Текст книги "Заговор, которого не было..."

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

«Важняк» Генпрокуратуры советует...

Когда следователю Кировской областной прокуратуры удалось доказать, что ряд убийств с особой жестокостью владельцев транспортных средств совершен в приволжских городах одной группой лиц, дело было передано в Генеральную прокуратуру.

Возглавил группу (или бригаду, как принято в прокуратуре) один из опытнейших прокурорских «важняков» – старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре России Александр Михайлович Добрынин.

К нему и зашел в тот вечер Михаил Коржев, вызванный в Москву и включенный в бригаду Добрынина.

К слову сказать, Добрынин руководил расследованием сразу нескольких сложных дел и, убедившись, что молодой следователь из Вятки с делом об убийствах автовладельцев вдоль Волги справляется, над душой не сидел, давал «пору– лить» самостоятельно.

Проведя очередной допрос Дробова в СИЗО в Вятке, помотавшись на встречи с сыскарями и следователями областных прокуратур вдоль Волги, Коржев приехал в Москву и зашел, как говорилось выше, к Добрынину.

–  Хорошо живете, Александр Михалыч, – улыбнулся он, выпуская клубок дыма. Курили в то время оба, почти не выпуская сигареты изо рта. Это Добрынин уже после «дела Ахтаевых» курить бросил.

–      А что тебе не нравится? – шутя насторожился Добрынин.

– Да вот, гляжу, попугая завел. На моем молодом веку вы – первый «важняк» с попугаем. Я благодаря занятию дочки изобразительным искусством историю живописи хорошо изучил. Знаю, были известные картины «Мадонна с младенцем Христом» или вот «Дама с горностаем», «Графиня с карлой на берегу пруда»... Вот бы с вас написать портрет кисти Шилова «Важняк» с попугаем»... Класс...

–Ты все шутишь, а мне тут не до смеха, Миша. Демина на Кавказ послали, а он холостой. Вот и принес мне попугая, чтоб я его кормил, поил, веселил. Дома боюсь держать: кот – хулиган. Держу на службе. Днем он ничего – что-то там курлыкает, не мешает. А на ночь закрываю от света рекламы жениным платком. Так и живем.

Михаил устало расположился в неудобном, продавленном кресле. Вечно в подразделениях прокуратуры на мебели экономят. Вон коммерческие структуры с ремонта офисов и подбора мебели начинают, а мы об этом в последнюю очередь думаем. Вечно в России в присутственных местах мебель казенная и скучная.

– Чего загрустил сразу?

–Думаю. Вот банки отстраиваются, новейшую мебель покупают, а мы?

– А ты посмотри – где банки, а где мы. Банки вон позакрывались, те, что остались, большие кадровые сокращения пережили. А у нас кадров вечно не хватает.

– Так, с другой стороны, кому охота в дерьме рыться. Людей можно понять...

–  Кому-то надо и страну от дерьма отскабливать. Ты чего пришел, на судьбу пожаловаться? Так сочувствия не найдешь. У всех у нас такая жизнь. Если что конкретное, говори.

Михаил словно не слышал поставленного вопроса, задумчиво оглядел скромный кабинет прокурорского генерала:

–  И машинка у вас старенькая. «Ундервуд» какой-то. Кто сегодня на «Ядрани» печатает обвинительные заключения? Ее так и называют – «Ядрянь». Пора, Александр Михалыч, на компьютер переходить.

–  Вот дело братьев Ахтаевых закончим и перейду. На радостях. А у нас в руках, между прочим, один Дробов. Что у тебя по этому делу новенького?

– Да вот вы говорите: Дробов. А и он забот добавляет каждый день.

– Что такое?

–Да вот я вам рассказывал, что он попал у меня в одном из допросов на «момент истины», проговорился про братьев. Ну, вырвалось случайно, я и уцепился, что за братья? Теперь вот уже знаю про братьев Ахтаевых все, что можно. А Дробов от своих показаний начал отказываться. «Не знаю, говорит, никаких братьев». Я ему: «Так вот же твои собственноручные показания». «Где?» – спрашивает. Даю ему том уголовного дела, в котором подшито это показание, раскрываю на нужной странице, сую под нос.

