Текст книги "Опрокинутый тыл"

Автор книги: Генрих Эйхе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

По случаю прибытия Вологодского состоялся парад и официальный обед. Присутствовали представители иностранных миссий и консулы. Не было только японцев, и не случайно: они тут же снова показали омским белогвардейцам свое истинное лицо союзников. Случилось так, что на ст. Харанор встретились обычный воинский поезд с японскими солдатами, направляющимися в Верхнеудинск, и экстренный поезд военного министра сибирского правительства командующего Сибирской армией генерала Иванова-Ринова. Русский начальник станции, вполне естественно, отправил в первую очередь литерный поезд «члена правительства», что вызвало недовольство японцев, без долгих разговоров избивших станционного дежурного до полусмерти. Все, что мог сделать столь высокий чин «русского правительства», свелось к тому, что была послана телеграмма соболезнования начальнику станции и послан протест начальнику 7-й японской дивизии, который обещал произвести расследование, на чем дело и закончилось.

Другой, не менее знаменательный случай произошел с самим Ивановым-Риновым. В целях поднятия авторитета омского правительства и чтобы иметь под руками надежную вооруженную силу, он решил ехать из Иркутска во Владивосток с целым пехотным полком, состоящим «преимущественно из интеллигентов». Но чтобы это сделать, надо было испросить предварительно разрешения союзников (хотя речь шла о русской территории, «законной властью» над которой считало себя омское правительство), притом не вообще кого угодно, а именно главнокомандующего японского генерала Отани. Разрешение дано не было. Тогда Иванов-Ринов сам адресовался еще раз к тому же Отани с уведомлением, что во Владивосток с ним следует уже не полк, а всего три роты солдат в качестве охраны. На это последовал ответ, что такой большой охраны брать с собой не к чему, а разрешается иметь всего взвод пехоты. То была уже вторая пощечина белогвардейскому министру и командарму. Только после жалобы Иваноза-Ринова и вмеша-

тельства представителей Англии и Америки удалось получить разрешение на проезд трех рот в качестве символа власти временного сибирского правительства *.

Мы привели эти эпизоды не просто в качестве примеров грубого и наглого хозяйничания японцев на русском Дальнем Востоке. Число таких примеров можно было бы еще увеличить, но в этом нет никакой надобности. Все они были не чем иным, как отражением борьбы, которая как раз в это время шла по основному вопросу: кто же из интервентов– будет играть на Дальнем Востоке и в Сибири главенствующую роль. Решался этот вопрос «высокой политики» не галантным обращением с белогвардейскими министрами и генералами, а в столицах держав Антанты, на совещаниях Союзнического совета в Париже и Лондоне. Меньше всего зависело решение его от сибирских контрреволюционеров, если даже эти последние и называли себя всероссийским правительством.

Вместе с тем надо отметить, что среди членов правительства также шла борьба по этому же вопросу: на кого же ориентироваться, поскольку всем им было ясно, что собственными силами победить Советскую республику невозможно. Присутствие в Иркутске генерала Мутто послужило поводом для попытки выработать общую единую ориентировку, но ничего из этого не получилось. Выявились крупные расхождения, прежде всего по вопросу о продвижении японцев. Вологодский и член правительства Гинс считали желательным возможно глубокое– вплоть до Урала – продвижение их и в этом духе пытались договориться уже во Владивостоке. Иванов-Ринов высказался против, доказывая, что продвижение японцев мало что даст для фронта, а приведет только к увеличению влияния Японии, явится своего рода поощрением ее захватнической политики. «Командарм полагает,– сказано в шифровке его единомышленникам в Омске, – что японцы не рискнут на вмешательство, не соответствующее международному праву. В этом направлении он будет вести политику во Владивостоке, рассчитывая противопоставить стремлениям японцев других союзников» **.

65

5 Опрокинутый тыл

Мысль играть на противоречиях между державами Антанты и пытаться использовать борьбу между ними для достижения своих целей встречается не раз в обширной переписке Иванова-Ринова за время его поездки по Дальнему Востоку. Дело было, конечно, не в особых дипломатических способностях «полицейского ярыжки», как Иванова-Ринова прозвали его политические конкуренты.

