Текст книги "Квартира 302"
Автор книги: Георгий Старков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)
4
Он сидел, не двигаясь, не думая, не дыша. Время замерло, покрылось инеем. Тишина звенела в ушах натянутой гитарной струной. К запертой двери больше никто не подходил. Наверное, думал он в редкие моменты просветления, так сходят с ума. Больше нет смысла отрицать… Больше незачем.
Но когда свет за окном сменился вишнёвыми сумерками и вдоль улицы зажглись жёлто-синие неоновые огни, он снова почувствовал прилив желания жить и бороться, разрушить глухую стену. И с тяжёлой мыслью пошёл в ванную комнату, чтобы вновь взглянуть в лицо своему худшему кошмару.
5
До того, как открыть глаза, он услышал вблизи наэлектризованное гудение, которое перемежалось громким потрескиванием. В этом звуке тонул далёкий, на краю земли, гул машин. Кажется, шумел ветер где-то высоко, но свист был слишком слабым, чтобы слух воспринимал его в полной мере.
Разлепив веки – они намертво слиплись, и Генри потратил на это неприлично много времени, – он сразу понял, куда на этот раз попал по воле Божьей (или чьей-то другой). Это была крыша здания. Он лежал в позе мертвеца под открытым небом, которое приняло фиолетовый оттенок. Солнце зашло, шли финальные аккорды вечера позднего лета. Надвигалась ночь.
Он встал. На фасаде крыши висел проволочный стенд, на который были натянуты огромные буквы, слепленные из неоновых трубок. Трубки светились приторным жёлтым светом, придавая рубашке Генри окрас сливочного масла. Он увидел первую букву – исполинский круг, буква H, затем O. Следом шла Т, которая почему-то была более тусклой, чем остальные буквы, и издавало то самое электрическое потрескивание. Е, L… Дальше Генри не стал читать – отчасти потому, что часть надписи пряталась за пентхаусом на крыше, отчасти… Он уже понял, какой текст образует надпись. Имел возможность любоваться из окна каждый вечер за всё время проживания в квартире 302.
Отель «Южный Эшфилд».
Он располагался напротив его дома – громадина в восемь этажей, в чью стеклянную пасть день и ночь вливались толпы людей. Четырехзвёздочный отель был одним из достопримечательностей города и уж точно – главной гордостью района Южный Эшфилд. Генри ни разу там не ночевал, но вид здания вызывал в нём стойкую аллергию – постоянные гудки и грохот машин на стоянке отеля мешали спать.
Теперь он находился на самом верху этой обители роскоши, рядом с зазывающе яркими буквами, на высоте тридцать футов над землёй. Генри подошёл к краю и глянул вниз. Он хотел видеть машины, людей, собственный дом – и убедиться, что он может спуститься туда, вырваться, пускай таким сюрреалистическим образом, из заточения. Но проволочная конструкция вкупе с надписью ограничивала обзор, не давая видеть ничего, кроме смазанных огней на той стороне улицы.
Ладно. Раз уж я здесь, то могу просто пойти вниз по лестнице… или на лифте… толпы служащих и постояльцев, опять же…
Мысль не принесла желанного успокоения. Что-то было ненормально уже здесь, на крыше. Мусор лежал горой – битые бутылки, газеты, даже порванная автомобильная покрышка, бог весть каким образом сюда забредшая. У правого ботинка Генри склизлой массой валялся использованный презерватив. Генри не прибавилось радости от осознания того, что минуту назад он, скорее всего, лежал на этой штуковине.
Да. В этом и дело – слишком всё ветхо, шатко и смахивает на дешёвую ночлежку. Даже буквы еле крепились на каркасе, угрожая обвалиться со дня на день. Конечно, вблизи всё выглядит прозаичнее, чем издали, и на деле отель не сказочный дворец. Но до такой степени…
Гул моторов стал громче. Генри различил в этой какофонии отчаянный гудок сигнала. Это придало ему уверенности. Как бы там ни было, на этот раз он не в запертой коробке, как метро или цилиндрическая тюрьма. Нужно только добраться до земли…
Вниз вела металлическая лестница, прикреплённая к заднему фасаду. Выглядела достаточно крепко, но Генри первые шаги делал с осторожностью. Конструкция не заскрипела и не обвалилась градом железных скоб. Он почувствовал себя увереннее и бодро зашагал вниз, мимо чёрных, как дёготь, окон. Перебраться в окна он не мог – лестница отстояла от них по меньшей мере на фут. Внизу виднелась узкая полоса проулка.
