Текст книги "Ветер надежды (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

   Бодро оттарабанив заученный еще в Москве набор 'воспоминаний' и вопросов о здоровье родни Адама, разведчица включила терпение. Вытерпев неумеренные восторги Вацлава Залесского, Павла договорилась встретиться с ним сразу после своего доклада о результатах вылета. Впереди еще ждал высотный полет на 'Хейнкеле-111' над районом контрнаступления...

   ***

   Слух все никак не мог привыкнуть к противному завыванию хейнкелевских «ЮМО». В кресле пилота сейчас сидел Мирон Христенко, из второго набора в дивизион 'Сокол', помимо него и 'американцев' в состав ополченцев попало еще двое советских агентов. Но Мирона Павла сразу стала готовить на командира звена. В рейде на Восточную Пруссию он летал на RWD-11 одного из чехов в качестве штурмана. А в этом полете штурманом был сам командир дивизиона, а Терновский исполнял роль стрелка и одновременно наставника у Христенко. Но терпения дождаться от командира ответов Анджею и в этот раз снова не хватило...

   – Радио отключено?

   – Именно так.

   – Теперь ты расскажешь нам с Мироном для чего вся та возня с бомбами и ракетами?

   – Ты решил разыграть тут третью партию, и думаешь, что вам двоим я скажу больше, чем тебе одному наедине?

   – Дело не в этом. Просто времени почти не осталось. Нам давно уже пора в плен попадать. А ты все крутишь... Мы ждем, Адам. Но пора бы тебе объяснить, для чего мы тут теряем время. Так как, скажешь?

   – А для чего ты думаешь, я вас в этот вылет вытянул? Скажу... Но скажу, только если вы с Мироном, кроме развешивания ушей, будете хорошенько смотреть за воздухом, чтобы нас тут не прищучили!

   – Командир иду вдоль реки, переправы скоро будут под нами.

   – Вот Мирон молодец, сразу врубился в тему. Ладно уж, приобщайтесь к тайному знанию... Шучу и сам хоте все рассказать, но до утренних испытаний нашей 'первой ласточки' все как-то недосуг было. Вот эту недостроенную ниточку видите, а за ней у самых болот маленький пятачок, где костры горят. По нам они не стреляют, самолет-то немецкий. Вот здесь завтра утром мы своими ракетными талантами во всей красе и сверкнем...

   – А старых наших 'талантов', что уже мало?

   – Зря ты Андрюша меня все время дергаешь, но причины твоих опасений мне видны. Вроде бы немцы про наши реактивные полеты уже много чего знают и пора нас уже в плен сдавать. Ан нет, не пора. Допреж нужно боевые испытания новых ракет провести. Да так это сделать, чтобы никакой тевтонский гад в плену даже не вздумал нас поскорейча в расход пустить. Что б пылинки они с нас там сдували...

   – Хм. И ты думаешь, что твои ракеты их к этому вот так легко и сподвигнут.

   – Безо всяких сомнений. Это тебе не стартовые ускорители, это боевые, хоть и собранные изо всякой хрени, системы. Восемь ракет уже практически готово. Казалось бы ерунда полная. По семь пороховых стартовых ракет навешенных на сварной каркас из уголков и стальных полос, со вставленными в него трехсоткой и баком огнесмеси. И вся эта хрень взлетает с треноги. Фигня вроде бы. Но сегодня утром местное начальство от этой фигни в шоке было. Немцы я думаю, тоже все это оценят. Вот для чего ребята мы с вами сегодня этом 'Хейнкеле' над речкой крутились. И другого такого удобного случая у нас не будет.

   – Хочешь по немцам их испытать.

   – А то ж. И местечко подходящее нашлось. То самое. Видели, как они большой понтонный мост у края болот достраивают? Там, где развилка дорог с нашей стороны.

   – ну.

   – Так вот рядом посреди болот малюсенькая полосочка имеется, это гать. Я утром по одной старой карте года 1915 углядел. С их стороны там кроме кустов и невидать-то ничего. Вот если на лодках доставить туда наши ракеты и утречком когда на этой стороне станут кучковаться первые танки и заправщики, по ним как треснуть, то такого немцы точно не забудут.

