Текст книги "Твой дядя Миша"

Автор книги: Георгий Мдивани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Агафонов. Дом? (Оглядел комнату.) Дом – это, так сказать, существо не живое: бревна, доски и тес. Вот что такое дом… (Многозначительно посмотрев на Екатерину.) А семье я посоветовал бы понять меня.

Входит сонный Степан Макарович, на ходу застегивая пиджак.

Степан Макарович. Что у вас тут происходит, полуночники? По какому случаю в три часа ночи митинг?

Екатерина. Послушай своего сына, Степан Макарович. Василий надумал учиться. Бросает дом и колхоз. В школу поступает. (Иронически.) Я ему сумку для книг сошью. (Мужу.) Хочешь, я тебе старую Алешину сумку дам? Пригодится.

Агафонов(сжав кулаки, раздраженно). Давай, пригодится! Ох, бабы! Бабы! Все они одним миром мазаны.

Степан Макарович. Ты что, свихнулся, сынок?

Агафонов. Ты, Степан Макарович, в мои дела не вмешивайся. Мои дела – мой ответ.

Степан Макарович(раздраженно). Что? Ты кому это говоришь? Отцу? (Повысив голос.) Кто хозяин в этом доме: ты или я? (Еще громче.) Может, вам напомнить, кто я такой?! (Ударив кулаком по столу.) Раскудахтались, как куры на насесте. Ты командуй у себя, в правлении колхоза, а здесь – я правление, я – хозяин!

Агафонов. Будь ты в доме хоть трижды хозяин– мы тебя таким и считаем, – а в моих делах я сам себе хозяин!

Степан Макарович(ошеломлен, Гордею). Слышишь?

Гордей. Слышу, отец! (Хитро.) И возмущаюсь! Конечно, ты хозяин дома, и все мы, можно сказать, под тобой ходим. Как же иначе? В этом вопросе Василий ошибается. (Брату.) Извинись перед отцом. Но (подняв палец, понизил голос) что касается колхоза, он действительно прав.

Степан Макарович(метнув взгляд на Гордея). Как это прав? (Напряженная пауза.) Откуда ты знаешь, прав он или неправ? Ты же двадцать лет земли не нюхал. Двадцать лет не сеял, не пахал. Что ты в наших делах понимаешь? Весь колхоз на нашу семью с любовью смотрит… Только и слышишь: Агафоновы… Агафоновы… (Сердито.) А если Василий уже не председатель? Что от этих Агафоновых останется? Срам и пустое место… А ты говоришь, он прав. (Многозначительно.) Советчик!

Гордей. Да, отец. Василий прав. Во главе такого колхоза, как ваш, должен стоять агроном. В наше время на одной практике далеко не уедешь. Но… (притворно грозно посмотрел на брата) он, конечно, неправ: наш хозяин ты, отец!

Степан Макарович. Да, сынок… Туманно ты говоришь… И туда и сюда… Ничего не пойму!

Гордей(хохочет). Вы оба правы, Макарыч! Это уже честное слово…

Екатерина(вздыхает). Ох, горе-горе!

Входит заспанный Алексей.

Алексей. Что ты причитаешь, мать, будто в доме покойник?

Степан Макарович(Алексею). Послушай своего отца, тогда поймешь.

Алексей(садится). А я все слышал.

Степан Макарович(вопросительно). Ну?

Алексей(после паузы) Я с отцом… во многом согласен.

Степан Макарович(раздраженно). Все с ума сошли! Сговорились вы, что ли?

Агафонов. А в чем ты, собственно говоря, со мной не согласен?

Алексей молчит.

(Сердито.) Отвечай! Чего смотришь на меня как истукан?

Алексей. Я слышал, что ты говорил обо мне.

Агафонов. И, конечно, не согласен? Придираюсь я к тебе? Говори!

Екатерина. Чего ты привязался к парню?

Агафонов(Гордею, указывая на Екатерину). Видишь, так мы его и воспитывали: я – на него, она – на меня! И вот что получилось (показывает на Алексея)… Все двадцать пять лет за спиной матери прячется. А ты мне советуешь передать в его руки бразды правления!

Гордей. Ты, Василий, не передергивай. Я этого не предлагал.

Алексей(вдруг подняв голову). Не сердись на меня, Василий Степанович. Я сам знаю, что мне с колхозом не справиться.

Агафонов. Ты и со своими делами не управляешься. Об этом уже громко говорят.

Екатерина. Кто говорит? Рябинин! Со зла говорит твой Рябинин… которого ты на нашу голову из Москвы притащил…

Алексей. Ты Рябинина не трогай, мать! Он верно говорит.

