Текст книги "Серебряная пуля"

Автор книги: Гарри Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– О, дорогая, я действительно знала, – забеспокоилась мать, всегда старавшаяся сохранить мир в семье, – но Дэнни так любит утку. Не можешь ли ты хотя бы на этот раз сделать исключение?

– Нет, мама. Никаких исключений. Это не игра. Речь идет о моем теле.

– Господи, глупейшая идея, о которой мне когда-то приходилось слышать, – хмыкнул отец.

– Ну что ты, отец, ничего нового. Кэти уже десять лет вегетарианка, – сказал Логан.

– Даниэл, я предпочитаю, чтобы теперь меня называли Кэтрин.

Если бы психолог давал заключение о детях Логанов, которые были ориентированы на отца, то внутренний протест Кэти был более сильным. Это была непрекращающаяся борьба против отношений и ценностей, навязываемых ей в этом доме. Дэн, к примеру, разделял глубокое уважение отца к традиционному обучению, а Кэти с легкостью отдавалась всякой чепухе. Дэн всегда подпитывался из большого мира, сестра же уходила в себя. У нее был магазин, где продавались поделки местных умельцев. В друзья она выбирала допотопных ветеранов. Отец говорил, что у них мозги гремят, как сухой горох.

Но в одном она больше была похожа на старика, чем даже Дэн мог себе представить, – так же несговорчива и самоуверенна, как он. И не случайно, что Кэти сохраняла тесную связь с домом и ради вот этих баталий. По крайней мере, два раза в неделю она непременно навещала родителей.

– Ну что ж, Кэтрин, – ответил Логан, удивляясь, что позволяет снова втянуть себя во все это. – Тогда настаиваю, чтобы ты звала меня доктор Логан.

– Откровенно говоря, – заявила она надменно, – я не знаю, как человек, претендующий на знание человеческого тела, может это есть.

– Мы все равно когда-нибудь умрем, – заметил отец.

– Слушай, Кэтрин, – сказал Логан, – нет абсолютно никаких данных, подтверждающих, что человек умрет от того, что иногда съест мясо. Ну ни единого факта! Человеческая психология гораздо сложнее.

– Я сомневаюсь в вескости такого аргумента, – ухмыльнулась она.

– Что ты хочешь сказать?

– Все ваши сомнительные данные собирают люди, в голове которых уже есть определенное решение. Врачи просто в сговоре с фармацевтическими компаниями. И ты это прекрасно знаешь.

Отец рассмеялся.

– Вот она и посадила тебя.

– Ты и против лекарств тоже?

– Абсолютно. У моей подруги Люси рак груди. И ее пичкали химией. После каждого раза ее рвало по четыре часа. И волосы вылезли. И ты хочешь сказать, что это естественно?

Это был нелепый разговор. Вроде того как если бы игрок в бейсбол из высшей лиги объяснял тонкости техники плавного скольжения человеку, который понятия не имеет, куда бросают мяч.

– Вот поскольку я кое-что знаю про рак груди, – не отставал Логан, – скажи мне, что ты можешь предложить взамен лекарств?

– Коренные жители Америки используют растение юкка.

– Правда? И у тебя есть данные по результатам?

– Кэтрин заваривала чай из юкки. Для моего артрита, – вставила мать. – И мне показалось, что очень помогло.

Отец поднял руку, давая понять, что разговор окончен.

Этот победный жест Логан видел уже тысячу раз.

– Так, – уронил он, поворачиваясь к сыну, – я хочу услышать о твоих дальнейших планах.

Логан отвернулся. Ему нужно подготовиться к ответу.

– У меня есть несколько вариантов, – уклончиво проговорил он.

– Какие?

– Ну, одно предложение.

– Где?

– В Нью-Йорке.

Отца, казалось, это не слишком интересовало.

– Частная практика? Больница?

Фактически предложение еще не было окончательным. И не частная практика, и не больница. После того как палач опустил топор, первый, кому он позвонил, был Рубен Перес. Перес сейчас работал в маленькой компании в Нижнем Манхэттене, почасовиком. Это была исследовательская лаборатория, занимавшаяся лекарством против спида. Он был уверен, что там могли бы взять врача с такими данными, как у Логана.