   – Но переправа-то быстренько свежих сюда доставит.

   – Не доставит. Но это уже отдельный разговор. Мирон разворачивай этого 'коршуна' в сторону дома.

   – Слухаю.

   – Я тебе дам 'слухаю'!

   – Виноват. Так, ест!

   – Ну, то-то же...

   Набрав еще сотню метров высоты, разведчик над верхним краем кучевых облаков развернулся в сторону Львова. Все трое молчали...

   Замаскированный командный пункт расположенный вблизи Мёнихкирхена готовился к переезду в Краков, но сроки передислокации уже дважды переносились. И хотя часть штабного персонала уже упаковывала второстепенное имущество, основные помещения штаба работали в обычном режиме. А поезд 'Америка' оставался на запасных путях. Роммель вернулся из радиовагона в штабной салон и сразу был замечен Фюрером...

  – Что там, Роммель?!

  – Радиограмма от командующего фронтом под Кутно генерал-полковника Рундштедта. Мой фюрер.

  – Есть новая информация?

  – Да, мой фюрер. Генерал-полковник сообщает, что момент дезорганизации уже завершился, в войсках наведен порядок. Сейчас генералы Бласковиц и Рейхенау своими армиями уже выдавливают поляков из-под Кутно и из Бзурской поймы.

  – Пусть поторопятся. Мы не можем до скончания времен возиться с окруженными польскими частями.

  – Всего несколько дней, и...

  – Слишком долго! Почему мы потеряли столько времени на отражение этого дерзкого флангового удара?

  – Мой фюрер. Дело в том, что после того 'звездного налета', на пару дней снизилась активность нашей авиации. За это время поляки могли почти беспрепятственно пользоваться дорогами для передислокации, и даже заняли ряд второстепенных населенных пунктов...

  – Геринг, это в ваш сад камень! Вы добавили самолетов для разгрома армии Кутшебы?

  – Да мой фюрер. По полученным сведениям, как раз сейчас в небе над Бзурской поймой сошлись около сотни наших самолетов и вполовину меньше поляков. Можно не сомневаться, что это последние польские резервы...

  – Мне бы ваше спокойствие... Вы уверены, что в этот раз справитесь с польским 'Летництвом', и сможете сковать врага, лишив его маневра?!

  – К сожалению, мой фюрер...

  – Опять это ваше 'к сожалению'!

  – Я только хотел заметить, что по докладу синоптиков Люфтваффе, завтра погода будет не летной, и поляки могут получить еще один день для маневра...

  – Браухич. Уже через два дня все силы нужно собрать для захвата Варшавы. И пусть Рундштедт не забудет, что те 'недобитки' могут помешать нам где-нибудь в другом месте. Их нужно пленить или уничтожить! Никто не должен вырваться из кольца!

  – Да, мой фюрер! Как раз сейчас Фон Клюге со своей 4-й армией почти отрезал их от направления на Модлин вот в этом районе. У него достаточно танков и автотранспорта чтобы блокировать их растянутый фланг и тыл. У поляков временно останется лишь одно направление отступления через Кампионский лес к Варшаве, но я уверен и это ненадолго. Главное, что они не станут отступать на восток...

  – Господа, эту кампанию пора заканчивать. Роммель, что там от Риббентропа о вступлении в войну России?

  – Мой фюрер. Из последнего сообщения можно сделать вывод, что русские тянут время, и пока не желают нести потери. Видимо им нравится, когда каштаны из огня таскает кто-то другой...

  – Роммель не смейте так шутить! А Сталин еще поплатится за свое азиатское коварство!

  Строгий взгляд рейхсканцлера скользнул по лицам генералов, и хмуро уперся в кружок на карте, обозначающий Варшаву. Этот окруженный стрелками направлений ударов плод многолетних усилий, уже почти созрел, и вскоре должен был упасть в германскую ладонь. И прорвавшееся в последних речах нетерпение Фюрера, снова уступило свое место настоящей арийской выдержке...

