Текст книги "Ветер надежды (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

   – А зачем нам дядьки-пожарные, и те отряды на машинах?

   – Пожарные обучают группы штурму зданий, где засели диверсанты. Для этого они оснащены теми тяжелыми щитами и специальными латами. Это на случай если в них будут стрелять. А задачей моторизованных групп усиления станет ведение уже настоящих боев в городских условиях. Они будут работать по целям, обозначенным вашими группами противодиверсионной разведки, и при активной поддержке районных штурмовых групп.

   'И вдобавок, есть то, чего вам совсем не надо знать, ребятки. За всеми вами будут наблюдать еще и дополнительные группы из Быдгощских десантников разбавленных бойцами Дефензивы и снайперами. Их задачей станет усиление там, где ваши группы не вовремя будут обнаружены противником, но об этом вы хлопчики узнаете, лишь тогда, когда рядом с вами станут свистеть пули...'.

   ***

   В присутствии капитана Чеслака, Павла уже заканчивала свой инструктаж группе мальчишек, когда с аэродрома испытательного центра за ней приехала машина. Посланец рассказал о воздушной тревоге и передал приказ поручнику Моровскому срочно прибыть на взлетную полосу. Деталей воздушной тревоги ефрейтор не знал, и про готовность ее 'Девуатина' к взлету ничего ответить не смог.

   Опасения Павлы оказались напрасными, ВРДК уже был установлен обратно на подкрыльный пилон. Небольшие стендовые испытания и сборка разборка мотора с фотографированием частей, это все что успели сделать инженеры и техники испытательного центра. Проверка систем, заняла минуты. Незнакомый капитан проорал ей в ухо, что дежурный патруль Р-11-х обнаружил в тридцати километрах южнее летящий на восьми тысячах самолет-разведчик. До темноты оставалось уже совсем мало времени, поэтому перехватывать его нужно было срочно. Но когда 'немец' заметил погоню, он довольно быстро набрал безопасные для себя девять тысяч метров. Разрешение на взлет было незамедлительно выдано, и 'Девуатин' начал набор высоты, одновременно пытаясь перекрыть путь на юг нарушителю воздушной границы. Павла уже видела самолет, он во многом напоминал ей Ю-88, но были в его облике и многочисленные отличия. Непонятное неубирающееся шасси, очень длинное крыло и гермокабина. Машина явно специально создавалась для высотных полетов. Первой мыслью было подобраться к нему снизу, но подумав, Павла отвергла этот вариант. Если эта машина способна летать на высотах 11-12 тысяч, то здесь, всего в полутора сотнях километров от границы, ведь можно было и не успеть ее достать...

   Набрав на 'Девуатине' восемь семьсот, Павла пошла на сближение с целью. Ей даже показалось, что враг очень аккуратно развернулся ей навстречу.

   'Ух, ты, какой он вежливый! Словно бы специально в мой прицел лезет. Гм... А не меня ли он тут пас? Чего это вообще он тут с крыла на крыло крутился? Кино что ли снимают гады?! Угум. По мою видать душу этого контролера прислали. Ну, ничего-ничего... Сейчас я ему, крылышки-то подрежу...'.

   – Гнездо, здесь 'Сокол'. Противник набирает десять тысяч рядом с границей. Судя по его поведению, пришел для выяснения причины потери 'предшественника'. То есть за мной. Машина высотная и наверняка попытается уйти на максимальной высоте к себе. Прошу разрешения преследовать его на вражеской территории, если он успеет пересечь границу.

   – 'Сокол', разведчика атакуйте! Но границу перелетать запрещаю! Как понял меня, поручник?

   – Вас понял 'Гнездо'. Выполняю.

