Текст книги "Стеклянные книги пожирателей снов"

Автор книги: Гордон Далквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 56 страниц)

Но когда он оказался в тендере, все это снова закрутилось у него в голове. Если легкие его уничтожены, то он потеряет свою работу. Он мог бы кое-как перебиваться в библиотеке, но сам бизнес улаживания сложных дел (который доставлял ему удовольствие и был источником самолюбивой гордости) стал бы ему не по силам. Он вспоминал свои неожиданные приключения последних дней и понимал, что не смог бы избежать гибели от сабли солдата в своей комнате или в институте, от рук майора, Ксонка или Розамонды, находись его тело в таком состоянии, как сейчас. Он тогда восстановился усилием воли, научился выживать, научился своему бизнесу и, самое главное, – безопасно поддерживать какое-то подобие человеческого общения. Разговаривал ли он о лошадях с Николасом – барменом из «Ратон марина» или позволял себе мучительную радость, приходя к Анжелике (монотонный стук несущегося поезда напомнил ему ее родной язык; он сказал, что китайская речь напоминает кошачье мяуканье, и она улыбнулась, потому что, как было ему известно, любила кошек), пространство всех этих отношений определялось его местом в мире, его способностью позаботиться о себе. Что, если всему этому пришел конец? Он закрыл глаза и выдохнул. Он представил себе, что умрет во сне, задохнется от собственной крови, а потом его найдут кочегары, когда доберутся до угля в этой части тендера. Когда это случится – через несколько дней? Его похоронят на кладбище для нищих или просто сбросят в реку. Потом он подумал о докторе Свенсоне, представил, как тот ковыляет, пытаясь уйти от погони, прихрамывает (Чаню смутно помнилось, что доктор, пока они были вместе, постоянно прихрамывал, хотя и ничего не говорил о причинах), как у него кончаются патроны, он бросает пистолет… погибает. Чань тоже умрет. Мысли Чаня поплыли, и он даже не заметил, словно пребывал во сне, как его сочувствие к попавшему в беду доктору трансформировалось в нечто иное. Перед его внутренним взглядом предстала схватка, он увидел собственные руки, разнимающие трость (где-то на периферии сознания возникла мысль, а есть ли у доктора такое оружие?) и отбивающиеся ею от множества врагов, что преследуют его в тумане. Повсюду сабли, он окружен солдатами в черном и красном, беспомощно отбивается, его оружие сломано, клинки мелькают перед его лицом, приближаются, как голодные хищные рыбы, выпрыгивающие из морских глубин. Они пробивают страшные дыры в его груди – или это он просто дышит? – а потом за его спиной, издалека, но в то же время настойчиво и прямо в ухе прозвучал женский шепот, он ощутил влажное, теплое дыхание. Анжелика? Нет… Это была Розамонда. Она все повторяла ему, что он мертв. Конечно, он мертв, иначе как объяснить все это?

* * *

Когда Чань открыл глаза, поезд стоял на месте. Он услышал беспорядочное шипение пара – машина работала вхолостую, словно бормотал прирученный дракон, – но больше ничего не происходило. Он сел, моргая, вытащил платок, чтобы протереть лицо. Дышалось ему легче, но в уголках рта и вокруг ноздрей собралась темная корка. Она была не очень похожа на засохшую кровь (в темноте трудно было сказать наверняка), а скорее на кристаллизованную кровь, словно сцеженную в сахар или в толченое стекло. Он выглянул за кромку тендера. Поезд стоял на станции, но платформы Чань не видел. Черный вагон был по-прежнему закрыт, и Чань понятия не имел, вышли из него пассажиры или нет. На вокзале царила темнота. Поскольку поезд, похоже, не собирался двигаться дальше, Чань решил, что они добрались до конечной станции – до Орандж-канала. Чань с трудом перекинул ноги за бортик тендера и сполз вниз, держа трость под мышкой. Суставы у него затекли, и он поднял голову на луну, чтобы попытаться определить, сколько проспал. Два часа? Четыре? Спрыгнув на гравий, он как мог отряхнулся, понимая, что вся его спина черна от угольной пыли. В таком виде он не мог бы пройти мимо слуг, но это уже не имело значения.