  ***

  В львовском ресторане 'Венская кофейня' играла музыка. В этот день не было налетов Люфтваффе, и даже сам командующий ПВО города дивизионный генерал Янджеевский сегодня был здесь вместе с большой группой офицеров. А Кэтрин сегодня отдыхала душой. Наконец-то за большим столом собралось достойное ее круга и талантов общество коллег по перу. Помимо неё самой и Поля Гали сегодня здесь наслаждались отдыхом и обсуждали последние новости трое итальянцев из 'Ла Мессаджеро', двое румынов из 'Ромыния Ноуэ' и 'Басарабия', а также большая компания венгров из 'Унгар Ревю' и других издательств соседнего государства. Посыльный из штаба сообщил, что пресс-конференция будет перенесена на час позже, что вызвало недовольный гомон. Несколько человек покинули заведение, но Кэтрин решила еще посидеть. К этому моменту многоязычная светская беседа уже давно успела разбиться на отдельные диалоги, и сейчас американка терпеливо выслушивала свою венгерскую коллегу.

  – Завидую вам Катрин. Нам с Милошем не удалось такого увидеть...

  – Ну что вы, Агнес. Просто я вовремя приехала. Кстати вы же видели самое начало этой кампании.

  – Да нам тоже повезло. Но мы просто случайно оказались в Гданьске, когда германцы пришли наказывать поляков. И на главный участок фронта нас так и не пустили. Немцы хоть порой и блещут галантностью, но так надоедают своими смешными запретами...

  – Сочувствую. Но Агнесс, вы упомянули какое-то 'наказание Польши'. А разве это грубое нападение, не является нарушением всех международных законов со стороны Германии.

  – О чем вы, Кэтрин? Договор о ненападении между этими странами расторгнут уже давно. Так что Адольфи в своем праве. И честно говоря, поляки со своим гонором мне уже тоже порядком надоели. Такие же зазнайки, как и чехи со словаками. С последними мы, кстати, воевали совсем недавно. Я как раз успела тогда сделать один из первых репортажей.

  – Мне казалось, что чехи довольно миролюбивая нация. Разве они часто воюют?

  – Да как вам сказать... Гонора-то у них много, а воины они так себе, за это чаще и получают на орехи. Вот и в прошлом году им досталось, и от Адольфи, и даже от здешнего маршала Смиглы. И хозяйственная Польша в тот раз прибавила себе земли за счет трех бывших чешских провинций...

  – Гм. Но как такое может быть?! Ведь сейчас сами чехи воюют за Польшу.

  – Вот такие они тут все странные. Говорят, когда хозяин часто бьет собаку, та сильнее к нему привязывается... Не пытайтесь понять все эти глупости, милочка. Лучше еще расскажите мне о ваших знакомых американцах. Да-да, мне это безумно интересно...

  – Гм. Все самое важное вы уже слышали. Ну, что еще можно про них сказать... Воспитаны они довольно дурно. Кроме, пожалуй, того аристократичного поручника Терновского. Вот в нем чувствуется рыцарская кровь. Всегда готов услужить даме. А вот тот их командир дивизиона капитан Адам Моровски, мне совсем не симпатичен. Грубоват, дерзок. Гм... Даже в Китае я не сталкивалась с такими грубиянами... Пыжится, и строит из себя много повидавшего мужчину. Но на самом деле мне, он видится мне лишь много возомнившим о себе мальчишкой. Задрал нос, увидев, как за ним бегает местная девчонка...

  – Сто-стоп-стоп, Катрин. Уж не ревность ли в вас заиграла? Познакомьте ка меня с ним...

  – Ревность?! Вот еще! Хотя он и довольно красив. Но вот его холодность и презрение в глазах...

