Текст книги "Тысяча городов (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Абивард пожалел, что спросил об этом. Вздохнув, он ответил: «Единственный способ, который я могу придумать, это выехать в канал и попытаться пересечь его. Если ты это сделаешь, ты пройдешь тот этап, когда магия видессиан сработает. Если ты этого не сделаешь...»

Один из гонщиков совершил чудовищную ошибку, прервав командующего армией: «Если мы этого не сделаем – если мы вернемся туда, откуда начали, – и мы не сошли с ума до этого, вот тогда мы узнаем».

Другие всадники кивнули. Парень отпустил довольно хорошую шутку, или то, что было бы довольно хорошей шуткой при других обстоятельствах, но никто из них не рассмеялся и даже не улыбнулся. Абивард тоже; и он не настаивал на своем достоинстве или ранге. Он сказал: «Этой магии достаточно, чтобы свести с ума кого угодно, поэтому мое лучшее предположение заключается в том, что мы все уже сошли с ума, и если она укусит нас еще раз, это не причинит никакого вреда».

«У тебя хороший взгляд на вещи, господин», – сказал человек, который прервал его. Он поехал на юг вдоль канала. Несколько человек последовали за ним; другие направились на север.

Был ли это хороший взгляд на вещи? Абивард не знал. Если магия Маниакеса распространялась на приличное расстояние вверх и вниз по каналу, некоторым из этих людей, вероятно, пришлось бы пережить, как их мир несколько раз искривлялся, и не один раз в одиночку. Вы могли бы привыкнуть почти ко всему ... но к этому?

Ему пришло в голову кое-что еще: был ли канал закрыт сам по себе и для видессиан? Если бы они попытались пересечь границу с востока на запад, чтобы напасть на него, что бы произошло? Смогут ли они перебраться на его сторону канала или им тоже придется выехать на тот берег, с которого они ушли? Вопрос был настолько интригующим, что он почти вызвал Бозорга и Пантелеса, чтобы задать его. Все, что его сдерживало, это мысль о том, что у них и так было достаточно поводов для беспокойства.

И он тоже. Всадники, которых он отправил на север вдоль канала, вернулись, возможно, раньше, чем он ожидал, с новостями о том, что заклинание, было ли это какой-то увеличенной версией ремня Воймиоса или нет, распространялось в этом направлении на все расстояние, которое они преодолели. Они путешествовали не так далеко, как он надеялся, но страх на их лицах говорил о том, что они заходили в канал так часто, как только могли выдержать.

Люди, ушедшие на юг, тоже начали возвращаться в лагерь Абиварда, не все сразу, как те, кто пошел другим путем, а по нескольку за раз, некоторые возвращались в канал после того, как другие не могли больше этого выносить. Независимо от того, пришли они рано или поздно, у них были те же новости, что и у людей, отправившихся на север: когда они попытались перебраться через канал на восток, у них ничего не вышло.

Последним из всех вернулся парень, который предположил, что погружение в канал сведет человека с ума. К тому времени, как он вернулся, солнце садилось на западе. Абивард начал задаваться вопросом, не вошел ли он в канал и никогда не вышел.

Он погрозил солнцу кулаком, говоря: «Я видел эту штуку слишком много раз – пусть она упадет в Пустоту. Я пытался уехать от этого дюжину раз, может быть, больше, сегодня днем, и в итоге каждый раз возвращался к этому. Прости, господи, это заклинание распространяется далеко на юг ».

«У тебя нет причин сожалеть», – ответил Абивард. «Я бы назвал тебя героем за то, что ты преодолел канал больше, чем кто-либо другой».

«Герой?» Всадник покачал головой. «Я скажу тебе, как бы я себя назвал, и это будет чертов дурак. С твоего позволения, господин, я пойду и начищу свои доспехи – постараюсь, чтобы они не заржавели, насколько смогу, а?» Абивард разрешающе кивнул. Изобразив приветствие, солдат зашагал прочь.

