Текст книги "Стеклянные книги пожирателей снов"

Автор книги: Гордон Далквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 56 страниц)

– Этот ваш Процесс, – сказал он, обращаясь якобы к Баскомбу, но надеясь получить ответ от Ксонка. – Неужели вы думаете, что он изменит мое желание убить вас обоих?

Баскомб остановился и повернулся к нему; прежде чем он заговорил, взгляд его метнулся в сторону Ксонка.

– После того как вы ощутите это на себе, вы сами устыдитесь своих сомнений, а также той бессмысленной жизни, которую вели до этого.

– Бессмысленной?

– На удивление. Вы готовы? А Чань услышал шуршание в темноте у себя за спиной – он не сомневался в том, что Ксонк вооружен.

– Не останавливайтесь, – пробормотал Ксонк.

– Вы склонили на свою сторону полковника Аспича. Четвертый драгунский – превосходный полк! – Он прищелкнул языком и сказал Ксонку: – Вы не носите траур, а ведь Траппинг был вашим зятем.

– Уверяю вас, я сражен горем.

– Тогда зачем его было убивать?

Не получив ответа, Чань решил: нужно придумать что-нибудь получше, чтобы спровоцировать их. Они пошли дальше в тишине, нарушаемой лишь звуком шагов, свет фонаря выхватывал из тьмы что-то вроде люстр наверху. Наконец они вышли в довольно большое помещение, и Ксонк сказал идущему впереди Баскомбу:

– Роджер, поставьте фонарь на пол.

Баскомб повернулся, посмотрел на Ксонка, словно не понимая его слов, потом поставил фонарь на деревянный пол подальше от Чаня.

– Спасибо. А теперь можете идти – дорогу вы знаете. Скажите, пусть запускают машину.

– Вы абсолютно уверены?

– Абсолютно.

Баскомб метнул пристальный, испытующий взгляд на Чаня (который воспользовался этим, чтобы издевательски ухмыльнуться), а потом исчез в темноте. Чань слышал его шаги еще долго после того, как тот пропал из вида, но потом они стихли и комната погрузилась в тишину. Ксонк сделал несколько шагов в темноту, потом появился вновь с двумя стульями, поставил их на пол, один подтолкнул Чаню, который остановил его движение ногой. Ксонк сел, а через мгновение Чань последовал его примеру.

* * *

– Я подумал, что нам следует поговорить откровенно. Ведь в конечном счете через полчаса вы будете либо моим союзником, либо покойником, так что играть словами не имеет смысла.

– Неужели все так просто? – спросил Чань.

– Да.

– Я вам не верю. Я не имею в виду мое решение подчиниться или умереть – с этим-то как раз все просто; я говорю о ваших мотивах… желании поговорить в отсутствие Баскомба… тут уж ни о какой простоте не может идти и речи.

Ксонк молча смотрел на него. Чань решил рискнуть и сделать именно то, о чем сказал Ксонк, – говорить откровенно.

– В вашем предприятии имеются два уровня. Есть те, кто прошел Процесс, как Маргарет Хук, например… а есть и те – скажем, вы и графиня, – кто остается свободным. И между этими группами существует соперничество.

– Соперничество за что?

– Не знаю, – признался Чань. – Для каждого из вас ставки разные… в этом, я думаю, все и дело. Как и всегда.

Ксонк фыркнул.

– Но мы с коллегами пребываем в полном согласии.

Чань саркастически ухмыльнулся. Он отдавал себе отчет в том, что не видит правую руку Ксонка, что тот словно случайно держит ее сбоку стула за закинутыми одна на другую ногами.

– Почему это должно вас удивлять? – спросил Ксонк, и Чань опять ухмыльнулся.

– Тогда почему же убийство Тарра было так плохо организовано? Почему был убит Траппинг? Как насчет художника Оскара Файляндта? Почему графиня допустила спасение принца? Где теперь принц?

– Слишком много вопросов, – сухо заметил Ксонк.

– Мне жаль, если они досаждают вам. Но будь я на вашем месте, у меня не нашлось бы на них ответов…

– Я вам уже говорил: либо вы умрете…

– Вам это не кажется забавным? Вы пытаетесь решить, не убить ли меня до того, как я присоединился к вам… чтобы я не сообщил вашим коллегам о ваших тайных планах. А я пытаюсь решить, не убить ли вас… или попытаться побольше узнать о Процессе.

