Текст книги "Ветер надежды (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

   – Вы считаете, что агенты слили не дезинформацию, а действительно секретные сведения, которые не надо было передавать?

   – Я считаю, что вместо этих сведений можно было наплести с три короба по другим менее секретным темам. По каким-нибудь 'лучам смерти'...

   – 'наплести с три короба'... А что там у вас по упомянутому в докладе 'американскому следу' тех французских разработок динамореактивного оружия? Вы уже начали что-нибудь искать?

   – Товарищ Сталин. Абердинский испытательный полигон чрезвычайно закрытая территория. Любые попытки наших американских агентов проникнуть туда могут привести к провалу. Да и маловероятно, что французы смогли бы получить такие сведения. К тому же все попытки создать такое оружие в СССР, выполненные мерзавцем Курчевским, и другими конструкторами, привели только к бессмысленному расходу денег... Мне кажется 'Кант... Эгм-гм! Мне кажется Гаврская группа, по данной теме получила дезинформацию, или просто пользуется непроверенными слухами...

   – Значит, остальному вы верите, но эти сведения вы считаете слухами или дезинформацией? А если все-таки такое реактивное противотанковое оружие действительно появится на вооружении американской армии? Что тогда? Кого мы должны будем наказать, за то, что у Красной Армии нет такого оружия?

   – И уже были случаи, когда поспешное закрытие приводило к нашему отставанию! Неужели вам так сложно проверить полученные сведения?!

   – Не спешите, товарищ Мехлис. Пусть народный комиссар Берия сначала подумает над своим ответом.

   – Товарищ Сталин. Для проверки стране снова придется терять много денег...

   – Денег терять не придется. Если вы читали доклад внимательно, то 'Кантонец'... да-да именно 'Кантонец' даже ткнул всех нас носом, в то, что оружие у нас уже почти готово. Вот и дайте задание харьковским ракетчикам, чтобы часть своих ракет сделали с этой кумулятивной начинкой, и предоставили несколько отдельных пусковых труб для испытаний. Ведь в Монголии эти ракеты уже били по танкам обычными гранатами. Или такого не было?

   – Такое действительно было...

   – Значит, некоторый опыт уже есть. Вот и пробуйте его развить. И если выяснится, что со ста– двухсот метров один стрелок может поразить Т-28 вот такой ракетой, то их нужно срочно пускать в массовое производство. Тем более что для этого уже есть все. Образцы кумулятивных снарядов, уже делали для флота. Пусковые трубы уже делали для авиации, а всякие там прочие детали еще недавно делали для пехотных противотанковых ружей, как вы там его назвали 'мерзавца Курчевского'. Сложите все вот это вместе, и испытайте по широкой программе с привлечением частей ОСНАЗ НКВД. Если оружие сразу и не получится, ничего страшного. Хотя бы останется опыт, а вот если получится, то вы должны немедленно доложить об этом.

   – Ясно товарищ Сталин.

   На следующую, еще более закрытую часть совещания, наркома внутренних дел почему-то не пригласили.

   ***

   Эдуард Корнильон-Молинье прибыл в чешский офицерский клуб уже под вечер, привычно отметив про себя, что отдых пилотов и офицеров разных стран почти ничем не отличается. Обменявшись парой приветствий со знакомыми по Шербуру, он довольно быстро обнаружил майора Будина с поднесенной к губам рюмкой хереса. В углу слегка разухарившаяся компания распевала чешские песни. Кто-то пил кофе, другие аперитив, за парой столов играли в карты. Французский майор шепнул пару слов своим сопровождающим, и оба первых лейтенанта французских ВВС подсели за стол к играющей в карты компании. После пары фраз быстро выяснилось, что гостями чехов оказались командиры звеньев из той самой резервной авиачасти из Шербура, где недавно проходили тренировочные полеты. Завязался оживленный разговор о недавно продемонстрированном чехами и американцами пилотаже, и вскоре гости полностью освоились в местном собрании. А сам Эдуар, в сопровождении Льва Будина и подполковника Андруша, поднялся по лестнице в мансарду. На столе быстро появились рюмки и бутылка бренди, после тоста за встречу, началась серьезная беседа.

   – Есть новости, господин майор?