– А он?

– А он вырвал страницу, сунул скомканную в рот, и ну жевать ее.

– Отобрал?

– Зачем. Я тоже соображаю, как-никак, уже можно сказать, ученик самого «важняка» Генпрокуратуры Добрынина.. Я как раз ту страничку, которую ему собирался во время очередного допроса показать, заменил.

Михаил хитро улыбнулся.

– То есть как?

–А так, подлинник допроса с его подписью – ксерокопией. Ну, он не разобрал, сжевал. Перестал жевать, когда вдруг понял, что я сижу, смотрю на него с улыбкой и горло не зажимаю, страничку жеваную не отбираю. Неинтересно стало ему. Спрашивает: «Чего это вы, гражданин следователь, так спокойны?» – «А то и спокоен, что у меня таких страничек с твоей подписью под показаниями целых три. Чудеса ксерокса. Так что возьму вот братьев Ахтаевых, покажу твою собственноручную, глядишь, и они на тебя показания дадут».

– А он?

– А он чуть не плачет. Нервные они, урки... Говорит: «Они не дадут. Они «законные».

–Да, огорчил ты меня.

– Чем же? – удивился Михаил Коржев.

– Да тем, что такой находчивый. Опять же ксероксы, компьютеры, все для вас не в новинку. А у меня тоже такой случай был. И я, должен честно признаться, таким находчивым себя не показал.

– Расскажите, Александр Михалыч.

– Был у меня аналогичный случай. Но, что характерно, с женщиной.

– Женщина свои показания съела?

– Не совсем. Но ты не перебивай, я по порядку. На всю жизнь я эту женщину запомнил – Мария Васильевна Антиподова. И фамилия подходящая, редкая, и характер, я тебе скажу – твой Дробов перед ней сопляк. Характер волевой, целеустремленный. Отличная, между прочим, хозяйственница. Образованная – Ивановский текстильный институт закончила, дело-то в Иванове было, где я «важняком» в облпрокуратуре работал. И создала она свое «дело» в «Облтрикотаже». Лет за десять до того, как стало это можно делать по закону. А знаешь, кем до «Облтрикотажа» работала?

– Тюремные университеты проходила?

– Так да не так. Точно, была в тюрьмах и лагерях. Но не зечкой, а после института работала заместителем начальника исправительно-трудовой колонии по хозяйственной части. Никак не хочу опорочить саму должность. Обращаю лишь твое внимание на тот факт, что ближайшими ее помощниками там были уголовницы, имевшие богатый опыт экономических преступлений. Так что школу она прошла хорошую. И муж ее, кстати, был милицейским подполковником. Опять же, конечно, никого не хочу обидеть.

– Интересная была женщина?

–  Во всех смыслах, сынок. Очень даже пикантная. Но вот нежной ее никак не назовешь... Жестко работала, тщательно продумывала все хищения, приписки. И не было в ходе этого моего расследования никаких погонь, перестрелок. А были долгие часы за просмотром сотен квитанций на ремонт. «Облтрикотаж» в основном занимался ремонтом трикотажных изделий.

– Не возбраняется.

—Вот именно. Но фокус в том, что никакого ремонта не было.

– А что же было?

–  Был выпуск неучтенной продукции на сэкономленном и ворованном сырье и продажа ее «налево». Страшно вспомнить...

–  Что ж такого страшного в самом обычном «хозяйственном» деле?

– Страшно вспомнить, какое это было медленное дело. Вот у тебя по Ахтаевым что ни месяц, то новый найденный труп и следки к банде. А тут... Квитанции, квитанции. Придумку-то я их сразу раскусил. Если не было приема в ремонт, заказчики – люди вымышленные. В фильмах да художественных повестях детективных откуда преступник берет вымышленные имена и адреса?

– Из телефонного справочника. Вот, помню, в «Адъютанте его превосходительства» резидент деникинской разведки...

