Текст книги "Квартира 302"
Автор книги: Георгий Старков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)
10
Он солгал. Он солгал, и эта ложь стала для неё последней. По её телу прокатилась предсмертная судорога. Синтия умерла.
Генри не знал, долго ли он сидел на корточках с остывающим телом на руках. Потом, когда уже стало понятно, что она ушла, он поднял глаза и посмотрел на комнату, залитую кровью. Кровь была на полу, на потолке, на белых стенах, привнося яркие оттенки в бесцветный мир метро. Компьютеры и приборы на столе, стальная головка микрофона были запачканы в багровом. Кровь легла на Генри – на руки, лицо, рубашку. Он не пытался оттереться. Когда апатия прошла, он заставил себя снова взглянуть на Синтию, чтобы закрыть ей глаза – оказать последнюю услугу, которую он может для неё сделать, раз не смог сделать больше. Особую услугу…
Глаза девушки внимательно смотрели на лампу. Когда его ладонь опускала веки Синтии, Генри увидел ещё кое-что… возможно, то, что видеть не следовало.
Число. Убийца вырезал на ней число. Его было совершенно не видно среди нагромождения порезов и ран. Но проступившая кровь сделала надпись ярче, и Генри заметил цифры на её правой груди, недавно такой желанной.
16121.
У него сейчас не было ни сил, ни желания осмысливать это. Осторожно, словно боясь, что она ушибётся, он положил Синтию на пол и поднялся, не замечая, что весь в крови. Внутри полыхала пустота. Наверное, нужно было заплакать, но он не стал. Таунсенд никогда не плакал. Теперь он понял, что это не дар, а проклятие.
Ещё одно он понял: кто бы это ни сделал… кем бы ни был тот, кто трусливо спрятался в конце этого длинного коридора, он заплатит за Синтию. Если не сейчас, то потом. Заплатит как следует, и он за этим проследит.
Глава 3
Под багровой луной
1
Генри вряд ли мог объяснить, что произошло после смерти Синтии. Последнее, что он помнил чётко – как он стоял над её телом, и в груди горела только что зачатая ненависть. Он собирался выйти из комнаты и начать преследование. Ему было наплевать, что погоня могла затянуться надолго… или, наоборот, кончиться слишком быстро.
Но что-то произошло. Он без конца проваливался в густой туман, руки-ноги барахтались в пустоте. Ещё он слышал чьи-то голоса, прерывающиеся треском помех. Жуткое ощущение.
– Скорее! Пошевеливайтесь, тащите её в машину, пока сюда не сбежалось полгорода!
– Стараемся, как можем, шеф.
– Хотя, погодите-ка… Дайте взглянуть.
Молчание. Он услышал жужжание замка-молнии.
– Вот дерьмо… Да у неё цифры на груди. Напоминает…
Генри ждал продолжения. Что напоминает? Что?! Он бы кричал это, если бы мог.
– … напоминает…
Голос повторялся раз за разом, как заезженная пластинка, становясь тише. Генри так и видел иглу старого граммофона и виниловый круг, лениво вращающийся под ней. Игла весело соскакивала с одной дорожки на другую. В какой-то момент он усомнился, что это настоящая пластинка. Цельный круг распался на четыре части, которые удлинились и приняли правильную овальную форму. Они вращались вокруг центральной оси. Скрип алмазного острия превратился в мерный шелест. В зыбкий момент перехода из сна в явь Генри понял, что лежит на кровати и смотрит на вентилятор на потолке.
Сон, с удивлением подумал он. Только сон.
Пожалуй, из всех приятных мыслей, посещавших его на протяжении жизни, это была лучшая. Не было кровавого кошмара, не было истекающей кровью девушки и дыры в ванной. Больная фантазия, фантом ночи, не более. Опять зародилась безумная надежда, что он сейчас встанет и увидит, как цепи испарились, и он свободен, как вольная птица.