   – Не майор, а Эдуар. Мы же договорились, Янош...

   – Извини, это все от нервов. Мы тут со Львом вчера собрали потенциальных командиров звеньев. Из тех, кому было предложено, отказников нет, ребята рвутся в бой... Двоим из желающих даже пришлось отказать, но их пока оставили в резерве. Чешская авиация 'Сражающейся Европы' фактически готова к бою с бошами... Хотя Польша и не заслужила нашей помощи.

   – Все это так, но вот такой шанс, разом 'намылить бошам шею' и получить боевой опыт, упускать просто глупо. А название данное Адамом, я гляжу, начинает потихоньку приживаться. Кстати, сейчас они летят где-то над Балтикой...

   – Название гордое и вполне достойное, ребятам нравится. Предлагаю выпить за бесстрашных 'янки'...

   – Они и впрямь отчаянные смельчаки. Но что они там смогут вдвоем?

   – Мне кажется Эдуар за этим и приехал к нам. Я прав?

   – Эдуар это правда? Ваши помогут нам? Хоть что-нибудь удалось?

   – Меньше, чем я рассчитывал, дорогой Лео. Но вполне достаточно для нашего дела...

   – Эдуар, не томи. На что мы можем рассчитывать?

   – Если тот безумный план 'янки' осуществится, и они нормально сядут в Торуни, то с разрешения начштаба ВВС Келлера, некая 'неизвестная группа добровольцев' может неделей позже закрепить этот успех.

   – Вот это да!

   – Но есть несколько условий...

   – Факсимиле кровью?

   – Не шути так, Янош. Первое условие, командовать группой должен француз...

   – Надеюсь, им станешь ты?

   – Генерал ради этого присвоит мне авансом подполковника. Тебе Лео быть моим замом, а Янош станет начальником штаба. Возражений нет?

   – Ты же знаешь, что мы были готовы пуститься в эту авантюру даже рядовыми пилотами или командирами звеньев. А что у вас 'на второе'?

   – В каждой эскадрилье должно быть по три французских пилота. И целиком французское транспортное звено из трех машин. И на всех тех самолетах дополнительно к общим опознавательным, должны быть нанесены стилизованные эмблемы Республики.

   – Общие эмблемы, как у 'янки' – красный сокол в голубом круге?

   – Другие дольше придумывать, а времени нет. Ну, и третье условие... штаб 'Сражающейся Европы' должен подписать союзнический договор с Францией, предусматривающий совместные действия против агрессора.

   – По всему перечисленному не вижу препятствий. А ты Янош?

   – Я также считаю все это приемлемым. А за чей счет будет помощь?

   – Расслабьтесь друзья, тот счет уже погашен. Перед германской аннексией правительство Бенеша часть государственных средств разместило в виде заказа на авиамоторы. Недостающее до требуемой суммы будет списано министерством авиации, как расходы на учения французских ВВС. Пока конфликт не перерастет в настоящую войну, дипломаты Республики отопрутся от любых нападок в оказании помощи полякам.

   – Угу. 'Обычная частная инициатива'.

   – Именно так. Никакой государственной помощи 'Сражающейся Европе' до объявления войны с бошами официально не будет.

   – А сколько и каких машин мы получим?

   – Что касается авиапарка, то сорок пять тех самых Loire-46, и пятнадцать D-510. Все перевооруженные на 'Гочкисы' и 'Виккерсы'. Кстати, 'янки' абсолютно правы, для пушек пришлось бы мудрить с боепитанием через три границы. Три транспортника забросят в Торунь запчасти, запасные моторы и максимальный боекомплект. Топливо придется просить у поляков. Думаю, всего этого нашей авиагруппе должно хватить на первое время. А Шербурские техники уже начали свою работу по подготовке матчасти.

   – Гм. Четыре усиленных эскадрильи однородного состава. А почему не пять смешанного?

   – Потому что долгое время нам нечем будет возмещать потери. Пусть уж лучше эскадрильи будут больше числом. Большая льдина ведь и тает медленнее.

   – Эдуар. Да ты, оптимист. На месяц нас там точно хватит, а там уж видно будет. Если что сядем где-нибудь в Югославии...