– Вот только никаких тайных планов у меня нет.

– А у графини есть, – сказал Чань. – И вам это известно. Другим – нет.

– Мы разочаруем Баскомба, если вы не появитесь. Он большой любитель порядка. – Ксонк встал, по-прежнему пряча правую руку. – Оставьте фонарь.

Чань поднялся вместе с ним, свободно держа свою трость в левой руке.

– Вы знакомы с этой молодой женщиной – мисс Темпл? Она была невестой Баскомба.

– Была, насколько я понимаю. Такой удар для бедняги Роджера, так что еще хорошо, что он сумел сохранить ясность ума. Столько шума из ничего.

– Шума?

– Все эти поиски Изобелы Гастингс – Ксонк ядовито усмехнулся, – таинственной шлюхи-убийцы…

Глаза у Ксонка были умные и хитрые, а в теле его чувствовались легкость, гибкость и волчья сила, но все эти качества, как червоточиной в стволе дерева, были проедены самоуверенностью. Чань достаточно разбирался в жизни и понимал, что этот человек опасен, в схватке, возможно, будет даже опаснее его (этого никогда не знаешь наперед), но за этим стояли привилегии, власть, страх, ненависть и приобретенный за деньги опыт. Чаню показалось странным, что его представление о Ксонке основывается на оценке, которую тот дал Селесте, – не потому, что она не была богатой дурочкой, а потому, что, будучи таковой, она умудрилась выжить и (важнее всего остального) принять как факт, что испытание жизнью изменило ее. Чань не верил, что какие-то изменения могли бы произойти с Ксонком, наоборот, он ставил себя выше этого.

– Как я понял, вы с ней не знакомы, – сказал Чань.

Ксонк пожал плечами и кивнул на едва видную дверь за Чанем.

– Я переживу эту потерю. Если вы не возражаете…

– Возражаю.

– Возражаете?

– Да. Я узнал все, что мне было нужно. Я ухожу.

Ксонк выбросил вперед руку и нацелил отливающий серебром пистолет в грудь Чаня.

– Я отпускаю вас в ад.

– В определенный момент это непременно случится. С какой стати вы приглашаете меня присоединиться к вам – пройти ваш Процесс? Чья это была идея?

– Баскомб сказал вам. Это она придумала.

– Я польщен.

– В этом нет нужды.

Ксонк уставился на него, морщины на его лице в колеблющемся свете фонаря глубоко врезались в кожу. В его заостренном носу и выступающем подбородке было что-то дьявольское. Чань понимал, что теперь все решают мгновения: либо Ксонк пристрелит его, либо препроводит к Баскомбу. Он не сомневался: его догадки относительно разногласий среди заговорщиков верны, и Ксонк достаточно умен, чтобы понимать это. Неужели Ксонк настолько самоуверен, что считает, будто эти разногласия не имеют значения, что он неуязвим? Конечно же, он самоуверен. Тогда зачем ему нужен этот разговор? Чтобы узнать, работает ли все еще Чань на Розамонду? И если он решил, что работает… означает ли это, что он намерен его убить или все же попытается ублажить графиню и позволит ему бежать – отсюда и желание поговорить без Баскомба. Чань горько покачал головой, словно признавая свое поражение.

– Она сказала, что вы самый умный из всех них, даже умнее д'Орканца.

Несколько мгновений Ксонк хранил молчание, потом сказал:

– Я вам не верю.

– Она наняла меня найти Изобелу Гастингс. Я ее нашел. Но даже не успел поговорить с ней – на меня устроил засаду этот идиот, немецкий майор…

– Я вам не верю.

– Спросите у нее сами. – Внезапно он понизил голос, раздраженно зашипел: – Это что – Баскомб возвращается?