* * *

Как это часто случается, его возвращение в Харшморт показалось ему гораздо короче, чем бегство из него. Маленькие ориентиры (холмик, трещина в дороге, пенек) появлялись один за другим чуть ли не с услужливой готовностью, и не прошло и получаса, как Чань оказался на пригорке по колено в траве. Внизу простиралось плоское болотистое пастбище, а за ним ярко освещенные неприступные стены особняка Роберта Вандаариффа. Он продумывал различные варианты проникновения в замок, исходя из своего знания дома. Сад сзади примыкал к стеклянным дверям, через которые можно было легко проникнуть в дом, но сад находился над тайной камерой – вкопанной в землю башней – и, вероятно, надежно охранялся. Парадный подъезд к дому наверняка был слишком многолюден, а в главных крыльях окна располагались чересчур высоко над землей, как и в исходном тюремном здании. Оставалось боковое крыло – он не так давно выбрался оттуда, выбив низкое окошко, но и оно, похоже, находилось в том месте, где активно действовали заговорщики, во всяком случае именно там обнаружилось тело Траппинга. Попытаться? Он исходил из того, что миссис Марчмур предупредила их о его возможном прибытии и, хотя в поезде его и не нашли, в доме его наверняка ждут.

Порыв ветра разогнал туман, открыв перед ним пространство, залитое лунным светом. Чань остановился, почувствовав какую-то инстинктивную тревогу. Он теперь внезапно заметил, что трава перед ним была примята – по ней проходили узкие полосы. Здесь недавно были люди. Он медленно пошел вперед, обращая внимание, где эти следы пересекают его путь, потом остановился и присел, опустившись на колено. Вытянув перед собой трость, он раздвинул траву. На песчанистой земле лежала металлическая цепочка. Чань подсунул под нее трость, поднял, вытащил из песка. В ней было длины не больше полуметра, и один ее конец был прикован к металлическому костылю, забитому глубоко в землю. К другому концу, отметил Чань с каким-то усталым страхом, был прикреплен медвежий капкан – коварные металлические зубы разведены и готовы впиться в его ногу. Он обернулся на дом. Сколько тут было расставлено таких штук – он понятия не имел, он даже не знал, начинаются ли капканы только с этого места или ему удалось дойти сюда только благодаря удаче. Дорога была далековато, и если бы он решил направиться к ней, этот путь был ничуть не безопаснее пути вперед. Что ж, ему не оставалось ничего другого – только рисковать.

Стараясь сохранить трость целой, он завел ее кончик за кромку капканного зубца к маленькой чувствительной пластинке, потом ударил по ней кончиком, и капкан сработал с убийственной скоростью, щелкнув в воздухе хищными зубцами. Хотя Чань и ждал такого результата, по спине его пробежал холодок. Он вскрикнул, приложив ко рту ладони и направляя звук в сторону дома, потом вскрикнул еще раз – отчаянно, умоляюще, переводя крик в стон. Чань улыбнулся – ему стало лучше, когда он выпустил из себя это напряжение, как выпускает накопившийся пар машина. Он подождал немного, потом вскрикнул в третий раз еще более жалким голосом и был вознагражден за свои усилия – на стене в ближайшей к нему точке вспыхнул свет, открылась дверь, и из нее появилась шеренга солдат с факелами. Не поднимая головы, Чань отполз назад – туда, откуда пришел, стараясь держаться тех участков, где трава была повыше, потом лег на землю, отдышался, слыша приближающиеся шаги, и медленно приподнял голову, чтобы были видны идущие к нему люди. Их было четверо, и каждый держал в руке по факелу. Они подходили все ближе, и он удовлетворенно отметил, что идут они осторожно, один за другим, точно выверенным путем. Они добрались до капкана метрах в двадцати от того места, с которого он наблюдал за ними, и были явно ошеломлены, когда не нашли в траве корчащегося от боли человека и не услышали больше никаких криков. Они с подозрением оглянулись.