   – Югославия это на крайний случай, они дружат с бошами. Лучше, наверное, в Румынию.

   – А как мы долетим до Польши? Копенгаген вряд ли примет вот такую армаду.

   – Действительно Эдуар! Так же, как тем 'спортсменам' нам точно не долететь. А без точки подскока, вся наша затея развалится как карточный домик!

   – Друзья, вы забыли 'Беарн'.

   – Авианосец?!

   – Именно! И он сможет подойти близко к проливам и заправить все машины под завязку.

   – Да-а. Я смотрю, беседы с 'чикагским фантазером' на всех нас накладывают свой отпечаток. Но если Франция пойдет на все это, то никто потом уже точно не упрекнет ее в бездействии. Ведь с первых дней войны Польшу станут прикрывать, в том числе и Французские крылья. А наша Чехия тоже возродится хотя бы в небе...

   – Чехия и не умирала, пока остались живы те, кто способен за нее умереть. Кстати, а что там Моровский со своим партнером? Они вольются в нашу группу?

   – Там будет видно. Возможно, они и вовсе возглавят какие-нибудь польские или другие интернациональные подразделения. С их-то талантами, это вполне реально. А для нас они сделают главное, передадут польскому командованию вверительные грамоты от 'Сражающейся Европы'...

   – Друзья! Такие новости нужно отметить.

   Без парадных салютов, лишь под звон бокалов и приглушенный гомон офицерского клуба, новая и пока мало кому известная военная сила удивленно приоткрыла глаза в своей 'колыбели', которой стал небольшой особняк в одном из Парижских пригородов...

   ***

   Всполохи мигающих габаритов лидера заставили снова напрячь глаза. Лидер, покачивая крыльями, показал своим снижением направление полета, притушил огни и, не спеша, отвалил в сторону. Где-то внизу невидимые с высоты остались последние огоньки поселков Борнхольма. Павла вгляделась в показания стрелок приборов, теперь только от техники зависит, сядут ли они там, где планировали. Она прислушалась к рокоту 'Испано-Сюизы'. Ровная работа мотора добавила уверенности. Но отдых закончился, начался полет по приборам. Впереди им осталось часа полтора лету до цели. На пару секунд Павла включила свет в кабине и сверилась с картой. Очень важно было не сместиться южнее линии Столп – Быдгощ, и не усвистеть куда-нибудь в сторону германских Кольберга и Штеттина. Свет погас и снова только чахлые огоньки балтийских каботажников в пугающей темноте под крыльями. Голос Терновского в шлемофоне нарушил тишину.

   – Адам, а когда уже совсем по-настоящему все... Это очень страшно?

   'Угу. Только сейчас этот комсомолец понял, что не в бирюльки мы играем. Что можно вместо победоносного возвращения невзначай угодить с разорванным в клочья телом в беспосадочный полет грешного субстрата. Мдя-я. Что-то совсем товарищ старая коммунистка уже перековалась из атеизма непонятно куда. Раньше, словно красная тряпка для быка, были для меня все эти тонкие материи, а теперь, поди, ж ты! Вон, и перед отлетом в костеле, когда я механически поклоны и тексты тарабанила, даже какие-то странные мысли в голову лезли. А Терновский... Молод он еще. Смерти не видел. Но вот сейчас задумался. Подбодрить бы надо мальчишку'.

   – Не дрейфь, паныч, прорвемся.

   – Брось шутить, я серьезно. Я понять хочу, как к этому люди привыкают? Все же привыкают...

   – Я не шутил. Все привыкают, и ты привыкнешь, не зря же мы с тобой столько куролесили... Кое-что ты уже видел, и вон даже своей дупой почуял.

   'А кто остается живым и не привыкает, про того песен не поют. Не дай нам родная Партия вот такую слабину в себе проспать. Лучше сразу сдохнуть, чем трусом жить'.

   – Угу. 'Там' было понятно, что живым останешься...

   – И тут останешься. Ты просто в первом вылете мой хвост не отпускай, и все у нас хорошо будет. Лады?

   – Адам... А если в тебя пуля попадет, то сильно больно?

