Текст книги "Стеклянные книги пожирателей снов"

Автор книги: Гордон Далквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 56 страниц)

Сначала она засунула руку под пухлые, набитые пером подушки. Ничего. Этого следовало ожидать. Она заглянула под кровать, но тоже безрезультатно, и лишь с чуть большей надеждой мисс Темпл подошла к бельевому шкафу графини в поисках ящика с интимными деталями ее туалета. Глупая женщина вполне могла прятать здесь что-нибудь важное, полагая, что личный характер содержимого оттолкнет любопытных. Мисс Темпл, отнюдь не сочувствующая тем, кто любит совать нос в чужие дела, знала, что истинно как раз противоположное – что шелка и шнуровки, чулки и корсеты из китового уса возбудят примитивное любопытство практически в любом человеке… Кто же не захочет в них порыться? Мысль спрятать в таком месте, скажем, личный дневник была совсем в духе идеи оставить его в передней среди газет или прямо на обеденном столе, лишь слегка прикрыв салфеткой. Как она и предполагала, никаких важных улик среди нижнего белья графини не обнаружилось (хотя мисс Темпл, возможно, и задержалась на несколько лишних мгновений, проводя пальцами по шелковым материям, и даже, может быть, чуть зардевшись, прижала ароматную подвязку к своему носу). Мисс Темпл задвинула ящик. Лучшие тайники всегда находились в самых банальных местах. Скажем, среди старых туфель. Но она не нашла ничего, кроме воистину удивительной и дорогой обуви. Мисс Темпл повернулась (есть у нее время обыскивать весь шкаф? Что там мисс Вандаарифф – все еще стонет?) в поисках какого-нибудь очевидно невероятного места, которое бросилось бы ей в глаза. Но она увидела только разбросанную повсюду одежду и… улыбнулась. Сбоку от шкафа у темной стены в неосвещенном месте лежала груда блузок и шалей, которая поразила ее тем, что находилась в стороне – на нее трудно было наступить случайно. Она нагнулась над этой кипой и принялась быстро разбирать ее. Через несколько секунд она увидела сияние чего-то завернутого в итальянскую шаль камчатого полотна, и вот уже у нее в руках была большая книга, изготовленная целиком из синего стекла.

* * *

Размером она была с том стандартной энциклопедии. Переплет был тяжелым (словно стеклодув имитировал рельефную тосканскую кожу, которую мисс Темпл видела на рынке неподалеку от площади Святой Изобелы) и матовым, потому что, хотя у нее и было ощущение, что она должна ясно видеть сквозь него, на самом деле он оказался не прозрачным. Сходным образом на первый взгляд представлялось, что книга однородно-насыщенного ярко-синего цвета, но, вглядевшись, мисс Темпл увидела многочисленные прожилки. Синева была пронизана нитями оттенков – от лазурного и кобальтового до аквамаринового, и эти оттенки как-то незаметно тревожили ее. Ни на обложке, ни на корешке она не увидела никаких букв, никакого названия.

Прикоснувшись к ней, мисс Темпл чуть не потеряла сознание. Если синяя карточка оказывала на человека сладострастное воздействие, то книга вызывала целую бурю примитивных ощущений, которые грозили поглотить ее целиком. Мисс Темпл, вскрикнув, отдернула руку.

Она посмотрела в открытую дверь – двух других женщин за ней не было слышно. Нет, ей пора уходить… потому что они могут войти в любую секунду, а за ними скоро должны появиться граф и графиня. Она подсунула руку под камчатую ткань шали, чтобы безопасно дотронуться до книги, завернуть ее и забрать с собой. Этой находкой она сможет поразить и доктора, и Чаня. Мисс Темпл опустила взгляд и прикусила губу. Если ей удастся открыть книгу, не касаясь стекла… это наверняка защитит ее… тогда, конечно, она проникнет глубже в эту тайну. Она снова оглянулась – может быть, мисс Вандаарифф упала в обморок? – и осторожно перевернула обложку.