Сами союзники помогли «ярыжке» разобраться в обстановке. Во время первой же встречи Нокс высказал Иванову-Ринову откровенно свое мнение о захватнических планах Японии и посоветовал, как против них бороться. Надо ли добавлять, что видный генерал и джентльмен Нокс пошел на этот совсем неджентльменский (по отношению к Японии, с которой Англия имела еще и особый договор) поступок не ради любви к России и не во имя прославленной английской добропорядочности? Отравленная провокациями, интригами, подкупами и обманами атмосфера охватила в то время весь белый Дальний Восток. Она отражала ожесточенную и никогда не прекращавшуюся борьбу среди вершителей судеб капиталистического мира за передел мира, за новые рынки и захват неисчислимых природных богатств русского Дальнего Востока, защищать которые, как казалось империалистам, было уже некому.

Нет, к сожалению, в сохранившейся переписке документа, который давал бы такое же яркое и полное освещение встреч и переговоров Иванова-Ринова с представителями Соединенных Штатов Америки. О том, что встречи и переговоры имели место, упоминается в ряде шифровок, причем, как правило, вопрос об отношениях с американскими представителями всегда связывается с вопросом о чехословаках. О последних Иванов-Ринов говорит с откровенной злобой и нескрываемым раздражением.

«Чехи, – сказано в шифровке на имя министра финансов Михайлова, главаря группы, поддерживавшей Иванова-Ринова, – всеми силами старались сохранить случайно добытое мировое значение за счет России, для чего они заслоняют в Америке своей пропагандой возрождение России и стараются всеми силами доказать, что мы неспособны на самодеятельность» ⁴⁹.

Далее Иванов-Ринов подчеркивает, что чехословаки оппозиционно настроены к сибирскому правительству, связаны с эсерами и поддерживают Комуч и Сибирскую областную думу. Они мечтают создать «всеславянское государство» со включением России, но под своей эгидой. Они идут на все, чтобы помешать сибирякам сформировать свою армию и образовать всероссийское правительство. Особенно возмущен Иванов-Ринов тем, что чехи, никого не спрашивая, издают свои постановления, захватывают все русские военные материалы и стремятся всеми путями подчинить себе русские войска. По его словам, Америка до сих пор помогала только чехам и уже прислала им 290 тыс. принадлежащих России винтовок и 200 тыс. пар сапог.

Белогвардеец, видимо, не знал или не понимал истинных причин столь большой и трогательной заботы США о корпусе и поэтому пытается объяснить все интригами чехословаков. Дело обстояло гораздо проще: в Вашингтоне состоялась столь обычная в капиталистическом мире политическая купля-продажа. Правда, товар был особый – «пушечное мясо» в лице солдат корпуса, а сторонами в сделке выступали руководители США и буржуазной Чехословакии. Это придавало известный «душок» всему делу, что, однако, не смущало дельцов большого политического бизнеса.

Сговор обещал быть весьма выгодным для обеих сторон: председатель чехословацкого национального совета (будущий премьер-министр буржуазной чехословацкой республики) Масарик освободился от забот о солдатах корпуса —■ «своих братьях-земляках»; президент США Вильсон сэкономил немало долларов, ибо на содержание одного чехословацкого солдата можно было тратить много меньше, чем на содержание солдата-американца.

Еще большими сулили быть политические выгоды. Империалисты США получали возможность маскировать свои истинные захватнические в отношении России цели высокопарными словами о бескорыстной помощи солдатам корпуса, гибнущим в «дикой Сибири» от рук большевиков и выпущенных ими из лагерей военнопленных немцев; играя на этом, можно было выбивать козыри нз рук противников интервенции в самих США и в то /кс время не отставать от Англии, Франции и Японии

п*

67

в борьбе за захват богатств русского Дальнего Востока. Что же касается Масарика и его единомышленников, то они могли рассчитывать на поддержку своей антинародной политики со стороны США и получали возможность парировать обвинения в соучастии в интервенции ссылками на действия тех же США.

Заканчивается шифровка белогвардейского военного министра сообщением, что ему удалось «поставить чехов перед союзниками на их истинное место» и что американские отправки вооружения и военных материалов идут теперь в адрес омского правительства, а не чехов. Не забыл белогвардеец поучений Нокса. «Японцы,– сказано в его шифровке, – пользуясь ошибками союзников, обмороченных чехами, направляют все свои силы быть для нас полезными. Их бы мы могли использовать как средство понуждения Америки на скорейшую нам помощь» ⁵⁰.

