Текст книги "Заговор, которого не было..."
Автор книги: Георгий Миронов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
И тогда именно в тихом, не обремененном делами Рев– воентрибунале 11 стрелковой дивизии под Петроградом, было рассмотрено уголовное дело № 174 по обвинению ряда лиц в различного рода противоправных действиях. И 25 мая 1923 г. ревтрибунал приговорил: Пономарева Г. Е. и Петрина И. Н. за укрывательство белого офицера и содействие его шпионской деятельности – к 3 годам лишения свободы без строгой изоляции; Клевцова Л. И. – за дезертирство из Красной Армии – к 3 годам лишения свободы без строгой изоляции; Зайцева В. П. – за участие в армии
Юденича в боях против Красной Армии – к высшей мере наказания.
Никаких, впрочем, доказательств совершения данными лицами инкриминируемых им преступлений в деле не имеется. Но совершенно очевидно, что они были осуждены, а один из проходивших по делу даже расстрелян – не за причастность к «Петроградской боевой организации», не за установление и поддержание связей между «таганцевцами» и «савинковцами», а за совершение совсем иных «преступлений». Если вообще таковые имели место.
«Лица, освобожденные за недоказанностью»
Да, дорогой читатель, были и такие. Но, как правило, ранее они встречались один-два на «дело». Позднее, особенно после 1934, таких не стало почти совсем. А тогда, в «незабываемом 1921» подобные случаи еще имели место. И когда среди арестованных по делу о «Петроградской боевой организации» набралось несколько десятков людей, чью вину не столько даже трудно было доказать, сколько наказание их не было необходимостью, – тогда и была создана специальная группа, попасть в которую мечтал каждый узник петроградских тюрем и лагерей... Всего в группу было включено 288 человек, почти все они действительно были освобождены. Правда, перед освобождением группу на всякий случай еще раз «почистили», двоих расстреляли, дело одного направили на доследование, остальных – в лагеря, одного на год, одну на 6 месяцев, а одну даму просто выслали из Петрограда на 2 года.
«Лица, задержанные в засаде»
Рассказ об этой группе, пристегнутой к «Заговору Таганцева», будет и вовсе коротким. Включили в нее 115 человек. Это уже после того, как часть захваченных в засадах были отпущены в связи с требованием В. Н. Таганцева. Напоминаю: лишь в этом случае Таганцев выразил готовность «помогать следствию» и не только признать факт существования организации, но и взять на нее несуществующую вину в «боевом» характере. Что же, была у Владимира
Николаевича своя логика – спас сиим согласием сотни жизней. Часть «взятых в засаде» была, однако ж, арестована, подключена к тому или иному делу и – репрессирована, в зависимости от фантазии и размаха того или иного работника ЧК. И тем не менее оставалась еще довольно большая группа. Первый энтузиазм фабрикантов «Заговора Таганцева» поутих, поослаб, держать сотню явно невинных людей на дефицитных тюремных площадях было нецелесообразно, пользы для дальнейшего витка «красного террора» от них не было никакой. И порешили их выпустить. Всех еще раз проверили до десятого колена и до четвероюродной тетки. Всех сильно попугали и постращали. И всех выпустили. Правда, как мы знаем из процессов 30-х гг., а точнее, из арестов 30-х гг., когда «дела» пеклись с потолка, сам факт задержания в 1921 г. мог послужить в 30-е гг. достаточным основанием для нового ареста и наказания. Редко кто, хоть как-то задетый «карающим мечом», мог спокойно встретить старость в нашей стране. Обычно такая царапина была шрамом на всю жизнь...
«Прочая профессура»
В материалах многотомного «Заговора Таганцева» часто встречаются приобщенные к делу так называемые «агентурные разработки», свидетельствующие об искусственном создании различных контрреволюционных организаций в различных отраслях народного хозяйства, участники которых были привлечены к уголовной ответственности по делу о «Петроградской боевой организации».
Так, в материалах дела имеются составленные по агентурным разработкам, или, проще говоря, на основе доносов сексотов и «доброжелателей», списки подозрительных, неблагонадежных, социально не близких и иной, говоря языком того времени, «контрреволюционной сволочи».
Интересны и сами списки, ибо в них немало известных в те годы фамилий людей, способных составить гордость нации, – представителей творческой интеллигенции, университетской профессуры и т. д.