Чань улыбнулся. Угольная пыль поглощала свет и делала его практически невидимым. Четверо вполголоса говорили о чем-то – слов он разобрать не смог, да это и не имело значения. Трое из них были драгуны в медных шлемах, отражавших свет факелов, но один – тот, что впереди, – с обнаженной головой и в гражданском пальто, полы которого доходили ему до колен. Солдаты в одной руке держали факелы, в другой – сабли, у штатского были факел и карабин. Он воткнул факел в мягкую землю и принялся рассматривать капкан, искать следы крови, потом встал, поднял факел и неторопливо оглядел пространство вокруг. Чань распластался по земле – теперь не имело смысла провоцировать их – и принялся ждать, пытаясь представить себе ход мыслей этого человека. Человек знал, что за ним наблюдают, но понятия не имел – откуда. Чань даже отвлеченно посочувствовал ему – кому бы ни пришла в голову идея с капканами, расставлял их явно этот тип. Хотя Чань и был убийцей, его вовсе не приводили в восторг мучители. Он постарался запомнить лицо этого человека – широкая челюсть, баки с сединой и плешь. Может, они еще встретятся в доме.

* * *

Прошла минута, и стало понятно, что они вовсе не расположены продолжать поиски среди расставленных капканов; еще немного – и они вернулись в дом. Чань не препятствовал их отступлению, он, чуть приподняв голову, смотрел, как они осторожно проследовали тем же путем, которым и пришли. Он ждал на краю высоких зарослей травы, потому что понимал: теперь они смотрят из темного окна. Он находился перед крылом, в котором уже побывал, но не мог вычислить, где находится окно. Чань злорадно ухмыльнулся и принялся на ощупь искать камень. Поскольку миссис Марчмур прибыла сюда раньше его, он теперь мог проникнуть внутрь, только устроив небольшое представление.

Он привстал на колени и изо всех сил швырнул камень в окно справа от дверей, из которых появилась эта четверка. Стекло с громким треском разбилось. Чань метнулся к дому, перепрыгнул через клумбу слева от двери и, встав поближе к стене, услышал крики внутри и увидел свет, хлынувший из разбитого окна. Дверь открылась, и Чань вжался в стену. Появилась рука с факелом, а следом за ней человек с седыми бакенбардами. Факел находился между Чанем и лицом человека, чье внимание, естественно, было приковано к разбитому окну – в другом направлении.

Чань выбил факел из удивленной руки и изо всей силы ударил человека под ребра, тот, ухнув, сложился пополам. За ним в дверях толпились драгуны, и Чань сунул факел в их лица, отчего те подались назад, и Чань сумел добраться до ручки двери. Прежде чем они успели что-либо сделать, он швырнул факел в комнату, надеясь попасть в занавески. Он захлопнул дверь, повернулся к седому, который в этот момент начал распрямляться, и ударил его тростью по голове. Человек вскрикнул от боли и поднял руки, чтобы защититься от следующего удара, что позволило Чаню еще раз ударить его под ребра, а потом отпихнуть в сторону – тот потерял равновесие и рухнул на землю, издав еще один яростный крик. Чань поспешил мимо него вдоль стены. Если ему повезет, то драгуны сначала попытаются погасить огонь, а потом уже бросятся за ним в погоню.

Не сбавляя шага, он завернул за угол. Харшморт представлял собой нечто вроде замкнутой подковы, и Чань теперь находился на правом ее окончании. В центре располагался сад, и он припустил в гущу его декоративных зарослей, стараясь как можно дальше оторваться от преследователей. Он был уверен, что днем у сада суровый и мрачный вид, здесь природа подчинялась строгим законам геометрии. Теперь, спасаясь со всех ног от погони, Чань подумал, что сей неприветливый лабиринт был создан исключительно для того, чтобы натыкаться на все эти бесконечные сооружения. Скамейки, фонтаны, кусты, тумбы неожиданно возникали перед ним из темноты и тумана. Но если ему удастся сейчас уйти от погони, его преследователям придется перегруппироваться и искать его повсюду, а значит, враги будут рассеяны и его шансы возрастут. Он остановился в тени подстриженного кустарника, боль немилосердно вцепилась в его легкие, как разбушевавшийся кредитор. У себя за спиной он услышал стук сапог и бросился бежать, пригибаясь и выбирая травянистые, а не гравийные дорожки. Ему пришло в голову, что, может быть, сейчас он находится над той самой огромной углубленной камерой. Оставили ли они вход туда из сада? У него не было времени, чтобы остановиться и выяснить это, но в любом случае туман был слишком густым, и он продолжил двигаться по саду в направлении противоположного крыла. Именно там он впервые и увидел Траппинга. Если события сегодняшней ночи носят более тайный характер, то, возможно, в том крыле сейчас никого нет.

