Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 70 страниц)

АДАМ РОБЕРТС
ЧТО ТЕБЕ СКАЗАЛ ТЕССИМОНД?

Адам Робертс – старший преподаватель английского языка в Университете Лондона, автор научной фантастики, критик, рецензент и ученый, который написал множество исследований поэзии девятнадцатого века и критических работ о научной фантастике, включая «Историю научной фантастики», вышедшую в издательстве Palgrave («The Palgrave History of Science Fiction»). Его собственные произведения выходили в журналах «Postscipts», «Sci Fiction», «Live Without a Net», «FutureShocks», «Forbidden Planets», «Spectrum SF», «Constellations» и не только и были собраны под одной обложкой под названием «Почти по Свифту» («Swiftly»). Он написал романы «Соль» («Salt»), «Стена» («Оп»), «Камень» («Stone»), «Полистом» («Polystom»), «Снег» («The Snow»), «Гредсил» («Gradisil»), «Осколок» («Splinter») и «Земля безголовых» («Land of the Headless»). Его последние романы – «Йеллоу блю тибья» («Yellow Blue Tibia») и «Армия новой модели» («New Model Army»). Последняя его новелла озаглавлена «Рассказ о путешествии из мира и обратно с заходом на Луну, предпринятом в 1726 году по приказу короля Георга Первого, владыки Северной Европы и Лорда лунных территорий, Защитника веры, капитаном Вм. Четвином на борту „Кометы Георга"» («Ап Account of a Voyage from World to World Again, by Way of the Moon, 1726, in the Commission of Georgius Rex Primus, Monarch of Northern Europe and Lord of Selenic Territories, Defender of the Faith, Undertaken by Captain Wm. Chetwin Aboard the Cometes Georgius»). Готовится к изданию сборник «Адам Роботс» («Adam Robots»). Робертс живет в Стейнсе, в Англии, с женой и дочерью. Его сайт можно найти по адресу: www.adamroberts.com .

В этой обманчиво простой истории ученый пытается раскрыть тайну, которая поначалу кажется незначительной, но постепенно оказывается тревожной и даже страшной.

1

Нобелевская премия была у нас в кармане (не то чтобы я когда-нибудь всерьез собиралась убирать ее в карман), до публичного выступления оставалось всего две недели, когда Ни Цзян объявил о своем уходе. Я решила, что это шутка. Ни Цзян редко шутил, но какой еще вывод я могла сделать. Разумеется, он не шутил ни капельки. Яркие лучи солнца высвечивали текстуру его твидового пиджака. Он сидел в моем кабинете, повернувшись к окну сутулой спиной, а я все время отвлекалась на свет, идущий из окна. Было утро, и перед нами лежал целый день, обещающий множество возможностей. Дымоход котельной казался белым и прямым, как незажженная сигарета. Ива полоскала в реке свои зеленые щупальца, как будто пила воду. Студенты бродили по дорожкам или прохаживались по газонам, обняв друг друга за талии. Внизу, за границами кампуса, машины ползли по перекрестку, как элементарные частицы, и убегали вдаль по двухполосной дороге.

– Ты уходишь сейчас? – переспросила я. – Именно сейчас?

Он медленно кивнул, почесывая костяшки собственных пальцев.

– Мы обнародуем исследование через две недели. Ты прекрасно знаешь, Нобелевка… о! – Идея вдруг озарила меня, как молния. – Ты же не думаешь, что мы тебя не укажем? Укажем, конечно. Ты, я, Превер и Слейт – все будут числиться авторами. В этом все дело?

Вообще-то Ни Цзяну было не свойственно громко хлопать дверями и вести себя как примадонна. Более флегматичного и надежного индивидуума наша дождливая каменистая планета еще не рождала. Но, понимаете ли, я пыталась понять, почему он уходит.

– Нет, не в этом, – ответил он.

– В чем тогда?

Я всхрапнула. Потом закашлялась. Моя задрожавшая диафрагма не понравилась ФОР. Внутри что-то завозилось: ФОР меняла положение в пространстве.