   Противник начал уходить еще выше, от его моторов потянулся дымок. Было видно, что идет на форсаже. Когда до противника оставалось еще метров девятьсот, Павла сделала вид, что пытается набрать чуть больше высоты, и имитировала срыв. 'Немец' словно поверив в недостаток высотности противника, даже приблизился. В этот момент, включив на максимум ВРДК, она быстро оказалась в пятистах метрах от цели. Тут же сбросив скорость выпуском закрылков, и переводом ускорителей на слабый режим. Один из моторов врага оказался в прицеле. Сноп трассеров пронзил его, и мотор самолета-разведчика задымился. Мотор дымил, но не горел. Огромная машина неожиданно резво развернулась в сторону границы, и начала уходить. Вот этого допустить было нельзя. Павла зашла снова, и открыла огонь по второму мотору. Но пилот мастерски уводил разведчика из прицела. То, ускоряясь, то быстро сбрасывая скорость, он сбивал прицел, и раз за разом заставлял истребитель проскакивать, и заново заходить виражом. На этой высоте 'Девуатин' даже с ВРДК крутился очень неспешно. А вражеская машина, дымя поврежденным, но работающим мотором уходила в сторону германской Силезии. Лететь дальше, чтобы добить 'подранка' было нельзя. Было до слез обидно, и только мысль, что вот теперь за её 'Соколом' начнется охота и, следовательно, их с Терновским внедрение может пройти быстрее, слегка ее утешила. Взгляд провожал хромающего врага, как вдруг какие-то серые тени скользнули наискосок, и скрылись под капотом. Павла развернулась уже над территорией Рейха, и взяла курс на север.

   'Ах, он гад, против меня еще и 'мессеров' вызвал? Вот же с.ука! Мдя-я. Так. Срочно уходить надо. Мне ведь и одной их пары хватит, чтобы свое задание провалить, а их тут чуток поболее будет'.

   – 'Гнездо' это 'Сокол'. Внимание 'Гнездо'. Разведчик был подбит, но ушел к себе. В район пришли вражеские истребители. Попытаюсь уйти, не принимая боя. Если зажмут, буду драться. Как слышите меня?

   – 'Сокол' это 'Гнездо', тебя слышим. Продержись там минут десять, и сбрось высоту тысяч до четырех, за тобой идут два звена из Быдгощи.

   – Высоту сброшу подальше от границы. А пилотам скажите, пусть наберут тысяч шесть, и зайдут колонной пар с востока. Там небо темнее, на солнце они будут виднее.

   – Поручник, что еще за советы?!

   – Это не советы 'Гнездо', это жизненная необходимость. Парами у них будет шанс. Звеньями их тут разнесут в щепки, и вот такого прикрытия мне здесь точно не надо! Тогда я лучше и сам справлюсь.

   – Хорошо, команду передадим. Держитесь там.

   – Еще передайте пилотам, пусть пробуют уклонение от скоростных атак косой петлей и косым иммельманом. 'Соседи' к этому вроде бы непривычные. Как поняли меня? Все 'Гнездо'. На хвосте вижу две пары. Но их вроде чуть больше было. Ухожу северо-восточнее на десяти тысячах.

   – Поняли тебя. Держись.

   Преследователи сильно сократили дистанцию и летели на девяти с половиной километрах высоты, на удалении километров четырех. Павле даже показалось, что они просто выжали ее обратно в Польшу и вот сейчас совсем отстанут. Но нет, форсировав моторы 'мессершмитты' пытались достать 'польского наглеца'. Наверное, можно было рискнуть прорваться в пологом пикировании. С работающими на максимале ВРДК шанс уйти был довольно высоким. Но Павла тут же, вспомнила, что в пикировании 'мессеры' могли разгоняться и быстрее, чем даже ее 'отюльпаненный француз'. И если бой вести по своим правилам, то пора его было принимать. Павла прикинула примерное время подхода '11-х Пулавчаков' и обратной петлей зашла прямо в лоб левой паре преследователей. Даже толком не успев прицелиться, нажала на гашетки и, включив максимальную тягу ускорителям, ушла свечой обратно наверх. 'Немцы' явно не ожидали такой прыти от 'дичи', и упустили время, пытаясь набрать ту же высоту. Их 'мессеры' тянули хорошо, но в скороподъемности 'Девуатин' Павлы их делал примерно на одну пятую. Новую атаку Павла провела на ведущего второй пары оказавшегося к ней бортом. Очередь с восьмисот метров неожиданно удачно полоснула по кабине, от которой посыпались осколки остекления. Но враг не был сбит, и просто ушел со снижением. Провести третью атаку на своих условиях Павле уже не дали. Теперь ей самой приходилось часто уворачиваться от разноцветных трасс. Постоянно работая ВРДК и закрылками, то на ускорение, то на сброс скорости, ей, как и тому недобитому разведчику, пока удавалось сбивать прицел и уходить в вираж с потерей высоты. Чтобы ловко выскользнув из прицела, снова забраться повыше. Пока все получалось, но дистанции стрельбы четырех ее противников все более сокращались. Пушечные и пулеметные трассы расцвечивали темнеющее небо. Вот, пара снарядов все-таки вырвала кусок крыльевой обшивки. Выходя из пикирования горкой и косой петлей, Павла заметила трассы и третьей пары 'тевтонцев'.