Екатерина(выйдя из себя). Что ты сказал?

Алексей. То, что ты слышишь.

Екатерина(зло). Видишь, Василий, что ты наделал? Уходи с богом! Уходи на все четыре стороны! Куда глаза глядят! Только чтобы я тебя больше не видела!

Агафонов. А может, я никуда и не пойду. Останусь бригадиром…

Степан Макарович(рассвирепев). Что? Я тебе не позволю срамить мою семью. Тогда лучше убирайся из колхоза!

Агафонов(посмотрел на брата). Пойми, Гордей, они хотят сохранить доброе имя Агафоновых. (Отцу и Екатерине.) А если этот Агафонов похоронит доброе имя колхоза, вам на это наплевать?

Екатерина. С чего ты это взял? И впрямь взбесился человек. Разве кто-нибудь тебя ругал? Все – и колхозники, и райком, и даже сама Москва, – все хвалят Василия Агафонова.

Агафонов. А я не хвалю… Я собой недоволен… Я себя последними словами ругаю. Что? Не нравится вам? Я сам член бюро райкома и не хуже райкома знаю, что мне с такой махиной, как наш колхоз, не управиться. Вы уж меня извините, но интересы колхоза для меня дороже доброго имени Агафоновых.

Степан Макарович(горько вздохнул и покачал головой). Все вверх дном – и семья и дом…

Агафонов(хитро подмигнув Гордею). Хочешь знать правду, кто во всем виноват? Отец!

Степан Макарович. Я?! Да ты что, еще издеваться вздумал?

Агафонов. Почему одному сыну (показывает на Гордея) все, а другому ни черта? Одному – образование, университеты кончать, а другому – крестьянствовать?

Степан Макарович. Я Гордею никакого образования не давал, он его сам получил, а ты, лодырь, с трудом азбуку одолел. На какие шиши я дал бы вам образование? Что у меня за душой было? Дырявая хата да рваный армяк!

Гордей. Вот и отец ударился в воспоминания…

Вдруг у самых дверей раздается стук колотушки.

Екатерина(испуганно). Это еще Тарас на мою голову…

Степан Макарович(сердито). Подслушивал, наверно, старый хрен. Эх, не люблю я сор из избы выносить. (Встает.) Я ему покажу!

Екатерина. Не надо, отец. А то он на всю деревню раструбит, что у Агафоновых неладно.

Стук в дверь.

Гордей(смеясь). Войдите.

Тарас. Что это вы по ночам не спите? Дискуссия у вас, что ли? Может, Гордей Степанович чего-нибудь про войну и мир рассказывает? Страсть как люблю слушать. (Идет к столу.)

Степан Макарович. Интересно, откуда ты узнал, что мы не спим?

Тарас. А как же, когда во всех окнах такой свет, будто в доме свадьба. Ну я, как ночной сторож, по долгу службы обязан заинтересоваться…

Степан Макарович. Ходят тут всякие паразиты… Днем с сыном в своем доме не дадут поговорить. Вот приходится ночью балакать… И то не получается. А ты что, Чижик?

Тарас. Я… ничего… Хожу и постукиваю… Сторожу…

Агафонов. Знаю, как ты сторожишь! Одна видимость.

Тарас(обиделся). Ах, тебе не нравится, председатель? Ну и ладно. Сторожи сам… Другого ночного сторожа тебе во всем колхозе не найти, люди в Герои рвутся. Кто же захочет в колотушку бить? Меня одного, старого дурака, нашли.

Агафонов(примирительно). Тебе же, Чижик, за это трудодни насчитываются.

Тарас(смеется). А как же иначе? Что я, по-твоему, даром буду колотить? (Бьет в колотушку.)

Степан Макарович(вздохнув). Эх! Несознательная ты личность, Тарас.

Гордей. Что ты, отец! Я с тобой не согласен.

Тарас(Степану Макаровичу). Видишь, собственные твои сыновья с тобой не согласны.

Степан Макарович(с горечью махнув рукой). Подслушивал, подлец.

Тарас. Ей-ей… И в мыслях у меня этого не было. Мне твои разговоры неинтересны.

Гордей. Ты ведь у нас артист.

Тарас. Я и есть артист. Хочешь «Светит месяц» сыграю?(Выбивает на колотушке ритм.)

Гордей смеется.

А хочешь – «Барыню»? Изволь, за милую душу. (Выбивает ритм и подпевает.) «Барыня, барыня, сударыня барыня». Я двадцать лет каждую ночь вот так колочу. А когда скучно становится, сам себе песни играю… (понизив голос) и… развлекаю молодых голубков, что прячутся по углам. (Громким шепотом, хитро прищурив глаз.) Вот и сегодня вечером нашего приезжего гостя моей музыкой угощал… Он тоже, как голубь, в темноте ворковал…

Степан Макарович. Это еще какого гостя?