– Вот именно... Но там списочек был покороче. А мне приходилось каждый день по тридцать—сорок повесток выписывать, проверять. Ты вот молодой, поди за романтикой в следствие пошел.

– Обижаете, Александр Михалыч... Хотя, конечно, и за романтикой.

– Вот, а я что говорю. Всем подавай сыщицкие погони и схватки с вооруженным противником. А схватка иной раз – поединок на словах да бой на накладных и расписках. Тоже, скажу тебе, оружие.

–  Но дело то, по вашему даже рассказу судя, простое. Не то что банда Ахтаевых. Мне этих Ахтаевых еще сыскать надо, а у вас дамочка эта пикантная сидит намертво в СИЗО и дает показания.

–  Ишь ты, как у вас, молодых, легко все получается: да из нее клещами каждое нужное следствию слово вытаскивать приходилось. А ненужных целое море, плавай не хочу. Ни одно слово на веру мадам эта не брала. Все ее уступки следствию только после убедительных доказательств. Переиграть такую специалистку было непросто. И сверху опять же давили: «телефонное право» в «апофигее» было. А она была женщина видная, в верхи вхожая. Со своим трикотажем... И муж имел связи. В общем, для молодого следователя, каковым я тогда был, – испытаньице. Но прокуратура ивановская выдержала.

–Довели до суда?

– А как же. Но наказание преступники получили чисто символическое.

– На суд давили?

– Не только. Тут такая вышла история. Почти как у тебя. Она уже по ходу слушания дела в суде добилась нового ознакомления с материалами дела и, можно сказать, совершила еще одно преступление. Подделку документа.

– Как это? – удивился Михаил.

– Вся закавыка в том, что простых путей она не искала. Как твой Дробов съесть улику, и все дела.

-Ну?

–  Был документик, который, так же как подпись Дробова на странице показаний, изобличающей братьев Ахтаевых, ее очень беспокоил. Доказать что-то в такого рода делах окончательно и достоверно очень трудно.

Она говорит, не было, мастер говорит, было, слово против слова, и никто не виноват. Совершены фактически уголовно наказуемые деяния. А где приказ директора поступать именно так, а не иначе? А вот он, оказывается, был такой, в соответствии с которым подчиненным и вменялось заниматься по сути дела приписками. Так вот, она не стала выкрадывать документик, не стала его театрально вырывать из дела, как твой придурок Дробов. И съедать сей неаппетитный документик, дождавшись, когда следователь отвернется.

–А что же...

–  Она его подделала. Всего-то несколько слов новых внесла да приписку в конце сделала. И все, и ничего не докажешь.

– Но как же так? – удивился Михаил. – А экспертиза? Можно же доказать, что чернила там разные, авторучки, время написания разное. И вообще.

–  Это в кино и в книгах все так просто. А в жизни... Иногда проще, чем в кино, иногда сложнее, чем в романе. Словом, запись она сделала своей, той же, заметь, авторучкой, теми же чернилами, а время между записями прошло слишком небольшое, чтобы экспертиза могла однозначно сказать: в разное время писалось. А любое сомнение, как ты знаешь, трактуется судом в пользу обвиняемого. И правильно, наверное. На то ты и следователь, чтоб однозначно доказать вину подозреваемого.

– Неужели...

– Вот тебе и неужели. Это не рукописи, скажем, Тутанхамона отличить от рукописи Штейнбаха. Там папирус, бумага, чернила – все разное... Не говоря о том, что книга Валерия Штейнбаха, вон у меня на столе, о боксе, а рукопись, скажем, Тутанхамона – о Древнем Египте.

– Словом, ответ экспертизы...

– Был отрицательным. Для меня. Всех семерых, проходивших по делу, осудили, но сроки были очень маленькие, особенно для мадам. Ну, ни в чем же не виновата! Показания: «слово против слова», свидетелей отдачи тех или иных приказов на бумаге нет, а в жизни, кто его знает, как было. Кабы документик не подделала, сидела бы... Сейчас, конечно, и за более серьезные экономические преступления не сажают. Но это уже отдельный разговор. А теперь рассказывай, как там с братьями?

