Текст книги "Ветер надежды (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

   – В чем дело, мистер? Я вас не знаю.

   – У нас тут пикет против произвола правления. Локаут не пройдет! Нет произволу капиталистов!

   – И что? Мы-то тут причем? И не кричите вы прямо в ухо, так и оглохнуть можно.

   – Вы же не станете терпеть такого произвола, мистер. Есть же закон, в конце концов! Людей без всякой причины выкидывают на улицу! Отбирают работу, а вместо пособия платят гроши. Локаут не пройдет! Присоединяйтесь к нам! Скоро начнется наша забастовка...

   – Мы вообще-то тут лишь проездом. Просто хотим спокойно поесть. И не планировали участие в ваших 'баталиях'.

   Анджей все пытался вырвать свой рукав из цепких лап 'демонстранта', а Павла уже подошла к стойке. Бармен, хитро прищурившись, кивнул в сторону 'народного трибуна' и понизил голос.

   – Эй, мистер. Купите вы ему пиво, и он от вас отстанет. Третий день беснуется бедняга, но никто к нему не присоединяется.

   – Зачем, мистер? И почему он один? Разве бывают такие забастовки протеста?

   'Вообще-то я когда-то в будущем, тоже вот так стояла. Чего я тогда ждала? Теперь даже и сама не знаю...'.

   – Тут вот какое дело. Профсоюз этих пивоваров в среду перенес уже намеченную забастовку на следующий месяц. Ну, а этот дурачок проспал все новости, и без команды устроил пикет. Управляющий его, конечно, тут же уволил. Вот он и слонялся у проходной со своей картонкой. Но там к нему никто не подходит, поэтому чаще он топчется тут у нашего бара. Скучно парню, и выпить охота.

   – А-а, тогда ладно. Какое пиво у вас есть?

   – Да только 'Миллер' и остался. Привозного-то давно не было, так что наливаем только местное.

   – Нам с приятелем легкий обед. И по пиву. Ну и этому... одно тоже налейте.

   – Адам, какого черта ты поишь этого бездельника?! У тебя денег много?!

   – А как же классовая солидарность? Ах, простите пан Терновский! Я совсем забыл о ваших дворянских корнях!

   – Не юродствуй! Ты же сам видел повсюду объявления 'Требуется'. Подсобником его бы уже давно взяли. Просто он не хочет идти работать за малую плату. Совсем пропасть он тут не может. Да и на голодающего что-то не похож.

   Еда оказалась незамысловатой, но довольно вкусной. Павле снова достался приятельский упрек за неправильный обед. И хотя в этот раз ни каких бизоньих горбов не заказывалось, но даже рис с грибами и жареной телятиной не вызвал удовольствия потомка древнего шляхетского рода.

   – Хватит скулить Анджей! Поехали просто погуляем, город посмотрим. Когда еще время выпадет вот так пройтись по набережной Мичигана?

   – Нам некогда здесь задерживаться. Дождемся этого Ранинга, передадим ему письмо, и едем дальше в Чикаго. Не забывай, что нам еще 'шумный хвост' за собой оставлять. Только Адам... я тебя очень прошу, не вздумай тут засесть в камеру на полгода. На крупный залог у меня денег не хватит, а нам еще и пилотские получать.

   – Да ладно тебе! Сказано же что раньше четырех он не освободится. Значит, времени вагон. А ветеран тот ошибся. Вон гляди, ничего тут неспокойного нету. Обычный город. Даже забастовка и та не состоялась, если, конечно, не считать потуг того местного 'Дон-Кихота'.

   Терновский как всегда был недоволен, но все же, согласился на променад. В ожидании встречи делать разведчикам все равно было нечего.