Абивард пробормотал что-то нецензурное себе под нос. Маги Маниакеса, безусловно, могли удерживать заклинание на месте в течение половины дня пути, или, возможно, чуть меньше, в любую сторону от его собственной позиции. Это означало, что смена лагеря вряд ли принесет много пользы, потому что видессиане были склонны либо передвинуть, либо распространить действие заклинания на его новое положение.

Если бы он не мог обогнуть извилистый канал, ему пришлось бы пройти через него. Пройти через него означало победить магию Маниакеса. Между ними Бозоргу и Пантелесу пришлось бы придумать несколько ответов.

Призвав их в свою палатку, Абивард сказал: «Можете ли вы разрушить заклинание и позволить нам пересечь границу?»

«Разрезать ремешок Воймиоса не так просто, как кажется, уважаемый сэр», – сказал Пантел. «Когда вы разрезаете его вдоль, знаете ли вы, что получаете?»

«Я собирался сказать два более тонких, но это было бы слишком просто и очевидно, не так ли?"» Сказал Абивард, и Пантел кивнул. «Хорошо, что ты получаешь?"» Спросил Абивард. «Тарелка супа из бычьих хвостов? Три аркета и пара медяков? Тяжелый случай чесотки?»

Пантел бросил на него укоризненный взгляд; возможно, могущественным макуранским маршалам, по его мнению, не позволялось быть абсурдными. Он полез в мешочек, который носил на поясе, и вытащил ремешок Voimios, сделанный из тонкой кожи и сшитый вместе на концах, так что ему не нужно было держать их между длинным, тонким, подвижным большим и указательным пальцами. «Посмотрите сами, уважаемый сэр, и вы лучше поймете, с какими трудностями мы сталкиваемся.»

«Хорошо, я сделаю.» Абивард вытащил острый кинжал, проткнул им кожу и начал резать. Он работал медленно, тщательно, методично; пара ножниц подошла бы для этой работы лучше, но у него их не было. Когда он разрезал острый ремешок почти по всей окружности, он подумал, что Пантелей солгал ему, потому что действительно казалось, что он может расколоться надвое, как это было бы с простым кольцом. Но затем он сделал последний разрез и удивленно воскликнул: у него все еще был один витой ремешок, но вдвое длиннее и вдвое шире, чем был раньше.

«Это показывает некоторые сложности, с которыми мы сталкиваемся», – сказал Пантелес. «Некоторые средства противодействия магии запутываются в ее хитросплетениях и оказываются бесполезными против нее».

«Да, я понимаю», – сказал Абивард. «Вот что происходит, когда ты режешь заклинанием. Но когда ты делаешь это...» Он разрезал ремень поперек, а не вдоль."– Все выглядит проще.» Он протянул Пантелесу простой кусок кожи.

Волшебник взял его и задумчиво посмотрел на него. «Да, достопочтенный сэр, именно такой эффект мы пытаемся создать. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы воспроизвести элегантность вашего решения.» Он свернул ремешок в плотный маленький цилиндр, положил его обратно в поясную сумку и ушел.

Абивард ожидал результатов с растущим нетерпением. Каждый день, когда он и его армия застревали на западной стороне канала, был еще одним днем, когда Маниакес имел полную свободу действий на востоке. Маниакес причинил достаточно – слишком много – вреда, даже когда Абивард выступил против него. Без сопротивления…

Как ни странно, и Пантел, и Бозорг выглядели довольными собой. «Мы можем разрушить это заклятие, господин», – сказал Бозорг Абиварду.

Пантелей покачал головой. «Нет, уважаемый господин», – сказал он. «Нарушать это – неправильный способ выразить то, что мы делаем. Но мы можем, я думаю, сократить это, как вы сделали с ремешком Voimios несколько дней назад. Это даст желаемый эффект, по крайней мере, мы так считаем ».

«Я говорю, что взлом – лучший способ описать то, что мы делаем», – сказал Бозорг. Он и Пантелес пристально посмотрели друг на друга.

«Мне все равно, как ты это называешь или как ты это описываешь», – сказал Абивард. «Пока твое заклинание – или что бы это ни было – работает, имена не имеют значения. Спорь о них сколько хочешь – позже».

