Текст книги "Лис и империя"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

VII

– Отец! – радостно воскликнул Фердулф.

Джерин, запинаясь, щегольнул своим ситонийским:

– Приветствую тебя, владыка сладкого винограда.

Он низко поклонился, глядя исподлобья на ситонийского бога вина и плодородия.

Маврикс, как обычно, был облачен в мягкую шкуру молодого оленя. Венок из виноградных листьев не давал его длинным темным волосам падать на лоб. Глаза Фердулфа засверкали, ибо Маврикс в своем пышном одеянии весь сиял. Единственным темным пятном в его облике были глаза – два бездонных черных колодца на женственно-красивом лице.

– Что ж, – сказал он, и его голос эхом отдался в голове Джерина, будто тот слушал сознанием, а не ушами. – Какое-то время меня не было тут. Не могу сказать, что северный край сильно переменился с тех пор, как я видел его в последний раз.

– Что ты имеешь в виду? – Теперь в голосе Фердулфа слышалось возмущение. – Я-то ведь здесь, а в последний раз, когда ты посещал Лисью крепость, меня еще не было.

– Мм… да, – признал Маврикс. Казалось, его не слишком радовала встреча с сыном. – Но даже в этом случае…

– Гради больше не тревожат северные земли, – вставил словцо Джерин.

«Хотя в этом нет твоей заслуги», – мог бы добавить он, но из осторожности промолчал.

Маврикс пытался одолеть свирепую Волдар, главную богиню гради, но у него не хватило силенок. Бэйверс, элабонский бог ячменя и пивоварения, сдержал натиск Волдар и остальных богов пантеона захватчиков, впрочем, не без значительной помощи устрашающих и тоже очень свирепых божеств, которым поклонялись чудовища, населявшие подземелья под храмом Байтона. Джерин подозревал, что Маврикс с тех пор стал еще больше презирать Бэйверса и богов монстров.

– Ну да. – Это сообщение еще меньше обрадовало Маврикса, чем тирада Фердулфа. – Но и в этом случае…

Фердулф подбежал к нему и схватил за руку.

– Отец! – вновь воскликнул он.

Маврикс направил на него пристальный, изучающий взгляд. Если ситонийский бог что-либо и почувствовал, то очень умело скрыл это.

– Да, я твой отец, – сказал он. – Ты вызвал меня, поэтому я явился. И чего же ты хочешь?

Он говорил так, как иногда Джерин разговаривал с людьми, давая понять, что не может уделить им много времени. Бог вина заставлял Фердулфа сразу перейти к сути, чтобы сам он мог поскорее вернуться к своим занятиям, каковы бы они там ни были. Фердулф тоже ощутил это.

– Вот перед тобой твой сын, то дитя, каким ты наделил мою мать, – воскликнул он. – Неужели ты не скажешь мне доброго слова? Неужели не напутствуешь мудрым советом?

Последнее, что Джерин стал бы просить у Маврикса, так это совета, тем более мудрого. А если бы ситонийский бог, паче чаяния, решил дать ему подобный совет, то он посчитал бы величайшей мудростью не прислушиваться к нему. В данной же ситуации этот вопрос отпал сам собой, поскольку Маврикс лишь волнообразно передернул плечами.

– Может, я и твой отец, – сказал бог, – но я тебе не нянька.

Фердулф отшатнулся, будто его ударили. Как бы бессердечно ни звучали слова бога вина, в них-то и содержалось, по мнению Джерина, нечто в действительности полезное. По крайней мере, Фердулф теперь точно знал, что не может положиться на Маврикса ни в чем, тот породил его – вот и вся радость.

Как бы там ни было, эта отповедь привела маленького полубога в ярость.

– Ты не можешь мной пренебрегать! – вскричал он.

Потом подпрыгнул, взмыл в воздух и понесся к Мавриксу, словно разгневанная стрела.

В правой руке ситонийский бог держал прут, обвитый плющом и виноградными листьями, с сосновой шишечкой на конце. Этот тирс казался безобидной игрушкой. Однако в руках Маврикса он являлся более страшным оружием, чем любое самое длинное, острое и тяжелое копье в руках воина-человека.