Даже в нынешней эйфории Генри понимал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но ведь ничто не мешало ему насладиться тем, что он лежит на постели, а не ползёт на локтях, убегая от безглазой собаки. Солнце только вставало над городом. Начинался новый день. Генри слышал гул машин на улице и видел пасмурное небо за окном. Серая масса туч сегодня не раздражала. Он подумал над этим и улыбнулся. Всё в мире идёт к лучшему.
Но когда рокот моторов нарушился воем полицейской сирены, улыбка сползла с его губ. Сирена замолчала, как пристыженная, разбив вдребезги маленькое счастье.
– Боже, что за…
Не договорив, Генри перекувыркнулся на кровати (поморщившись при этом от боли в ногах) и прильнул к окну. Отсюда спуск в станцию был виден, как на ладони. Две машины – полицейский «бьюик» и карета скорой помощи, – припарковались у метро. Поперёк входа была протянута ярко-жёлтая лента. Двое в форме уныло топтались у машин и изредка делали нетерпеливые жесты руками, отгоняя чересчур любопытных прохожих.
– Нет…
Он обхватил руками голову, которая взорвалась пронизывающей мигренью. Медицинская карета. Разговоры в полусне. Жёлтая лента.
Генри судорожно осмотрел себя. Рубашка чистая, без пятен крови. И руки тоже. Но он помнил, как испачкался кровью Синтии… Несоответствие? Значит ли это, что у него ещё есть надежда?
Нет, не значит. Иначе как объяснить, что ноги затекли намертво, словно он действительно пробегал половину ночи? Как объяснить жжение в локтях, которыми он отбивал дробь на бетонном полу станции? Как, наконец, объяснить ноющую боль в животе – ну точь-в-точь туда не так давно туда воткнули железную штырь?..
Оттянув ленту, из провала спуска появились два человека. Они несли нечто, завёрнутое в чёрный полиэтиленовый пакет. Из «скорой» выпрыгнул водитель и услужливо распахнул заднюю дверцу фургона. С видной натугой санитары впихнули пакет в машину и полезли следом. Через минуту карета завелась и плавно вырулила на улицу. Сирены молчали, мигалка не работала.
– Синтия… – прошептал Генри, прислонившись лбом к стеклу. Машина исчезла за поворотом, и он подумал: Игра окончена, парень. Я никогда её больше не увижу.
Он ошибался.
2
Сутки назад Генри из спальни прямиком направился в ванную. Сегодня он не стал нарушать устоявшийся ритуал.
Одно из двух: либо дыра в ванной есть, либо её нет. В первом случае придётся признать – или мир сошёл с ума, или (что гораздо более вероятно) свихнулся он сам. Ни то, ни другое ему не улыбалось. Но он должен был внести ясность, иначе бедная его голова грозила разлететься на мелкие осколки.
Генри открыл дверь. В ванной по-прежнему горел свет. С разбитого зеркала смотрел небритый парень со всклокоченными волосами. А чуть справа…
Дыра. Она стала больше и круглее. И по-прежнему мурлыкала тихую песню, излучая холод и мёртвые голоса.
Генри закрыл дверь и очень спокойно прошествовал в гостиную. Там он проверил дверь – цепи были на месте. Заглянул в глазок – пусто, только отпечатки ладош на стене. Открыл холодильник, достал три яйца, положил их в сковороду, не разбивая скорлупы. Долго-долго он изучал чёрный круг сковороды, и пальцы тряслись всё больше.
Он думал о цифре, которую видел на груди Синтии: три единицы, двойка и корявая шестёрка. Он думал о белом сиянии туннеля, которое становилось ближе, пока не поглотило его. Думал, что будь он немного расторопнее, Синтия могла бы остаться в живых. Он думал. Пытался найти ответы хотя бы на некоторые вопросы из бесконечного множества.
Как всё было бы хорошо, если бы этим утром треклятая дыра пропала, и Синтия в красивой розовой блузке по-прежнему стояла у входа в метро.