Нам придется еще не раз возвращаться к вопросу о месте и значении борьбы, которая шла между «союзниками» во время интервенции из-за «дележа шкуры» убитого, как им казалось, «русского медведя». Расхищение союзниками богатейших, принадлежащих Советской республике владивостокских складов является хотя и относительно небольшим, но, по существу, весьма характерным в этом отношении примером ⁵¹.

Иванов-Ринов не был допущен к распоряжению складами и с возмущением доносил в Омск, что высший совет снабжения союзных армий ²⁵ «захватил всю Сибирь и выкачивает предметы снабжения...». Вскоре белогвардейцу пришлось убедиться в еще более ловких махинациях «дельцов от интервенции». «Здесь же, – сказано в его телеграмме от 26 октября 1918 г., – расшифровал и Нокса, который дал нам 25 тысяч винтовок, полученных им в Америке и оплаченных русскими деньгами, но переданных от имени Англии» ⁵².

От высоких уполномоченных Антанты не отставали и дальневосточные атаманы. Жуткую картину грабежей и насилий содержит другая шифровка Иванова-Ри-нова: «Хабаровск, Нижний Амур, железная дорога Хабаровск– Никольск – Уссурийск заняты атаманом Калмыковым, которого поддерживают японцы, за что Калмыков предоставил им расхищать неисчислимые ценности Хабаровска. Японцы в свою очередь предоставили Калмыкову открыто разбойничать, разграбить хабаровский банк, расстреливать всех, кого хочет, и осуществлять самую дикую диктатуру. Семенов, поддерживаемый тоже японцами... позволяет бандам также бесчинствовать в Забайкалье, реквизировать наши продовольственные грузы, продавать их спекулянтам, а деньги делить с чинами отрядов. Все союзники заявили мне, что они против каких-либо решительных мер в обуздании атаманов впредь до того, пока не сформируется в Омске авторитетное правительство, которое союзники согласятся признать» ⁵³.

Мы не приводим аналогичных сообщений Иванова-Ринова по другим районам Дальнего Востока, ибо ничего нового в них нет. Не следует также забывать, что автор сообщений, ярый контрреволюционер, сам тоже не задумывался и не стеснялся в средствах и приемах, когда речь шла о его собственном благе и интересах его клики.

Мы также не приводим длинного списка – перечня всех тех эшелонов иностранных войск, которые Иванов-Ринов встречал по пути во Владивосток и которые безостановочно шли на Запад. Тут были войска всех держав Антанты самого различного состава и назначения ⁵⁴. Японские войска встречались на каждой железнодорожной станции, начиная с Иркутска, причем на некоторых

станциях они достигали значительной численности ⁵⁵„

Обгоняя воинские эшелоны, мчались в экстренных поездах высокие комиссары Англии сэр Эллиот, Франции мусье Реньо и множество других менее знатных представителей Антанты из Владивостока в Харбин, Читу, Иркутск, Омск, чтобы, разузнав, что им нужно, мчаться: обратно во Владивосток, устраивать секретные совещания и посылать подробнейшие донесения и доклады cbohmi правительствам во все столицы Европы и Вашингтон.

Нашествие «союзников» вызвало неописуемый восторг среди контрреволюционных главарей Сибири. Белогвардейская печать на все лады расписывала и разукрашивала «бескорыстную помощь друзей России». Особенный восторг вызвало сообщение: 11 английских моряков во главе с полковником Море везут срочно одну 6-дюймовую мортиру... снятую ими с английского крейсера «Суффолк», а за этим эшелоном идут еще четыре 3-дюймовые пушки, также снятые с названного крейсера ⁵⁶. «Разве этот символический дар не является лучшим доказательством близкой и бескорыстной помощи союзников?» – вопрошали эсеро-меньшевистские контрреволюционные агитаторы и пропагандисты.

Омск готовил торжественные встречи, чтобы не ударить лицом в грязь перед Европой и использовать прибытие иностранных войск в целях агитации ⁵⁷. Кто же может сомневаться, что большевикам не устоять против объединенных сил великих мировых держав, головные

эшелоны армий которых, не задерживаясь в Омске, спешат на фронт!²⁶

Выводы

Излагая историю захвата мятежниками отдельных районов, мы вполне сознательно не касались нескольких существенных вопросов, дабы избежать повторений и деталями не рассеивать внимания читателей.

