Текст книги "Ветер надежды (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

  'Я снова поднимаюсь по трево-оге

  И снова бой такой, что пулям тесно!

  Ты только не взорвись на полдоро-оге

  Товарищ Сердце...'.

  – Ты, 'друг ситный' говори, да не заговаривайся! Ничего я ей не обещал. Из окружения ее вывез? Да, вывез! В Торуни у нее больше шансов в живых и непорочной остаться, чем на том хуторе. Чуть не силком увозил, все-то этой 'декабристке' казалось, что она своих предает! Мы ведь с тобой все там по-людски сделали. Ты же сам потом туда боеприпасы с медикаментами доставил. К чему сейчас-то придираешься?

  – А Кристина?

  – А что Кристина? Случай был удачный вот и все! Не каждый день на дороге сбитые обер-лейтенанты валяются с документами. Слава партии я успел всем этим воспользоваться до того как они его похоронили. Немцу-то все равно, а мне надо было на базу вертаться. Если бы не тот театр с раввином, которому на другую сторону реки было нужно, я бы, наверное, и не рискнул.

  'Гм. И что это с нашим комсомольцем творится-то? Раньше-то ему на свою 'родную кровь' вовсе наплевать было, а теперь, поди ж, ты! Повоевал немного за 'историческую родину' и, никак, людей в поляках разглядел. Гонористых и порой охреневших от самолюбования, но все-таки людей... Угу. Нашелся тоже жалельщик хренов. Не знает еще, что скоро такие же вот поляки во Львове да Тернополе будут хлебом-солью встречать растоптавших их державу немцев. Встречать как освободителей от большевизма. А потом тех ненавистных 'большевичков' вилами в огородах угощать. Хорошо, что я об этом еще в отчете написала. Может, хоть теперь по-другому выйдет...'.

  Провожая Терновского, Павла снова вспомнила свои недавние приключения. Как тогда с трудом отбилась от поползновений бабки с внучкой отправить 'себя раненного' в обоз, и сразу же после скудного завтрака включилась в жизнь польских окруженцев. Как осмотрев поврежденного 'Пулавчака', приняла решение отдать оба синхронных 'Виккерса' на импровизированные тачанки. Как хмуро глядела в потухшие, но еще не закрытые глаза, сбитого ею накануне, и к утру истекшего кровью обер-лейтенанта. Потом выспрашивала у уланов дорогу на Торунь и, узнав, что за рекой уже стоят немцы, к которым этим утром прилетел какой-то штабной чин на 'Шторхе', загорелась мечтой об угоне 'аистенка'. И как целый час уговаривала уланского поручника, принявшего эскадрон после ранения ротмистра Шполянского, помочь с прикрытием этой затеи, обещая наладить ему разведку и связь с Торунью. Потом с трудом убедила женщин нарядить себя обер-лейтенантом для захвата самолета. В головах местного населения такой маскарад смотрелся некой смесью кощунства с мародерством, но раненому герою все же, решили помочь. Дальше по просьбе поручника Моровского и при помощи Кристины отыскали раввина, у которого родня жила за рекой. Уговоры обладателя шикарных пейсов и черной шляпы с полями, не заняли много времени. То, что за помощь в этом не простом деле, он получит обратно из обоза отобранную у него уланами бричку, вполне устроило ребе. Потом было то 'представление'. Солдаты на мосту с интересом глядели на веселого офицера Люфтваффе, строго погоняющего прутиком очередного 'юде' управляющего бричкой. И как раз когда, Павле, старательно изображающей своего учителя немецкого, пришлось докладывать штабному подполковнику о своем падении с небес, уланы вышли на сцену своим стремительным набегом. Оба германских летчика быстро оказались раненными, и рассерженный штабист чуть не силой заставил 'случайно тут оказавшегося сбитого обер-лейтенанта' везти его на 'Шторхе' под Грауденц в штаб дивизии... И, наконец, уже вылетая с небольшой площадки под раскатистую тевтонскую брань связанного подполковника, Павла, действительно поверила, что лимит везения так до сих пор ею не исчерпан. А с места второго пилота на нее глядела восхищенными глазами Кристина. Вот только взгляд этот удачливого 'Хайджекера' всего лишь нервировал...

