Текст книги "Тысяча городов (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

У него было все, чего он мог пожелать в Макуране – высокий ранг, даже одобрение Шарбараза, Царя Царей. Зачем ему отказываться от этого? Единственным ответом, который пришел Абиварду в голову, было волнение, которое должно было сопровождать успешно осуществленную измену. Он покачал головой. Видессиане были знатоками всевозможных тонких изысков, но можно ли стать знатоком измены? Он так не думал. Он надеялся, что нет.

У Абиварда больше не было времени думать об этом, потому что, как только кавалеристы вернулись со своим будущим чемпионом, по всей видессианской линии протрубили рога. Имперцы выехали вперед в разрозненном порядке и начали осыпать макуранцев стрелами, как это было в битве у канала прошлым летом.

Как и прежде, люди Абиварда отстреливались. Он помахал рукой. На правом фланге его армии зазвучали рога. Теперь у него была кавалерия. Были ли они лояльны? Они были: люди Тзикаса с грохотом обрушились на видессиан.

Маниакес, должно быть, ожидал этого. Постфактум Абивард понял, что объявил об этом при развертывании – но, учитывая позицию, которую ему приходилось защищать, у него не было особого выбора.

Полк видессиан, вооруженных их обычными луками и дротиками, отделился от левого крыла армии Маниакеса и поскакал навстречу макуранцам. Будучи менее хорошо вооруженными и бронированными, чем всадники Тикаса, видессиане не смогли остановить их атаку на месте, как вполне могла бы сделать контратака такого же количества макуранцев. Но они притупили его, замедлили и не дали ему врезаться в их товарищей на фланге. Это позволило остальным видессианцам атаковать пехотинцев Абиварда.

Люди Маниакеса не сдерживались, как это было в битве у канала. Тогда они хотели держать макуранцев в игре, пока их товарищи не смогут обойти и ударить по войскам Абиварда с неожиданного направления. Теперь они шли прямо на Абиварда и собранные войска городского гарнизона, явно уверенные, что никакая такая армия не сможет долго стоять у них на пути.

Поскольку они носили кольчуги, а их враги в большинстве своем – нет, их стрельба из лука была более эффективной, чем у людей Абиварда. Они подошли достаточно близко, чтобы обстрелять дротиками передние ряды макуранцев и ранить их при этом.

«Должны ли мы броситься на них, повелитель?» Туран прокричал, перекрывая крики и боевые кличи битвы.

Абивард покачал головой. «Если мы сделаем это, мы можем пробить брешь в нашей линии, и если они однажды полезут в подобные дыры, нам конец. Мы просто должны надеяться, что сможем выдержать удары ».

Он жалел, что Маниакес сверг макуранского чемпиона. Это, должно быть, повергло его собственных людей в уныние, а видессийцев – в ликование. Но когда ты боролся за свою жизнь, разве ты не был слишком занят, чтобы беспокоиться о том, что произошло некоторое время назад? Абивард надеялся на это.

Когда стрелы и дротики не смогли заставить макуранцев сломаться и бежать, видессиане обнажили мечи и поскакали прямо на линию, установленную Абивардом. Они рубили своих врагов пешими; некоторые из них пытались использовать свои дротики, как макуранская тяжелая конница использовала копья.

Макуранцы упорно сражались не только с людьми Маниакеса, но и с лошадьми, на которых они ехали. Эти бедные животные не были бронированы, как те, на которых сидели люди Тикаса; их было легко рубить, дубасить и пристреливать. Их кровь заливала землю вместе с кровью их всадников; их крики поднимались к небу вместе с криками раненых с обеих сторон.

Абивард направил резервы к опасно разреженному участку линии фронта. Он безмерно гордился своими войсками. Это была не та обязанность, которую они ожидали получить год назад. Они противостояли видессианцам как ветераны. Некоторые из них были ветеранами сейчас; к концу битвы они все станут ветеранами.

«Не пропускайте их!» Крикнул Абивард. «Стоять на своем!»

