек стукнулся о столешницу и съехал на пол, тщетно пытаясь замедлить падение руками и недоуменно разинув рот. Чань быстро кинул взгляд на ящики – все они вроде были пусты, однако времени разбираться у него не было. Он нашел следующую дверь и оказался в коридоре, отделанном зеркальными панелями. Он посмотрел вдаль и понял, что коридор этот, скорее всего, ведет к главному входу, что его ни в коем случае не устраивало. Он увидел дверь по другую сторону коридора. Оказалось, что она заперта, но он принялся выбивать ее каблуком и добился своего – дерево вокруг замка растрескалось, и он, нажав на дверь плечом, открыл ее. В этой комнате было окно. Он схватил стул и швырнул его в стекло – то со звоном разбилось. За его спиной раздались шаги, и он, выбив осколки стекла из рамы, выпрыгнул наружу. Охнув, он приземлился на усыпанную гравием землю и побежал.

* * *

Преследователи не особо пытались догнать его – ведь он был полуслеп да к тому же бежал в темноте, а потому любая серьезная попытка схватить его должна была увенчаться успехом. Поняв, что преследование прекратилось, Чань перешел на шаг. У него было общее представление о том, где он находится относительно берега моря, и потому направился в другую сторону и скоро вышел к рельсам, которые вывели его к станции. Оказалось, что это «Орандж-канал» – конечная остановка. Он сел в стоявший на путях поезд, – порадовавшись, что тут оказался поезд, – и так и сидел, пока состав не тронулся, пока не начался его обратный путь, посредине которого состоялась его встреча с пережившей какое-то жуткое приключение Персефоной.

* * *

Он закончил пить свой шоколад в «Ратон марин» и положил на стол еще одну монетку. Чем больше беспокоился он о событиях предыдущего дня и ночи, тем больше корил себя за глупые импульсивные действия, ведь сообщений о смерти Траппинга так и не поступало. Он был не прочь погрузиться в долгий сон – хоть на несколько дней в опиумокурильне. Но вместо этого он заставил себя отправиться в Библиотеку. Если там ему удастся узнать, втянут ли в это дело каким-то образом лорд Роберт Вандаарифф или немецкий принц, его будущий высокопоставленный зять, и понять, каким образом они связаны с Ксонком или Граббе или даже с самим Траппингом, тогда он смог бы с чистой совестью погрузиться в забвение.

Он поднялся по парадной лестнице, миновал сводчатый вестибюль, кивнув швейцару, и зашагал дальше – в главный читальный зал на втором этаже. Войдя, он увидел хранителя, который ему и был нужен, – Шиаринга, отвечавшего за информацию по финансам; тот разговаривал с какой-то женщиной. Когда Чань приблизился, этот невысокий сварливый человечек повернулся с улыбкой на лице и показал на него пальцем. Чань остановился, а женщина – он сразу же увидел, как она красива, – повернулась, чуть присела в поклоне и направилась к нему. Ее черные волосы, собранные сзади, волной ниспадали ей на плечи. На ней была жакетка из черной шерсти, не доходившая до ее осиной талии и надетая поверх платья красного шелка с китайской вышивкой. В одной руке она держала небольшую черную сумочку, в другой – веер. Она остановилась в нескольких шагах от него, и он заставил себя (скользнув взглядом по ее бледному горлу и ярко-красным губам) посмотреть ей в глаза, которые необыкновенно серьезно смотрели на него.

– Мне сказали, что вас зовут Чань, – сказала она.

– Можете называть меня так. – Это был его обычный ответ.

– А меня можете называть Розамондой. Мне рекомендовали вас как человека, который может помочь мне в одном деле.

– Понятно. – Чань бросил взгляд на Шиаринга, который таращил на них глаза, как дебильный ребенок; Шиаринг проигнорировал взгляд Чаня – он, светясь, смотрел в спину женщины. – Если вы пройдете со мной, то мы сможем поговорить в более приватной обстановке.

Он провел ее на третий этаж в зал географических карт, в котором редко бывали посетители, даже куратор этого отдела здесь появлялся нечасто – большую часть времени он проводил, попивая джин среди стеллажей. Чань подвинул стул, предлагая женщине сесть, – и она села с улыбкой. Он предпочел стоять, лишь оперся на стол, встав лицом к ней.

– Вы всегда носите в помещении черные очки? – спросила она.

– Привычка, – ответил он.

– Должна признаться, что она действует мне на нервы. Надеюсь, что не обидела вас.

– Конечно нет. Однако я останусь в них. По медицинским показаниям.

– Ах так! Понятно.

Она улыбнулась и оглядела комнату. Свет поступал сюда через ряд высоко расположенных окон на фасаде. Хотя день и стоял серый, в помещении было достаточно светло, словно оно располагалось куда выше над землей, чем на высоте третьего этажа.