Маврикс огрел Фердулфа прутом. Тот завыл и упал на землю.

– Ребенок, досаждающий своему отцу, получает, как и положено, трепку, – сказал бог полубогу.

Фердулф, привыкший превосходить в возможностях всех окружающих, вновь взлетел в воздух и бросился на отца:

– Ты не можешь так со мной обходиться!

– О, еще как могу, – ответил Маврикс и снова хлестнул сына прутом.

И вновь Фердулф шлепнулся оземь, и в этот раз сильнее, чем в предыдущий.

– Ты должен понять: несмотря на то, что я пришел на твой зов, ты не имеешь права показывать мне свой норов… ни сейчас, ни когда бы то ни было.

Фердулф скулил, совершенно подавленный. Настороженно, как длиннозуб, Маврикс наблюдал за своим отпрыском. Слабый, но отвратительный запах винного перегара, мешающийся с миазмами перманентного блуда, исходил от него. Джерин дернул носом.

Медленно, постанывая, Фердулф сел.

– Зачем ты явился на мой зов? – спросил он полным отчаяния голосом. – Я надеялся, что ты увидишь меня и ощутишь хоть какую-то гордость. Я надеялся…

Он помотал головой, словно бы прочищая мозги.

– До чего же наивное маленькое создание, – сказал Маврикс, отчего Фердулф опять заплакал.

Ситонийский бог повернулся к Джерину:

– Я думал, он наберется ума, живя рядом с тобой. Для смертного ты достаточно благоразумен.

– Хотя он и полубог, ему всего лишь четыре года, – заметил Джерин, скрывая собственное удивление.

Похоже, Маврикс адресовал ему нечто, отдаленно напоминающее похвалу.

Фердулф тоже это сообразил, что ему не понравилось.

– Как ты смеешь разговаривать с этим… с этим человечишкой приветливей, чем со мной?

– Смею, потому что я бог. Смею, потому что я твой отец, – спокойно отозвался Маврикс.

Судя по всему, Фердулф раздражал его много больше, чем Джерин. Черные глаза-пропасти буравили малыша.

– А как смеешь ты докучать мне расспросами?

– Я плоть от плоти твоей, – ответил Фердулф. – Если я не имею на это права, то кто же?

– Никто, – изрек Маврикс. – А теперь помолчи.

Фердулф попытался заговорить, но лишь бессвязно запищал и захрюкал. Однако на Джерина даже это произвело впечатление. Ибо, приказывая молчать простым смертным, Маврикс добивался абсолютнейшей тишины. Видя, что бог вина относительно расположен к нему, Лис спросил:

– Владыка сладкого винограда, какую помощь ты мог бы оказать мне в борьбе против Элабонской империи?

Тут затих и Фердулф. Он, не пылавший большой любовью к империи, тоже хотел это знать.

Маврикс, кажется, обеспокоился. Это встревожило Джерина. Трусость Маврикса укоренилась в легендах. Но лицо бога, похоже, выражало не страх. Скорее смирение. И это встревожило Джерина еще больше.

– Я способен на меньшее, чем ты можешь надеяться, – произнес наконец Маврикс. – Если бы я был способен на большее, неужели ты думаешь, что я бы не расстарался для прекрасной Ситонии, вместо того, чтобы стараться для какого-то дикого и неприглядного края, где не растет виноград и еще много чего?

– Но… – Джерин покачал головой. – Вы, ситонийские боги, по-прежнему во многом связаны со своей страной, тогда как боги Элабона едва ли вообще замечают наш мир. Чтобы привлечь их внимание, приходится буквально кричать.

Маврикс кивнул:

– Это так. И даже когда они обращают на вас свое внимание, от них обычно нет никакого проку.

Он презрительно фыркнул.

– Возможно, – сказал Джерин, не желая вступать в открытый спор с ситонийским богом вина и плодородия.

Когда он призвал Бэйверса, элабонский бог сделал для него больше, чем Маврикс. Но в любом случае ему сейчас хотелось узнать о другом.

– Если ситонийские боги постоянно внимательны к этому миру, тогда как элабонские нет, то как получилось, что элабонцы, – он внимательно следил за тем, чтобы не сказать «мы, элабонцы», – так долго правят вашей землей?