Гордей(хохочет). Честное слово, не меня. Я никуда из дому не выходил.

Тарас. Нет, не тебя, Гордей Степанович. Я насчет Рябинина говорю. (Искоса поглядев на Алексея.) Он около библиотеки с одной нашей девушкой до самой полуночи разговаривал. Я хожу вокруг да около, колотушкой постукиваю и удивляюсь, как людям не надоест…

Агафонов(сердито). Ты чего разболтался. Чижик?

Екатерина(многозначительно). Да-а-а… Понятно.

Алексей. Договаривай, дядя Тарас. Ты хочешь сказать, что Рябинин был с Зоей? Говори прямо, никого этим не удивишь.

Тарас. Это не я, а ты говоришь. Я про Зою не у поминал.

Степан Макарович. Не ябедничай, старый грешник!

Тарас(обиженно). Отродясь за мной этого не водилось. Я только не могу стерпеть, когда наша девушка чужого завлекает, а на своих и внимания не обращает. И другое скажу: если ты девушку любишь (он опять взглянул па Алексея) – никому не уступай! В случае чего, набей морду, как и полагается мужчине, а не спи, как баба на печи.

Алексей. Ты меня, старик, не учи, как поступать…

Агафонов. Старый сплетник….

Степан Макарович. А что! Ей-богу, Чижик прав. Вся деревня знает Зою как будущую невестку Агафоновых… Если внук не может, я сам этому кавалеру морду набью и выгоню его отсюда ко всем чертям!..

Агафонов. Вы что? С ума оба сошли?

Гордей. Нет, отец, так нельзя…

Екатерина. Бить, конечно, не дело… Но этот Рябинин немало бед у нас натворил. Всюду сует свой нос. Он у тебя обо мне допытывался, какая я есть?!

Агафонов. Верно, допытывался.

Екатерина. Верно… И так весь колхоз говорит, что наш председатель, Василий Агафонов, без Рябинина и шагу не делает, души в нем не чает… Даже невесту сына ему уступил…

Агафонов. Ох и язык у тебя, Катерина! Вот что я скажу!

Екатерина(рассвирепела). Ах так!.. Тогда я все выложу!

Агафонов. Выкладывай.

Екатерина(Гордею.) По совету Рябинина – Василий меня с работы снял. Ну это ничего… Допустим, так надо было. Но Зоя!.. (Она хотела сказать что-то резкое, запнулась и быстро перевела взгляд на Алексея. Сыну.) И ты тоже… нечего сказать… отличился… Не мог девушку уберечь…

Алексей(вскочил с места). Оставь меня в покое, мать! (Хватает пальто и пулей выбегает из комнаты.)

Екатерина. Боже мой! Он без шапки…

Тарас(провожая глазами Алексея. Хитро). Зачем такой горячей голове – да еще шапка!

Степан Макарович. Вот ночь – будь она неладна!..

Занавес

Картина пятая

Кабинет председателя колхоза. За столом – Агафонов; он считает на счетах и что-то записывает.

В кабинет входит Иван Иванович Коровин.

Коровин. Здравствуй, Василий!

Агафонов(не глядя на Коровина). Здравствуй, Иван!

Коровин. Подсчитываешь?

Агафонов(машинально). Подсчитываю.

Коровин. А что ты подсчитываешь?

Агафонов(опомнился, посмотрел на Коровина). Что? Что ты спрашиваешь?

Коровин(подсаживается к столу). Ничего.

Агафонов(взглянул в сторону окна). Как дела?

Коровин. По-моему, хороши… Погода установилась, все тракторы работают…

Агафонов. Еще пять таких деньков, и мы спасены, Иван!

Коровин. Погода стоять будет!

Агафонов. Давай бог! (Вернулся к счетам.)

Коровин(чувствуется, что хочет что-то сказать, но не решается). Послушай, Степаныч… Мой Федя… вот здесь… (Он вытащил из кармана бумаги.) Что-то нарисовал… и подсчитал…

Агафонов, прекратив считать, с вниманием слушает Коровина.

И говорит, что можно большие дела сделать! Вроде как в колхозе «Путь Ильича»… Даже еще больше, говорит…

Агафонов(заглядывает в бумаги и рисунки). Это что? Парники?

Коровин(уже более горячо). Не парники, а парниково-тепличное хозяйство… такие зимние огороды, говорит, где земля круглый год будет давать урожай…

Агафонов. Это что? Твой Федор придумал? Сам, без агрономов?