   ***

   Германские дипломаты только что получили извещения о серьезных победах советских войск в Монголии, и берлинское руководство, наконец, сократило амплитуду своих колебаний. Вектор германской дипломатии, наконец-то, обрел остроту и интенсивность. Как раз незадолго до этого Польша в очередной раз дала понять своему западному соседу, что не готова передать вольный город Гданьск и 'восточный коридор'. Вопрос Данцига давно уже разрушил прошлогоднее согласие недавних союзников. Варшава отлично помнила, как был решен сначала небольшой 'Судетский вопрос', а затем и окончательно устранено более крупное 'Чехословацкое недоразумение'. В процессе последнего Польша даже смогла прирастить землей соседей свои территории. Но теперь повторения сценария в отношении самой Польши правительство категорически не желало и опасалось. Поэтому Польша готовилась к войне, и готовилась довольно серьезно. В спешном порядке доделывались заказы танков и самолетов. Правда, генералитет не готовился к длительной войне, уповая на силы франко-британских союзников. А часть заводов почему-то все еще продолжала выполнять частично оплаченные германские заказы. Но ведь союзные договора имеют хоть какую-то цену, а свободный бизнес во всем мире не всегда шел в ногу с патриотизмом.

   В это же время Москва, хмуро поглядев на 'кривляние' малополномочных британских представителей на невнятных Московских переговорах, начала задумываться о германских предложениях все более серьезно. Теперь, когда дальневосточный конфликт перешел в более управляемую фазу, заключение союза с немцами могло пройти по наиболее благоприятному сценарию. Здесь немцам уже не удастся гнуть свою линию с сознанием превосходства. Монголия уже была свободна от войск агрессоров. И пока японцы зарывались в землю на новых рубежах, советско-монгольские войска наращивали силы для новых мощных ударов. Объединенные плацдармы уже значительно выступали за изображенные на старых картах границы МНР, но паники у штаба Первой армейской группы это уже не вызывало. Комкор Жуков получил из Центра разрешение на 'Глубокую операцию', и сейчас все дни и ночи на Хамар-Даба были заняты планированием новых ударов. С Транссиба безостановочно шли и шли на машинах подкрепления и боеприпасы...

   За время оперативной паузы количество новых людей резко возросло и на монгольских аэродромах. Заместитель командующего ВВС полковник Лакеев, проводил ускоренную ротацию личного состава в преддверии уже согласованных начальством организационных изменений. НКВД, командование ВВС и командование авиации погранвойск, наконец-то, согласовали передачу особых авиачастей в безраздельное владение комбрига Смушкевича. Вот только переходному этапу предстояло длиться еще пару недель. А за это время 'старички' первого и второго особых полков должны были 'вывозить' в боевых вылетах 'зеленую молодежь'. Лишь после этого, качнув напоследок крыльями, они могли перегнать секретную технику в Забайкалье. На смену ей прибывали другие аппараты. В наследство Смушкевичу досталась всего одна 'секретная эскадрилья ночных штурмовиков', которыми были блиндированные пулеметно-бомбовые 'Кирасиры'. А аэродромы особых полков и Учебного центра, в очередной для себя раз, приступили к приемке новой авиатехники. За прошедшую неделю на двух площадках уже успели приземлиться четыре эскадрильи И-16 тип 19. Данная модификация отличалась от типа 17 лишь мотором М-62, бомбодержателями для 200 килограмм осколочных бомб и новым прицелом. Теперь структура полков должна была стать максимально однородной. Даже И-153 из второго особого передавали в другие части. А все цельнометаллические истребители ожидал нелегкий перелет в Забайкалье.

   По другую сторону фронта. На расположенном недалеко от Джин-Джин Сумэ небольшом японском аэродроме, несколько дней назад появились наспех залатанные и заново покрашенные самолеты. Помимо двух летнопригодных И-16 (тип 5 и тип 10), а также четырех И-152, там стояли учебный УТ-2 и так и не определенный по названию серебристый пушечный истребитель. Командование Квантунских ВВС, до сих пор не знало, что ни один по-настоящему секретный истребитель И-14 им так и не достался. Как не досталось им ни одного действующего образца авиапушки, и ни одного компрессорного ускорителя или реактивного снаряда. Сейчас отступающим японо-манчжурским войскам, было уже не до охоты за секретным оружием врага. Несмотря на описанные в отчетах воздушные победы, многократно превосходящие своим количеством действовавшие на фронте воздушные силы противника, победа опять ускользала от господ самураев. Впереди у генералов были нелицеприятные беседы с высоким начальством. Многие из них ожидали этого момент со смертельным смирением. А монгольская 'Эпоха серебряных нагинат' безвозвратно уходила в прошлое...

