Текст книги "Твой дядя Миша"

Автор книги: Георгий Мдивани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Annotation

В книгу известного драматурга Г. Мдивани входят пьесы, написанные в разное время.

В пьесе «Честь» автор рассказывает о предвоенной жизни одной из пограничных застав на окраине нашей страны.

Трагедия «Алькасар» посвящена героической борьбе с фашизмом, которую вел испанский народ.

В драме «Петр Багратион» во весь рост встает фигура выдающегося русского полководца, ученика Суворова и Кутузова.

«День рождения Терезы» – полное патетики драматическое повествование о героических буднях республики Куба.

Комедия «Украли консула» построена на основе действительных фактов: итальянские студенты украли консула, оставили его заложником и отказались освободить его до тех пор, пока испанские милитаристы не освободят молодого антифашиста.

«Твой дядя Миша» – пьеса о современности, о судьбе человека, прожившего большую, настоящую жизнь.

По этой пьесе в 1967 году в Малом театре был поставлен спектакль (есть радиопостановка) с одноименным названием (в главных ролях – В. Хохряков, В. Соломин), а также был снят известный фильм – «Моя судьба» (1973) (в главных ролях – И. Лапиков, Е. Евстигнеев, Е. Киндинов).

Твой дядя Миша

Действующие лица

Украли консула

Действующие лица

Дeнь рождения Терезы

Действующие лица

Акт первый

Акт второй

Акт третий

Петр Багратион

Действующие лица

Пролог

Акт первый

Акт второй

Акт третий

Акт четвертый

Акт пятый

Алькасар

Действующие лица

Акт первый

Акт второй

Акт третий

Акт четвертый

Честь

Действующие лица

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Большая весна

Действующие лица

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Последннй миллионер

Действующие лица

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Твой дядя Миша

Героическая драма

Действующие лица

Ермаков Михаил Николаевич (Ермаков старый) – 64 лет.

Ермаков молодой – 19–20 лет.

Ковалев Герман Вячеславович – 35 лет.

Барабанова Полина Викторовна — врач.

Борис – ее сын, студент.

Лена — студентка.

Барабанов Геннадий Александрович — юрист.

Барабанова Нина – его жена.

Людмила – их дочь.

Тимофей – дворник.

Старик в очках(Павел Тимофеевич) – его сын.

Горшков Иван Никифорович – домовладелец.

Горшкова — его жена.

Семен — их сын.

Валерий – секретарь комсомольской ячейки.

Игорь Иванов, Олег Мазуров, Николай Чумаков – друзья Бориса.

Сабуров – работник ЧК.

Чекисты, люди с носилками, друзья Семена

Открывается занавес, и совсем у рампы – посередине сцены, обнявшись, стоя целуются долгим поцелуем юноша и девушка.

На сцене – просторная комната в старом московском доме, с большим камином из старинных русских изразцов; с потолка свисает большая люстра. Видно, эта комната– часть бывшей богатой квартиры.

Сейчас здесь – этажерки и много книг, рабочий стол, на нем какие-то чертежи, в беспорядке разбросаны газеты, журналы; диван, тахта; на стенах – фотографии. Это – комната студента. Борис и Лена целуются.

В приоткрытых дверях с правой стороны появляется мать Бориса – Полина Викторовна. Это красивая, стройная женщина. Увидев целующихся, она уходит обратно, чтобы не смущать их.

Голос Полины Викторовны(за сценой). Боря!

Лена быстро вырвалась из объятий Бориса, но Борис, схватив ее за руку, останавливает.

Борис(глядя Лене в глаза). Да, мама!..

Полина Викторовна(за сценой). Который час?..

Борис(не отрывая глаз от Лены). Половина девятого… кажется… Половина десятого!..

Лена(шепотом). Отпусти!..

Борис(взяв ее за обе руки). Смотри на меня вот так!.. Вот так смотри!..

Лена(шепотом). Любишь?..

Борис. Очень! Очень люблю!.. Безумно люблю!..

Лена. А я не люблю!..

Борис. Врешь, любишь!

Лена. Люблю! Люблю!..

Борис. Как?.. Как ты любишь?..

Лена. Вот… вот так! (Закрыла глаза; сжала кулаки.) Вот так люблю!

Борис. А я тебя еще больше!

Лена. Нет! Сильней любить уже невозможно!

Борис(порывисто обнимает Лену). Нет, возможно! Сильней, чем я люблю, – вот это действительно невозможно! (Снова обнимает Лену, целует.)