Следователь прокуратуры рассуждает

Всю дорогу от Благовещенского переулка, от Добрынина, до гостиницы Михаил Коржев рассуждал, расставлял по полочкам известные ему эпизоды криминальной биографии банды братьев Ахтаевых...

И много у него всяких противоречий в этом деле образовывалось.

Вот, скажем, убийства. Все совершенные бандой убийства совершены явно с корыстными целями. Налицо классический случай – нападение с целью завладения транспортным средством.

Сама картина преступлений ясна: навязываются в пассажиры, в попутчики, в удобный момент Дробов – у него основная функция «душителя» – набрасывает сзади на водителя удавку-«струнку»; братья колют ножами и заточками, ударяют по голове тяжелыми предметами; машина останавливается окончательно, тело мертвого или полуживого водителя вытаскивается на землю. И тут начинается вакханалия: тело топчут, прыгают на груди и животе, пинают ногами, наносят десятки колюще-режущих ударов ножами и заточками.

И вот машина, вожделенное транспортное средство, в преступных руках. Сняли носильные вещи, что получше, с тела водителя. Выгребли все из «бардачка» – фонарик, расческу, кошелек, зажигалку...

А бандиты не унимаются – пинают, колют, измываются над телом уже мертвого человека.

И вот в какой-то момент им становится ясно: человек этот мертв.

Они не торопясь, с время от времени возникающими склоками (кому что достанется из трофеев), пресекаемыми паханом, который берет себе все лучшее, ДЕЛЯТ ЧУЖОЕ ДОБРО.

А потом возвращаются, как показывает экспертиза, к телу уже мертвого и снова колют, пинают, режут...

Можно «понять» вынужденную жестокость грабителя: лучший объект ограбления – это мертвый объект...

При желании можно объяснить и озверение во время убийства: почуяли кровь молодые волчата и не могут удержаться.

Но вот что в голове у Михаила не укладывалось.

Как можно убить человека, нанеся ему множественные ранения, каждое из которых несовместимо с жизнью, а потом, спустя время, когда злость, кураж, азарт в прошлом, снова хладнокровно измываться над жертвой?

Он не мог это понять, и непонимание мешало ему.

Он не мог представить себе этих людей в момент совершения преступления.

Ну, Дробова он видел, знает, говорил с ним. Конечно, не мыслитель, не интеллектуал, не добряк и не романтик. Зверь. Озлобленный, завистливый, мстительный. Но не псих, не маньяк, нормален, если можно так сказать про человека, совершающего жестокие убийства ради прибыли...

А не имея возможности представить подозреваемых в совершении преступления в момент этого преступления, он терял какие-то очень важные для него кирпичики следствия. Вот, скажем, нашедшие друг друга бандиты совершали большинство преступлений втроем – братья Ахтаевы и Дробов. Но инсценировали место преступления так, чтобы было впечатление, что убивал один.

Мало ли что, пусть и найдутся свидетели, которые видели, как в машину садилось трое пассажиров...

Нет свидетелей, которые бы утверждали, что видели, как трое убивали водителя. Нет и быть не может. Убивали в отдаленных от населенных пунктов и дорог местах. Для следствия путь один: искать одного убийцу, возможно маньяка, садиста...

Взяли Дробова? Значит, он и есть убийца. Братья Ахтаевы тут ни при чем.

Но даже если исключить показания чудом спасшегося Лебедева... Представим себе, что он не выжил бы... И все равно у следователя прокуратуры было убеждение, что действовала банда. Представим себе, что Дробов бы случайно не проговорился про двоих братьев... И все равно Коржев доказал бы, что убивали трое.

Осмотр места происшествия, многочисленные криминалистические, судебно-медицинские экспертизы подтверждали, что убийц минимум трое.

Разной силы и манеры исполнения удары ножом и заточкой; невозможность одновременно действовать «стрункой»-удавкой и ножом; невозможность одновременно воздействовать физически на водителя и его пассажира; следы, ведущие от украденных вещей, – все говорило, что у Дробова были подельники.

– Надо искать банду! – решил Коржев.