Когда он преодолел три этажа, лестница внезапно свернула под прямым углом, упёрлась в пол обозревательной площадки и бесцеремонно кончилась. Чувствуя себя жестоко обманутым, Генри сошёл на площадку. Похоже, он находился на служебном крыле. Площадка использовалась работниками отеля как курильня, куда при желании выходят проветриться, не опасаясь застать критичного постояльца. Достаточно широкий бетонный квадрат, на дальнем конце несколько дверей, и на каждой надпись: Только для персонала. Никаких признаков жизни. Ни одного светящегося окна. Отель словно вымер.
Тут что, никого нет?
Наверное, Генри подумал настолько громко, что мысленный глас достиг небес. Во всяком случае, кто-то решил ему помочь с этим вопросом – не успела мысль пронестись в мозгу, как сверху раздался вопль и что-то стремительно промелькнуло в наступающей мгле. «Что-то» кулем рухнуло на бетонный пол и громко охнуло. Генри не успел ничего понять, как упавший шевельнулся и проворно вскочил на колени. Кажется, это был человек… судя по очертаниям. С места, где стоял Генри, он выглядел неясным чёрным силуэтом.
– Чёрт возьми! – совершенно по-человечески воскликнул он. У Генри не осталось больше сомнений. – Что за дерьмо опять?
Вскинув голову, человек порывисто огляделся; видимо, падение не причинило ему серьезных ушибов. Голос казался знакомым, но Генри остался на месте, считая за благо пассивное наблюдение. Но когда человек замер, глядя в его сторону, он понял, что далее молчать нет смысла.
Генри сделал шаг ближе к упавшему, и тот резко поднял правую руку. Что-то было сжато в руке… Голос стал ледяным:
– А ну назад!
Генри поспешно вскинул ладонь, показывая, что не вооружён. Но тут же вспомнил о сумраке и в сердцах плюнул. Забавно получится, если его здесь банально застрелят.
– Опустите оружие, я не враг, – вслух сказал он, не спуская взгляда с пистолета. Тот вздрогнул:
– Ты человек?
– Да, – ответ почему-то вышел слегка неуверенным.
– Тьфу ты, едва не выстрелил, – грозное оружие поникло и уставилось на пол. Генри стало легче дышать. – Надо же, первый человек, которого я вижу в этом проклятом местечке.
Человек устало хохотнул и поднялся. Отсвет неоновых ламп упал на лицо, и Генри едва сдержал возглас удивления. Кого он меньше всего ожидал здесь увидеть, это любопытного жителя квартиры 207. Ричард Брейнтри был в той же невозможно щегольской рубашке с галстуком. Редеющие волосы были аккуратно зачёсаны. Когда Генри подошёл к нему, он нахмурился, сразу став похожим на ощетинившегося пса:
– Постой-ка, я тебя знаю. Ты живёшь на противоположном крыле, так?
Генри с готовностью протянул руку:
– Да, вы правы. Меня зовут Генри.
Брейнтри демонстративно сделал вид, что не замечает жест, и посмотрел куда-то в конец площадки, где копилась тьма. Лицо выражало крайнее презрение. Генри с усилием подавил в себе прилив злости.
– А я Ричард Брейнтри, – представился сосед. – Живу в двести седьмом.
– Да, мы уже встречались несколько раз, – Генри с удовольствием увидел, как лицо Брейнтри скосила гримаса. Впрочем, он быстро нашёлся:
– Не знаешь, что за хрень тут творится?
Генри молча покачал головой. Можно было бы рассказать про свои прошлые приключения, но что-то не хотелось.
– Эта дыра… – Брейнтри взглянул на тёмное небо со скудными гирляндами звёзд. – Что-то это местечко мне напоминает. Случаем, это не тот отель, который расположен напротив нашего дома?