   Потом американская журналистка интересовалась несколькими мужественными и молчаливыми киношниками, прибывшими вместе с Агнес, и с удивлением узнала, что они из шведско-датской частной кинокомпании. К их компании продолжали подсаживаться и заводить свои разговоры другие персонажи... Кэтрин продолжала болтать с коллегами на разные темы, но так и не смогла сама себе ответить на этот странный вопрос. Все-таки что же ее так расстроило в поведении главного героя их с Гали приключения? Несмотря на всю свою грубость, парень, действительно, был достоин восхищения... Всего за пару недель про него узнала вся Польша. Даже генералы отзывались о нем с уважением. Сейчас, по словам Гали, он выполнял какую-то жутко секретную миссию, после которой они, возможно, снова смогут взять у него интервью. Причем это интервью может состояться на замаскированном полевом аэродроме, среди секретной боевой техники! Этот репортаж мог оказаться самым крупным бриллиантом их командировки. Но Кэтрин почему-то гораздо больше думала о безнадежно влюбленной польской девушке. И чем-то даже завидовала ей...

  ***

  А в красивом Брестском особняке, где когда-то блистали своими эполетами офицеры и генералы ушедшей в вечность армии 'Двуединой монархии', ныне шло совещание Генерального штаба Войска Польского. Маршал вернулся от телефона и снова склонился над картой.

  – Разрешите продолжать пан маршал?

  – Продолжайте, пан Стахевич.

  – Слушаюсь. Сейчас обширные Бзурские броды уже во многих местах форсированы не только пехотой, но и тяжелой техникой противника, и наши части вынуждены были отойти на вторую линию обороны. Глубина реки там не более двух метров, поэтому защищать этот участок просто не имеет смысла. Маневр нам даст больше. Но наиболее важным для группировки армий 'Познань' и Поможже' сейчас становится недопущение их окружения со стороны Модлина, о вероятности которого нам уже докладывала воздушная разведка...

  – Когда и кем были получены последние сведения?

  – Вчера было четыре полета пилотов дивизиона 'Сокол' на трофейной летной технике, обнаруживших передовые части 4-й германской армии генерала фон Клюге, выдвинувшиеся вместе с понтонерами в направлении излучины...

  – Значит, Фон Клюге готовится замкнуть окружение... Что ж, все подтверждается. Продолжайте, генерал...

  – Основной удар по 4-й тевтонской армии будет наноситься в висло-модлинском направлении силами назначенной генералом Кутшебой мобильной оперативной группы 'Модлин' под командованием бригадного генерала Абрахама...

  – Генерал Кутшеба включил в ту группу два батальона пехоты на трофейных машинах и захваченную в Бзурской долине артиллерию?

  – Точно так, пан маршал. Все сделано в соответствии с рекомендациями Генерального штаба.

  – Продолжайте, пан генерал.

  – Застрельщиками атаки сейчас выступает сводный ударный батальон капитан-пилота Моровского, доставленный в исходный базовый район по воздуху на французских 'Фарманах' и самолетах реквизированных у авиакомпании 'LOT'. К этому времени этот отряд уже должен был форсировать болотистое дефиле на понтонах, и приступить к оборудованию позиции ракет практически у самого тевтонского плацдарма.

  – Это ведь уже вторая десантно-наземная операция капитана Моровского?

  – Точно так, пан маршал.

  – А почему офицеры быдгощской десантной школы в ней не задействованы?

  – Задействованы, пан маршал. Но сейчас они выброшены на коммуникациях 4-й и 10-й армий вместе со своими парашютными плутонами, выполняющими диверсионные задачи. А капитан Моровский имеет лучший опыт по командованию десантными подразделениями в крупных операциях, поэтому его сводный батальон и используется для мощного удара...

  – Пан Вацлав, а какими силами атакует батальон?

  – В составе сводного батальона Моровского действуют одна рота экспериментальных тяжелых ракет, и четыре минометно-пулеметных полуроты на понтонах и моторных лодках. В их задачу входит внезапный удар по замостью понтонной переправы, и воспрепятствование боевому развертыванию переправившихся на этот берег Вислы частей 19-го мехкорпуса генерала Гудериана и отдельных частей 32-й пехотной дивизии генерала Бёме. Ракетная рота вместе с понтонами уже высажена в исходном районе и сейчас, должно быть, продвигается в сторону района развертывания у наплавного моста...