Коровин. Нет… (Запнулся.) Этот самый Рябинин помогал, вернее… подсказывал…

Агафонов. Рябинин?

Коровин. Да, он… Вчера он… у наших ребят был… на гитаре играли, пели… (И посмотрев на бумаги, продолжает.) Правда, здесь стекла много потребуется… Топлива в наших руках сколько хочешь… Торфа до окончания века хватит, да и зимой мы все свободны… Рябинин говорит, что с декабря сможем посылать в Москву тоннами свежие огурцы, капусту, помидоры… Понимаешь, какой это доход!

Агафонов(видно, что ему неприятен этот разговор). Понимаю… Понимаю, Иван! Я все понимаю. Ну что ж, подумаем и о парниках… До зимы еще далеко… (Как бы про себя.) А может, и недалеко…

Распахивается дверь, и на пороге появляется секретарь райкома Николай Данилович Орехов. Это опрятный, молодой, сухощавый человек.

Орехов. Здравствуйте, Василий Степанович.

Агафонов(обрадованно). Здравствуй, Николай Данилович! (Встает из-за стола, идет к нему навстречу.)

Орехов. Как здоровье?

Агафонов(прищурив глаз, подозрительно посмотрел на Орехова). Портишься, Николай Данилович…

Орехов(хохочет). Это почему я порчусь?..

Агафонов. Со здоровья начинаешь… Я же здоров как бык. Как сто быков! Это тебя надо спрашивать о здоровье. (Берет Орехова за худые плечи.)

Орехов. А я здоров! В жизни не болел… даже насморком… Здравствуйте, Иван Иванович.

Коровин. Здравствуйте, Николай Данилович! Ну, Василий, я пошел. (Выходит.)

Орехов. Ну как дела?

Агафонов. Дела? Вроде ничего… Пока в порядке… Садись, Николай Данилович.

Орехов. Послушайте, Василий Степанович… Только дайте слово – не сердиться…

Агафонов. А что случилось?

Орехов. Ничего особенного… (После паузы.) Был у меня Алексей…

Агафонов. Алексей? Сын?

Орехов. Да… Но он приходил не к секретарю райкома, а к товарищу по институту.

Агафонов(нетерпеливо). И что же?

Орехов. Просил перевести его в другой колхоз…

Агафонов. А ты что?

Орехов. Я решил посоветоваться с вами…

Агафонов(продолжая стоять рядом с Ореховым, обнял его за плечи). Николай! Друг ты мой! Я же тебя как родного сына люблю…

Орехов. Знаю, Василий Степанович.

Агафонов. Помоги мне… Убери Алешу из нашего колхоза. Ты это можешь – ты секретарь райкома. Партия тебя не станет критиковать за то, что помогаешь семье Агафоновых…

Орехов(растерянно). Не понимаю я вас, Василий Степанович… Вы что? Действительно не можете с сыном работать?..

Агафонов. Дело не в работе, Николай Данилович… Здесь дела сердечные, так сказать… (И, чтобы не услышать возражений Орехова, поспешно продолжает.) Словом, сделай так, чтоб Алексей работал в другом колхозе… Парень ведь он хороший, не подведет тебя…

Орехов. Я это знаю.

Агафонов. Ну тогда тем более… Он же у меня единственный. Ты это понимаешь?

Орехов. Алексей у нас в институте был среди лучших.

Агафонов. А в колхозе он у меня не среди лучших… И вообще следует, чтоб взрослые дети жили подальше от родителей… для самостоятельности, так сказать… (Доверительно.) А тут еще девушка его разлюбила… (Развел руками.) Трагедия! Хотя никакой трагедии и нет…

Орехов. Ну что ж! Можно и перевести… Такие хорошие агрономы в районе нужны. А у вас кто будет?

Агафонов. Найдем! Агронома найдем! У меня с тобой есть еще более серьезный разговор… Но это потом. (И вдруг, хлопая Орехова по плечу, с мальчишеским задором.) Как ты меня назвал? Себялюбцем? А?.. (Хохочет.) Этот себялюбец такое дело затевает, что аж чертям тошно станет!

В кабинет входят Степан Макарович, Гордей. Тарас.

(Весело.) Вот и вся честная компания. (Брату.) Ты что, уезжаешь?

Гордей. Уезжаю. Здравствуйте, Николай Данилович.

Степан Макарович. Здравствуйте, Николай Данилович.

Тарас. Мое вам нижайшее, товарищ секретарь!

Орехов. Здравствуйте. Как поохотились?