   – Не ссы, лыцарь. В бою в твоей крови такой гормональный коктейль гуляет, что понять, куда ты там ранен, сможешь, только если тебя само твое тело меньше слушаться станет. Это уже потом после боя до тебя "смысл жизни" дойдет, а в начале и не понять вовсе.

   – А-а. Тогда ладно. Так-то и не страшно вовсе.

   – А ты не бойся бояться. Ты в бою правильно бойся.

   – Это как? Разве так можно?

   – Еще как можно. Видишь, что на тебя гад заходит, сразу быстро представь, где он тебя легко достанет, а где хрен ему на весь его монокль. Представил и вот в эту щелку и нырни. Играй с ними, как молодой кошак с дворовой шавкой. Она к хвосту, ты на забор, она к забору, ты на дерево. Запуталась в кустах, а ты ему на выходе на загривок ка-ак прыг. То-то скулежа-то будет...

   – Смешно ты рассказываешь. Спасибо, Адам, успокоил. До берега далеко еще?

   – Да, нет, минут пятнадцать лету осталось. А там уже по ориентирам пойдем, если с выдерживанием курса не напортачили. Думаю, пройдем, видишь, вон на востоке небо светлеет?

   Видимо нервы французских экзаменаторов были не зря потрачены при подготовке перелета. Когда хмурым еще августовским утром пара монопланов заложила вираж над настороженно замершей авиабазой, Павла непроизвольно расслабила ворот летной куртки.

   – Золотой Сокол-1 вызывает Торунь.

   – Торунь, ответьте Золотому Соколу.

   – Адам, они нас не слышат, попробуй на другой частоте.

   – Торунь, разрешите посадку Золотому Соколу? Торунь, ответьте.

   Покружив еще немного, Павла заметила неширокую дорожку и приготовилась садиться.

   – Адам, что будем делать?

   – Не знаю дружище, но садиться мы будем не на главную полосу. И, пожалуйста, все делай как я... Сразу съезжай к вон тем кустам и прикрой маскировочной сетью машину. Комиссию по встрече не жди, и в разговоры не пускайся. Сначала поставил машину на стоянку потом все контакты с аборигенами. Как понял?

   – Понял тебя. Садись, я сразу за тобой.

   Шасси вышли нормально и, слегка взвизгнув тормозами в конце пробега, затряслись по нестриженому газону. Павла, как могла, прижала машину к кустам и после остановки, чертиком выскочила из кабины на крыло. Затем быстро вытащила из-под сиденья маскировочную сеть, заклинила фонарь кабины хитрым стопором, и почти бегом кинулась закрывать свою блестящую машину от враждебных очей. Терновский как раз коснулся импровизированной полосы.

   В тот самый момент, когда она отошла от самолета, и попыталась оглядеться, сзади раздался грубый насмешливый окрик.

   – Więc co? Swoop niemiecki kurwa?

   Не успев ответить на этот вопрос, Павла стала оборачиваться, и тут же получила сильный удар в голову.

   ***

   Видимо Павла уже притерпелась к оплеухам, отвешиваемым ей жизнью в этом теле. Из-за этого ли, или в силу общего иммунитета борцовского тела к болевым ощущениям, но сознание в этот раз не покинуло сбитого с ног пилота. И хотя глаза поваленного на землю разведчика, мало что могли разглядеть в этой куче-мале. Но слух вместе с болью в скрученных руках живописно отобразил сцену героического захвата 'диверсантов', поминающими через раз 'швабскую курву', пыхтящими и сопящими 'аборигенами'. Напарнику хватило ума сразу поднять руки, и не бросаться ему на помощь. Помимо кулаков и армейской брани, Торунь встречала героев дальнего перелета направленными в спину оголенными штыками аэродромной охраны, примкнутыми к вынутым из каких-то еще австрийских запасов древним 'Манлихерам'...

   Не прошло и четверти часа, как после ряда сурово-цветистых докладов по телефону начальнику караула и дежурному по части, сияющий как медный таз от своей удачливости разводящий уже задвинул за пойманным им перебежчиком засов полковой гауптвахты. Терновский с обреченным взглядом сидел рядом на нарах, прикладывая смоченный водой из рукомойника водой платок к большому синяку, желтеющему на шее и плече напарника. Ленивая дискуссия караульных гауптвахты с часовыми аэродрома доносилась сквозь дырявую дверь. Павла прислушалась.