Страницы (а она могла видеть через них – через каждый тонкий слой с его неповторимым рисунком синих вьющихся прожилок) казались хрупкими, как осиные крылышки, которые были странным образом вделаны в корешок, и она могла переворачивать их, как страницы обычной книги. Сказать точно было трудно, но ей показалось, что там около сотни страниц, и все они были, как и обложка, насыщены пульсирующим синим сиянием, которое заливало всю комнату неестественным призрачным светом. Она боялась переворачивать страницы – как бы не разбить стекло (боялась она и рассматривать их слишком внимательно), но когда набралась смелости, то выяснилось, что стекло довольно прочное. Мисс Темпл переворачивала одну сверкающую страницу за другой. Она моргнула, а потом протерла глаза – неужели эти бесформенные прожилки двигаются? Беспокойство в ее голове трансформировалось в тяжесть, она ощутила сонливость или даже не сонливость, а какое-то расслабление. Она снова моргнула. Она должна немедленно закрыть книгу и уйти. В комнате стало жарко. Капелька пота упала с ее лба на книгу, поверхность в этом месте затуманилась, потемнела, темное пятно стало расползаться по странице. Мисс Темпл уставилась на него с внезапным испугом – синий узелок стал раскрываться, как орхидея… Возможно, она ничего прекраснее в жизни не видела, хотя ее и наполнял страх перед тем, что может случиться, когда этот темный цветок распустится на всю страницу. Но когда это произошло, последний отблеск сверкающей синевы исчез и она перестала видеть через страницы – перед ее глазами остались только глубины темно-синего пятна. Мисс Темпл услышала вздох (смутно осознавая, что исходит он от нее) и оказалась полностью поглощена.