  ***

  Ганс вернулся из разведывательного полета в сильном раздражении. Перед вылетом на его очередном рапорте о переводе снова обнаружилась виза об отказе. Тем непонятнее для лейтенанта стал новый вызов в штаб полка. Войдя в помещение, Ганс замер по стойке смирно, четко щелкнув каблуками. За столом кроме гауптмана сидел генерал-майор с очень знакомым лицом. Этого человека боготворила значительная часть молодых пилотов, и к тому были причины. Под командованием Рихтгофена Легион 'Кондор' несколько месяцев назад пришел к блистательной победе. Такой победе, каких еще не знали Люфтваффе...

  – Разрешите обратиться к герру гауптману, герр генерал?!

  – Обращайтесь.

  – Лейтенант Рюдель прибыл по вашему приказу, герр гауптман!

  – Вольно лейтенант. У генерала есть к вам пара вопросов. Прошу вас, герр генерал.

  – Скажите лейтенант, вы ведь хотели сначала пойти в 'ягеры'? И даже были в учебной части.

  – Так точно, герр генерал.

  – Почему же вы передумали? Отвечайте не стесняясь.

  – Ммм... Герр генерал, мне понравилось бомбить врага с пикирования, поэтому я уже несколько раз просил командование...

  – А сейчас вы бы пошли летать на 'мессерах'?

  – Мне нужно подумать, герр генерал ...

  – Пяти минут, я думаю вам должно хватить. А пока вы размышляете, прочтите ка вот это.

  Ганс взял в руки помятый лист бумаги и с удивлением прочел дерзкое обращение адресованное лично ему.

  –

  Лейтенанту Люфтваффе Гансу Ульриху Рюделю (чью силу духа еще только предстоит узнать).

  Если один человек предает другого, то это пятно ложится не только на предателя, но и на весь его род до седьмого колена. Я имею в виду твой род, герр лейтенант. Именно твой...

  Я не собираюсь метать здесь бисер, и пересказывать тебе позорные страницы судьбы твоего рода. Я не собираюсь выслушивать твоих оправданий. Довольно простого утверждения – твой предок предал моего предка, и никто и никогда не сможет доказать мне обратного!

  Если ты хочешь считаться мужчиной и воином, то ты примешь этот мой вызов, и смоешь позор со своего имени. Я Адам Йоганн Пешке вызываю тебя на честный бой. И даю тебе шанс расстаться с прилипшей к твоему имени многовековой грязью. Один на один в небе мы с тобой навсегда избавим мир от этого стыда. Вместе с твоей смертью, разумеется. Но разве честь рода, не стоит такой цены?

  Если же ты трус и растяпа, то прячься от меня под какой захочешь юбкой. В Германии полно добрых и ласковых фрау, готовых спасать тебя от моего гнева. Но если ты попытаешься остаться мужчиной и офицером, то не надейся укрыться от меня нигде в этом мире!

  Чтобы встретиться с тобой, я буду воевать с теми, кто носит на крыльях те же опознавательные, что и ты. Если ты спрячешься в Швеции, то я буду сбивать шведов. Если сбежишь в Швейцарию, то я начну свою охоту на самолеты конфедерации. А уедешь в Штаты, я найду тебя и там, и не оставлю в покое. Если ты не захочешь стать 'охотником', а предпочтешь летать 'курьером', то я стану охотиться на связные самолеты. До тех пор пока не доберусь до твоей трусливой задницы!

  Мне плевать на то, что ты раньше ничего не знал об этом 'кровавом долге'! Мне плевать на то, что ты не испытываешь стыда за грехи своих предков, или считаешь все это ошибкой и недоразумением! Все равно ты прямо сейчас живешь с этим позором, и только я могу его с тебя снять! И я это сделаю!

  С любопытством, к твоему выбору,

  Адам Пешке.