Несколько видессианских всадников все еще патрулировали восточный берег канала – теперь их было не так много, поскольку Маниакес, должно быть, решил, что его заклинание удерживает Абиварда в ловушке на другом берегу. Поначалу Автократор распределял свою армию осторожно, но теперь он занялся разрушительным делом, как будто Абиварда и его людей больше не было поблизости.

Может быть, мы преподнесем ему сюрприз, подумал Абивард. Или, может быть, мы просто снова окажемся здесь, хотя должны выяснить, с чего начали. Это худшее, что может случиться, и чем мы хуже, если это произойдет?

Пантел и Бозорг начали петь, один на видессианском, а другой на макуранском языке. Бозорг высыпал сверкающие кристаллы в чашу с водой, которая стала ярко-желтой. Абивард посмотрел на канал. Вода в нем не стала ярко-желтой, а осталась грязно-коричневой.

Пантелей, продолжая петь, держал нож над небольшим костром из ароматных дров, пока лезвие не засветилось красным. Затем он погрузил его в чашу с желтой водой. От воды поднялось шипение и облако сильно пахнущего пара. Все еще держа клинок в правой руке, он достал из поясной сумки ремешок Воймиоса, похожий на тот, что он дал Абиварду, чтобы тот разрезал его вдоль.

Он воззвал к Фосу. В то же время, либо дополняя, либо искажая его призыв, Бозорг воззвал к Богу через Четырех Пророков. Пантелес взял нож и разрезал им перекрученный кожаный ремешок – разрезал его ровно поперек, как это сделал Абивард, так что он снова стал обычным ремешком, а не тем, который обладал особыми свойствами, которые демонстрировал ремешок Воймиоса.

Абивард снова посмотрел в сторону канала. Он не знал, что увидит. Он не знал, увидит ли он что-нибудь. Возможно, заклинание не произведет видимого эффекта. Возможно, это не сработало бы – это тоже всегда было возможно.

Бозорг и Пантелес стояли так, словно тоже не знали, действует ли заклинание. Наблюдая за ними, Абивард на мгновение забыл о канале. Когда Пантелей резко ахнул, он уставился на видессианца, а не на грязную канаву. Затем видессианский маг указал на нее.

Поверхность канала взбаламутилась и забурлила. Так все и началось. Медленно-медленно, в течение нескольких минут, вода в канале отходила сама от себя: именно так Абивард описал это себе позже. Когда процесс был завершен, илистое дно канала оказалось открытым для солнечных лучей – это было так, как будто кто-то провел ножом по водному пути и разрезал его надвое.

«Закон подобия», – сказал Пантел по-видессиански.

«Подобное приносит подобное», Сказал Бозорг на макуранском языке – два способа выразить одну и ту же мысль словами.

«Вперед!» Крикнул Абивард своим воинам, которые уставились на брешь в канале. «Теперь мы можем добраться до видессиан. Теперь мы можем заставить их заплатить за то, что они раз за разом поворачивали нас не в ту сторону.» Он вскочил на своего коня. «Собираемся ли мы позволить им уйти безнаказанными за то, что они сделали с нами, или мы собираемся наказать их?»

«Наказать!» – завыли макуранские солдаты, свирепые, как стая волков холодной зимней ночью. Абиварду пришлось сильно пришпорить своего коня, чтобы убедиться, что он въедет в канал первым. Продвижение было медленным, потому что грязь была густой и скользкой и прилипала к ногам лошади. Но животное шло дальше.

В воде, скопившейся по обе стороны от илистого, вонючего дна канала, Абивард увидел рыбу. Она уставилась на него, открывая и закрывая рот, как будто это был глупый старик. Ему было интересно, что оно думает о нем и думает ли вообще.

Он ехал вверх, к восточному берегу канала. Несмотря на магию Пантелеса и Бозорга, он все еще боялся, что каким-то образом снова окажется на западной стороне канала. Но он этого не сделал.