Звук шагов приближался. Чань прислушивался, ждал, стараясь определить, сколько человек преследуют его. Драться с двумя или тремя вооруженными саблями драгунами на открытом пространстве было равносильно самоубийству, даже если бы его легкие не кровоточили. Согнувшись пополам, он быстро протопал вдоль кустарника высотой до пояса, а потом метнулся по гравийной дорожке в еще одну декоративную чащу. Несколько шагов по гравию должно было привлечь их внимание, и они, вероятно, пустились за ним, как стая гончих, а потому он тут же изменил направление в сторону дома, к ближайшей из стеклянных садовых дверей. Оказавшись под прикрытием еще одного ряда низких кустарников, он прислушался к звуку преследовавших его шагов, благодаря бога за то, что охрана не догадалась окружить сад со всех сторон. В то самое мгновение, когда он поздравлял себя с этим, где-то впереди него раздался звук, который Чань безошибочно определил как побрякивание ножен. Он молча выругался и вытащил кинжал из трости – неужели его заметили? Нет, вряд ли. Он прикинул, где находится драгун, – около низенькой конической сосны… Чань двинулся в том направлении. Он выглянул из-за дерева и увидел красный мундир.

Было ли дело в его прерывистом дыхании, или в запахе синих кристаллов, выдавшем его, или же в его собственной усталости, но, как только его руки обхватили драгуна, Чань понял, что предстоит борьба. Левой рукой он накрыл рот противника, чтобы заглушить крики, но правая его рука задела за плечо драгуна, а потому кинжал не сразу изготовился для нанесения удара. Человек попытался вывернуться, шлем свалился с его головы, он размахивал саблей, пытаясь найти какую-нибудь опору. В следующее мгновение Чань сбил его с ног, и клинок его кинжала уже был готов вонзиться в шею драгуна, но… вдруг он увидел, что человек, чью жизнь он держит в своих руках, – это Ривс.

* * *

Какое это имело значение? Солдаты Четвертого драгунского полка – его враги, продажные лакеи подлых и развращенных хозяев. Какое ему дело, что Ривс не по собственной воле оказался на их службе? Но Чань вспомнил, как по-человечески обошелся с ним Ривс в министерстве, и тут же понял, что ему делать, как понял и то, что его союз со Смитом будет разорван, если он начнет убивать драгун. Все эти соображения промелькнули в его голове за те мгновения, что потребовались ему, чтобы приблизить губы к уху Ривса и прошептать:

– Ривс, не двигайся. Молчи. Я тебе не враг.

Ривс прекратил сопротивляться. Чань понимал, что, возможно, через несколько секунд их обнаружат.

– Это Чань, – прошипел он. – Вас всех обманули. В доме женщина. Ее собираются убить. Я говорю тебе правду.

Он отпустил Ривса и отодвинулся от него. Ривс повернулся – лицо у него было бледно, пальцы держались за горло. Чань взволнованным шепотом сказал:

– Где капитан Смит – в Харшморте?

Их внимание привлек резкий звук, и Ривс повернулся. За его плечом Чань увидел плешивого с седыми бакенбардами, он вышел из-за кустов с карабином, а за ним следовала группа драгун. До них было довольно далеко – метров двадцать.

– Эй, там, – закричал человек. – А ну отойди!

Человек вскинул карабин к плечу и прицелился. Ривс повернулся к Чаню – на его лице было смятение, в этот момент в саду раздался оглушительный выстрел. Тело Ривса выгнулось в жуткой судороге и рухнуло на Чаня, лицо его исказила гримаса боли. Чань поднял глаза и увидел, что человек с карабином выбросил гильзу из патронника и завел в него новый заряд. Щелкнув затвором, он снова поднял оружие. Чань отпустил Ривса, драгун вяло повел ногами, словно этим можно было устранить вред, причиненный пулей, и упал на землю рядом с деревом.