Лена испуганно вырывается из его рук, подходит к столу и начинает рассматривать газеты. В комнату входит Полина Викторовна.

Полина Викторовна(словно только сейчас увидела Лену). A-а! Девочка пришла!

Лена(смущенно). Пришла… Полина Викторовна!

Полина Викторовна. Здравствуй!

Лена. Здравствуйте, Полина Викторовна!

Полина Викторовна(собирая со стола посуду после завтрака, Борису). Допей свой чай! Боже мой, всегда куда-то спешит! Никогда по-человечески не позавтракает… Леночка, чашку чая?..

Лена. Спасибо, Полина Викторовна, я уже завтракала.

Полина Викторовна. Мы едем в Валентиновку, на дачу к моей сестре. Поедешь с нами?

Лена. С удовольствием!.. Но удобно ли, Полина Викторовна?..

Но Полина Викторовна выходит из комнаты и не слышит ответа Лены.

Борис(допивая чай). Глупости какие! «Удобно ли?» Меня увозят на целый день за город, а тебе – «удобно ли»?..

Лена(не глядя на Бориса и продолжая просматривать газеты). А почему тебе обязательно нужно ехать в эту… Валентиновку?.. Остался бы!

Борис. Мама просит хоть раз в год съездить к тете. И этот раз – как раз сегодня!

Лена(просматривая газету, вдруг от неожиданности даже присела). Какая нелепость! (Читает.) «Николай остался без глаза!» (Продолжает читать.)… «Двенадцатилетний Алеша Карпов, ученик пятого класса, во время игры, нечаянно из рогатки выбил глаз своему товарищу– Николаю, сыну школьной уборщицы Надежды Иннокентьевны Дедухиной…»

Как только Лена начала читать, в комнату вошла Полина Викторовна, она останавливается и слушает Лену.

Борис(уже стоя за спиной Лены, продолжает читать громче).…«Мальчика доставили в больницу районного центра Адамовск, но, как установили врачи, у Николая нарушена роговица, и он ослеп».

Полина Викторовна. Вот к чему приводят детские шалости!..

Борис(выхватывая из рук Лены газету, продолжает читать). «Я никогда не прощу себе, что Николай остался по моей вине слепым! Умоляю вас, помогите! Столько у нас хороших врачей! Неужели нельзя вернуть Николаю зрение? Я буду работать год, два! Сколько угодно буду работать! Соберу деньги на дорогу в Москву Николаю и его матери. Помогите, чтобы Николай видел! Иначе я не знаю, как мне дальше жить!» Это письмо дал мне прочитать молодой директор школы Анатолий Кричко из поселка целинного совхоза «Комсомольский». И он сказал мне: «Зрение Николаю, наверно, уже не вернут. Но вы понимаете трагедию двенадцатилетнего Алеши Карпова?! Он не оставляет его ни на минуту одного…» (Отложил газету, взглянул на мать.)

Лена. Какая трагедия!

Полина Викторовна. Да… Жалко! Обоих мальчиков жалко!

Борис. Мама, это правда, что ему нельзя вернуть зрение?..

Полина Викторовна. Не знаю. Наверно, мальчика там смотрели опытные окулисты. Они же знают!

Борис(вдруг). А если спросить Верховцева?

Полина Викторовна. Что ты! Неудобно.

Борис. Что тут неудобного?! Может быть, от этого зависит жизнь человека!

Полина Викторовна(укоризненно). Ты понимаешь, что будет с Василием Егоровичем, если каждый москвич, кто сегодня прочтет эту заметку, – будет звонить ему домой?..

Борис. Что будет?.. Ничего не будет! (Вопросительно взглянул на Лену.)

Лена(горячо). Да, конечно, ничего не будет! (Но. сообразив, что неудобно противоречить Полине Викторовне, быстро поправилась.) Да, может быть, неудобно! Сегодня воскресенье – вот что!..

Полина Викторовна. Василия Егоровича, наверно, и дома нет! Он, вероятно, сегодня на даче.

Борис. А вдруг дома? (Быстро перелистывает записную книжку, и пока Полина Викторовна еще не опомниласъ, он набирает номер телефона.)

Полина Викторовна. Подожди! Что ты делаешь?! (Схватила сына за руку.) Дай подумать, что сказать человеку!..

Борис(успел набрать номер, передает матери телефонную трубку). Скажи, что мальчик – сын твоих хороших знакомых… потерял глаз…

Полина Викторовна(растерянно – в трубку). Дуся?.. Здравствуйте! Это Полина Викторовна Барабанова. Профессор, наверно, на даче?.. Дома?.. Неужели? (Борису, сердито.) Как же так можно?..