   ***

   Машина замерла у обочины. Впереди улица упиралась в аккуратный европейского вида парк. Из-за буднего дня людей в нем было не слишком много. По гравийным дорожкам, пугая звонками встречных пешеходов, пролетела пара велосипедистов. Чопорные мамаши фланировали с малышней вдоль аллеи, а мальчишки постарше играли на площадках в футбол и 'американскую лапту'.

   – Майк, на меня бей!

   – Отстань, я сам!

   – Ты не забьёшь! У тебя ноги кривые.

   – А у тебя голова кривая!

   – Курт, держи его! Не подпускай к нашим воротам!

   – Ты чего толкаешься, гад?!

   – Я случайно!

   – Я тебе дам случайно!

   Павла впитывала в себя образы этого чужого, но вполне понятного ей мира. С недоумением она отметила полное несоответствие увиденного с глянцевыми иконами будущего 'главного экспортера демократии'.

   'Как же вы потом докатились до такого? Ведь были же – люди, как люди. Просто детей растили. Работали. Рекорды вон ставили. Воевали, наконец! Что же с вами такое случилось, что из общества здоровых людей вы превратились в нацию менеджеров и домохозяек? Как, вот из таких нормальных людей, можно превратиться в 'машины потребления'? Как?!!! Да, у кормушки всегда и везде сидят либо властолюбивые маньяки, либо жадные сволочи, но люди-то ведь – обычные люди! Не понимаю! Верить не хочется...'.

   – Анджей, давай вот тут сфотографируемся... Как там нас учили? Нужно готовить непротиворечивый набор косвенных улик, подтверждающих в мелочах основную легенду.

   – Угу. С нашими скудными финансами ты еще предложи нам с тобой посетить местный театр.

   – Без театра мы как-нибудь обойдемся. Не те у Адама с Анджеем психотипы, чтобы им расхаживать по таким заведениям. По уму мы с тобой должны бы сейчас корпеть над мотором, или доделывать прототип нашей ракеты.

   – Только не с нашим запасом времени и полупустым кошельком.

   – Да ладно тебе. Вон дедушку видишь? Дай сюда 'Кодак', я попрошу его, нас запечатлеть.

   Очередной пенсионер сидел на лавочке с газетой. Павла уже отошла с фотоаппаратом от Анджея метров на двадцать, когда вдруг услышала сбоку срывающийся на петушиные нотки мальчишечий фальцет.

   – Ты все понял, струнцо!? Еще раз ты коснешься меня, и я тебе выпущу на волю мозги. Видишь ствол этой пушки? В следующий раз я прострелю тебе каждый глаз, а потом снесу тебе яйца...

   – Эй! Ребятки тут нельзя! Уберите оружие!

   – Заткни свой поганый рот, старикан! Будешь говорить, когда я тебе разрешу! Это твой внук что ли?

   – Он мне не внук, но здесь много детей... Здесь нельзя с оружием!

   – Стану я тебя спрашивать! Надоело жить, дед?! Так я помогу тебе вернуться на кладбище! Ты и так уже живешь сверх срока!

   Не совсем понимая, зачем она это делает, Павла сделала три кадра неприглядной картины. Кроме испуганно дрожащего мальчишки, в лоб которого уперся ствол револьвера, удерживаемого рукой 'Робин-Гуда' младшего переходного возраста, в объектив попали взволнованно растопыривший ладони старичок и сидящая на скамейке онемевшая от ужаса мамаша с ребенком. Оторвав глаз от объектива, Павла разглядела одетого в темно серую тройку и забавно смотревшуюся на его голове шляпу с полями тинэйджера. Старичок, продолжая нервно гнусавить, вдруг сделал быстрый шаг в сторону подростка, в этот момент резко щелкнул выстрел. На гравийной дорожке вспух маленький земляной фонтанчик, а руки Павлы, не целясь, сделали еще два кадра. В мозгу ее замкнуло, и Павла опустив фотоаппарат на землю, широким шагом пошла в сторону стрелка. Голос Терновского нервно взвыл ей в спину.

   – Адам стой! Это не наше дело!!! Стой я тебе говорю!