Нам придется еще «е раз говорить о действиях чехословацкого корпуса – он пробыл в стане наших врагов более полутора лет и части его еще в феврале 1920 г. вели бои с войсками Красной Армии на дальних подступах к Иркутску. Но уже сейчас читатель вправе задать вопрос: как же все-таки случилось, что чехословаки так легко и быстро выполнили поставленную им врагами революции задачу?

Знали ли сибирские и дальневосточные партийные организации, советские и военные органы, что из Поволжья двигаются на них десятки тысяч вооруженных до зубов иностранных солдат, находящихся под командованием русских контрреволюционных офицеров и насчитывающих в своих рядах большое число русских белогвардейцев? ⁵⁸

За два месяца до вероломного нападения корпуса, а именно 22 марта 1918 г., ЦИК Сибири (Центроси-бирь) рассматривал вопрос о нем и записал: «...были получены сведения о движении через Сибирь на Владивосток вооруженных чехословацких полков. Считая возможным использование их контрреволюционерами и империалистами против Советской власти, президиум распорядился через военно-окружной комиссариат в Омске в интересах Советской власти приостановить это движение, сообщив об этом по прямому проводу Совету Народных Комиссаров»⁵⁹. Такова была первая реакция высшего органа Советской власти в Сибири на появление первых эшелонов корпуса к востоку от Урала.

Руководствуясь этими указаниями, созданный в Омске 3 апреля 1918 г. Западно-Сибирский штаб Красной Армии рассматривал 4 апреля вопрос о пропуске чехословаков на восток и вынес решение⁶⁰: «Пропустить чехословацкие эшелоны, предварительно разоружив их». Здесь сейчас мы говорим об этих двух документах лишь для того, чтобы показать читателю, что момент внезапности появления корпуса в Сибири полностью отпадает: оба руководящих сибирских центра заблаговременно знали о приближении иностранных войск и ясно высказали свое отношение к нему.

Какими вооруженными силами располагали Советы Сибири и Дальнего Востока в мае 1918 г.? По данным отдела учета Народного комиссариата по военным делам, на 1 июня 1918 г. к востоку от Урала было около 21 тыс. бойцов, в том числе в Западной Сибири около 10 тыс. Зная условия того времени, нельзя считать указанную цифру исчерпывающей и точной. Из документов видно, что речь идет только о частях Красной Армии, и, следовательно, в учет не попали сотни рабочих дружин, отрядов рабочей милиции городов и рудников, отряды охраны железных дорог, продовольственные отряды и т. д. ⁶¹. Без опасения впасть в ошибку можно считать, что накануне мятежа корпуса в Сибири и на Дальнем Востоке было не менее 30—35 тыс. красных бойцов в формирующихся частях Красной Армии и в добровольческих формированиях вспомогательного и местного значения. Боевая ценность и боевая готовность их были весьма различны и обусловливались целым рядом обстоятельств: 1) подчинением их различным ведомствам (военному, путей сообщения, продовольственным органам и т. д.); 2) незавершенностью формирования, проводившегося беспланово и без надлежащего материального обеспечения; 3) малоопытностью организаторов и командиров и слабой боевой подготовкой массы бойцов; 4) нехваткой вооружения и снаряжения; 5) слабостью политико-просветительной работы среди бойцов и даже политической неблагонадежностью некоторых частей ⁶².

Отрицательное действие отмеченных обстоятельств увеличивалось весьма сильно благодаря тому, что в деле создания регулярных войск местные Советы были фактически предоставлены самим себе ⁶³.

Каково было общее военно-политическое положение к востоку от Урала? Решением Центросибири от 17 апреля 1918 г. Сибирь была объявлена на военном положении. В числе мотивов решения упоминаются высадка десантов интервентов в Приморье, а также необходимость энергичной борьбы с бандами Семенова и усиления бдительности и готовности в связи с раскрытием контрреволюционных заговоров. О корпусе упоминаний нет. Большинство сибирских городов было в апреле на военном положении. Следовательно, до появления в Сибири корпуса положение здесь уже было напряженным, в некоторых местах даже угрожающим. Объясняется это в основном двумя обстоятельствами: а) в ряде районов власть Советов установилась недавно, и борьба не была еще завершена, аппарат власти только еще создавался; б) зажиточное крестьянство высказывало недовольство и даже прямое сопротивление продовольственной политике Советов. Большую роль играла также работа контрреволюционного подполья, приведшая весной 1918 г. к ряду серьезных попыток свержения Советов ⁶⁴.