Скорее к удивлению Абиварда, они стояли на своем и продолжали стоять. С Маниакесом действительно было больше людей, чем годом ранее, но кавалерийский полк Тикаса нейтрализовал значительную часть его возросшей численности. Остальных было недостаточно, чтобы прорвать линию Абиварда.

Патовая ситуация вызвала у Абиварда искушение атаковать в свою очередь, позволив создать бреши на своей позиции в надежде заманить в ловушку много видессиан. Ему было нетрудно побороть искушение. Ему было слишком легко представить себя по другую сторону поля боя, ищущим возможности. Если бы Маниакес заметил такую возможность, он бы в полной мере воспользовался ею. Абивард знал, что тогда самым важным было не дать Автократору шанса.

Поскольку сражения имели обыкновение, это сражение, казалось, продолжалось вечно. Если бы солнце не показывало ему, что была всего лишь середина дня, Абивард предположил бы, что сражение длилось три или четыре дня. Затем, мало-помалу, давление видессиан ослабло. Вместо того, чтобы атаковать. Люди Маниакеса разорвали контакт и поскакали обратно на север, тем путем, которым пришли. Люди Тзикаса сделали вид, что собираются преследовать – пехотинцы вряд ли смогли бы сделать это против кавалерии, – но ливень стрел и яростная контратака показали, что видессиане остались в хорошем порядке. Преследование быстро застопорилось.

«Клянусь Богом, мы отбросили их», Сказал Туран удивленным тоном.

«Клянусь Богом, мы так и сделали.» Абивард знал, что его голос звучал так же удивленно, как и у его лейтенанта. Он ничего не мог с этим поделать. Он был удивлен.

Может быть, его солдаты были удивлены, а может быть, и нет. Удивлены они или нет, они знали, чего достигли. Над и сквозь стоны раненых и пронзительные крики раненых лошадей поднялся гул, переросший в громкое приветствие. В приветствии было только одно слово: «Абивард!»

«Почему они выкрикивают мое имя?"– потребовал он ответа у Турана. „Они те, кто это сделал“

Его лейтенант посмотрел на него. «Иногда, господин, ты можешь быть слишком скромным».

Солдаты, очевидно, так и думали. Они столпились вокруг Абиварда, все еще выкрикивая его имя. Затем они попытались стащить его с лошади, как будто он был видессианином, которого нужно победить. Выражение лица Турана предупредило его, что ему лучше смириться с неизбежным. Он позволил своим ногам выскользнуть из стремян. Когда Туран наклонился и схватил поводья своего коня, он позволил себе соскользнуть в толпу празднующих солдат.

Они не дали ему упасть. Вместо этого они подняли его, и он пронесся над ними по бурному, неспокойному морю рук. Он махал руками и выкрикивал хвалу, которую пехотинцы не слышали, потому что они все кричали и потому что они передавали его взад и вперед, чтобы каждый мог нести его и попробовать уронить.

Наконец-то он проскользнул сквозь море рук. Его ноги коснулись твердой почвы. «Хватит!"» он закричал; вертикальное положение каким-то образом придало его голосу новую властность. Все еще выкрикивая ему дифирамбы, солдаты решили позволить ему продолжать стоять самостоятельно.

«Повелевай нам, господин!» – кричали они. Человек, стоявший рядом с Абивардом, спросил: «Пойдем ли мы завтра за видессианцами?» Где-то в бою меч отсек мясистую нижнюю часть его левого уха; засохшая кровь черной полосой покрывала эту сторону его лица. Казалось, он этого не заметил.

У Абиварда вовремя случился приступ кашля. Когда он все-таки ответил, он сказал: «Мы должны посмотреть, что они делают. Проблема в том, что мы не можем двигаться так же быстро, как они, поэтому мы должны выяснить, куда они направляются, и добраться туда первыми ».

«Ты сделаешь это, господин!» – воскликнул солдат, у которого не хватало половины уха. «Ты уже делал это, много раз».

Дважды, по мнению Абиварда, не составляло большого количества раз. Но войска гарнизона снова приветствовали его и кричали, чтобы он вел их туда, куда они должны были идти. Поскольку он пытался выяснить, как добиться именно такого эффекта, он не стал перечить раненому. Вместо этого он сказал: «Маниакес хочет Машиза. Машиз – это то, чего он хотел все это время. Собираемся ли мы позволить ему получить это?»