– Это обоснованный вопрос… болезненно обоснованный вопрос, – сказал Маврикс. – Лучший ответ, который я могу дать, заключается вот в чем. Народ Ситонии, весьма щедро одаренный своими богами, явно лишен дара самоуправления. Элабонцы же, напротив, почти ничем заметно не одарены… кроме умения управлять. Нужен более сильный бог, чем любой из известных в Ситонии, чтобы объединить людей этой страны.

Джерин разочарованно покивал. Слова Маврикса полностью соответствовали тому, что говорили имперские чародеи.

– Так ты ничего не можешь сделать? – спросил он в недоумении.

Какой тогда толк от немощного бога, особенно от немощного бога плодородия?

– Я уже сделал для тебя все и даже больше, – ответил Маврикс. – Без моего сына, которому, кстати, уже разрешается говорить, у тебя не было бы никаких шансов отразить натиск Элабонской империи. С ним у тебя эти шансы есть. Однако в материальном мире нет ничего надежного. Ни для богов, ни для людей. Не будь самодовольным, не будь слишком самонадеянным, эту битву ты можешь и проиграть.

– Ты говоришь загадками, – упрекнул его Джерин. – В манере Байтона, хотя мне казалось, что ты его презираешь.

– Разумеется, – ответил Маврикс, презрительно кривя губы. – Но как можно говорить о чем-то с уверенностью, когда не знаешь, что ждет тебя впереди?

Джерин подумал, что, возможно, ему стоит поехать в Айкос за советом прозорливого бога. Сдается, когда Дарен предложил ему это, он совершил ошибку, не прислушавшись к словам сына. А теперь непонятно, как ему удастся (и удастся ли вообще) оставить на время войско, чтобы попробовать разгадать очередной запутанный стих прозорливца.

– А что я должен сделать, чтобы изгнать империю с северных территорий? – спросил Фердулф.

– Не знаю, – ответил Маврикс. – Не имею ни малейшего представления. И по правде говоря, мне нет до этого дела. То, что находятся сумасшедшие, цепляющиеся за землю, где не растет виноград, выше моего понимания. – Он повернул голову к Фердулфу: – Думаю, ты справишься… если, конечно, не случится обратное. – Из груди его вырвался вздох. – По некоторым причинам ты как мой отпрыск меня удручаешь. Наверное, в том виновата смертная женщина, которая тебя родила.

– А ты сам никогда не бываешь ни в чем виноват? – спросил Фердулф. Эта мысль посетила и Джерина, но он счел благоразумным держать ее при себе. – Когда все выходит по-твоему, это делает тебе честь. Когда же что-то не ладится, то всегда виноваты другие.

– К примеру, ты, мой очаровательный малыш, полностью виновен в том, что у тебя такой дурной нрав, – возразил сыну Маврикс, лишний раз, по мнению Джерина, доказав, что он, пусть и будучи очень важным богом ситонийского пантеона, не замечает многого из бросающегося в глаза или попросту очевидного.

Тут Фердулф разразился площадной бранью. В свое время Джерину доводилось слышать немало витиеватых ругательств, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что слетало с уст маленького полубога. Закрыв глаза, легко можно было представить, что рядом разоряется какой-нибудь ветеран, поносящий того, кто ему ненавистен лет двадцать, а может, и больше.

Если оскорбления и задевали Маврикса, он не подавал виду. Напротив, он широко улыбался Фердулфу, будто бы даже гордясь им, а когда полубог на мгновение приумолк, чтобы отдышаться, он сказал:

– Я тоже тебя люблю, мой дорогой сынок, – и, высунув язык гораздо дальше, чем это сумел бы сделать Фердулф, исчез.

Фердулф продолжал сыпать ругательствами еще какое-то время, хотя рядом с ним и бурдюками с вином оставался лишь Джерин. Потом без всякого перехода малыш разрыдался.

– Я боялся, что произойдет нечто подобное, – сказал мягко Джерин. – Поэтому и не хотел, чтобы ты вызвал отца.

– Ему наплевать на меня. – В голосе Фердулфа звучало изумление и неверие. – Ему просто наплевать. Я его сын, а ему все равно.