Чань повернулся, словно услышал шаги у себя за спиной, и сделал это так естественно, что Ксонку нужно было обладать нечеловеческой прозорливостью, чтобы не посмотреть в ту сторону, хотя бы на мгновение. За это мгновение Чань, чья рука только что покоилась на спинке деревянного стула, поднял его и со всей силы обрушил на Ксонка. Раздался выстрел, пуля расщепила дерево, потом еще один, но в этот миг Ксонк пытался увернуться от стула, и потому пуля ушла в потолок. Стул ударил ему по плечу, раздался громкий хруст, Ксонк выругался и сделал шаг назад, опасаясь, что Чань ударит его тростью. Стул отскочил в сторону, лицо Ксонка исказила гримаса ярости, и он начал снова наводить пистолет на Чаня. Третий его выстрел по времени точно совпал с криком удивления. Чань подхватил масляный фонарь и швырнул в Ксонка – масло пролилось на его руку, державшую пистолет, и, когда он нажал курок, пуля прошла в метре от Чаня. Перед тем как броситься прочь, Чань в последний раз взглянул на Ксонка – тот, крича от ярости, отчаянно пытался сорвать с себя визитку, пальцы его (выронившие пистолет) горели огнем и корчились в шипящих языках пламени, охвативших всю его руку. Ксонк метался как сумасшедший. Чань бросился прочь.

Несколько мгновений – и он оказался в полной темноте. Он перешел на неторопливый шаг, вытянул перед собой руки, чтобы не споткнуться о мебель. Ему нужно было оторваться от Ксонка, но сделать это тихо. Его рука нащупала слева стену, и он двинулся вдоль нее вроде бы в другом направлении – может быть, он вошел в коридор? Он остановился и прислушался. Ксонка больше не было слышно… неужели он так быстро загасил огонь? А может, он умер? Нет, вряд ли. Его утешало теперь хотя бы то, что Ксонк будет вынужден стрелять с левой руки. Он продолжал осторожно двигаться дальше, его рука нащупала занавеску, за ней – ход. Дальше (он чуть не вывихнул коленку, не попав на первую ступеньку) была очень узкая лестница – он легко доставал до стен по обеим сторонам. Бесшумно спустившись ступенек на двадцать, он оказался на площадке и услышал сверху какие-то звуки. Вероятно, это был Баскомб. Он на ощупь пробирался вперед вдоль стены, его рука встретила дверь, нашла ручку – заперто. Чань тихонько вытащил из кармана связку ключей, сжимая их в кулаке, чтобы не звенели, попытался открыть замок. Второй ключ подошел, и он переступил через порог, а потом тихонько закрыл дверь.

* * *

Следующая комната тоже была погружена в полную темноту. Скоро ли эти коридоры наполнятся солдатами? – спрашивал себя Чань. Он продолжал идти на ощупь, руки его наткнулись на штабель деревянных ящиков, потом на пыльный книжный стеллаж. Он шел все дальше и дальше, наконец с облегчением нащупал стекло – окно, явно закрашенное черным. Чань вытащил нож из трости и осторожно ткнул рукоятью в стекло. Хлынул свет, вырывая из темноты комнату, заставленную мебелью. Ничего угрожающего он здесь не увидел, выглянул в разбитое окно – оно выходило во двор с его множеством дорожек и располагалось (он выгнул шею) не меньше чем в двух этажах от крыши. К его разочарованию, наружная стена была абсолютно голой – без каких-либо карнизов, без лепнины или труб, по которым можно было бы подняться или спуститься. Здесь пути к спасению не было.

Чань развернулся, почувствовав сзади неожиданную струю холодного воздуха – словно кто-то открыл дверь. Сквозняк шел из вентиляционного отверстия в полу, откуда холодный воздух (с каким-то тошнотворным душком) задувал в открытое окно. Чань встал на колени рядом с отдушиной. До него донеслись голоса. Он разочарованно вздохнул – разобрать, что говорят, было невозможно, гулкое эхо в металлическом желобе искажало слова. Желоб был достаточно широк – по нему можно было проползти. Он пощупал его изнутри и, к своему облегчению, сырости там не обнаружил. Осторожно сдвинув в сторону решетку, он освободил для себя лаз. Внутри была тьма кромешная. Он выставил вперед трость и спустился в открывшийся лаз. Тут хватало места, чтобы двигаться на четвереньках. Он полз вперед, стараясь делать это как можно тише.