Он посмотрел на меня, а потом коротко взглянул на мой живот: я отодвинула стул от стола, и весь мой торс был выставлен на всеобщее обозрение. Филогенетически-онтологическая рекапитуляторша во всей своей раздутой красе. Потом он снова взглянул мне в лицо. Несколько очень странных секунд мое сердце бешено колотилось о ребра, как будто пыталось выбраться наружу, и адреналин потек по шее к щекам. Но это прошло. К этому мой живот не имел никакого отношения.

– Я никогда не бывал в Мекке. – сказал Ни Цзян.

– В Мекке Бинго? – спросила я.

Я не пыталась шутить. Весь разговор меня здорово напрягал.

– Нет, – ответил он.

– Ты имеешь в виду, – я снова кашлянула, – в… Аравии?

– Да, там.

– Какое это имеет отношение к теме разговора?

– Я хочу, – сказал Ни Цзян, – поехать туда.

– Ладно, – согласилась я, – почему бы и нет? Мекка же вроде Тадж-Махала? Наверняка на нее стоит посмотреть. Погоди до пресс-конференции, а потом садись на ближайший летающий транспорт из международно признанного воздушного порта Хитроу.

Он только покачал головой, и тогда я сказала:

– Господи, поезжай сейчас, если хочешь. Если нужно. Пропусти выступление. Это ничего не значит. Ну, почти ничего. Если срочно – ну поезжай. Но тебе не нужно уходить совсем! Для чего? Почему?

Его безмолвный кивок был очень красноречив: нужно.

– Хорошо, Ну-Ну, а теперь, пожалуйста, объясни мне все, и помедленнее, – попросила я, – сжалься над моими иссушенными ребенком мозгами. Раскрой мне тайну. Почему ты хочешь поехать в Мекку?

– Пока я жив.

– Погоди. Ты же не умираешь? Иисус на бозоне, ты болен?

– Я не болен, – ответил Ни Цзян, – я совершенно здоров. По крайней мере, насколько мне известно. Понимаешь, я вовсе ничего не скрываю. Все мусульмане должны побывать в Мекке хотя бы раз в жизни.

Я обдумала эту идею.

– Ты мусульманин? Я думала, ты китаец.

– Одно другому не мешает.

– А как же та бутылка вина, которую мы тобой и Превером распили вчера в «Годольфине»?

– Ислам совершенен, а вот люди слабы. – Он стал раздирать кожу на тыльной стороне ладони еще энергичнее.

– Я не знала, – я чувствовала себя глупо, – я просто считала, мусульманам нельзя употреблять алкоголь.

– А я считал, беременным женщинам нельзя употреблять алкоголь, – парировал он.

В первый раз на протяжении этой странной беседы я увидела прежнего Ни Цзяна, заметила крошечный проблеск его прежнего остроумия, его обычный взгляд. Потом все снова пропало.

– Вчера вечером, в «Слоне», ты говорил о костюме, который наденешь на пресс-конференцию. Ты все время повторял, что твоя мама будет смотреть трансляцию, что весь мир тебя увидит, что тебе нужен хороший костюм, что ты должен поговорить с лондонским портным. Куда делся лондонский портной?

– Я говорил с Тессимондом, – сказал он.

В первый раз тогда я услышала это имя. Не последний, совсем не последний.

– С кем?

– С другом Превера.

– С этим угрюмым мужиком? Бывшим профессором из Орегона? Ты с ним говорил? Когда?

– Полчаса назад. – Ни Цзян смотрел в потолок.

– И он велел тебе уйти из команды? Брось. Ну-Ну. К чему его слушать?

– Он не велел мне уходить из команды.

– А тогда что он сказал?

– Он рассказал о расширении вселенной, – пояснил Ни Цзян, – и я понял: я должен уйти от вас и поехать в Мекку.

– Ничего безумнее я в жизни не слышала, – сказала я.