Барахтаясь, а затем обретя устойчивость, его лошадь наконец вынесла его на восточную сторону.

Если бы тамошние видессианские солдаты захотели ввязаться в драку, они вполне могли бы помешать его армии занять позиции. Отверстие, проделанное двумя магами в канале, было не очень широким, и только несколько лошадей могли пройти через него одновременно. Решительная оборона могла бы задержать все макуранское войско.

Но видессийцы, которые, казалось, были ошеломлены успехом волшебников в разрушении их чар, также казались пораженными тем, что макуранцы так энергично использовали этот успех. Вместо того, чтобы остаться и попытаться сдержать Абиварда и его людей, они ускакали так быстро, как только могли нести их лошади. Возможно, они везли Маниакесу новости о том, что только что произошло. Если бы Абивард был Маниакесом, он был бы менее чем рад видеть, как они приходят. Как бы то ни было, он был рад видеть, как они уходят.

Позже он пожалел, что не послал людей сразу за ними. В данный момент он был просто рад, что ему и его последователям не придется сражаться с ними. Вместо преследования он думал о том, как переправить через канал как можно больше людей, прежде чем либо колдовство, сотворенное Бозоргом и Пантелесом, сольется воедино, либо двое мужчин сами рухнут.

Основная часть армии все-таки переправилась, прежде чем Пантелей, который раскачивался, как дерево на сильном ветру, рухнул на землю. Когда он это сделал, взвешенная вода в канале собралась вместе с влажным шлепком. Некоторые из пехотинцев, попавших в нее, утонули; однако многие с трудом продвигались вперед и выползли на восточный берег, мокрые и истекающие, но живые.

Сначала Абивард и его спутники были так заняты, помогая им высадиться на сушу, что у него не было времени на раздумья. Затем он понял, что солдаты достигли восточного берега, а не были отброшены обратно на запад. Заклинание, которое использовали видессианские и макуранские маги, хотя и исчезло сейчас, оставило канал навсегда раскрученным. Короче говоря, все было так, как было до того, как в это начали вмешиваться волшебники Маниакеса.

К тому времени Бозорг и несколько других мужчин, все еще находившихся на западном берегу канала, плеснули водой в лицо Пантелесу. Освободившись от бремени поддержания заклинания, видессианский волшебник сумел удержаться на ногах и даже присоединиться к Абиварду на восточной стороне водного пути.

«Отличная работа!» Абивард приветствовал его.

«За что я благодарю тебя, достопочтенный господин», – ответил Пантел. «Взаимосвязь между ремешком Воймиоса и природой заклинания, наложенного на канал, действительно оказалась близкой к тому, что я себе представлял. Такое соответствие теории и практики приносит особое удовлетворение в тех редких случаях, когда его можно наблюдать ».

«Ты был прав», – сказал Бозорг. «Ты был прав, ты был прав, ты был прав. Клянусь Четырьмя Пророками, я признаю это.» Он говорил так, как мог бы говорить человек, публично выплачивающий пари.

Пантел огляделся. Теперь, когда макуранская армия достигла его, восточный берег канала, казалось, мало отличался от западного: плоская, илистая земля с множеством солдат, разбросанных по ней. Видессианский волшебник повернулся к Абиварду. «Добравшись до этой стороны канала, достопочтенный сэр, что вы собираетесь делать дальше?»

Это был хороший вопрос, и не на тот, на который Абивард мог ответить сгоряча. За последние несколько дней переправа через канал настолько поглотила его, что он потерял представление о причинах, по которым стремился это сделать. Одно, однако, оставалось ясным: «Я собираюсь выследить Маниакеса и сразиться с ним, когда это сделаю».

Ромезан никогда не выпускал это из виду. Уже когда последний из солдат пересекал канал, все еще грязный и промокший, он кричал: «Стройтесь, да проклянет вас Бог. Не стойте там, теряя время. Видессианские патрули ускакали на юго-восток. Вы думаете, они поехали туда случайно? В лошадиной упряжке они так и сделали! Если мы не найдем Маниакеса там, я съем свои ножны, металлическую фурнитуру и все остальное ».