Лена(Борису, шепотом). А кто такой Василий Егорович?

Борис. Глазник. Академик! Светило!

Полина Викторовна(улыбаясь). Василий Егорович! Здравствуйте, дорогой! Ничего. Хорошо. Спасибо! Василий Егорович, извините, что беспокою вас в воскресенье. Но вот мой сумасшедший сын… Он виноват!.. Понимаете… у моих хороших знакомых в Оренбурге случилось с мальчиком большое несчастье… Ему рогаткой изуродовали глаз и пишут, что нарушена роговица. Скажите, дорогой, это безнадежно?.. А-га! Спасибо… большое спасибо. Да ничего! Собираемся на дачу, к Ларисе Викторовне. Привет! Спасибо! (Кладет трубку.)

Борис(нетерпеливо). Ну что?..

Полина Викторовна. Говорит, что, наверно безнадежно, если местные врачи так считают… Но сказал – раз я так беспокоюсь о мальчике, пусть привезут его в Москву. Ты понимаешь, в какое глупое положение ты поставил меня… Вынудил соврать!.. А Василий Егорович говорит: «Пусть ваши знакомые привезут мальчика, а я испробую все возможное…»

Борис. А если действительно вызвать его в Москву?..

Полина Викторовна. Кого?..

Борис. Мальчика! С мамой, конечно!

Полина Викторовна. С ума ты сошел. Так сразу – взять и вызвать!

Лена. А что?! Это было бы здорово!

Полина Викторовна. Наивные вы люди! Вызвать из Оренбургской области в Москву. Такую даль!.. Знаешь ты, сколько денег это стоит?.. Одна только дорога от Адамовска до Москвы… Самолетом или поездом… Шутка ли!

Борис. У меня есть деньги, если ты позволишь… конечно…

Полина Викторовна(пожала плечами). Деньги твои. Ты сам их заработал!

Лена. У меня тоже… есть… свои деньги.

Полина Викторовна(иронически улыбаясь). Ай-яй-яй, какие вы оба ужасно богатые!

Борис. А где же этот Адамовск… (Бросается к книгам.) Мама, где атлас?..

Полина Викторовна. Атлас взял вчера Михаил Николаевич.

Борис(выбегает из комнаты, на ходу кричит). Дядя Миша!

Полина Викторовна(глядя Борису вслед). Заводной он у меня!

Лена. А вдруг правда восстановят мальчику зрение?..

Полина Викторовна. Все возможно! (Складывает скатерть.)

Вбегает Борис с атласом в руке.

За ним в дверях появляется Михаил Николаевич Ермаков. Это старый, уже совсем седой человек. Но, несмотря на преклонный возраст, его добрые и ласковые глаза еще горят молодым огнем, и кажется, ничто вокруг не ускользает от его взгляда. На нем довольно поношенный, но элегантно сшитый костюм, белоснежная сорочка с галстуком и до блеска начищенные ботинки. Он носит карманные часы – из жилетного кармана свисает короткая цепочка.

Ермаков. Доброе утро, Полина Викторовна!

Полина Викторовна. Доброе утро, Михаил Николаевич!

Ермаков. Зачем ему понадобился Адамовск?.. Не на целину ли собрался?..

Полина Викторовна. На целину он удрал, когда ему было двенадцать лет, но его поймали под Казанью, как зайца!..

Лена(Ермакову). В Адамовске живет мальчик, который потерял глаз…

Ермаков. Да, да! Читал! Читал!.. Несчастный случай! (Лене.) Как вас зовут?

Лена. Лена!

Ермаков. Хорошее имя Лена. (Пожимает Лене руку, подходит к Борису, который разыскивает в атласе Адамовск.) Адамовск – это в Оренбургской области… Вот здесь!.. (Показывает.) Здесь, видишь? (Взглянув на Лену.) Хорошее имя Лена! (Возвращается к карте.) А вот целинный совхоз «Комсомольский». Это в Оренбургских степях…

Борис. О-го, как далеко!

Полина Викторовна(указывает па сына). Он решил вызвать в Москву мальчика с мамой, чтобы показать его профессору Верховцеву…

Ермаков. Это Боря решил? (Не дожидаясь ответа.) Правильно решил! Что скажешь, Лена, – правильно решил?..

Лена. Правильно решил!