«Нет!» – закричали солдаты в один громкий голос.

«Тогда завтра мы двинемся на юг и отрежем его от цели», Сказал Абивард. Солдаты кричали громче, чем когда-либо. Если бы он сказал им идти на Машиз вместо того, чтобы защищать его, он думал, что они бы именно так и поступили

Он запихнул эту идею в какую-то глубокую часть своего сознания, где ему не нужно было бы думать об этом. Это было нетрудно. Последствия битвы дали ему много пищи для размышлений. Они сражались, видессийцы отступили, и теперь его люди тоже собирались отступать. Он задавался вопросом, было ли когда-нибудь раньше поле битвы, где обе стороны покидали его при первой возможности.

Секретарем был пухлый, привередливый маленький человечек по имени Гьянарспар. Более чем немного нервничая, он протянул Абиварду лист пергамента. «Это последнее, что командир полка Чикас приказал мне написать, господин», – сказал он.

Абивард быстро прочитал письмо, которое Чикас адресовал Шарбаразу, Царю Царей. Это было примерно то, что, как он мог ожидать, скажет Чикас, но не то, на что он надеялся. Видессианский отступник обвинил его в трусости за то, что он не отправился преследовать армию Маниакеса после битвы на Тибе, и предположил, что другой лидер – скромно не названный – мог бы сделать больше.

«Спасибо тебе, Гианарспар», – сказал Абивард. «Приготовь что-нибудь безобидное, чтобы заменить эту требуху и отправить ее по пути к Царю Царей.»

«Конечно, повелитель – как мы и делали.» Секретарь поклонился и поспешил из палатки Абиварда.

Позади него Абивард пнул землю. Из Тикаса получился прекрасный боевой солдат. Если бы только он был доволен этим! Но нет, не Тикас. Будь то в Видессосе или в Макуране, он хотел сразу подняться на вершину, и чтобы добраться туда, он дал бы тому, кто был впереди него, хорошего пинка в промежность.

Что ж, его злобная желчь не доберется до Шарбараза. Абивард позаботился об этом. Серебряные ковчеги, которыми он щедро одаривал Гьянарспара, были, по его мнению, деньгами, потраченными не зря. Царь Царей не пытался так сильно толкать его локтем с тех пор, как Абивард начал следить за тем, чтобы непристойные вещи, которые говорил Тикас, никогда не достигали его ушей.

Гианарспар, да благословит его Господь, не стремился достичь вершины чего бы то ни было. Немного серебра сверх его обычного жалованья хватало, чтобы оставаться милым. Абивард внезапно нахмурился. Откуда ему было знать, не подкупал ли Тикас также секретаря, чтобы его письма распространялись по мере их написания? Гьянарспар мог посчитать умным собирать серебро с обеих сторон сразу.

«Если он это сделает, то обнаружит, что совершил ошибку», Сказал Абивард шерстяной стене палатки. Если бы Шарбараз сразу начал посылать ему все больше писем, полных едких жалоб, Гьянарспару пришлось бы серьезно объясняться.

Однако на данный момент у Абиварда было больше поводов для беспокойства, чем гипотетическое предательство секретаря Чикаса. Присутствие Маниакеса на земле Тысячи городов было каким угодно, только не гипотетическим. Автократор не пытался обойти силы Абиварда и нанести удар прямо по Машизу, что было самым большим беспокойством Абиварда. Вместо этого Маниакес вернулся к своей тактике предыдущего лета и бродил по землям между Тутубом и Тибом, уничтожая все, что мог.

Абивард снова пнул землю. Он не мог преследовать Маниакеса по пойме реки так же, как не мог преследовать его после битвы на Тибе. Он не знал, что ему полагалось делать. Должен ли он был вернуться в Нашвар и заставить местных колдунов снова разрушить берега каналов? Он был менее уверен, чем годом ранее, в том, что это позволит достичь всего, чего он хотел. Он также знал, что Шарбараз не поблагодарил бы его за любое уменьшение доходов от земли Тысячи городов. И два года наводнений подряд могли поставить крестьян в невыносимое положение. Они не были главными в его списке забот, но они были там.