Абивард думал, что он был прав. Маниакес не совсем принимал как должное неспособность макуранцев пересечь канал, но он оставил позади силы, слишком маленькие, чтобы сражаться со всей их армией, особенно после того, как Абивард и первые несколько человек, следовавших за ним, выбрались на берег, который видессийцы удерживали без усилий. Если они не собирались сражаться, единственная полезная услуга, которую они могли оказать, – это предупредить Автократора. Для этого им пришлось бы отправиться туда, где он был. Армия Абиварда последовала бы за ними туда.

Он повысил голос, добавляя свой протест к безжалостным выкрикам Ромезана. Солдаты реагировали медленнее, чем ему хотелось бы, но, как он предполагал, не медленнее, чем можно было ожидать после того, с какими трудностями они добрались до восточного берега канала.

И по мере того, как люди выстраивались в маршевую шеренгу, в них постепенно начало просачиваться возбуждение. Они приветствовали Абиварда, когда он проезжал взад и вперед по шеренге. «Если бы не ты, господь, мы бы все еще застряли там», – крикнул кто-то. От этого радостные крики стали громче.

Абивард задавался вопросом, знал ли Маниакес, что его магия потерпела поражение, еще до того, как солдаты прискакали к нему с новостями. С ним был бы волшебник – скорее всего, волшебники – с ним. Разрушение видессианского заклинания, вероятно, вызвало бы в мире какую-то дрожь, дрожь, которую мог почувствовать волшебник.

Из-за этого подозрения Абивард усилил то, что было бы его обычным авангардом, отборными бойцами, которые обычно не двигались в самом авангарде. Он также раскинул свою сеть разведчиков и дозорных дальше по армии, чем обычно. Если надвигалась беда, он хотел получить предупреждение как можно скорее.

«Будьте особенно осторожны и бдительны», – предупредил он разведчиков. «Тикас, вероятно, будет командовать видессианским арьергардом. Если это так, тебе придется поискать что-нибудь мерзкое и коварное. Хотел бы я догадаться, что именно, но не могу. Все, что я могу тебе сказать, это держать ухо востро ».

В первый день после пересечения канала он задавался вопросом, позаботился ли Маниакес об арьергарде. Его собственная армия продвигалась вперед без сопротивления. Они добились такого большого прогресса, что ему почти казалось, будто они наверстали все время, проведенное в ловушке на противоположной стороне канала.

Когда он сказал это Рошнани после того, как они наконец разбили лагерь на ночь, она одарила его взглядом, который приберегала для тех случаев, когда он вел себя особенно глупо. «Не говори глупостей», – сказала она. «Ты не можешь наверстать столько времени за один день, и ты это знаешь».

«Ну, да, я тоже так думаю», – признал он и тоже посмотрел на нее. «Держу пари, ни у одного из великих менестрелей никогда не было такой жены, как ты. Его голос сорвался на фальцет: „Нет, ты не можешь сказать, что его меч пел, дорогая. Мечи не поют. И действительно ли его доспехи были слишком тяжелы для десяти обычных мужчин, чтобы поднять их, не говоря уже о том, чтобы надеть?" По-моему, это звучит не очень правдоподобно. Почему бы тебе не изменить это?“

Рошнани сделала движение, как будто собиралась поднять горшочек с шафрановым рисом и черными вишнями, который стоял между ними, и вылить его ему на голову. Но она тоже смеялась. «Злой человек», – сказала она.

«Спасибо», – сказал он, заставив их обоих еще немного рассмеяться. Но он быстро снова стал серьезным. «Если бы магия этим утром не сработала, я не знаю, что бы я делал. Я не знаю, что бы сделала армия ».

«Худшее, что ты мог бы сделать, это сложить с себя командование и вернуться в домен Век Руд. Я все еще иногда жалею, что ты не сделал этого после того, как Шарбараз отказался позволить тебе призвать Ромезана.»