Работа, конечно, была малоинтересной и не слишком престижной. И денег не густо. Логан скорее бы удавился, чем согласился на нее.

– Я не хочу начинать сразу, я уже говорил, я хочу поспрашивать в округе, а на следующей неделе позвоню кое-куда. Не беспокойся, я возмещу расходы за телефон.

– А я и не волнуюсь. Я знаю, ты так и сделаешь.

– Я не понимаю, как ты можешь защищать врачей, – сказала резко Кэти, – после всего, что они с тобой сделали.

– Это нечестно, Кэтрин. Это действительно нечестно.

В наступившей тишине Логан налил себе второй стакан вина.

* * *

– Я посмотрел последние данные по Элизабет Риверс. – Кеннет Маркелл показал на папки, громоздившиеся у него на столе. – Я просидел над этим два часа.

Рассеянно он снял верхнюю и открыл. Как и на других, на обложке стояло: «Э. Кливленд». Это кодовое имя Стиллман выбрал еще за три месяца до того, как история болезни попала к нему в руки.

– Этот сукин сын Малколм из Белого дома трезвонит почти каждый день.

– Ничего удивительного, – ровным голосом отозвался Стиллман. – Наша проблема – это их проблема.

– Но по тому, как они смотрят на это дело, получается наоборот, их проблема – это наша проблема. – Маркелл помолчал. – И, честно говоря, Грег, я тебе скажу со всей прямотой: насколько я понимаю, наша проблема – это твоя проблема.

Правильно, подумал Стиллман, если все всплывет и политики начнут охоту за скальпами в институте рака, в первую очередь они станут гоняться за его, Стиллмана, головой.

Маркелл еще раз прошелся по папкам, будто мог найти в них что-то для собственного успокоения.

– Итак, общий итог. Стандартная химиотерапия ничего не дает.

– Но прошел только месяц. И она приняла всего два цикла. Я бы хотел попробовать еще один.

В курс лечения включено три лекарства: доксорубицин, циклофосфамид и флуороусил – самые активные агенты против злокачественных клеток груди. За многие годы они оба использовали их с весьма заметным успехом.

– Я вижу кое-что положительное. Она выдерживает такую комбинацию достаточно хорошо. Почти никаких побочных эффектов, достойных внимания.

– Боже мой, Стиллман. Опухоль растет, и, если бы я ничего не соображал в этом деле, я бы подумал, что именно химия кормит эти злокачественные клетки.

Стиллман кивнул.

– И насколько такое положение беспокоит их, в Белом доме?

– Они же не идиоты. Ты тоже не такого уж высокого мнения о Берке, как и я. Но он доктор медицинских наук и разбирается в рентгеновских снимках.

Последний снимок заставил их обоих напрячься. Дело не только в том, что опухоль слегка выросла, теперь в ней появились узелковые уплотнения.

– Ну что ж, ведь не могут же они ожидать чуда, – возразил Стиллман с тихим бешенством.

– Именно этого они и ждут. Они смотрят на тебя так, как будто ты можешь вылечить ее, взмахнув волшебной палочкой. – Маркелл встал. – И пришло время попытаться дать ее им. Я хочу пойти на эксперимент. Поговорим о результатах твоего протокола.

Застигнутый врасплох, Стиллман попробовал собраться с мыслями.

– Ну, – улыбнулся он, – по крайней мере, я никого им не убил. – С благодарностью он отметил, что Маркелл улыбнулся в ответ.

– Ну, это не то, конечно, чего я жду.

– Может, и нет, но в экспериментальном лечении рака груди в последнее время это случай уникальный.

– Я согласен. В этом смысле ты оказался проницательным. Это как раз то, что надо было бы иметь нашим друзьям в Белом доме в связи с шумихой насчет какого-то молодого врача.

– Да, по раку груди.

– А где, кстати, Логан сейчас?

– Понятия не имею. Один из их компании все еще здесь. Рестон, он вышел чистеньким. Как будто обещающий. Может, дать ему возможность прорваться?

Маркелл посмотрел на него с внезапным раздражением.

Какого черта! Этот Стиллман, что, насмехается, бравируя своим показным великодушием?