Метров через пять желоб разветвлялся на три: в стороны и вверх. Он прислушался – голоса доносились сверху, с того этажа, с которого он только что спустился. Он поднял голову, увидел слабый световой блик и направился туда. Он полз вверх, упираясь ногами в боковины лаза, чтобы не свалиться вниз. Ход, по которому он полз, по мере приближения к световому пятну принимал горизонтальное положение, но двигаться ему становилось все труднее, потому что на металлической поверхности появился какой-то скользкий налет. Может, сажа? В темноте понять это было невозможно, и он выругался – выйдет отсюда весь в грязи, – но продолжал ползти на свет. Наконец его пальцы нащупали уступ, а за ним – металлическую решетку, ухватившись за которую он подтянул вверх свое тело, чтобы можно было выглянуть наружу. Увидел он только покрытый плиткой пол и занавеску. Он прислушался – до него донесся чей-то незнакомый голос.

* * *

– Он протеже моего дядюшки. Я, конечно, не в восторге от моего дяди, так что эта рекомендация не из лучших. Он надежно связан? Отлично. Вы должны понять, что я – принимая во внимание недавние события – не склонен рисковать, так что обойдемся без всякой показной учтивости.

В ответ раздался вежливый смешок – явно женский. Чань нахмурился. Голос говорил с иностранным акцентом вроде докторского, но неспешно растягивая слова, произнося их по одному без всякого учета смысла или разговорного темпа, отчего они казались механическими.

– Извините, что прерываю, но, может, мне стоит вмешаться…

– Не стоит.

– Ваше высочество!

За этим обращением послышался щелчок каблуков. Второй голос тоже принадлежал немцу.

Первый голос продолжил, обращаясь явно к женщине:

– Чего люди не хотят понимать – мы этого прежде не знали, – так это огромного бремени ответственности.

– Да, ответственности, – согласилась она. – Нести это бремя могут лишь немногие из нас. Чаю?

– Благодарю. Он может дышать?

Этот вопрос был задан из любопытства, а не из сочувствия, а ответом на него (так это, по крайней мере, услышал Чань) стал легкий удар по телу, за которым последовал мучительный приступ кашля.

– Он не должен умереть, прежде чем Процесс преобразит его, – продолжал голос методичным тоном. – Лимон есть?

Голоса доносились до него с некоторого расстояния, может, с другого конца комнаты – точнее сказать было трудно. Чань подался наверх и осторожно надавил на решетку. Она подалась, но не отошла. Он надавил еще, прикладывая большее усилие.

– А что это за человек с ними? – спросил первый голос.

– Преступник, – ответил второй человек.

– Преступник? Зачем нам такой человек?

– У людей из разных слоев общества разные наклонности, ваше высочество, разный опыт, – сказала женщина ровным голосом. – И если нам нечему больше учиться, то и жить дальше не стоит.

– Конечно, – нетерпеливо согласился голос. – И если следовать этой логике, то вы, майор, проживете еще долго, ведь вам многому нужно научиться!

Чань логично предположил, что второй голос, видимо, принадлежит майору Блаху, а первый – Карлу-Хорсту фон Маасмарку, но вовсе не эти голоса интересовали Чаня. Женский голос принадлежал Розамонде, а вернее, графине ди Лакер-Сфорца. Он не мог понять, что она здесь делает, его волновало другое – она говорила о нем.

– Майор злится, ваше высочество, потому что этот человек доставил ему массу неприятностей. Но именно поэтому мистер Баскомб по моей инициативе обратился к нему с предложением присоединиться к нам.

– А он захочет? Он поймет, в чем суть? – Принц отхлебнул чаю.

– Мы можем только надеяться, что его благоразумие не уступает вашему.

Принц снисходительно усмехнулся, услышав это нелепое предположение. Чань прижался к решетке. Он знал, что это глупо, но ему очень хотелось увидеть ее и того (потому что он узнал характерные звуки), кого пинали на полу. Он почувствовал, что решетка подалась, но понятия не имел, какой звук она издаст, когда окончательно выйдет из пазов. Но в этот момент с треском распахнулась дверь, раздались чьи-то проклятия и громкий крик. Он услышал голос Баскомба, который взывал о помощи, и тут же в комнате воцарился тарарам – злобные ругательства Ксонка, выкрики Розамонды, требовавшей воды, полотенца, ножниц; принц и Блах отдавали противоречивые распоряжения тем, кто находился в комнате. Чань подался назад, потому что все внизу пришло в движение и он увидел своих врагов.