Сидеть там и ничего не делать ему тоже не нравилось. Он мог защищать Машиз там, где он был, но это не приносило никакой пользы остальной части королевства. В то время как он удерживал Маниакеса от нападения на столицу огнем и мечом, Автократор вместо этого обрушил их на другие города. Владения Шарбараза уменьшались, а не увеличивались, пока это происходило.

«Я могу помешать Маниакесу прорваться мимо меня и въехать в Машиз», – сказал Абивард Рошнани той ночью. «Я думаю, что в любом случае смогу это сделать. Но удержать его от разрушения земли Тысячи городов? Как? Если я рискну выступить против него, он разобьется вокруг меня, и тогда мне придется гнаться за его прахом обратно в столицу.»

На мгновение у него возникло искушение сделать именно это. Если Маниакес заплатит Шарбаразу, Царь Царей больше не сможет его беспокоить. Рационально он понимал, что это недостаточно веская причина, чтобы позволить королевству провалиться в Пустоту, но его так и подмывало быть иррациональным.

Рошнани сказала: «Если вы не можете победить видессиан тем, что у вас есть здесь, можете ли вы достать то, что вам нужно, чтобы победить их где-нибудь еще?»

«Я собираюсь попытаться сделать это, я думаю», Ответил Абивард. Если его главная жена видела тот же возможный ответ на его вопрос, что и он сам, вероятность того, что ответ был правильным, значительно возрастала. Он продолжал: «Я собираюсь отправить письмо Ромезану, прося его вывести полевые войска из Видессоса и Васпуракана и вернуть их сюда, чтобы мы могли прогнать Маниакеса. Я ненавижу это делать – я знаю, что Маниакес хочет, чтобы я это сделал, – но я не вижу, что у меня есть выбор.»

«Я думаю, ты прав.» Рошнани поколебалась, затем задала вопрос, который следовало задать: «Но что подумает Шарбараз?»

Абивард поморщился. «Я должен буду выяснить, не так ли? Я не собираюсь просить у него разрешения отозвать Ромезан; я собираюсь сделать это самостоятельно. Но я напишу ему и дам знать, что я сделала.

Если он захочет достаточно сильно, он может отменить мой приказ. Я точно знаю, что сделаю, если он это сделает ».

«Что?» Спросила Рошнани.

«Я сложу с себя командование и вернусь во владения Век Руд, клянусь Богом», – заявил Абивард. «Если Царь Царей недоволен тем, как я его защищаю, пусть он выберет кого-нибудь, кто его удовлетворит: может быть, Чикаса или Елиифа. Я вернусь на Северо-запад и проживу свои дни деревенским дихганом. Не важно, как далеко Маниакес зайдет в Макуран, он никогда, никогда не достигнет реки Век Руд ».

Он с некоторой тревогой ждал, как это воспримет Рошнани. К его удивлению и облегчению, она отодвинула тарелки, с которых они ужинали, чтобы она могла наклониться на ковер, который они делили, и поцеловать его. «Молодец!» воскликнула она. «Я хотел бы, чтобы ты сделал это много лет назад, когда мы были в западных землях Видессии, и он продолжал придираться, потому что ты не мог пересечь границу, чтобы напасть на город Видесс».

«Мне было так же плохо из-за этого, как и ему», – сказал Абивард. «Но с тех пор стало только хуже. Рано или поздно у каждого наступает переломный момент, и я нашел свой».

«Хорошо», – снова сказала Рошнани. «Было бы прекрасно вернуться на Северо-Запад, не так ли? И еще лучше уйти из-под власти мастера, который слишком долго издевался над тобой».

«Он по-прежнему был бы моим повелителем», – сказал Абивард. Но это было не то, что имела в виду Рошнани, и он знал это. Он задавался вопросом, насколько хорошо выдержит его решимость, если Шарбараз подвергнет ее испытанию.