Интересны, завораживающе поразительны, ибо – не выдумка писателя, документ эпохи – замечания и ремарки на этих списках, сделанные разного положения чинами карательных органов, а то и высоких партийных инстанций.
Вот, например, «Список профессуры, проходящей по делу Таганцева». В нем 33 человека. На последней странице читаем резолюцию:
«А. С. 12.03.22. Их выслать всех. Мотивировка ясна».
В «Списке общественных деятелей (литераторов) и профессуры» – 43 фамилии. В конце списка – резолюция:
«Не хватает Кулишера. В этом списке есть ошибки:
1) Иванов-Разумник с-р, а не меньшевик.
2) Тохтарева не за что высылать.
Список надо сократить».
Не позавидуешь гражданину Кулишеру – наверняка ведь ошибку исправили и разыскали несчастного Кулишера. Не позавидуешь и представителю более известной на Руси фамилии – Иванову-Разумнику – какая ему, в общем-то, разница, – вышлют его из родного города как эсера или как меньшевика.
И уж полное умиление вызывают сегодня слова о Тохтареве, которого «не за что высылать», как будто остальных четыре десятка профессоров и литераторов «есть за что» Ведь даже для такого большого и культурного города, как Петербург, это была огромная, для духовной ауры города невосполнимая потеря. Возможно, это поняли и в «Большом доме». И решили оставить Петрограду не только малоизвестного нам ныне Тохтарева, но и ряд других университетских профессоров, переводчиков, поэтов, египтологов, славистов и прочую «контрреволюционную сволочь», которая была еще необходима правителям...
А следующий в «деле» список так и называется. Или почти так.
«Список прочей профессуры». Причины выделения «прочей» профессуры из общего списка не совсем сегодня понятна. Предположим лишь, что если к включенным в первый список еще можно предъявить какие-то обвинения, то к этим и вовсе нечего. Но в списке «прочей» профессуры – 39 фамилий. Резолюция же опять заставляет настроиться на сложный менталитет большевиков 1921 г.: «Немного сократить, оставив действительно трудно заменимых. Относительно Ильи Гинзбурга – едва ли правильно». Ну, «едва ли правильно» было репрессировать не только Илью Гинзбурга, но и всех остальных 38 ученых и преподавателей Петрограда. Но тут хоть прослеживается ка– кая-то логика, хоть какая-то целесообразность: «оставить труднозаменимых». Тут уже видна, что называется, стратегия новой власти, поскольку социально чуждые элементы, каковыми являлись все представители старой интеллигенции, исправлению не подлежали, нужно было оставить на свободе и при деле лишь самое необходимое их число, остальных же – высылать к чертовой матери или исправлять их странные представления о жизни в местах принудработ, с содержанием там под стражей.
Профессоров заменить сразу люмпенами не представлялось возможным. Со студентами дело обстояло проще. Какой-то нерадивый следователь, выполняя данное ему поручение, составил всего из 12 фамилий «Список активных студентов и научных работников, входящих в нелегальный студенческий совет». И получил выволочку от начальства. На последней странице подшитого к «Делу» списка читаем резолюцию: «Удивляет малое число. Активный контр.-революц. студентов нужно почистить гораздо больше».
То, что в 1921 г. среди петроградского студенчества антисоветские настроения были достаточно распространены, – не удивляет. Причин тому много: и то, что доучивались, после вынужденного перерыва на гражданскую войну, представители «свергнутых, эксплуататорских классов», и то, что студенчество как категория населения наиболее фрондирующая, критически настроенная, при любом строе выступает в оппозиции любому государству, тем более – такому «карающему», как советское; и то, что в 1921 г. волна «красного террора» была еще весьма разрушительной, а студенчество отличается от других более рационально мыслящих группу населения обостренной жаждой справедливости, стремлением защищать обиженных и преследуемых, не думая при этом о собственной безопасности. Так что была своя «революционная логика», когда после такой резолюции ответственные за «чистку» товарищи список основательно увеличили.
Есть в материалах «Дела Таганцева» и «Список врачей».