   – Да-а, повезло тебе Зигмунт! Готовься теперь в отпуск ехать. А может даже премию выпишут, или обратно старшего капрала дадут.

   – Ха! Повезло, что эта коза сама до возу пришла?! Удалым всегда везет! Теперь мне капитан Ласковский, ту мою гульбу точно спишет.

   – Угу. А я-то все думаю, чего это ты сразу пленного бить взялся? Решил, значит, свое старое зло на этого под руку попавшего силезца-перебежчика выплеснуть? На того, кто слабее...

   – А не пошел бы ты в дупу, Михал! Не ты ж его поймал, вот и сиди, помалкивай! Моего батьку в 22-м как раз такой же шваб убил. Как они нас, так и я с ними!

   – 'Смельчак'. Причем тут твой батька? Парни-то прилетели сдаваться, а ты их прикладом встречаешь, вроде того, как в настоящем бою в плен взял. А? Полюбуйтесь ка люди на этого 'героя битвы при Торуни'!

   – Лучше заткнись пан старший капрал, а то и тебе достанется. Или уже забыл, как я тебя самого гонял еще весной?!

   – Помню. Только теперь я старший капрал, а ты просто капрал. Так что я тебя самого загоняю, если надо будет. Или, думаешь, тебе за этих парней сразу звание вернут?

   – И вернут!

   – Брось Михал, Зигмунт все правильно сделал. А если бы они озоровать вздумали? А так раз-два и сцапали. Ни один не успел дернуться! Да-а, повезло ему сегодня.

   – Не правильно он сделал, Феликс. Ты же ефрейтор вроде бы давно уже служишь, вот и скажи, чем бы они озоровали? У них и оружия-то не было.

   – Ну и откуда было Зигмунту знать, что они без оружия? Бросай, говорю ворчать старшой. Эй, везучий! А ты про проставу-то, гляди, не забудь.

   – Не забуду, я же не какой-то Михал. А ты Феликс служи, и тебе когда-нибудь свезет.

   Павле уже надоело слушать этот треп сверхсрочников, и к хору караульных добавился ироничный баритон арестанта. Голоса за дверью от неожиданности замерли, чтобы тут же взорваться удивленно-возмущенным гомоном.

   – Не повезло тебе Зигмунт! Готовься теперь к ночным дежурствам. Не того ты сцапал.

   – О! Ты гляди капрал! Слабо ты ему врезал.

   – Это кто там сопли жует? Тебе, швабский вы...док, кто вообще разрешил тут рот открывать?! Может тебе еще разок добавить, для прочистки мозгов?!

   – Один на один, и ты бы уже по стенке стекал. 'Силач'.

   – Слушай. Может, ну его тот приказ поручника? Скажем ему, что он нам тут сопротивление оказывал. Заодно и разомнемся, а?

   – Ступай отсюда Ясневич! Хватит уже. Ты мне его сдал, я его у тебя принял. Все! Ступай по добру.

   – Ну-ну, Михал. Еще поболтаем с тобой в другой раз. Пойдем в казарму Феликс.

   – Иди-иди...

   – Не грустите старший капрал. В другой раз я научу его правильно вести себя со старшими по званию.

   – И ты, задержанный, тоже помолчи! Вот придет сюда дежурный пан поручник, тогда уже и пой!

   – Хорошо старший капрал, только передай своему дежурному, чтобы поспешил. У меня для него секретные сведения, а они имеют свойство быстро скисать.

   – Добже. Жди с закрытым ртом, чтобы не скисло. Скоро и твое счастье наступит 'бегун'.

   'Пошуткуй, старший капрал, пошуткуй. Хоть ты и правильный дядька, но скоро сам 'румынским бегуном' станешь. Потому что никто из твоих украшенных зигзагами в петлицах командиров даже и не думал, что всего за несколько недель ваша прекрасная Польша сдуется. Сдуется, как шарик Вини-Пуха, пробитый пробкой из ружья Пятачка. И тогда навыки бега вам всем понадобятся. Так что не мое счастье скоро наступит, а ваше, хотя и не долгое. А моя задача помимо прочего сделать для 'фрицев' эту победу не такой легкой. Пусть в этот раз они умоются чуть посильнее... Если только какой-нибудь, вроде Зигмунта, дятел снова не попадется, то появятся у вас, панове, шансы пощипать 'гансовские кампфгешвадеры'. Если только... '.