Ночную тишину разорвал еще один выстрел. Чань бросился бежать, продираясь через кусты и пытаясь приблизиться к дому. Он не обманывал себя – знал, что там будет ничуть не безопаснее, но, по крайней мере, в доме было меньше возможностей для стрельбы. Прогремел третий выстрел, пуля просвистела рядом с ним, потом четвертый. Может быть, они на какое-то время потеряли его из вида? Он слышал лающий голос плешивого, кричавшего что-то солдатам. Добравшись до конца сада, Чань остановился перевести дыхание. Между тем местом, где он стоял на четвереньках, и ближайшей стеклянной дверью была открытая лужайка шириной метров в пять. Он будет целиком на виду все то время, что понадобится ему, чтобы добежать до двери и попытаться открыть ее. Опасность была велика. Стоит ему показаться из-за кустов, как его тут же пристрелят. Он оглянулся, чувствуя спиной приближение драгун. Нужно было найти какой-то другой путь.

* * *

Но мозг его отказывался работать. Он был в изнеможении – от боли, усталости, от смерти Ривса. Он посмотрел на стеклянные двери и весь собрался, готовясь к самоубийственному рывку. Они только и ждут, когда он обнаружит себя. Над стеклянными дверями на два этажа поднималась голая стена, и лишь выше располагался изящный, выходящий в сад эркер. Добраться до него не было ни малейшей возможности. Он представил себе, какой прекрасный вид открывается из этого окна. Может быть, там была комната Лидии Вандаарифф, вся в шелках и подушках. Он запомнил Лидию по своему прежнему посещению Харшморта – красивая молодая женщина. Интересно, лениво подумал он, невинна ли она, и тут же накатила волна отвращения, потому что он представил себе Карла-Хорста, с петушиным кукареканьем взгромоздившегося на Лидию. При этой мысли он тут же с ужасом снова вспомнил об Анжелике, о расстоянии, что вечно разделяло их, о том, что он не сумел ее уберечь. Он закрыл глаза, и финальные строки «Кристины» Дю Вина возникли перед его смятенным мысленным взором:

 
Притяженье любви изменяет орбиты планет?
Нет, но время над сердцем не властно.
 

Чань стряхнул с себя нахлынувшее было отчаяние – снова он грезил наяву – и обнаружил, что не сводит взгляда с окна. Что-то было не так в отражении оконного стекла. Из-за странного наклона рамы он увидел часть сада у себя за спиной… клочья тумана, разносимые ветром. Чань нахмурился. Он не ощущал в саду ни ветра и ничего такого, что могло бы разносить по саду клочья тумана. Он повернулся, пытаясь понять, какую часть сада видит в стекле. Надежда забрезжила перед ним. Ветер дул снизу.

Чань бесшумно пополз вдоль края сада по самой границе поросшей травой полосы и наконец увидел плывущие облачка тумана. Он увидел и четыре большие каменные вазы. Из трех торчали завядшие цветы, четвертая была пустой, и из нее-то и вырывался устойчивый поток теплого воздуха. Он ухватился за кромку и приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь вазы. Чаня обдало едким горячим воздухом, раздражившим его воспаленные легкие. Он сморщился и отступил от вазы. На руках у него оказалась бледная корка кристаллического порошка – осадок какого-то химического процесса. Чань встал на колени и вытащил платок, плотно повязал его себе на рот и нос, снова встал и в последний раз окинул взглядом сад. Он никого не увидел – они всё еще ждали, что он вот-вот пустится к дому. Засунув трость себе под мышку, он ухватился руками за кромку, подтянулся и забросил ногу внутрь вазы. Под его ботинком по всей горловине вазы проходила защитная решетка, тоже вся покрытая химическими осадками, на ней скопились листья и ветки, падавшие с деревьев и теперь тоже покрытые, словно изморозью, голубоватой порошкообразной коркой. Чань перевесился внутрь и изо всей силы пнул решетку. Нога его с треском проломила ее, он ударил еще раз – и обрушил целиком. До него донеслись звуки, производимые драгунами, – они услышали его и теперь окружали это место. Он, исчезнув с их глаз и срывая руками остатки решетки, соскользнул к основанию вазы, упираясь ногами в стенки, чтобы замедлить падение и не провалиться в черную глубь. Он понятия не имел, как глубок этот лаз, что случится с ним, провались он до самого конца, где закончится его падение – не в топке ли? Но он знал, что все это лучше, чем выстрел в спину. Он опустился внутрь трубы (ее стальные стенки были теплы на ощупь), держась за верхнюю кромку на дне вазы. Повисев несколько мгновений, Чань отпустил руки.