– Он – бог плодородия, – сказал Джерин. – У него множество сыновей… и дочерей, разумеется, тоже. Он не понимает, почему очередное дитя должно иметь для него какое-то особенное значение.

– Я его ненавижу, – прорычал Фердулф. – Я всегда теперь буду его ненавидеть. Пусть лучше не показывается поблизости, иначе он пожалеет… ох как пожалеет!

– Тише, – пытался успокоить малыша Лис. – Тише. Ты не должен так говорить о своем отце, кто бы он ни был. Тем более что он бог.

– Мне наплевать, кто он, – ответил Фердулф и расплакался снова. – Я расквитаюсь с ним за его равнодушие, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни.

– Если ты попытаешься, то, скорее всего, так и будет, – счел нужным предупредить его Джерин.

Фердулф не обратил на предупреждение никакого внимания. Маленький полубог продолжал рыдать так, будто сердце его могло вот-вот разорваться. Вернее так, будто оно уже разорвалось. Стражи, охранявшие вино, смотрели на него во все глаза. Будучи подданными Лиса, они знали Фердулфа и никак не ожидали от него подобного проявления слабости, столь же невероятного в их понимании, как если бы вдруг лорд Джерин ушел в четырехдневный запой и принялся лапать всех встречных крестьянок.

Джерин тоже смотрел на Фердулфа. И через миг сделал то, что сделал бы для любого другого плачущего ребенка.

Подошел к нему, присел рядом и обнял. При этом он понимал, что, возможно, делает глупость. Как и любой плачущий ребенок, которому не хочется, чтобы его утешали, Фердулф мог выкинуть что-либо не особо приятное. И в отличие от любого плачущего ребенка, он мог сопроводить свою выходку вещами весьма опасными для того, кому взбрело в голову его утешать.

Но все, что он «выкинул», так это обвил своими ручонками шею Лиса и ревел, пока не наплакался всласть. Когда всхлипывания уступили место сопению и икоте, Джерин сказал:

– Почему бы тебе теперь не пойти к своему одеялу? Думаю, что здесь, возле вина, этой ночью ничего больше не произойдет.

Он искренне надеялся (правда, отнюдь не был уверен), что так оно и будет.

– Ладно, – сказал Фердулф. – Но я отомщу. Вот увидишь.

И он пошел прочь. Ростом малыш не дотягивал и до пояса взрослого человека, зато решимостью обладал такой, какой могли похвастать (или надеялись когда-либо хвастнуть) очень немногие взрослые люди.

Лис выпрямился, морщась от неприятного похрустывания в коленях, и взглянул на стражей, смотревших вслед Фердулфу.

– Чем меньше вы будете обсуждать то, что здесь произошло, тем лучше для вас, – сказал он. – Чем лучше для вас, тем лучше и для меня. Это ясно?

– Да, лорд король, – хором ответили караульные.

Возвращаясь к своему одеялу, Джерин все сильнее утверждался в мысли, что тайна все же раскроется. Но ему, можно считать, повезло, что Маврикс не поднял на ноги весь лагерь, ибо любой род суматохи всегда весьма нравился этому ситонийскому богу.

Он лег. Как теперь забыться, когда в душе такой кавардак, даже если не вспоминать о совершенно павшем духом Фердулфе? Он посмотрел вверх – на звезды и луны. Тайваз и Эллеб переходили от полноты к третьей четверти убывания, причем Эллеб, поднявшаяся после Тайваз, уже сияла на юго-востоке. Восход был не за горами. Джерин кивнул. С его всегдашним везением едва он успеет уснуть, как солнце тут же покажется из-за горизонта. Разумеется, так оно и случилось.

Райвин Лис подбоченился, демонстрируя возмущение. О, он умел разыгрывать возмущение, как, впрочем, и невинность, какой могли позавидовать и грудные младенцы… он частенько прятался за масками разного рода. Однако в этот раз Лис готов был поспорить, что по крайней мере большая часть гнева Райвина не являлась спектаклем.

– Ты пил вино, не позвав меня? – спросил Райвин так требовательно, словно не мог представить себе более гнусного и отвратительного поступка.

Джерин помотал головой.