  (в настоящий момент поручник и командир эскадрильи Сил Поветжных Войска Польского)

  –

  К концу чтения письма щеки лейтенанта Рюделя слегка порозовели. И хотя в памяти ничто не дрогнуло при прочтении фамилии этого странного 'кровного врага', но Ганс уже примерно знал свой ответ на предложение генерала Рихтгофена.

  – Я вижу, вы уже прочли лейтенант. Так, что вы об этом думаете?

  – Гм. Герр генерал, безусловно, всю эту чушь писал безумный фанатик. Не знаю, зачем на самом деле ему это нужно, но судя по всему, он рассчитывает этими идиотскими угрозами поколебать дух своего противника еще до боя.

  – Прекрасный вывод, лейтенант. Хотя если учесть, что автор этого бреда вполне успешный пилот, уже уничтоживший примерно семь наших самолетов в воздухе и гораздо больше на земле. Да и вдобавок, он является одним из инициаторов польского налета на Кольберг, и атаки наших кораблей у побережья Померании, то клиническая картина этого недуга, слегка теряет свою стройность. Кстати помимо сброшенных на двух Кольбергских аэродромах копий этого письма, нечто подобное он умудрился передать даже с делегацией Турецких Воздушных Сил. Каково?

  – За четыре дня он стал экспертом. Гм. Вот это, на мой взгляд, действительно серьезно...

  – Пожалуй, хотя нечто похожее, уже случалось в истории. Но давайте ка все-таки вместе попробуем разобраться в этом запутанном водевиле. Что лично вы знаете о предмете той давней мести, лейтенант?

  – Абсолютно ничего, герр генерал. Я никогда не слышал о рыцарях среди моих предков, хотя ландскнехты и даже капитаны наемников наверняка могли встречаться.

  – Ну что ж, все правильно... Не удивляйтесь. У нас уже есть достоверные сведения, что написавший этот вызов молодой человек, действительно с детских лет верит в свою наивную блажь. Ему кажется, что отомстив потомку предателя (из-за которого, как он думает, его предки покинули Богемию), он сможет снять проклятие со своей семьи. Впрочем, все это детство и игры в романтику. Однако для вас Рюдель это могло бы стать весьма знаменательным событием в жизни...

  – Но каким образом, герр генерал?!

  – Все до смешного просто, лейтенант. Нам НУЖЕН этот ваш мститель и будущий соперник Адам Пешке. Остального вам пока знать не следует. Ну, так как? Вы согласны послужить ему приманкой?

  – Так точно, герр генерал. Я готов...

  – Хотели что-то добавить лейтенант?

  – Да герр генерал. Если мне понравится летать на 'мессерах', я смогу потом остаться в 'ягдштафеле'?

  – Почему бы нет. У вас неплохие рекомендации от вашего командира. Я видел ваше досье. На учебных 'Арадо' и 'Хейнкеле' вы показывали отличные навыки пилотирования и стрельбы в Ц-шулле. Ну, а если вы поможете нам сбить спесь с этого Пешке, то рейхс-министерство пропаганды, возможно, предаст гласности историю вашей многовековой дуэли, и даже прославит вас. А сейчас, идите лейтенант, за вами пришлют посыльного.

  Ганс четко отсалютовал старшим по званию, и покинул штаб полка. Несмотря на нереальность происходящего, настроение пилота-разведчика быстро улучшалось. Пусть не на 'Штуках', но очень скоро он покажет всем мерзавцам, имеющим наглость выказывать недостаточное уважение Люфтваффе и лично ему, Гансу Ульриху Рюделю. Пилоту, уверенному в своей способности добиться не менее впечатляющих воздушных побед, чем какой-то наглый и фанатичный потомок выродившегося богемского рода.

  ***

  В стоящем в глубине сада доме снова вспыхнул свет, и раздались звуки перебранки. Усталый хорунжий уже успел сделать очередной успокоительный доклад дежурному, перевел рацию на прием и, чертыхнувшись, полез с одеялом на заднее сиденье 'Фиата'. А, разбуженный им для бодрствования капрал, лишь только попытался проявить излишнее рвение, как тут же, получил строгую отповедь от старшего и более опытного контрразведчика.