В нем аж 40 человек. Странная традиция на Руси. Никого так не обожают, как медиков, никого так не боятся, как врачей, никого так не преследуют, как людей в белых халатах. Может, традиция сия идет еще от языческих времен, когда врач был, как правило, колдуном (вернее – врачеванием занимались колдуны, ведьмаки). А может, со времен Петра I, когда таинственных, приехавших из «неметчины» иноземных медикусов поджигали видевшие в них алхимиков и антихристов православные россияне. Во всяком случае, спустя три десятилетия «Дело убийц в белых халатах» не было так уж неожиданно с профессиональной точки зрения (национальный аспект этого дела – тема отдельного разговора). И еще один «документ истории» – очередная резолюция эксперта:
«Из списка врачей знаю немногих. Думаю, что список этот очень велик. Если сведения от тов. Первухина, то надо иметь в виду, что он вообще слишком строг. Надо сократить число, выбрав самое необходимое».
И опять жизнь людей зависела не от строгости соблюдения закона, не от степени их проступка, а от явных случайностей – «ужалила» эксперта язва как раз в момент прочтения списков, а то и вульгарный гастрит отрыгнулся, и задумался он над тем – как же это, большой город без квалифицированных врачей оставлять. Опять же, сыграла роль репутация тов. Первухина – оказывается, он вообще излишне строг в своей работе и известен склонностью завышать число репрессированных. Так что если сведения от него – не грех бы списочек сократить. И оставили в списке «самое необходимое». Так, чтобы и совсем не оставить без врачей лесоповал. Все-таки профессия «контрреволюционная»...
Словом, время было жестокое, не благоприятствовавшее представителям гуманных профессий.
Как штрих к портрету той жесткой и жестокой эпохи – фрагмент из письма французского подданного Э. В. Бажо, привлеченного к «Делу» о «Петроградской боевой организации» в качестве руководителя смежной организации» – «Белогвардейского заговора» 1919 г.:
«...к несчастью, здесь царит и применяется террор, за малейшее действие арестуют, социальной свободой пользуются только большевики и сочувствующие, ... арестовывают всеми семьями, стариков, женщин, детей, тюрьмы переполнены...» – писал Э. Бажо директору канцелярии Министра иностранных дел Франции Эмилю Бюре. Но, поскольку вскоре был арестован, письмо до адресата не дошло и на долгие десятилетия прилегло в папках «Дела о «Петроградской боевой организации».
«Белогвардейский заговор 1919 г.» – еще одно сфабрикованное дело, но о нем как-нибудь в другой раз. Предмет данного исследования – «Дело Таганцева». К нему я и вернусь в заключительном очерке.
Историческая интермедия. Документ
Из письма известного русского писателя А. Амфитеатрова В. И. Ленину, опубликованного в газете «Последние известия» от 3 сент. 1920 г.
«Я был бы Вам безгранично обязан, если бы Вы... открыли мне глаза... существует ли грань между идейным коммунизмом и коммунизмом криминальным. Если существует, то где она. Сознаете ли Вы, что Ваша идея растворилась в коммунистической уголовщине, как капля уксуса в стакане воды, и если сознаете это, то как можете Вы, человек идеи, мириться с этим?.. Не Вы ли провозгласили в России все виды свобод, не Ваши ли советские жандармы закрыли все газеты, арестовали собрания, расстреливают, притесняют рабочего, заковывают в цепи труд, возрождают крепостное право и ужасы Аракчеевских казарм?»
Это письмо было подшито вместе с другими материалам в «Дело» о «Заговоре Таганцева». Сведений о какой-либо реакции Владимира Ильича на это открытое письмо в материалах «дела» не имеется.
XIV. «Мыслил свою организацию теоретически...»
Криминальный коммунизм образца 1921 г., пользуясь терминологией А. Амфитеатрова, породил и криминальные по методам органы «социальной защиты», по сути же, прежде всего – карательные.
Уже в первых очерках, составивших это многостраничное исследование давнего «дела», отмечалась сфабрикованность «Заговора Таганцева». В заключительном же очерке стоит обратить внимание на то, что явную безобидность «организации Таганцева» с самого начала видели и следователи Петрочека. Видели, и все-таки начали фабрикацию громкого «дела», по которому только расстреляно было более 100 чел.