Гордей. Ничего… Селезней почему-то в этом году мало…

Тарас. Все они на торфяные болота тянутся… за Андреевну…

Степан Макарович. Врешь, Чижик! Там утки отродясь не водились. Им там делать нечего…

Тарас. Ей-богу, правду говорю.

Степан Макарович. От твоей правды за версту враньем несет. (Гордею.) Гляди, как бы не опоздать. Прощайся!

Тарас. Пока еще рано. (Вынимает из кармана знакомые нам старинные часы, встряхивает их и смотрит на циферблат.)

Орехов(попался на удочку). Хороши часы у Тараса Кирилловича…

Тарас(быстро). Да… отменные часы… Их подарил мне… (Вдруг испуганно посмотрел на Степана Макаровича, замолчал и спрятался за спиной Гордея.)

Степан Макарович. Кто? Кто подарил? Не бывший ли секретарь райкома?

Тарас(смеется). Именно он… бывший секретарь… Ты же знаешь, Степанушка, душевный он был человек!

Все хохочут.

Степан Макарович. Горбатого могила исправит.

Тарас. Неправ ты, Степанушка. Устарелая эта поговорка.

Орехов(снимает с руки часы). Ну, Тарас Кириллович, получай от меня подарок… Не могу я отставать от своего предшественника.

Тарас. Что вы, что вы. Это я… просто так… по привычке… (Протягивает руку, берет часы.) Спасибо, Николай Данилович.

Степан Макарович. Вымогатель ты, Чижик. Ты что, собираешься часовой магазин открывать? Или как? А где подарок моего Гордея?

Тарас(гордо вынимает из бокового кармана маленькие часы). Вот они у меня, заветные… Страсть как люблю часы! Часы – это время, Степан Макарович! Время… Вот остановятся, а время не ждет… Берешь другие, и они идут… И стрелки бегут… согласно времени идут.

Орехов. Оказывается, вы, Тарас Кириллович, философ.

Тарас. Что ж, философ так философ. Всё от бога, Николай Данилович. Отродясь нигде не учился… самородок, одним словом.

Гордей. Ну до свиданья, брат. (Протягивает руку Агафонову.) До свиданья, Николай Данилович.

Орехов. Я с вами.

Все идут к двери. Агафонов провожает их. Он стоит в раскрытых дверях, опершись о косяк. За сценой слышится шум отъезжающих машин.

Агафонов(подходит к окну, видит кого-то. Быстро распахивает окно). Сергей Дмитриевич! Чего вы мимо проходите? Заходите ко мне. (Закрывает окно, подходит к столу.)

В кабинет входит Рябинин.

Рябинин. Здравствуйте, Василий Степанович.

Агафонов. Здравствуйте, Сергей Дмитриевич. Как живется?

Рябинин(настороженно). Ничего.

Агафонов. Как работа?

Рябинин. Нормально, Василий Степанович.

Агафонов(что-то тянет, глядит в окно). Кажется, погода устанавливается…

Рябинин. Да, видать, устанавливается.

Агафонов. Садитесь, Сергей Дмитриевич.

Рябинин. Спасибо. (Садится.)

Агафонов. У меня к вам серьезный разговор.

Рябинин(настороженно). Я вас слушаю.

Агафонов. Можете вы быть со мной вполне откровенны?

Рябинин. Как видите, я человек довольно смелый. Хотя… (Смущенно.) Есть такие вопросы…

Агафонов(догадался, почему Рябинин смутился). Ваши личные дела меня не интересуют.

Рябинин. Я не понимаю, о каких личных делах вы говорите.

Агафонов(решительно). Хорошо! Я не хотел об этом с вами говорить. Честное слово, не хотел! Но если так – скажу! Мы люди, Сергей Дмитриевич, люди, и у нас бывает в жизни, так сказать… всякая там любовь… и тому подобное…

Рябинин. Куда вы клоните, Василий Степанович?

Агафонов. А вот куда… Зоя была невестой моего Алексея…

Рябинин. При чем тут Зоя?

Агафонов. А вы дослушайте до конца. Я знаю: вы любите Зою, и она вас полюбила… Одно скажу: будьте счастливы!

Рябинин удивленно смотрит на Агафонова.

Я люблю Зою. Она у меня на глазах выросла. Думал, она войдет в мой дом как родная, но… не судьба. Сын прозевал.

Рябинин. Я не хотел огорчать ни вас, ни Алексея Васильевича.

Агафонов. Это ничего. Алексей молодой… Потужит, потужит – и пересилит себя. Он гордый. Из-за гордости своей он и прозевал Зою. Эта гордость и поможет ему забыть ее. (Лукаво подмигнув.) Ведь моя Екатерина Григорьевна была невестой Ивана Ивановича… того самого Коровина, у которого вы вчера были в гостях… Но он слишком долго присматривался… А я… за день до свадьбы увел ее из отцовского дома.