* * *

Образы носились вокруг, а потом устремились внутрь ее сознания; удивительная особенность (ужасающая и восхитительная одновременно) состояла в том, что сама она, казалось, отсутствовала, потому что, как и в случае с миссис Марчмур и ее карточкой, ее воля подавлялась силой тех ощущений, что охватывали ее. Мисс Темпл казалось, что ее погрузили в несколько чужих жизней, нанизанных одна на другую в какой-то бредовой последовательности. Жизней настолько убедительных и таких многочисленных, что само представление о Селесте Темпл как об отдельной личности стало размываться… Она была на маскараде в Венеции, пила терпкое вино зимой, ощущала запах каналов и влажного камня и горячих свечей, чьи-то руки хватали ее в темноте, и она переживала трепет, когда ей каким-то образом удавалось поддерживать разговор со священником в маске напротив нее… Она медленно кралась по узкому проходу между кирпичных стен с небольшими нишами, держа в руках затененный фонарь, и считала ниши по обеим сторонам, а когда добралась до седьмой по счету, шагнула к противоположной стене и сдвинула в сторону маленький металлический диск на отверстии в стене и прижалась к нему глазом, перед ней открылся вид на громадную спальню. Две фигуры, слившиеся друг с другом, – атлетического сложения молодой человек, чьи обнаженные бедра были бледны, как молоко, нагнулся над спинкой кровати, а сзади к нему пристроился человек постарше с раскрасневшимся лицом, взмыленный, как бык… Она скакала на коне, ноги ее ловко и умело обхватывали бока животного, в одной руке она держала поводья, размахивая угрожающе искривленной саблей в другой… Она мчалась по засушливой африканской степи, а на них несся построенный клином отряд темнокожих всадников в белых тюрбанах, она кричала от страха и восторга, и вместе с ней кричали всадники в красных плащах по обе стороны от нее. Две лавы неслись друг на друга, быстрые, как удар бича, и она прижимала голову к шее своего скачущего коня, выставив вперед саблю, сжимая лошадиные бока ногами. Потом – лязг столкновения, арабский клинок рядом с ее плечом и острие ее сабли, вонзившееся в шею врага, фонтан крови и ужасающей силы рывок, чуть не выбивший ее руку из сустава, потому что кони продолжили свою скачку и сабля вырвалась из ее руки… Гигантский водопад размером с два собора, и она стоит среди коренастых краснокожих индейцев с их луками и стрелами, черными волосами, подрезанными, как у средневековых королей… Горы плавучего льда, запах рыбы и соли, меховой воротник, щекочущий ей лицо, за ее спиной голоса, разговор идет о шкурах, моржовой кости, скрытом в земле металле, в ее большой, облаченной в рукавицу руке – тревожащая душу резная фигурка с ухмыляющимся ртом и одним большим глазом… Темная комната с отделанными мрамором и золотом стенами, небольшие горшочки, кувшины, гребни, оружие – все в золоте, а потом и сам гроб, чуть больше тела, король-юноша, завернутый в плотный саван вычеканенного золотого листа, усеянного драгоценными камнями, потом ее рука щелкает складным ножом, она наклоняется, чтобы выковырять необыкновенно большой изумруд… Студия художника, обнаженная на диване в бесстыдной позе смотрит в открытое небо, наверху плывут жемчужного цвета облака, человек с выкрашенной в синий цвет кожей между ее ног, игриво держит ее ноги, поднимает одну себе на плечо, а потом поворачивается, и она поворачивается с ним, чтобы спросить художника о позе. Фигура за огромным подрамником, она не видит ее, как не видит его лица, только его сильные руки с палитрой и кистью, но, прежде чем он произносит ответ, внимание ее снова наиприятнейшим образом возвращается к ее коллеге-натурщику, который, нагнувшись, чувственно, едва касаясь ее, проводит двумя пальцами по ее выбритому лобку… Душный, жаркий трюм, набитый темнокожими худыми телами; бряцая цепями, они бродят туда-сюда. Ее башмаки постукивают по доскам палубы, она делает записи в журнале… Застолье – высокие бледнокожие бородатые мужчины, одетые в форму, и их изящные дамы, увешанные драгоценностями, громадные серебряные подносы, тонкие бокалы с золотыми листьями по ободкам, в каждом – прозрачный, обжигающий с лакричным привкусом крепкий напиток, вежливый разговор на фоне тихих скрипок, хрустальные блюда с черной икрой во льду, тарелки с маслянистой красной рыбой, кивок слуге в голубом кушаке, который небрежно подносит ей том в черном кожаном переплете, в котором загнута одна страничка, она прочтет ее позднее… Она сидит на корточках перед обнесенным камнями костром в лагере, на фоне лунного неба темные очертания замка, его высокие стены поднимаются над красными утесами, она кидает в огонь пергаменты – один за другим, смотрит, как они чернеют, корежатся, как красные восковые печати исчезают на глазах… Каменный дворик теплым вечером, вокруг цветущий, пахучий жасмин, щебет птиц, она лежит лицом вверх на шелковых подушках, другие девушки вокруг разговаривают, насмешливо поглядывают на мускулистых, обнаженных до пояса стражей в тюрбанах, ноги ее раздвинуты, а пальцы перебирают длинные, сплетенные в косички волосы девушки, наклонившейся над ее лоном, чьи губы и язык двигаются с размеренной блаженной настойчивостью, по всему ее телу проходят сладострастные судороги, восхитительная рябь, грозящая хлынуть волной, пальцы ее сильнее впиваются в волосы, смешок девушки, которая в этот миг чуть подается назад и лишь кончиком языка касается ее изнемогающей, страждущей плоти, а потом снова погружается в нее, волна поднимается выше, наполняется, обещая разлететься на тысячу цветущих орхидей в каждой песчинке ее тела…

И в этот восхитительный момент краешком своего сознания мисс Темпл попыталась припомнить и с трудом отыскала в своих воспоминаниях тонкий, пробивающийся сквозь немолчный шум голос миссис Марчмур, говорившей мисс Вандаарифф о том, что нужно сосредоточиться на мгновении, чтобы растянуть его, сделать своими эти чувства или непосредственно этот чужой жизненный опыт. Проворный язык девушки зажег еще одну искру наслаждения в ее лоне, и мисс Темпл (глазами того, кто отдал этой книге свои переживания) опустила взгляд, сделав над собой мучительное усилие, сосредоточилась на ощущении, которое давали ей волосы девушки под ее руками. Ее пальцы ласкали косички с вплетенными в них бусинками, потом одни только бусинки, цвет… Они были синими, конечно, синими… синего стекла… она заставила себя сосредоточиться на цвете, всмотреться мимо сладостно щекочущего языка. Она вздохнула, прогоняя все другие мысли и ощущения из своего сознания, пока она не стала видеть и чувствовать перед собой только синюю поверхность, только поверхность стекла, а потом, в этот момент прояснения, со всей силой своего существа она заставила себя вырваться, освободиться.

