Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 70 страниц)

* * *

Позже тем же утром я сидел на крыльце – поджидал репортершу. Пялясь на озеро, я ничего не добился, и взгляды на ночное небо над сараем за все эти годы тоже не сработали, но стоило посверлить глазами рододендроны, и она, конечно же, явилась. Шагнула из-за кустов, махнула рукой. Опять бодренькая, несмотря на долгий пеший подъем по подъездной дорожке, но тут ее можно понять: кто ж захочет царапать машину о торчащие тут и там ветки. Однажды кусты совсем срастутся, переплетутся, как пальцы сомкнутых ладоней, и навсегда отрежут меня от мира, точно в сказке. Но пока еще не отрезали, ведь мисс Принцесса сюда добралась – в сапогах по колено и в платье, задранном по самое не балуй. Сегодня она обрядилась в красное и черное. Даже дурацкая тарелка на голове была красной с черной кнопкой посередине. Принцесса потягивала сок из коробки через соломинку.

– Обожаю апельсиновый, – сказала она мне. – Всякий раз во время путешествий не могу им насытиться. Вот, я и для вас захватила.

Я взял протянутую коробочку, девица показала мне, как вытащить соломинку и воткнуть ее в отверстие, и какое-то время мы сидели бок о бок, попивая сок. Я ничего не говорил, просто пил, смотрел в глаза Дональда Дака и снова пил. Наконец Принцесса опустошила свою коробочку с протяжным бульканьем и повернулась ко мне:

– Вы вчера ездили к озеру?

– Да, ездил, мэм.

– Что-нибудь видели?

Сок был водянистый, с металлическим привкусом, но мне понравился, и я не отрывался от соломинки.

– Ни черта не видел. – Я поднял глаза на репортершу. – И тебя не видел.

– Да, простите. Начальство вызвало. Когда я на задании, то не распоряжаюсь собственным временем. – Теперь она уставилась на меня. – Уверены, что ничего не видели?

Я покачал головой, с бульканьем втягивая последние капли сока:

– Ничего такого, что доктор Ратледж не смог бы объяснить. Никого, с кем можно пообщаться.

– Как вам доктор Ратледж?

– Мы отлично ладили, – заверил я, – когда он не мастерил дубинку, чтобы меня отделать, а я не мочился на его технику. Но о тебе он спрашивал. Именно с тобой он предпочел бы нести это дежурство в темноте.

– Я постараюсь позвонить ему, прежде чем уеду.

– Куда?

Принцесса нервно поправила шляпку:

– Домой. Задание выполнено.

– Получила все, что хотела?

– Кажется, да. Благодаря вам.

– Ну а я нет. – Я вновь посмотрел ей в лицо. – Я никогда не получу желаемого. Того самого, мне нужного, нет на Земле. Оно там, куда мне больше не попасть. Ну не паршиво ли? И все же я прекрасно существовал, пока пару дней назад не явилась ты и снова не растормошила меня. Я не сомкнул глаз ночью и сейчас не сплю. Только и могу думать о том, что скоро опять стемнеет и увижу ли я что-нибудь на сей раз.

– Но это же чудесно. Смотрите в оба, мистер Нельсон. Вы уже видели всякое, и не в последний раз. – Девица постучала по моей руке коробочкой из-под сока. – Я в вас верю. Сначала сомневалась, потому и решилась на визит – посмотреть, сохранили ли вы веру. И теперь вижу, сохранили… по– своему.

– Нет во мне веры, – возразил я. – Слишком я для этого стар.

Принцесса встала:

– Ох, ну что за вздор! Сегодня ночью вы доказали обратное. Прочие сторонились света, но не вы, мистер Нельсон. Не вы. – Она поставила свою коробочку на ступеньку рядом с моей. – Выбросите ее, ладно? А мне пора.

И протянула руку. Ладонь была горячей и сильной. А пожатие дало мне силы подняться, заглянуть ей в глаза и сказать:

– Я все наврал. Про пса Бо, полеты на Венеру и Марс, исцеленную поясницу. Все это выдумка, видит бог, каждое слово.

И я был искренен. Да простит меня Боб Соломон, в тот миг я верил, что говорил правду.