– Мы уже говорили с тобой на эту тему, Грег. Сейчас я хочу услышать от тебя о дирониумнитрате. Расскажи мне о твоих результатах.

– Слушай, я верю в это лекарство.

– А почему, на основании каких данных?

– Мы еще не собрали всех данных. Но есть некоторые обнадеживающие результаты. Значительного уменьшения опухоли нет, но у семнадцати из тридцати восьми женщин на курсе наступил значительный период стабилизации.

– Насколько значительный?

– В некоторых случаях – шесть месяцев.

Маркелл устроился в кресле поудобнее. Он, казалось, весь ушел в абстрактную картину, висевшую на противоположной стене его большого кабинета.

– Я знаю, как хочется стать героем, Грег, – произнес он. – Я знаю, ты хочешь ее вылечить.

– А разве это не то, чего дни хотят?

Маркелл кивнул.

– По-моему, как раз пришло время подумать о прорыве. Давай испробуем на ней твое средство. Может, ей и не станет лучше. Но сейчас твоя задача – проследить, чтобы ей не стало хуже.

* * *

Через три дня после пребывания в родных пенатах, утром в понедельник, Логан закрыл дверь маленькой каморки и уселся в широкое кресло на двоих с выцветшей зеленой обивкой, которое он помнил столько же, сколько и себя. Рядом на маленьком столике стоял все тот же черный дисковый телефонный аппарат. Открыв желтую телефонную книгу, он поднял трубку. Его план был достаточно прост. В Соединенных Штатах всего двадцать семь раковых центров общего характера. Каждый из них именно так определялся Американским институтом рака, в соответствии с исследованиями в этой области и курсом клинического лечения, проводившегося в них. До конца недели он собирался дозвониться до каждого из этих центров.

Логан понимал, что не стоит быть большим оптимистом. Опыт последнего времени научил его, что, на первый взгляд, даже нечто безусловно стабильное способно рассыпаться прямо на глазах. Но что он мог поделать? Дэн знал одно: да, он представляет определенную ценность как специалист по биомедицине. Разве не он буквально полтора года назад оказался среди тех, кого искали, выбирая из множества по стране? И, несмотря на неприятности, постигшие его, вполне можно предположить, что работа в институте рака увеличивала его ценность на рынке труда.

Для начала он позвонил в раковый центр Вашингтона в Сент-Луисе, и все, о чем он думал, подтвердилось. Здесь, как и в нескольких других институтах страны, Логан знал кого-то из руководителей, в данном случае – блестящего онколога по имени Брэдли Меррит, прежде он сотрудничал с Клермонтской больницей.

С дискового аппарата трудно было дозвониться, и Логан потратил несколько минут, чтобы соединиться с его офисом. Но, когда он дозвонился и назвал свое имя, секретарша тотчас получила указание соединить его.

– Дэн Логан, – сказал Меррит с сердечностью, которой Логан никогда раньше не замечал, – какой сюрприз!

– Брэд, я вот решил поприветствовать тебя, – произнес он, пытаясь держаться с такой же любезностью.

– Хочешь верь, хочешь нет, а я как раз говорил о тебе – сколько лучших и умнейших людей ушло из Клермонта. – Он засмеялся. – Возможно, таких, как ты, просто недооценили.

Они еще немного поговорили о Клермонте, о знакомых, прежде чем Мэррит резко перевел разговор.

– Я думаю, что ты мне звонишь не ради воспоминаний.

Логан рассмеялся.

– Нет, но с удовольствием. Честно говоря, я хотел бы узнать, как у вас дела. Какими исследованиями занимаетесь и каковы условия работы.

– Ты хочешь узнать, нет ли места?

– Да, я люблю держать ухо востро, – засмеялся Логан. – Чтобы был выбор.

– А что с институтом рака? У тебя ведь еще год или около того до конца контракта? – Никаких следов подозрительности в его словах не было.

– Ну, мы не всегда сходимся во взглядах на некоторые вещи, и там знают, что я смотрю на сторону. – Он придумал такой вариант объяснений.

– А когда ты мог бы приступить?