   'Приплыли, голубушка. Прямо как какого-нибудь 'зеленого салабона' меня тут сегодня развели. Словно, ни житомирских тренировок, ни монгольских боев с 97-ми, у меня за спиной и не было. Эх! Если собьют тут, вот стыдоба-то будет. Горелкин, наверное, сплюнет, и скажет что-нибудь типа 'долетался'. А я ведь еще над морем повоевать хотела. И на Севере...'.

   Но рефлексировать в бою практически некогда, и Павла продолжала закручивать свою 'карусель'. Удачно развернув две вражеские пары навстречу друг дружке, она, наконец, сумела подловить своей очередью ведущего одной из них. При этом, сами 'немцы' стрелять не могли, ведь в прицеле были свои. Задымившийся 'мессер' посыпался вниз, а на Павлу сверху насела та самая третья пара. Наверное, эта пара стерегла небо от других самолетов, но не смогла долго оставаться безучастной, глядя на такое 'непотребство'. Несколько пуль дробно простучали по фюзеляжу и бронеспинке 'Девуатина'. Шербурская броня не подвела, но теперь за 'поляка' взялись уже всерьез. В глазах монгольского ветерана уже темнело от перегрузок, когда внезапно теснота в небе исчезла. Висящая у нее на хвосте пара, вдруг бросила свою 'дичь', и спешно полезла на вертикаль. Быстро вглядевшись в картину боя, Павла увидела контуры знакомых польских высокопланов. Расклад в воздухе стал явно не в пользу 'соседей'...

   – 'Гнездо', это 'Сокол'. Помощь вижу. Связи с ними у меня нет. Передайте, что я ухожу на высоту, и буду бить швабов оттуда.

   – Хорошо, 'Сокол'. Передадим.

   Уже в темноте на подсвеченную прожекторами полосу Быдгощской подофицерской авиашколы садились самолеты. Только когда все семеро сели, стало понятно, что в этот раз обошлось без потерь. В бою польские пилоты вели себя очень агрессивно, и Павла подумала, что будь у них хотя бы Р-24, и немцы недосчитались бы и всех трех пар. Но итог боя уже и так был совсем неплохой. Сбито три 'мессера' при одном подбитом Р-11. В свете уличного фонаря, Павла не сразу разглядела во встречающей толпе какого-то незнакомого генерала. А тот подозвал к себе поручника жестом, не прекращая беседы с полковником Стахоном...

   ***

   Павла стояла в освещенном зенитным прожектором строю незамкнутого каре, с легким ощущением нереальности в душе. В мужественных лицах солдат и офицеров она по старой советской привычке пыталась искать развращенность буржуазной моралью и мещанско-потребительское отношение к жизни. Искала и не находила. Рядом с ней стояли обычные люди. Люди ничуть не менее готовые отдать свою жизнь за свою землю, чем пламенные комсомольцы Страны Советов за свою родину. Но еще большей нереальности добавляли пафосные слова, звучащие из уст пылающего своим ораторским талантом генерала брони Карашевича-Токаржевского.

  – Сегодня пилоты 4-го Торуньского полка и 141 истребительной эскадрильи первыми приняли на себя удар коварного врага!

  – Все мы знали, что война уже на пороге. И сегодняшние воздушные бои подтвердили это...

   'Как поет? Ух, как поет! Ему бы в оперу, или в политуправление, цены бы не было этому 'оратору'. Интересно, а как он будет под фашистскими бомбами своим Торуньским районом рулить, и наземные германские удары отбивать? О! Как раз что-то о своей епархии вещает...'.