– Пожалуй, есть я сейчас не стану, – сообщил Генри. Открыв холодильник, он с отвращением посмотрел на мёрзлые продукты и вернул яйца на место. Голода он не чувствовал, как и позывов справить нужду. С того момента, когда он в последний раз брал еду в рот и ходил в туалет, прошло два дня. Не верилось, что это правда. Слабости Генри не чувствовал – только усталость в мышцах, но она со временем пройдёт. Его не оставляло ощущение, что с остановкой часов в квартире 302 время тоже замерло.
Теперь он стоял на перепутье. На этой линии проходила граница кухни и гостиной. Он мог усесться на кресло и предаться тяжёлым, но бесполезным думам, а мог снова посетить ванную и…
Что?
… лезть в дыру, конечно же! Посмотреть, куда она приведёт сегодня. Может… ещё одна безумная идея: может, он снова попадёт на странную станцию, встретится с ничего не подозревающей Синтией – и на сей раз сумеет сделать всё, как надо. Повернуть время вспять?.. Нелепость, но не больше чем окаменевшие стёкла окон.
Генри вспомнил жёлто-розовую морду и стоящие торчком острые уши. Раз Синтия умерла там под ножом того выродка, то собака тоже могла прикончить его… как это ни смешно. Он мог вчера умереть и не встретить этот пасмурный рассвет. Навевало на размышления.
К чёрту, подумал Генри с горечью. Если улечься задницей на кресло, рано или поздно всё равно придётся обратить взор на дыру, ведь другого выхода из квартиры 302 нет и не предвидится в ближайшем будущем. Как будто кто-то намеренно заблокировал все выходы, оставив только один…
Стоп.
Эта мысль, пожалуй, была хорошей. Чёрт побери, просто отличной. Конечно, Генри не мог быть ни в чём уверен сейчас… но он ясно почувствовал, что стал на шаг ближе к истине.
3
Он держался полчаса, потом встал и нетвёрдым шагом направился в ванную. Дыра широко улыбнулась ему в лицо, и едва слышные детские голоса, доносящиеся из её глубин, снова завели свою песнь. Генри полез в дыру. Кожа от холода и волнения покрылась пупырышками. Болели локти и рана на животе, но он упорно полз вперёд, пока вдалеке не замаячил знакомый белый свет.
4
Те, кто проводил ночь в лесу, знают, что гуща деревьев в тёмное время суток разительно отличается от того же места днём. Ночью лес затихает… но сказать, что среди стволов царит молчание, было бы ошибкой. Жизнь продолжается – жизнь совершенно иная, чуждая дневным существам, пугающая их до смерти. Это не стволы деревьев, а грозные великаны, покачивающие бахромой крон. Не шорох мелких животных, а звуки невидимого хищника, который крадётся за тобой. Не ветер, перебирающий листьями, а древняя неспетая песнь – если долго прислушиваться, обязательно различишь страшный смысл слов… Ночной лес – жуткое место, и людям здесь делать нечего. Для их же блага.
Этот лес ничем не отличался от миллионов других – разве что опушка выходила на берег большого озера. Лес был маленьким, но плотным. Багровая луна, как глаз злого демона, окрашивала кроны в цвет земельной меди. Она висела необычно низко, почти касаясь горизонта. Стволы в её лучах отбрасывали удлинённые серые тени.
На самом краю леса, там, где он примыкал к невозмутимым водам, лежал человек. Он спал – или был мёртв. Если верно второе, то к утру тело вряд ли сохранилось бы в целости и сохранности. Уже сейчас в кустах что-то закопошилось, задвигалось, пока не решаясь подойти ближе.
Когда на луну набежало сизое покрывало туч, человек шевельнулся. Наблюдатель в кустах разочарованно шмыгнул в укрытие. Человек открыл глаза. Первое, что попалось его взору – тёмная вода, на ней отражение полного лика луны. Он недоумённо моргнул, но озеро и луна никуда не делись.