Мисс Принцесса уставилась на меня огромными круглыми глазами, на мгновение вдруг став похожей на ребенка, которому сказали, что Санта больше не придет, никогда-никогда. Затем вновь повзрослела, шагнула ко мне с грустной улыбкой, прижала руки к нагруднику моего комбинезона и, встав на цыпочки, поцеловала меня в щеку, словно родного деда. После чего сунула что-то мне в карман и прошептала на ухо:

– На Энцеладе я слышала другое. – Она похлопала меня по карману. – Это поможет найти меня, если понадоблюсь. Но я вам не понадоблюсь. – И спустилась во двор и пошла прочь, размахивая сумочкой и бросив через плечо: – Знаете, что вам нужно, мистер Нельсон? Собака. Она ведь отличный помощник для фермера. Она будет сидеть с вами по ночам, лежать рядом, согревать. Глядите в оба. Не предугадаешь, когда появится какой-нибудь бродяга.

Она обошла куст и исчезла. Я поднял пустые коробки с Дональдом Даком, дабы чем-то занять руки, и уже собирался уйти, когда меня окликнул мужской голос:

– Мистер Бак Нельсон?

На краю подъездной дорожки, где еще пару секунд назад стояла мисс Принце… нет, мисс Рейнс, она заслужила настоящее имя, теперь нарисовался юнец в тонюсеньком галстуке и в очках с роговой оправой. Он шагнул вперед, протягивая мне руку, а другой извлекая из кармана джинсовой куртки плоский прямоугольный блокнот.

– Меня зовут Мэтт Кетчум, – представился гость. – Рад, что нашел вас, мистер Нельсон. Я репортер из Ассошиэйтед Пресс, пишу статью о выживших контактерах пятидесятых.

– Ох, да неужто опять! – воскликнул я, осмыслив его слова. – Черт, я же только что рассказал все мисс Рейнс. Она тоже из этой вашей Ассошиэйтед.

Кетчум опустил руку, недоумевающе моргая.

Я указал на подъездную дорожку:

– Ну же, ты должен был столкнуться с ней, и двух минут не прошло! Красотка в красно-черном платье и сапогах вот до сих. Мисс Рейнс, или Хейнс, или что-то вроде того.

– Мистер Нельсон, я вас не преследую. У меня нет коллег с фамилией Рейнс или Хейнс, и сюда не посылали никого, кроме меня. И я не встретил никого по дороге. Нигде поблизости не было машин, и на шоссе тоже. – Он тряхнул головой и глянул на меня с жалостью. – Вы точно не перепутали этот день с каким-нибудь другим, сэр?

– Но она же… – начал я, подняв руку к нагрудному карману, однако почему-то не стал говорить об оставленной визитке, будто удержало что-то. От ткани исходило странное тепло, словно туда раскаленный уголек сунули.

– Может, она работает на кого-то другого? Например, «Юнайтед Пресс» или «Пост-Диспатч»? Надеюсь, меня опять не обойдут с публикацией. Впрочем, ажиотаж понятен, после фильма Спилберга все как с цепи сорвались.

Повернувшись, я впервые взглянул на репортера прямо:

– Где находится Энцелад?

– Что, простите?

Я повторил вопрос, активно двигая губами, словно он глухой.

– Эм, без понятия, сэр. Я такого не знаю.

– Не сомневаюсь, – пробормотал я себе под нос. – Это один из спутников Сатурна.

Вспоминая, я поднял сжатую в кулак правую руку – вроде как Сатурн – и принялся водить вокруг нее большим пальцем левой.

– Он в той части, где кольцо становится разреженным. Тринадцатый по расстоянию от планеты. Или четырнадцатый? – Кетчум продолжал таращить глаза, и я грустно посмотрел на него и покачал головой: – Если это все, что ты знаешь, то ты не знаешь ничего, вот тебе факт.

Он прокашлялся:

– Возвращаясь к нашему разговору, мистер Нельсон, как я уже сказал, я опрашиваю всех контактеров, которых удается найти. Джорджа Ван Тессела, Орфео Анджелуччи…

– Да, да, Трумена Бетурума и прочих, – перебил я. – Она тоже со всеми говорила.

– Бетурума? – переспросил репортер и тут же полез в свой блокнот. – Вы о дорожном рабочем, который утверждал, что встретил пришельцев на вершине холма в Неваде?

– Ага, о нем самом.

Теперь Кетчум казался обеспокоенным:

– Мистер Нельсон, вы, должно быть, неверно ее поняли. Трумен Бетурум скончался в шестьдесят девятом. Он восемь лет как мертв, сэр.