– Кто вас направил ко мне?

– Что, простите?

– Кто вас направил ко мне? Вы же понимаете, что человек моей профессии не принимает людей без рекомендаций.

– Конечно. Интересно, у вас много клиентов среди женщин?

Она снова улыбнулась. В ее речи слышался небольшой акцент, но какой – он не мог определить. Да и на его вопрос она не ответила.

– У меня много разных клиентов. Но кто вам меня рекомендовал? Я спрашиваю об этом в последний раз.

* * *

Женщина улыбалась. Чань почувствовал, как предупредительно запульсировала жилка у него на затылке. Ситуация, как и женщина, была вовсе не такой, какой могла показаться. Он знал это наверняка и сосредоточился на этом знании, но в то же время был заворожен ее фигурой, необыкновенной аурой, излучаемой ею. Смех у нее был низкий, напоминавший красное вино, она прикусила губку – она изображала из себя девочку и изо всех сил сверлила его своими фиолетовыми глазами, словно насаживая его, как насекомое, на булавку. У него возникло впечатление, что ей это удалось.

– Мистер Чань – или лучше называть вас Кардинал? Ваше имя – меня оно позабавило, потому что я была знакома с кардиналами; я ведь выросла в Равенне. Вы когда-нибудь бывали в Равенне?

– Нет. Но я слышал о равеннских мозаиках.

– Мозаики там великолепны. Такой насыщенный цвет, вы и представить себе не можете… Если вы слышали о них, то непременно должны туда поехать, потому что иначе вас будет преследовать мысль о том, что вы их не видели. – Она снова рассмеялась. – А после того как вы их увидите, мысль о них будет преследовать вас еще сильнее! Но, как я уже сказала, кардиналов я повидала достаточно, по правде говоря, мой кузен – который мне всегда не нравился – занимал этот пост, а потому мне приятно видеть человека вроде вас, который называет себя таким именем. Поскольку, как вам известно, я подозрительно отношусь к личностям, наделенным таким могуществом.

– Мне ничего о вас не известно.

Прошло еще мгновение, и Чань еще острее стал ощущать свою помятую рубашку, грязные сапоги, небритое лицо, вся его жизнь входила в непреодолимое противоречие с очаровательной легкостью, чтобы не сказать необыкновенным изяществом, этой женщины.

– Вы так и – простите мою настойчивость – не сказали мне…

– Конечно не сказала, нет, а вы так терпеливы. Мне назвал ваше имя и сказал, где вас можно найти, мистер Джон Карвер.

Карвер был юристом; прошлым летом он через нескольких посредников вышел на Чаня, чтобы тот разыскал человека, от которого забеременела его дочь. Дочь перенесла аборт, на котором настоял ее отец – суровый прагматик, но с тех пор ее не видели в обществе, судя по всему, операция оказалась нелегкой, что еще больше вывело Карвера из равновесия. Чань нашел этого человека в портовом борделе и не без ущерба для его здоровья (тот, поняв что к чему, оказал серьезное сопротивление) доставил в загородный дом Карвера. Он оставил Карвера перед лежащим на ковре связанным беглым любовником и не очень озадачивался дальнейшим развитием событий.

– Понятно, – сказал он.

Было маловероятно, чтобы кто-либо связал его имя с именем Карвера, если бы только последний не позаботился об этом сам.

– Мистер Карвер составил для меня несколько контрактов и завоевал мое доверие.

– Что, если бы я дал вам понять, что никогда не встречал и не знал никакого Джона Карвера? Она улыбнулась.

– Именно этого я боялась. Тогда мне пришлось бы обратиться за помощью к кому-нибудь другому.

Она замолчала, ожидая его ответа. Теперь он должен был решить, станет она его клиенткой или нет. Она ясно понимала необходимость соблюдать осмотрительность, явно была богатой, а ему определенно требовалось рассеяться, отвлечься от неулаженного дела Артура Траппинга. Он переступил с ноги на ногу и, подпрыгнув, уселся на столешницу, а потом наклонился к женщине.

– Мне очень жаль, но поскольку я не знаю мистера Карвера, то, по всему, не могу принять вас в качестве клиента. Однако, будучи человеком добросердечным и учитывая, что вы проделали немалый путь, чтобы встретиться со мной, я могу выслушать вашу историю и в ответ предложить вам наилучший совет, какой смогу придумать, если вас это устроит.

– Я буду вашей должницей.

– Вовсе нет.

Он позволил себе в ответ нечто вроде улыбки. По крайней мере, пока они понимали друг друга.

– Прежде чем я начну, – сказала она, – вам нужно делать заметки?