* * *

Мисс Темпл вздохнула еще раз, открыла глаза и с изумлением осознала, что лежит головой на груде одежды сбоку от книги. Она чувствовала слабость, кожа у нее была влажная, она с трудом встала на колени и оглянулась. В номере графини стояла тишина. Сколько времени мисс Темпл провела за этой книгой? Она никак не могла вспомнить все истории, которые видела… Участницей которых была. Сколько на это ушло – часы? Или это было похоже на сон, в котором часы умещались в минуты? Она поднялась на ноги и почувствовала, что колени у нее дрожат, а по ляжке стекают капельки влаги. Что с ней случилось? Чья память живет теперь в ней? Какой опыт звериного желания, крови и пота, мужской силы и женской слабости? Ах, что за мрачная ирония судьбы, подумала мисс Темпл, если она станет самой развращенной девственницей за всю историю мира.

* * *

Заставляя двигать руками свое опустошенное тело, мисс Темпл аккуратно завернула в шаль книгу и перевязала ее. Она оглянулась в поисках своей зеленой сумочки, но не увидела ее. Сумочки нигде не было!

Она поднялась, взяла завернутую книгу и тут обратила внимание на все еще приоткрытую дверь. Как можно тише выглянула она сквозь щель в гостиную. Несколько мгновений ей казалось, что она все еще смотрит в книгу, – таким странным было открывшееся ей зрелище, таким искусственным, словно она увидела ожившую сценку с помпейских фресок. Миссис Марчмур сидела на диване, откинувшись к его спинке, ее бежевое платье было расстегнуто и спущено с плеч, корсет – снят, плечи обнажены, если не считать тройной ниточки жемчуга, туго затянутой на шее. Мисс Темпл не могла оторвать взгляд от ее левой груди, тяжелой и бледной, пальцы женщины лениво ласкали сосок, а правая ее рука была не видна – закрыта головой мисс Вандаарифф, которая сняла маску, светлые волосы ее разметались по спине, а сама она лежала рядом с миссис Марчмур, глаза ее были закрыты, ноги – подогнуты, одна рука, чуть согнутая в кисти, покоилась в паху, другая мягко поддерживала грудь миссис Марчмур, которую она легонько посасывала, словно грудной младенец, уже успевший утолить голод.

Напротив них в кресле, в своей шубе с сигарой в одной руке и тростью черного дерева с набалдашником в другой сидел граф д'Орканц. За его спиной полукругом стояли четверо человек: один с рукой на перевязи, невысокий, коренастый, краснолицый и с незажившими шрамами вокруг глаз, и еще два человека в мундирах, судя по рассказам доктора Свенсона, видимо, макленбуржцы. Один был сурового, строгого вида с очень короткими волосами, морщинистым, худым лицом и налитыми кровью глазами. Другого она знала (причем это знакомство имело весьма интимный характер – ведь она видела его на синей карточке), это был Карл-Хорст фон Маасмарк. Ее первое впечатление о принце было отнюдь не благоприятным – высокий, бледный, худой, изможденный и какой-то бесполый, подбородок у него отсутствовал, а глаза напоминали сырых устриц. Она быстро оглядела все эти фигуры и остановила свой взгляд на втором диване – там сидела графиня ди Лакер-Сфорца, неподвижно держа мундштук с сигаретой, от которой к потолку поднималась тонкая струйка дыма. На графине были янтарные сережки и фиолетовый шелковый жакет в обтяжку, окаймленный небольшими черными перышками на белой груди и шее. Под жакетом на ней было черное платье, которое струилось по ее телу и растекалось под ногами. Взгляды всей компании в полной тишине были устремлены на мисс Темпл.