  – Пан хорунжий. А точно ли они оба в доме? Может, мне сходить их проверить?

  – Нечего там проверять! Они оба мне уже во как, уже надоели своими ссорами. Сам-то глаза разуй! Видишь, 'спокойный' того психа в заграничном мундире запер, а сам вон снова покурить вышел. Не спят они черти, ну хоть насильно их к кровати привязывай. Первый-то вроде уснул, да этот 'орденоносец' его пять раз будил и даже драться лез...

  – Так может, я в дом зайду и поговорю с ними?

  – Отставить болтовню капрал Збышевский! Сказано было, сидеть у рации, и за домом приглядывать, вот и сиди. Никуда они не денутся! Но вот если тот псих все-таки из дома выберется, и снова в дом к соседке-вдове полезет, или опять вокруг дома на велосипеде кататься начнет, вот тогда буди меня. Только тогда, ну или если совсем что непотребное увидишь. Понял?!

  – Так, пан хорунжий.

  – Ну, вот и ладно. А я... аэ-ээ... вздремну по...алуй.

  Скромно белеющая своими одноэтажными домами Гостинская улица в это время благополучно спала в паре кварталов от католического кладбища, освещаемая единственным подслеповатым фонарем. Через пять минут, уже совсем проснувшийся капрал наблюдал полное подтверждение недавних слов своего старшего товарища. Как только последний раз пыхнувшая огоньком сигареты, подтянутая фигура в полевом мундире подпоручника, выкинула окурок и зашла в дом, из-за двери раздались звуки очередной перепалки. После трех минут ругани на польском и английском, на крыльцо, пошатываясь, выбрался в не застегнутом на груди иноземном мундире второй охраняемый. Выслушав какую-то невнятную фразу из-за двери, он громко выдал 'фак ё айз!', изобразил в полутьме что-то оскорбительное правой рукой, и отправился к ближайшему дереву. Оросив его мощной струей, он постоял, слегка пошатываясь, и задрав к небу лицо. Потом потряс непричесанной головой, и двинулся в сторону машины Дефензивы. Короткий обмен приветствиями увенчался выпрошенной у капрала дешевой сигаретой. На вопрос, 'почему это пан поручник не попросит себе хороших сигарет у другого пана офицера', охраняемый тут же яростно выдал явно ругательную фразу на английском, сплюнул под ноги и поплелся обратно к дому.

  Павла осторожно оглянулась. Судя по всему, капрал остался вполне удовлетворенным увиденным им, и в дом заходить явно не собирался. А не вызывающий особой тревоги у караульщиков и принимаемый ими за чистую монету 'театр одного артиста' за почти три часа представления благополучно превратился в натуральный цирк. Несколько раз, когда Павле уже казалось, что хорунжий вот-вот пойдет проверять наличие поднадзорных, ее спасали заранее подстроенные шумовые эффекты в доме и дистанционное включение света. Навыки опытного электрика в этот раз помогли ей даже вывести временный выключатель прямо на улицу. И хотя Павла уже успела изрядно вымотаться от постоянных переодеваний, и пантомимы на грани провала, но успокаиваться на достигнутом, не спешила. По ее расчетам, до возвращения Терновского оставалось около получаса, но настраивала она себя еще часа на полтора лицедейства. Первая варшавская ночь проходила для добровольцев крайне тревожно и рискованно.