– Похоже на то, – согласился Генри и почему-то тоже взглянул вверх. Сливовый оттенок сошёл, над головой была пронизывающая чернота.
Брейнтри вдруг нахмурился:
– Погоди-ка… Раз ты тоже сюда попал, то значит… Ты ведь полез в эту гребаную дыру, не так ли?
Генри кивнул. Брейнтри задумчиво потёр подбородок дулом револьвера. При виде столь небезопасного действа у Генри заныли зубы, но Ричард не испытывал никакого дискомфорта:
– Получается, это не только у меня… Что-то не так со всем зданием. Точно. Так вот что могло случиться с тем парнем…
– С каким парнем? – немедленно отреагировал Генри. Брейнтри взглянул на него, будто увидел Таунсенда впервые в жизни.
– Журналист. Он раньше жил в твоей квартире, но однажды исчез. Полиция приезжала, устроили полный шум-гам.
– Его нашли?
– Нет, – скривился Брейнтри. – Откровенно говоря, я думал, что этот писака… журналист… полностью сбрендил и просто сбежал. Он был странный, особенно в последние месяцы. Заперся в квартире и не выходил. Всё корпел над своим то ли расследованием, то ли исследованием.
– Как его звали? – отрывисто спросил Генри. Он подошёл к Ричарду вплотную, и тот отошёл в сторону, бросив через спину:
– Не помню. То ли Шиммер, то ли Шварцнер. Довольно простая фамилия.
Он дёрнул ручку одного из дверей, и та с лёгкостью открылась. Внутри было довольно светло – но свет был грязный и засалённый, как от керосиновых ламп. Брейнтри оглянулся на Генри:
– В-общем, я сматываюсь отсюда. Эта хренотень давит на нервы, не находишь?
Глаза пристально наблюдали за Генри, пресекая любые предложения пойти вместе. Генри не сомневался, что если он совершит такую глупость, то Брейнтри попросту наставит на него револьвер и скажет, что их дороги лежат порознь.
Поэтому он только заметил:
– Будьте осторожны, здесь опасно.
– Опасно? – Брейнтри, казалось, заколебался; рука крепче легла на рукоять револьвера. – Что ты имеешь в виду?
Генри подумал о толстяке, его трясущейся от страха руке, которая сжимала воротник рубашки, и выдал:
– Остерегайтесь ребёнка. Если увидите его, держитесь подальше.
И тут же понял, какую глупость сморозил.
– Ха! – Ричард рассмеялся так резко, что смех отдался эхом у стены. – Ребёнка?.. Надо же.
Он окинул Генри испепеляющим взглядом вкупе с холодной снисходительной улыбкой:
– И вообще, тебе тоже следовало бы как-нибудь выбраться из этого места. А я пошёл. Ребёнка…
Фыркнув, он захлопнул дверь. Жёлтый прямоугольник исчез с пола, убрав неестественно удлинённую тень. Генри направился к соседней двери, на ходу размышляя над тем, что имел честь только что слышать.
Он раньше жил в твоей квартире, но однажды исчез.
Картина стояла перед глазами предельно ясно – бедолага журналист, который ошарашенно смотрит на дверь, увешанную цепями. Потом – часы мучительных попыток обрести свободу, и в конце взрыв отчаяния. Но потом…
Явилась дыра. Журналист – Шиммер? Шварцнер? – отправился путешествовать в её бездонную глотку. Конечно… иначе и не могло быть. И он исчез.
Куда привёл журналиста нескончаемый тоннель? В станцию метро? В леса возле Сайлент Хилла, где его загрызли безглазые собаки?
Чёрт бы тебя побрал, Фрэнк, как ты мог умолчать об этом?
Но с другой стороны, что бы менялось, если Фрэнк ему об этом сказал? Разве он стал бы отказываться от устраивающей его по всем характеристикам квартиры только из-за того, что раньше в ней жил журналист, который «полностью сбрендил»? Господи, нет, конечно. Если бы Сандерленд рассказал, что в квартире 302 повесилась целая семья, то в ответ услышал: «Да-да, конечно, спасибо, так когда мне въезжать?». В то горькое время у Генри было только одно желание – уединиться, и чтобы никто ему не мешал. Никто.