Ермаков. А деньги?.. Мать этого мальчика уборщица. Написано – «уборщица в школе». Вы сами понимаете, какие у нее могут быть сбережения?!

Борис. Деньги у меня есть, дядя Миша!

Ермаков. Свои собственные?..

Борис. Собственные!

Ермаков. Если бы я имел деньги, наверно, поступил бы так же, как и ты… Конечно, если догадался бы поступить так… (Улыбаясь.) Боюсь, не догадался бы! А может быть, деньги пожалел бы! А?.. Наверно, пожалел бы, Лена?..

Лена(смущенно улыбаясь). Не знаю…

Ермаков(уже деловито). Ну, а как дальше будем действовать?

Полина Викторовна. По-моему, надо послать телеграмму матери мальчика, что мы их приглашаем к себе.

Ермаков. Не телеграмму, Полина Викторовна! Письмо надо послать! Авиаписьмо, чтобы подробней объяснить несчастной женщине, что вы их приглашаете в Москву и мальчика покажете известному профессору-глазнику. И что вы сделаете для них все возможное! Если хотите, могу составить такое письмо.

Полина Викторовна. Сделайте одолжение, Михаил Николаевич!

Ермаков. С радостью, Полина Викторовна! (Ласково потрепал Бориса по голове. Улыбаясь.) Выходит, и я оказался при деле!

Идет к двери. Взгляд его падает на два портрета, висящие рядом на стене. Это портрет молодой красивой женщины и мужчины – капитана Советской Армии, очень похожего на Бориса.

Полина Викторовна. Это бабушка Бориса, Людмила Геннадиевна… Я ее не помню… А это – мой муж, отец Бориса. Он был капитаном… Погиб под Берлином… под самым Берлином… в последние дни войны… От случайной пули…

Ермаков. Да… жалко… Тем более жалко, что в последние дни… (Еще раз взглянул на портреты и вышел из комнаты.)

Лена(проводив взглядов Ермакова). А кто этот старик?..

Полина Викторовна. Наш новый сосед. Он недавно обменял отдельную квартиру в новом доме из двух комнат на одну комнату в нашей квартире… Чудак, правда?..

Лена(смеется). Уму непостижимо!

Полина Викторовна. От нас ушли трое невыносимых соседей. И пришел он один! Пока все хорошо. Не сглазить бы! Никаких недоразумений. Наоборот, все время старается чем-нибудь помочь, чем-нибудь угодить… А дальше – кто его знает, каким он окажется?.. (Выходит из комнаты.)

Борис схватил Лену, опять обнял ее, целует.

Лена. Неудобно… Полина Викторовна…

Борис. Полина Викторовна особа хитрая… Она все видит! Все знает! Ты думаешь, она не знает, что мы сейчас целуемся?.. Знает!

Лена(испуганно). Неужели?..

Борис. Честное слово! (Опять обнимает, целует Лену.)

Лена. Пусти! (Вырвалась из его рук.)

Входит Полина Викторовна с двумя сумками продуктов.

Полина Викторовна. Поехали, Лена!

Лена. А удобно ли, Полина Викторовна?..

Полина Викторовна. Ничего неудобного тут нет. Поедем, Лена, веселей будет!

Борис. Ну пошли. А то жара какая… (Подмигнул Лене, взял у Полины Викторовны сумки и вышел вслед за Полиной Викторовной и Леной.)

Хлопнула наружная дверь. После некоторой паузы стук в дверь. Стук повторяется.

Открывается дверь, показывается Ермаков.

Ермаков. Можно?.. Ушли! (Входит в комнату. В руках у него бумага. С каким-то особым интересом оглядывает всё вокруг. Подходит к другой двери; входит в смежную комнату.)

Некоторое время комната пуста.

Ермаков возвращается. Он все время оглядывает комнату. Непонятно – что нужно здесь этому человеку? Но, видно, это не искатель приключений, и не вор, и не человек, который что-то ищет в этой квартире. Он обходит комнату, оглядывая стены… вещи… Долго смотрит на старинную люстру. Подходит к камину, трогает руками изразцы… Останавливается у фотографии молодой красивой женщины и ее сына-капитана; вынул из кармана белоснежный платок, протер стекло на фотографии женщины…

