Текст книги "Рудознатцы"
Автор книги: Георгий Лезгинцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Виктор нервничал – ему не терпелось скорее увидеть Светлану. Прошлой осенью, когда он приезжал в Зареченск, их встреча не состоялась: она уезжала к родителям, а он туда поехать не решился. Теперь он ехал за ней. Он расстался с институтом, с Москвой ради того, чтобы не расставаться со Светланой.
…Она уехала внезапно. Об этом он узнал лишь из ее записки, оставленной в их комнате. Узнал, когда Светлана уже была в Сибири. Вначале он храбрился, уговаривал себя, что, мол, поблажит немного и вернется к нему, но время шло, она не возвращалась и даже не ответила ни на одно его письмо…
Грузовик бросало из стороны в сторону – весенняя распутица в некоторых местах испортила дорогу. В утреннем тумане Виктор не ощущал скорости движения автомобиля до тех пор, пока не взглянул вверх, на мчавшиеся прямо на него кроны деревьев. Дорога потянулась на мелколесные сопки, издали похожие на огромные хлебные караваи. Грузовик недовольно урчал, ему было тяжело на крутых подъемах. Резкий поворот – и совсем неожиданно перед глазами Виктора открылся необозримый синеватый океанский простор.
– Океан, – с уважением произнес шофер и остановил машину у поворота.
Виктор быстро открыл дверь кабины, стал на подножку и, стараясь, чтобы шофер не увидел, а если и увидел, не придал бы этому значения, сдернул со свой головы кепку. Утренний океан предстал еще сонным, спокойным, ленивым.
И Виктор, стесняясь, как ему казалось, своей старомодности, держал перед океаном безмолвную, взволнованную речь:
«Вот мы и встретились, чтобы больше не расставаться, дружить с тобою всю мою жизнь!.. Я должен начать раскрывать твои секреты, и многие поколения людей после меня еще будут долго познавать твои бесчисленные тайны… Я горжусь тем, что буду одним из первых. Человек должен узнать, где хранятся твои несметные клады. Возможно, где-то совсем рядом, у этого мелкого берега, а может, на десятикилометровой глубине хранишь ты в кромешной тьме богатства, ненужные тебе, но так необходимые человеку!..»
Виктор глубоко вдыхал влажный и теплый воздух, смотрел на белое судно, призраком проплывавшее по горизонту.
– В твою экспедицию – вот сюда! – Шофер пальцем показал на правый поворот и включил мотор.
Они поехали влево. В горы. К Светлане.
Виктор увидел, как яркое солнце дробилось от мелкой океанской ряби в слепящую россыпь огней. И вдруг океан пропал за скалой так же внезапно, как и появился. Узкая проселочная дорога все глубже врезалась в реденькую буреломную тайгу.
Подъехали к деревянному мосту и остановились. Шофер пошел с ведерком за водой.
– Брюхатая, вся распухла, – сказал он о реке, заливая воду в парящий радиатор.
Виктор поворотом рычажка включил висевший у него на груди транзистор: музыка успокаивала нервы.
…Сквозь залепленное грязью ветровое стекло он заметил набегавшие на него дома поселка и, волнуясь, попросил шофера остановиться у дома номер три на Горной улице.
Здесь помещался геологический отдел рудника, а на втором этаже, в угловой комнате, как писала Михаилу Васильевичу Светлана, жила она.
Взглянув на часы – всего половина седьмого, – стучать не стал, чтобы не поднимать лишнего шума. В окне угловой комнаты заметил открытую форточку и, набрав несколько маленьких камешков, стал осторожно бросать их. Камешки, дзинькая, отскакивали от стекла, два влетели в форточку.
– Виктор? – услышал он свое имя и увидел за стеклом копну Светланиных волос.
Через минуту со скрипом открылась дверь, Светлана с недоумением смотрела на него. Только сейчас она думала о прошлом, пытаясь представить свое будущее… и вдруг эта встреча! Его глаза искрились хмельной радостью, он протянул к ней руки, но она отступила назад, зябко кутаясь в легкий халатик.