«Это сработало хорошо, несмотря на Шарбараз», – ответил Абивард. «Ромезан похож на меня: он видит, в чем нуждается королевство, идет вперед и заботится об этом, что бы ни думал об этом Царь Царей».

Рошнани фыркнула. «Предполагается, что Царь Царей должен видеть, в чем нуждается королевство, и сам заботиться об этом. Ему не нужно полагаться на то, что другие сделают это за него. Если он не может этого сделать, почему именно он должен править Макураном?»

Она говорила тихим голосом и огляделась вокруг, прежде чем слова слетели с ее губ, чтобы убедиться, что никто из слуг – или даже ее дети – не могли услышать. Абивард понимал это; в отличие от Ромезана, он находил идею критиковать Царя Царей в лучшем случае пугающей. И Рошнани не просто критиковала. Она предполагала, что Шарбаразу не место на троне, если он не справится с работой получше. И если ему не место на этом троне, то кому?

Абивард ответил голосом таким же мягким, как у его главной жены: «Я не хочу бунтовать против Шарбараза, Царя Царей. Можете ли вы представить, что я пытаюсь господствовать над евнухами во дворце? Я только хочу, чтобы Шарбараз стремился править королевством и позволил всем нам, кто служит ему, самим готовить суп, без того, чтобы он всегда совал в него палец и помешивал ».

«Он Царь Царей, и он знает это», – сказала Рошнани с ледяным вздохом. «Возможно, он знает это слишком хорошо. Всякий раз, когда он может вмешаться, он чувствует, что должен это сделать, как будто он не был бы правителем, если бы не делал этого ».

«Я провел большую часть последних десяти лет и даже больше, надеясь – желая – чтобы ты ошибался», – сказал Абивард, тоже вздыхая. «Я начинаю думать, что ты прав. Достаточно часто стучите меня молотком по голове, и иногда идеи действительно приходят. Судя по короткому знакомству с его отцом, это у него в крови ».

«Возможно, все было бы не так плохо, если бы у него однажды не украли трон», – сказала Рошнани.

Абивард залпом допил свое вино. «Возможно, все было бы не так плохо», – сказал он, выделяя слова, чтобы подчеркнуть их, – «если бы Смердис продолжал быть Царем Царей и никто никогда не узнал, что Шарбараз спрятан в крепости Налгис Крэг.»

Когда слова слетели с его губ, он понял, что произнес измену – измену с обратной силой, поскольку Смердис узурпатор был давно мертв, но тем не менее измену. Он ждал, чтобы услышать, как Рошнани отреагирует на это. Она спокойно сказала: «Если бы все обернулось так, ты бы не был шурин Царя Царей, ты знаешь».

«Ты думаешь, меня это волнует?» он вернулся. «Я не думаю, что моя сестра была бы менее счастлива, если бы осталась замужем за Птардаком из домена Налгис Крэг, чем она замужем за Шарбаразом из Макурана. Может быть, не более счастливых, но и не менее.» Он снова вздохнул. «Впрочем, о таких вещах нельзя рассказывать. Смердис был занят выплатой дани хаморцам, если ты помнишь. Рано или поздно это вызвало бы восстание на Северо-Западе. Может быть, хорошо, что у нас был настоящий Царь Царей, чтобы возглавить его ».

«Может быть.» Рошнани тоже осушила свой кубок с вином. «От всех этих событий, которые могли бы быть, может закружиться голова сильнее, чем от вина, если слишком много времени думать о них».

«Теперь все просто», – сказал Абивард. «Все, что нам нужно сделать, это победить Маниакеса».

Сначала им пришлось вступить в схватку с Маниакесом. Как Абивард уже обнаружил, это было нелегко, не тогда, когда Маниакес не хотел, чтобы его захватывали. Но, победив лучшее колдовство Автократора – или то, что, как он искренне надеялся, было лучшим колдовством Автократора, – он преследовал его с большей уверенностью, чем показал бы раньше.