Человек присел. Далось это ему нелегко: мышцы словно налились свинцом. На нём были помятая светло-голубая рубашка и джинсовые брюки. К одежде комьями прилипла земля. Человек этого не замечал, жадно вдыхая свежий воздух. Воздух казался настоящим – как это озеро, луна и внезапный душераздирающий вой, пронёсшийся над лесом. Всё было настоящим.
Генри Таунсенд прибыл на место.
5
Луна пугала его. Она живо напоминала картины сюрреалистов – идеально круглая, красная до рези в глазах, неестественно яркая. Под её лучами всё вокруг источало приторное медное сияние. Дурная луна – так называла красную луну мать Генри, до совершеннолетия доившая коз на айовской ферме. Она говорила, что в ночь такой луны ни в коем случае нельзя шастать на улице. Не говоря уже о лесах. Я снова не внял её совету, рассеянно подумалось Генри, когда он оглядывал озеро. Он всё не мог вдоволь насладиться хрустальным воздухом. Было время, когда загородный воздух был его постоянным спутником… Отзвуки давно минувших дней, когда он колесил по Америке.
Истоптанная тропинка брала начало на берегу и уходила в лес. Она ясно прочерчивалась среди опадающей листвы. Генри последовал было по ней, но некстати вспомнил вой, который услышал, когда пытался прийти в себя.
В лесу небезопасно. Банальная истина и сущий ужас городского человека. Если он будет действовать опрометчиво, то сможет скоро убедиться в правдивости поговорки.
Он схватился за морщинистый сук, торчащий из-под корня ближайшего дерева. После трёх попыток сук с хрустом отломался, и в руке Генри оказалась крепкая палка около четырёх футов длиной. Он взвесил импровизированное оружие на ладони. Всё лучше, чем ничего. Правда, памятуя о созданиях, которые были в его предыдущем… сне, Генри предпочёл бы пистолет или – мечтать так мечтать, – скорострельное УЗИ.
Сжимая сук, Генри начал своё путешествие. Тропа извивалась, как змея, словно стараясь запутать путника. Луна хмуро мелькала меж стволов. Генри не оставляло настырное ощущение, будто этот пейзаж он где-то видел. И впрямь, местность была знакомая. Да только с его прошлой страстью к путешествиям под определение «знакомой местности» могла попасть четверть территории Штатов. Он надеялся, что сможет найти какие-то знаки, которые помогут лучше понять, где он находится. Пока он мог сказать твёрдо только одно: это не Эшфилд. И близко не похоже на город, где располагалась его злополучная квартира.
Вой раздался снова, на этот раз в отдалении: голодный
(собачий? волчий?)
клич, возвещающий о начале ночной охоты. Несколько более слабых голосов с дальних простор подхватили это начинание. По спине Генри прошествовал взвод муравьёв. Скорее бы достичь если не города, то хотя бы какого-нибудь укрытия. Тропинка стала шире, и он надеялся, что его желание осуществится. Но как скоро?
Четверть мили. Именно столько отсчитал Таунсенд, прежде чем заметил впереди свет фонаря, висящего на изогнутом столбе. Фонарь располагался у входа в большое прямоугольное здание. Генри предположил, что это какая-то фабрика. Место было вполне подходящее – пригород, да плюс озеро рядом. В любом случае, она была давно заброшена, судя по неопрятному виду и буйной растительности вокруг здания.
Луна окрашивала розовым металлическую табличку у входа. Огромная железная дверь, которая насквозь проржавела под чередой дождей, была приоткрыта на два ярда и вряд ли могла открыться шире. Дверь выразительно контрастировала с грозным предупреждением на табличке:
ОПАСНО!
Посторонним вход СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!