Рябинин(облегченно улыбнулся). Да… Вот так история…

Агафонов. История этим не кончилась. Иван с горя напился и с топором ко мне в дом. Я ему говорю: уходи с богом, Иван! А он кричит: «Убью!» Ну, вмешались тут люди, отняли у него топор. Тогда он меня палкой по голове! (Нащупал рукой маленький шрам на лбу.) Вот и все, что осталось от его ревности.

Рябинин(улыбаясь). А мог бы убить. И не было бы председателя.

Агафонов(смеясь). Конечно, мог. Темными мы тогда были. Другие были времена. Но вам теперь эта опасность не угрожает. Алексей на вас с топором не пойдет.

Рябинин. А я в этом и не сомневался, Василий Степанович.

Агафонов(шутливо). Напрасно. Откуда у вас такая уверенность? Разве ревность отменена?

Рябинин(засмеялся). Конечно, нет, но не с топором же!

Агафонов. Это я пошутил. (Внимательно посмотрев на Рябинина.) У меня с вами не об этом разговор.

Рябинин. Я вас слушаю, Василий Степанович.

Агафонов. У нас к вам просьба… остаться в нашем колхозе…

Рябинин. Простите, я вас не понимаю. Как это остаться?

Агафонов. Очень просто. Вот так и остаться… Работать у нас.

Рябинин(пожав плечами). Я ведь научный работник, Василий Степанович.

Агафонов(хитро прищурив глаз). А разве эта ваша наука помешает колхозу?

Рябинин. Не наука помешает колхозу, а… колхоз помешает науке. Я готовлю кандидатскую диссертацию и по своей теме провожу у вас опыты…

Агафонов(перебивая его). Вот видите! Значит, эта ваша диссертация и вся наука связана с нашим колхозом. Так ведь обстоит дело, Сергей Дмитриевич?

Рябинин. Не совсем так.

Агафонов. То есть как это не совсем так? А по-моему, в самую точку так. Разве ваша наука не должна, так сказать, произрастать на колхозной почве? (Помогает себе жестами.) А она, то есть почва, у нас… А вы ведь почвовед… А наша почва и есть, так сказать, почва для вашей научной работы.

Рябинин. Все это так, но…

Агафонов(перебивает его). Вот видите, оказывается, так…

Рябинин. Так, но и не так, Василий Степанович. Одних опытов для диссертации мало. Мне нужна уйма литературы, я должен консультироваться с профессорами.

Агафонов. За чем же дело стало? Сели в машину – и через полтора часа вы в Москве… Или послали машину – и через полтора часа профессор здесь. В вашем распоряжении будут три легковые машины. Хватит для консультаций!

Рябинин. Нет, Василий Степанович… Поймите, у меня в Москве квартира… Я там спокойно работаю…

Агафонов(подхватывает). Вот и замечательно. Мы вам дадим квартиру не хуже, чем в Москве: с ванной, с электричеством и со всеми, так сказать, подробностями, как это полагается… А кабинет… вот, владейте (показывает на свой кабинет).

Рябинин. Нет, Василий Степанович, ничего у нас с вами не получится. Если я соглашусь быть у вас агрономом, у меня не останется времени для работы над диссертацией.

Агафонов. Что вы, Сергей Дмитриевич! Мы и не собираемся приглашать вас агрономом…

Рябинин(облегченно). Тогда другое дело. Я могу приезжать каждый месяц дня на три, на четыре и с удовольствием помогу вам, чем смогу.

Агафонов. Нет, Сергей Дмитриевич, так у нас с вами действительно ничего не получится. Вы же сами говорили, что такой колхоз, как наш, – это целая народная академия…

Рябинин. Говорил и подтверждаю.

Агафонов(продолжает).…что у нас можно чудеса творить. Жить. Работать. Коммунизм строить… Вы же меня на народе ругали именно за то, что я плохо завтрашний день вижу…

Рябинин. Я вас, Василий Степанович, не ругал. Правда, я критиковал правление за некоторую медлительность и говорил это вполне искренне.

Агафонов. Тогда за чем же дело стало? Вам и карты в руки! Вам и руководить колхозом!

Рябинин. Так вот в чем дело! (Смотрит в глаза Агафонову.) А я считал вас, Василий Степанович, прямым человеком и не думал, что вы пойдете на поводу у сплетни. (Встает.)

Агафонов(не понимая). Это вы о чем?

Рябинин(прямо и резко). О том, что я не люблю кривить душой!