  – Переправу тоже они атакуют?

  – Не совсем. В эллипсе рассеивания их ракетного удара должна оказаться дорога и оконечный участок переправы. Но главный удар по переправе нанесет авиация.

  – Снова дивизион 'Сокол'?

  – В первой волне, да. Пилоты 'Сокола' изобразят воздушный бой германских бомбардировщиков с нашими истребителями, и под прикрытием этого спектакля к переправе приблизится 'воздушный брандер'. Команду на начало этой атаки капитан Моровский отдаст со своего командного пункта, сразу после выхода на рубеж атаки...

  – Брандер. Гм... Довольно остроумно.

  – Да, пан маршал. В атаку 'брандер' выведут морские пилоты дивизиона 'Сокол'. Мичман-пилот Силькевич и плутоновый-пилот Раджакич на частично неисправном Хейнкеле-111 заполненном двумя тоннами взрывчатки, а также бракованными запчастями и метизами, приводнятся у самой переправы и взорвут ее.

  – Мда-а...

  – В момент приводнения бомбардировщика на импровизированные надувные поплавки, сами они конечно, быстро покинут машину...

  – Полагаю, это очередная идея капитана Моровского?

  – Точно так пан маршал. Он даже сам хотел лететь на этой 'летающей бомбе', но получил строжайший запрет генерала Зайоца...

  – Генералу Зайоцу передайте, мое удовлетворение. И еще добавьте, что это последняя полевая и воздушная операция капитана Моровского, в которой я терплю его личное участие. После возвращения с задания, пусть генерал Зайоц сразу переводит капитана в штаб 'Летництва' во Львов.

  Маршал раздраженно бросил карандаш на развернутую карту и выпрямился. Его хмурый взгляд встретился со взглядом начальника штаба, и снова вернулся к карте.

  – У Войска дел невпроворот, а толковые офицеры вместо непрерывного планирования и подготовки операций, занимаются непонятно чем! Погибнуть в атаке много ума не требуется...

  – Но специалистов по ракетной стрельбе у нас в Войске практически не имеется. Только на флоте, да и то единицы. Поэтому кроме капитана Моровского...

  – Вы слышали мой приказ, пан Стахевич, и менять его я не намерен. Пусть пан Зайоц запретит Моровскому летать. Продолжайте ваш доклад, генерал.

  – Слушаюсь, пан маршал. Во второй волне, вышедшие к реке немецкие части будут атакованы с неба двумя штурмовыми дивизионами 'Сражающейся Европы' и Львовским бомбоштурмовым дивизионом 'Орел'. А Бомбардировочная бригада 'Карасей' в это время нанесет тревожащие удары по маршевым колоннам и скоплениям 8-й и 10-й армии немцев...

  – А кто у Модлина будет наносить наземные удары по 4-й армии фон Клюге?

  – Сводный полк полковника Войцеховского на малых судах Висленской ополченческой флотилии выйдет во фланг 4-й армии, и станет препятствовать переправе и оказанию помощи 19-му армейскому корпусу, и переправившимся с ним вместе пехотным частям. Как я уже сообщил в начале своего доклада, от армии 'Познань' главный удар нанесет оперативная группа 'Модлин' в составе уланской бригады, сводного полка пехоты на захваченном у врага автотранспорте вместе с приданной артиллерией...

  Небо на Востоке медленно начинало сереть, а совещание Генерального штаба все еще продолжалось. Главнокомандующий нетерпеливо запросил новые сообщения от разведки, но новостей не было. Оставалось только ждать...