Я застыл, уставившись на рододендрон, но видя перед собой красивое лицо под круглой шляпой и слыша певучий голос, звучавший так, будто его обладательница учила английский по книжкам.

Затем развернулся и зашел в дом, позволив сетчатой двери захлопнуться за спиной, но не потрудившись ее запереть.

– Мистер Нельсон?

Грудь теперь просто пылала. Я прошагал в чулан и включил свет. Вещи так и валялись на полу, где я их оставил. Я отпихнул в сторону Мэрилин и газетные вырезки и схватился за книги.

– Мистер Нельсон? – Голос приближался, двигаясь по дому, точно блуждающий огонек.

Вот она: «На борту летающей тарелки», автор Трумен Бетурум. Я перелистывал страницы, проглядывая только изображения, пока наконец не нашел ее: темные волосы, темные глаза, острый подбородок, круглая шляпа. Такой старик Трумен нарисовал капитана Ауру Рейнс, сексуальную Космическую Сестру с планеты Кларион, навещавшую его одиннадцать раз. Она являлась прямо к нему в спальню в своей узкой красно-черной униформе так часто, что миссис Бетурум ревновала и подала на развод. Я слышал, вконец одряхлев, Трумен начал нанимать таких ассистенток для разбора корреспонденции, которые внешне походили на Ауру Рейнс.

– Мистер Нельсон? – позвал юнец Кетчум от двери. – Вы как?

Я бросил книгу и встал:

– Все нормально, сынок. Ты меня извинишь? Мне кое-куда надо.

Захлопнув дверь у него перед носом, я забаррикадировал ее. книжным шкафом и достал визитку мисс Рейнс, которая уже так раскалилась, почти обжигала пальцы. На ней не было ни единого слова, лишь блестящая серебряная поверхность, точно зеркало отражавшая мое лицо… а за лицом виднелось еще что-то, что-то внутри карточки, движущееся в серебристом мраке – словно мириады звезд неслись ко мне навстречу. И пока я пялился на горячий прямоугольник в попытке что-нибудь разглядеть, мое отражение скользнуло в сторону и исчезло, и карточка стала окном, большим окном, а затем и дверью, в которую я вошел, не сделав ни шага. И кто-то там играл на скрипке, не танцевальную мелодию, нет, просто медленно и грустно скрежетал смычком по струнам, пока вокруг меня кружили звезды, а перед глазами появлялась окольцованная планета. Кольцо сначала казалось единым и плоским, но потом наклонилось, стало толще, а когда я нырнул вниз – приблизилось и разделилось на полосы, как на срезе дерева. Затем я увидел повсюду камни, нереально прекрасные, неземные, море камней так близко друг к другу, и я упал между ними, точно муравей меж обломков на гравийной дорожке, и понесся к светящейся точке. Все быстрее и быстрее, и точка все увеличивалась, расширялась и принимала грушевидную форму; рядом тянулась длинная сверкающая линия, будто шахта космического лифта или цепь, и на самом конце этой цепи луна превратилась в пылающую лампочку. Лампочку в моем чулане. Я уставился на нее, ослепленный, моргающий. Голова болела, карточка беззвучно выпала из ослабевших пальцев. Я все еще шаркал ногами по полу, словно куда-то шел, хотя скрипка уже не играла. Я вообще ничего не слышал за стуком, лаем и голосом юнца Кетчума:

– Мистер Нельсон? Это ваша собака?

БРИТ МАНДЕЛО
ЗАВЕРШЕННОЕ ПОЛОТНО

Некоторые истории настолько глубоки и проникновенны, что их нужно писать не чернилами, а кровью. И кровью за них заплатить.

Брит Мандело – писательница, критик и главный литературный редактор «Strange Horizons». Она опубликовала две научно-популярные книги: «Вне бинарности: гендерквир и сексуальный флюид спекулятивной литературы» («Beyond Binary: Genderqueer and Sexually Fluid Speculative Fiction») и «Нас задвинули: Джоанна Расс и радикальная правда («We Wuz Pushed: On Joanna Russ and Radical Truth-Telling»). Художественные, публицистические и поэтические произведения Мандело печатались в таких журналах, как «Stone Telling», «Clarkesworld», «Арех» и «Ideomancer». Также она регулярно пишет для Tor.com. Брит Мандело живет в Луисвилле, штат Кентукки.