Письма отправились на следующий день. Абивард подумал о том, чтобы отложить отправку письма в Шарбараз, чтобы сообщить Царю Царей о передвижениях войск, которые зашли слишком далеко, чтобы он мог предотвратить, когда узнает о них. В конце концов Абивард решил не рисковать. Это дало бы Елиифу и всем остальным при дворе, кто был не очень расположен к нему, шанс сказать, что он тайно собирает силы для собственного выступления против Машиза. Если бы Шарбараз подумал так и попытался отозвать его, это могло бы заставить его выступить против Машиза, чего он не хотел делать. Насколько он был обеспокоен, победа над Видессосом была важнее. «Все, чего я хочу, » пробормотал он, « это въехать на своей лошади в Высокий Храм в городе Видессосе и увидеть выражение лица патриарха, когда я это сделаю».

Когда он провел пару лет в Across, глядя на столицу Видессии через переправу для скота, эта мечта казалась ему почти осуществимой. И вот теперь он стоял спиной к Тибу, делая все возможное, чтобы не дать Автократору Маниакеса штурмовать Машиз. Война была делом, полным неудач, но переезд из столицы Империи Видессоса в столицу Макурана в течение пары лет больше походил на переворот.

«Корабли», – сказал он, превратив слово в мерзкое ругательство. Если бы у него были какие-нибудь, он бы уже давно с триумфом въехал в город Видесс. Если бы у Макурана они были, Маниакес не смог бы перепрыгнуть через видессианские западные земли и принести войну домой, в страну Тысячи городов. И после минутного размышления он нашел еще одну причину сожалеть об отсутствии у Макурана флота: «Если бы у меня был корабль, я мог бы посадить на него Тикаса и приказать потопить».

Эта небольшая причуда радовала его целый час, пока Гьянарспар не вошел в его палатку с пергаментом в руке и обеспокоенным выражением лица. «Господь, тебе нужно увидеть это и решить, что с этим делать», – сказал он.

«А я?» Если Абивард и испытывал какой-то энтузиазм по поводу этого предложения, он скрыл это даже от самого себя. Но он протянул руку, и Гианарспар вложил в нее пергамент. Он прочитал последнее послание Тикаса Царю Царей с недоверием, которое росло от предложения к предложению. «Клянусь Богом!» – воскликнул он, закончив. «Пожалуй, единственное, в чем он меня не обвиняет, это в том, что я порчу овец в стаде Царя Царей.»

«Да, повелитель», – с несчастным видом сказал Гьянарспар.

Немного поразмыслив, Абивард сказал: «Думаю, я знаю, что послужило причиной этого. Ранее его письма Шарбаразу, царю Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство, получили действие – действие против меня. Однако в этом году письма не доходили до Шарбараза. Цикас, должно быть, думает, что у них есть – и что Царь Царей игнорирует их. И поэтому он решил придумать что-нибудь покрепче.» Он зажал нос. Это письмо, насколько он мог судить, было сильным в смысле несвежей рыбы.

«Что нам с этим делать, господин?"» Спросил Гьянарспар. «Сделай так, чтобы это исчезло, любыми средствами», – сказал Абивард. «Теперь, если бы мы только могли заставить Тикаса тоже исчезнуть».

Гьянарспар поклонился и ушел. Абивард подергал себя за бороду. Возможно, он смог бы потопить Чикас даже без корабля. Он не хотел этого раньше, когда ему предложили эту идею. Теперь– теперь он послал слугу вызвать Турана.

Когда его лейтенант вошел в палатку, он приветствовал его словами: «Как ты смотришь на то, чтобы помочь сделать выдающегося Тикаса героем Макурана?»

Туран не был самым быстрым человеком в мире, но он был далек от самого медленного. После пары ударов сердца, полных искреннего удивления, его глаза загорелись. «Я бы с удовольствием, господин. Что ты имеешь в виду?»

«Тот план, который у тебя был некоторое время назад, все еще кажется мне лучше, чем у большинства: найти способ отправить его с отрядом всадников против видессианского полка. Когда все закончится, мне будет очень стыдно за то, что я так плохо разбирался в военных вопросах ».