– Кладу голову на плаху, а повинную голову меч не сечет!.. Все еще злишься? – спросил он, обескураженный ее холодностью.
– Нет. Все перегорело, и злость тоже.
– Уж так все и перегорело?.. Не верю!.. Умоляю тебя – опомнись! – прошептал он.
Светлана невесело улыбнулась.
– Разве любовь можно вымолить? Она или есть, или ее нет, и тут ничего не поделаешь… – в раздумье проговорила она.
– Я приехал на несколько дней. За тобой. Где мне оставить чемодан? – растерянно спросил он.
– В гостинице. Мне холодно, я пойду оденусь.
– Я приду через десять минут, – обиженно сказал он, унося свой чемодан.
…Светлана ждала его у своего дома. На ней была походная одежда – куртка с «молнией», спортивные брюки, сапоги, цветастый платок.
За эти десять минут она обрела внутреннее спокойствие и дружески улыбнулась притихшему Виктору.
– Пойдем? – Светлана кивнула на темно-синюю заплывшую талым снегом дорогу, по сторонам которой чернели кусты.
Они пошли, и их наполняла весенняя радость, она была во всем: в зеленом дыме березняков, в буйстве щебечущих птиц, в испарине просыпающейся земли…
Подошли к речке. Лед вздымался на дыбы, как табун диких коней. Стоя на крутояре, Светлана проговорила:
– Рассказывают, что раньше здесь в троицын день деревенские девчата сплетали венки и пускали по реке, гадая на суженого…
– Погадай на меня! – улыбнулся Виктор.
– У нас с тобой все давно разгадано.
Они миновали огороды. Снег тут почернел, стал ноздреватым, в следы сразу же набегала вода. Через овраг не прошли – ткнулись туда-сюда, а внизу уже полно талой воды. Пока обходили, Светлане в сапоги набился мокрый снег.
Вот и тайга. Пихты в зеленых кожушках шагнули им навстречу, защекотали хвоей. А березы такие белые, чистые – кора светится, ветви покачиваются, как косы. И «котики» уже есть на вербах – пушистые, ласковые.
Светлана пропала за деревьями. Виктор не сразу и заметил, что остался один. Странное чувство овладело им: как будто никого с ним не было, как будто лес присматривался к нему, как к чужому… Только у берез и в зеленой улыбке хвои почудилось ему что-то приветливое, а осина и лиственница словно бы недоверчиво хмурились…
– Ау, ау! – услышал вдалеке и, чтобы не выдавать себя, не ответил, а побежал вперед.
Прячась за деревьями, он обходил то место, откуда она аукала. Вот где она! Зашел сзади. Чем ближе подходил, тем ступал осторожнее. Но она все же услышала… Оглянулась встревоженно, в глазах замер испуг, потом испуг сменился насмешкой, Светлана бросилась бежать.
Виктор догнал ее, схватил за плечи и, повернув к себе ее лицо, пытался поцеловать. Она знакомо почувствовала его влажные губы, жесткие волосы, скользкий шелк рубашки, шершавость пиджака и поспешно оттолкнула его. Он увидел ее расширенные, переполненные слезами глаза и сдержался.
Дальше шли молча. Она – немного впереди. Виктор старался не смотреть на ее стройную фигуру, пробовал что-то насвистывать, но напрасно – свист то и дело обрывался.
Спустились на широкий луг, который весной покрывался ровной густой травой, а летом – копнами скошенного сена. Тайга отступала от луга, впереди вилась серая, вспухшая река.
Светлана вспомнила лето – их лето, синюю реку, пароход, большую копну пахучего сена, опрокинутую корзинку с грибами. Щеки ее вспыхнули.
– Слышишь?.. Журавли… – насторожился Виктор.
– Вчера я ходила в маршрут, слышала, как они курлыкали над лесом.
На холмике посреди луга стояла старая высокая пихта, а за ней в березовом перелеске чернели треноги буровых станков. Пока подходили ближе, пихта все увеличивалась, вырастала. Вдруг Светлана бросилась вперед, добежала до пихты, прижалась к стволу.