– Как правило – нет.

Она улыбнулась.

– В конечном счете ситуация довольно простая, и, если я не могу найти ее решения, она, на мой взгляд, вовсе не является неразрешимой для человека, владеющего определенными приемами. Пожалуйста, остановите меня, если я буду говорить слишком быстро или вам покажется, что я что-то упустила. Вы готовы?

Чань кивнул.

– Прошлой ночью в загородном доме лорда Вандаариффа давался прием в честь обручения его единственной дочери с принцем Карлом-Хорстом фон Маасмарком – вы наверняка слышали об этих людях и можете оценить степень важности этого события. Я была приглашена, хотя на самом деле мы не слишком близко знакомы с Лидией. Прием был костюмированный – приглашенные явились в масках. Это важно, как вы поймете позднее. Вы когда-нибудь бывали на костюмированных балах?

Чань покачал головой. Предупреждающее пульсирование в затылке теперь распространилось на весь его позвоночник.

– Я люблю маскарады, но они вызывают у меня неприятное ощущение, потому что в масках люди позволяют себе выходить за рамки принятых в обществе норм, в особенности на таких больших собраниях и в таких огромных домах. Анонимность может создать ощущение безнаказанности, и, откровенно говоря, тут может произойти что угодно. Уверена, что дальнейших объяснений не требуется.

Чань снова покачал головой.

– Сопровождал меня в тот вечер… наверно, его можно назвать другом семьи… Он немного старше меня, в душе он хороший человек, но слабый, что стало причиной его деградации – пьянство, азартные игры и глупая неосмотрительность в связях, но тем не менее ради старой семейной дружбы и присущей ему искони – во что я верю всей душой – внутренней доброты я решила попытать счастья и со своей стороны приложить усилия к тому, чтобы вернуть его в приличное общество. Такое мероприятие, видите ли, невозможно провести безукоризненно. Дом велик, и гостей было много – и в таком месте (даже в таком месте) появляются люди, которым там, прошу прощения за каламбур, вовсе не место; приходят без приглашения, без должного уважения, без каких-либо иных намерений, кроме поиска личной выгоды.

Чань согласно кивнул, прикидывая, в какой именно момент ему следует пуститься наутек и сколько ее сообщников, возможно, ждут его внизу на лестнице.

– Потому что… – Голос ее сорвался, в уголках глаз появились слезы.

Она открыла сумочку и принялась рыться в ней в поисках платка. Чань знал, что ему следовало бы предложить ей свой, но он также знал, в каком состоянии тот находится, а потому не стал это делать. Она нашла наконец платок и промокнула нос и глаза.

– Простите меня. Это случилось так внезапно. Вы, наверно, довольно часто сталкиваетесь с людьми, находящимися в отчаянии?

Он кивнул. В отчаянии, причиной которого был он сам… но вдаваться в эти подробности он не счел нужным.

– Наверно, это ужасно, – прошептала она.

– Ко всему привыкаешь.

– Может быть, это-то и хуже всего. – Она сунула платок назад в сумочку. – Извините. Позвольте, я продолжу. Так вот, прием был очень большой, и нужно было говорить со множеством людей кроме Лидии и принца Карла-Хорста, а потому я была почти все время занята. Вечер продолжался, и тут я вдруг заметила, что моего сопровождающего уже некоторое время рядом со мной нет. Я принялась его искать, но его нигде не было. Мне удалось заручиться помощью общих друзей, и мы как могли осторожно принялись обыскивать соседние помещения, думая, что он, может быть, выпил лишнего и уснул. Но оказалось, мистер Чань – Кардинал… что он убит. Поговорив с другими гостями, я пришла к убеждению, что мне известна личность убийцы. И я хочу – мне бы хотелось, если бы вы взялись за такую работу, – чтобы вы нашли этого человека.

– И выдал его властям?

– Выдали его мне. – Она, не дрогнув, выдержала его взгляд.

– Понятно. И что это за человек?

Он шевельнулся, готовый в любое мгновение прыгнуть на нее. Приставив бритву к ее горлу, он смог бы пройти сквозь строй ее соучастников, сколько бы их ни было.

– Молодая женщина. Небольшого роста, каштановые вьющиеся волосы, светлая кожа, хорошенькая, но простоватая на вид. На ней были зеленые сапожки и черный дорожный плащ. Судя по тому, каким образом был убит мой друг, она чуть не вся должна была быть перепачкана кровью. Назвалась она Изобела Гастингс, но это явная ложь.