Но пока следов к остальным бандитам не было, он снова и снова перепроверял детали, допрашивал Дробова, подставляя ему в ходе допросов ловушки, снова и снова проводил следственные эксперименты на местности, на местах совершения убийств. Он советовался со специалистами и составлял все новые и новые варианты и словесного, и психологического портрета остальных преступников.

Ему казалось, если увидит их в толпе, – узнает. Не по чертам лица. По взгляду, по манере, по ухватке.

Огромная работа была проделана следователями прокуратуры и операми уголовного розыска по выявлению за большой промежуток времени аналогичных преступлений в Вятке и Кировской области, в других областях Поволжья – в Саратовской, Ульяновской, Астраханской, Пермской, Самарской областях, в Татарстане...

Как всегда в таких случаях бывает, по пути раскрыли ряд «мертвых висяков» и «подвешенных дел», к банде Ахтаевых не имевших отношения.

Проверяли не только местных рецидивистов, их связи, но и все преступления аналогичного почерка, совершенные с особой, не продиктованной необходимостью жестокостью...

Заодно вырисовывалось, что убийства, которые Коржев и его бригада склонны были приписать банде Ахтаевых, совершены не только из жадности, не столько из материальных, корыстных побуждений, сколько из злобы...

Злоба, ненависть, жестокость, беспощадность – вот что стояло за этими кровавыми убийствами, прокатившимися волной по Кировской и соседним областям.

Столько крови, сколько он увидел, пока расследовал дело № 21/3027-91, «важняк» Кировской облпрокуратуры

Михаил Коржев не видел за всю свою предыдущую жизнь и работу в органах прокуратуры.

Но и столько хороших людей не видел.

С операми утро работал в полнейшем единодушии, теснейшем сотрудничестве. На совещаниях прокурорских и милицейских дым коромыслом, крик, версий каждый готов предложить с десяток. Вроде много шуму из ничего? ш на самом деле есть польза от таких «мозговых атак».

Всегда где-то да приоткроется завеса тайны, какой-то новый свет в конце тоннеля забрезжит, новая версия возникнет, старая подтвердится.

Причем что интересно: каждый делал свое дело в рамках своей компетенции, и никаких там ведомственных амбиций не возникало.

Какой-то у бригады кураж появился, как стали выходить на свидетелей, на следки, на вещдоки, стали выезжать на места преступлений, и старых, и новых. Стало раскручиваться это многоэпизодное дело. Все работали день и ночь, азарт у сыскарей пошел.

Следователь действует

Тем временем диалог у Коржева с Дробовым стал, похоже, налаживаться. Конечно, о взаимной симпатии речи не было, но какое-то взаимопонимание установилось.

Бывает и так, что сильные физически люди в нештатных ситуациях по стенке расползаются, Дробов явно боялся, боялся и братьев, и «вышки», говорил наверняка меньше, чем знал. И то, что говорил, умишком своим заскорузлым все время проверял – не сказал ли лишнего?

У Коржева сложилось такое впечатление, что тот «сдает» ровно столько своих личных преступлений, сколько надо, чтоб до «вышки не дотянуть».

Было видно, что смерти он боялся до дрожи. И все время как бы предлагал следователю «торговлю» – а вот я еще кое-что знаю и могу сказать, если следствие мне гарантирует...

Как ни соблазнительно было пойти на торговлю с преступником, пообещать что-то, дать гарантию жизни, если сдаст братьев, Коржев этого соблазна избегал. Ничего не обещал, ничего не гарантировал, и будущее Дробова ставил целиком в зависимость от степени его сотрудничества со следствием. Но без прямого торга «я – вам, вы – мне».

Дробов уже давно сидел в СИЗО, братья-разбойники где-то на свободе шастали. И вполне возможно, совершали новые преступления. Так что особенно-то и откладывать признания Дробова было нежелательно.

Время шло. Коржев нервничал. Но нервничал и Дробов.

Он перебирал в голове варианты поведения: то ли и дальше по эпизодам совместных с братьями преступлений сидеть в «несознанке», в «отрицаловке», то ли, спасая свою жизнь, начинать активнее сотрудничать с дотошным следователем.