В эту секунду моя маленькая филогенетически-онтологическая рекапитуляторша махнула ножкой и пнула меня в селезенку. Или какой там орган внизу живота больше всего похож на комок распухших нервов. Я втянула воздух сквозь зубы и заерзала на стуле.

– Он рассказал тебе о расширении вселенной? А не ты ему? Это не он главный кандидат на Нобелевку, а ты.

Он не ответил, и я стала терять терпение.

– Что конкретно он рассказал тебе о расширении вселенной?

Ни Цзян второй раз посмотрел на мой живот. Потом встал, и его колени скрипнули, принимая его вес.

– До свидания, Ана, – сказал он, – ты сама знаешь, как бывает.

– Не знаю.

– Мне не хотелось бы производить ложного впечатления. Я не могу даже утверждать, будто он мне вообще что-то сказал. Он просто обратил мое внимание на очевидное. Ты же сама знаешь, Ана, как это – кто-то говорит тебе несколько слов, которые полностью меняют твой взгляд на мир, а потом ты начинаешь думать: очевидно же, как я раньше не замечала?

– Это он и сделал?

– Да.

– И теперь ты уходишь? Вместо того чтобы подождать пару недель и получить Нобелевскую премию по физике?

Он кивнул.

– И что это? Что он сказал? Что вообще можно тебе сказать – и заставить тебя так отреагировать? Ты самый нормальный из нас из всех!

В третий раз он взглянул на филогенетически-онтологическую рекапитуляторшу, плавающую в мешке жидкости, окруженную моей плотью. Одно быстрое движение глаз, через секунду он снова смотрел мне в лицо. Потом он пожал мне руку тем странным способом, который вычитал в романах Джейн Остин или я вообще не знаю где, и ушел. На следующее утро я видела, как он тащил свой чемодан по сорокаметровому циферблату солнечных часов, больше всего походившему на гигантскую крышку люка, у здания отдела кадров. Я окликнула его и помахала ему рукой, он помахал в ответ, а потом сел в такси и уехал. Больше я его никогда не видела.

2

Конечно же, я хотела поговорить с этим странным Тессимондом и выяснить, почему он распугивает моих людей. Я очень старалась, чтобы собрать лучшую команду, объединить вокруг себя настоящих интеллектуалов. Я написала Преверу с просьбой зайти ко мне в кабинет, а когда он не пришел и не ответил, встала, с трудом сбалансировав вес филогенетически-онтологической рекапитуляторши, и потащилась по коридору, откинувшись назад. Я не стучала. Я была главой команды, дарителем колец, хранителем сокровища. Мне не требовалось стучать.

Превер сидел у себя в кабинете вместе со Слейтом, и между ними явно происходила старая добрая ссора. Превер как раз встал и то ли надевал, то ли снимал куртку.

– Ни Цзян только что нас покинул, – заявила я, плюхаясь на стул с неуклюжей грацией, единственно возможной для людей в моем положении, – просто пришел ко мне и уволился.

– Мы знаем, босс, – ответил Слейт, – Превер тоже уходит.

– Он сказал, это твой друг его уговорил, Джек. – Превера звали вовсе не Джек, а Стефан, но мы, естественно, называли его Джеком. – Так, погоди-ка. Что значит – Превер тоже уходит?

– Он хочет сказать, Ана, – ответил Джек, – я тоже ухожу из команды. Я прошу прощения. Прошу от всего сердца. Уже довольно поздно. Если бы я узнал раньше, я не стал бы доставлять тебе подобные неудобства. Тебе и твоей… – прямо как Ни Цзян, он бросил многозначительный взгляд на ФОР и снова посмотрел мне в лицо.

– Ты издеваешься, – сказала я.

– К моему превеликому сожалению, Ана, я не издеваюсь. Но мы очень благодарны тебе за то, что ты все правильно поняла. – Превер говорил по– английски довольно верно, с выговором, похожим то ли на Дэвида Нивена, то ли на диктора «Би-би-си», но упрямо цеплялся за французскую привычку произносить межзубное «th» как «т» или «з».