– Что-то говорит, а что – не пойму! – крикнула она.
Виктор приложил ухо к шершавой коре и ничего не услышал, кроме ровного, тяжеловатого шума ветвей. От хвои веяло смолистым, терпким холодком.
– Она шепчет мне: «Простила, любит».
– У тебя плохой слух, – ответила Светлана и убежала далеко вперед.
Она что-то напевала, что-то кричала, что-то говорила и смеялась. Виктор тоже смеялся, хотя не мог разобрать ни единого слова. Светлана задрала голову и тщетно искала в небе летящий треугольник.
Журавли напомнили ей не раз слышанную от отца приисковую легенду о неизменности путей перелетных птиц. Легенда говорила, что птицы летят всегда одной и той же дорогой, на большой высоте, минуя города, появляющиеся на их путях, но никогда не отклоняясь от курса. Легенда утверждала, что птичьи дороги в древности обязательно проходили вдоль рек и за многие тысячелетия реки не раз меняли русло, но перелетные птицы оставались верны своим начальным путям-дорогам. Вот почему, говорил отец, золото нужно искать на их перелетных трассах: давным-давно там бежали реки. Глядя на свои буровые вышки, Светлана улыбнулась. Она тоже верила этой легенде.
Пошли вдоль берега и вдруг на сером льду, на середине реки, увидели темную, бьющуюся об лед птицу, которая не могла взлететь. Не задумываясь Светлана побежала туда. Виктор не успел остановить ее и растерянно смотрел ей вслед.
Лед впереди гулко треснул. Сухой треск угрожающе стрельнул по реке. Испуганная птица взлетела. Светлана остановилась, широко расставила ноги и раскинула руки, словно хваталась за воздух. Виктор зажмурился, и когда решился вновь взглянуть, то увидел, что она так и стоит с раскинутыми руками. Потом обернулась, и он увидел ее побледневшее лицо. Осторожно, словно шла по раскаленному, шагнула – раз, еще раз, потом так и замерла с занесенной ногой, потому что угрожающе веселое потрескивание снова пронеслось надо льдом. Светлана немного постояла и вдруг решилась – побежала!
Навстречу к ней кинулся Виктор.
После они долго смеялись.
– Ну, думаю, что будет, то будет! Только не ждать… В жизни ведь тоже так…
Виктор взял ее руки и, нежно поцеловав в ладонь, смущенно оказал:
– Понимаешь, Светка, я по-прежнему тебя люблю!
– Любовь не лампа, ее не зажжешь и не потушишь по желанию. Знаешь, что сказал один великий человек о любви? Если ты любишь, не вызывая взаимности, если твоя любовь не порождает ответной любви, если ты, любящий, не делаешь себя любимым, то твоя любовь бессильна, она – несчастье. Понял?
– Кто это сказал?
– Маркс… Любовь, милый Витя, – это счастье. Люди стремятся друг к другу многие годы, и она прокладывает им дорогу. Через преграды, через испытания. И ничем их не остановить, не помешать. Когда встретятся – никакая сила их не может разлучить. В ссылку – вместе, на костер – вместе, на подвиг – плечо к плечу…
Виктор слушал Светлану и не узнавал. Вернее, он понял, что раньше просто не знал ее.
– Поверь мне, Витя, жизнь кое-чему меня уже научила, – грустно закончила Светлана.
– Значит, разлюбила, – с трудом выговорил он.
– Не спрашивай – пожалеешь, – отведя от лица колючую пихтовую ветку, сказала Светлана и пошла вперед.
Снова долго шли молча. Небо заволокло свинцовыми тучами, вот-вот польет дождь. Снега как будто еще больше налились водой, потемнели.
Тайга осталась у них за спиной, и чем дальше они удалялись от нее, тем больше она хмурилась. А Виктор чувствовал, что возле весенней реки нашел то, чего у него не было раньше, о чем не скажешь словами. Он смутно чувствовал, что в его судьбу будто, с шумом распахнув окно, с ветром вместе, не спросясь, влетела, подобно вольной птице, живая душа.