– О, я не знаю, – несколько удивившись, протянул Логан. – Может, даже и скоро. Но я должен тебе сказать, что ваш институт первое место, куда я звоню.

– Ты нигде не найдешь ничего лучшего. Прекраснейшее оборудование, квалифицированные люди… Главная философия нашего заведения – отбирать лучшее, наилучших людей, давать им лабораторию, полную свободу, и пусть они осуществляют все свои замыслы.

Логан не верил своим ушам: этот человек отчаянно его добивается! И Меррит не мог даже вообразить, что это значит сейчас для Логана.

Логан очень хотел получить лабораторию, где он мог бы заниматься независимыми исследованиями, и особенно по одному направлению.

– Ну что ж, звучит заманчиво, – вежливо согласился Дэн.

– Слушай, Дэн, сделай одолжение. Не звони сегодня больше никому. Дай мне поговорить с директором, мы посмотрим, что можем. Ты сделаешь это для меня?

– Ну, думаю, да. – Логан засмеялся. – Только чем же мне занять остаток дня?

– Ну спасибо, Дэн! Правда, спасибо. Просто сиди и все. Я перезвоню.

Он позвонил в тот же вечер, сразу после ужина. Логан сидел в той же каморке. Как только он услышал голос Меррита, уже не такой оживленный, понял – дела хуже некуда.

– Дэн, послушай, – начал тот, – я тут поговорил с нашим руководством.

– Так.

– Ну, похоже, у нас сейчас нет никаких возможностей. Мы сейчас вообще никого не берем.

– А, понятно.

– Слушай, мне ужасно жаль. Надеюсь, я тебя не очень напряг?

– Да что там, вовсе нет. – Для чего затягивать этот мучительный для обоих разговор?

– Хорошо. Я уверен, ты найдешь что-нибудь интересное.

– Да, конечно.

Но в животе у Логана появился комок, он подозревал, все это означает нечто другое. В каком-то смысле именно этого он и боялся…

В следующие два дня он обзвонил все оставшиеся одиннадцать институтов, где у него были знакомые в руководстве, с кем был на «ты». В большинстве случаев услышанное особых волнений не вызвало: сожалеем, туго с деньгами, сейчас никого не принимаем. Но в четырех центрах – от Скриппс-Морган на юге Калифорнии до Бостон Ривер Хоспитал – вариант с Сент-Луисом повторялся с небольшими вариациями: сперва энтузиазм, который странным образом через сутки улетучивался.

Потом Логан понял, что происходит. И надо смело посмотреть этому в глаза. В каждом из институтов кто-то связывался с Американским институтом рака.

– Слушай, Ник, просто скажи мне, что происходит? – взорвался Логан, когда последний из его списка знакомый человек ответил отказом. – Кто на вас так действует?

– Да нет, ничего такого, – услышал он уклончивый ответ. – Ты знаешь ведь, как принимают решения.

В чем дело? Логан и сам знал в чем. Только в один офис института рака могли обращаться с такими запросами: офис Реймонда Ларсена.

В четверг утром, взявшись за вторую группу институтов в списке тех, где слышали, если вообще слышали, о его хорошей репутации, Логан решил действовать так: в начале разговора он не станет упоминать о сотрудничестве с институтом рака и признается лишь в том случае, если вопрос поднимет та сторона. Конечно, это нелогично – как объяснить, что он делал в последние восемнадцать месяцев? И как подать себя исследователем рака достаточно высокого уровня без этого?

Очень скоро он убедился, что и здесь все не так просто. Пять звонков руководителям раковых отделений, а если точнее, то их секретарям и помощникам, показали – он никого не заинтересовал. Более того, раза два по тону, которым говорили с ним, он заподозрил, что его звонка ждали.

Неужели Ларсен, понимая, что он будет искать работу, внес его в черный список? Почему? Неужели эти сволочи настолько мстительны, что хотят заживо похоронить его?