* * *

– Добрый вечер, Селеста, – сказала графиня. – Вы оторвались от книги? Весьма впечатляюще. Не всем это удается. Мисс Темпл не ответила.

– Я рада, что вы здесь. Я рада, что у вас была возможность обменяться мнениями с графом и с моей компаньонкой миссис Марчмур, а также познакомится с леди Лидией, с которой у вас наверняка много общего – две молодые богатые дамы, чьи жизни должны казаться воплощением безграничных возможностей.

Граф выдохнул облачко синего дыма. Миссис Марчмур улыбнулась, глядя в глаза мисс Темпл, и медленно поиграла своим розовым соском, держа его между своим большим и указательным пальцами.

– Вы должны знать, – продолжала графиня, – что вашего сообщника Кардинала Чаня больше нет, а макленбургский доктор в страхе бежал из города и оставил вас. Вы видели действие нашего Процесса. Вы заглянули в одну из наших стеклянных книг. Вы знаете наши имена и наши лица, вы знаете, что мы предпринимаем усилия связать узами родства лорда Вандаариффа и семейство фон Маасмарк из Макленбурга. Вам даже, – тут она улыбнулась, – видимо, известны факты, стоящие за внезапным возвышением некоего лорда Тарра. Вы знаете обо всем этом и можете – потому что, я уверена, вы не только настойчивы, но и умны, – догадаться о многом другом.

Она поднесла лакированный мундштук к губам и затянулась, после чего ее рука снова неторопливо легла на диван. Губы ее с почти беззвучным вздохом разделились в иронической, недоверчивой улыбке, и она уголком рта выдула струйку дыма.

– Так что вам придется умереть.

Мисс Темпл не ответила.

– Признаюсь, – продолжала графиня, – я вас недооценила. Мне об этом намекал граф, а я уверена – вы знаете, что граф редко ошибается. Вы сильная, гордая, решительная девушка, и хотя вы причинили мне немалые неудобства… и даже… должна признать это… привели меня в бешенство… было решено, что мне следует сделать вам предложение… предложение, каких я обычно не делаю тем, кого вознамерилась уничтожить. Было решено… позволить вам стать добровольным участником нашей великой работы.

Мисс Темпл не ответила. Ноги у нее ослабели, на сердце был холодок. Чань мертв? Доктор бежал? Она не могла в это поверить. Отказывалась в это верить.

Словно почувствовав вызов на ее подрагивающих губах, граф вытащил сигару изо рта и заговорил низким, хрипловатым, зловещим голосом:

– Если вы не согласитесь, вам перережут горло прямо здесь, в этой комнате. Если согласитесь, то поедете с нами. Только поверьте мне, никакие ваши штучки тут не пройдут. Оставьте пустые надежды, мисс Темпл, потому что реальность – куда лучше!

Мисс Темпл посмотрела на его строгое лицо, а потом – на неприступно-красивую графиню ди Лакер-Сфорца, чья идеальная улыбка одновременно была холодной, как камень. Четверо мужчин смотрели на нее пустыми глазами, а принц ковырял у себя в носу ногтем. Неужели их всех преобразовал Процесс, а их суждение освободилось от всяких нравственных запретов? Она видела шрамы на лице принца и коротышки. Впечатление было такое, что пожилой мужчина смотрит на нее какими-то остекленевшими плотоядными глазами – вероятно, его шрамы уже сошли, – и только у другого военного было нормальное выражение, в котором можно было прочесть как определенность, так и сомнение. А на лицах остальных была лишь бесчеловечная, не ведающая сомнений уверенность. Кто из них станет ее палачом? Наконец она перевела взгляд на миссис Марчмур, бесстрастное выражение которой скрывало, как полагала мисс Темпл, искреннее любопытство… словно она не знала ни что будет делать мисс Темпл, ни чем это закончится, если мисс Темпл все же подчинится.