Интересно в этой связи обратить внимание на фрагменты доклада, составленного следователями Петрогубчека тт. Губиным и Поповым 25 июня 1921 г., то есть тогда, когда можно еще было, переосмыслив все собранные следователями материалы, остановить безжалостный маховик, прекратить дальнейшую фабрикацию «Заговора»...
Итак, что же открыли для себя следователи, изучив все материалы дела? Для простоты восприятия всей очень разной и противоречивой информации, заложенной в докладе Губина и Попова, попробую систематизировать ее по позициям:
1. «Определенное название следствием не установлено, и каждый член организации называет ее по своему». Замечательно, не правда ли? В Петрограде активно действует разветвленная боевая организация, но что это за организация, и даже как она называется, никто в самой организации толком не знает. Одни называют ее «Союз освобождения России». Другие —«Объединенной организацией». Во время одного из обысков обнаружена печать «Объединенная организация кронморяков». При другом обыске найдена прокламация, подписанная именем «Боевого Комитета». Были якобы (ибо в материалах «дела» их нет) прокламации, подписанные и так: «Народный комитет восстания», «Петроградская народная боевая организация», «Собрание представителей фабрик и заводов гор. Петрограда». Даже если допустить (а допустить это трудно, во-первых, потому, что документальных подтверждений существования указанной организации в материалах архивов не обнаружено, и, во-вторых, есть свидетельства того, что одни названия родились благодаря фантазии следователей, другие были придуманы допрашиваемыми), что все эти разные организации антисоветского характера в Петрограде по состоянию на 1921 г. были, то все равно – нет никаких подтверждений того, что, во-первых, все они входили в «Петроградскую боевую организацию», руководимую профессором В. Н. Таганцевым, и во-вторых, что это разные названия указанной боевой организации.
2. «Не имея определенного названия, организация не имела определенной строго продуманной программы, как бы не были детально выработаны и методы борьбы, не изысканы средства, не составлена схема». И опять – замечательное признание следователей: какую опасность для советской республики могла представлять подобная организация? Ни конкретной программы, ни конкретных методов борьбы! Это у «боевой»-то организации. Так, может быть, это была аморфная, но очень многочисленная боевая организация?
Цитирую: «...Наличный состав организации имеет в себе лишь самого Таганцева, несколько курьеров и сочувствующих». Небогато. Особенно – для «Второго Кронштадта»»
А методы борьбы у «боевой организации»? Ведь, судя по докладу следователей, коварный «боевик» профессор В. Н. Таганцев придумал «новый способ борьбы – установление полного контакта и нахождение общего языка между культурными слоями и массами...». А что, в этом есть рациональное зерно. Может быть, в данном тезисе следователей – корень страха и ненависти большевиков к «Организации Таганцева»: если «культурные слои», настроенные антисоветски, но не выработавшие «методов борьбы», найдут «общий язык» с массами, после гражданской войны и изматывающей «эпохи военного коммунизма» также большой любви к новой власти уже не испытывавшими, – то вот она, реальная угроза большевистской власти!
3. Но – опять неожиданный виток. Читаю далее в докладе: «Таганцев и его группа находили возможным объединиться с лицами буржуазной ориентации и социалистами будущего... признавая за основу программы сохранение советского строя». Выходит, боевая контрреволюционная организация, созданная незадолго до Кронштадтского восстания и имевшая в своем составе «Боевую организацию кронморяков», была все-таки за «советы». И, следовательно, никак не могла одновременно быть «белогвардейской» и «шпионской»...
4. Но, может быть, средства достижения этого прекрасного мира «с сохранением советского строя», который ведь, по сути-то, и защищали от «таганцев» «дзержинцы» и «зиновьевцы» в Петрограде 1921 г., – были у «таганцев» криминальны. Ведь, как-никак, – «боевая организация», а значит – страшен был Отечеству развязываемый учениками профессора В. Н. Таганцева «белый террор»?
Да нет же, нет! Ни белого, ни красного не признавал Владимир Николаевич и его единомышленники. Это подтверждают и авторы «доклада», представленного в августе 1921 г. в «Большой дом»: «Террор, как таковой... не входил в их задачи...».