   'Не знаю Анджей, как там в твоей Варшаве на это смотрят, но я для себя увидела достаточно. С меня уже хватит! Хулиганье я учила всегда, и учить буду. Пока сил моих хватит...'.

   До юного гангстера оставалось шагов пять, когда он успел заметить движение, и резко перевел ствол на нового участника действия. Видимо стрельба все же не входила в изначальный план 'мафиозного юнги', его рука с револьвером крупно дрожала, а карие зрачки метались между двумя опасными целями.

   – Стоять!!! Я сказал!!!

   – У тебя шнурки развязались Бамбино.

   – Что ты сказал?!

   – То, что ты слышал. Завяжи шнурки, а то упадешь.

   – Я застрелю тебя! Стой на месте!

   – Валяй, стреляй! Ты ведь Большой Босс, тебе же все можно, не так ли?

   – Я, правда, выстрелю!

   – А как же, конечно, выстрелишь. Сколько там уже могил на твоем личном кладбище?

   – Не подходи!

   – Жми на спуск, струнцо. Так ведь говорится на языке твоей матери?

   Павла не спеша подходила все ближе и ближе. Ствол револьвера выплясывал в руке мальчишки. Когда до него оставалось полтора шага, она с шагом плавным самбистским движением захватила ствол пальцами левой руки. Одновременно развернув его в небо и уведя в сторону от себя, рука монгольского ветерана неторопливым движением выкрутила оружие из обмякшей детской ладони. Однако для мальчишки все это произошло слишком быстро, он охнул и застонал. Еще через несколько секунд его рука была нежно заломана за спину, в лучших традициях задержаний советской милиции. Парень молчал, но зубы его выбивали громкую дробь. К Павле во всю прыть бежал ее напарник, на физиономии которого плескалась подростковая обида.

   'Ну, я и дура! Ведь мог же, и выстрелить, гаденыш. Что это со мной сегодня? Или я уже так в 'Софьином прогнозе' уверилась, что могу теперь без страха с моста в речку сигать? Бред какой-то. Прямо как быку красной тряпкой мозги выключили. Как увидела его стрельбу, так сразу, и соображать перестала. Мдя'.

   – Вы в порядке, мистер? Он не попал в вас?

   – Господь миловал! Если бы не вы, мистер, он бы мог нас застрелить.

   – Это вряд ли. А ты как, парень?

   – Спасибо вам, мистер. Я просто очень испугался.

   – Это нормально. А теперь я хочу узнать от тебя о причинах этой... Гм... ссоры. С чего все началось?

   – Да ни с чего! Просто пристал ко мне и все.

   – Тебя ведь зовут Курт?

   – Да, мистер.

   – Курт, я умею отличать правду ото лжи. Говори по совести, что тут у вас случилось?

   – Расскажи ему парень. Ты же видишь, это хороший мистер.

   Несколько минут Павла выслушивала сбивчивый рассказ о дворовых разборках, силясь понять расклады. Главное что она смогла вычленить, это тихое противостояние германской и итальянской общин Милуоки. Итальянцы почитали местную 'Семью' хоть и живущую особняком, но тяготевшую к 'Чикагскому синдикату'. Немцы жили дружно и поддерживали связь со своей Родиной. Взрослые давным-давно поделили между собой основные сферы интересов, но на периферии разделенных зон все еще случались мелкие разборки. Одна из них ненавязчиво коснулась и детей. Забежавшего на чужую территорию 'чико' прижали в углу несколько 'киндеров', что оставило неизгладимый след в ранимой итальянской душе. В этот момент пересказ 'мыльной оперы' был нагло прерван...

   – Эй, легавый! Отпусти мальчишку он со мной!

   За спиной у обочины застыла пустая машина. Рядом с ней стоял высокий тощий парень лет двадцати.

   'А вот и пастух этого 'чико' нашелся. Только что-то уж очень он невзрачен для настоящего Биг Босса'.

   – А сам-то ты кто?

   – Тебя это не касается! Я служу Дону Валлонэ. И это тоже его парень.

   – Да ты что! Как интересно! И что, Дон Валлонэ приказал ему пойти в парк, и начать стрелять по людям?!

   – Не твое дело! Отпусти парня!