– Я не выпил ни капли, – ответил он. – Пил Фердулф. И разумеется, Маврикс появился. Ты что, вправду хочешь повидаться с этим богом еще раз? Думаешь, он тоже хочет повидаться с тобой?

Райвин отмахнулся томным движением кисти, принятым у южан за Хай Керс.

– Вино поглощали, а я его даже и не пригубил? Я нашел его, я привез его в лагерь, я…

– Пускал по нему слюнки, как старый развратник по юной девственнице, – перебил его Джерин. – Ты ведь это собирался сказать?

– Ну… возможно я бы выбрал другие слова, однако образ оставил бы, – сказал Райвин, с мечтательностью во взоре. Еще одна маска, им практикуемая… и нуждавшаяся в дополнительной практике. – Но, лорд король, в отличие от погрязших в пороках развратников я целомудренно обходился без вина на протяжении пятнадцати лет, а теперь, когда оно уже лишилось девственности, как ты можешь жалеть его для меня?

– Мне не следовало использовать против тебя эту речевую фигуру, – сказал Джерин. – Я должен был сообразить, что ты перевернешь в ней все с ног на голову и обратишь ее против меня.

Теперь лицо Райвина лучилось самодовольством. Эта мина не нуждалась в какой-либо отработке, она возникала естественным образом.

– Ты не можешь отказать мне в логике, – объявил он.

Джерин кивнул.

– Ты прав. Я не могу отказать тебе в логике, – признал он. – Но я все равно откажу тебе в том, чего ты просишь. А также и себе, и Вэну, и Араджису, и всем остальным. Если Маврикс явился на зов Фердулфа, вполне вероятно, что он явится снова, а мне этого совсем не хочется.

– Но это несправедливо! – вскричал Райвин. – В этом запрете нет даже малой рациональной крупинки.

– Да? – спросил Джерин. – И что же?

Райвин сердито уставился на него. Джерин ответил ему тем же, но смотрел абсолютно бесстрастно. Чему-чему, а игре в гляделки он обучился. С тем же Райвином, с Фердулфом, со своими чадами, с Фанд и со многими прочими. Миг-другой, и Райвин опустил взгляд. Без малейшего намека на улыбку Джерин сказал:

– Давай-ка готовься к выступлению. Мы еще не покончили с имперской армией, знаешь ли. Даже близко к этому не подошли.

И Райвин пошел прочь, каждым изгибом своего тела выражая немой укор. Дагреф, стоявший рядом и слышавший их разговор, заметил:

– Он все равно, знаешь ли, попытается добраться до бурдюков.

– И солнце завтра опять взойдет, – устало согласился Джерин. – Скажи мне что-нибудь, до чего я сам не додумался бы. Он не лез к вину все это время лишь потому, что никто другой тоже не мог до него добраться. А теперь, когда Фердулфу это удалось…

– Но Фердулф – полубог, да к тому же сын бога вина, – возразил Дагреф. – Разве Райвину не внятна разница между ним и собой?

– Единственное, что ему внятно, это его жажда, – ответил Джерин. – Мне она тоже добавляет головной боли, но я мало что могу сделать. Лучшее, что я могу предпринять, чтобы держать этого выпивоху подальше от сока сладкого винограда, это занять его настолько, чтобы ему некогда было задумываться о вине.

Поэтому он и выслал Райвина в дозор с парочкой эскадронов его верховых. Каков бы ни был Райвин по многим позициям, никто не мог обвинить его в тупости. Он сразу сообразил, что с ним творят и зачем, а потому бросил на своего приятеля Лиса кислый взгляд. Но поскольку приказ был абсолютно разумен в стратегическом смысле, ему ничего не оставалось, как повиноваться.

Маева не отправилась с Райвином и остальными кавалеристами. Джерин дал бы Райвину хорошего пинка под зад, если бы тот послал раненого воина на задание без крайней нужды. Однако она выглядела обиженной оттого, что ее не взяли.

– Как нога? – спросил ее Джерин. – Только говори правду.

Более опытный боец, скорее всего, соврал бы, несмотря на предостережение. Но Маева была слишком молода и слишком серьезно настроена, чтобы идти на увертки.

– Болит, – призналась она.