(Шепчет.) Бабушка… Бабушка… Здравствуй, Людмила! Люда!.. Пятьдесят лет назад я в первый раз вошел в эту комнату… Помнишь, Люда?.. Помнишь?.. И впервые за сорок шесть лет я снова здесь!.. Снова здесь! Снова у тебя, Людмила! (Ласковым шепотом.) Здравствуй! Помнишь, ты говорила: «Тише… Мама услышит!..» (Улыбнулся.) «Мама услышит…» (Покачал головой, обернулся, подошел к столу, оперся руками. Обращаясь к зрительному залу.) Да… человеку свойственно мечтать! Фантазировать! Вспоминать!.. И если бы вы спросили меня, старого, искалеченного, вывернутого наизнанку Михаила Ермакова – хочу ли я вернуть себе свою молодость?.. Силу?.. Энергию?.. Вернуть свое влюбленное сердце?.. Пору крылатой мечты?.. Я вам ответил бы: «Нет, не хочу!» Потому что я потерял бы больше, чем свою молодость! А вся моя жизнь?..

Да… многие не поймут меня! И я не осуждаю. Многие могут смеяться надо мной: к чему пришел Михаил Ермаков? К чему?.. Какие блага получил он за свою, полную тревог, боевую жизнь?.. Старческое одиночество! Трижды простреленные легкие! Перебитые ноги! Бессонные ночи старика! И больное сердце! Пенсия… и отдельная комната в коммунальной квартире!.. Нет, тот, кто думает обо мне так, – тот не знает радости жизни! (Пауза.)

Я тоже вырос в этом доме, как мой Борис!.. Вы не знаете, почему я Бориса называю «моим»?.. Борис – мой внук! Да, мой внук! Сын моего родного сына, Геннадия (посмотрел па фото капитана)… который погиб под Берлином в самые последние дни войны… от «случайной пули»… (Усмехнулся.) «Случайная пуля»… Есть же наивные люди, которые думают, что на войне бывают «случайные пули»… Пусть так думают, если им от этого легче на душе! (Подходит к фотографиям па стене.) Да, Людмила… Людмила… Были ли мы счастливы с тобой? Да, были! Были, Люда! И никто о нашей радости не знал… Никто о нашем счастье не знал… Знали только ты да я! Ты да я!

Затемнение

* * *

Двор большого старого московского шестиэтажного дома. До сих пор здесь сохранились чугунные скамейки… часть чугунной ограды. В остальном – приметы нового.

На скамейке сидят Ермаков и старик в очках, на нем серая кепка.

Старик в очках. Вы пенсию получаете?

Ермаков. Получаю! А как же без пенсии?

Старик в очках. Да, без пенсии, конечно, никак! А сколько вы получаете?

Ермаков. Получаю сколько полагается.

Старик в очках. Это хорошо! Очень хорошо… раз «сколько полагается»…

Ермаков. А вы давно здесь живете?

Старик в очках. Давненько! С самого своего рождения!..

Ермаков. И все время в этом доме?

Старик в очках. Да, аккурат в этом доме! Мой батюшка здесь дворником работал… (Смеется.) Пролетарского происхождения, одним словом! А я здесь водопроводчиком трудился. Вот оно как обстоят дела. Сорок два года трудового стажу!

Ермаков. И вы помните хозяев этого дома?

Старик в очках. Горшковых-то? Этих проклятых?! Кто их в Москве не знал. Богатые были люди… Как Новый год – подарочек папаше. Конфекты разные… и всякая прочая ерунда, чтобы исправно служил… Хитрый был барин, сукин сын!

Ермаков. А Ермаковых не помните, Павел Тимофеевич? Они тоже жили здесь при Горшковых…

Старик в очках. Ермаковы… Ермаковы?.. Разве всех упомнишь? Дом-то большой! И сколько людей он пережил… и честных… и негодяев разных!.. (Смотрит на карманные часы.) Ого, сколько времени ушло! Пойдем, Михаил Константинович…

Ермаков(поправляя). Михаил Николаевич.

Старик в очках. Пошли, Михаил Николаевич! Ударим в «козла»!

Ермаков. «Козлом» не увлекаюсь!

Старик в очках(кряхтя, поднимается со скамейки). Значит, скучная у тебя жизнь, дружище! Липовый ты пенсионер, если в «козла» не играешь, вот что я тебе скажу! (Уходит.)