В кедраче оба неожиданно остановились. Светлана подняла голову, словно надеялась что-то разыскать в покрытом тучами небе, и на лице ее медленно начала проступать задумчивая улыбка.
– Слышишь? – спросила она почти шепотом.
– Слышу… Прости меня, Светка! Слышишь? – тоже шепотом сказал Виктор.
– Слышу, – ответила она, или ему так показалось, потому что очень хотелось услышать именно это.
И вот над ними раздался такой щемяще жалобный, такой усталый и счастливый голос журавлей, что сердце Виктора забилось учащенно и у него перехватило дыхание от непонятного, тревожного чувства.
Высоко-высоко, над самой тучей, очень ясно увидел он черную тонкую нить, которая, то растягиваясь, то сжимаясь, удалялась в сторону от буровых вышек.
Виктор, приставив ладони ко рту, закричал, подражая их голосам, кричал вверх, в небо, туда, где летели журавли, будто звал их, будто молил вернуться.
Но птицы не слышали. А если и слышали, то вернуться уже не смогли…
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Морозным днем шагал Михаил Васильевич по улице Куйбышева, по направлению к Спасской башне, где у него в четыре часа была назначена встреча с Виктором и Светланой.
Приехав с Дальнего Востока в отпуск, они остановились у него – на этом настояла Светлана, – и его одинокая квартирка словно ожила.
Приехали они действительно вместе или только чтобы создать ему, беспокойному отцу, – опять же по настоянию Светланки! – иллюзию благополучного возрождения их маленькой семьи? Склеилась у них жизнь или нет? Он не знал этого и не расспрашивал их. Ему казалось, что не склеилась. Может быть, пока еще не склеилась? Михаилу Васильевичу хотелось бы, чтобы это было именно так: пока. Чтобы во всей жизни Виктора рядом была Светлана. Странно – порою она казалась ему чуть ли не роднее, чем собственный сын. Как могло это быть? Видимо, сказалось то, что Виктор, кровно, до боли, родной ему, вырос от него вдали, а вот эта Светлана словно бы впитала в себя все самое заветное, чем жили ее отец и он, Северцев, в молодые свои годы и в годы зрелости. Ох, как нужна она Виктору!
Эти раздумья перебивались сейчас у Михаила Васильевича совсем иными. Только что была у него важная беседа в отделе тяжелой промышленности Центрального Комитета партии. Алексей Сергеевич рассказал о принятом решении: вместо администрирующих главков создаются, пока еще в опытном порядке, хозрасчетные объединения и советские фирмы. Настало время наводить строгие порядки в лабиринтах хозяйственного управления. Возглавлять их должны хорошо знающие дело специалисты. Как смотрит, он, Северцев, на предложение возглавить одно из новых объединений? Это предложение застало Михаила Васильевича врасплох. Но и не только по такой причине ответил он отказом. У него интересная работа, менять ее он не хотел бы. Он в шутку назвал кандидатуру Филина. Хоть таким образом удастся избавиться от него! Алексей Сергеевич усмехнулся: при новой системе хозяйствования филиным не будет места в руководстве.
Рассказывал Алексей Сергеевич о принципах новой работы и о ее размахе – институт, Кварцевый и Заполярный будут в одной научно-производственной фирме. При расставании предупредил, что начатый разговор все равно будет продолжен.
Виктора и Светлану Северцев увидел издали – они стояли у Кремлевской стены, Светлана махала ему рукой, торопя его, и показывала на башенные часы: экскурсия начиналась через пять минут.
По скользкой брусчатке, запыхавшись, побежали они к Оружейной палате и успели пройти в помещение Алмазного фонда.
В полутемной зале с ярко освещенными стеклянными стендами они попали в многоязыкую толпу. Михаил Васильевич увел «ребят», как он их называл, от экскурсии: он знал историю каждой драгоценности нисколько не хуже гида, а к появлению на свет некоторых из них был причастен.
