Текст книги "Серебряная пуля"

Автор книги: Гарри Стейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Логан понимал – это не самый хороший вариант. За первыми пациентами, и особенно за самыми первыми, старшие коллеги будут наблюдать очень внимательно, а из всего списка Джуди как раз была наихудшим вариантом.

Но, поразмыслив на эту тему, Логан оставил при себе свои сомнения.

И именно Рестон в одно дождливое воскресное утро, сидя в квартире Логана, заговорил об этом.

– Послушайте, – сказал он, – надо постараться начать с кого-то другого.

– Нет. – Сабрина тяжело опустила руку на стекло, покрывавшее стол. – Это неприлично! Об этом не может быть и речи!

– Почему? – Рестон повернулся к ней. – Мы можем делать все, что хотим. Это наш протокол. И к тому же это наша судьба. Мы должны об этом думать.

– Эту женщину надо лечить. Она рассчитывает на это.

– Но начать с Новик – пустить под откос всю программу.

– Джон, – парировал Логан. – не преувеличивай.

– Новик была уже на слишком серьезной стадии, когда ее брали, – сказал Рестон. – А с тех пор ее состояние ухудшилось. Мы не можем привязываться к какому-то пациенту.

Сабрина бросила на него убийственный взгляд.

– Мы заключили контракт с Джуди Новик. И ничего нельзя поменять.

– Честно говоря, я никогда не горел желанием ставить ее в списке первой.

– Это ложь. Она была нашей первой пациенткой. И мы были счастливы, когда нашли ее. – Сабрина посмотрела на Логана. – Во всяком случае, какое имеет значение, кто сильнее болен, кто слабее? Наша главная задача – уровень токсичности. Соединение Q может быть одинаково токсично как для человека с незначительной опухолью, так и с огромной.

В этом был смысл. По крайней мере, на первой стадии их главной задачей являлось доказательство того, что это лекарство не приближает смерть больного. Если рак убивает пациента, особенно на такой запущенной стадии, как у Новик, вряд ли летальный исход станет убедительным аргументом против самого лекарства.

– Во всяком случае, – произнесла Сабрина на полтона ниже, – если у Джуди все будет хорошо, для нас это шанс. Так ведь?

– Сабрина… – Рестон снисходительно улыбнулся, – послушай, я, конечно, восхищен твоим состраданием к больному. Вероятно, я тоже мог бы отдаться такому чувству, но я вижу только одно – когда Джуди Новик умрет, мы лишимся одного из объектов эксперимента. И ты, черт побери, знаешь это не хуже меня. Она слаба. И токсичность будет действовать на нее сильнее, чем на других.

Он ждал ответа, но его не было, и Рестон осмелел, полагая, что выиграл. Повернувшись к Логану, он широко развел руками, будто его аргументы были неотразимо разумны.

– Слушай, Дэн, почему мы не можем переставить ее в списке? Какая разница? Заменим ее одной из стойких старых дамочек. Кобер. Или Берн.

– Джон, миссис Кобер в списке под номером пять. А Берн – восьмая.

Рестон пожал плечами.

– Прекрасно. Готов уважать ваши сомнения. Давайте начнем с номера второго. С миссис Саттон.

Логан посмотрел на Сабрину, потом снова на Рестона.

– Итак, я должен решать? Правильно?

Никто не ответил на его вопрос.

– Ну что ж, начнем, как и запланировали.

Рестон вскочил. Деревянный стул грохнулся на пол.

– Дерьмо! Что за власть у нее над тобой, в конце концов?

– В твоих словах, конечно, есть смысл, – спокойно ответил Логан. – Я просто боюсь, что, если мы сейчас внесем изменения в список, это привлечет внимание ко всем нам. Нельзя допустить, чтобы мы показались им сомневающимися в соединении Q.

Рестон схватил пальто и кинулся к двери.

– Катитесь вы оба ко всем чертям вместе с вашим проектом!

Логан и Сабрина долго сидели молча.

– Он вернется, – наконец сказала она. – Ублюдок.

– И почему ты его так ненавидишь?

Она внимательно посмотрела на Логана.

– Просто, с моей точки зрения, он не слишком хороший ученый, Логан. Ты и сам увидишь.