   – Отпустить, иначе что?

   – Ты ложишься поперек рельс, мистер. Мы раздавим тебя и даже не заметим.

   'Блефует щегол. По глазам вижу. Никто им ничего такого не разрешал. Надо разруливать проблему, пока они тут из-за пары этих засранцев городскую войну не устроили. Ненавижу всю эту гопоту!'.

   – А вот мне думается, что вы с ним оба занимаетесь самодеятельностью. Дон Валлонэ уважаемый человек. И он не станет отдавать таких глупых приказов. Предлагаю съездить к нему, и обсудить сложившуюся ситуацию.

   – Да кто ты такой, чтобы назначать встречи самому Дону Валлонэ?

   – Я Адам Моровски. И этим все сказано! Если ты ничего обо мне не знаешь, то это свидетельствует, лишь о твоей провинциальности. Короче, или ты устраиваешь мне встречу с твоим Боссом, или 'чико' отправляется в полицию. Свидетелей его стрельбы здесь приличное количество. Его родителям понравится бегать по адвокатам.

   Сзади прямо в ухо раздался змеиный шёпот Терновского. Но Павла, необорачиваясь, ответила ему в тон.

   – Адам ты идиот! Они съедят нас на завтрак. Ты сейчас завалишь всю нашу работу!

   – Заткнись Анджей! Если это дело нормально не разрулить, то завтра по Висконсину и двум соседним штатам начнется немецко-итальянская 'зарница', в которую могут ненароком втянуться и те, к кому мы приехали.

   – Отпусти парня легавый, и мы с ним забудем, что тебя видели.

   – Значит так, 'капито'. Мне плевать на твои обещания. У тебя ровно двадцать минут, чтобы обо всем договориться с Доном Валлонэ. Встречаемся в кафе на площади напротив полицейского участка.

   Павла хмыкнула. В её сторону на этот раз уставился ствол слегка устаревшего 'Браунинга'.

   – Легавый! Я даю тебе шанс остаться живым...

   – А я даю тебе шанс уйти отсюда тихо и с твоей пушкой. Упустишь этот шанс, струнцо, пеняй на себя...

   'Не верит мне двоечник. Ладно. Хорошо хоть Анджей заткнулся, и держит того мелкого 'чико'. Наконец, мои руки свободны. Ну, сейчас я объясню ему смысл жизни. Тут тебе не Палермо, приятель...'

   ***

   'Свершилось чудо! Да, именно, чудо, иначе и не назвать. Главный конструктор. Ведь уже почти позабыл, как звучит эта должность применительно ко мне. До сих пор немного не верится, что тот период закончился. И что было мной сделано для этого? Да, почти ничего! Месяц безумной работы, и вот он стоит на аэродроме, наш пока еще единственный в своем роде 'УТМР'. Как сказал Томашевич – 'смертельное для вражеских языков название'. И все же нам с товарищами больше нравится иной вариант – 'Зяблик'. Даже профессор Проскура и псевдоним, и саму машину одобрил. Скоро уже на взлет идти нашему 'птенчику'. Вот только с местной 'петрушкой' разберемся и начнем его испытания...'

   – Роберт Людвигович! Товарищ Бартини! Подождите!

   – Слушаю вас Александр Васильевич.

   – Товарищ Бартини! Я категорически против помех постройке и испытаниям нашего проекта, создаваемых вашей группой! Вы слышите?! Категорически! Я буду жаловаться!

   – Вот что... гм... 'товарищ' Сильванский. Жаловаться вы можете, куда хотите. Мои полномочия подтверждены приказом Управления перспективных разработок за подписью товарища Давыдова. Прямым начальником товарища Давыдова является товарищ Берия. Кстати, это, теперь, и ваше начальство. Так что можете уже начинать заполнять шапку вашей жалобы...

   – Да, это же просто... Это немыслимо! Мне техзадание сам народный комиссар авиапромышленности, товарищ Каганович, выдавал...