…Или, и такое тоже возможно, он просто начинает исчезать из поля зрения специалистов? Звонить было очень тяжело… Опять насилие над его уже и без того ущемленным эго. Смотреть на себя как на жертву куда безопаснее. Или, во всяком случае, легче. Иногда Логан чувствовал, что на него накатывает волна полной безнадежности, и такая сильная, что в какие-то минуты он даже не мог заставить себя пошевелить рукой, чтобы снять трубку. Какой ужасный поворот в его жизни – вот так сидеть день за днем, глядеть на эти проклятые, отделанные сосновыми панелями стены с картинами, которые навешал отец, и выслушивать все это дерьмо от людей, которые вообще ничего, абсолютно ничего не смыслили в подобных вещах.

В четверг днем в один из таких приступов тоски и отчаяния он готов был позвонить доктору Сиднею Карпэ, известному практикующему врачу, который так усердно в свое время обхаживал его, до того как он пошел в институт рака. Но нет! Что он подумает? Карпэ тогда был взбешен, а сейчас доставить ему такое удовольствие? Да он полгода будет рассказывать всем о молодой сволочи, пытавшейся на брюхе приползти к нему, после того как его вышвырнули из института рака!

Вместо этого Логан снял трубку и набрал 011–396 – код страны и города – Италии и Рима. И дальше шесть цифр, написанные Сабриной. Институт Регина Елена. Через несколько минут ее позвали к телефону. Как и ожидал, он услышал больничный шум. Такой знакомый, такой особенный. Шаги по коридору, шум лифтов, их сигналы, когда они подходили и уходили, обрывки разговоров молодых женщин, скорее всего, медсестер, язык такой мелодичный, что казалось, они говорят стихами. Логан попытался вообразить оживленную сцену, но не слишком в этом преуспел. Все, что он мог себе представить, – мрачную обстановку больниц в итальянских старых фильмах, где все медсестры и санитарки в белом.

– Логан, это ты!

– А кто же еще! – Он думал об этом моменте уже несколько дней, а когда момент наступил, то Логан решил не показывать, как ему плохо. – Я скучаю по тебе, Сабрина. И очень.

– Я тоже, дорогой. – Она засмеялась, и ее голос был прекрасен. – Видишь, как мне легко сказать тебе это издалека.

– Похоже, у тебя все в порядке?

– Да, пожалуй.

Расстояние делало разговор тягостным.

– Я думаю, тебе пришлось долго приспосабливаться.

– Да нет, не очень. У нас здесь, Логан, и электричество есть, и даже некоторые современные лекарства.

– Да я в другом смысле. Это ведь не институт рака?

– Нет, слава Богу. – Она помолчала и, понизив голос, добавила: – Я должна тебе кое-что сказать, Логан. Ларсен позвонил директору нашей больницы и наговорил обо мне гадостей.

Логан не был удивлен.

– Вот сукин сын! И что тот ему ответил?

– Это она, ее зовут Антонелла Терруччи. Она сказала, чтобы он катился ко всем чертям. Что она не хочет его слушать. Она меня знает много лет и гораздо лучше, чем он.

Логан рассмеялся, представив себе реакцию Ларсена.

– Вот здорово. Хоть одна маленькая победа для человечества! – Потом у него невольно вырвалось: – Я завидую тебе.

Повисла неловкая пауза.

– А ты, Логан? Что у тебя?

– Я все еще ищу работу.

– Ты в порядке?

– Конечно.

Но она уже догадалась – это не так. Он ощутил пустоту и беспомощность. Опять молчание.

– Слушай, Логан, мне надо идти. Я на дежурстве.

– Я тебе скоро позвоню.

– Чао, любовь моя. – Он услышал звук поцелуя. – Любимый, – добавила она по-итальянски.

Логан сидел, уставившись в желтую телефонную книгу. Еще семь институтов в списке. Но теперь он не был уверен, стоит ли продолжать это дело.

Джон Рестон был разочарован, он не ожидал, что будет вот так. Разве он уже не полностью искупил свою вину? Они все еще не доверяют ему. Что надо сделать, чтобы отмежеваться от прошлого?

Принести им голову проклятого Логана на блюде с яблоком в зубах? Другие сотрудники, куда менее способные, работали у Стиллмана на курсе. Это прямая дорога к славе. А он все еще болтается в лаборатории Кразаса на черной работе.

Поэтому, когда ему сообщили, что его вызывают в офис Стиллмана, он прилетел туда через минуту.

– Закрой дверь, – распорядился Стиллман.