Через две недели, утром, Джуди Новик давали первую дозу лекарства. Рестон вместе со всеми стоял возле ее койки. И если он еще не слишком смирился с происходящим, то держал это при себе. Все были напряженные, серьезные, важность момента обязывала. Технически это была простая процедура, но по сути – их дебют. Выход на Бродвей. И они должны были забыть обо всех своих разногласиях.

Пациентка сидела в кровати, обложенная подушками, бледная, а раздутый живот казался еще больше под тонкой тканью больничной рубашки. Сканер определил размеры опухоли, и потом, в процессе лечения, они будут сравнивать ее параметры. На вид опухоль казалась гораздо больше, чем десять на десять сантиметров.

Накануне Новик не разрешили есть твердую пищу, и, похоже, она не спала ночь.

– А вы уверены, что не будет больно? – спросила женщина, глядя на Сабрину.

– Сама процедура? Обещаю, что нет. – Она взяла пациентку за руку. – Мы очень волнуемся, вот почему мы все здесь.

– Мой муж спрашивал, нельзя ли ему присутствовать на процедуре. – Она кивнула. – Он внизу, в приемной.

– Дорогая, я думаю, это не самая блестящая идея, – сказала Седи Маккорвей, медсестра-ирландка, которой предстояло вводить лекарство. – Вы же прекрасно знаете, как мужчины могут на все это реагировать.

– Я возмущен! – засмеялся Логан.

– Доктор, в данном случае вы мой гость и возмущайтесь сколько хотите. Но отойдите от меня подальше.

Логан еще не знал, что это за птица – Маккорвей. Ее приставил к бригаде Шейн. Она новая сотрудница в институте, двадцать лет проработала в эндокринологии в больнице Джорджа Вашингтона, что неподалеку, и он все думал – годится ли она им. С другой стороны, ее серьезность и несколько саркастический юмор ему импонировали. Он чувствовал себя уверенно при ней. И, очевидно, она хорошо умела обращаться с пациентами.

– Не беспокойтесь, моя дорогая, – сказала она Новик, наклоняясь к ней, – все закончится скорее, чем вы думаете. – Быстрыми движениями она вставила трубочку в руку пациентки, закрепила в нужном месте. – Вот. И через несколько минут будем вводить лекарство. Сперва очень маленькую дозу – чтобы убедиться, что у вас нет на него аллергии.

Но вся медицинская аппаратура в комнате отнюдь не вызывала положительных эмоций. Это был аппарат ЭКГ с мерцающими лампочками и прибор на случай остановки сердца, передвижной центр – «аварийная тележка» с ящичками, заполненными разными лекарствами для подкожного впрыскивания. Изопретеренол для гипотензии. Атропин для стимуляции сердца. Эпинефрин, синтетический адреналин.

Новик так сосредоточилась на всех предметах, что не заметила, как Маккорвей передвинула зажим на трубке. Команда стояла молча, не отрывая глаз от жидкости в бутылочке над головой пациентки. Потом все внимание было переведено на Джуди – если бы у больной была негативная реакция, она дала бы себя знать в первые пять минут.

Прошло уже восемь.

– Ну что ж? – наконец спросила Джуди Новик. – Когда начнете вводить?

Сабрина рассмеялась и указала на бутылочку, из которой вытекала жидкость в трубочку.

– Видите, как все просто. Ну, теперь, я думаю, и ее мужу можно прийти. Правда? – спросила Сабрина.

Маккорвей пожала плечами.

– Я не возражаю.

– Давайте еще подождем минут десять, чтобы совсем увериться, – сказал Логан. – А готом пустим лекарство поскорее.

Если бы не эта чопорная профессиональная обстановка, он бы обнял Сабрину и поцеловал ее в губы. Но вместо этого он оглядел всех и сказал:

– И тогда уж позволим себе расслабиться. Правильно?

* * *

Сто раз за день, занимаясь повседневными привычными делами, он возвращался к мысли: неужели мы наконец это делаем? И совсем скоро узнаем ответ!

Раза три он заходил к Новик. Сабрина четыре раза. Даже Рестон забежал раза два. И всякий раз они видели – больная спокойно отдыхает, смотрит телевизор или читает, но к концу дня эти визиты врачей смутили ее, хотя внимание было приятно.