Несмотря на то, что актуальность предупреждения давно потерялась, Генри заглянул в здание с изрядной долей опаски. Но ничего ужасающего не увидел. Справа от входа громоздились наглухо сваренные бочки, сваленные друг на друга. Напротив возвышалась железная платформа – видимо, в золотые деньки на ней располагались агрегаты. Картину довершали три больших чана, прислонённые к стенам. Внутри ужасно воняло. Особенно остро это чувствовалось после кристально чистого воздуха озера. Какой-то кустарный завод… Генри по опыту путешествий знал, что именно такие неприметные заводики вдыхают жизнь в экономику крохотных американских городков. Увидев дверь по ту сторону, он уверенно направился к ней. Ближе к чанам смрад усиливался, напоминая аромат гнилого мяса. Похоже, дело связано с органической химией… Было связано, поправил себя Генри, увидев большое тёмное пятно на протекающем потолке. Вряд ли производство реабилитируют, раз всё так запущено.
Он прибавил шаг, стремясь избавиться от вони. За дверью тропинка продолжалась аж по трём направлениям. Правая примыкала к грунтовой дороге, где урчал мотором зелёный «субару». Левая сторона углублялась в лес. Видя вязкую, почти осязаемую темноту между деревьями, Генри не горел желанием туда идти. Ещё одна, самая широкая тропинка вела вперёд через железную калитку. Там была площадка, где колыхались слабые разрознённые огоньки, но сумрак мешал увидеть чётко, что там находится.
Генри заинтересовали машина и перспективы, которые сулила проезжая часть. Он не мог взять в толк, снится ему всё это или он на самом деле перенёсся чёрт знает куда. Но его радовало, что тут есть куда податься в крайнем случае – не то что закрытая коробка подземки…
Дверца машины со стороны водителя была открыта. Внутри никого не было. Генри увидел какие-то листочки, разбросанные по всему салону. Создавалось впечатление, что водитель куда-то страшно спешил и даже не припарковал машину как следует. Генри поднял один из листов, выпавший из салона и лежащий на земле. Мутная чёрно-белая ксерокопия какой-то книги. В парафиновом свете фар Генри прочитал:
Изначально у людей ничего не было. Тела их болели, а сердца не хранили ничего, кроме ненависти. Они без конца воевали между собой, но смерть не настигала их. Люди отчаялись, и казалось, что они погрязли в вечном болоте. Но нашёлся однажды мужчина, который преподнёс солнцу в дар змея и помолился о спасении. И нашлась женщина, что преподнесла солнцу животворящий тростник и попросила радости. Испытав жалость к печали, накрывшей землю, Бог был рождён от этих людей…
Дальше Генри не стал читать. Если написанное не шутка, то либо бред сивой кобылы, либо владелец «субару» – очередной сектант, коих немерено по Богом забытым уголкам Америки. Не то чтобы Генри особо трепетно относился к религии – он причислял себя к католикам, хоть и не заглядывал в церковь с детства. Но он здраво полагал, что перегибание палки в любом деле ни к чему хорошему не ведёт.
Генри начал спускаться по пологому склону, где трава достигала до колен. Подойдя к калитке, он увидел, что источниками света на площадке выступают свечи: внушительное количество, поставленное на деревянную стойку. Свечей точно было больше ста, и каждая из них заставляла соседей отбрасывать длинную подёргивающуюся тень.
Ещё на площадке был человек. Он сидел на сером булыжнике, как гипнотизированный наблюдая за пляской мини-факелов. Таунсенд видел его косо со спины, так что взору попал только чисто выбритый затылок с пучком волос на макушке (Генри сразу вспомнил повальное увлечение панк-культурой в восьмидесятые, когда он только начал ходить в школу). Он зашаркал ботинками по траве, давая знать о себе. Не оборачиваясь и вообще ничем не изменив умиротворённую позу, человек заговорил:
– Т-так ты тоже п-пришёл, чтобы посмотреть на к-камень?