  – Сегодня над нашим оборонительным районом подбито два вражеских разведчика.

  – Один из них упал в районе Грудзёнза, его экипаж пленен. А второй 'тевтонец' был горящим изгнан из польского неба, и упал уже где-то на германской территории.

   'Хм. А чего это он тут распелся? Я же ясно тогда по радио доложила, что разведчик к себе ушел. И никуда он там, на 'арийской земле', не падал. Сядет, чуть подлатают его, и снова аля-улю. Да еще, небось, и крест тому шустрому 'гансу', что меня вокруг пальца обвел, на шею повяжут. За добычу бесценных кадров секретного вражеского самолета... Гм... Или, может, тут у пшеков вообще все в зачет идет? Угу. И кого сбил, и по кому еще только прицелиться успел... Мдя-я... Эдак я, пожалуй, уже и Хартмана по числу побед бы переплюнула, если все мои 'прицелы' включая Харьков с Житомиром считать'.

  – Кроме того, перед самым закатом, в жестоком бою с превосходящими силами немцев, три вражеских истребителя были сбиты доблестными польскими пилотами без потерь со своей стороны.

  – Остальные 'тевтонцы' бежали поврежденными!

   'Семь против шести, конечно же 'бой с превосходящими силами'. Куда уж. Гм. И я не удивлюсь, если завтра в докладах начальству количество сбитых нами возрастет уже до десятка. Мдя-я.'.

  – Этой бой доказал, что польские пилоты не уступят в мастерстве подлым 'тевтонским коршунам'!

  – Командующий Сил Поветжных генерал Зайоц поздравляет защитников польского неба...

   'Здесь бы очень в тему были 'бурные и продолжительные' с выкриками 'браво!' и 'бис!'. Убрать улыбку с лица товарищ разведчица! А то вон уже Стахон, глядя на мое лицедейство, недовольно бровь выгнул...'.

  – Совместным приказом штаба армии 'Поможже', и штаба Сил Поветжных. Все отличившиеся пилоты представлены к наградам.

  – Подпоручник Марьян Писарек.

  – Так!

   Первыми дождь наград осыпал всех шестерых вернувшихся из боя пилотов 141-й истребительной эскадрильи. Прямо на летном поле генерал повесил им на грудь какие-то яркие 'цацки'. На лице Терновского тут же расплылось привычное обидчивое выражение. Когда чуть позже за 'беспрецедентный по дальности разведывательный полет', совершенно неожиданно для них с Терновским, обоим обломилось по 'военной добровольческой медали', Павла только удивленно хмыкнула, мол 'с паршивой овцы...'. Но, когда уже после ряда награждений других польских пилотов за какие-то старые дела вроде 'беспорочной службы', ей снова пришлось стоять перед строем, и с пятого на десятое втягивать ушами не совсем понятные ей генеральские дифирамбы, возникло стойкое сомнение в собственном психическом здоровье.

  – За три сбитых в течение одного дня самолета противника, из которых один был сбит в группе с другими пилотами. Поручник Моровский награждается Крестом 'Заслуги за Храбрость'! Еще никто в целом мире не дрался столь же достойно в одиночку против шести врагов! С завтрашнего дня поручник становится командиром эскадрильи ополчения, в которую помимо двух 'Девуатинов' войдут восемь резервных истребителей Р-7а, и другая летная техника.

  – Запомните все! Именно так и должны драться с врагом и защищать родное небо настоящие польские пилоты!

  – Поздравляю вас, пан поручник!

  – Благодарю вас, пан генерал.

   Официальная часть стремительно завершалась. Группу орденоносцев тут же сфотографировали на фоне остальных коллег. Потом Павла, в слегка ошалелом состоянии, пожимала руки и что-то отвечала на поздравления старших офицеров, а еще через минуту ее закрутил разухабистый вихрь торжества польских авиаторов. Стоило лишь прозвучать команде 'разойдись', как тут же прямо на летном поле зазвучали громкие здравицы. Перед ее глазами Павлы замелькали улыбающиеся незнакомые лица, и слегка обиженный лик скромно 'омедаленного' Терновского. Непонятно откуда, материализовались граненые стаканы и несколько бутылок шампанского. Однако продлилось все это недолго. Походы на набережную в 'Корчму' к Яну Цимерру или в ресторан 'Дельфин' у ратуши, были сурово отложены на неопределенное время.