– Вы чего-то ожидаете? – наконец спросила она Логана, когда тот склонился над ней со стетоскопом. – Что-то не так?

– Да вовсе нет! – воскликнул он, чувствуя себя несколько глуповато. – Просто хотим еще раз убедиться, что все в порядке.

А вообще-то на самом деле все они хотели обнаружить одно и то же: свершившееся чудо. Однако даже при самом прекрасном стечении обстоятельств проходит несколько недель, прежде чем лекарство проявит свою эффективность. Очень редко, но случалось, что оно действовало на опухоль почти сразу.

Логан зашел на следующее утро, потом – в середине дня. Как и другие, он пытался убедить себя, что нечего быть таким назойливым, и они решили заглядывать к Новик по очереди – раз в два часа.

На третий день Джуди могла отправиться домой, и не было даже предлога, чтобы держать ее дольше.

– Прекрасно, – сказал Логан. – Передайте мужу, чтобы он завтра утром приехал за вами.

– Здорово. Я готова.

Он еще раз осторожно прощупал опухоль. Он знал ее слишком хорошо – не только размеры, но и очертания.

– В следующий раз вы должны приехать во вторник.

– Хорошо.

Неужели опухоль стала мягче? Нет. Игра воображения. Он знал, что такое самовнушение.

– Значит, как, все по-старому? Не болит?

– Все, как и утром. Все прекрасно.

– Хорошо. Это то, что и хотелось услышать…

В дверь резко постучали.

– Кто там?

– Извините, доктор, – сказала медсестра-стажер, заглядывая в дверь. – Миссис Берн на проводе, она говорит, что это очень срочно.

– Хорошо. Мы почти закончили. – Он улыбнулся Джуди Новик. – Продолжайте в том же духе, встретимся во вторник.

Он резко поднял трубку.

– Фэйт? – проговорил он озабоченно. – Это доктор Логан. Что-то случилось?

– Со мной ничего. Кроме рака. Но что с вами случилось?

– Не понимаю. – Голос в трубке был жестким, совсем не похожим на голос женщины, которую он видел две недели назад.

– Вы мне сказали подождать полтора месяца, чтобы начать лечение.

– Да.

– И как же так получается, что кто-то уже начал лечение? У вас есть любимчики?

– Кто вам сказал такое?

Именно поэтому в институте и старались, чтобы протокольные пациенты шли в общем потоке, сдавали анализы друг за другом, дабы не возникало никакого соперничества и до конца обследования очередность никак не отражалась на поведении пациентов.

– Не важно, кто сказал. Речь идет не о том.

– Фэйт, послушайте меня. У нас свой распорядок, и мы должны ему следовать. Лекарство назначается и выдается в том порядке и в той последовательности, в которой к нам на курс поступали пациенты.

– Мне плевать на это! – резко ответила она. – У меня рак! И я должна сама о себе побеспокоиться.

– Фэйт, – сказал он с преувеличенным спокойствием. – Мы обсудим это позднее. Сейчас я очень занят.

– Когда?

– После.

Через несколько минут, направляясь домой, Логан чувствовал смущение и раздражение, будто его предали. И он задавал неизбежный для каждого врача вопрос – вопрос, способный лишить уверенности в себе: как он мог ошибиться? Неужели он больше не вправе доверять собственной интуиции?

* * *

Нетрудно догадаться, кто стал источником информации для Фэйт. Мэрион Уинстон, представитель службы заботы о пациентах. Уинстон знакомилась с каждым пациентом, принятым на курс лечения. Ее цель, как она сама формулировала, – служить посредником между больными и медиками.

Логан утром вошел в ее кабинет, собираясь выяснить насчет звонка Фэйт Берн. Уинстон, увидев его, резко бросила:

– Да, мне звонила миссис Берн вчера вечером, домой. Очевидно, вы были не слишком внимательны к ней.

Логан решил держаться в рамках приличий. Он уже хорошо знал скандальный характер этой дамы.

– Послушайте, мисс Уинстон. Наша работа предполагает абсолютно равное отношение ко всем женщинам, включенным в курс.

– Хорошо, тогда давайте кое-что уточним. Я считаю, моя работа заключается в том, чтобы вызвать доверие больных. Чтобы они могли помочь нам решить, что такое равное отношение.