Рестон примостился на краешке стула.

– Я так ждал, что вы меня позовете. Я даже сам собирался прийти.

– Хорошо. Это мне нравится. У меня есть серьезные виды на тебя.

– Слава Богу. А то я уже просто с ума схожу там. – Рестон улыбнулся. Он приготовился было слушать о замечательном лекарстве Стиллмана. Наконец-то он войдет в приличный круг. Стиллман колебался, изучая его лицо.

– Расскажи мне о соединении Q.

– О соединении Q? – Рестон не просто недоумевал, он испугался. Неужели они никогда не дадут ему забыть об этом снадобье?

– И о другом. Как это вы назвали его? Q-лайт? Ты же участвовал в этом исследовании? Не так ли?

– Это было дитя Логана. Всегда.

Стиллман подался вперед.

– Но доктор Логан ушел. И доктор Комо тоже. Так? А ты остался здесь.

Рестон сидел с тупым видом.

– Все это оказалось таким несчастьем, – выдавил он из себя. – И больше всего на свете я хочу об этом забыть.

– Меня интересует твое честное мнение об этих соединениях. Как человека, лично принимавшего участие в работе.

– Я думаю, это просто чушь. Лекарство убивает.

– Нет, Рестон, – вспылил Стиллман. – Я хочу, чтобы ты был откровенен со мной. В чем их сила и в чем их слабость? Почему понадобились новые лабораторные исследования? Это во первых. И какие структурные проблемы возникли и обнаружены в молекуле?

Рестон колебался, и Стиллман поторопился подбодрить его.

– Я обещаю, если мы возобновим работу над этими соединениями, ты будешь играть ведущую роль. И ты можешь отнестись к моим словам как к личной гарантии.

Понадобилось время, чтобы все это дошло до Рестона.

– Вы думаете продолжить работу над соединением Q? Почему?

– Я не догматик. Я ученый. Лекарство показало свою активность.

Рестон неловко рассмеялся.

– Да, слишком уж, черт побери, активное.

– Да, конечно. – Из верхнего ящика стола Стиллман вынул лист бумаги.

Рестон увидел химическую структуру соединения Q.

– Естественно, вы обсуждали пути уменьшения токсичности. Я бы хотел знать, что это за пути.

– А разве вы не занимаетесь своим собственным протоколом?

Стиллман без запинки выпалил:

– Я могу делать и то, и другое.

И Рестон начал подозревать правду – лекарство у этого ублюдка не срабатывает.

Но и Стиллман тоже сделал неприятное для себя заключение и перешел на тон более официальный.

– Скажите, а вам хотя бы известна химическая структура соединения Q-лайт?

В вопросе прозвучала подспудная угроза. И Рестон ее уловил. Но он не знал, как обмануть собеседника.

– Я жил и дышал этим соединением Q почти год, – заявил он с некоторой бравадой. – И, если не считать Логана, я больше всех других знаю об этом лекарстве.

– Ага.

– Работа в лаборатории – не самая сильная моя сторона. Но я делал записи.

Стиллман не поверил ни единому слову Рестона. Но он подумал, о чем еще этот парень может проболтаться.

– Хорошо. Я просмотрю их.

– Да-да, они у меня где-то валяются. У меня куча разных бумаг по протоколу.

– Я понимаю. Плохая память и все такое, – благодушно улыбнулся Стиллман. – Я тебе уже сказал, что если мы займемся этим, то ты будешь главным.

– Хорошо. – Встреча окончена, и Рестон встал. – А до тех пор не подыщете ли мне что-то более достойное? Я имею в виду работу?

– Все понятно. Я посмотрю. Подумаю, – кивнул Стиллман. – А пока, конечно, никакого разговора у нас не было. Понял?

Во вторую половину недели у родителей Логан заметил, что отец – а на него это совсем не похоже – очень сдержан. После звонка из Сент-Луиса, который, кажется, поверг сына в удрученное состояние, он ни разу не поинтересовался, как идут поиски.

– Ну? – наконец спросил он Дэна утром в субботу, когда они катили вниз по Уэбстер-авеню, главной улице города, в его шестилетнем «шеви».