* * *

Крики перешли в свирепое бормотание – Ксонку обработали его раны. Баскомб попытался рассказать, что произошло в его кабинете, объяснил, что он ушел вперед, оставив Ксонка беседовать с их спутником.

– Почему вы это сделали? – резким голосом спросила Розамонда.

– Я… мистер Ксонк попросил, чтобы…

– Я же вам говорила. Я же вам говорила, но вы пропустили это мимо ушей.

Но эти слова были обращены не к Баскомбу.

– Не пропустил, – прошипел Ксонк. – Вы ошибались. Он бы все равно не подчинился.

– Он бы подчинился мне.

– В следующий раз встречайтесь с ним сами… а потом расхлебывайте последствия, – злобно ответил Ксонк.

Они поедали друг друга глазами. У Баскомба явно был побитый вид, принц (на его лице все еще оставались шрамы) поглядывал с любопытством, словно не будучи уверен, насколько это касается его, тогда как Блах взирал на все это, почти не скрывая своего неодобрения. На полу между ними, связанный и с кляпом во рту, лежал коренастый, плотный человек в костюме. Чаню он был не известен. На коленях по другую сторону от Ксонка стоял другой человек – лысый в сильных очках, он бинтовал его обожженную руку.

Ксонк сидел на деревянном столе, свесив ноги между болтающихся кожаных ремней. Вокруг на полу лежало несколько длинных ящиков. К стенам с помощью булавок с цветными головками были приколоты карты. Над столом на длинной цепи висела люстра. Чань посмотрел наверх – потолок был очень высокий, а комната – круглая; они находились в одной из угловых башен. Под потолочными балками имелся ряд небольших круглых окошек. По виду с улицы он помнил, что они располагаются чуть выше уровня крыши, но способа добраться до них не видел. Он снова обратил взгляд к картам и, вздрогнув, понял, что это карты Северной Германии. Макленбургского герцогства.

Ксонк с вскриком спрыгнул со стола и зашагал к двери. Лицо у него было искривлено, он прикусил нижнюю губу, судя по всему превозмогая мучительную боль.

– Куда вы? – спросил Баскомб.

– Спасать мою руку, черт бы ее подрал! – выкрикнул он. – Мне нужен врач! И вообще я ухожу, чтобы не прикончить кого-нибудь из вас!

– Теперь вы понимаете, что я имею в виду, ваше высочество, – весело сказала Розамонда принцу. – Ответственность сродни мужеству. Вы не знаете, есть ли оно у вас, пока не приходит час испытаний. Но в этот момент уже слишком поздно – вы либо терпите неудачу, либо побеждаете.

Ксонк остановился в дверях, едва сдерживаясь, чтобы не застонать. Чань мельком видел его багровую, в пузырях, руку, перед тем как ее забинтовали.

– Вот уж в самом деле… ваше высочество, – злобно прошипел Ксонк, словно хотел ужалить своими ядовитыми словами. – Нежелание нести ответственность может быть смертельно опасно – трудно себе представить больший риск, чем тот, которому подвергаешься, поверив людям, которые обещают тебе всё. Разве Сатана не был самым красивым из ангелов?

Ксонк, пошатываясь, пошел прочь.

Баскомб обратился к графине:

– Мадам…

Она кивнула:

– Ступайте, посмотрите, чтобы он там никого не покалечил.

Баскомб поспешил следом за Ксонком.

* * *

– Ну вот, теперь мы остались один на один, – сказал принц довольным тоном, стараясь быть обаятельным.

Графиня, улыбаясь, скользнула взглядом по людям в комнате.

– Только принц может считать, что он остался «один на один» с женщиной, если рядом нет других женщин.

– По этой логике Франсис Ксонк, только что покинувший нас, – женщина, – рассмеялся майор Блах. Смеялся он каркающим, вороньим смехом.