– Понятно. Значит, это вы предложили Фэйт позвонить?

– Она очень беспокоилась, и я дала ей понять, что следует известить вас об этом.

– Понятно, – повторил он тренированным спокойным голосом. Вот дьявол! Как теперь выкрутиться? – Мисс Уинстон… – начал он, – нам незачем притворяться, мы оба знаем, что вы с самого начала не были без ума от этого курса. Ну что ж, хорошо. Я просто надеюсь, что мы все же сумеем работать вместе, стараясь сводить до минимума трения.

– Конечно. – Она холодно взглянула на него. – Именно это всегда и входило в мои намерения. Здесь нет ничего личностного.

Он кивнул. Она произнесла это с убежденностью, внушавшей доверие.

– Ну так вот, я просто хочу, чтобы вы знали – лишняя информация может вызвать проблемы у пациентов.

– Доктор Логан, мне известно, что очень многие врачи предпочитают держать пациентов в неведении. Это дает им больше власти над ними. Для вашего сведения, моя работа состоит в том, чтобы просвещать больных, когда только возможно и где только возможно.

– Я просто говорю о том, что миссис Берн встревожилась напрасно. Мы никак не можем ее успокоить.

– Почему же нет?

– Потому что такова система работы. Во всяком случае, совершенно не важно, каков ее порядковый номер в очереди.

– Это для вас не важно.

– Именно для нее. Для ее шанса.

– Ну что ж, если это не важно, почему бы ее просто не передвинуть поближе? Мы оба знаем, что среди зачисленных на курс есть те, которым безразлично, какие они по счету.

– Но это было бы неправильно.

– Почему? Если это не имеет значения? – Уинстон сощурилась. – Вы понимаете, о чем я говорю? Ваше упорство бессмысленно. Просто поменяйте ее с кем-то местами. И закроем этот вопрос.

У Логана в голове все перепуталось. Он вздохнул.

– Я не знаю. Может быть. Надо подумать.

– Ну что ж, извините, мне пора идти, – сказала Уинстон. Она изобразила на лице что-то такое, что при других обстоятельствах можно было принять за дружескую улыбку. – Но я уверена, вы понимаете, как благодарны были бы вам Фэйт и я.

* * *

Когда Джуди Новик появилась в больнице в следующий вторник на вторую процедуру, перемен нельзя было не заметить. Хотя она еще не слишком крепко стояла на ногах и на первый взгляд ее опухоль не уменьшилась, цвет лица стал лучше, а сама она – бодрее.

– Я чувствую себя прекрасно. – подтвердила она. – Гораздо меньше устаю.

Стоя рядом с ней в кабинете для обследования, Логан и Сабрина обменялись быстрыми довольными взглядами.

И Сабрина решила тут же передать эту радость и пациентке.

– Хорошо, – сказала она. – Замечательно.

Хотя оба врача понимали: если и правда это воздействие лекарства, то оно может быть скоротечным, временным.

Но, проверяя опухоль, ощупывая ее, они не сомневались в том, что она стала податливее. А когда сделали замеры, то выяснили – она уменьшилась на три четверти сантиметра. Для статистики это, конечно, не цифра, но все равно ободряло.

В любом случае Новик явно ощущала прилив энергии.

– Вся неделя была просто замечательной, – заявила она. – Я снова встречалась с друзьями, муж водил меня в кино, а на днях я даже пробежалась по магазинам.

– Ну просто здорово, Джуди. Прекрасно. – Логан колебался, он не хотел, чтобы его слова прозвучали жестоко. – Но все же помните – не спешите, держитесь спокойнее, мы пока в самом начале процесса.

– Конечно, я понимаю. У меня нет никаких иллюзий. – Она вдруг улыбнулась, и ее лицо засветилось. – Но я могу откровенно признаться, я почти и не беспокоюсь. И я никогда не думала, что когда-то снова смогу себя так хорошо почувствовать. Хотя бы на один день.

* * *

15 мая 1929 года

Франкфурт

Результаты во время последней серии экспериментов улучшились. Версия 337 показала активность на лабораторных крысах. Некоторые опухоли уменьшились на двадцать пять процентов!

Может, это и есть победа? Но надо быть осторожным и не впасть в нездоровый оптимизм. Шестнадцать лет идет работа над этим проектом, а токсичность так же велика, как и сама проблема.