Хищная улыбка Турана сказала все, что нужно было сказать. Но затем офицер спросил: «Что заставило тебя передумать, господин? Когда я предлагал это раньше, ты не захотел меня слушать. Теперь тебе нравится идея ».

«Давайте просто скажем, что Тзикас слишком вольно высказывает свои мнения», – ответил Абивард, на что Туран кивнул с мрачным весельем. Абивард стал практичным: «Нам нужно будет договориться об этом с видессианцами. Когда нам понадобится, мы сможем передать им сообщение, не так ли?»

«Да, повелитель, это так», – сказал Туран. «Если мы хотим обменять пленников и тому подобное, мы можем заставить их услышать нас.» Он снова улыбнулся. «Ради шанса заполучить в свои руки Тзикаса, после того, что он пытался сделать с Маниакесом, я думаю, они на самом деле нас услышат.»

«Хорошо», – сказал Абивард. «Я тоже. О, да, действительно, очень хорошо. Ты узнаешь, и я узнаю, и наш посланник будет знать, и несколько видессиан тоже».

«Я не думаю, что они выдали бы нас, господин», Сказал Туран. «Если бы все было немного по-другому, они могли бы, но я думаю, что они ненавидят цикаса больше, чем ты. Если они смогут добраться до него, они будут молчать о том, как и почему.»

«Я тоже так думаю», Сказал Абивард. «Но есть еще один человек, которого я хотел бы узнать до конца».

«Кто это?» Голос Турана звучал обеспокоенно. «Чем больше людей знают о подобном заговоре, тем больше шансов, что все пойдет не так».

«Я сказал, перед концом», – ответил Абивард. «Тебе не кажется, что было бы уместно, если бы Чикас выяснил, как он оказался в таком затруднительном положении?»

Туран улыбнулся.

Отойдя от Тиба, чтобы прорваться через пойму, армия Маниакеса повернула обратно на запад, как будто решив, что все-таки нападет на Машиз. Абивард рассредоточил свои силы вдоль реки, чтобы убедиться, что видессийцы не смогут форсировать реку без его ведома.

Он особенно широко расставил свою кавалерию, отправив всадников не только на разведку против видессиан, но и для того, чтобы пресекать их набеги. Тикас был подобен вихрю, то здесь, то там, всегда нанося жалящие удары по покинутым им соотечественникам

«Он умеет сражаться», – неохотно сказал Абивард однажды вечером, после того как видессианин пришел с парой дюжин людей Маниакеса в качестве пленников. «Интересно, действительно ли я должен ...»

Рошнани перебила его, ее голос был очень твердым: «Конечно, ты должен. Да, он может сражаться. Подумай обо всех других восхитительных вещах, которые он тоже может делать».

Его решимость, таким образом, окрепла, и Абивард продолжил готовить ловушку, которая вернет Тзикас видессианцам. Туран был прав: как только его посланник встретился с Маниакесом, Автократор с нетерпением ждал шанса прибрать к рукам человека, который едва не сверг его с трона.

Когда приготовления были завершены, Абивард отправил большую часть кавалерии Тикаса под командованием лейтенанта против большой, показной демонстрации видессиан на северо-восток. «Это должно было стать моей миссией командовать», – сердито сказал Тзикас. «После всего этого времени и всей этой войны против видессиан ты все еще не веришь, что я не предам тебя.»

«Напротив, достопочтенный сэр», – ответил Абивард. «Я вам полностью доверяю».

Против макуранца это был бы надежный ответ. Тзикас, искушенный в видессианской иронии, бросил на Абиварда острый взгляд. Абивард все еще пинал себя, когда, словно по сигналу в видессианском пантомимическом шоу в День зимнего солнцестояния, примчался гонец с криком: «Лорды, имперцы прорывают каналы менее чем в фарсанге отсюда!» Он указал на юго-восток, хотя невысокая возвышенность скрывала видессиан из виду.