   – Послушайте, Сильванский! Я не знаю, какими путями вы выгрызали это задание, и знать этого не хочу! Либо подчинитесь приказу, и выполняйте все наши требования, либо просто не мешайте нам проводить экспертизу и испытания того, что осталось от И-220. А нет, так идите хоть на все четыре стороны! Предварительные итоги по 'вашему' проекту таковы, что ему почетное место в музее великих авантюр. Будь на то лишь моя воля, я бы вам не то, что проектирование самолета... утюг бы чинить не доверил...

   – Ах, вот, значит как?!!! Вы за это ответите! И немедленно подпишите мне командировку в Москву!

   – ЧТО-О!!! Пошел вон, каналья!

   Стоявшие неподалеку мастера опытного производства успели как раз вовремя. Вовремя, чтобы скрутить за спиной руки разухарившегося бывшего начальника. С потным красным лицом, безумными глазами и растрепанными волосами, в этот момент он напоминал пациентов психушки. Ласково называемый своей бывшей паствой, противной собачьей кличкой 'Алевас', Сильванский страдал и метался. Впрочем, должного пиетета к себе со стороны подчиненных он не чувствовал уже давненько. А после приезда этих... московских 'варягов' весь бывший 'его коллектив' тут же переметнулся к ним. И хотя он отлично знал, что при выдаче НКАП задания ему досталось фактически готовое КБ покойного Дмитрия Григоровича и хороший завод, и то, что большинство проблем с опытным истребителем были инициированы лично его распоряжениями. Но в мозгу 'бывшего главного' все еще теплилась последняя надежда... Надежда, что вот уже совсем скоро измученная 'доработками' машина полетит, и вот тогда... Терять 'конструктору-расстриге' было уже почти нечего, поэтому он очень торопился, пытаясь вынудить пришлых 'варягов', либо впрячься в бессмысленную доделку откровенно испоганенного самолета, либо отпустить его Сильванского 'для поиска правды' куда поближе к Кремлевскому Олимпу. Провожающему его разгневанным взглядом главному аристократу пролетарского самолетостроения, в этот момент остро захотелось сплюнуть, и выдать трехэтажную ферменную конструкцию. Однако в поле его зрения попала другая фигура и настроение Бартини тут же переменилось.

   – Товарищ Томашевич! Дмитрий Людвигович, можно вас на минуту.

   – Слушаю вас, Роберт Людвигович.

   – Я тут об И-220-м хотел с вами посоветоваться. Что с винтом его делать будем? Есть ли хоть какие-то шансы довести до ума этого 'узника вражеских застенков', как вы считаете?

   – Гм. Я тут поглядел исходные чертежи Поликарпова с массогабаритными данными двигателя Назарова, на которых, собственно, и базировался весь проект... В общем, шансов на переделку аппарата очень немного. Боевой машиной он стать точно не сможет. Да вы и сами все это видели... Крыло у него хоть и с мощной механизацией, но недостаточной площади для такой массы и мощности. Облегчить планер нормально не получится. М-87/М-88 для него слишком тяжел, да и частота вращения у него не та. С трехметровым винтом ему взлететь мешает низкое шасси, а с 2,85-метровым 'раскрутка винта'. Теоретически, можно подумать о многолопастном винте, но уже с другим редукторным мотором...

   – Это все понятно. Ну, а в качестве опытной машины, эта дрянь нам для чего-нибудь сгодится?

   – Мое мнение – потеряем время.

   – А если из него 'летающий тренажер скоростных посадок' сделать? Тот, про который Давыдов на совещании вспоминал. Что думаете?

   – Месяца полтора– два минимум. И где-то четверть народа придется на это дело выделить. Там ведь неубираемое шасси с носовой стойкой устанавливать. Вопрос с мотором и винтом остается... Вдобавок этот деятель будет в начальственные уши дудеть и жужжать о злостном вредительстве против его 'передового' аппарата.

   – На этого 'деятеля' я уже сегодня управу найду. Мешать нам он больше не будет. А вот насчет ВМГ... Гм... А может! Вы тот наш разговор с Чижевским помните?!

   – Там, где про рекордный самолет было? И к чему вам это вспомнилось?

   – Три ЮМО-4, что в 'Подлипках' на складе запчастей с 35-го года лежат... Вспомнили? Тогда их штук пять закупили. Пара на РД полетала, один на Р-5, часть обратно на М-34 заменили, а с остальными так и зависло дело. Возможно, так и лежат они там без движения.