– Ну вот, вы видели коронные драгоценности русских царей, – говорил он. – Видели всемирно известный алмаз «Орлов», подаренный графом Орловым Екатерине Второй и вставленный в императорский скипетр. Любовались алмазом «Шах», который был поднесен Николаю Первому персидским шахом в «искупление» убийства Грибоедова в Тегеране… Но Алмазный фонд стал неизмеримо богаче в настоящее время, когда мы создали у себя собственную алмазную промышленность и развили золотую промышленность. Пройдите сюда и посмотрите! Вот алмазы «Горняк», «Мария», «Чекист». А этот, «Великий почин», – весом сто тридцать пять каратов. Полюбуйтесь «Прогрессом», он весит всего восемьдесят пять каратов, или семнадцать граммов, а стоит четверть миллиона долларов, или двести пятьдесят килограммов чистого золота!
Еще один искристый камешек привлек внимание Северцева. Вот наконец и встретился он с ней, с «Валерией».
Многое вспомнил Михаил Васильевич, глядя на этот алмаз: видение в красноватых лучах солнца на руднике Орлином, годы ожиданий, встречи на Сосновке, на озере Рица, в Москве, и опять годы тоски и разлуки, и трагедию на пожаре в тайге.
– Что задумались над алмазом с женским именем? – весело спросила Светлана.
– Так… Смотришь на камни, а мысли идут своей чередой.
Мимо колокольни Ивана Великого, царь-колокола, царь-пушки, Дворца съездов, через Троицкую и Кутафью башни вышли к Манежу.
– Новая работа тебе нравится? – спросил Северцев Виктора.
– Да ведь уже много месяцев я в Приморье. Все уже утряслось, и можно взвесить все «за» и «против». Твой вопрос я часто задавал себе сам: доволен ли я работой? Как отвечал себе, так и тебе скажу: в общем и целом – да. И в частностях – да! И ничего другого не хочу! И не вижу ничего существенного «против»!
– Похоже, что становишься настоящим рудознатцем, – сказал Михаил Васильевич.
У Манежа они расстались: Виктор и Светлана спешили в театр, а Северцев решил пройтись пешком и свернул в сад.
Он долго прогуливался по дорожкам Александровского сада, у грота с белыми каменными колоннами и гранитной могилы Неизвестного солдата с пылающим Вечным огнем.
Северцев поднял голову и увидел, как медленно, словно на парашютах, одна за другой опускались с хмурого неба снежинки. И вот уже бесшумная лавина низверглась на землю.
Всякие мысли лезли в голову. Опять Филин напомнил о себе – вычеркнул Северцева из списков лиц, представляемых к правительственным наградам: дескать, поменьше начальства. А вот у этих людей, которые идут рядом с ним по дорожкам, тоже, наверное, у каждого свой груз бесчисленных проблем, долгов, глупости, тоски, честолюбивых замыслов.
– Михаил Васильевич, здравствуйте! – услышал он женский голос.
Северцев сразу узнал Георгиеву, одиноко стоящую у могилы Неизвестного солдата.
– Елена Андреевна! Вот приятная встреча! – обрадованно воскликнул он и зашагал к ней.
Георгиева пошла навстречу. На ходу запахнула полы беличьей шубки, откинула со лба пуховый платок, открыв заснеженные черные с проседью волосы.
– Совсем меня забыл мой пациент. – Она грустно улыбнулась. – Не позвоните, не зайдете с тех самых пор, как… – Она не договорила. Поежилась, достала из черной сумочки пачку сигарет.
Они не виделись со дня возвращения Северцева, и он, крепко пожимая ей руку, спросил:
– Выглядите вы отлично, но почему одна?
Георгиева глубоко затянулась сигаретой и отвернулась. Достала из сумочки платок, приложила несколько раз к глазам. Немного успокоившись, сунула платок обратно в сумочку.
Он бросил быстрый взгляд на нее и увидел в ее глазах слезы.
– Если можете, скажите, пожалуйста, что с ним?