    ***

   От воды слева, и от плацдарма спереди, шел натужный гул автомобильных и танковых моторов. По-настоящему переправа заработала примерно час назад, поэтому группировка вражеской техники на укрытом кустами прибрежном пятачке еще не успела обрести требуемой для удара плотности. Но пехотные части противника уже начали осторожное выдвижение вдоль дороги, и потому первая команда для 'воздушных статистов' еще пять минут назад пятикратно щелкнула в эфире. И вот как раз сейчас слева над рекой шел безумно интересный воздушный спектакль, но Павле было не до него. В прицеле ее 'маузера' с примотанным к стволу странным кожаным цилиндром сейчас лениво оглядывалась голова немецкого пулеметчика. Другие четверо лучших стрелков ударного десантно-ракетного батальона в этом момент выцеливали своих жертв. На позиции каждого из них лежали еще по три винтовки с примотанными 'одноразовыми глушаками'. Дистанция до цели была около двухсот метров, поэтому оптика им для стрельбы не требовалась. Еще ближе к позиции, изготовленной для стрельбы по польским самолетам зенитной батареи 'флаков', прямо в воде между кочек лежали бойцы штурмовой группы из числа пограничников. А моторы все гудели, и до начала всей 'потехи' истекали уже последние секунды...

   'За раскидистым кустом шум мотора... Снова ерзает в прицеле фрица каска... А ты не бойся мой родной, я ж не больно... Девять грамм тебе всажу за будь ласка... Ну радист гляди!!! Внимательно гляди в бинокль на мой сапог, и сразу там начинай команды щелкать! Пора уже Силькевичу с дымным хвостом геройски сбитого шваба, из своей 'крестносной вороны' изображать...'.

   И как раз в тот момент когда, получив эту команду, якобы сбитый 'Хейнкель-111' начал, дымя и неуверенно рыская, примериваться к посадке на воду, Павла потянула на себя винтовочный спуск. И сразу же над болотом закрякали утками команды, и невнятно защелкали выстрелы. Через полминуты пулеметное прикрытие и часть зенитчиков немцев, уже не шевелясь, раскинулись на своих постах. А отделение польских погранцов, словно сказочные водяные, обтекая болотной жижей, уже неслось к оставшимся номерам для завершения этого дела. Но лишь, когда зазвучала приглушенная польская ругань и в ход пошли штыки и приклады, кто-то из швабов сообразил что к чему. Его предсмертная жертвенная очередь из 'Флака' оборвалась далеко в стороне от приводнившегося у самой переправы 'брандера'. Павла тут же бросила быстрый взгляд на свое безумное детище...

   'Ай, маладца мичман! В самую переправу, прямо как на пожарке в ванную въехал. Красава! Ну давай же ты... А?? Ну, где оно?!! Ну, чего ж так долго не взрывается-то этот 'пепелац'?! Ладно! Хрен с ним! Никуда не денется, рванет он с задержкой, да и тьфу на него! Матросики в своих 'намордниках' за эти секунды хоть еще немного подальше уплыть успеют...'.

   И не дожидаясь громового всплеска с реки, рука новоиспеченного комбата выпустила белую ракету в сторону замерших от неожиданности вражеских машин и 'коробок'. Было понятно, что еще несколько секунд, и башни ближайших к болоту панцерных 'двоек' быстро развернутся, и очередями своих 'эрликонов' поделят на бесконечность, плохо различимую, но вполне уже осознанную немцами болотную опасность.

   Грохот с реки на мгновение заложил уши, и сразу за ним душераздирающим воем гибнущего в пожаре ишака, в хмурое вислинское небо ушли парами и по одной девять тяжелых, оперенных огнем сигар. Две из них смачно подняли титанические водяные столбы чуть в стороне от разорванных взрывом 'брандера', и дрейфующих вдоль берега остатках переправы. Остальные 'гостинцы' упали почти правильно. Пара рядом стоящих танков, между которыми только что рванула трехсоткилограммовая ракетная боеголовка, смялись в гармошку и завалились на бок. Еще три ракеты накрыли успевшие переправиться автомашины и пробили своими тяжелыми осколками броню еще нескольких танков. Прямых попаданий не было. Куда упали остальные 'горячие комсомольские приветы' пока было не ясно...

   Павла огляделась. Вот между кустами замелькали невысокие борта выдвинувшихся на рубеж атаки понтонов. А поверх ипровизированных брустверов из мешков с землей, грозно зашевелились замотанные лохматыми защитного цвета тряпками стволы 'Гочкисов' и ручняков...