5. Заслуживает нашего внимания и такое заключение авторов доклада – «основные положения программы и тактики допускают возможность объединения группы Таганцева с другими организациями, если таковые имелись. На самом деле был случай только персонального присоединения к организации людей иного толка». Так, стало быть, все эти толстые тома, в которых доказывается существование «ПБО» как организации, состоящей из десятков отдельных, разрозненных и объединенных лишь «боевым штабом» во главе с Таганцевым – все это туфта? Вот же пишут следователи, товарищ Губин и Попов, черным по белому, в июне 1921: «частные случая и связи нельзя обобщать и говорить о существовании филиальных отделений организаций». И дальше – совсем уж замечательное признание следователей-профессионалов: «Были ли созданы другие организации, следствием не выяснено, но больше оснований предполагать, что таких организаций не было»!
Казалось бы, все ясно. И можно было прекращать «дело» уже тогда, в июне 1921! Ведь очевидно, что нет никаких оснований для одного, и есть все основания для другого. И все это четко установлено двумя следователями, предпринявшими предварительное изучение материалов «дела». Конец? Нет, только начало.
И невольно возникает вопрос: чего было бояться большевикам, которые к лету 1921 г. достаточно укрепили свою власть?
6. Возможно, несмотря на малочисленность организации, ее вожди были способны поднять и повести за собой массы? Многие великие предводители масс начинали с малого числа своих приверженцев...
.Цитирую доклад: «Шведов, по показаниям ряда лиц, ходил в Финляндию... исключительно с целями спекуляции... Орловский фактически видного участия в организационной работе не мог принимать по своему низкому культурному уровню и несколько расстроенной психике (и это – о «начальнике террора»! – Авт.)... Центральной фигурой в организации является, безусловно, Таганцев, но говорить о существовании областного комитета преждевременно, т. к. роли... членов не выявлены достаточно... Можно, конечно, считать эту тройку руководящей группой и назвать ее областным комитетом», – высказывают предположение составители доклада, но так неуверенно, вяло высказывают, что, видимо, и сами-то всерьез в это не верят...
Да и как им в это верить, если они тщательно изучили все материалы «Дела», характеры подследственных. И даже бесспорного руководителя организации характеризуют так: «К чисто практической работе был неспособен... Таганцев – кабинетный ученый, мыслил свою организацию теоретически».
* * *
Итак, нет разветвленной, многочисленной организации, нет пользующихся бесспорным авторитетом волевых, энергичных вождей, нет материальной базы, нет цели и нет четко выработанных средств достижения этих целей, более того, нет даже умысла их создать. Вот что было выявлено следователями Губиным и Поповым уже в июне 1921 г. А не прислушались к их мнению потому, что поступила установка: вскрыть, разоблачить крупную антисоветскую боевую, террористическую организацию в Петрограде. А для большевиков, как известно, невыполнимых задач нет. И «организацию» стали разрабатывать. В том числе и агентурно. О том, как это делалось, свидетельствует приобщенная к материалам «Заговора Таганцева» агентурная разработка «Ученый», в которой последовательно излагается методика вербовки и проверки в качестве французского шпиона профессора Вредена:
«Послать нашего сексота в Витебск при соответствующей костюмировке. Там он является к врачу Бетехтину и рассказывает, что он только что перешел границу, был обстрелян. Спрятавшись, уничтожил все бумаги и письма. Оставил только деньги, около 500 рублей, вскоре его обнаружил красноармеец, обыскал его забрал деньги и отпустил. Он вспомнил, что одно из писем было на имя Бетехтина. Он обратился к нему за помощью приобрести документы, деньги и добраться до Петрограда, где он должен найти человека и передать ему зашитый в костюме документ. Содержание документа и отправителя он не знает, а одно письмо он должен передать профессору Вредену.
Сексот должен производить впечатление весьма интеллигентного человека, староармейца, интересующегося военными и гражданскими делами, знающего французский и немецкий языки».
В результате сложных и многоходовых провокационных действий авторы сией «концепции» предполагали «впоследствии... путем какой-нибудь фиктивно существующей организации (легенды) запросить монархические круги за рубежом об отношении к вопросу о вербовке Вредена и навести дело на такой лад чтобы ему можно сделать предложение вступить в существующую якобы организацию, а уже в процессе после дней работы выяснить точно, являются ли Вреден и Бетехтин агентами французской разведки и членами монархической организации».