Как ни крути… всё было предопределено. Так хотел Бог, ага? Генри дрогнул и открыл дверь.
Увиденное подтверждало его худшие опасения. Полоса лестницы, ограниченная проволочным навесом, спускалась вниз, извиваясь по-змеиному. Напоминало скорее тюрьму, чем роскошный отель… и там, за проволокой… дьявол, что это такое? Сколько Генри ни вглядывался, он не мог взять в толк. Нечто розовое и липкое покрывало всю противоположную стену. На ней ползали толстые ленивые слизняки. На глазах Генри один из гадов лопнул с жирным треском, раскидав ошметки серой плоти. Комочки рухнули вниз с высоты восьмого этажа – никакого пола не было в помине, внизу только чёрный провал. Генри сглотнул твёрдый комок, вставший поперёк горла. Высоты он не боялся, лестница выглядела крепкой, но всё равно на мгновение закружилась голова.
Это был не отель. Очередная безумная ловушка, призванная отнять у кого-то жизнь. Генри догадывался, у кого…
Брейнтри.
Он развернулся и выскочил на площадку, чтобы броситься следом за недружелюбным соседом. И тут же столкнулся нос к носу с существом, которое привольно разгуливало по площадке. Оно быстро обернулось и взглянуло на Генри с детским любопытством. Как и прежде, на секунду мозг Таунсенда перестал анализировать поступающие сигналы, подавая отчаянный сигнал: что-то не так с этой тварью. Что-то далеко не…
Потом он понял. Апатия исчезла, словно в телевизоре включили цвет и звук. Перед Генри стояло нечто обезьяноподобное, нелепо опирающиеся на задние лапы, непрерывно трясущее всеми конечностями. Рваная серая плёнка была натянута на тело, а его голова…
Генри приглушённо застонал и сделал шаг назад. Существо подняло передние лапы с толстыми кривыми пальцами и издало довольный смешок. Оно прыгнуло вперёд с ловкостью шимпанзе, но опоздало: Генри уже захлопнул дверь. Существо ударилось с той стороны, потом начало биться об неё лапами. Дверь выглядела крепкой и способной выдержать эти нелепые атаки, но Генри не стал гадать и побежал вниз, перепрыгивая через ступеньки. На стене лопнул с хлюпаньем ещё один слизняк, но Генри было не до того. Он лихорадочно пытался забыть, стереть из памяти то, что видел. Голова существа. Она всё выплывала перед взором, загораживая грязные ступеньки – серая, с клоком взмокших волос, с выпученными неживыми глазами… человеческая. Cнизу, под подбородком твари, висела вторая голова – и она уж точно принадлежала обезьяне. Взгляд обезьяньих глаз был осмысленным, в отличие от человеческой. Монстр прилепил к своему телу голову жертвы – наверное, считал, что так ему будет легче обманывать людей.
Этот смешок… Чёрт возьми, какая голова издала её? Уж слишком был человеческим этот злорадный хохот. Слишком человеческим. Генри сжал руками виски. Забыть. Забыть о твари. Не было никого на площадке. У него галлюцинации. Сейчас важно одно: добраться до первого этажа и предупредить Ричарда об опасности.
Лестница кончилась в двадцати футах над землёй, приложившись последней ступенькой к двери с лаконичной надписью: «Спортивный магазин Альберта». Генри это показалось странным – как-никак здание вроде бы отельное, так какого баяна здесь делает спортивный магазин?
Внутри было чисто и опрятно, как во всех небольших магазинчиках с заботливым хозяином. Полки с волейбольными мячами, ракетками и прочими снарядами блестели в свете люминесцентной лампы. Генри заметил в углу стройный ряд новеньких бейсбольных бит. Взяв в руку одну, он с огорчением убедился, что бита тренировочная и сделана из пластмассы. Жаль, ему бы очень пригодилась сейчас настоящая алюминиевая. В своё время Генри был запасным страйкером университетской команды. Давно это было.