   – Батальон! К бою!!!

   – Минометам и пулемета-ам. ОГОНЬ!!!

   Проорав голосом Кинг-Конга эту команду и продублировав ее второй ракетой, Павла сама понеслась к захваченным у врага зениткам. Сейчас ее 'паства', себя не помня, лупила из всех стволов по всему более-менее шевелившемуся на плацдарме. Команд комбата и плутоновых уже никто не слышал, и способность воспринимать новые вводные к ним должна была вернуться только после следующей сигнальной ракеты. Но время запуска той ракеты еще не пришло. Поэтому самым толковым, что можно было сделать комбату ракетных-диверсантов, это вместе с захватившими зенитки пограничниками, причесать все вокруг до чего удастся дотянуться 20-тимиллиметровыми снарядами. А на противоположный берег реки сейчас обрушились в атаке шесть висевших в районе ожидания еще недавно бывших германскими пикировщиков. А вот сейчас крылья этих 'Штук' украшали краснобелые квадраты опознавательных знаков Сил Поветжных. Авангардный бой на висло-модлинском направлении уже разгорелся не на шутку...

   ***

   Эдвард протер глаза и осмотрел себя в зеркале. Его обычно молодцеватое лицо, сегодня выглядело сильно постаревшим. Да и были к тому причины. Варшава едва держалась. Из столицы уже пришлось убрать большую часть авиации, остался только дивизион 'Пулавчаков'. А швабы уже готовились взять город в клещи и, не спеша, выкатывали на огневые позиции тяжелую артиллерию. И это значит, что через несколько дней Варшава падет. Долго ли после ее падения продержатся Модлин, Львов и прочие оставшиеся твердыни, оставалось лишь гадать. Пока маршал умывался и застегивал ворот своего позвякивающего орденами мундира, на столе появился завтрак, а адъютант сообщил, что генерал Стахевич скоро явится для доклада.

   Когда принесенный из Брестского ресторана завтрак был доеден, а кофе допит, начальник штаба действительно появился перед главкомом. По сравнению со вчерашним днем лицо Стахевича выглядело слегка просветлевшим...

   – Есть новости, Вацлав?

   – Да, пан маршал. Нашими передовыми частями разгромлен авангард фон Клюге, а сама его армия была вынуждена отступить от реки на тридцать километров.

   – Я хочу знать подробности!

   – Слушаюсь! Сразу же после атаки переправ через Вислу, и атаки прибрежных группировок швабов нашими мобильными резервами, войска модлинской группировки под командованием генерала... прорвали окружение и нанесли фланговый по лишь частично развернутой в боевые порядки 4-й армии фон Клюге. Примерно в это же время успевший переправиться авангард немцев под командованием генерала Гудериана, дезорганизованный у разбитых понтонных мостов ударом десантников и штурмовых частей 'Летництва', был атакован оперативной группой 'Модлин', и фактически сброшен в реку. Не берегу Вислы силы двух наших войсковых группировок вошли в соприкосновение своими передовыми частями...

   – Вы уверены в этом?!

   – Точно так, пан маршал.

   – Каковы потери швабов?

   – Пока можно с осторожностью говорить о паре тысяч живой силы, шести десятках орудий, около полусотни танков, и почти сотне автомашин.

   – Генерал, как вы думаете, бригадир Абрахам смог бы собрав все имеющиеся в районе силы, и продолжить уничтожение 4-й армии?

   – Одной своей группой вряд ли. При помощи части сил модлинского гарнизона и недопущении высокой активности Люфтваффе, а также при помощи маневром со стороны оставшихся частей армии 'Познань', это стало бы возможным.

   – Хорошо! Готовьте приказ. Армиям 'Познань' и Поможже' ускоренными маршами выходить из окружения двумя группами прорыва. Одна под командованием генерала Бортновского на Варшаву, вторая под командованием генерала Кутшебы на Модлин. Распределение войск между группами остается за Кутшебой. Дополнительными задачами группы прорыва генерала Бортновского становится фланговый удар с юго-востока по атакующим Варшаву частям Вермахта. Я жду его предложений через четыре часа. Для генерала Кутшебы основной задачей ставится полное уничтожение 4-й армии фон Клюге, и выход на оперативный простор для создания фланговой угрозы недобитым 8-й и 10-й армиям немцев.