Выдавив эти слова, человек оглянулся. Первое, что зафиксировал Генри – его ужасная худоба. Зелёная футболка с изображением какого-то демонического существа болталась на торсе, как на пугале. Лицо было совсем молодое, чуть ли не подростково-прыщавое, но Генри показалось, что это впечатление обманчиво. Человек одарил его неуверенной и в чем-то подобострастной улыбкой.
– Что? – переспросил Генри.
– Этот к-камень, – он указал жестом. – Я п-подумал, что ты к нему. Когда я был з-здесь раньше, встретил п-парня, который изучал его, в-вот и решил…
Генри проследил за его жестом. В самом деле, в тени деревьев высился большой чёрный камень. Удивительно, что он не заметил его сразу. Камень лежал у ограды мрачной громадиной. На поверхности были видны бесчисленные трещины и расколы, из-за этого он напоминал пожилого старика. Картина удручала.
– Н-но я нашёл к-камень раньше него, – не без самодовольства сообщил заика. – В-впечатляет камушек, а?
– Ну да, – согласился Генри. Собеседник расцвёл, найдя подтверждение своей правоте:
– В с-старые времена индейцы н-называли его Наки… – он запнулся и выговорил тщательно по слогам, – Накихона. Т-тут проводились обряды. Индейцы общались с душами с-своих предков. К-круто!
Прийти сюда на ночь глядя, чтобы полюбоваться старым валуном? Генри вспомнил ворох бумаг в машине.
Хм, а этот тип, похоже, религиозный фанатик. Час от часу не легче.
– С-сейчас его тоже используют, – доверительно сообщил человек, снова уставившись на свечи. – Парни из п-приюта, они величали его «К-камнем Матери».
– Из какого приюта?
Человек взглянул на Генри с таким удивлением, будто тот ляпнул что-то невообразимо глупое.
– Там, – он неопределённо махнул вперёд, – н-недалеко. Детский приют. Им управлял здешний р-религиозный культ, это знали н-немногие…
Он выждал, словно надеясь получить похвалу за столь выдающиеся знания. Но Генри молча ждал продолжения: его тоже околдовал хоровод огня и теней.
– В-общем, – человек обиженно насупился и стал напоминать совсем уж малолетнего подростка, – эти п-парни собирали там с-сирот и делали с ними странные в-вещи. Я слышал…
Он спохватился и замолк, сообразив, что сболтнул лишнее. Повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь треском пламени. Посчитав, что пришло время сменить тему разговора, Генри подошёл ближе к собеседнику и протянул руку:
– Генри Таунсенд.
– Очень п-приятно, – рукопожатие у человека было вялым и неуверенным. Его ладонь так и жгла холодом, хотя вокруг было тепло. – Д-джаспер Гейн.
– Взаимно, – Генри кивнул.
Гейн было снова ушёл в свой астрал, но вдруг подозрительно прищурился:
– Если т-ты не к камню, то з-зачем сюда приехал?
Хороший вопрос. Генри поразмыслил и решил, что смысла скрывать правду нет. Но перед этим…
– Джаспер, можно вопрос? Обещаю, что после того, как ты дашь ответ, я отвечу на твой.
– В-валяй, – кивнул Гейн, и в глазах появился азартный блеск. Генри это почему-то насторожило.
– Где мы?
На этот раз даже разговорчивый Гейн замолк надолго. Сначала он полминуты изучал лицо собеседника, выискивая намёк на шутку. Потом попытался рассмеяться, но смех растаял в горле при взгляде на серьёзное лицо Таунсенда. Лишь после этого он решился подать голос:
– Т-ты не знаешь?
– Увы, – ответил Генри, чувствуя себя круглым дураком.
Гейн почесал в затылке, абсолютно сбитый с толку:
– С-странно это. Но вообще мы на б-берегу озера Толука. Ш-тат Мэн. Г-город… – он выдержал паузу, прочищая горло. – Город Сайлент Хилл.