Готовились ли сибирские руководители к отпору в случае нападения корпуса? Специальных решений по этому вопросу заблаговременно принято не было. Одновременно с введением военного положения Центроси-бирь распорядилась создать при Советах йоенно-рево-люционные штабы с подчинением им всех находящихся на территории Совета войск и отрядов. Один из пунктов решения требовал организовать обучение военному делу рабочих и принятия мер к такому же обучению крестьян. По существу, решение Центросибири о штабах было для Западной Сибири «вторым изданием» упомянутого выше постановления Западно-Сибирского исполкома Советов от 4 апреля, так как центросибирцы ничего нового и конкретного в дело реального создания вооруженных сил не внесли. Особо ответственная задача выпала на Омск, ставший к этому времени административно-политическим и военным центром Западной Сибири.

Можно было бы привести многие десятки резолюций, постановлений и решений партийных организаций и советских органов Сибири и Дальнего Востока, в которых в самых решительных выражениях говорится о необходимости создания вооруженных сил для защиты революции. Аналогичные решения выносились на всех рабочих собраниях, митингах, конференциях, а также в ряде сельских местностей. Во всех этих документах ничего не говорится о возможной борьбе с чехословаками, и это вполне понятно: было известно, что ими занимаются центральные органы власти в Москве. Да и не имели трудящиеся Сибири и Дальнего Востока оснований питать враждебные чувства к ним.

Только 26 мая 1918 г., когда обозначилась реальная угроза Омску со стороны челябинской группы Корпуса, был срочно создан Военно-оперативный штаб Западной Сибири из видных партийных и советских руководителей. В него вошли В. М. Косарев, А. Я. Нейбут,

А. И. Окулов, Р. П. Эйдеман и А. А. Карлов. 28 мая областной исполком объявил мобилизацию крестьян пяти призывных возрастов.

Могли ли Советы Сибири справиться с задачей разоружения корпуса? Отрицательную роль в этом отношении сыграл ряд объективных обстоятельств. Высшим органом власти формально являлся сибирский ЦИК – 11снтросибирь, но он обосновался далеко от основной nmcTi базы – Западной Сибири. Руководить из далекого Иркутска Западной Сибирью в сложнейших условиях 1918 г. было очень трудно даже в мирной обстановке.

Первый же удар мятежников (захват Мариинска и Новониколаевска) навсегда отсек руководителей от руководимых. Советам всей огромной территории от Мариинска до Урала предстояло на свой собственный страх и риск, своими собственными силами и по своему собственному разумению бороться за свое существование. Центросибирцы оказались бессильными хоть чем-либо помочь не только Советам к западу от Мариинска, но даже тем советским вооруженным силам, которые героически свыше месяца дрались с врагами на путях от Красноярска до Иркутска. Решающую роль в этом вопросе сыграло то обстоятельство, что руководители Центросибири, и прежде всего его председатель Н. Яковлев, стояли на ошибочных позициях в оценке общего военно-политического положения на Востоке.

В телеграммах Омску Н. Яковлев доказывал, что центр событий лежит в районе Иркутска, что именно здесь решается судьба революции на восточной окраине Республики. Н. Яковлев систематически и упорно требовал от Омска и Красноярска мобилизаций и отправки ему все новых и новых отрядов для Забайкальского фронта против Семенова ⁶⁵. Можно считать установленным, что еще задолго до нападения корпуса не. было согласованности между двумя руководящими центрами – Сибирским ЦИКом в ^Иркутске и Западно-Сибирским исполкомом в Омске. Каждый из названных центров действовал по своему собственному усмотрению, мало считаясь с общим положением. Центросибирь, как высший орган власти, стремился все получить себе. Он ожидал удара с востока от Семенова, а разразился удар фактически с другой стороны – с запада. Семеновская авантюра сыграла роль отвлекающей диверсии, оказавшей большую помощь корпусу тем, что силы и внимание сибирских руководителей были направлены на фронт, имеющий весьма относительное политическое и военное значение для укрепления власти Советов. Положение усугублялось тем, что вооруженная борьба против Семенова велась долгое время из рук вон плохо: не оказывал никакой помощи красным отрядам Дальсовнарком (Хабаровск), хотя в скорейшей ликвидации семеновской авантюры он (по целому ряду причин) должен был быть заинтересован даже больше Сибирского ЦИК; силы и ресурсы самого Забайкалья не были использованы в должной мере, и весь расчет на окончательный разгром Семенова строился на получении готовых войск из Западной Сибири; командование красными отрядами Забайкальского фронта не обладало ни необходимой подготовкой, ни боевым опытом для такого рода операций: можно сказать, оно само только начало учиться, как нужно воевать. Если даже согласиться с тем, что Семенов представлял (до мятежа чехословаков) действительно главную опасность на> Востоке, то тем более жесткими должны быть требования и тем более суровой должна быть критика по адресу всех трех (Центросибирь, Даль-совнарком и командование Забайкальского фронта) руководящих инстанций.