   – Дизели!!! Хм. Было бы здорово, но их ведь уже на кого-то ставили, может и ресурса у них уже нет.

   – Думаю за пару недель это можно выяснить, а СТО нам в такой малости точно не откажет. Зато, сможем поставить четырехлопастной винт два и восемь метра, и пару разгонных 'Тюльпанов' с нашим центропланом. Справимся?!

   – То есть вместо трех предсерийных мото-реактивных 'Зябликов' у нас появятся целых пять машин?

   – На пятую я сильно не надеюсь, второй планер Сильванский ведь почти угробил. Но, вот хотя бы один 'тренажер' в дополнение к учебным машинам, точно лишним не станет. А оставшийся свободным дизель можем на самого легкого 'Зяблика' поставить. Квартал на этом деле выиграем, если срастется.

   – Если с дизелями выгорит, то мы и топливные баки с арматурой на тех машинах общими сделаем. И на 'тренажере', да и на нашем. Только на этом минимум килограммов пятьдесят отыграем... Письмо в СТО напишете, а я пока пару ребят для командировки отберу?

   – Через час ко мне подходите...

   Два энтузиаста, лишь совсем недавно в приказном порядке, 'озабоченных' прогрессом отечественного реактивного авиастроения с резвостью студентов понеслись воплощать в работу плоды своего мгновенного озарения. А уставшая от некомпетентности бывшего начальства местная мастеровщина, наконец, воспрянула духом. Призраки очередных 'вредительских' процессов и видений 'Колымских красот' медленно, но верно выветривались из переживаний людей. Под присмотром 'гениального тандема' неугомонной пары Людвиговичей Новосибирское ОКБ-153 постепенно возвращалось к нормальной работе. А работы этой впереди не было видно и края...

   ***

   Как тот нахал угадал одно из любимых мест отдыха главы Милуокской семьи, оставалось для Дона загадкой. В этом кафе Джозеф Валлоне в первый раз пил кофе, как раз в 27-м, только-только приняв 'корону' после смерти своего достопочтенного предшественника Джо Амато. С некоторых пор это стало легкой слабостью Дона – вот так иногда выпить 'Капучино' прямо напротив полицейского управления. Поначалу раздражавшаяся этими эскападами полиция вскоре перестала обращать на это внимание, но привычка у Дона осталась. Впрочем, если тот парень легавый, то это бы все объяснило. Кроме, наверное, одного. Давным-давно прикормленная 'семьей' полиция города, даже не слышала о таком сотруднике. За этими размышлениями 'Глава семьи', вспомнил об осторожности. Впрочем, его следующий вопрос можно было не задавать, ибо его помощник Джонни Алиото не был бы таким спокойным, будь все иначе...

  – Джонни, ребята Сэма готовы?

  – У Феррары все готовы, Дон Джозеф. Если это обычный 'болтун', то вы здесь надолго не задержитесь.

  – А если все-таки легавый?

  – Мы сможем спокойно уйти отсюда, даже если тут начнется облава. А при вежливом варианте, нам вообще опасаться нечего. На нас у них ничего нет. Я полчаса назад разговаривал с капитаном, это точно не они. Никаких федералов он тоже не ждет.

  – Гляди ка, а он точен как часы. Пришел пешком. Гм... И, кроме этого кретина Гербито с ним никого нет. Ну как тебе мальчишка?

  – Он не слишком-то осторожен. И, значит, ваши планы изменятся не существенно. Разрешите забрать его с собой?

  – Не торопись, сначала мы послушаем этого наглеца.

   Вошедший под навес уличного кулинарно-питейного заведения, сразу положил на стоящий у входа столик сумку с чем-то тяжелым, а сам подошел ближе. Особо опасным этот парень не выглядел. Оружия на его поясе не просматривалось. Из-под одежды тоже ничего не выпирало. Внешность пришельца также не вызывала особого интереса. Под распахнутой светло-коричневой кожаной курткой видна была тонкая тускло-оливковая водолазка. На ногах такого же цвета цивильные бриджи, заправленные в высокие коричневые ботинки с притороченными пустыми ножнами стропореза. Головного убора молодой гость не носил. Несмотря на пасмурную погоду, одет он был все же чрезмерно тепло для местного лета. И еще он был слишком молод. Упрямое выражение на безусой физиономии выдавало обычный юношеский максимализм, но вот взгляд незнакомца... Взгляд был странный. Он глядел без малейшего испуга, с некоторым интересом и даже мимолетно сверкнувшей искрой юмора в глазах. Правая рука гостя стискивала запястье сопровождаемого.