Агафонов. Ничего не понимаю.

Рябинин. Поверьте, если мне и приходилось вас критиковать, то я вовсе не собирался занять ваше место.

Агафонов. Товарищ Рябинин! Я первым делом коммунист. Тридцать лет я не просто состою в партии, а верой и правдой служу партии.

Рябинин. Я ведь не ставил под сомнение вашу партийность. Речь шла о некоторых недостатках в вашей работе, а вы, оказывается, обиделись.

Агафонов(укоризненно). Как вы можете так думать, Сергей Дмитриевич. Критика – это как хирургическая операция: больно, необходимо для здоровья… Я не об этом, честное партийное слово. Я с вами как с другом говорю. Скоро у нас отчетно-выборное собрание… Я все равно председателем не останусь. И я хотел, чтобы моим колхозом руководил такой человек, как вы. Я говорю – моим, потому что мне здесь дорога каждая пядь земли… каждое деревцо мне родное. Я ведь ночей недосыпал, все о колхозе думал. А люди! Какие у нас люди, Сергей Дмитриевич! При вас они могут горы своротить!

Рябинин. Люди у вас действительно замечательные, Василий Степанович. Но… (после паузы) я на ваше предложение согласиться не могу. У меня своя научная работа, которая имеет значение для всех колхозов. У каждого своя дорога…

Агафонов. А если партия прикажет?

Рябинин. Партия уже приказала, она помогает мне стать ученым.

Агафонов(хитро). Какой же это приказ, Сергей Дмитриевич? Это помощь. Не так ли?

Рябинин. Так.

Агафонов. Мы всем колхозом на защиту вашей диссертации приедем. Так сказать, грудью станем.

Рябинин. Вы всё шутите, Василий Степанович.

Агафонов. А что? С шуткой да прибауткой веселей живется, Сергей Дмитриевич. (И он ударил Рябинина по плечу, словно полководец, выигравший сражение.)

Входит 3оя. У нее в руках какая-то бумага.

Зоя. Подпишите счет для библиотеки, Василий Степанович.

Агафонов. Давай сюда!

Зоя передает бумагу.

Рябинин(смотрит на часы). Извините, я опаздываю в лабораторию. Не сердитесь на меня, Василий Степанович. (Уходит.)

Агафонов(провожает Рябинина глазами). Орел! Чистый орел! Первого сорта человек! А ты чего покраснела, егоза?

Зоя(смущенно). Я? Это вам показалось.

Агафонов(строго). Ну выкладывай, когда свадьба?

Зоя(совсем растерялась). Какая свадьба, Василий Степанович? Чья свадьба?

Агафонов. А ну, ты мне туману не напускай! Говори все как есть. (Ласково.) Зоя… Зоя… Все равно я тебя, как дочку, люблю.

Зоя(с волнением). И я вас, Василий Степанович, как отца родного…

Агафонов(взяв ее за плечи). Можешь ты один секрет, так сказать, в тайне сохранить?

Зоя. А вы разве в этом сомневаетесь?

Агафонов. Тогда слушай – и никому ни слова!

Зоя. Ни слова, Василий Степанович!

Агафонов. Так вот: Сергей Рябинин остается работать у нас в колхозе.

Зоя. Агрономом?

Агафонов. Нет, подымай выше. Председателем.

Зоя(удивленно). Как?

Агафонов. Да так, председателем колхоза… вместо Василия Агафонова. Что? Не рада?

Зоя. Что вы, Василий Степанович? Шутите?

Агафонов. Это дело не шуточное. Я с тобой серьезно говорю.

Зоя(категорически). Нет, не может этого быть!

Агафонов. Только, Зоя, пока никому ни-ни… Ну, кроме своих, конечно… (Многозначительно.) Редколлегии… можешь сказать об этом, кое-кому из актива. Только чтобы они до поры до времени держали язык за зубами. Понятно? (Подписывает бумагу и передает ее Зое.)

Зоя, взяв бумагу, ошеломленная, выбегает из комнаты.

(Провожает ее глазами и неожиданно откровенно, весело смеется.) Этот важный секрет уже сегодня вечером будет знать весь колхоз… Слухи ветром гонит… И это очень хорошо, Василий Агафонов, бывший председатель колхоза «Светлый путь».

3анавес

Последннй миллионер

Комедия в трех действиях. Семи картинах

Действующие лица

Медея – 18 лет.

Кик – переводчик.

Гуга, Гиго – бродяги

Бин Джераль – иностранный офицер.

Джо – его брат, офицер.

Гледис — его жена.

Бондо – грузчик, 20 лет.

Мариам — мать Медеи.

Попандопуло – миллионер.