  И все же главным своим успехом Павла считала, что смогла уже на первом часу их 'домашнего ареста' убедить напарника, что другого такого случая уже просто не будет. Анджей помимо передачи очередного пакета разведданных должен был запросить незамедлительное предоставление еще нескольких агентов имеющих летный опыт для срочного включения их в экспериментальную мото-реактивную эскадрилью варшавской ПВО. Переодетый в найденные в доме, и вымазанные сажей из камина, гражданские тряпки, с наспех сработанной из того что было под рукой амуницией и инструментом трубочиста, сейчас Терновский где-то катил по городу. Стараясь не попасться ночным патрулям, он крутил педали того самого велосипеда, на котором его напарник вечером изображал 'пьяное вождение', предусмотрительно завершившееся падением в мертвом секторе наблюдения сотрудников Дефензивы. А, значит, уже этой ночью советская резидентура в Варшаве получит от них первое сообщение и места последующих закладок. Кроме того, следующий день для беспокойных добровольцев помимо встречи с командованием Сил Поветжных почти наверняка должен был увенчаться экскурсией по достроечному цеху, где их ждали неукомплектованные и пока непригодные к полетам 'Волки' Р-38...

  ***

  Павла терпеливо вглядывалась в темноту на Западе, и наконец, вздохнула с облегчением. Мелькнувшие низко над балтийскими волнами огни, словно перекличка светлячков прокатились с севера на юг по короткой дуге, и подтвердили главное. 'Беарн' сделал свое дело. Терновский вышел чуть вперед на своем 'Волке' и, привлекая внимание, покачал крыльями. Он тоже заметил пока еще далекие, но довольно быстро приближающиеся к Восточной Пруссии, самолеты. Щелкнув три раза тангетой, командир смешанного дивизиона безмолвно отдал приказ второй и третьей паре 'целеуказателей' наводить, собранные со всей Польши группы бомбардировщиков и штурмовиков, на другие аэродромы. Помимо 'гостей' шестерка 'Зубров' и две эскадрильи 'карасей' должны была подойти со стороны Литвы уже минут через пятнадцать. Намного южнее в направлении Старграда, по вражеским площадкам должны были действовать отдельные истребительно-штурмовые звенья уже несколько дней как полностью окруженной Торуньской группировки. Торунь все еще оборонялась, но вскоре и последние ее защитники должны были оставить крепостной район, и уйти в висленские леса и болота. А вот польская 'Летница Войскова' сегодня наступала. Первый раз после Кольберга...

  Терновский встретил над морем и принял лидерство над своей группой 46-х 'Луаров'. А под крыльями пока еще мирно спали аэродромы Кенигсберга и других районов Восточной Пруссии. Но этому сну оставались уже последние минуты. За прошедшую неделю Польша потеряла в основном в воздушных боях десятка два боевых самолетов, но авиация республики не была разгромлена. Трещали фронты, попадая в частичное, а где-то в полное окружение своими полками и бригадами. Рвались к Варшаве вражеские дивизии, и уже давно исчезло из столицы правительство, оставив оборонять город собранной с мира по нитке из отступающих частей и народных ополченцев армии 'Варшава'. Сейчас обороной командовал Генерал Чума, которому уже на днях предстояло передать бразды правления обороной генералу Руммелю, чья сильно побитая с земли и с воздуха армия 'Лодзь', огрызаясь, уползала к крепости 'Модлин' под командованием генерала Томме. Но сегодня, седьмого сентября 'Силы Поветжне' должны были хотя бы частично расквитаться с врагом. И грех было не использовать для той же цели почти полсотни летящих в Польшу самолетов 'Сражающейся Европы'...