«Вот оно, – подумал Логан. – Начинается».

– Что ну?

Они ехали в библиотеку, выполняя один из еженедельных ритуалов отца. Ненасытный, хотя и неразборчивый читатель, он тащил домой по десять – двенадцать томов из такой поездки: от Геродота до Джекки Коллинз.

– Какие, черт побери, у тебя планы? Или ты собираешься делать карьеру, сидя тут и жалея себя?

Стиснув зубы, Логан промолчал. Он просто уставился в окно, на дома, еще более облезшие, чем раньше. Вне всякого сомнения, этот тип стоит самого Сефа Шейна.

– Отец, когда ты это прекратишь? Почему ты не дашь людям жить их собственной жизнью?

– Да не будь дураком. Ты копия своей сестры.

– Я собираюсь вернуться в Нью-Йорк. Может, соглашусь на работу, для которой моя квалификация слишком хороша.

Он решил это вчера вечером и позвонил Рубену Пересу, узнать, не занято ли место. Денег платили мало, всего 34 тысячи долларов в год, но уж лучше работать, чем ничего не делать.

– И кто виноват во всем этом? – спросил отец.

Логан устало вздохнул.

– Да никто, отец. Никто. Я думаю, дня через два я уеду.

– Ты знаешь, никогда не забуду тот никелекадмиевый аккумулятор, который ты соорудил для научной ярмарки. Вещь бесполезная, но интересная. Уже по ней было видно, что от тебя можно много чего ждать.

– Спасибо.

Долгие годы отец вспоминал про это, как будто все последующие достижения Логана бледнели на фоне детского успеха.

Изобретательство было давней страстью старика и постоянным источником разочарований. Сорок лет назад, служа на море, он создал очищающую жидкость для промышленного использования, но не сумел запатентовать свое изобретение. А через несколько лет оно широко применялось на фабриках и судостроительных верфях, и кто-то другой получал за это деньги.

– Держу пари, ты думаешь, что я в своей жизни делал много чего неправильного? – спросил вдруг отец.

Логан взглянул на него и снова уставился на дорогу.

Он-то? Да все.

– Слушай, нет смысла ворошить прошлое. Я уверен, ты делал то, что мог.

– Черт побери, так и было. – Отец прибавил газа. – Конечно, я знаю, что мог бы добиться большего. И ты думаешь, меня это не раздражает?

Логан удивленно посмотрел на отца. Никогда раньше он не слышал от него таких признаний.

– Я вот думаю об этом твоем институте рака, – продолжал он, – меня это просто выбивает из колеи. С тобой пытаются сделать то же самое, что со мной.

– Спасибо, отец.

– Я думаю, это просто гадость. Мир кишит несчастными ублюдками, способными на все.

– Ты прав, – кивнул Логан и почувствовал себя куда лучше, чем в предыдущие дни.

– Уж это точно.

– Ну что ж… Просто продолжай работать. Это единственное, что еще стоит делать.

Логан кивнул.

– Я знаю.

– Это лучший способ их одолеть. И мне надо было так делать. – Отец умолк на несколько секунд. – Но ведь ты еще побудешь дома? Твоя мать скучает без тебя.

С облегчением Логан обнаружил, что его будущий новый босс не просто жадный до денег циник. Кевин Северсон целиком верил в свою идею. В то, что с помощью его нового метода лекарство попадет только в зараженные клетки и не тронет здоровые. Запатентовав эту идею, молодой биохимик полтора года собирал деньги на новую биотехническую компанию.

Проблема состояла в том – и Логан понял это сразу, – что у парня был гораздо более развит талант организатора, чем ученого. Как и многие в подобных маленьких биотехнических компаниях, Северсон пытался идти наперекор природе, полагая, что лекарство, попав в организм, само найдет и разрушит какие-то особые клетки, не касаясь других. Как бы ни была привлекательна эта идея теоретически, какой бы правдоподобной ни казалась она неспециалистам-вкладчикам денег, Логан понимал: на практике это почти невозможно. И за свою короткую карьеру он бесчисленное множество раз видел, как подобные идеи рассыпаются в прах.