Ермаков(горько улыбнулся). Пролетарского происхождения! Помню я тебя, Павел Тимофеевич! Помню, Паша! И отца твоего помню… Тимофея! Черта с два я что-нибудь забыл! Все помню! Все!.. (Зрителям.) Вот здесь (указывает рукой), в подвальном этаже, жил мой отец, типографский рабочий, Николай Николаевич Ермаков… Будто эта сволочь (указывает в направлении, куда ушел старик в очках) не помнит моего отца!.. Помнит! Мать мою звали Ефросиньей… Я был единственным сыном… И если бы я мог показать вам мою фотографию, когда мне было восемнадцать – двадцать лет, вы сказали бы, что это фотография моего внука Бориса, которого вы хорошо знаете. Правда, ростом я был выше его, шире в плечах, но лицом – вылитый Борис! Нет, не присматривайтесь ко мне… В моей внешности сейчас вы уже ничего общего с Борисом не найдете! Меня били железными прутьями, сапогом наступали на горло, кулаком выбивали зубы! Я перенес все! Все, что только может перенести человек! Но, как видите, я жив! И не только жив, но и очень счастлив! Честное слово, счастлив! (Сердито взглянул туда, куда ушел старик в очках, пробормотал.) Пролетарского происхождения… Гады! Сукины дети!.. (Поворачивается к зрителям.) Этот дом пятьдесят лет назад так же стоял здесь, как и сегодня… Домовладельцы Горшковы жили на четвертом этаже… Бельэтаж… второй… третий и четвертый этажи занимали врачи… инженеры… юристы… государственные чиновники… деловые люди, одним словом! Квартиры у них были большие! Роскошные! В Москве этот дом был особым домом!.. А мы жили внизу, в полуподвале… вон там! Отец мой получал мало. Из кожи лезли вон родители, чтобы сделать из меня человека, и отдали в Московский политехнический институт, что на Старой площади…

Затемнение

* * *

Двор того же дома. 1918 год.

С левой стороны – там, где был виден остаток чугунной ограды, высятся большие ажурные ворота.

На той же скамейке сидит старый. сегодняшний Ермаков. Рядом с ним сидит Ермаков молодой, в студенческой форме политехнического института. Это один и тот же герой – в старости и молодости.

Роль молодого Ермакова играет тот же актер, который играет Бориса.

Ермаков старый. Конечно, я не был таким рыхлым, как сейчас! Я был худым! Как палец худым! И выше… конечно, выше, чем Борис! Но лицом, как две капли воды, мы похожи с Борисом. И потому вам нетрудно представить меня в молодости… Я писал стихи…

Ермаков молодой. Любил Игоря Северянина…

Ермаков старый. «Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко… где встречается редко…» Эх, забыл!

Ермаков молодой(одухотворенно), «…где встречается редко городской экипаж… Королева играла в башне замка Шопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж…»

Ермаков старый. Да, любил стихи!

Ермаков молодой …и мечтал стать авиатором…

Ермаков старый. Да, я видел первый самолет, который пролетел над Красной площадью в день первой годовщины Октябрьской революции!..

Ермаков молодой. И у меня так забилось сердце, что передать трудно! Нет, это была не только радость– это было что-то большее! Что-то гораздо больше радости! Над Москвой летел человек! Я стоял совсем недалеко от трибуны и видел, как Ленин приветствовал человека в воздухе!.. И все, кто стоял на этой огромной площади, подняв головы, смотрели вверх на этого человека! На одного! И тогда я решил стать летчиком… Я прибежал домой и написал стихотворение об авиаторе…

Ермаков старый. Я не помню слов… но помню одно! Сначала я прочел стихотворение матери. Она улыбнулась и сказала, что я большой фантазер. Потом…

Ермаков молодой. …прочел я его Людмиле…

Ермаков старый. Она жила на третьем этаже, в квартире девяносто семь… там, где теперь живу я и живут мой Борис и моя Полина Викторовна. Да, они мои! И до сих пор, несмотря на то что мне уже шестьдесят четыре, – как только подхожу к квартире девяносто семь – у меня бьется сердце, как у мальчика! Я помню дверь… круглую металлическую дощечку с цифрами «девять» и «семь»… Я даже помню щербинку в двери… Она до сих пор там! Отец Людмилы, Геннадий Александрович Барабанов, был известным юристом. Кроме Людмилы у них был маленький сын, Вася. Я готовил мальчика к экзаменам и часто бывал у Барабановых. Это были самые счастливые дни в моей жизни!

Ермаков молодой. Мое стихотворение Людмиле очень понравилось. Она сказала, что я буду поэтом, настоящим поэтом!.. Только не надо быть авиатором – это опасная профессия!