Это, безусловно, было верное решение – приехать в компанию «Кристиан Томас». Герр Томас внимательно следит за работой. Очень интересуется ее продвижением.

Эмма – самое большое удовольствие в моей жизни. Она помогает сохранять внутреннее равновесие, выслушивает мои жалобы. Хотел бы быть для нее таким же хорошим мужем, какой хорошей женой она стала для меня.

И, если даже когда-нибудь успех придет, это будет ее успех.

* * *

Фэйт Берн, лежа в кровати в ожидании процедуры, казалась спокойной, как и следовало предполагать.

– Это наша девочка, – ободряюще проговорила медсестра Маккорвей, прикрепляя трубку к ее руке. – Вы не ждете, что благодать немедленно снизойдет на вас.

С тех пор как Фэйт стала четвертой в очереди – раньше это место принадлежало Ханне Дитц, которая не имела ничего против отсрочки, – уже было сделано три процедуры. И они становились обыденным делом. И в общем-то Логан, стоявший в стороне, был единственным представителем троицы. Они решили, что «необходимость дежурств» можно поделить на троих.

– Правильно, – кивнула Мэрион Уинстон, – это дело – пара пустяков. – Представительница службы заботы о пациентах положила руку на руку Фэйт. – Вы так хорошо лежите, что я бы не прочь испытать такое удобство.

– Эй, – сказала Фэйт, натянуто улыбаясь, – не волнуйтесь, поменяться местами можно в любой момент.

Они впервые встретились накануне вечером, перед появлением Фэйт в институте, но было совершенно ясно, что Уинстон и Берн сразу поняли друг друга, и даже Логан вынужден был признать, что Мэрион обладает особым даром общаться с пациентами, нуждающимися в поддержке.

– Еще долго? – Фэйт потянулась, чтобы увидеть над головой бутылочку с соединением Q.

– Сейчас, минуточку, – сказала Маккорвей. – Вам сказать, когда начнется?

– Конечно. Это ведь моя жизнь.

– Ну, тогда готовьтесь, дорогая. Я дам вам знак. – Маккорвей подождала несколько минут и открыла зажим. – Ну вот, пошло.

Пациентка набрала воздуха и, уставившись в потолок, лежала неподвижно, очень стараясь расслабиться. Логан глянул на часы. Девять тридцать восемь. Ну, в десять он, наверное, сможет уйти.

Прошло две минуты. Потом еще одна.

– Что-то не так, – вдруг заговорила Фэйт. – Я как-то странно себя чувствую.

Логан подскочил к ней.

– Что, Фэйт? Что?

– Прекратите вливать лекарство! Пожалуйста!

– А в чем дело? Скажите! – Логан посмотрел на Маккорвей. На ее лице он увидел отражение собственной напряженной озабоченности.

– Мне холодно! И меня сейчас вырвет.

Логан подумал о худшем развитии событий: допустим, у нее анафилаксия – очень сильная токсическая реакция, похожая на ту, что возникает у очень чувствительного человека, аллергика, при укусе пчелы.

Но нет. Он отбросил такой вариант. Симптомы проявились бы сразу, с самого начала введения лекарства. В первые секунды пациентка начала бы тяжело дышать, потеряла бы сознание. А дыхание Фэйт не было тяжелым, цвет лица нормальный.

– Какое давление? – спросил он Маккорвей.

Та измерила.

– Сто двадцать пять на восемьдесят.

– Пульс?

– Семьдесят пять.

Тоже нормально.

Короче говоря, проблема в волнении. Логан кивнул в сторону тележки, стоявшей на случай экстремальной ситуации.

– Приготовьте миллиграмм лоразепама внутривенно. Вместо валиума.

Он склонился к пациентке и ласково заговорил:

– Фэйт, я почти уверен, что ничего серьезного нет. Мы дадим вам лекарство, и оно поможет вам расслабиться.

– Нет. Мне нужен эпинефрин!

В других обстоятельствах Логан бы просто рассмеялся. Требование больной означало, как мало она понимает в медицине. Эпинефрин больше известен как адреналин, он ускоряет сердцебиение, спастическое сокращение мышц, что может вызвать другие сердечные болезни, особенно в возрасте Фэйт Берн.