– Оттуда он не вернулся – это все, что я знаю.
– Вы еще будете счастливой, – сказал Северцев и тут же мысленно выругал себя за банальную, бессердечную в подобных обстоятельствах фразу.
– Мне осталось заботиться о счастье других. А его – ждать всегда!
Северцев с горечью подумал, что вот даже у Елены Андреевны, в противоположность ему, есть еще какая-то пусть крохотная, пусть призрачная, но все-таки надежда… И устыдился этой своей мысли.
Светлым подземным переходом они вышли к улице Горького.
– Зайдемте, выпьем кофе, – предложил Северцев, останавливаясь у ярко освещенного входа в кафе.
Они вошли, заняли столик у окна, заказали кофе, закурили. И вдруг Георгиева заговорила о себе, о той поре, с которой минуло много лет: война сделала ее сиротой, она работала, училась, писала, вышла замуж, родила дочь, потеряла мужа.
Короткий рассказ растрогал Северцева, оказалось, что в их судьбах немало схожего, близкого. Они долго молчали, слушая тиканье старинных часов – размеренный звук быстро бегущего времени в краткой человеческой жизни.
* * *
Этой книгой завершилась трилогия о наших горняках – романы автора «В таежной стороне» и «Инженер Северцев» были ее предшественниками. Судьбы главных героев первых книг – Степанова, Рудакова, Пихтачева, Быковой, Северцева, Птицына, Шахова, Яблокова, Столбова и других – завершаются в «Рудознатцах». Входит в сложную жизнь молодое поколение – Светлана Степанова, Виктор Северцев, Валентин Рудаков, продолжающее нелегкое дело своих отцов в наше славное время.
Г. Л.
ЖИВУТ НА ЗЕМЛЕ РУДОЗНАТЦЫ…
Сегодня нет необходимости доказывать существование ставшего уже очевидным факта – обращение наших лучших писателей к никогда нестареющей теме, теме труда, становления и развития современного производства, пристальное внимание авторов к людям, чьими руками, умом и волей создаются материальные и духовные ценности. Возрастание нравственного потенциала общества развитого социализма, воздействие научно-технической революции на содержание и характер труда, на человека, обретающего не только узкопрофессиональные знания, но и общие, культурные, выковывающего в себе подлинно коммунистические, гражданские качества – все это красной нитью пронизывает страницы многих произведений прозы самых различных творческих масштабов и жанров.
Подъем производительности труда, считал В. И. Ленин, «требует, прежде всего, обеспечения материальной основы крупной индустрии: развития производства топлива, железа, машиностроения, химической промышленности». И одновременно другое важное условие этого процесса – «образовательный и культурный подъем массы населения». Многое зависит здесь и от организационного совершенствования.
Настоящая книга – результат более чем тридцатилетнего труда писателя Георгия Михайловича Лезгинцева. Да, это несомненно так, ибо она завершает, хотя и является вполне самостоятельной, два неоднократно переиздававшихся романа – «В таежной стороне» и «Инженер Северцев». За «Рудознатцев» Георгию Михайловичу была вручена премия Всесоюзного конкурса ВЦСПС и Союза писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе.
В романе живут и действуют многие уже известные нам по предыдущим книгам герои – Степанов, Северцев, Рудаков, Пихтачев и целый ряд других знакомых читателю персонажей. Все они так или иначе связаны с «золотым цехом» страны – далекими северными рудниками, затерянными в глухой сибирской тайте.
Мы видим вместе с тем, как дотоле понятные лишь специалистам географические названия начинают сиять яркими маяками на карте Родины, могущество коей зависит и от того, как сработают золотодобытчики, сколько выдадут они на-гора. Не всюду и не всегда сопутствует им успех, немало проблем – производительности труда, эффективности и качества работы приходится решать героям Лезгинцева. Идут они по непроторенному, а подчас и неверному пути, «выписывая» непонятные, на первый взгляд, зигзаги как в деловом отношении, так и в личной жизни. Но властвует над их помыслами одна пламенная страсть – сделать все возможное на благо Отчизны, поставить порученное им дело основательно и с размахом, как требует того наше время. И в конечном счете они побеждают. Ломают устаревшие методы управления хозяйством, сложившиеся технологические и иные каноны, а главное – преодолевают самих себя.