Да, положение было не из приятных. Логан не был уверен, будет ли он полезен в работе настолько, как этого вправе ожидать Северсон. И, честно говоря, его не радовала мысль работать под началом ученого со столь явно ограниченными способностями.

С другой стороны, Северсон отчаянно хотел заполучить Логана. Настолько, что молодой предприниматель был готов увеличить скромную зарплату с помощью акций, включив его в компаньоны, и, что еще важнее для Логана, отдавал в его распоряжение лабораторию.

– Я понимаю, вы человек творческий, – заверил его Северсон, – поэтому я и хочу взять вас.

– Скажу вам правду, – признался Логан вопреки своему желанию. – Я не уверен, что здесь хватит работы для нас двоих. – Он оглядел просторное помещение, приспособленное под штаб-квартиру «HIV-ЕХ», пытаясь подавить разочарование. Оборудования мало, и оно требовало ремонта. – А не будут ли наши усилия параллельными?

– Да нет, – отмахнулся Северсон. – Вы будете моим начальником по основному исследованию, а я положусь на ваш лабораторный опыт.

– А вы?

– А я президент, и меня вообще здесь не будет. Моя задача – добывать деньги.

– А как много вы уже собрали?

Северсон поднял два больших пальца.

– Девятьсот сорок тысяч.

Логан все больше начинал понимать, что в так называемом реальном мире расстояние между действительным и желаемым может быть удивительно незначительным. Северсон не просто сочинял небылицы – он верил в них сам.

Логан в общем-то понял, что Северсон обладал способностью самообольщаться, глядя на него как на престижного работника.

– Слушайте, – переходя на тон рекламного агента, продолжал Северсон. – Я знаю, каким хочет видеть это место человек вроде вас. Но мы не вбухиваем деньги в оборудование. Мы не покупаем какой-то прибор в трех экземплярах, если хватит одного. Но если вы способны и готовы к тяжелой работе, то здесь есть преимущество. Начнем с того, что вы сами себе хозяин. Можете вы такое сказать про институт рака?

Он улыбнулся и Логан подумал, не знает ли он чего-то о его недавнем прошлом. Да нет. Если бы так, его бы тут не было.

– Дело в том, что я в общем-то тот человек, на которого стоит работать. Вы работаете, а я счастлив. Все. Никаких проблем. Спросите Переса.

Без всякого сомнения, это предложение имело свои преимущества. Не говоря уж о шансе работать вместе со старым другом. Поскольку Рубен был единственным работником компании, он являлся мастером на все руки. И они постоянно будут вместе.

Когда Северсон ушел, Логан обнял друга за плечи.

– В общем-то, самая большая награда за пребывание здесь – твое общество.

– Да, восемь часов в день ежедневно. Только запомни, я старше по рангу.

– Прекрасно, – засмеялся Логан, – если ты собираешься играть в мяч, то уж я заставлю тебя слушать классическую музыку.

Перес хмыкнул.

– А я думал, что здесь уже хуже быть не может.

Логан осмотрелся, зацепившись взглядом за синтетическую обшивку стены, покоробившуюся в середине.

– Нет, не может.

– Ты прав. Но знаешь, здесь никому нет до тебя дела. И я в один прекрасный день оценил это место гораздо выше, чем Клермонт.

– Да уж…

– Работа в больнице на Ривер-Айленд была бы хуже. – В голосе Переса прозвучало раздражение.

– Потом, это все работа, а не карьера.

Работа, которую Перес приберег для него.

Логан кивнул.

– Я знаю, что ты прав.

Сабрине следовало поехать туда хотя бы ради удовлетворения своего чрезмерного любопытства.

Откровенно говоря, у нее не было ничего, кроме адресам Филлусштрассе, 29. Звонок в местный адресный стол не дал ей даже номера телефона. Но еще более настораживало то, что ее письма герру Кистнеру остались без ответа.

Но она все же не могла отказаться от своей идеи. В первую пятницу декабря, когда она была свободна от работы до воскресенья, Сабрина отправилась в аэропорт и купила билет до Кельна. Она прилетела утром и удивилась, что температура здесь на целых двадцать градусов ниже, чем в Риме.

– Довезите меня до собора, пожалуйста, – по-немецки попросила она таксиста.