   ***

   Авиация Армии 'Поможже' не могла долго праздновать, и ускоренно принялась готовиться к завтрашним боям. Выросший словно из-под земли полковник Стахон, грозно предупредил весь еще гуляющий летно-подъемный и наземно-технический состав о ранней утренней побудке, назначенной на четыре часа. В соответствии с приказом по Армии 'Поможже', за ночь все силы должны были подготовиться к отражению воздушного нападения. Истребители перемещались на полевые аэродромы и маскировались, а бомбардировочные эскадрильи 'Карасей' должны были быть готовы к вылету на бомбардировку наземных сил вторжения. Павла с трудом отыскала уже идущего к транспортному самолету генерала, окруженного свитой из подполковника Шлабовича и пары капитанов. Терновский не успел схватить напарника за рукав, чтобы остановить это очередное безобразие.

   'Как там учил ненавидимый в Польше и почитаемый в России граф Суворов-Рымникский – '...у фортуны чубатый лоб, но лысый затылок...'. Вроде того, что ловить ее нужно на лобовой атаке, а в хвост заходить уже – поздняк метаться. Значит, и мы этот метод сейчас опробуем. А то, когда еще целый генерал брони до меня в другой раз снизойдет. Ну, а риск... Дальше губы-то не пошлют, и ниже подпоручника не опустят. Не зря же я в контракты заставила тот пунктик вписать...'.

  – Пан генерал, дозвольте обратиться?

  – Хотя это и нарушение субординации, но вы к нам прибыли недавно, и вдобавок гм... герой сегодняшнего дня... Я слушаю вас, поручник. Мне доложили, что помимо великолепных полетов, вы успели еще и позаниматься с молодежью тренировками по борьбе с диверсантами.

  – Я также просил командование создать подрывные команды, готовые к уничтожению мостов через Вислу, для задержки противника...

  – Хм. Вообще-то данный вопрос уже совсем не ваш, хотя эта мысль и довольно своевременная.

  – Конечно, пан генерал! Ведь, уже через несколько дней для этого придется привлекать целые батальоны, а пока достаточно и всего нескольких отделений подрывников.

  – Ладно, поручник, что у вас еще? Рассказывайте быстрее, а то мне уже пора улетать.

  – Я сегодня уже разговаривал с паном генералом дивизии Бортновским о необходимости 'пропагандистского контрудара' по завтрашнему агрессору...

  – Да, он рассказывал мне. В целом ваши предложения уже приняты. Что-то хотели добавить?

  – Точно так, пан генерал. Я полагаю, необходимым устроить в Пуцке и Гдыне дежурство фото и кино корреспондентов, чтобы показать нападение немцев. Ведь туда они наверняка ударят раньше всего. И чтобы газеты уже сейчас набрали для первых полос статьи о нападении Германии на Польшу. В крайнем случае, выпуск газет можно будет и задержать... Идеальным было бы снять об этом документальный кинофильм, и тут же переправить его во Францию или в Голландию...

  – Хм. Да-а, Бортновский был прав, у вас на все чрезвычайно оригинальный взгляд. Капитан Розовский, отдайте указание типографиям и редакциям нашего района, и свяжитесь по этому поводу с другими штабами. Может быть, это окажется полезным Польше. Это все, поручник?

  – Пан генерал. Я также считаю, что важным пропагандистским моментом мог бы стать воздушный и наземный удар по какому-нибудь вражескому населенному пункту. Например, по германскому аэродрому или небольшому порту. Например, по базе торпедных катеров...

  – Поручник! Для таких ударов у Армии 'Поможже' пока нет сил. Задача наших войск удерживать границу и оборонительные районы, а Бомбардировочная бригада подчиняется главному штабу напрямую. Местные же эскадрильи 'Карасей' будут ждать другого приказа. Так что, забудьте ка об этой вашей идее на ближайшее время. Вам все ясно?