Ермаков старый(вздохнул). «Опасная профессия!» Опасная профессия! Люди не всегда знают, какая профессия самая опасная… А может быть, и лучше, что не знают?!.. «Опасная профессия»… А тем более в восемнадцатом году!.. Вы сами понимаете – время тогда в Москве было тревожное… Часто по ночам слышалась перестрелка… Это чекисты арестовывали банды контрреволюционеров и спекулянтов…

Ермаков молодой. В нашем доме… на втором этаже… вот в этой квартире… вон там, где два окна… жил человек опасной профессии…

Ермаков старый. Помню! Ковалев Герман…

Ермаков молодой. Да, коммунист Герман Ковалев. Он тоже, как и мой отец, был типографским рабочим, и у нас в доме все невероятно удивились, когда узнали, что он работает в Чека…

Ермаков старый. И знаете, многие жильцы стали бояться с ним разговаривать… Избегали встречи с ним… И он это чувствовал! «Чекист живет в нашем доме», – с ужасом шептали женщины с верхних этажей…

Ермаков молодой. Нет, лично я не боялся Ковалева, но… (задумался) наверно, боялся… Я старался с ним не встречаться с глазу на глаз…

Ермаков старый. Он часто не ночевал дома… Коммунистам тогда было трудно. Очень трудно! Время-то было какое!..

Ермаков молодой. И случалось, вечером сижу я здесь, на этой скамейке… ожидаю мою Людмилу… и вдруг – шаги! Оборачиваюсь – идет он! Ковалев!

Со стороны ворот усталой походкой идет высокий человек лет тридцати пяти. Он в кожаной куртке. Из-под куртки торчит деревянная кобура маузера. На нем штатские брюки, заправленные в голенища сапог. На голове кепка. Он не брит уже несколько дней. Видно, устал он очень. Это – Ковалев. Он останавливается у скамейки.

Ковалев. Здравствуй, Миша!

Ермаков молодой(почтительно встает.) Здравствуйте, Герман Вячеславович!

Ковалев(взяв за плечи молодого Ермакова, опускается вместе с ним на скамейку). Как у тебя дела? Давно мы с тобой не виделись!

Ермаков молодой. Ничего… Институт… экзамены… Все как и полагается у студента!

Ермаков старый. У Ковалева была привычка: разговаривая с тобой, внимательно осматривать все вокруг! И это меня почему-то нервировало…

Ковалев. Что в доме творится? Жильцов-то у нас – уйма! Как отец? Как мама?..

Ермаков молодой. Ничего, Герман Вячеславович! Живем!

Ковалев. Живем… живем!.. Значит, экзамены?..

Ермаков молодой. Экзамены…

Ермаков старый. Мне хотелось сказать ему, что он похудел, что выглядит утомленным, но… почему-то я не решился тогда сказать ему это! Не знаю, испугался… или счел неудобным?..

Ковалев(посмотрев на молодого Ермакова). Значит, экзамены?.. (Вдруг.) Ты в комсомоле или нет, Миша?..

Ермаков молодой(после паузы, будто испугавшись вопроса). Да, комсомолец! А что?..

Ковалев. Это хорошо, Миша! Сейчас нам очень нужно, чтобы побольше таких, как ты, было в комсомоле!.. (Думая совсем о другом.) Значит, экзамены?.. (Кого гда молодой Ермаков па этот вопрос не ответил, Ковалев взглянул на него и доверительно, тихо спросил.) Ты с Семеном Горшковым часто встречаешься? (И указал глазами на четвертый этаж.)

Ермаков молодой. С Семеном?..

Ковалев. Ага!

Ермаков молодой. Сегодня его видел.

Ковалев. К нему разные молодые люди ходят… кажется…

Ермаков молодой. М-м-м… не знаю…

Ермаков старый. Хотя я знал, что у молодого Горшкова часто бывают какие-то друзья… И сегодня они были у него! Я их видел, но побоялся сказать об этом Ковалеву. А Ковалев понял, что я соврал ему. Ковалеву трудно было соврать! Мне кажется, он всегда все понимал! Он понял и то, что я соврал не потому, что я в дружбе с Семеном и оберегаю его, а потому, что боялся знать то, что может знать Ковалев…

Ковалев. А ты гляди в оба, Миша! Пойми, время тяжелое!.. Они все, эти сукины дети, готовы в крови утопить нашу революцию! Ты понимаешь?.. Твою революцию! Твой комсомол утопить в крови хотят!

Ермаков молодой(после паузы). Понимаю, Герман Вячеславович!

Ковалев(вынул из кармана пачку папирос, раскрыл ее, взял папиросу и, не протягивая Ермакову, спросил). Ты куришь?