Вместе с ним рассмеялся и принц. Чань испытал что-то вроде сочувствия к Ксонку, у него возникло искушение вылезти из своего укрытия и напасть на них – если первым он убьет Блаха, то с остальными у него не будет никаких проблем. В этот момент снова заговорила Розамонда, и при звуках ее голоса он замер на месте.

– Давайте-ка положим герра Флаусса на стол.

– Превосходная мысль, – согласился принц. – Блах… и вы там.

– Это мистер Грей из института, – терпеливо сказала Розамонда, словно уже не раз повторяла это.

– Отлично. Поднимите его…

– Он такой тяжелый, ваше высочество… – пробормотал Блах, лицо его покраснело от напряжения.

Чань улыбнулся, видя, как Блах и пожилой мистер Грей безуспешно борются с неуклюжим отбивающимся кулем, какой представляло собой тело герра Флаусса, который прилагал все силы, чтобы не попасть на стол.

– Ваше высочество, скажите ему, – намекнула графиня.

– Пожалуй, я должен… это смешно… прекратите сопротивляться, Флаусс, иначе вам же будет хуже – ведь это делается ради вашего блага, вы сами меня потом будете благодарить.

Принц оттолкнул Грея в сторону и ухватился за брыкающиеся ноги Флаусса. Их труды были не очень эффективны, но все же с кряхтением им удалось водрузить Флаусса на стол. Чань с удовольствием отметил, что Розамонда, хотя и скрытно, улыбается, глядя на них.

– Ну вот, – выдохнул Карл-Хорст. Он сделал неопределенный жест в сторону Грея и вернулся к своему чаю. – Привяжите его… приготовьте… этот… аппарат.

– Может быть, допросить его? – спросил Блах.

– Зачем?

– Узнать, кто его союзники в Макленбурге? Где находится доктор Свенсон?

– К чему столько трудов? После прохождения Процесса он нам сам все расскажет… он просто станет одним из нас.

– А вы ведь и сами не прошли Процесса, майор? – спросила графиня ровным тоном с ноткой вежливого интереса.

– Еще нет, мадам.

– Пройдет, – объявил принц. – Я на этом настаиваю – все мои советники должны будут причаститься этой… ясности. Вы не знаете, Блах, вы не знаете. – Он отхлебнул чаю. – Именно поэтому вам и не удалось найти Свенсона, и с этим… этим… преступником вы потерпели неудачу. И только мудрости графини мы обязаны тем, что не положились на вас, начиная изменения в Макленбурге!

Блах не ответил, но попытался как можно скорее сменить тему разговора.

– Нам для дальнейших действий нужен Баскомб?

– Я уверена, что мистер Грей справится сам, – сказала графиня. – Но вам, наверно, придется помочь ему с ящиками.

Чань во все глаза смотрел, как открывают длинные ящики, как вытаскивают на пол зеленую упаковку. Пока Блах привязывал Флаусса к столу (затягивая изо всех сил ремни), пожилой мистер Грей достал что-то похожее на пару больших очков с неимоверно толстыми стеклами в черной резиновой оправе; весь этот аппарат (а он и в самом деле оказался частью машины) был увит ярким медным проводом. Грей надел очки на лицо дергающегося человека (и затянул их как можно туже), потом отступил назад к ящику, вытащил из него отрезок обрезиненного кабеля с большими металлическими зажимами с обоих концов, подсоединил один к медному проводу, потом склонился над ящиком с другим концом и подсоединил его к чему-то внутри – к чему, Чань не смог разглядеть, – а потом не без некоторых усилий повернул что-то вроде выключателя или рукоятки. Чань услышал шипение выходящего под давлением воздуха. Грей стоял, глядя на Розамонду. Предлагаю всем отойти от стола, – сказала она.