  – Ясно. Но много сил не потребуется, пан генерал. Для наземного удара было бы достаточно роты воздушного или морского десанта. Кстати, тут в Быдгощи имеются опытные инструкторы и довольно много подготовленных парашютистов. Что же до бомбардировщиков... Завтра я приму под командование эскадрилью резерва из тех самых Р-7, которым сегодня заменили моторы на более мощные. Так вот, я считаю, что эти машины могли бы нести в качестве нагрузки по одной стокилограммовой бомбе помимо нескольких более мелких. Только для надежного использования таких истребителей-бомбардировщиков нужны будут пороховые ускорители взлета. Вы ведь заметили, что у нас с подпоручником Терновским уже есть опыт таких полетов?

  – Полковник Стахон! Подойдите ка к нам. Вот тут наш бравый 'американский гость' утверждает, что сможет поднять в воздух эскадрилью 7-х 'Пулавчаков' с тяжелыми семипудовыми бомбами и пороховыми ракетами. И готов даже нанести воздушный удар по ближайшим к границе аэродромам или морским портам 'тевтонцев'. Что вы об этом думаете?

  – Гм. У наших 'добровольцев' имеется опыт дальнего перелета на перегруженных 'Девуатинах', и полетов с компрессорными ракетами их конструкции. В принципе идея неплохая. Остается вопрос к инженерам – выдержит ли такие доработки конструкция самих самолетов?

  – Допустим, выдержит, и что это может дать?

  – Прежде всего, мы могли бы получить инициативу. Враг ведь рассчитывает, что мы будем лишь обороняться, и ждать помощи от Франции и Британии. Бомбардировщиков в авиации Армии 'Поможже' всего-то с десяток. Поэтому такие налеты могут оказаться для швабов весьма неприятным сюрпризом.

  – Что ж, отлично! Предоставьте поручнику Моровскому все необходимое... В чем дело подполковник, что не так?!

  – Э-э... Видите ли, пан генерал. На Торуньской авиабазе и соседних аэродромах, к сожалению, не имеется для этого дела необходимого оснащения.

  – Это, какого же?

  – 110-ти, и 300-т килограммовые бомбы есть в Варшаве и Лодзи. Как впрочем, и бомбодержатели к ним, и наверняка, стартовые ракеты. Но везти все это оттуда сейчас будет долго и сложно. А у нас в Поможже...

  – Подполковник Шлабович! Станислав, ты вроде летал вчера по площадкам четырех воеводств с инспекцией, неужели ничего такого там не имеется?

  – Гм. Пан генерал. Вроде бы в Пуцке на базе авиации флота был склад тяжелых авиабомб. Насчет ускорителей, мне кажется, их все же проще привезти из Варшавы связным бортом...

  – Пан генерал! Простите, что встреваю в ваш разговор. Разрешите нам с подпоручником Терновским и парой специалистов по вооружению слетать в Пуцк за этим имуществом. Может быть там, и придумаем, что-нибудь насчет ускорителей. Ведь, насколько я понял, наша резервная эскадрилья все равно еще не готова к боевому дежурству. Так может...

  – Хорошо, поручник. Но ваши истребители пусть пока побудут в тылу. Перегоните их в Грудзёнз, и оставьте там для ремонта. Вы ведь получили в бою повреждения? Кстати, у вас есть опыт ночных полетов? Ах, да, тот ваш перелет... Пан Стахон! Выделите им воздушного лидера, и договоритесь с моряками об оказании помощи командированным. А вы, поручник, не забудьте, у вас максимум три дня. Идите.

  – Так, ест, пан генерал!

   Павла все еще не веря в успех своего нахального наезда на начальство, провожала отлет генерала взглядом, боком пятясь к группе весело шумящих авиаторов, когда уперлась в плечо Терновского.

  – Адам! Куда ты снова лезешь?! Тебе было мало Чикаго и Франции?!

  – Тсс. Пан шляхтич! Дуракам снова счастье. А мы с тобой как раз из этой 'счастливой когорты'. Так что, собирайся дружище, мы летим сначала в Грудзёнз, а потом в Пуцк.

  – А как же наша новая эскадрилья? И вообще, зачем опять все это нужно?!