Проблемы руководства промышленностью, поднимаемые в романе «Рудознатцы», в некоторых своих аспектах уже устарели или перестали быть оными, жизнь внесла в них необходимые коррективы, по-иному расставила акценты. Но актуальность произведения от этого мало в чем пострадала. Происходящая в «Рудознатцах» борьба, все ее перипетии остались этапом нашей истории, – из песни, как говорится, слова не выкинешь. Да и незачем. Ибо история учит, она в нас, без нее невозможно прошлое, настоящее и будущее народа. Скажем, совсем неархаично звучит невеселое признание секретаря горкома партии Рудакова: «К сожалению, у нас еще немало людей, которые преуспевают только на почве бюрократизма… Он состоит в интимном родстве с невежеством… Трудно себе представить маститого ученого в роли бюрократа… Эрудированный человек не боится чего-то не знать. А сегодняшний бюрократ больше всего боится уронить свой престиж и обнаружить невежество… поэтому на всякий случай знает все. Особенно охотно участвует он в любых реорганизациях».
Автор, разумеется, не ставит своей целью дать читателю детальное экономическое исследование, он имеет дело с живыми людьми, которые работали, творили, ошибались, радовались и страдали. И к этому не остаешься равнодушным.
Бывший парторг Рудаков становится секретарем обкома партии, начальник Южного прииска Степанов – директором золотого рудника Кварцевый, одного из самых крупнейших. Разухабистый старатель Пихтачев с каждым днем все более уважительно начинает относиться к современным способам добычи, к технике, поступающей на рудник. Суровую школу жизни прошел инженер Северцев, ныне заместитель председателя совнархоза. Но не были поколеблены ни его инженерные, ни партийные принципы. Он уверен: перестройки нужны, работать, как прежде, нельзя. Чувство нового ни на минуту не покидает его. И если необходимо, заявляет Северцев, не боясь впасть в пресловутый бюрократизм, придется «опять реорганизовываться». Таким образом, Северцев лишен какого бы то ни было догмата в подходе к делу. Не честь мундира, а соображения высшего порядка, общие интересы, движут его помыслами и действиями. Он ратует за коренные преобразования. Северцев, однако, не ортодокс, в случае нужды умеет пойти на компромисс, так как воюет отнюдь не с ветряными мельницами. Но не в большом, не в главном. Степанов, рассказывая Сергею Ивановичу Рудакову о встрече с Северцевым, смеясь замечает: «Мужик-то он дельный, сам все понимает и переживает, а нахлобучку для галочки, как мероприятие, провернул…»
Автор не идеализирует своего героя. Северцев, познавший превратности большой, настоящей любви, умудренный жизнью, совершает подчас совсем не свойственные его натуре, почти мальчишеские поступки. Сильное чувство к потерянной для него Валерии Малининой, работающей с мужем на Крайнем Севере, толкает его на поездку… к ней. Председатель совнархоза Шахов, конечно же, не одобряет его решения, советует «оставить Малининых в покое, не бередить души». Не тут-то было! Видя, что Северцева переубедить не удается, разрешает отпуск. «Неделю добирался Михаил Васильевич до места, где находилась экспедиция. Пурга задерживала на каждом аэродроме, словно не хотела пускать туда…» К счастью, встреча не состоялась…
Северцев мыслит широко, масштабно. «Машины нужны уже не только для экономии человеческого труда, – они необходимы для самого существования экономической системы. Системы!» Вот как ставит вопрос этот человек.