– Я пытался с ним поговорить, – сказал Слейт, – он не отвечает, в чем дело.

– Ты говорил со своим другом Тессимондом, – предположила я, задыхаясь после прогулки по коридору.

– Да. Ну-Ну так же поступил? – спросил Слейт.

– Что он тебе сказал?

– Без толку спрашивать, босс, – объяснил мне Слейт, – я уже час его допрашиваю, но он мне ни слова не ответил. В любом случае это заняло не больше десяти минут.

– Да, приблизительно столько, – подтвердил Превер и сунул правую руку в пустой рукав, подтвердив тем самым, что надевал куртку, а не снимал.

– Он твой друг?

– Тессимонд? Мы дружили много лет назад. Я очень удивился, его увидев. Я предложил позавтракать. Вместе со Слейтом, который опоздал. Как всегда.

– Я опоздал всего на пятнадцать минут, – сказал Слейт, – и этого хватило Тессимонду, чтобы уговорить Джека уйти из проекта. Пятнадцать минут!

– Он не уговаривал меня уйти. Он вообще ничего не говорил о нашей команде, о Нобелевке. Он просто рассказал одну вещь. Невероятно… очевидную. Мне стыдно, что я раньше об этом не думал.

– И она оказалась важнее долгих лет работы и убедила тебя в бесполезности Нобелевской премии?

Превер пожал плечами.

– В Монпелье живет одна женщина. Ее зовут Сюзанна, – объявил он, – я еду к ней.

– Ты с ума сошел. Ты не можешь снять свое имя. Оно останется в статье! – Слейт, кажется, впадал в истерику. – Мы не будем убирать твое имя!

– Мне все равно, – ответил Превер, – делайте что хотите. И я буду делать что хочу.

– Секундочку, Джек, – попросила я, – подожди. – Он уже смотрел на дверь, и я понимала: сейчас он свалит. – Расскажи нам хотя бы, что он такого сказал.

– Сами у него спросите. Он остановился в «Холидей Инн». У Слейта есть его номер.

– Джек, ну Джек, я же знаю тебя десять лет, ради всего святого, мы же друзья, – я пригладила безымянным пальцем одну бровь, потом другую. Я пыталась придумать, как быть дальше, – не разводи тайны, Джек. Прошу тебя как друга. Просто скажи мне, что происходит, что пошло не так.

– Не так пошел я, – сообщил Превер, – отсюда. Пока. – Он всегда очень гордился своими английскими каламбурами.

– Что тебе сказал Тессимонд?

Превер задержался в дверях, посмотрел на мой живот – не на меня – и сказал:

– Он просто указал мне на то, что всегда было прямо перед нами. Особенно перед нами лично. Тобой, мной, Слейтом. Нам следовало бы понять гораздо раньше! Но и любому станет очевидно, кто хоть минуту над этим подумает.

– Джек, не надо так.

– До свидания, Ана. И ты, Слейт.

– Дело в Боге? – спросила я напоследок. – Ну-Ну собрался в Мекку. Этот Тессимонд что, проповедник? Он каким-то образом склонил тебя к религии? И ты теперь будешь… чем там Христос сказал в Ветхом, то есть в Новом Завете? Оставишь лодку и отца своего и сделаешься ловцом человеков?

Превер улыбнулся, и его бакенбарды зашевелились. Улыбнулся широко и радостно.

– Если тебе от этого будет легче, Ана, я остался атеистом, каким был всегда. Никакого Бога нет. Зато есть женщина по имени Сюзанна, которая живет в Монпелье. – Он вышел.

Я посмотрела на Слейта, как будто именно он провинился, а не Превер. Он стоял, потому что Превер тоже стоял. Теперь, когда нас осталось двое, он сел.

– Ну, – сказала я, – ты тоже валишь? Меня бросает вся команда.

– Нет, босс, – он выглядел уязвленным моими словами, – ни в коем случае! Я знаю, что такое верность. И еще, ну… мне хотелось бы получить Нобелевку.