  – Спокойно! Все узнаешь в дороге. В Пуцк мы полетим связным самолетом, в неведенье я тебя точно не оставлю...

   'А вот про то, что, насколько я помню, Пуцк и Гдыня во вражеском плане авиаударов и артналетов стояли первыми в 'День знаний', тебе Андрюша знать совсем не обязательно. Утром, ты, наконец-то, увидишь, что такое война. Может быть, хоть это немного поубавит твой апломб и упертость. Кстати, очень удачно Шлабович про те тяжелые бомбы вспомнил, а то я ведь мимо этой темы чуть было, и не просвистела. Да-а. Интересные у нас все же дела намечаются...'.

   Через полчаса аэродромной суеты и поспешных прощаний с гуляющими от радости коллегами, 'американцы' оторвали от полосы свои золотистые машины, и развернулись вслед за пассажирским аппаратом с эмблемой 'LOT' на борту в сторону не такого уж далекого Грудзёнза.

   Пока летели, у Павлы было время выслушать целый водопад упреков от Анджея на свои 'гениальные идеи' по созданию эскадрильи истребителей-бомбардировщиков. Не убеждали напарника даже намеки на то, что на фотографии 'огневого взлета' такой вот авиачасти он сам, подпоручник Терновский, будет смотреться чрезвычайно мужественно. Ко всем ее доводам шляхтич оставался глух, считая очередную авантюру лишь помехой выполнению основного задания. И Павла перестала агитировать, привычно поставив соратника перед фактом.

   ***

   Разглядеть побережье и авиабазу с неба не удалось. Тьма рассеивалась лишь в узком луче посадочного прожектора. После приземления Павла успела заметить лишь парящий над кронами деревьев огонь высокой каланчи маяка. Интендантского начальства по позднему времени на месте не оказалось, а с часовыми вести разговоры дело бесполезное. Применять же свои Быдгощские 'антикараульные навыки' оба приезжих по понятным причинам не спешили. Единственное, что удалось выяснить у дежурного, так это то, что бомбы в 110 кг тут вроде бы были, как и держатели к ним. Но использование этих сведений откладывалось до утра. Оставалось решить, что же им теперь делать? Ехать в город было уже поздно, и перед командированными пилотами верстовым столбом вырос вопрос размещения их бренных тел на остаток ночи.

   Встретивший их дежурный капитан, снова дважды внимательно прочел приказ командования, и определил им место ожидания. Вполне логичным для него, оказалось, отфутболить пришлых ' варягов' в помещение ремонтной службы, рядом запасной полосой, ангарами и подслеповатым 'скворечником' гарнизонной гауптвахты. Но поскольку в помещении ремонтников меню разнообразием не блистало, Павла решила заглянуть к соседям 'чайку попить'. Вздрагивающий от порывов балтийского ветра Терновский поплелся следом. Начкар в чине вахмистра равнодушно прочел командировочное предписание. Хмыкнул, и повел разговор очень официально, вежливо предложив согреться чаем, и уматывать в выделенные им временные 'апартаменты'. Лишь когда Павла развязно скинув летную куртку, продемонстрировала ему пару наград на своей груди, а Терновский тут же сверкнул своей одинокой медалью, 'абориген' вспомнил о своем исконном славянском радушии.

  – Так вот, представьте панове, наши патрули с 23-го боятся в Гданьск заезжать. Там эти мерзавцы Ферстера под крылом городского совета практически открыто тренируют свои боевые отряды. Бывало уже и до стрельбы доходило. Недавно мне рассказывали, что в Гдыню подкрепления чуть ли не с боем провезли. Совсем уже швабы обнаглели!

  – Угум. А, скажите пан Щука, швабские военные корабли, неужели же, правда, прямо в бухте стоят, и уже даже могут прямой наводкой по фортам бить?

  – Хлопаки рассказывали, что броненосец еще неделю назад чуть огонь не открыл. Может, конечно, и брешут... Но мы тут, слава Деве Марии, подальше от этих пушек сидим.

  – Пушки, пушками, но ведь они могут и с воздуха стукнуть...

  – Уж вот это сказки! Вы нашу базу видели?! А, ну да, вы же ночью прилетели. Ха! Вот тут швабам уж точно не светит поживиться. Мы их тут сразу за жабры схватим, и научим их самолеты под землей летать.