  Когда снизу заерзали по небу прожектора, и суматошно замигали вспышки нервных зенитных залпов, на многих самолетных стоянках уже бушевало пламя. Павла высматривала взлетающие ночные истребители противника. Ей сейчас было не до бомбежки, хотя две их с Терновским «семипудовки» довольно точно легли на склады с авиабомбами. Фейерверк стоял знатный. Но, все же, основным делом 'целеуказателей' было наведение других самолетов на наиболее приоритетные цели. Разведчики без устали отдавали команды по радио, Павла на смеси польского и чешского, а Терновский на французском. А когда увлекающиеся добровольцы забывали слушать эфир, их внимание несколько раз привлекали метко сброшенные 'зажигалки' и очереди 'Гочкисов'. Со своими участками атаки Павла с напарником пока справлялись довольно успешно. Противник внизу оказался деморализован внезапным налетом, и кроме довольно слабого зенитного огня и взлета нескольких Ме-110, быстро сбитых превосходящими силами, ничем достойным не отметился. Но успеха этого налета могло и не быть, если бы подвели французы. А вот такая вероятность имелась. Дания всеми силами отбрыкивалась от своих обязательств свободно пропускать французские военные корабли, а штаб французской 'Воздушной армии' некоторое время колебался. Но, по-видимому, разум восторжествовал. Во второй волне по вражеским объектам умудрилась отработать даже шестерка транспортных Фарман-220, использованных французами в качестве лидеров своей армады. Почти неделя прошла после налета на Кольберг, но командование 'Люфтваффе' уже видело оппонентов поверженными, и начало забывать преподанные уроки. В течение первых часов новой катастрофы генералитет просто не могло поверить. Невозможно было поверить, что на расположенные у самого Кёнигсберга Jesau, Neuhausen, и на многие другие тыловые аэродромы, под завязку забитые авиатехникой, уже рушатся польские бомбы, а вслед за ними несется и ливень крупнокалиберных пуль. А когда начальство все же прозрело, коварный воздушный противник уже увел от возмездия участвующие в этом 'звездном налете' эскадрильи и звенья...

  Помимо двенадцати знакомых им по Шербуру и Москве 'Девуатинов – 510', на небольшой аэродром в пригороде Варшавы, 'американцы' привели семерку самолетов, которые они сами меньше всего ожидали здесь увидеть. Горбатый профиль и шасси, как у германской 'Штуки' не оставляли места для сомнений. На короткую полосу, роль которой играла одна из улиц города, садились устаревшие, но еще вполне боеспособные изделия заокеанского авиапрома, хорошо знакомые друзьям еще по поездке в Баффало. Остальные участники налета садились в других местах. Точные результаты первой наступательной операции предстояло еще уточнить...

  ***

  Наблюдая награждение американских добровольцев, Кэтрин не чувствовала радости успеха. Все её первоначальные планы рассыпались в прах. Сейчас триумф праздновал совсем другой человек. Газетчик, который еще недавно казался ей мямлей и неисправимым романтиком, вместе с пилотами сейчас получал из рук генерала Зайоца медаль и крест добровольца. Теперь-то Кэтрин понимала, что и сама проглядела много важного, но поезд-то уже ушел, и сейчас журналистке оставалось лишь глупо улыбаться фотографу. В этот раз ее хватка явно дала сбой, и очередное волнующее приключение оказалось совсем не таким, как ей виделось вначале. Да и парень, ради которого она рискнула, и пустилась в эту глупую авантюру, оказался совсем другим. Он был похож словно родной брат на того Пола, но только что похож. Все было другим и взгляд и жесты. И это можно было пережить, но вот победа Гали...

  Как только Фредди подписал им командировку в Польшу, хитрый мерзавец Гали сразу же показал, что вовсе не собирается плясать под 'нью-йоркскую дудку'. Как выяснилось, связи с армейцами у Гали, имелись, и довольно крепкие. Так, к примеру, в приемной командующего 2-1 армии генерала Маккоя он оказался уже тем же вечером. Видимо, ему там сопутствовал успех, раз уж, не спрашивая у редактора разрешения, он тут же отправился в Центр летной подготовки в Баффало. Будущую напарницу репортер 'осчастливил' всего лишь короткой и наивной запиской. В ней он бесцеремонно ставил коллегу Джальван перед фактом, что уезжает на континент, и предлагает встретиться пятого-шестого сентября уже там, во французском Шербуре, про который он узнал, что оттуда добровольцы уезжают в Польшу. Два дня проведенные Кэтрин в уговорах штабной аристократии, оставили в ее душе ощущение легкой гадливости. В Китае на нее с нескрываемым восторгом глядели оторванные от женского общества 'голодные добровольцы'. И там-то ей хоть все было понятно, но вот от этих похотливых взглядов просиживающих штаны военных чиновников, у Кэтрин с души воротило. Но дело для нее было важнее, и она улыбалась, выслушивая очередные сальности и делая вид, что не замечает грязных намеков...