   ***

   Машина остановилась у въезда на причал, и к трапу им пришлось идти пешком. В утреннем тумане проступали высоченные борта стоящих у пирса кораблей. Младший из собеседников слегка поежился, и поймал взгляд своего подельника.

   – Карло, скажи, ты, правда, доверяешь этим 'янки'?

   – Хм. Они, конечно, не нашей масти. Но 'шустрый чико' мог бы стать настоящим Доном. Ты же видел. У него получается... И в нем почти все есть для этого. И харизма, и ловкость, и ум. Безжалостности нет... А второй, сильно поглупее будет...

   – Я совсем не об этом спросил тебя, Карлито. Зачем им обоим все это?

   – Жилль, ну откуда ж мне знать?! Я сам прожил в Штатах много лет, но так и не понял до конца этих 'янки'. А уж 'поляков-янки' понять еще сложнее. То они дерутся за каждую копейку, а то жертвуют тысячи непонятно на что. Наверное, я в чем-то и ошибся с этими парнями. Возможно, денег мы с ними заработаем еще не скоро.

   – Ты хотя бы понял, на кого вообще они работают?

   – Ты же знаешь, что я хорошо умею слушать. Так вот, кое-что я про них понял...

   – Не томи уже. 'Чьи' это мальчишки?

   – Как это ни странно, они сами по себе. Кто-то их тут, конечно, опекает, но на Сюрте они не работают. Как впрочем, и на других 'легавых'. Главный 'Шустрик' как-то раз назвал мне Дона Валлонэ, и предупредил, что от него могут обратиться. А я еще в 20-х через третьи руки знавал одного Валлонэ, когда тот был не Доном, а простым капито в Висконсине. Но вот что странно... Мальчишка этот не служит ему, и говорит о нем, просто как о хорошем знакомом, всего лишь с легким уважением.

   – И что?

   – Ты не понял? Он говорит о нем как о 'равном' себе. Вслушайся в слова, 'равный Дону'.

   – И что это значит?

   – Только Санта Мария знает, что это может значить. Но я думаю, у парня свой бизнес. Здесь он просто валяет дурака, пуская 'легавым' пыль в глаза. С Валлонэ он точно не воюет, но на него напрямую и не работает. А вот его армейские связи очень интересны... Ты только представь! Он вхож в офицерские клубы и тут и за океаном!!

   – И на этом можно заработать?!

   – Наверное. Точно пока не скажу. Но ты ведь знаешь, что дороже оружия, только 'камешки'. Да, та его глупая авантюра с полетами принесла нам лишь жалкие гроши, но он видит перспективу. А тот комплект документов, который получил каждый из нас, позволяет уже сейчас делать очень многое. В Буэнос-Айресе, куда я так стремился, у меня бы ушел год только на врастание в общество и обзаведение вот такими красивыми фантиками. А тут раз и готово...

   – А, ну да, ну да. 'Шустрик' тебя приподнял. Ты ведь у нас теперь дипломированный бухгалтер и почти владелец конторы. Уважаемый человек, хоть и почти без гроша. А я?

   – А ты мой уважаемый поверенный и стряпчий. Это я скажу тебе тоже не пустяки. Раньше, когда ты судился со своими 'простаками', ты ведь нанимал адвоката. Теперь ты сам стал почти что адвокатом. Это же золотое дно, Джуллито!

   – Ты уже наметил какие-то перспективы? Есть дельце?

   – Не так сразу, Джуллито. Не так сразу. Нам сейчас спешить нельзя. Сюртэ все еще гоняет за нами 'топтунов'. Мальчишки их быстро срисовали, наверное, поэтому пока и не искали куша. Но вот в Голландии и Швеции шансы у тебя могут и появиться.

   – Опять открывать эти дурацкие мастерские и катать детишек?!