Позже, уже возглавляя научный институт, Северцев должен был дать заключение «по очень серьезному и важному вопросу, который подлежал обсуждению в правительстве». Госплан поручил ему произвести оценку экономической эффективности алмазных предприятий, намечаемых к строительству главком министерства. Он знал, что некоторые из них окажутся нерентабельными, об этом Северцев уже информировал министерство, но он все-таки вносит свои предложения в Госплан. На карту поставлено личное благополучие… После бессонной ночи, утомившись от бесчисленных расчетов, Михаил Васильевич пришел к неопровержимому выводу: строить нужно только Заполярный комбинат. Это экономило стране на капиталовложениях сотни миллионов рублей. Нелегкий груз взвалил на себя Северцев, но он знал, что иначе, как отстаивать свои позиции, он поступить не может…
Точно так же, вспомним, не мог мыслить и действовать иначе известный персонаж романа «Территория» Олега Куваева Илья Чинков, главный инженер управления, по прозвищу Будда. Мужчина с виду непривлекательный, медлительный и тяжеловесный. Он, как Северцев, натура волевая, умеющая идти на обдуманный риск. Опираясь на богатый практический опыт, Чинков, вламывающийся «в работу, как танк в березки», отдает всего себя целиком любимому делу, зная, как нужен стране желтый, бесценный металл!
Сочетание природного таланта, богатая внутренняя интуиция, большой запас «человеческой прочности», высокий профессионализм и личное мужество роднит Чинкова с еще одним из главных героев «Рудознатцев» – с Виталием Петровичем Степановым. Мало того, этот человек необыкновенно притягателен, прежде всего своей искренностью, даже в минуты эмоциональных взрывов, в гневе и запальчивости. И Северцев, и Степанов, и Чинков – поборники не абстрактно гуманной справедливости, они делают живую конкретную работу, весомо стоят на земле, являя собой фигуры реальные, во плоти. Тверда, как алмаз, основа их нравственности, находящаяся в тесном единении с убежденностью, и выражается в ощутимых результатах их деятельности. Все названные персонажи стали заметным явлением в литературе, олицетворяя собой яркие образы современного руководителя, бережливого хозяина, для которого превыше всего интересы государства. Поистине «гвозди б делать из этих людей».
Однако схожие деловые качества героев нисколько не затмевают их личных, индивидуальных черт. Каждый художник сумел увидеть своего персонажа таким, каким он ему рисовался в окружающем мире.
Напорист, буквально «начинен» энергией начальник стройки в Каракумах Ермасов, герой романа Юрия Трифонова «Утоление жажды», увидевшего впервые свет много лет назад. Его кредо, ставшее крылатым, звучит более чем определенно: «Если нет дела, которое любишь, которое больше тебя, больше твоих радостей, больше твоих несчастий, тогда нет смысла жить». Своим примером подтверждает эту мысль и современник Ермасова Родион Томилин, герой нового романа Аркадия Первенцева «Директор Томилин», и начальник строительства Нурекской ГЭС Карпов (роман Юсуфа Акобирова «Нурек»). Последнему также присущи точный расчет, умение видеть перспективу – «превратить Таджикистан в республику химии и цветной металлургии». И та же самоотверженность. «Начало и конец мой на Вахше», – говорит с грустью, определяя смысл своего появления на свет и близкого расставания с ним Антон Григорьевич… Открыто, «без забрала» выступает за модернизацию производства персонаж романа Михаила Ивановича Барышева «Дорога в гору» Сергей Векшин. Он – за улучшение работы всех звеньев производства, за повышение качества вверенных ему двигателей. Не в расширении производственных площадей, не в вале видит он решение проблемы, а в повышении моторесурсов дизелей. Он рискует, но идет не наобум. Продуманно, анализируя каждую, казалось бы, незначительную деталь. Он увидел возросшую техническую грамотность, общую культуру ИТР, рабочих. Люди пошли за ним, гордость за заводскую марку решительно потянула коромысло невидимых весов…
Жизненность и сила образов Степанова, Северцева, Томилина, Векшина объясняется бесспорно не только чисто производственной стороной их деятельности. Писатели раскрывают реальный образ человека труда наших дней, показывают подлинный советский характер, личности крупные, яркие, выражающие широту социальных интересов современного рабочего человека.