Ермаков молодой. Нет, не курю.

Ковалев. Хорошо, что не куришь! От этой дряни– никакой пользы. Наоборот! (Закурил, блаженно прикрыл глаза. После паузы, вдруг.) А как Люда?

Ермаков молодой(смутившись). Какая Люда?

Ковалев. По-моему, Семен Горшков неравнодушен к ней… Но ты не ребенок! Я говорю тебе об этом, честное слово, не для того, чтобы вызвать в тебе ревность! Ты скажи Люде… Нет, не говори, а дай ей понять, что у Семена, его отца и их друзей другая дорога…

Ермаков молодой. При чем тут Люда?

Ковалев. А ты не кипятись!

Ермаков старый. Я поверил тому, что Ковалев говорил со мной о Семене Горшкове не потому, что хотел вызвать во мне ревность, а потому, что оберегал Людмилу! И меня тоже оберегал!

Ковалев(тихо). Миша, может быть, Горшковы здесь и ни при чем… Весьма возможно, что они ни при чем! Но то, что я тебе сейчас скажу, должно быть только между нами! Между коммунистом и комсомольцем! Ты ведь тоже большевик! (Придвинулся ближе, чтобы начать серьезный разговор.)

Ермаков молодой(с дрожью в голосе). Слушаю вас, Герман Вячеславович!

Но в это время со стороны улицы послышались шаги.

Ковалев(оглянулся, шепотом). Идут! Я сейчас устал… Завтра мы с тобой поговорим… Мне очень нужна твоя помощь! (Встал, протянул руку.) Спокойной ночи. (Направился к дому.)

Ермаков молодой провожает глазами уходящего Ковалева. Во двор входит Горшков, высокий статный мужчина, под руку слепой.

Горшков(заметив уходящего Ковалева, тихо). Вот Ковалев!

Горшкова. Боже мой! У меня в жилах стынет кровь от страха, когда я вижу эту гадину!

Горшков(проходя мимо). Здравствуй, Миша!

Ермаков молодой(почтительно встает). Здравствуйте, Иван Никифорович!

Горшковы уходят.

(С лихорадочной быстротой бросается к рампе и, обращаясь к зрительному залу, нервно говорит.) Я не мог заснуть до утра… И все время думал о том, что мне завтра скажет Герман Ковалев… Какое испытание ждет меня?.. Он так доверился мне! А я так боялся его… как чекиста… Боялся, как многие в нашем доме… Я с волнением ждал завтрашнего дня, чувствуя, что Ковалев может доверить мне что-то очень секретное и очень важное!..

Ермаков старый(спокойно). Я с волнением ждал завтрашнего дня…

Ермаков молодой(вдруг говорит в настоящем времени). Я страшно боюсь завтрашнего дня… В моей жизни еще не было таких трудных минут! Может быть, пойти на квартиру к Ковалеву и спросить, что он хочет сказать мне?.. (Побежал в сторону подъезда, по остановился.) Нет, он сейчас уже, наверно, свалился в постель и спит… усталый и измученный! Боюсь разбудить его! Боюсь его!..

Ермаков старый(сидя на скамейке, спокойно продолжает). Я со страхом ждал завтрашнего утра… Но утром мы узнали, что в эту ночь Германа Ковалева убили!..

Ермаков молодой(потрясенный). Убили! Убили!

Ермаков старый(спокойно). В двенадцать часов ночи его вызвали на Лубянку, в Чека…

Ермаков молодой(ошарашенный, взволнованный, в ужасе, схватившись руками за голову, шепчет). Убили! Германа Ковалева убили! Германа Ковалева убили!..

Ермаков старый(спокойно). В Матросской Тишине обнаружили вооруженную банду… Ковалев руководил отрядом по ликвидации банды… Наверно, была жаркая перестрелка… В эту ночь убили нашего Германа и еще трех коммунистов. Пуля пробила голову Ковалеву! Об этом на второй день писали в «Известиях» и в «Правде»…

Ермаков молодой(шепотом). Убили нашего Германа Вячеславовича… Так и не успел сказать мне ничего… Но… он так много сказал мне! Так много он мне сказал!..

Ермаков старый. Казалось, всем нашим домом овладел страх. Одни в душе ликовали, что убит коммунист Ковалев… но боялись говорить об этом открыто. Другие жалели Германа Вячеславовича – человека, который родился и вырос в нашем доме. Человека, который не знал ни сна, ни отдыха в эти трудные дни. Но и эти тоже боялись открыто высказывать свое сожаление…