  Но сильнее всего таланты Поля для нее раскрылись в полной мере лишь в момент прощания с 'Беарном'. К изумлению Кэтрин на борту авианосца, помимо пестрого парка 'Сражающейся Европы', оказалось семь старых, и даже невооруженных американских истребителей Боинг Р-26.

  Галантный капитан Кринье, принимавший участие в доставке этих машин рассказал ей, как было дело. В Баффало протекция Маккоя помогла Гали довольно быстро найти инструкторов и пилотов, которые видели обоих сдававших летные тесты автогонщиков. Помимо сбора интервью, Поль нахально блефуя, устроил натуральную агитацию для желающих получить боевой опыт в Европейской войне, вместе с двумя отчаянными парнями Моровским и Терновским. Успех агитации оказался довольно скромным. Дело пошло лучше, когда получив телеграмму, приехал знакомый Гали с прошлого года Сэм Бреннер, вернувшийся недавно из Испании. Вместе с ними в Шербур за свой счет решили прокатиться семеро мающихся без работы гражданских пилотов. С самолетами у них вышел полный затык. Авиакорпус не собирался бесплатно расставаться даже с древними 'Дженни'. Но тут в дело вмешался случай. Тот самый Сэм Бреннер сообщил, что берется под гарантии оплаты одной пятой стоимости аппаратов, выцарапать с ремонтных складов авиакорпуса несколько планеров без моторов и оружия. Как оказалось, все эти Р-26 считались уже полностью выработавшими свой ресурс, и оставались лишь в качестве запаса запчастей для 1-ой и 17-й авиагрупп, летающих на этих 'гробах'. Исправных моторов и оружия к этому хламу достать было невозможно, повезло только с запчастями. Благоразумно решив, что во Франции такие моторы вместе с пулеметами могут найтись, Гали за два дня сумел организовать вывоз всего этого имущества во французский Гавр. Как и где он сумел найти деньги на взятки, так и осталось тайной, как, впрочем, и смысл его общения с местным Баффальским филиалом 'Лиги Юнных Командос'...

  Уже во Франции, общаясь с генералом Шамиссо, и полковником Мерле, репортерша узнала, что и там Гали смог 'утереть ей нос'. Первые статьи о добровольцах и фотографии Моровского с Терновским ушли в редакцию именно за его подписью. Чикагский 'папарацци' за столь короткий срок добился очень многого. Быстро найдя тренировочный центр и капитана Розанова, гоняющего добровольцев перед отправкой в Польшу, охотник за сенсациями собрал интереснейший материал, о том, как чехи и французы готовились вместе с поляками бить немцев. Про Моровского здесь знали намного больше, чем в Гавре и Париже. Недавний автогонщик, оказывается, тоже многое успел. Помимо нескольких сбитых самолетов за ним числился самоубийственный рейд на Кольберг, и вполне успешное командование истребительно-штурмовой эскадрильей. Карьера мальчишки резво взяла старт, и на плечах молниеносного орденоносца уже сияли знаки различия соответствующие американскому званию первому лейтенанта. А чего стоило только одно его прозвище 'Поморский Сокол'?!

  В отличие от чемпиона Чикаго и его напарника, Сэм Бреннер не имел сбитых в Испании, но все же, и он обладал некоторым боевым опытом, и потому стал временным лидером 'американцев'. Розанов же со своей стороны быстро вник в нужды новых соратников, и помог репортеру найти моторы, и даже по одному крупнокаллиберному 'Гочикиссу' с синхронизатором для Боингов. Окончательная сборка, погруженных на авиаматку самолетов должна была состояться уже в море.

  Телеграмма от Фреда диктовала соблюдение осторожности. Но Гали рвался в гущу событий. В тот момент, когда основная армада 'Сражающейся Европы' взлетала с палубы 'Беарна' уже в датских территориальных водах, сам Поль прощался с Кэтрин в Шербуре, сидя в турели улетающего в Торунь с грузом боеприпасов бомбардировщика. Приехавший с нею вместе в качестве наблюдателя от американской армии майор Ньюман тоже улетел с другим транспортным 'Фарманом'. А Кэтрин на такое надеяться не могла (никто не решился взять ее в экипаж), и потому она отправилась к месту командировки через Италию и Румынию...