– Это все шутка? Джек и Ни Цзян вступили в комплот?

– Куда?

– В комплот. В смысле, они сговорились нас обмануть или как?

– Я знаю, что такое комплот. Я просто тебя не расслышал. – Он оглядывал кабинет Превера, как будто хотел найти тут ответ. – Они струсили, – сказал он, – полагаю, они ушли всерьез. Оба. Я не думаю, что они пошутили, босс. Кто будет шутить такими вещами? Может быть, дело во времени? Скоро уже все объявят. Наверное, они просто струсили.

– Я бы поверила насчет Ни Цзяна, но не насчет Превера. И, честно говоря, я вот сейчас подумала и не верю, что Ну-Ну струсил.

– А как еще, босс? Почему они оба ушли сегодня?

– Позвони этому Тессимонду, – велела я, – узнай, что он им сказал. А еще лучше попроси его сказать то же самое наоборот. Пусть он свяжется с обоими ребятами и уговорит их вернуться. Он думает, это игра? Разрушить мою команду накануне нашего торжества?

Слейт вытащил телефон, подержал в руке минутку и положил себе на голову. Он так делал не в первый раз. Его лысый череп имел странную форму: над пушистыми бровями была своего рода выемка, тридцатиградусный уклон на френологическом ландшафте, и айфон прекрасно туда помещался. Поначалу Слейт делал это ради шутки, но шутка повторялась так часто, что постепенно стала привычным жестом.

– Может быть, босс, ты поговоришь с ним?

– Боишься?

– Нет, – ответил он так быстро и решительно, что это «нет» явно значило «да». – Но ты же у нас главная. – Я наклонила голову набок, и он добавил: – А еще я читал один рассказ.

– Научная фантастика?

– Конечно. – Как будто Слейт когда-нибудь читал другие рассказы! – Там было про одну штуку под названием «блит». Ты когда-нибудь слышала про блит?

– Если это какая-то порнография, то я тебя уволю за сексуальные домогательства.

– Нет-нет, наука и фантастика в одном флаконе. Блит – такая штука, что если ее увидеть, хотя бы краем глаза, то начинаешь думать только о ней. Ты не можешь перестать, она расширяется, занимает все твои мысли, и ты сходишь с ума.

– Ну и?

– А если Тессимонд говорит что-то вроде вербального блита?

Я уронила лицо в ладони. Ангел на моем правом плече расхохотался в голос, а дьявол на левом – ударился в слезы. Потом я взяла себя в руки. Гормоны при беременности в самом деле влияют даже на самую сильную волю, это просто химический эффект.

– Пожалуйста, больше никогда не произноси фразу «вербальный блит» при мне. И позвони Тессимонду.

Слейт робко набрал номер. Всего через пару секунд он заговорил:

– Алло, мистер Тессимонд? Алло? Меня зовут Слейт, ваш номер дал мне Стефан Превер.

Потом последовала долгая пауза, и Слейт водил глазами слева направо и справа налево, и я почувствовала легкую панику, как будто этот незнакомый человек гипнотизировал его. как Деррен Браун, только по телефону. Но потом он сказал:

– Начальник нашей группы, профессор Радоньич, здесь, и она интересуется, может ли она… да, конечно. – Тишина, напряженное выражение лица. – Они оба ушли из команды, довольно-таки внезапно, сами понимаете. И они оба говорили с вами о… да, да. – Кивок. Почему люди кивают, когда говорят по телефону? Ведь собеседник не может их увидеть. – Ясно. Понимаю. Мы просто хотели знать, что…

– Дай мне, – велела я, протягивая руку. Слейт протянул мне телефон. – Алло, мистер Тессимонд? Это Ана Радоньич.

– Могу ли я звать вас просто Аной? – спросил Тессимонд. У него был приятный низкий голос, он говорил со среднезападным американским акцентом и немного сипел на некоторых согласных, как курильщик. Меня это немного выбило из колеи. Чуть-чуть. На микрон.

– Хорошо. А к вам как обращаться?