   Терновскому надоело слушать пустопорожний треп напарника и хозяина помещения. Минут сорок помаявшись, он, наконец, оккупировал один из обшитых дерматином диванов, и сладко захрапел. Павла даже позавидовала парню. Железные нервы, или просто не верит, что война вот-вот начнется. Скорее второе.

   'Молодец Андрюха. Спит себе и в ус не дует. Мне бы тоже поспать не мешало. Впереди ведь очередной военный дурдом с постоянными бессонницами. Впрочем, я ведь уже давно тренированный кадр. После Харьковских, Саковских и Житомирских 'бдений', меня уже мало что проймет. Надо бы вспомнить, как тут 'фрицы' в первый день 'резвились', но мысль не идет. Начнут они, похоже, с Вестерплатте. А вот как они этот Пуцк атаковали, ну хоть ты тресни, ни хрена ж не помню. Одно ясно. Мы здесь с Терновским завтра пустым балластом будем. Никто нас к службе не приставит. Может так случиться, что и вовсе первый военный день потерян будет'

  – Гм. Ну-ну. А много ли у вас ныне 'постояльцев', пан вахмистр?

  – Да, всего-то семеро нынче. Трое буянов из техников, пьяную драку у складов затеяли. Чуть не убили одного. Для этих все может и трибуналом кончиться.

  – Да-а, это они напрасно. Ну, а остальные?

  – Да, разные. Даже пара морячков с 'Блыскавца' загулявших остались. И один из береговых пушкарей.

  – А, вот, интересно, пан вахмистр, если войну объявят, что с этими арестованными станется?

  – Как это что, пан поручник? В тыл, конечно же, отправят...

  – Угу. Если успеют.

  – О чем это вы, пан?

  – Да, о том, что одной бомбы хватит и вам вместе с ними. Здание то деревянное. Даже 'зажигалка' или трехпудовка справятся. Впустую погибнут парни, даже ни разу по врагу не стрельнув.

  – Ну, это вы, пан, пошутили. Ха-ха. Если начнется авианалет, или там пожар, то дежурный по вахте первым делом, звонит в штаб гарнизона, потом он достает ключи, и...

  – И не успев дойти даже до первого замка, падает с пробитой головой. А затем, уже угорая в дыму, слышит слабеющим слухом отчаянные вопли сгорающих за живо арестантов.

  – Пан, поручник! Да, что вы такое говорите?!

  – Вот, что пан вахмистр! Я ведь только что из воздушного боя вернулся. Несколько часов назад прямо рядом со мной швабские пули мелькали. До вражеского наступления уже пошли последние минуты. И мой вам совет, вахмистр, составьте лучше прямо сейчас документ о временном освобождении всех содержащихся на гауптвахте. Это на случай если связи со штабом гарнизона не будет. А мы с паном Терновским вам этот документ заверим. Потом, вы всех арестованных соберете в одном помещении в готовности покинуть гауптвахту...

  – Вам надо к доктору, пан поручник. За такое грозит трибунал. И уж таких шуток...

  – ...чтобы после первого же взрыва, сразу же вывести арестованных из здания, и организовать из них команду по тушению пожаров.

  – Мне это надоело! Что вы тут о себе возомнили! Учитывая ваши заслуги, я впустил вас сюда с паном Терновским, хотя и не должен был этого делать. Все! Теперь уходите, или я вызову караульного, и он вас проводит! А будете бузить, вызову комендантский патруль и...

   'Болван ты, пан вахмистр. Честный уставной болван. Хотя, наверное, ты по-другому и не можешь служить. Точно такие же уставные 'резьбисты' стояли до последнего на постах в июне 41-го. Стояли и ждали, когда разводящие приведут смену. И точно такие же уставники в штабах округов и соединений все сидели и ждали приказа от начальства, даже когда вокруг уже рвались бомбы и снаряды. Мдя-я. Может, зря я его в смущение ввожу. Может, хрен с ним и с его возможными погорельцами. Вроде бы при атаке Пуцка, и не так уж сильно тогда пострадала авиабаза...'.