Есть серьезные основания полагать, что, если бы выяснилось, что ни к французской разведке, ни к монархической организации данные граждане отношения, все же, не имеют, на свободу им выйти было бы весьма затруднительно: жаль отпускать людей, на которых израсходовано столько сил, фантазии, энергии... Да и заказ на «дело» получен из высоких инстанций...
Материалы многотомного «Заговора Таганцева» содержат свидетельства того, что подобные разработки велись на почти 60 сотрудников петроградского института журналистики... Часть из них, как поддавшихся на провокацию, так и не купившихся на нее, были репрессированы по одному из «дополнительных списков» «Петроградской боевой организации».
* * *
Итак, организация, во главе с профессором В. Н. Таганцевым, действительно в Петрограде была, и время ее рождения примерно совпадает с кронштадтским восстанием. Но «вторым Кронштадтом» сделали ее следователи Петро– губчека.
«Дело» о «Петроградской боевой организации» – и это однозначно установлено занимавшимися реабилитацией ее участников прокурорами Генеральной прокуратуры РФ – было сфабриковано с откровенно провокационными политическими целями, из представителей петроградской интеллигенции, бывших кронморяков, бежавших после поражения восстания вначале в Финляндию, а затем из Финляндии – через Петроград – догмой, в свои деревни и маленькие российские городки. Их схватили по сигналу о «втором Кронштадте», добавили к ним финских контрабандистов, петроградских спекулянтов, моряков Балтфлота, прежде всего – офицеров, представителей научной интеллигенции. С весны 1921 г., заранее готовя большое дело, руководители Петрочека дали указание не расстреливать, как предписывал товарищ Ленин (Постановлением СТО от 14 мая 1920 г. и декретом ВЦИК и СТО от 4 ноября 1920 г.), переходивших финляндско-российскую границу, а арестовывать и формировать из них антисоветские, белогвардейские, шпионские организации для последующего над ними показательного процесса. Не гуманными целями была продиктована и телеграмма Зампреда ВЧК И. С. Уншлихта и начальника особого отдела ВЧК А. Х. Артузова в Петроградскую ЧК («Вне очереди. Не производите расстрелов по делу Таганцева без санкции ВЧК»). То есть не расстреливать всех бывших кронморяков, переходящих границу, а создавать из них различные «шпионские» организации в структуре «Петроградской боевой организации» под руководством В. Н. Таганцева.
Нужна, нужна была «руководству» советской России, большевистской партии, да и руководителям ее карающей организации – ВЧК – такая «Петроградская боевая организация». Нужен был сильный внешне, но легко поддающийся в поединке враг, чтобы, без труда победив его, нажить политический капитал.
Нужен был «Заговор Таганцева», чтобы, сокрушив его без потерь со своей стороны, еще раз напугать и без того притихшее население, особенно – политических противников, разных там меньшевиков, эсеров, а может быть – и противников генеральной линии среди большевиков. Так напугать массовыми казнями, чтобы надолго притихли и не мешали строить «счастливое будущее».
И конечно, следовало активизировать деятельность сексотов, чтобы довести до миллионов моральный императив большевиков: не только каждый большевик, но каждый гражданин должен стать негласным сотрудником органов. В «Деле Таганцева» как часто срабатывающий прием это не прошло. Слишком много среди арестованных оказалось людей с дворянским прошлым, со своими представлениями о чести и достоинстве, слишком много среди них было людей с православным менталитетом, когда в душе постоянно живет ощущение греха и страх согрешить наветом, подлостью, предательством... Вот почему этот мощный прием массовой психотерапии тогда не прошел. Но как генеральная репетиция к формированию массовой истерии середины 30 гг. «Дело Таганцева» оправдало себя.
Примером тому может служить подшитое к материалам «Дела» донесение на имя ответственного работника ВЧК от 2.12.1921 г.:
«Тов. Мессинг. Мое Вам сообщение будет носить характер анонимного письма ввиду того, что не хочу открывать своего имени перед лицом «ЧЕКИ»... Раскрытие дела в течение последнего времени – Таганцева и т. п. – далеко не исчерпывает всех нитей заграничной агентуры иностранного капитала, наносящего вред мирному строительству Советской республики».
И далее работникам ВЧК дается совершенно конкретная «наводка» на конкретную гражданку, проживающую по такому-то адресу и поддерживающую якобы через своих агентов связь с заграницей.