В ящике засветилось что-то синим сиянием, яркость которого все возрастала. Флаусс выгнулся дугой в своих путах, выдувая через нос воздух. Провода начали шипеть. Чань понял, что настал его момент. Он подал решетку вперед и в сторону и быстро спрыгнул в комнату. Он проникся сочувствием к Флауссу (в особенности с учетом того, что он, возможно, и в самом деле был другом Свенсона, хотя Свенсон и не говорил ни о каких сторонниках), к тому же момент был самый подходящий, поскольку все четверо смотрели на корчащегося человека, словно на публичное повешение. Чань подхватил свою трость, сделал три быстрых шага и со всей силы нанес удар кулаком в основание черепа Блаху. Тот от удара свалился на колени, а потом всем телом рухнул на пол. Чань повернулся к принцу (чье лицо представляло собой гримасу удивления, губы его двигались, бормоча что-то невнятное) и нанес ему сильнейший удар кулаком в челюсть, отчего тот перелетел через свой стул и рухнул на чайный столик. Чань повернулся к Грею, который стоял по другую сторону от Блаха, и сунул тупой конец трости ему в живот. Грей (Грей хоть и был стариком, но Чань хотел исключить любые случайности) со стоном сложился пополам и осел на пол, лицо его стало пунцовым. Чань, разнимая трость, повернулся к Розамонде, готовый к отражению нападения любым оружием. Но у нее не было оружия. Она улыбалась ему.

Вокруг них звон в проводах сменился завыванием. Флаусс уродливо извивался на столе, из-под кляпа в его рту сочилась пена. Чань указал на ящик.

– Остановите это! Выключите машину!

Розамонда крикнула ему в ответ, отчетливо произнося слова:

– Если вы остановите машину сейчас, это убьет его.

Чань в ужасе посмотрел на Флаусса, потом быстро повернулся к остальным. Блах лежал неподвижно, и Чань подумал, что, может быть, сломал ему шею. Принц стоял на четвереньках, щупая свою челюсть. Грей по-прежнему сидел на полу. Чань повернулся к Розамонде. Шум был оглушающий, синий свет вокруг них сиял невыносимо, словно они висели в ярком, прозрачном летнем небе. Говорить из-за шума было бессмысленно. Она пожала плечами, продолжая улыбаться.

* * *

Он не мог точно сказать, сколько они простояли так, глядя друг другу в глаза, – уж никак не меньше нескольких минут. Он заставил себя кинуть взгляд на лежащих на полу, один раз ударил тростью по руке Карла-Хорста, который попытался было схватить нож с упавшего чайного подноса. Из-за рева Процесса возникало ощущение, что все это происходит в темноте, потому что он не слышал никаких обычных звуков, свойственных реальности, – звона ножа, упавшего на пол, проклятий принца, стонов мистера Грея. Он повернулся к Розамонде, понимая, что опасность в этой комнате может исходить только от нее, понимая, что, глядя ей в глаза так, как это и делает он теперь, означает отдавать всю свою жизнь на суд, который непременно признает ее – эту жизнь – убогой, жалкой и безотрадной. Над лицом Флаусса поднимался пар. Чань попытался думать о Свенсоне и Селесте. Возможно, они оба мертвы или обречены на гибель. Он ничем не мог им помочь. Он знал, что он один.

Раздался резкий треск, ознаменовавший завершение Процесса, свет внезапно стал гаснуть, звук сошел на нет. В ушах у Чаня звенело. Он моргнул. Флаусс лежал неподвижно, грудь его вздымалась – по крайней мере, это означало, что он жив.

– Кардинал Чань. – Голос Розамонды после невыносимого шума прозвучал настораживающе тихо, ему показалось, что у него что-то случилось со слухом.

– Мадам.

– Мне уже казалось, что я вас не увижу. Надеюсь, мне не придется разочароваться в нашей встрече.

– Я не принял приглашения мистера Ксонка.

– Да. Но вы здесь, и я уверена, что попали вы сюда весьма хитроумным способом. – Чань быстро оглянулся на принца и Грея – те оставались неподвижны. – Не волнуйтесь, – сказала она. – Мне не терпится поговорить с вами.

– Любопытно, жив майор Блах или нет. Минуточку. – Чань присел у распростертого тела, приложил два пальца к его шее – пульс прощупывался. Он снова встал, вложил кинжал в трость. – Может, в другой раз ему меньше повезет?

Она вежливо кивнула, словно соглашаясь, как это, видимо, будет мило, потом указала на старика:

– Если вы позволите – мы так или иначе прервались, – пусть мистер Грей позаботится о герре Флауссе. Чтобы он не повредился в уме. Иногда это случается от напряжения. Трансформация все же достаточно болезненна.