   – Детальный приказ по армиям будет готов через час, пан маршал.

   – Угум.

   – Пан маршал?

   – Что? А, да. Первый список на награждение наиболее отличившихся, в операции против 4-й армии, я жду от вас к вечеру. Кстати! А как там показали себя эти американские новинки?

   – Спектакль над переправой отменно удался. Под его прикрытием, атакой 'воздушного брандера' был разрушен главный понтонный мост и поврежден соседний. Удар ракетами также оказался вполне успешным. По докладам, поступившим от бригадира Абрахамса, когда через полтора часа после удара десантников оперативная группа 'Модлин' нанесла свой удар, сопротивление швабского авангарда было очень вялым. В плен было взято около батальона и несколько десятков единиц техники. Но это лишь предварительные данные.

   – Великолепно...

   – Кстати, пан маршал. А что вы прикажете насчет собранных трофеев?

   – Что? Из трофейной автобронетехники и из оставшихся кавалерийских частей армии 'Познань' необходимо быстро сформировать ударную конно-механизированную дивизию. Очень скоро она нам сильно пригодится... Гм... Да, пожалуй...

   Начальник штаба вгляделся в лицо маршала и с радостью заметил, что в его усталых глазах снова зажегся огонь азартного интереса. Война продолжалась, и почти неминуемое позорное поражение от тевтонских ратей временно отодвинулось во времени, а надежда на победу снова возродилась. Вот только в бегло просмотренных генералом вчерашних газетах, ничего не было о бомбардировках Берлина, и переходе границ Третьего Рейха британцами и французами. Более того несколько газет, доставленных группой снабжения 'Сражающейся Европы' перепечатали острую сатирическую статью неизвестного автора 'Кто тут кому союзник?'. В этой статье с большой иронией оценивались ожидаемые от британских и французских союзников Польши усилия по защите жертвы от агрессора. Там даже звучали слова, что все это задумано лордом Чамберленом для того, чтобы столкнуть Сталина и Гитлера лбами во славу банкирских интересов. Там же высказывалось большое сомнение, что Сталин станет играть, под чью бы то ни было дудку. И хотя от этого фельетона отдавало 'махровой бульварщиной', но самообладание генерала Стахевича оказалось поколеблено. В рассуждениях того писаки особых противоречий выявить он не смог...

  ***

   В 'Венской кофейне' очередное неформальное совещание командования 'Сражающейся Европы' проходило в обстановке бурного обмена новостями.

  – Ну как там, в Шербуре? И как там наш Костя?

  – Друзья мои, все довольно сложно... Розанов пытался сформировать отдельный истребительный полк из испытателей. Пока на 'Моран-Солнье-406', а с появлением серийных 'Девуатинов-520' уже на них. У Кости хорошие связи, поэтому снизу он не полез, а вышел на уровень командования и даже получил поддержку начштаба ВВС. Но вот министр авиации встал глыбой.

  – Да уж, 'Скряга Ги' в особой прозорливости пока не замечен.

  – Представьте себе, он считает, что лучше много отдельных эскадрилий новейших машин на разных фронтах, чем целый полк в резерве... В общем правительство колеблется, какую сторону выбрать, а меж тем дело зависло не начавшись...

  – Чего же еще ждать от этих бюрократов?

  – Кстати, маршал Келлер, пока запретил налеты на города и крупные военные объекты Рейха и это несмотря на то, что все сроки выступления в защиту Польши уже прошли...

  – Канальи! Они там, в Париже, доиграются, что Люфтваффе разобьет по частям авиацию союзников. Геринг начнет отсюда, а когда у поляков просто кончатся самолеты, он стукнет уже по Республике, и смешает с помоями их раздробленные силы. Вот тогда-то эти 'умники' начнут метаться, и в спешке воплощать идеи Кости, но будет уже поздно!