  – Представь меня своему боссу... приятель.

   'Приятель', было, дернулся сказать какую-то резкость, но слегка усиленный незнакомцем залом кисти заставил его еще сильнее скрючиться и прошипеть.

  – Дон Валлонэ, это Адам Моровски. У него к вам просьба.

  – Вот и молодец, дружок...

  – Чтоб ты сдох, легавый!

  – Ну-ну-ну. Я ведь предупреждал тебя. Тогда у тебя был шанс просто уйти, но ты не захотел. Вини в этом сам себя. А сейчас просто отдохни, и не мешай нашей беседе...

   После этих слов незнакомец отпустил 'конвоируемого', подтолкнув его в сторону замершего справа 'бодигарда'. Затем изобразил головой легкий поклон, и обратился к присутствующему здесь высокому начальству.

  – Рад знакомству, Дон Валлонэ. Для меня это слишком высокая честь. Разрешите мне присесть? Нет, конечно же, не за ваш столик, меня вполне устроит, вот, этот стул. Вы не против?

   – Садись. Это все, что ты хотел попросить?

   За непроницаемой маской на гладко выбритом лице, угадать мысли местного криминального 'божества' было практически невозможно. Пара крепких парней встала чуть позади, сверля взглядами наглеца, и одновременно ожидая малейшего кивка своего Дона.

  – Я сожалею, что мне пришлось тревожить и отрывать от дел столь уважаемого человека, как вы, Дон Валлонэ. Но я не нашел иного выхода из той ситуации, которую породил вот этот струнцо.

  – Что там у тебя за ситуация, мистер? И, прошу тебя быть повежливей с моими людьми.

  – Дон, Валлонэ, я не знаю многих ваших правил, но я знаю одно... Ни один отец не хочет видеть своего ребенка в тюрьме, как ни один отец не хочет хоронить своих детей и жен. А сегодня ваш... Гм... человек подбил одного мальчика на чудовищную глупость. Я уверен, что это было сделано без вашего разрешения, ибо не могу поверить, что вы бы его ему отдали. И если это так, то я прошу наказать виновных лиц и справедливо разрешить конфликт...

  'Он, конечно, наглец, но одну вещь он сделал правильно. Его мне представил знакомый мне человек пусть и формально. Интересно он это знал, или поступил по наитию? Да и ведет себя в присутствии Дона он почти правильно. Гм. Очень странный юноша, этот Моровски. Странный и непростой...'.

  – О чем речь, мистер... хм...Моровски? Что такого случилось?

  – Почти ничего. Если не считать того, что получив от вашего человека оружие тот 'чико' устроил стрельбу в парке среди отдыхающих и детей. Согласитесь, здесь все-таки не Спарта, чтобы прямо в зоне отдыха горожан устраивать вот такие тренировки юношеских агел. Именно за это я передаю этого человека в ваши руки, рассчитывая на мудрое и справедливое решение.

  – Джонни, приведи сюда поближе 'приятеля' нашего гостя.

  – Эй! Гербито, подойди к Дону. Тебе есть, что ответить на сказанное?

  – Я знать не знаю этого человека, Дон Валлонэ. Он псих. Привел меня сюда насильно, угрожая мне и Филиппе. Говорил про вас гадости, которые я не смогу повторить даже спьяну, и еще он смеялся над семьей...

  –Довольно! Помолчи теперь.

  'Этот струнцо сказал почти так, как надо говорить в таких ситуациях, и все-таки он действительно кретин. Дважды прокололся и вдобавок вляпать меня – своего Дона в это птичье дерьмо! Нет, Ферраре нужно гораздо лучше выбирать людей. Такие, как этот нас только позорят... Надо будет не забыть наказать этого бездельника'.