Не знаю, чем уж мешала данная гражданка автору письма, где перешла ему дорожку, но подставлял он ее крепко, призывая компетентные органы срочно «присечь (так в тексте) в корне преступную деятельность означенного лица при чем допрос и обыск дадут Вам нити к дальнейшему раскрытию причастных лиц» И подпись: «Тайный агент контрреволюции».
Так что «Дело Таганцева» не закончилось ни в августе 1921 г., когда была расстреляна и отправлена в концлагеря основная масса невинных петроградцев, включенных в «заговор» фантазией фабрикаторов дела, ни в 1922 г., когда вдогонку им отправилась еще одна группа невинно репрессированных.
С определенными оговорками можно сказать, что «Заговор Таганцева», сфабрикованный в Петрограде в 1921 г., дал толчок целому ряду «дел», фальсифицированных в 20—30-е гг., по которым, после всестороннего изучения судебных процессов и процессов так называемых внесудебных органов, прокуратурой были принесены протесты, и в конечном итоге, после кропотливой работы прокуроров, подавляющее большинство всех этих «врагов народа» были реабилитированы. Речь идет, в частности, о делах «Антисоветского правотроцкистского блока», «Антисоветской троцкистской военной организации», «Параллельного антисоветского троцкистского центра», «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра», «Московского центра», «Союза марксистов-ленинцев», «Московской контрреволюционной организации» – группы «Рабочей оппозиции», «Еврейского антифашистского комитета», «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы», «Ленинградского центра», «Всесоюзного троцкистского центра», «Бухаринской и Рыковской школ», «Всенародного Союза борьбы за возрождение свободной России», «Союзного бюро ЦК РСДРП (м)», «Русского националистического союза», «Участников эсеровской группы в Москве», «Промпартии» и др.
Сегодня уже закончена работа по проверке материалов, связанных с убийством С. М. Кирова. Для изучения этого дела потребовалось около полутора лет.
Как достоверно установлено прокуратурой, перечисленные дела возбуждались и расследовались с грубейшими нарушениями закона, доказательства по ним часто фальсифицировались, в отношении подследственных допускалось насилие. Все лица, привлекавшиеся к уголовной ответственности по надуманным обвинениям, ныне реабилитированы.
Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей прав и справедливости, Верховный Совет Российской Федерации 18 октября 1991 года принял Закон «О реабилитации жертв политических репрессий», цель которого – реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории республики с октября 1917 г., восстановление их гражданских прав, более того, устранение последствий произвола.
«В ближайшее время, – отмечает Г. Весновская, начальник отдела Генеральной прокуратуры Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий, – прокуратуре предстоит пересмотреть еще более 800 тысяч уголовных дел, находящихся в архивных фондах министерств безопасности и внутренних дел Российской Федерации, в том числе в центральном архиве МБ РФ подлежат пересмотру свыше 11 тысяч уголовных дел, тянуть с которыми уже просто бессовестно, среди них «Кронштадтский мятеж».
Сегодня мы заново с болью и горечью обретаем память о жертвах репрессий. Но всякий раз при обращении к прошлому трудно отрешиться от мучительного вопроса, а имелись ли возможности противостоять тому страшному злу?
«Дело Таганцева», по сути, продолжилось и в 1934, и в 1937, в 1939, 1947—49, 1952. Ибо продолжалась практика провокаций, фабрикаций дел, репрессирования за убеждения, наказания на инакомыслие, расстрелы и осуждение на каторгу невинных.
«Заговор» Таганцева не был ни первым, ни последним в этой цепи преступлений. Но он был одним из первых по масштабу репрессирования невиновных, и одним из процессов последних, в ходе который часть невиновных еще отпускали, а некоторых удавалось спасти обращением за помощью к «влиятельным большевикам».
«Дело о Петроградской боевой организации» оказалось исторически необходимо большевикам. Это был мощный удар по придуманным «врагам». Нужно было «пугнуть» большой, красивый, сильный и гордый народ. И хотя «заговор» Таганцева совпал с началом НЭПа, время «заговора» – это начало «эпохи страха». Страха, от которого только сейчас мы, кажется, начинаем избавляться. Вот почему нам сегодня так важен факт реабилитации участников «Петроградской боевой организации».