– Я в общем-то не думаю, что это необходимо, – сказал он. – Давайте подождем несколько минут.

– Доктор, женщина говорит, что ей плохо.

Вздрогнув, Логан посмотрел на Уинстон, стоявшую по другую сторону кровати.

– Мисс Уинстон, я контролирую ситуацию.

– Я в этом не уверена. Я бы хотела, чтобы вы вызвали дублера.

Черт побери! Что с этой сукой?

– Я вас уверяю, в этом нет необходимости, – ответил Дэн. – То, как миссис Берн описывает свое состояние, показывает, что ее жизни ничто не угрожает.

Если бы ему продержаться еще пару минут, он знал, что все само рассосется. И всем станет ясно, что волноваться не о чем.

– Послушайте, – добавил он, – я думаю, надо быть поосторожнее и не переусердствовать. Сестра Маккорвей!

Он перехватил взгляд медсестры, брошенный на Уинстон.

– Да, доктор?

Господи, неужели и с ней будут проблемы?

– Вы уже несколько раз делали эту процедуру, может, вы сможете подбодрить больную?

– Оставьте при себе ваши успокоительные речи, доктор. Фэйт нуждается в помощи.

– Мисс Уинстон, – проговорил он ровным голосом, стараясь выиграть время. – Эту процедуру мы делали уже несколько раз, и никаких побочных явлений не было.

Казалось, все более или менее успокоились. Но вдруг Фэйт Берн взвыла снова, приковав к себе взоры всех присутствующих.

– О Боже! Помоги! Не дай им убить меня.

Уинстон взяла ее за руку.

– Обещаю, этого не случится! Доктор Логан, я настаиваю на том, чтобы вы…

– Нет! – отрезал он. Сейчас ему приходилось прилагать физические усилия, чтобы не взорваться. – Но если это вам поможет…

Он поднял телефонную трубку и набрал номер медсестринского пункта.

– Это доктор Логан из палаты 314. Я хотел, чтобы кто-то из дублеров пришел сюда. – Положив трубку, он посмотрел на часы. Чтобы самому быть уверенным, что все в порядке, надо подождать тридцать секунд. – Я просто хочу сказать, что опасный момент миновал, и, как видите, у миссис Берн нет негативной реакции на лекарство.

Он почти рассчитывал на извинение. Но вместо этого Уинстон только крепче сжала руку Фэйт.

– Все в порядке. Не надо беспокоиться.

Теперь, когда волнение улеглось, Логан взглянул на Уинстон с холодным презрением.

– Мисс Уинстон, вы не из числа медперсонала. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы отошли от больной.

– На вас ложится ответственность, доктор, за случившееся с ней. А я здесь выполняю свою работу.

– Да, и вам предстоит научиться понимать, что и остальные тоже выполняют свою работу. И не только понимать, но и уважать это.

– Что происходит? В чем дело?

В дверях стояла Сабрина.

– Доктор Комо! – воскликнула Уинстон. – Слава Богу!

Логан кивнул Сабрине.

– Боюсь, мы не поняли друг друга. Но, думаю, можно признать, что уже все в порядке. – Он посмотрел на пациентку. – Вам лучше, Фэйт?

– Не знаю. Кажется, да.

– Тем не менее, – сказала Уинстон, – я считаю, что миссис Берн будет чувствовать себя гораздо лучше, если ею займется доктор Комо.

Логан, не мигая, смотрел на нее. Твою мать, леди! Шла бы ты куда подальше!

– Это правда, Фэйт? Вы хотите этого?

Берн выпалила без колебаний:

– Да. Хочу.

– Ну что ж, пусть так и будет. – И твою мать тоже! – Доктор Комо, – сказал он, криво улыбаясь, – итак, теперь все это ваше.

– Да, – кивнула она совершенно бесстрастно. – Спасибо, доктор Логан.

И Логан большими шагами вышел из палаты, взвалив на любимую женщину всю неразбериху, а ведь сначала это было самой обычной процедурой.

* * *

В следующие дни Логан снова и снова прокручивал в голове случившееся. Эта женщина бросила ему серьезный вызов – может ли он вообще быть врачом. И это в его же курсе лечения!