Молли постукивала по экрану своего капризного планшета влажным от пота пальцем, оставляя блестящие отпечатки. Следующая страница загружалась с небольшой задержкой. Дождевая вода лилась сквозь открытые окна на плиточный пол маленькой клиники, но не могла прогнать летнюю жару. Даже при распахнутых настежь рамах температура внутри была не меньше сорока двух градусов, хотя, после того как она поднялась выше сорока, точнее определить стало трудно.

Деревянная дверь с грохотом распахнулась и ударилась о косяк. Вздрогнув, Молли шлепнула планшетом по столу сильнее, чем ей того хотелось, и машинально себя упрекнула: «Будь аккуратнее, новый тебе не по карману». Пока она стояла, тонкая юбка, закатанная до самой талии, развернулась, укрыв колени. Посетитель куда более аккуратно затворил дверь. Сначала Молли отметила огромные размеры незнакомца, потом – терморегулирующую одежду, в которую тот был закутан с головы до пят. Ее желудок сжался. За все годы внизу она ни разу не видела никого, кто мог позволить себе подобное. Одна только рубашка стоила больше ее стипендии за шесть лет «гуманитарной помощи» в клинике, и то если вообще не тратиться на инструменты.

Туристов со станций не бывает. По спине Молли пробежала новая волна пота. В военной полиции носят униформу. А этот человек – нет.

– Вам нужна помощь? – спросила она. когда пауза слишком затянулась. – Назначения?

Незнакомец откинул коричневый капюшон рубашки, открыв белокожее лицо с квадратным подбородком, тонкими губами и карими глазами. Лицо обрамлял ореол кудрявых выбеленных волос с темными корнями. Одежда сделала свою работу, без нее такая бледная кожа покрылась бы волдырями и ранами.

– Вы – врач?

Голос пришедшего был мелодичным и в то же время грубоватым контральто, словно у женщин, куривших табак в старых фильмах. Молли понадобилось несколько мгновений, чтобы увязать этот голос с плотным широким телом. Она заметила едва различимый намек на грудь под рубашкой, на что не обратила внимания раньше.

– Да, – ответила она, обходя рабочий стол.

За три шага она миновала кушетку для осмотров и полку с медикаментами. Майка заскользила по коже, когда она протянула руку незнакомке.

– А вы…

Женщина помедлила, затем взяла ладонь Молли. Пальцы гостьи были горячими и красными от солнечных ожогов. Наверное, она не носила перчаток.

– Джада.

Молли глядела с неодобрением.

– Что вам нужно?

– Сразу к делу, – произнесла незнакомка.

Она отняла руку и одним плавным движением стянула рубашку через голову. Затем выпрямилась, развернув плечи. Молли вздрогнула, но заставила себя смотреть. Джада была очень мускулистой, крепкой, как ствол дерева, и, возможно, такой же тяжелой, но потрясало не это. Потрясали шрамы.

– Вы понимаете, что это? – спросила женщина.

По ее телу от термобрюк до шеи змеились узоры. Ребра с левой стороны были покрыты серебристой массой букв вперемешку с символами; стилизованное солнце вокруг пупка разбрасывало волнистые лучи. Журавль, чьи лапы скрывались за поясом брюк, расправлял крылья на правом боку. Среди больших изображений прятались рисунки поменьше. Три простые косые черты пересекали пространство между ключицами. Ее кожа читалась как роман, ее плоть была податливым шедевром, созданным лезвиями ножей. Некоторые шрамы еще оставались розоватыми, а спираль на левой груди светилась злой и свежей краснотой.

«Шрамы убийцы, – подумала Молли. – Знак синдиката». Огромное количество отметин заставило горло сжаться. Она отступила назад, словно один шаг имел какое-то значение для опытного киллера.

– Мне нужен новый, – сказала женщина, показав пустую, нетронутую руку. – Тут.

– У вас должен быть свой художник… – начала Молли.

– Не внизу, – прервала ее женщина из синдиката.

Она отвернулась, уставившись на дорогу в открытое окно. Ее губы сжались в тонкую линию. Молли заметила множество серебряных колец, вдетых в изгиб уха.

– Прямо сейчас. Я щедро заплачу за потраченное время.

«Новые отметины нового убийства». У Молли немедленно возник вопрос: где эта женщина заслужила на них право – на станциях или здесь?