Лис положил руку ей на лоб.

– Не дергайся, – велел он, когда она попыталась уклониться. – Жара нет. А нога около раны горячая?

– Немного, – сказала она и добавила очень твердо: – Совсем немного.

– Хорошо, – ответил Джерин. – Судя по твоим словам, рана заживает как надо. Но пока воздержись от всего, что требует усилий. Чем меньше нагрузки ты дашь своей ноге, тем быстрее она придет в норму.

«И тем скорее у тебя появится шрам, который удивит твоего мужа в брачную ночь, – подумал он, – а может, гораздо раньше какого-нибудь юнца под вешними звездами». Если бы он сказал это вслух, то смутил бы их обоих, а держа язык за зубами, сумел смутить лишь себя. Качая головой, он отправился подгонять войско, которое уже снималось со стоянки.

Вскоре он снова убедился, что имперская армия, хотя и проиграла уже два сражения, еще вполне сильна. Южане, чтобы замедлить продвижение северян, оставили позади себя такой отряд колесниц, что Райвину пришлось послать гонца за подкреплением.

– Они раздавят нас, если вы не вышлете вперед еще людей, лорды короли, – сказал посыльный.

– Мы вышлем еще людей, клянусь богами! – рявкнул Араджис, – Мы вышлем целое треклятое войско, можешь не сомневаться!

И он выкрикнул приказания.

Джерин нахмурился. Он бы сделал иначе. По его мнению, поступить так было все равно, что засунуть голову в пасть длиннозуба и посмотреть, сумеет ли зверь ее откусить. Авангардный отряд высылается вперед войска, чтобы прощупать противника и оценить обстановку. Двигаться же вперед целым войском означало свести работу этого отряда на нет. К тому же есть шанс нарваться на неприятности в виде засады.

Он запротестовал было, но потом заставил себя замолчать. Он сам на это пошел, когда согласился отдать Араджису командование объединенными силами. И кстати, не мог заявить, что Лучник придерживает своих людей и подвергает опасности лишь его воинов. Араджис гнал каждого в бой. И делал это с такой агрессивностью, что даже если южане и приготовили северянам сюрприз, то тот вполне мог не сработать. Пусть Араджис и не слишком-то разбирался в тонкостях управления войском, он прекрасно знал, как ему обойтись с теми мыслями, что сидели в его голове.

В конце концов выяснилось, что ловушку никто не готовил. Колесницы южан вступили в схватку с конницей Райвина, но тут же откатились назад, завидев, какое к тем идет подкрепление.

– Вот видишь, Лис? – сказал очень самодовольно Араджис. – Мы действительно загоним их в Кэссет, а после этого заставим вернуться на ту сторону гор и навсегда покинуть наши края.

– С помощью богов, возможно, так и будет.

Джерин расслышал в собственном голосе нотки полнейшей ошеломленности.

Он ничуть не верил в такой исход военной кампании в ее начале, но сейчас, кажется, начинал верить. Еще одна победа над силами Элабонской империи, и тогда южанам тут точно не удержаться.

– Конечно, будет.

У Араджиса, видимо, на этот счет не имелось ни малейших сомнений. У него вообще их, похоже, не возникало ни по какому поводу и никогда. Возможно, причиной тому было то, что он практически ни в чем не ошибался. А возможно, такая уверенность питалась в нем тем, что никто не осмеливался указать ему на ошибки. Что далеко не одно и то же.

– Как выглядит теперь Кэссет? – спросил Джерин. – Последний раз я проезжал через него сразу после того, как империя завалила последний проход в Хай Керс.

– Ты помнишь, как жалок был этот городишко в ту пору? – спросил Араджис. – Однако он все пыжился, делая вид, что является столицей провинции, которая не хотела иметь с ним ничего общего.

– Помню, – ответил Джерин. – Только Даяусу известно, что совершил тогдашний наместник империи, чтобы попасть в эту ссылку. Нет… постой, я вроде бы помню, что это имело какое-то отношение к расколу в армии Элабона? Как бы там ни было, этот тип ненавидел все, что хоть как-то касалось северных территорий.