– Похоже, у меня нет выбора, – прошептала мисс Темпл.

– Нет, – согласилась графиня и, подняв бровь, повернулась к крупному человеку, сидевшему рядом с ней, словно давая знать, что ее роль в этом деле закончена.

– Я вам буду весьма признателен, мисс Темпл, – сказал граф д'Орканц, – если вы снимете ваши чулки и сапожки.

* * *

Ей пришлось идти босиком (в таком виде ей никак не убежать от них по грязным, усыпанным камнями улицам) вниз по лестнице и из отеля «Сент-Ройял». Миссис Марчмур осталась, а все прочие пошли с мисс Темпл – военный, коренастый человек со шрамами и пожилой отправились вперед за экипажами, граф и графиня двигались по бокам от нее, сзади принц под ручку с мисс Вандаарифф. Спустившись по лестнице, мисс Темпл увидела за стойкой нового портье, который лишь уважительно поклонился в ответ на величественный кивок графини. Мисс Темпл не могла понять, зачем такой женщине вообще нужен Процесс или волшебное синее стекло? Она сомневалась в том, что найдется много людей, кому может хватить силы воли или желания противостоять ее напору. Мисс Темпл взглянула на графа, который бесстрастным взглядом смотрел вперед, одной рукой опираясь на свою трость с набалдашником, а в другой неся книгу, напоминая свергнутого короля, намеревающегося вернуться на трон. Она чувствовала, как ковер щекочет ее ступни. Девчонкой она привыкла бегать босиком по плантации отца, и тогда ступни у нее были мозолистые и жесткие. Теперь они стали мягкими и чувствительными, как у любой изнеженной молодой леди, и были не меньшим препятствием к побегу, чем кандалы на ногах. С отчаянием и тоской вспомнила она маленькие зеленые сапожки, затолканные куда-то под диван. Она знала, что теперь уже никто не позаботится о них, и спрашивала себя: а позаботится ли кто-нибудь теперь о ней?

У дверей отеля ждали два экипажа: один изящный маленький, другой – большой черный с крестом на дверях, как ей подумалось – макленбургским. Принц, мисс Вандаарифф, военный и коренастый мужчина со шрамами забрались во второй экипаж, а пожилой сел рядом с кучером. Швейцар отеля открыл дверь маленькой кареты для графини и мисс Темпл, которая своей ступней почувствовала резную металлическую поверхность ступеньки. Она села против графини, а мгновение спустя к ним присоединился граф, под весом которого карета накренилась. Он сел рядом с графиней, и швейцар закрыл дверь. Граф постучал тростью по крыше, и карета тронулась. С того момента, когда граф потребовал, чтобы она сняла сапожки, и до начала движения кареты никто не произнес ни слова. Мисс Темпл откашлялась и посмотрела на них. Долгое молчание почти всегда выводило ее из себя.

– Я бы хотела узнать кое-что, – заявила она.

Мгновение спустя граф проскрипел в ответ:

– И что же это такое?

Мисс Темпл посмотрела на графиню, потому что вопрос был обращен именно к ней:

– Я бы хотела узнать, как умер Кардинал Чань.

Графиня ди Лакер-Сфорца заглянула в глаза мисс Темпл – взгляд ее был острый, ищущий.

– Я его ликвидировала, – заявила она таким голосом, чтобы отбить у мисс Темпл охоту вдаваться в подробности.

Однако это не устрашило мисс Темпл, напротив, если ее тюремщица не хотела говорить на эту тему, то это становилось испытанием для воли мисс Темпл.

– Правда? – спросила она. – Он был очень опасным противником.

– Вот уж что верно, то верно – был, – согласилась графиня. – Я дала ему вдохнуть толченого стекла, сделанного из нашей синей глины. Это очень эффективное средство, а та доза, которую получил Кардинал, – смертельна. Слово «опасный» имеет много оттенков. Простая физическая сила часто не имеет особого значения, и противостоять ей довольно легко.