   – Зря ты так. Дело ведь не в названии и легальном прикрытии. Ты пойми главное... У нас ведь теперь на руках куча рекомендательных писем. Про нашу компанию уже писали в газетах. Появились связи. И, заметь, все это в рамках закона! Не нужно подкупать местную шпану, чтобы те отваживали от нас муниципалов. Кстати, ремонт и перепродажа компрессорной техники тоже может стать неплохим бизнесом. А под прикрытием этого бизнеса мы сможем строить и другие схемы.

   – Какие?

   – Эх, Джуллито. Вот ты уезжаешь с Мертье и Аланом к 'сыроварам'. Но не с пустыми же, руками? А? Почему бы тебе не договориться с 'Флюгером' о небольшом гешефте. Мы ведь уже несколько недель как не чужие с ним. 'Шустрик' помог ему, а тот поможет нам.

   – Гм. Да, кое-какие варианты тут имеются. Я уже прикидывал... Кстати, Вигаль мне тут набросал всяких разных 'заманух' по-голландски, и по-шведски. Так, что может быть что-то и выгорит. Ладно, Карлито. А что ты думаешь, о надвигающейся войне? В этом нам 'Шустрик' не врал?

   – А какой ему смысл врать нам? Он и сам точно ведь не зря полетел в Данию. Наверняка что-то там задумал. Между прочим, скупка по дешевке и перепродажа трофейного и старого оружия это ведь его идея. Вроде бы что-то он даже успел отсюда вывезти. Не зря же ты тогда договаривался с морячками.

   – Было дело. Но те ребята не любят лишние вопросы, поэтому я у них ничего и не выпытывал, о том, куда там ушел тот груз. И все же это, довольно опасный бизнес...

   – Это, смотря кто, и как берется за это дело. В любом случае, наши с тобой дела пока белее ангельских перьев. Никто не может нам ничего предъявить, ну кроме Гаврского 'профсоюза', но с ними у нас все хорошо через того же 'Флюгера'.

   – Хм. Ты меня успокоил. Ну, ладно, старина. Давай прощаться.

   – Не вешай нос, дружище. Наша масть это пропуск в любые дома. Просто не забывай поглядывать по сторонам. Увидишь, что где-то сверкает золотишко, напиши мне, и оно недолго останется чужим. Была бы голова на плечах. А вместе – мы сила!

   – Ты давай сам не подведи меня, партнер. Не скупи тут на всю наличность своей любимой пасты...

   – Хм. А ты, партнер, перестань жрать живьем лягушек. Может, тогда в твою голову начнут приходить толковые идеи.

   И два приятеля по камере Гаврского портового отделения жандармерии расстались на утреннем причале. И хотя в карманах у них не хрустели многотысячные пачки банкнот, но в крови старых мошенников гуляло азартное предвкушение удачи, и легкая тревога...

   ***

   Скучающий дежурный по штабу слушал приемник, попутно листая июльский номер иллюстрированного французского журнала 'Ревю д'Артиллери'. Майор уже предвкушал скорое окончание дежурства, но его ждало жестокое разочарование в виде противной трели телефонного звонка. Чертыхнувшись, он поднял трубку.

   – Штаб района на связи.

   – Дежурный по аэродрому 'Катаржинки' поручник Вуковский!

   – Дежурный по штабу Торуньского района Майор Борисевич. Что случилось, поручник?

   – Пан майор, я прошу вас срочно предоставить мне возможность доложить командующему районом генералу брони Токаржевскому-Карашевичу, или в его отсутствие главному инспектору армии генералу-дивизии Бортновскому о странном утреннем происшествии. И прошу для этого вашего разрешения прибыть к командованию лично...

   – Еще только восемь часов, оба генерала в это время еще дома, звоните через два часа. А лучше, через три. Кстати, вы что же, забыли устав? У вас там, в 4-м авиаполку, есть свой начальник – полковник Стахон. Доложите сначала ему, а уже он сам доложит генералу...

   – Простите пан майор, но возможно дело очень срочное, а подполковник как раз вчера отбыл с аэродрома Быдгощ в Центр переподготовки Демблин за новым пополнением и матчастью. А командир истребительного дивизиона капитан Ласковский за полчаса до упомянутого мной происшествия в соответствии с планом полетов вылетел на RWD на разведку погоды юго-западнее Грудзёнза, и до сих пор не вернулся. Я звонил на аэродром Грудзёнзской сержансткой авиашколы. О капитане ничего не слышали, возможно, он сел на вынужденную, и связи с ним нет. Я же считаю, что с этим делом медлить нельзя, и лишь, поэтому вынужден идти на нарушение субординации.