Видимо, что-то в манере вести допрос, в чувстве собственного достоинства, в компетентности молодого следователя прокуратуры подталкивало «удава» к принятию именно второго решения.

Коржев был беспристрастен, объективен, не демонстрировал ни ненависти, ни презрения, ровно вел дело, подводя Дробова к соучастию в преступлении.

Пока Дробов размышлял, что бы еще сказать следователю, а что пока попридержать, тот, проанализировав собранные уже материалы, составил большую и подробную ориентировку, где были указаны время, способ совершения убийств, приметы возможных преступников, манера знакомиться со своими жертвами, и направил в соседние области и даже регионы, в частности, в республики Кавказа и Закавказья.

Через полтора месяца пришел ответ из Самары.

Там было совершено подобное убийство. Почерк тот же.

Ну, то есть почерки сходились, как при графологической экспертизе.

Вечером Коржев получил ориентировку, а уже утром следующего дня был в изоляторе у Дробова.

– Ничего не хотите добавить к сказанному ранее?

–А что добавлять? Я все сказал. Надеюсь, чистосердечное признание облегчит мою страшную вину.

– Может облегчить...

– Не понял?

–  Вы сознательно скрываете от следствия некоторые эпизоды действия возглавляемой вами банды.

– Я не возглавлял...

– Ну, тогда возглавляемой Романом Ахтаевым банды...

– Я этого не говорил.

– Вы много мне еще не говорили. А вот рассчитываете на снисхождение будущего суда. Мне, видите ли, Дробов, очень трудно будет представить суду вас, человека, имевшего судимость, признавшегося в убийстве и покушении на убийство, как невинную жертву обстоятельств. Вы сами себя губите...

– Что же делать, гражданин следователь? Спрашивайте, я как на духу...

–  Ну, если так, то... Расскажите, как у вас получилось в... Самаре...

До этого с Дробовым Коржев ни разу разговора об убийстве владельца автомашины в Самаре не заводил. Так что, получив самарскую ориентировку и «расслабив» Дробова пустяшным разговором с переливанием из пустого в порожнее, тщательно готовил его к этому вопросу.

– Так что у вас было в Самаре?

Самара тут слово ключевое. Если докажут, что в убийстве в Самаре он тоже принимал участие, то и от братьев труднее будет отвертеться... А они на свободе... И вдруг да информация, что он в СИЗО колется, до Романа дойдет? Всегда «маляву» можно с воли в СИЗО забросить. Пришьют его во сне, он и не услышит...

С другой стороны, еще одно убийство, еще на шаг ближе к высшей мере...

Вот и соображай тут...

«Думай, Серега, думай, выбирай наименьшее зло», – говорил себе Дробов.

– В Самаре?

–  В Самаре. И не тяни время, Дробов, все равно придется на этот вопрос ответить...

– Ну, был я в Самаре...

–Один? С братьями Ахтаевыми? Когда? В ноябре 1989? Отвечайте!

– Я прошу, это... Ну, значит, время на размышление.

– Дам я вам время на размышление. Но сейчас вы мне ответите на эти вот простые вопросы. Заметьте, я не спрашиваю, что вы там делали. Я не утверждаю, что в ноябре 1989 года вы с братьями совершили в Самаре какое-то преступление. Пока не утверждаю, не спрашиваю, не говорю. Поразмышляв в камере, вы мне и сами завтра ответите утвердительно на все мои вопросы. А пока скажите... были?

-Да...

– В ноябре 1989 года?

– Кажись да.

– Кажись или точно – в ноябре?

– Да, в ноябре. Точно.

– Один или с братьями Ахтаевыми? Вы и сами понимаете, что свидетели у меня есть. Но когда я приведу их сюда, зачем мне ваше «чистосердечное» признание? Так с братьями?

–Да. Разрешите в камеру. В камеру прошу, гражданин следователь!

Коржев нажал кнопку вызова контролера.

– Уведите его в камеру. Только не в общую, из которой привели. Но проследите, чтоб режим питания был общим. Просто подследственному нужно до утра побыть одному. Так, Дробов?