«Клянусь Богом», – заявил Тзикас, – «я займусь этим.»Не обращая больше внимания на Абиварда, он поспешил прочь. Несколько минут спустя, возглавляя пару сотен тяжелых всадников, оставшихся в лагере, он ускакал прочь, во главе его отряда развевалось знамя Макурана с красным львом.

Абивард смотрел ему вслед со смешанным чувством надежды и вины. Ему все еще не совсем нравилась идея избавиться от Тикаса таким образом, независимо от того, насколько необходимым он считал это. И он знал, что макуранцы пострадают в ловушке, которую расставил Маниакес. Он надеялся, что они заставят видессиан дорого заплатить за каждого из них, которых они уничтожили.

Но больше всего он надеялся, что план сработает. Только остатки кавалерийского отряда вернулись позже в тот день. Многие из воинов, которые вернулись, были ранены. Один из солдат, увидев Абиварда, закричал: «Мы попали в засаду, господин! Когда мы вступили в бой с видессианцами, разрушавшими водный путь, огромное их воинство вырвалось из руин близлежащей деревни. Они отрезали нас и, боюсь, добились своего ».

«Я не вижу Тзикаса», – сказал Абивард после быстрого взгляда вверх и вниз по разбитой колонне. «Что с ним случилось? Он жив?»

«Видессианин? Я не знаю наверняка, господин», – ответил солдат. «Он повел горстку людей в атаку прямо в сердце вражеских сил. После этого я его не видел, но я опасаюсь худшего ».

«Пусть Бог даровал ему судьбу, которую он заслуживал», – сказал Абивард, обоюдоострое желание, если таковое вообще существовало. Он задавался вопросом, не напал ли Тзикас на видессиан так яростно, чтобы попытаться заставить их убить его вместо того, чтобы взять в плен. Если бы он сделал с Маниакесом то, что сделал Чикас, он бы не хотел, чтобы Автократор захватил его.

На следующий день макуранский лейтенант Тикаса, горячий молодой парень по имени Санатрук, вернулся с большей частью кавалерийского полка после того, как отбил крупное движение видессиан. Он был очень горд собой. Абивард тоже гордился им, но в гораздо меньшей степени: он знал, что Маниакес предпринял попытку оттянуть на себя большую часть макуранской кавалерии, чтобы, когда Тикас выведет остальных, он столкнулся с превосходящими силами противника.

«Он был подавлен?» Санатрук сказал в смятении. «Господь наш? Это печально – нет, это трагично! Как мы будем жить дальше без него?» Он нагнулся к земле, зачерпнул немного пыли и в знак траура втер ее себе в лицо.

«На данный момент я отдаю полк тебе», – сказал Абивард. «Если Бог даст, что Чикас вернется, тебе придется передать его ему, но я боюсь, что это маловероятно».

«Я отомщу за его потерю!» Санатрук плакал. «Он был храбрым лидером, дерзким вожаком, человеком, который всегда сражался на переднем крае, в те дни, когда он был против нас, и еще больше после того, как он был с нами».

«Достаточно верно», – сказал Абивард; вероятно, это был лучший мемориал, который получил Тзикас. Абивард задавался вопросом, что Маниакес собирался сказать человеку, который пытался убить его с помощью магии. Он подозревал, что это было то, что Чикас запомнит на всю оставшуюся жизнь, какой бы длинной – или короткой – она ни оказалась.

Что бы Маниакес ни говорил Чикасу, он не собирался оставаться в Тибе, чтобы сделать это. Он вернулся в центральный регион страны Тысячи городов, делая все возможное, чтобы при этом сделать жизнь Абиварда невыносимой. У Абиварда была смутная надежда, что сотрудничество между ним и Автократором по поводу Тикаса может привести к более широкому перемирию, но этого не произошло. И он, и Автократор хотели избавиться от видессианского отступника, и это позволило им работать вместе так, как они больше нигде не смогли бы.

Санатрук проявил всю энергию, которой обладал Тикас в качестве командира кавалерии, но ему повезло меньше. Видессиане отбивали его набеги несколько раз подряд, пока Абивард почти не пожалел, что не вернул Тзикаса обратно.