Амвросий — его секретарь.

Поликарп – министр меньшевистского правительства.

Доктор.

Нотариус.

Человек с маузером.

Рабочие, красноармейцы, агенты разведки, иностранные солдаты, купцы, промышленник и, генерал, женщины.

Действие первое

Картина первая

Пустынный берег моря. Вдали виднеются похожие на пирамиды горы марганцевой руды. У самого берега сидят два босяка – Гуга и Гиго.

Гуга(мечтательно). Ах, если бы эти горы были не из марганца, а из свежевыпеченного хлеба!

Гиго. Что бы ты тогда сделал?

Гуга(проглотив слюну). Я? Я проделал бы в хлебе дырку, влез внутрь, наелся и заснул бы там. Как сладко спать в свежем, теплом хлебе…

Гиго(перебивая его). И во сне грызть хрустящую, поджаристую корку.

Гуга(продолжает). А потом я бы проснулся, поел и опять заснул. Так я бы и жил до самой смерти. И умер бы толстым и счастливым. (Пауза.) А что бы ты сделал, Гиго?

Гиго(проглотив слюну). Я? Я проделал бы в хлебе дырку, влез внутрь, наелся и заснул бы там. Потом я бы проснулся, поел и опять заснул. Так я бы и жил до самой смерти. Мне тоже хочется умереть толстым и счастливым. (Задумался и вздохнул.)

Гуга. Ты помнишь, Гиго, когда ты был сытым?

Гиго. Нет, Гуга, голодный не может помнить, был ли он когда-нибудь сытым.

Гуга. А я помню. Ох и нажрался я тогда как следует!

Гиго. Когда это было?

Гуга. В тысяча девятьсот тринадцатом году, когда я работал матросом у Аристида Попандопуло. На пароходе вспыхнула эпидемия холеры. Все боялись есть, а я… ничего… Я ел… И сожрал паек всей команды.

Гиго. А большая была команда?

Гуга. Нет, тридцать человек.

Гиго. Долго ел?

Гуга. Нет. С утра до вечера. Тогда у меня зубы были крепкие.

Гиго. Должно быть, долго спал потом?

Гуга. Нет, через семь дней очнулся в холерном бараке.

Гиго(мечтательно улыбаясь). Паек тридцати человек… и ты один всё съел… (Задумался.) А разве Попандопуло и раньше был таким богатым?

Гуга. Попандопуло всегда был богатым. Видишь эти горы марганца? Они заросли травой… А до войны здесь их и не было; пароходы Попандопуло развозили марганец по всему свету. А теперь – вот уже шесть лет, как и пароходы в Поти стоят и рудники в Чиатурах заброшены.

Гиго. Говорят, что теперь и рудники заработают и пароходы пойдут… Раз к нам пришли иностранные войска, и работа появится… и все будет, как раньше…

Гуга(передразнивает его). «Говорят»… А ты, дурак, веришь всему, что говорят. Мало ли что говорят… Говорят, что меньшевики…

Гиго(перебивает его). Ага! Ты тоже говоришь, что «говорят»…

Гуга(рассердившись). Твое «говорят» – это одно, а мое «говорят» – это другое. (Серьезно.) Говорят, что наше правительство пригласило иностранные войска потому, что оно боится большевистского восстания.

Гиго(протяжно). А-а-а! Вот, оказывается, в чем дело.

Гуга. Понял, дурья башка?

Гиго. Понял.

Гуга. Эх, Гиго, какие дни наступят, какая катавасия поднимется, если бы ты знал!

Гиго(вздохнул). А нам-то что? Наше дело сторона.

Гуга. Глупости! Мы тоже должны бороться, иначе оба издохнем, как голодные собаки, где-нибудь на пустынной улице, и некому будет нас похоронить.

Гиго(растерянно). С кем бороться? С Попандопуло, с меньшевиками?.. Я не знаю… Я ничего не знаю. Гуга.

Гуга. И я ничего не знаю и ничего не хочу знать. Посмотрим, Гиго, что принесет нам жизнь. Она то шуршит, как прибой на песке, то ревет, как ураган. Я только одно знаю: в нашем маленьком Поти будет большая буря!

Гиго. Нам от этого легче не станет.

Гуга. Верно, Гиго. А все потому, что мы рождены без счастья. Понимаешь, без счастья!

Гиго. Проклятая наша судьба! Почему у одних есть счастье, а у других нет?

Гуга. Во всем виноват бог, Гиго. Когда рождается человек, он посылает к нему курьера, и тот на лбу новорожденного пишет его судьбу. Если ребенок ему понравится, он пишет на лбу судьбу целых ста человек.