Ночь в одиночке хорошо располагает к размышлениям.

И к воспоминаниям.

Самое интересное, что у Коржева ничего на Дробова и братьев Ахтаевых по самарскому убийству не было. Как говорится, четко «на понт» брал. Или, говоря научным языком, создавал у подследственного несколько преувеличенное представление о своей информированности по конкретному эпизоду дела.

Но Дробов легко пошел в ловушку.

А наутро еще одна новость.

Роман Ахтаев нашелся...

И где бы вы думали? В зоне.

Его искали по всей стране, во всесоюзный розыск был Роман объявлен. А он спокойно «рубал пайку на шконке» в одном из мордовских лагерей.

Ну вот не верил Коржев в такие случайности и все тут! Пролили моря крови, поубивали людей, похитили автомашины, с прибылью продали, а потом вдруг пошла у разбойников накладка за накладкой?

Точно так же как Дробов, скорее всего, «сел» за инсценированное изнасилование своей сожительницы, и Роман, скорее всего, картинно-демонстративно «уронил» из– под плаща якобы плохо закрепленный обрез, выходя из кафе одного из приволжских городов. Проверили местные сыскари – ничего, кроме отсиженных сроков и снятых судимостей, за Ахтаевым в этом городе не было. А за хранение и ношение оружия срока тогда давали совсем слабые. И свидетели, и вещдок налицо, да и сам мазурик во всем чистосердечно признался. Проверили «ствол» – свежий, не было на нем крови. И пошел Роман по этапу в Мордовию. И главное, иногда невинные люди годами суда ждут в СИЗО, а тут уронил «ствол» – и в СИЗО, и тут же суд, и – по этапу.

Не сомневался нисколько Михаил, что оба инсценировали незначительные преступления, чтобы попасть на зону. Опытные зеки так нередко делают, чтобы уйти от настойчивого преследования прокуратуры и уголовного розыска по «убойным» статьям.

Все бы, возможно, и вышло. Искали бы, искали братьев на воле, а Роман себе на нарах припухает.

Кабы не дотошный следователь облпрокуратуры Михаил Коржев.

Он ориентировки подробнейшие разослал не только в органы прокуратуры всего региона, но и в лагеря СИЗО и тюрьмы. Не сидит ли у вас такой-то?

Из этой мордовской лесной колонии и ответили:

–  Сидит. Ни в чем плохом не замечен. Не в «отказниках», почти ударник, работает на лесоповале. Порядок в колонии не нарушает. Допрошенный по вашей ориентировке все, однако, отрицает.

–  Ну, это он там отрицает. Как-то здесь разговор пойдет... – решил Коржев. И «выписал» Романа Ахтаева в Кировскую областную прокуратуру, по месту «отсидки» в СИЗО подельника. Но, конечно, поместил так, чтоб обмениваться «малявами» они не могли. Но чтоб очную ставку можно было провести без проблем.

Не один день задушевно беседовал Михаил Коржев с обоими убийцами, и так их ковырял, и этак, и очные ставки устраивал, и между собой, и с самарскими свидетелями.

Добился своего.

Первым сдался Дробов.

Но сдался не перед психологическим прессингом молодого, но уже опытного следователя, а будучи жестко припертым к стене убедительными доказательствами.

Ведь пока Коржев вел с подследственными беседы в СИЗО, сыскари-опера из уголовного розыска двух областных УВД напористо шли по следу, собирая все новые и новые факты. Коржев знай поручения расписывал. Информация пошла. И Коржев приходил на каждый допрос подготовленным.

После принципиального признания обоих подследственных картина самарского убийства стала выглядеть так ясно, словно Коржев сам присутствовал при очередном преступлении банды Ахтаевых.

Впрочем, банда и без Коржева стала на одного человека больше. К младшим братьям присоединился старший в семье – Александр.

А его показания удачно дополняли красноречивыми деталями скупые показания Романа Ахтаева и Сергея Дробова.

Словом, «по Самаре» Михаилу все было ясно...