Не совсем верное утверждение. Например, Элис императорскому ставленнику приглянулась, причем весьма. Как, впрочем, и Джерину в те времена. Но дочь Рыжего Рикольфа вывела наместника из заблуждения, приставив ему нож к горлу. А вот чтобы вывести из заблуждения Джерина, ей потребовалось больше времени, и процесс этот причинил ему больше боли.

– Все так, – согласился Араджис. – Что ж, как я и сказал, Кэссет был тогда неприглядным местечком, несмотря на активное движение через горы. В империю и обратно. А когда проход завалили, в нем вообще отпала какая-либо нужда. Сейчас Кэссет подобен ночному призраку, неустанно оплакивающему свое прошлое. Ничто, жалкий отголосок чего-то, что было когда-то живым.

Джерин глянул на него краешком глаза:

– Поосторожней, Лучник, а то дело кончится тем, что ты примешься писать стихи.

– Ты забавный малый, – хмыкнул Араджис. – Прикажи своим всадникам выехать вперед еще раз, и мы покончим со всем этим. Лишь богам известно, как мне не терпится вернуться в собственные владения. Крестьяне остались без присмотра, и я уверен, что они просиживают свои зады, ничем не утруждаясь.

– Они не могут все время бездельничать, – сказал Джерин. – Им надо будет чем-то питаться зимой, и они это знают.

– Йо, только они вспомнят об этом за два дня до сбора урожая, – сказал Араджис. – Тем временем поля зарастут сорняками и останутся наполовину не унавоженными. А крепостные вместо работы будут потягивать эль и резвиться с соседскими женами.

– Точь-в-точь как бароны, – пробормотал Лис.

Вэн, фыркнувший было при этих словах, мгновенно сделал вид, что закашлялся. Дагреф ссутулился, удерживая смешок.

– О чем это ты? – резко спросил Араджис.

– Неважно, – ответил Джерин. – Ты и так считаешь, что я слишком легкомысленный. Куда мы отправимся теперь?

– За имперскими недобитками, – сказал Лучник без колебаний. – Мы навяжем им бой, где бы они ни располагались, перед Кэссетом или за ним, затем окончательно разобьем их и загоним за горы. Если они захотят привозить в наш край товары, пожалуйста. Но если они вернутся сюда еще раз с заточенной бронзой в руках, мы снова надаем им тумаков и опять выдворим восвояси.

– Может, и так, – повторил Джерин с легким сомнением, хотя слова Араджиса вроде бы вселили в него веру в успех.

Сам Араджис уж точно безоговорочно верил в победу.

– Мы это сделаем, – заявил он, да так звонко, что почти все, кто находился в пределах слышимости, повернули головы к двум королям. – Если что, отводи своих людей влево, Лис, а я поведу своих вправо. Встретимся за спиной у южан. Мы окружим их, и тогда ни один из этих ублюдков не сможет перебраться через Хай Керс, чтобы поведать о том, что случилось.

Возможно, автоматически, но себе он определил более почетное место в маневре.

– Пусть будет так, как ты говоришь, – ответил Джерин. В отличие от большинства его знакомцев, почет для него значил меньше, чем результат. Кроме того, ему было приятно, что Араджис предложил более изящный план, чем безудержный натиск – предел стратегических изысков трокмуа.

Но стоит ли ему так уж радоваться, что Лучник способен придумывать лучшие планы? Ведь загнав имперские силы за горы, им опять придется настороженно взирать друг на друга через границу, какая напрочь не устраивает Араджиса. Поэтому Лиса должны бы радовать не достижения, а промахи Лучника. Что ж, так оно, возможно, и было бы, если бы не одна мелочь. Глупость Араджиса в данный момент подвергала опасности и его.

Он решился задать Лучнику один вопрос:

– А не хочешь ли ты смешать своих людей с моими? Они уже вместе участвовали в двух сражениях. И должны, кажется, убедиться, что могут доверять друг другу в этой войне.

Но Араджис помотал головой:

– Я не хочу менять то, что уже привело к хорошему результату. У твоих людей есть братья, прочие родичи и друзья, давно дерущиеся бок о бок друг с другом, и то же самое у моих. Они будут биться вдвое лучше, зная, что в трудный момент твердо могут рассчитывать на помощь тех, кто сражается рядом.