Он коротко и довольно музыкально хмыкнул.

– Меня зовут Тессимонд, – сказал он, – рад вас слышать, Ана. Я глубоко восхищаюсь вашей работой.

– Что вам известно о моей работе? – Полагаю, звучало это несколько более параноидально, чем должно было.

– Я был профессором на кафедре Хенри Семата по теоретической физике в Городском университете Нью-Йорка. Несколько лет. Очень давно. Я ушел больше двадцати лет назад.

– Вы работали в Университете Нью-Йорка? А почему я ничего о вас не слышала?

– Я не публиковался, – буркнул он, – а в чем дело?

Это меня задело, и я бросилась в бой:

– Дело в нашем открытии, мы совершили прорыв в области изучения темной энергии, и я не думаю, что любой другой физик в мире когда-либо был таким явным кандидатом на Нобелевскую премию. Но два ключевых члена нашей команды ушли сегодня утром. Вот в чем дело.

– Значит, вопросов больше одного, Ана. – мягко сказал он.

Но его мягкость только сильнее меня разозлила.

– Не знаю, какую игру вы ведете, – бросила я. – Но это серьезно. Речь идет о моей карьере ученого и о Нобелевской премии, а не о какой-нибудь… розетке лучшего голубятника. – Я сказала так, потому что голубь в тот момент сел на подоконник кабинета Превера, треща крыльями с таким звуком, будто тасовали колоду карт. Потом он сложил крылья и встал, надменно глядя на нас сквозь стекло. – Это кульминация долгих лет нашей работы, – сказала я почему-то голубю.

– Я говорил о ваших открытиях со Стефаном пару часов тому назад, – послышался голос Тессимонда, – исследование просто невероятно.

– Стефан убежал на самолет в Монпелье! – заявила я. – Вы не знаете почему?

Тессимонд тихо вздохнул.

– Боюсь, не могу даже предположить, Ана.

– Нет? Вы что-то ему сказали, и он немедленно бросил все, над чем работал много лет!

Он помолчал, а потом сказал:

– Я этого не хотел, Ана.

– Нет? Тем не менее вы все испортили. Может быть, вы хотите помочь мне все исправить?

– Я очень сомневаюсь, – грустно сказал он, – вряд ли я могу что-то для вас сделать. – И добавил: – Скорость расширения космоса возрастает.

– Ну, – сказала я, – да, возрастает.

– Это стало известно недавно. Вы хотите сказать, будто знаете, почему так происходит?

– Профессор Тессимонд…

– Темная энергия, – сказал он. – Не хотите ли пообедать со мной?

Я взорвалась. Наверняка из-за гормонов.

– Я сегодня ужасно занята! Придется разгребать последствия вашего поступка, и времени на обед у меня не будет! – ФОР как будто слушала весь разговор и, возмутившись тем, что еды не дадут, выбрала этот момент и пнула меня в желудок, прижав его к ребрам. Я поморщилась, но продолжала говорить: – Мне придется объяснить администрации университета, почему два – не один, а два! – члена моей группы решили покинуть корабль за несколько недель до обнародования нашего исследования!

– Тогда давайте поужинаем, – предложил он, – или выпьем. И доктора Слейта пригласите, конечно. И всю вашу администрацию, если хотите. Я не хотел мешать вашей работе и с удовольствием объяснюсь сам.

– Наверное, я найду немного времени завтра, – сказала я, – вы живете где-то здесь? Тут есть бар. Он почему-то называется бар «Бар». Мы зовем его «Слоном». Будет ли для вас приемлемо встретиться там завтра в районе обеда?

Повесив трубку и вернув Слейту телефон, я сказала, что мы придумали.

– А почему не встретиться с ним сейчас? – спросил Слейт.

– Потому что сегодня я собираюсь уговаривать Ни Цзяна и Джека вернуться к нам. Не знаю, какую такую вещь он им сказал, но мне хотелось бы выступить перед ним единым фронтом. Завтра, Слейт. Завтра.