«Не говори так!» Однажды Рошнани воскликнула, когда он был раздражен настолько, что пожаловался вслух. Ее рука дернулась в жесте, призванном отвести дурные предзнаменования. «Ты знаешь, что вцепился бы ему в глотку, если бы он случайно зашел сюда прямо сейчас».

«Ну, я бы так и сделал», – сказал Абивард. «Хорошо, тогда я не хочу, чтобы Тикас прямо сейчас входил в палатку».

Это было достаточно правдой. Однако он действительно хотел выяснить, что случилось с видессианским отступником. Пал ли он в битве, где неожиданно оказался в меньшинстве, или вместо этого попал в руки Маниакеса? Если он был пленником, что Маниакес делал с ним – или для– него сейчас?

Когда видессиане вторглись в страну Тысячи городов, они привели с собой не всех рабочих и слуг, в которых они нуждались. Вместо этого, как и положено армиям, они забрали людей из городов, чтобы те выполняли за них их работу, и вознаградили этих людей недостаточным количеством еды и еще меньшим количеством денег. В итоге у них также осталось обычное количество сторонников лагеря.

Однако рабочие и приверженцы лагеря не были постоянными частями армии. Они приходили и уходили – или иногда они оставались позади, когда армия приходила и уходила. Абивард приказал своим людям привести некоторых из них, чтобы он мог попытаться узнать судьбу Тикаса.

И вот, несколько дней спустя, он обнаружил, что расспрашивает невысокую смуглую женщину в маленькой тонкой сорочке, которая облегала ее везде, где она могла вспотеть, – а летом в стране Тысячи Городов было очень мало мест, где женщина или даже мужчина не потели бы.

«Ты говоришь, что видел, как они привели его в видессианский лагерь?» Спросил Абивард. Сначала он задал вопрос по-видессиански и только потом по-макурански. Женщина, чье имя было эшкинни, выучила изрядное количество языка Империи (и кто мог сказать что еще?) за время пребывания в лагере захватчиков, но использовала язык поймы, из которого Абивард знал лишь горстку слов, предпочитая макуранский. Эшкинни тряхнула головой, отчего причудливые бронзовые серьги, которые она носила, тихо зазвенели. На ней было ожерелье из ярких стеклянных бусин, а на руках еще больше бронзовых браслетов. «Я хочу увидеть его, это право», – сказала она. «Они тащат его, они проклинают его своим богом, они говорят „Автократор“, чтобы сделать с ним что-нибудь плохое».

«Ты уверен, что это был Тзикас?» – Настаивал Абивард. « Ты слышал, как они произносили это имя?»

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. «Я думаю, может быть», – сказала она. Она немного пошевелилась и выпятила зад, возможно, надеясь отвлечь его от своей несовершенной памяти. Судя по понимающему выражению ее глаз, время, проведенное в лагере, вероятно, не научило ее многому, чего она еще не знала.

Абиварда, однако, не волновали чары, которыми она так расчетливо щеголяла. «Маниакес выходил и видел этого пленника, как бы его ни звали?»

«Автократор? Да, он хочет увидеть его», – сказал Эшкинни. «Автократор, я думаю, Автократор старик. Но он не стар ... не слишком стар. Старые, как ты, может быть.»

«Большое вам спасибо», – сказал Абивард. Эшкинни кивнул, как будто его благодарность была искренней. Он не мог быть должным образом сардоническим на чужом языке, даже если видессианский был создан для оттенков иронии. И он подумал, что она видела Маниакеса; Автократор и Абивард действительно были примерно одного возраста. Он попробовал другой вопрос: «Что Маниакес сказал пленнице?»

«Он, чтобы сказать, что он должен дать ему то, что у него есть, чтобы прийти к нему», – ответил Эшкинни. Абивард нахмурился, с трудом продираясь сквозь поток местоимений и инфинитивов, а затем кивнул. Если бы перед ним был Тикас, он сказал бы почти то же самое, хотя, вероятно, он бы подробно остановился на этом. Если уж на то пошло, Маниакес вполне мог бы остановиться на этом подробнее; Абивард понял, что Эшкинни дал ему не буквальный перевод.