Конечно, самое хорошее – сохранять хладнокровие. Он очень надеялся, что слух о происшедшем не расползется по институту. И через неделю он уже почти поверил в то, что такое возможно.

Но как-то днем в пустынном холле, где обычно толпились молодые сотрудники, к нему бочком подкатил Аллен Атлас.

– Итак, я слышал, одна из пациенток отказалась от тебя в твоем курсе лечения?

Логан повернулся к нему. Ублюдок широко улыбался.

– Разве это не подтверждает, что нужен другой метод? В протоколе доктора Стиллмана врач отвечает за все.

– Обо мне не волнуйся. И в нашем протоколе тоже. – Он сам не знал, как у него вырвалось: – Результаты пока весьма обнадеживающие.

– Ты полное дерьмо, Логан. – Но, несмотря на нарочитое презрение. Атлас не мог скрыть интереса.

– Очень обнадеживающие, – повторил Логан, чтобы не было пути назад. – Мы уже получили кое-какие результаты. Опухоль уменьшилась.

– Опухоль уменьшилась? Большое дело!

– Ты, конечно, можешь меня переубедить, если я не прав, но мне кажется, раньше ты не разевал так свой поганый рот. Что с тобой? Ты прямо копируешь тех ребят.

– Лучше поговорим, когда у тебя будут настоящие результаты. Когда опухоль уменьшится наполовину. Вот тогда это результат, Логан. Ты и сам понимаешь.

Да, он понимал.

– Хорошо, я учту, – проговорил он беспечно. – Это просто начало. Я что-то не слышал, что у Стиллмана дела идут лучше.

– О докторе Стиллмане можешь не волноваться. У него все прекрасно. – Внезапная улыбка осветила лицо Атласа. – Он также шлет тебе свои сожаления по поводу миссис Берн. Он ее знает.

– Да, я слышал. Она его в свое время категорически отвергла.

– Это она тебе так сказала? Что она от нас отказалась?

Логан посмотрел на него.

– Логан, ты еще доверчивее, чем я думал. Эта баба – с пограничным состоянием. И это записано в ее истории болезни. Стиллману хватило одного взгляда, и он послал ее.

– Не могу поверить.

– Твое дело.

Но он, конечно, поверил. И это все объясняло.

В классическом варианте больной с таким диагнозом воспринимает других только с полярных точек зрения – хороший или плохой, черный или белый. И, когда ожидания такого человека не оправдываются, независимо от того, насколько они нереалистичны, хорошее вмиг превращается в плохое. Вот Фэйт Берн и перевела его из героев прямиком в негодяи.

И никто, знающий о таком диагнозе больного, не включит его в эксперимент с лекарствами. Такой пациент приведет к полной катастрофе, он будет натравливать сотрудников друг на друга и Бог знает что еще.

– А я ничего такого не видел в ее истории болезни, – неуверенно проговорил Логан.

– Не видел? – Атлас улыбнулся еще шире. – Может, просто тебе эту часть не послали? Такое бывает.

Если он и ожидал сочувствия от Шейна, столкнувшись с ним в кафетерии на следующий день, то быстро отбросил свои надежды.

– Значит, эти ублюдки все же подсунули тебе ядовитую пилюлю! – воскликнул Шейн, выпучив глаза.

Логан кивнул.

– Я думаю, можно сформулировать и так.

– И много она может напортить? Как считаешь?

Логан и сам думал про это.

– Протоколу? Да ничего. Как кандидат она вполне годится. Моя единственная забота это…

Вдруг Шейн расхохотался.

– Неплохо. Иногда я тоже пытаюсь так… – он снял очки и вытер глаза рукавом. – Боже, Логан, ты, наверное, чувствуешь себя круглым дураком.

– Ну не мог я это поймать. Они мне послали не все бумаги.

– Но ты же сам ее осматривал? У тебя есть глаза и уши или нет? – Шейн снова рассмеялся. – Ладно, не такое уж страшное дело. Учись.

– Чему учиться? Тому, что кто-то все время пытается помешать работе?

– По мелочам? Конечно. Все время. – Он взял вилку и нацелился в воздух. – Расслабься, Логан. Это трудное дело. Привыкай.

– А вы слышали, чтобы я жаловался?