Графиня с такой легкостью говорила о смерти Чаня, что это совершенно обескуражило мисс Темпл. Хотя она была знакома с Кардиналом Чанем всего несколько часов, он произвел на нее такое впечатление, что его внезапная смерть представлялась ей истинной трагедией.

– Это была быстрая смерть? – спросила мисс Темпл, стараясь говорить ровным голосом.

– Я бы не назвала ее быстрой… – Ответив, графиня залезла в черную сумочку, вытащила мундштук, вставила в него сигарету, достала спичку и закурила. – И тем не менее его смерть, видимо, не была мучительной, потому что – как вы сами убедились – синяя глина вызывает удушье и навевает чувственные переживания. Часто у повешенных наблюдается сильнейшая эрекция… – она замолчала, подняв брови, словно убеждаясь, что мисс Темпл слушает ее, – а нередко и спонтанное семяизвержение, а это означает, что, по крайней мере, для мужчин такой конец предпочтительнее многих других. По моему убеждению, смерть под воздействием синего стекла сопровождается подобными же, если не более сильными ощущениями. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что ваш Кардинал Чань и в самом деле был исключительный противник… Я не желала ему зла, но у меня не было выбора.

– Вы проверили, он действительно получил смертельный оргазм? – спросил граф.

Лишь несколько мгновений спустя мисс Темпл поняла, что он смеется.

– Времени не было, – фыркнула в ответ графиня. – Жизнь полна огорчений, но что толку жалеть об упущенной возможности? Наши печали – как осенние листья, унесенные ветром.

* * *

Призрак смерти Чаня (смерти, которую, несмотря на грязные предположения графини, она представляла себе лишь как нечто ужасающее – с кровавыми выделениями изо рта и носа) направил мысли мисс Темпл на ее собственное положение.

– И куда мы теперь едем? – спросила она.

– Ну, вы наверняка знаете, – ответила графиня. – В Харшморт.

– И что будет со мной?

– Бояться того, что вы не можете изменить, не имеет никакого смысла, – заявил граф.

– К тому же мы получим удовольствие, глядя на вашу агонию, – прошипела графиня.

На это у мисс Темпл не нашлось ответа, но по прошествии нескольких секунд, в течение которых она пыталась выглянуть из узких окошек (окошки были по обеим сторонам противоположного от нее сиденья, видимо для того, чтобы тому, кто оказывается в ее положении, легче было оставаться незамеченным) и не смогла понять, в какой части города они теперь находятся, она снова откашлялась, намереваясь заговорить.

Графиня прыснула от смеха.

– Я вас чем-то насмешила? – спросила мисс Темпл.

– Пока нет, Селеста, – ответила графиня.

– По имени меня называют лишь близкие, – сказала мисс Темпл. – Их можно пересчитать по пальцам одной руки.

– Разве мы не близки? – спросила графиня. – Я уж думала, что мы успели сблизиться.

– Тогда назовите мне и ваше имя.

Графиня снова прыснула от смеха, и мисс Темпл показалось даже, что и губы графа непроизвольно сложились в улыбку.

– Меня зовут Розамонда, – сообщила графиня. – Розамонда графиня ди Лакер-Сфорца.

– Ди Лакер-Сфорца – это название какого-то имения?

– Боюсь, что теперь от него осталось только имя.

– Понятно, – сказала мисс Темпл, ничего на самом деле не понимая, но не желая показаться невежливой.

– У каждого есть свой замок, Селеста… свой дом, свой остров, хотя бы только в сердце.

– Таких людей можно только пожалеть, – сказала мисс Темпл. – Настоящий остров представляется мне куда как предпочтительнее.

– Иногда, – голос графини стал ощутимо жестче, – мы можем посещать только те края, что раскинулись в наших сердцах.

– То есть вымышленные, вы хотите сказать?

– Это вы их так называете.

Мисс Темпл помолчала, понимая, что истинный смысл слов графини ускользнул от нее.

– Ну, свой-то дом я не собираюсь терять, – сказала она.

– Все так говорят, – отозвалась графиня.

* * *

Некоторое время они ехали молча, но потом графиня, улыбнувшись с прежней доброжелательностью, поинтересовалась:

– Вы хотели что-то спросить?