Чёрный выход был приоткрыт, и из проёма доносилась непонятная гульба. Жалобные завывания, лай, мяуканье перебивали друг друга, поднимая невообразимую симфонию. Генри вышел, держась настороже. И едва не свалился с ног, которые вдруг превратились в ватные кули.
Здесь лестница продолжалась, на сей раз преодолевая только один этаж. Одинокая дверь виднелась в щель между ступеньками как раз под ногами Генри, и оттуда исходил весь животный гам. На этот раз мозг не стал запинаться и сразу донёс леденящую картину – вся лестница была в крови.
Ступеньки были измазаны в багровой жидкости. На стене тонкими струями, как вспухшие вены, засохла кровь. Кровь была на двери внизу, на проволочном ограждении. Давняя и застывшая, она всё равно источала запах, от которого Генри едва не вырвало. Ему не пришло в голову спастись бегством, вернуться в магазин спортивных товаров. И даже глаза Генри не прикрыл – стоял и смотрел на ужасную картину, пока не зашевелились волосы на затылке.
Этого не может быть. Никогда.
Нога дёрнулась сама собой в нервном спазме, и из-под подошвы со звоном отлетело что-то металлическое и блестящее. Генри в апатии проследил взглядом. И увидел использованную гильзу, которая перекатилась на край ступеньки, юркнула там через ячейку сетки и исчезла. Рядом лежала ещё одна гильза. Дальше – ещё одна… Неожиданно до Генри дошло, что кусками стали усыпан весь пол. Словно через лестницу прошествовала расстрельная дивизия, оросив задний выход магазина галлонами крови.
Как пьяный, он сделал шаг вниз, поскользнувшись на краю ступеньки. Отчаянно замахал руками, как пьяный, но всё-таки упал. Ноги предали его. Ладони упёрлись в лестницу и испачкались в застарелой крови. Она выглядела как мелкий бурый порошок. Вроде тех растворимых напитков, отрешённо подумал Генри, поднимаясь. Он с остервенением потирал кисти о джинсы, пока кровь не сошла. И пошёл дальше, двигаясь зигзагами в узком пространстве. Генри был бы рад схватиться за ограду, но там тоже была кровь. Везде была кровь…
И опять, как в худшие моменты – короткое расстояние давалось с таким трудом, будто он проходил мили по кровавой дороге. К моменту, когда он наконец коснулся ручки нижней двери (Всё для питомцев, Стив Гарланд, гласила вывеска, и буквы были утоплены в крови), Генри утратил всякую связь с окружающим миром, полностью уйдя в борьбу с неумолимой тошнотой. Рот наполнился слюной, глаза затуманились, уши отгородились резиновой затычкой. Поэтому он не услышал звуков, доносящихся из-за двери – иначе сто раз подумал бы перед тем, как вторгаться в лавку Стива Гарланда.
Но он был слеп и глух. Он открыл дверь, вступил в сумрак магазина с чувством, с каким утопающий чувствует под ногами твёрдую опору. Но возрадоваться как следует не успел, ибо на голени сомкнулись острые, как ножи, зубы.
– А-а, чёрт! – проорал Генри, когда сумрак внезапно полыхнул всеми цветами радуги. В нос ударил запах рыбы, сухого корма и гнилого мяса. Боль растеклась волной кипятка, и он понял, что падает на пол. Она вернулась, думал Генри, когда мир переворачивался. Она вернулась мне отомстить. Чёртова псина…
За ним закрылась дверь магазина, облачая комнату в синюю полутьму. Генри услышал, как к нему подбирается любопытный шорох лап. Всё для питомцев, гласила вывеска над входом, и это было правдой. Сегодня, например, для питомцев была подготовлена отличная трапеза. Свежее мясо.
6
Ричард заприметил мальчика на третьем этаже. Ребёнок хорошо сливался с темнотой в углу лестничного пролёта, но Брейнтри никогда не жаловался на зрение. На секунду он остановился – не от страха, от неожиданности. Он успел привыкнуть к звенящей пустоте внутри отеля (впрочем, если местечко в самом деле являлось отелем, то Ричард был готов сожрать собственные башмаки). Появление темноволосого мальчугана в полосатой водолазке нарушило вырисовывающуюся гармонию. И Брейнтри в первую очередь испытал именно раздражение.