– А мне не нужны слова. – Он подхватил вилкой макаронину с сыром и засунул в рот. – В моей книге такой случай я формулирую как «приемлемую категорию». Они подтолкнули тебя к ошибке новичка. Но в общем большого урона не будет.

Внутри Логана все кипело, он надеялся, что внешне он хотя бы наполовину спокоен так, как Шейн. Ошибка? Черт побери, о чем он?

– Ты чересчур сильно жаждал вставить перо Стиллману. Так ведь? – спросил Шейн. – Ну, немножко утратил бдительность с этой, с… как там ее?

– Фэйт Берн.

– Ты воспринял ее как подарок, выигранный приз. Ты очень хотел ее заполучить. И ты не докапывался до мелочей! – Шейн помолчал, проглотил еще макаронину. – Стиллман не понимает людей так, как я, но он, как профессионал, всегда переигрывает любителя. В любой день недели.

Логан тешил себя не слишком серьезной надеждой, что Сеф подскажет выход. Может, посоветует заменить Берн другой, менее беспокойной пациенткой, или в самом крайнем случае постарается отстранить от программы Мэрион Уинстон. Может, хоть держать ее подальше. Но сейчас ему стало ясно – ничего такого не случится.

– Ну что ж, – сказал Дэн, делая все, чтобы голос звучал беспечно, – я просто подумал, что вам интересно про это узнать.

– Эй, Логан, погоди-ка.

Он повернулся, удивленный какой-то новой ноткой в голосе Шейна. Невероятно, но это было что-то похожее на сочувствие.

– Да?

– Я просто хотел сказать, чтобы ты не останавливался. Ты отличный парень.

Выйдя от Шейна, Логан никак не мог понять: чувствовать ли ему себя польщенным или, наоборот, оскорбленным.

Но главным утешением, конечно, была работа. И дел навалилось столько, что Логан был захвачен целиком, на посторонние проблемы просто не оставалось времени. Следующие десять дней выдались, особенно напряженными. Новые пациенты на курс лечения шли легко, и набор ускорился – они принимали по три человека в неделю. Что означало – очень скоро все пятнадцать женщин станут получать соединение Q. Половина из списка приезжали два раза в неделю – лечились амбулаторно. Обычно они появлялись после ленча и оставались до вечера. И, хотя сама процедура введения лекарства занимала меньше часа, каждый визит включал в себя тщательное обследование – анализ крови и рентген, консультацию с одним из трех молодых врачей, ведущих протокол.

Но сверх этого у Логана, Сабрины и Рестона были обязанности и в больнице.

При такой нагрузке их рабочий день длился за полночь и, как правило, кончался разговорами о курсе лечения. Однажды в четверг вечером у Логана зазвонил телефон как раз в тот момент, когда он прощался с Дэвидом Леттерманом. Сабрине нужно было сравнить данные обследования пациентки Шарон Уильямс. Это чернокожая учительница из Балтимора тридцати восьми лет, замужняя, весьма обещающий кандидат. Но что-то беспокоило Сабрину. Дело в том, что диагноз «рак» был поставлен после жалоб на продолжительные боли в спине. Анализы показали злокачественные образования в поясничном позвонке.

– Интересный случай, – сказала Сабрина. – Понимаешь, злокачественность в кости. И нет никаких утолщений ткани, поэтому будет трудно следить за изменениями.

– Да, – согласился он. – В таких случаях злокачественность просматривается только как затемнение на кости. И такое может длиться месяцами, даже при воздействии лекарства.

– В таком случае спрашивается, какой смысл брать пациентку на курс, если мы не можем проследить за результатом?

Вопрос Сабрины был серьезный, и Логан подумал, насколько прагматичнее она стала в последние несколько месяцев, с тех пор как они начали работать над курсом.

– Ты права, особенно если учесть, что у нас осталось всего одно свободное место.

Сабрина колебалась.

– В то же время она очень приятная женщина.

– Понимаю.

– Кто знает, – начала она рассуждать как бы сама с собой, – может, взглянуть на этот случай, как на еще одну возможность? На иную форму рака и на еще один аспект испытания лекарства?

– Да, может быть. Я думаю…

Он услышал в трубке сигнал ее пейджера. Ей звонили.

– Кто это в такой час? Подожди секунду, Логан.