На случай, если его искренние надежды окажутся ошибочными, он перестал игнорировать Бозорга и Пантелеса и отправил двух волшебников ехать вместе в повозке рядом с его собственной. Иногда они ладили не хуже пары братьев. Иногда они ссорились – тоже как пара братьев. Пока они не использовали магию, чтобы покончить друг с другом, Абивард делал вид, что не видит.

Он послал свою часть кавалерии широким маршем, сначала найти армию Маниакеса, а затем замедлить ее продвижение, чтобы он мог подойти с основными силами своей армии и сразиться с видессианцами. «Это то, чего мы не могли сделать раньше», – с энтузиазмом сказал он, катаясь вместе с Тураном. «Мы можем выдвинуть всадников вперед и заставить видессиан развернуться и сражаться, удерживать их на месте достаточно долго, чтобы остальные из нас смогли выступить вперед и разбить их».

«Если все пойдет хорошо, мы сможем», – сказал Туран. «Тем не менее, их арьергард упорно сражался, чтобы не дать нам добраться до основных сил, которые ведет Маниакес».

«Однако они не могут делать это так долго», – сказал Абивард. «Земля между Тутубом и Тибом не похожа на степь Пардрайан: она не длится вечно. Через некоторое время вас вытесняют с поймы в заросшую кустарником местность. Вы не сможете содержать армию там ».

«Мы говорили об этом прошлой зимой», – ответил его лейтенант.

«Маниакес тогда даже не пытался. Он просто пересек западные земли Видессии, пока не пришел в порт, а затем уплыл, без сомнения, смеясь над нами. Он мог бы сделать то же самое снова, ничуть не хуже ».

«Да, я полагаю, он мог бы», – сказал Абивард. «Он мог бы отправиться и в Серхес, в глубь страны, как Шарбараз сделал много лет назад. Однако я не думаю, что он сделает ни то, ни другое. Когда он прибыл в страну Тысячи городов в прошлом году, у него были сомнения. Он действовал осторожно; сначала он не был уверен, что его солдаты надежны. Его это больше не беспокоит. Он знает, что его люди умеют сражаться, и если он увидит место, которое ему понравится, он даст бой там. Он намеревался разгромить нас, когда вернулся в этом году ».

«Он тоже пару раз почти сделал это», Согласился Туран. «А потом, когда это не сработало, он попытался свести нас с ума магией, которую его волшебники применили к каналу.» Он усмехнулся. «Это была такая запутанная схема, интересно, был ли Тикас тем, кто до этого додумался».

Абивард начал отвечать серьезно, прежде чем понял, что Туран шутит. Шутка это или нет, но это была не самая невероятная идея, которую Абивард когда-либо слышал. Как он узнал из болезненного опыта, Чикас был достаточно хитер, чтобы сделать именно то, что сказал Туран.

Вскоре у Абиварда появилась причина гордиться собственными способностями к предсказаниям. Недалеко от истоков Тутуба, где река все еще быстро и пенисто текла по камням, прежде чем принять более спокойное русло, Маниакес выбрал участок возвышенности и ясно дал понять своим преследователям, что он не намерен больше подвергаться преследованию.

«Мы разобьем его!» Крикнул Ромезан. «Мы разобьем его и избавимся от него раз и навсегда.»Через мгновение он добавил: «Я тоже ни капельки не буду скучать по нему, когда он уйдет».

«Это было бы очень хорошо», – согласился Абивард. «Однако, чем дольше я смотрю на эту позицию, тем больше мне кажется, что мы выйдем из нее, как баранина, нарезанная на вертел, если не будем осторожны».

«Они всего лишь видессиане», – сказал Ромезан. «Не похоже, что они собираются напасть на нас, пока мы наступаем на них».

«Нет, я полагаю, что нет», – сказал Абивард. «Но атака в гору – и это будет долгая атака в гору – не поражает с такой силой, как атака на ровной местности. И если я что-то знаю о Маниакесе, так это то, что он не намерен просто сидеть там и ждать нашего нападения. Он сделает что-нибудь, чтобы разбить его и не дать ему ударить так сильно, как следовало бы ».