* * *

После этого он задал ей ряд вопросов, но мысли его отчасти были заняты другим – он пытался осмыслить это совпадение. Розамонда больше ничего не могла сказать об этой женщине – предположительно та была проституткой высокого полета, иначе непонятно, как бы она могла так легко попасть в дом, но Розамонда понятия не имела, как та появилась и каким образом исчезла. Она спросила – чтобы иметь представление, – какую плату он обычно берет за свои услуги. Он назвал сумму и сказал, что на тот гипотетический случай, если он примет ее предложение, им нужно договориться о месте, где можно будет встретиться. Она оглянулась и сказала, что Библиотека прекрасно подходит для таких встреч, а письмо для нее можно оставить в отеле «Сент-Ройял». С этими словами она поднялась – Чань встал вместе с ней – и протянула ему руку. Он чувствовал себя полным кретином, но ничего не мог с собой поделать – нагнулся и поцеловал ее запястье. Он не двинулся со своего места – наблюдал, как она уходит, и порывистые движения ее удаляющейся фигуры вполне отвечали его мятущимся мыслям.

* * *

Прежде всего он отправил письмо Джону Карверу, прося его подтвердить, что адвокат действительно рекомендовал его оказавшейся в трудном положении молодой женщине. Теперь ему нужно было поесть. В последний раз он ел день назад – пирог с мясом на площади Святой Изобелы – и сильно проголодался. В то же время, спускаясь по мраморным ступеням у парадного подъезда библиотечной лестницы на улицу, он не мог отделаться от подозрения, что его тайны раскрыты. Он прошел два квартала на запад по направлению к площади с кварталом магазинов, остановился у нового киоска, делая вид, что разглядывает газету. Из Библиотеки за ним, похоже, никто не шел, но это ничего не значило – если он имеет дело с людьми искушенными, они могут поджидать его в любом из посещаемых им мест или в доходном доме, где он снимает комнату. Он положил газету и протер глаза.

В продовольственной палатке он купил еще один мясной пирог – на еду он особо не тратился – и кружку пива. Он быстро покончил с едой и пошел дальше. Было около четырех часов, но он уже чувствовал, что день клонится к сумеркам, а ветер набирает вечернюю промозглость. Насколько он оценил ситуацию, у него было три непосредственные возможности: во-первых, вернуться в «Ратон марин» и ждать письма от Аспича или Карвера; во-вторых, начать наблюдение за отелем «Сент-Ройял», чтобы разузнать как можно больше о новой клиентке, начиная с ее настоящего имени; а в-третьих, начать посещение борделей. Он улыбнулся – выбор в конечном счете довольно простой.

Вообще-то отправиться по борделям было вполне резонно, потому что там в это время как раз начинался рабочий день, и шансы собрать информацию сейчас были выше, чем в другое время. Начать можно было с имени Изобелы Гастингс – даже если оно и было выдуманным. Чань знал, что люди склонны привыкать к своим псевдонимам и, воспользовавшись фальшивым именем раз, наверняка прибегают к нему снова; если же она назвала свое настоящее имя, тогда задача облегчалась еще больше. Он вернулся к реке, в больное сердце старого города. Сначала он хотел наведаться в самый дешевый из домов терпимости, прежде чем туда набьются клиенты. Этот дом был известен как «Нижний шлюз», потому что располагался на берегу, но еще и в шутку (потому что никаких шлюзов в городе не было) – с намеком на ту часть тела местных шлюх, к которой чалились посетители. Бордель этот предназначался для моряков, и персонал его менялся с ужасающей скоростью, но если вы искали кого-то нового, то начинать нужно было оттуда. «Нижний шлюз» притягивал к себе всю грязь и мусор города.

Шествуя по улице, он пожалел, что оставил газету – придется найти другую, – ведь теперь, когда ему нужно провести расследование, связанное с этим новым убийством, даже самое отдаленное упоминание об исчезновении спутника Розамонды по меньшей мере дало бы ему имя этого человека. Вторая смерть во владениях Роберта Вандаариффа во время приема по такому важному случаю определенно должна была укрепить финансиста в желании сохранить случившееся в тайне, хотя Чань и спрашивал себя, как долго это удастся в отношении смерти Траппинга. Что касается этого второго, то Чань понимал: даже если Розамонда не соврала ему, то рассказала лишь часть истинной истории. Об этом ему говорили его собственные воспоминания о Персефоне (ему это имя нравилось больше, чем Изобела), увиденной им в поезде. Но расследование дела Розамонды (как уж ее там звали на самом деле?) означало также распутывание интриги вокруг Траппинга, ведь он получит новую информацию о доме, гостях, собрании, всех прочих обстоятельствах. Но об этом она ему ничего не сказала – только о женщине, которую хотела найти. Он на ходу раздраженно цокнул языком, понимая, что раньше или позже ему придется тщательно запутать свои следы и чем скорее он приступит к этому, тем лучше.