Разногласия (в оценке значения Забайкальского фронта) между Иркутском, Хабаровском и Омском и явный разнобой в их решениях и действиях весьма отрицательно сказались на положении отдельных Советов Западной Сибири как главного театра развернувшихся против мятежников военных действий ⁶⁶. В момент нападения чехословаков Советы всех губерний и областей Сибири оказались изолированными друг от друга, ничего не знающими о планах и намерениях названных руководящих органов, ослабленными отвлечением лучших (по боеготовности и боеспособности) сил на фронт против Семенова и на другие второстепенные дела.

Но какими бы сложными и трудными ни были условия, в которых Советам Западной Сибири пришлось начать и вести борьбу с мятежниками, это не снимает вопроса о критической оценке их действий, так как без этого восстановить историческую правду и извлечь уроки невозможно.

В соответствии с ограниченными задачами нашего исследования мы остановились только на некоторых чисто военных вопросах.

Приказ из Москвы о разоружении эшелонов дошел до Омска 24 мая 1918 г., т. е. тогда, когда довольно крупные силы интервентов уже находились в непосредственной близости от него. В связи с этим высказываются мнения, что приказ Троцкого был отдан слишком поздно: будь он получен в апреле или хотя бы дней за десять– пятнадцать до начала мятежа, задача разоружения могла быть выполнена безусловно. Такая постановка вопроса не выдерживает ни малейшей критики. Авторы ее забывают, что соглашение Советского правительства об условиях эвакуации солдат корпуса было заключено с чехословацким национальным советом уже 26 марта 1918 г. и что за истекшие с тех пор два месяца не было никаких недоразумений или столкновений на почве нарушения его чехословаками. За это время, проехав через всю Сибирь, в порту Владивостока сосредоточилось уже до 14 тыс. солдат корпуса, полностью сохранивших все свое оружие. Не могло, конечно, быть и речи о том, что несколько сот красных бойцов Владивостока сумеют разоружить такие крупные сконцентрированные силы на виду у находившихся тут же японских и английских десантов, для которых чехословаки были союзниками.

Как показали приведенные выше документы, и Цен-тросибирь и Омск отдавали себе полный отчет в той потенциальной опасности, что хранил в себе вынужденный для нас (в силу многих внутренних и внешнеполитических обстоятельств) пропуск корпуса во Владивостокский порт. Мятеж начался не потому, что советские отряды фактически стали разоружать эшелоны, а потому, что нападающей стороной были чехи, ибо таков был план империалистов Антанты ⁶⁷.

Бессмысленно заниматься сейчас вопросом: когда

нужно было отдать приказ о разоружении и что произошло бы, если бы вообще такого приказа отдано не было? Бесспорно одно: руководство корпуса и все те представители держав Антанты, которые принимали участие в переговорах об эвакуации корпуса, а потом и в переговорах с целью прекращения начавшихся военных действий, – бесспорно одно, что все они вели двойную игру и закончили ее тогда, когда эго признано было для них наиболее выгодным. Суть дела в том, что империалисты и контрреволюционные руководители корпуса давно готовились к мятежу и успели в этом отношении многое сделать, а руководящие советские и военные органы Сибири, правильно уяснив себе потенциальную опасность возможного вероломного нападения мятежников, не подготовились, чтобы дать отпор восстанию.