Мальчик нагло глазел снизу вверх, не собираясь даже поздороваться. Что тоже не понравилось Ричарду. Он не любил детей, особенно с таким самоуверенным взглядом. С него хватало той толпы мелюзги, которую развели жители квартиры по соседству.
– Кто ты? – спросил он. Мальчик молчал. Ну уж это никуда не годилось. Когда взрослый спрашивает…
– Не о тебе ли болтал тот тип?
Вопрос был риторическим. Вряд ли в этом омертвелом месте было так много детей. Пижон из триста второй имел в виду этого парня. Ещё предупреждал, что его следует опасаться… Ричард не видел в мальчике ничего устрашающего, но он знал: дай такому шустряку ещё десять лет, и он без зазрения совести отберёт у тебя последнюю корку хлеба. Всё это «новое поколение», достойное потомство хиппи и коммуняк, вместе взятых.
Он крепче взялся за револьвер:
– Ты тоже живёшь в нашем доме?
Молчание.
– Тебя вообще когда-нибудь учили отвечать на вопросы?
На последнем вопросе Ричард повысил голос. Мальчик пугливо вздрогнул, но всё-таки не сдвинулся с места и ничего не сказал, лишь угрожающе насупился, напоминая хомячка. С таким выражением мордашки он был чрезвычайно похож на…
– Погоди-ка, – ахнул Брейнтри, взмахнув револьвером, – я тебя знаю! Тот паршивец, который постоянно ошивался в нашем подъезде! Чего тебе здесь нужно?!
Это был он! Ричард не забыл ещё, как он шастал по всем этажам до одышки, разыскивая мелкого мерзавца. Мальчик имел привычку приходить в их дом и целыми днями молча караулил в подъезде, мозоля глаза. Ричард стерпел это в первый раз, во второй, в третий. Но когда через неделю снова увидел настырного мальчика свободно разгуливающим по лестничной площадке его крыла, как полноправный хозяин, он взорвался и выставил его за дверь. Он надеялся, что паршивец получил хороший урок и больше не заявится, но как бы не так: тот продолжал втихаря вползать в дом, на сей раз скрываясь от его глаз. Ричард пожаловался управляющему, но тот лишь рассмеялся и сказал, что их дом не запретная зона, чтобы закрывать вход мальчику. «И потом, – добавил Сандерленд, – он никому не мешает». «Мне мешает, – возразил Ричард. – Не выпроводи его сегодня, и завтра дом будет кишмя кишеть такими сорванцами». Сандерленд ничего не сделал, и Брейнтри окончательно уверился, что управляющий слишком мягкотел. С тех пор они общались мало и сугубо по делу. А в следующий день Ричард поймал парня за шиворот на подступах к дому и задал ему взбучку. Помогло ненадолго.
– Ты! – выдохнул Ричард, выходя из себя. – Какого чёрта ты здесь делаешь?! Должно быть, ты знаешь, что за чертовщина тут творится, да?
Он указал на мальчика дулом револьвера. Вот тут парень не выдержал: его глаза расширились, и он пустился наутёк вверх по лестнице, искусно обойдя Брейнтри сбоку.
– Эй! – закричал Ричард, вскидывая руку с оружием. – А ну вернись! Эй!
Мальчик лишь добавил прыти. Он скрипнул зубами. Невежливо уходить не прощаясь. Об этом знают даже бродяги. А если тебе десять лет и с тобой хочет поговорить по важному делу взрослый человек, то это и вовсе непростительно.
– Эй, стой!
Увидев, что слова не возымели никакого действия, он бросился следом. Мальчик уже был этажом выше; топот его ног беспрестанно звучал над головой. Брейнтри громко выругался, споткнувшись о ступеньку, однако не прекратил преследования.
Никуда не денешься, злорадно думал он, преодолевая четвёртый этаж. Сердце колотилось в груди, делая дыхание сиплым и прерывистым. Никуда ты не денешься, панк проклятый. Разве что ветром с крыши унесёт. Мысль показалась ему забавной, и он холодно улыбнулся.