– Да, – ответила мисс Темпл. – Я хотела спросить об Оскаре Файляндте и его картинах, посвященных Благовещению, потому что увидела одну из них в вашем номере. Мы с графом говорили об этом художнике за чаем.

– Неужели?

– Да, я даже сказала графу, что, на мой взгляд, он подозрительно многим обязан этому художнику.

– Так и сказали?

– Именно так.

Мисс Темпл не обманывалась. Она понимала, что не в силах вывести из себя этих двух людей или польстить им настолько, что они забудут обо всем на свете, а она тем временем выпрыгнет из кареты. Такой поступок, скорее всего, закончился бы ее смертью под колесами экипажей, но тем не менее она думала, что, разговорив их на эту тему, могла бы получить полезные сведения о Процессе и, возможно, воспользоваться этим знанием, чтобы предотвратить полное свое порабощение. Она не в состоянии была постигнуть связанную с Процессом науку или магию (она даже не знала, разные это вещи или нет), потому что всегда была безразлична к оккультным знаниям, но чувствовала, что граф-то этих вещей отнюдь не чужд. И еще: мисс Темпл знала, что он чувствителен к вопросу о пропавшем художнике, а она умела быть назойливой не хуже мухи.

– И чем же именно обязан? – спросила графиня.

– Тем, – ответила мисс Темпл, – что картины «Благовещения» сами по себе в аллегорической форме представляют ваш Процесс, а точнее, всю вашу деятельность в целом, как вы ее понимаете. То совершенное преобразование, что обусловлено воздействием вашего драгоценного синего стекла. Конечно, – продолжила она, скользнув взглядом по неподвижной фигуре графа, – похоже, что все это тайное знание было присвоено графом – присвоено всеми вами, – но для этого пришлось устранить мистера Файляндта.

– И вы сказали об этом графу?

– Конечно, сказала.

– И как же он прореагировал?

– Он встал из-за стола и ушел.

– Это серьезное обвинение.

– Но это очевидно. Более того, после всего разрушения и насилия, учиненного вами, такое обвинение вряд ли кому-то из вас может показаться невероятным или необоснованным. Поскольку сама картина чудовищна, а убийство ее создателя – еще чудовищнее, я бы никогда не подумала, что убийца может обладать… такими манерами.

* * *

В качестве ответа, который, пожалуй, в более чем полной мере соответствовал взволнованным ожиданиям мисс Темпл, граф д'Орканц неторопливо наклонился вперед, вытянул правую руку с разведенными пальцами и ухватил мисс Темпл за горло. Она беспомощно подалась назад к спинке сиденья и попыталась убедить себя, что если бы он намеревался задушить ее, то делал бы это быстрее. Но по мере того как сильные пальцы сжимались на ее шее, она стала сомневаться в своих выводах и в смятении посмотрела в холодные голубые глаза графа. Он крепко держал ее за горло, но не душил. Тут же на нее нахлынули ужасные воспоминания, связанные с мистером Спраггом. Она не шелохнулась.

– Вы видели эти картины – две из них, да? – Голос его был глуховат, и в нем безошибочно слышалась угроза. – Скажите нам… каково было ваше впечатление?

– Впечатление от чего? – пропищала она.

– От всего. Какие мысли у вас родились?

– Ну, как я уже говорила, это символика…

Он сжал ее горло так сильно и так неожиданно, что ей показалось, у нее вот-вот затрещат косточки. Графиня тоже наклонилась к ней и мягким тоном произнесла:

– Селеста, граф пытается помочь вам думать быстрее. Мисс Темпл кивнула. Граф ослабил хватку. Она проглотила слюну.

– Мне показалось, что картины эти какие-то неестественные. Потому что женщина отдана – отдается – ангелу, чувству и наслаждению так, словно ничего другого и не существует. Такое невозможно. Это опасно.

– Это почему? – спросил граф.

– Потому что это ни к чему не приведет! Потому что… потому что стирается граница между миром и телом человека, его разумом… это было бы невыносимо!