Более того, были допущены грубые нарушения элементарных требований обеспечения собственной безопасности, организации своей собственной защиты и обороны занимаемых районов, как это требуется даже в мирное время. В условиях, когда вся Сибирь объявлена на военном положении, когда рядом находились иностранные войска, бдительность и боевая готовность должны были быть удесятерены. Этого сделано не было: за исключением одного Омска, в остальных сибирских городах (Челябинске, Новониколаевске, Мариинске) советское военное командование несет перед историей ответственность за свою беспечность, нарушение уставных требований, а местные партийные и советские руководители не потребовали от него принятия надлежащих мер.

Нельзя совершенно игнорировать и факторы субъективного порядка. Под влиянием сведений о заключенном Москвой с руководством корпуса соглашении о выезде его за границу через Владивосток, а также ввиду того всем известного факта, что десятки эшелонов вс* оружейных чехословаков мирно и без каких-либо недоразумений проехали уже от Волги до Тихого океана, в Сибири и на Дальнем Востоке создалось не оправдывавшееся как внутренним, так и международным положением Республики благодушие, самоуспокоение, а бдительность притупилась. Более того, часть здешних руководителей, и прежде всего руководители Восточной Сибири, долгое время жила иллюзиями, что все дело в простых недоразумениях и что конфликт может быть улажен мирным путем. В качестве иллюстрации можно привести следующие примеры. В начале июня, когда чехословаки и белые в захваченных ими районах зверски расправлялись со всеми советскими людьми, советская сторона (в лице делегации от Центросибири из Иркутска) в районе Мариинского фронта заключила с врагами перемирие с той же целью уладить дело переговорами. Обманув бдительность красных, противник использовал наступившее затишье и через шесть дней вероломно нанес красным отрядам сокрушительные удары. Другой пример. 25 мая 1918 г. советские отряды Омска отбили первую попытку чехословаков захватить город и вынудили их поспешно отступить к ст. Мариановка. Когда же на эту станцию прибыл без надлежащей разведки и охраны омский отряд Успенского, чехословаки коварными приемами завлекли его в засаду и почти полностью уничтожили (погибло 980 бойцов). Казалось бы, дело ясное, но не так рассуждали омские руководители. Прибывший из Омска свежий отряд красных выбил врагов со ст. Мариановка и отбросил их на 8 км на запад. Чехословацкое командование тут же запросило перемирия, и Омск, забыв все, что произошло до этого – всего два дня назад, удовлетворил их просьбу. Воспользовавшись шестидневным затишьем, враги подтянули силы и 4 июня возобновили наступление. Трудно сказать, знал ли Омск, что в это самое время, когда он вел переговоры с врагом и предоставил ему передышку, другие группы тех же чехобелых, захватив Новониколаевск, Мариинск и другие пункты, беспощадно уничтожали сотни и сотни советских людей, не говоря уже о зверском преследовании большевиков. Не лучше поступили руководители Центросибири.

28 мая 1918 г. советские отряды разоружили на ст. Иркутск эшелон чехословаков без всякой борьбы. В тот же день на ст. Батарейная (6 км западнее Ир« кутска) были разоружены еще три эшелона: сдавшим оружие разрешено было продолжать путь на Владивосток.

Казалось бы, что, справившись так легко со значительными силами интервентов, руководители Центроси-бири предпримут быстрые и энерпичные меры для развития успеха и окажут помощь соседним городам. Однако ничего сделано не было. В ночь на 29 мая скопилось семь эшелонов чехословаков на ст. Нижнеудинск. Одним вероломным ударом они разгромили все советские, партийные и военные организации и небольшой местный гарнизон и тут же расстреляли свыше 100 человек. Но даже после этого руководители Центросибири вступили в переговоры с врагами и заключили перемирие, чтобы «ликвидировать конфликт»! ⁶⁸

Видимо, и эти случаи имел в виду В. И. Ленин, указывая, что многие рассматривали чехословацкий мятеж лишь как один из эпизодов контрреволюционных бунтов ⁶⁹.

Слишком поздно были приняты решения и сделаны попытки собрать силы для разгрома мятежников ⁷⁰. Ярким примером служит упомянутое постановление Омска, только 28 мая 1918 г. объявившего мобилизацию крестьян. Не было на местах необходимого для проведения мобилизации аппарата, не оставалось времени на сбор призываемых, организацию из них отрядов, не хватало вооружения, командного состава и т. д. Конечно, такая мобилизация ничего серьезного дать не могла.