Чань кивнул Грею, который неуверенно поднялся на ноги и направился к столу.

– Может быть, мы сядем? – спросила Розамонда.

– Должен предупредить… извольте вести себя благоразумно, – сказал Чань.

Она рассмеялась – это был искренний смех, он в этом не сомневался.

– Ах, Кардинал, я и представить себе не могла ничего подобного… здесь…

Она шагнула к двум стульям – недавно они сидели на них с принцем. Она села на свой прежний стул, Чань поднял перевернутый стул принца и вытянул трость в сторону Карла-Хорста – тот понял намек и отполз в сторону, как больной краб.

– Если вы позволите, ваше высочество, то мы с Кардиналом Чанем немного побеседуем о сложившейся ситуации.

– Конечно, графиня… как вам будет угодно, – пробормотал принц со всем достоинством, которое возможно, когда ты, как собака, стоишь на четвереньках.

Чань сел, раскинул полы своего пальто и посмотрел на стол. Грей уже отстегнул ремни и теперь снимал маску из стекла и проводов, отдирая ее от какого-то розового, студенистого осадка, собравшегося в тех местах, где маска прикасалась к коже. Чаню вдруг захотелось увидеть свежие шрамы, но, прежде чем Грей полностью снял маску, заговорила Розамонда, отвлекая Чаня от этого зрелища.

– Кажется, наша встреча в библиотеке была давным-давно, правда? – начала она. – И тем не менее это было всего… сколько?.. чуть больше суток назад?

– Довольно насыщенный день выпал.

– Вот уж точно. И вы сделали то, о чем я вас просила? Она с напускным укором покачала головой.

– А О чем вы просили?

– Как о чем? Конечно же, найти Изобелу Гастингс.

– Ну это-то я сделал.

– И доставить ее ко мне.

– А это – нет.

– Вы меня разочаровываете. Неужели она так красива? – Графиня рассмеялась, словно не могла делать вид, будто верит, что задает этот вопрос всерьез. – Нет, правда, Кардинал… что вам мешает это сделать?

– Сейчас? Я не знаю, где она.

– Ах так… А если бы знали?

Он неверно запомнил цвет ее глаз – что-то вроде лепестков нежнейших алых ирисов. На ней был шелковый жакет точно такого же цвета. В ушах у нее висели сережки венецианского янтаря в серебряной оправе, точеная шея была обнажена.

– И все равно не смог бы.

– Неужели она такая замечательная? Баскомб так не думал… правда, суждениям о женщине человека вроде Баскомба нельзя доверять. Он слишком… практичен, нет, это слишком мягкое определение.

– Согласен.

– Может, опишете мне ее?

– Я думаю, вы и сами ее видели, Розамонда. И сознательно отдали ее в руки насильников и убийц.

– Неужели? – Глаза ее жеманно расширились.

– Так она говорит.

– Значит, так оно и есть.

– Может быть, тогда вы опишете ее.

– Видите ли, Кардинал, в этом-то и вся проблема. Поскольку из беседы с этой дамой у меня сложилось представление о ней как о совершенно бесполезной пустышке. Вам налить еще чая?

– Чайник на полу, – сказал Чань.

Он скользнул взглядом по столу. Грей по-прежнему склонялся над Флауссом.

– И все же… – улыбнулась Розамонда. – Вы мне не ответили.

– Вероятно, я не понял вопроса.

– Я полагала, он очевиден. Почему вы ее предпочли мне?

Если только это было возможно, то ее улыбка стала еще любезнее, добавляя чувственности ее губам, которые словно обещали грядущие искушения.

– Я не знал, что уже сделал выбор.

– И все же, Кардинал… боюсь, я в вас разочаруюсь.

* * *

Это был странный разговор в присутствии неподвижных тел, сидящего на корточках недоумка принца и аппаратуры, порожденной жестокостью науки, проходивший в тайной комнате, в лабиринтах министерства иностранных дел. Он не знал, который теперь час, и спрашивал себя – не в соседней ли комнате Селеста. Женщина перед ним была опаснее всех других членов клики.

– Ваши люди пытались убить меня, – ответил он.