– Думаю, Лучник тут прав, Лис, – сказал Вэн.

– Ну, может, и так, – допустил Джерин. – Вообще-то, даже скорее всего. Поскольку трудный момент, о котором тут было сказано, видимо, может наступить лишь тогда, когда наши войска соединятся в тылу у врага.

– Именно так, – сказал Араджис. – Кроме того, хотя твои люди слушаются меня, а мои – тебя, каждое войско будет лучше слушаться своего сюзерена. К тому же так у любого из нас меньше шансов замыслить предательство. Не то чтобы я боялся чего-то подобного, тем более после двух прошлых сражений, но и подвергать себя лишней опасности не хочу.

Джерин хотел было сказать ему, что он говорит ерунду, но осекся. Араджис говорил вовсе не ерунду. Он проявлял разумную осторожность. Подумав, Джерин решил, что тоже не хочет подвергать себя лишнему риску, который сильно уменьшится, если держать своих людей при себе.

Араджис видел, как он открыл рот, но потом ничего не сказал, и кивнул так, будто все понял. Похоже, он и вправду все понял, потому что продолжил:

– Мы союзники против общей угрозы, но не друзья. Не представляю, чтобы мы с тобой смогли подружиться.

– Как только мы загоним империю за Хай Керс… – начал Джерин и замолчал.

Они были врагами и, не расчисти империя проход через горы, сейчас вели бы иную войну. Он вдруг осознал это очень отчетливо. Если империя покинет северные земли, что помешает им вцепиться друг другу в глотку? Насколько он понимал, ничего.

– Союзники, – повторил Араджис. – Не друзья. Пока мы об этом помним, с нами все будет в порядке. Как до сих пор.

– Союзники, – кивнул Джерин.

Что звучало в его голосе: сожаление или облегчение? Даже он сам не знал ответа на этот вопрос. Стань Араджис его другом, Лис мог бы гораздо спокойнее спать по ночам. С другой стороны, может ли человек, числящий себя другом Араджиса Лучника, спать спокойно?

Вечером, после того как армия северян разбила лагерь, Райвин упал на колени.

– Лорд король, заклинаю тебя, позвольте мне насладиться вкусом сока сладкого винограда! – вскричал он.

– Что, тысяча чертей, ты тут изображаешь, Райвин? Поднимись, ради всего святого. – Джерин покачал головой. – А то еще подумают, что я хорошенькая крестьянская девушка, которую ты пытаешься заманить в постель.

– Поистине, лорд король, я страдаю от отсутствия вина не меньше, чем страдал бы без милых девичьих ласк, – ответил Райвин, вставая. Он подмигнул Джерину. – Истина также в том, что я заманил немало хорошеньких крестьянок в постель именно вот такими словами.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – сказал Джерин. – Возможно, они соглашались только ради того, чтобы ты замолчал.

– Возможно, – кивнул Райвин, ничуть не смутившись, – Признаюсь, я не спрашивал, почему они на это идут. – Он бросил на Джерина косой взгляд. – И тебя, лорд король, я тоже не спрошу, почему ты мне это позволил, клянусь!

Джерин сердито засопел.

– Иди ты со всеми своими клятвами к черту! Ты ведь знаешь, не так ли, что Маврикс явился сюда, когда Фердулф тайком припал к бурдюку? Конечно, знаешь, я сам тебе говорил.

– Да, я об этом знаю. – Райвин принял встревоженный вид. – Однако я совершенно запамятовал, где и что слышал, а потому отбросил услышанное, как болтовню лагерных пустомель.

– Ну конечно, – огрызнулся Джерин. – Когда ты не хочешь чего-то слышать, то просто делаешь вид, что ничего и не слышал. Ты всегда так поступаешь с неприятными тебе вестями. К сожалению, это правда. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: желаешь ли ты повидаться с Мавриксом? Да или нет?

– Мне все равно, – сказал Райвин. – Он лишил меня дара творить волшебство. Чего же еще он может лишить меня? Жизни? Что ж, если такое случится, то я умру совершенно счастливым, с ароматом вина на губах. Это лучший способ покинуть наш мир, чем все остальные, какие только приходят на ум.