  ***

   Из того памятного 'велосипедного рейда' Терновский вернулся не один. И еще до того, как тихо прошелестел знакомый голос, по глазам напарника Павла уже смекнула, в доме гости. Одними глазами отправив Анджея прикрывать их беседу, будущий маршал, устало заметил.

  – И снова вас на самодеятельность тянет, Павел Владимирович. Все никак не можем мы вас приучить, строго по заданию работать.

  – И я рад вас видеть Александр Евгеньевич. Если вы о Кольберге и прочих наших 'безумствах', то у меня есть обоснования, но даже и без них, вы должно быть все же увидели пользу, иначе тон ваш был бы несколько иным.

  – Хм. Тяжело с вами.

  – И это еще только начало. Впереди еще несколько совсем не профильных задач, которые я считаю чрезвычайно важными для Родины, перед тем как вплотную перейду к основному.

  – Имейте в виду, долго играть в эти игры вам не разрешается. А почему, вам пока не нужно знать...

  – Если вы о походе наших армий для защиты советский территорий оккупированных Польшей за линией Керзона, то можете ничего мне не рассказывать...

  Голованов даже негромко крякнул с досады, но тут же, неожиданно улыбнулся.

  – А что вам известно о сроках этой операции?

  – Только то, что Варшава должна оказаться на грани падения, а немцы должны приблизиться к землям населенным культурно и этнически близким нам славянским народам. Сплошная логика. И как раз в этом направлении у меня есть соображения. Готовы меня выслушать?

  – Допустим. Рассказывайте уже ваше очередное безумство.

  – Думаю, убеждать вас в опасности для СССР украинского национализма не обязательно? Ну, так вот. Если в польском тылу появится небольшая группа украинских подпольщиков всеми фибрами души жаждущих свободы Украины от Польского и советского гнета, вряд ли это бы удивило германское командование. Тем более что немцы наверняка уже озаботились обучением диверсантов из похожего человеческого материала.

  – Собираетесь отправить этих людей в руки гестапо, где они просто могут не пройти проверок...

  – Для доказательства своей лояльности эти 'борцы с кровавым режимом Рыдз-Смиглы' могли бы даже согласиться участвовать в расстрелах польских пленных...

  – Гм. А наша-то страна, что с такой операции получит, кроме сомнительного источника в Германии, постоянно находящегося под наблюдением гестапо?

  – Во-первых, сомнительность источника будет резко уменьшена тем, что во время 'перебегания' к немцам источники захватят и увезут в немецкий плен какое-нибудь высокопоставленное лицо польского командования. И увезут они его на двух польских самолетах, угнанных, скажем... со Львовского аэродрома...

  – Эк вы хватили! Макиавелли на вас нет... Ну, и кто все это коварство будет организовывать?

  – Конечно же, вы, Александр Евгеньевич. И времени у вас буквально тридцать шесть, ну может сорок восемь часов.

  – Даже так. За кого же вы меня принимаете-то?

  – Не сомневайтесь, мера необходимая. Ваша агентура в Польше так и так вскоре попадет под германские проверки, а тут у них есть неплохой шанс эти проверки обойти...

  – Или выдать себя с головой как советского агента. Мда-а. ... Ну а сами вы, какую роль в этой операции берете. Что собираетесь делать?

  – Как это что?! Мстить будем с Терновским и прочими ополченцами и добровольцами!

  – Вот как?

  – Именно так. Под предлогом мести за операцию германской разведки, я убеждаю командование 'Сил Поветжных' сначала провести одну воздушную, а затем и одну десантную операцию. Первая пройдет уже через двое суток. Это будет 'звездный налет' на авиабазы Восточной Пруссии. А вот вторая... Вторая операция задумывается не столько для Польши сколько для ВВС РККА. Вы ведь не забыли о моей ведомственной принадлежности?

  – Расскажите ка подробнее.