   – Что значит 'возможно'?! Дело либо срочное, либо нет. Мучаетесь похмельем?!

   – Никак нет! Но, боюсь, пан майор, только кто-то из командования района сможет определить срочность этого дела.

   – Расскажите сначала мне, что там у вас случилось. А там будет видно.

   – Простите пан майор, но командование, возможно, будет недовольно тем, что эти секретные сведения кто-то узнал раньше них. Поэтому прошу...

   – Поручник! У вас дома все здоровы?! Немедленно доложите старшему по званию, в чем суть вашего дела?!

   – Слушаюсь, пан майор. Но вы берете на себя всю полноту ответственности...

   – То не вашего ума дело! Так я жду, поручник...

   – Докладываю. Сегодня в пять двадцать семь, нарушив воздушную границу с Германией, предположительно со стороны Кольберга, в воздушную зону ответственности Торуньской авиабазы вошли два самолета, и приземлились на недостроенную запасную полосу аэродрома 'Каиаржинки'. Экипаж пленен патрулем охраны авиабазы.

   – Перебежчики? И что тут для вас странного? Просто у кого-то из швабов сдали нервы... Они сами родом из Силезии?

   – Осмелюсь доложить, пан майор. Это не перебежчики. С их слов они вообще не из Германии. На мой взгляд, это либо хитрая провокация, либо чья-то секретная операция.

   – Вы так в этом уверены?

   – Да, пан майор. Ознакомившись с обстоятельствами дела, вы, вероятно, пришли бы к таким же выводам.

   – Хорошо. Кто кроме командования мог бы пролить свет на это происшествие?

   – Плененные пилоты ссылаются на подполковника Шлабовича – одного из заместителей начальника квартирмейстерской службы генерал-лейтенанта Копаньского.

   – Вы выяснили, где сейчас подполковник?

   – Так точно. Как это ни прискорбно, но подполковник Шлабович вчера вылетел с 'Катаржинки' с инспекцией по аэродромам нашего оборонительного района. Конечным пунктом его маршрута назван Гдыньский аэроузел. Звонки на аэродромы Фальборц, Ждуны и Быдгощ позволили лишь выяснить, что пан подполковник недавно вылетел в сторону авиабазы флота Пуцк, но еще не приземлился. Радиосвязи на самолете нет.

   – Что за бред! Почему это у нас в армии кроме генералов некому разобраться с двумя паршивыми перебежчиками?!

   – Пан майор...

   – Хватит, поручник! Не надо уже повторяться.

   'Этот болван поручник подведет меня под монастырь! За неправильное решение тут можно из штаба района угодить в полевой батальон. Но умолчание сведений, если они окажутся секретными, кончится для дежурного офицера штаба еще хуже. Там уже одним разжалованием не отделаться. Брр. Нужно выбирать меньшее зло. Вот только кому звонить? Мой патрон должен был сегодня ехать на совещание, поэтому его лучше не трогать. К тому же у генерала Бортновскогого нрав вроде не такой суровый. Решено...'.

   – Поручник. Я звоню пану генералу Бортновскому, но если все это окажется вашими бреднями, то одной, лишь гауптвахтой вы точно не отделаетесь! Оставьте там за себя офицера, и немедленно приезжайте в штаб. Здесь возьмете штабного шофера, и поедете к генералу домой.

   О том, чем за это отделается он сам, майор Борисевич при этом упорно старался не думать. Ладонь, сжимающая телефонную трубку, быстро стала мокрой от испарины.

   – Пан генерал. Дежурный по штабу района, майор Борисевич!

   – Нет, генерал брони возможно уже выехал на совещание.

   – Да, новости срочные, и требуют вашего решения. Получены от дежурного офицера ВВС.

   – Да, через полчаса его привезут к вам домой.

   – Это поручик Вуковский, временный старший офицер с аэродрома 'Катаржинки'.