«Что он может сделать?» – Потребовал ответа Ромезан.

«Я не знаю», – сказал Абивард. «Хотел бы я знать».

«И я бы хотел, чтобы ты не боялся теней», – сказал Ромезан. «Маниакес всего лишь человек, и солдат из солдат, наши всадники лучше его. Он может перевернуть реку – или мог, пока мы не придумаем, как его остановить, – но он не может заставить всю свою проклятую армию подпрыгнуть в воздух и приземлиться у нас в тылу и на обоих флангах одновременно, не так ли?»

«Нет», – признал Абивард.

«Ну что ж», – торжествующе сказал Ромезан, как будто доказал свою точку зрения. Возможно, он думал, что доказал; он был таким же прямым и агрессивным в спорах, как и в том, чтобы вести свою кавалерию в бой.

Абивард покачал головой. «Отправляйся прямо в битву с видессианцами и ты напрашиваешься на неприятности. И не все поля так открыты и заманчивы, как кажутся. Вспомните, как погиб Пероз, царь царей, ведя цвет армии Макурана против хаморцев через то, что выглядело как обычный участок степи. Если бы моя лошадь не попала в яму и не сломала ногу в самом начале той атаки, я думаю, что я бы тоже погиб там, вместе с моим отцом, моим братом и тремя сводными братьями ».

Ромезан нахмурился, но не смог быстро ответить. Каждая макуранская знатная семья, будь то из Семи кланов или из более мелкой знати, понесла тяжелые потери в Пардрайанской степи. После этого боя как вы могли бы выступать за стремительную атаку и против хотя бы небольшой осторожности?

Санатрук оставался импульсивным даже после прямого предупреждения Абиварда. «Что же тогда мы собираемся делать, повелитель?» он потребовал ответа. «Неужели мы нашли способ перебраться через канал только для того, чтобы решить, что нам не нужно было беспокоиться? Если мы не собираемся сражаться с видессианцами, мы могли бы с таким же успехом остаться там, где были».

«Я никогда не говорил, что мы не собираемся сражаться с ними», – сказал Абивард. «Но тебе не кажется, что важно делать это на наших условиях, а не на их?»

Аргумент должен был быть красноречивым. Аргумент на самом деле был красноречив – для Абиварда. Ромезан вздохнул. «Мне следовало остаться в западных землях Видессии и послать Кардариган к вам с этой частью полевой армии. Вы двое поладили бы лучше, чем мы с вами, поскольку вы оба были… осторожный. Но я думал, что осторожный человек лучше там, где есть города, которые нужно охранять, и боец лучше здесь, где есть битвы, которые нужно вести. Может быть, я ошибался ».

Это было больно. Абивард отвернулся, чтобы Ромезан не увидел, как он вздрогнул. И если бы Ромезан не был достаточно бесстрашен, чтобы покинуть западные земли и ослушаться приказа Шарбараза не делать этого, не говоря уже о том, чтобы быть достаточно бесстрашным, чтобы броситься прямо на видессиан, когда он их нашел, Абивард был бы не в состоянии сейчас вести этот разговор. Все еще-

«Пекарь думает, что хлеб – это ответ на все вопросы, – сказал он, – в то время как кузнец уверен, что это подковы. Неудивительно, что воин хочет сразу ринуться в бой. Но я не просто хочу сражаться с Маниакесом – я хочу сокрушить его, если сможем. Если обдумывание всего, вместо того чтобы идти напролом, поможет нам сделать это, я бы предпочел подумать ».

Поклон ромезанца был каким угодно, только не покорным. «Вот он», – сказал он, указывая на знамя с золотым солнечным лучом на синем фоне, которое отмечало позицию Автократора. «У него прямо за спиной есть вода, достаточная, чтобы не испытывать жажды, но недостаточная, чтобы не перепрыгнуть через нее, если придется. У него возвышенность. Если у него не будет вдоволь еды, я буду поражен, и вы тоже. Другими словами, у него нет причин переезжать. Если он нам нужен, мы должны напасть на него. Он не собирается приходить к нам ».