Она разлепила губы:

– Почему прямо сейчас?

Синдикатам незачем было возвращаться на старую Землю, вернее, на ту ее часть, где еще обитали люди. За исключением торговли здесь мало что могло заинтересовать молодых, отчаянных и привлекательных, если только они не бежали от военной полиции. Молли подозревала, что правительство станций вообще беспокоило себя отправкой полицейских вниз лишь для того, чтобы арестовать иногда появляющихся там членов синдиката. Ничем другим наряды, как известно, не занимались.

После напряженного молчания Джада ответила:

– Это имеет значение?

– Только денег недостаточно. Не ради одного из вас.

Джада холодно усмехнулась. Она намотала рубашку на кулак и вздернула подбородок. Молли смотрела в лицо женщины, а не на ее голый торс, хотя шрамы притягивали взгляд, будто засасывающая гравитация черной дыры.

– Я расскажу вам эту историю. Или любую другую. У меня их много.

– Кого вы убили? – выдавила из себя Молли.

– Ах, это, – сказала Джада.

На ее лице смутной тенью мелькнуло странное выражение и исчезло, прежде чем Молли смогла его понять. Сердце Молли внезапно заколотилось, во рту стало сухо в предчувствии ответа.

Посетительница помолчала, затем снова заговорила с мрачной болью, пронзившей ее прежнее спокойствие:

– Не вашего знакомого. Своего партнера.

Молли ненавидела себя за то, что ответ заставил ее на мгновение растаять и, хуже того, разжег в ней любопытство.

Она привыкла к страданиям. Внизу люди жили своей – больной, голодной, нищенской – жизнью. Они слабели, недоедали и мучились; нежные цветы из плоти и крови, беззащитные перед жесткой солнечной радиацией, которую едва отфильтровывала разрушенная атмосфера. То, что было при ней во время депортации, сделало ее самой богатой женщиной в городе: планшет, несколько сотен в станционной валюте на банковском счете и медицинская степень. Деньги ушли на покупку дома быстрее, чем она сообразила, что больше раздобыть не сможет, планшет доживал последние дни. Медицинская степень лишь обеспечила клинике символическую дотацию от одной из огромных благотворительных корпораций – эти станционные махины позволяли людям пожертвовать карманные деньги на помощь нуждающимся и почувствовать себя добродетельными. В любом случае стипендия шла на ежемесячное пополнение запасов больницы, которые доставлял курьер из порта в тридцати километрах, и изредка на дополнительные инструменты. Завидное богатство, что она привезла с собой, не могло одевать ее или кормить каждый вечер. До первой недели на Земле ей ни разу не приходилось голодать.

Туристов на планете не бывает.

– А почему на руке? – наконец спросила она.

Джада резко оглянулась.

– Потому что ее я помыла.

Молли сдержала душившие ее вопросы. «Вы бросили свой синдикат? Они охотятся за вами? Кто вы? Как оказались здесь? Вы застряли внизу?» Она опять пересекла комнату. Села за стол, кромка деревянного стула врезалась в бедра. Джада встряхнула рубашку и снова накинула ее через голову. Жесткая ткань скрыла шрамы и красноту, которая уже начала заливать ее бледную кожу.

– Сколько? – спросила Молли.

– У меня припрятано две-три тысячи в станционной валюте, – ответила Джада и, подойдя ближе, уперлась руками в столешницу. – Я хочу занять всю руку. Он этого заслуживает. Беретесь или нет?

Молли прикрыла глаза, чтобы не смотреть на женщину, нависавшую над столом, и все же продолжала чувствовать падавшую на нее тень. И гнет отчаянного любопытства.

Молли подумала об опухоли, которую почти год назад нащупала задеревеневшими от страха пальцами в правой груди, о феноменальной стоимости привозных лекарств для генной терапии. Она сжала зубы и сдалась, страстно желая, чтобы деньги не были нужны ей как воздух.

Убит не ее знакомый. И достаточно.

– На все уйдет несколько дней, – сказала она.

Джада коротко кивнула.

– Когда приступите?

– Разве вы спешите?

– Я начну рассказывать, когда вы начнете резать, – предупредила Джада.

– Ладно, хорошо, – так же кратко ответила Молли.

Пока Молли отодвигала стул и подходила к кушетке, между женщинами протянулась еще одна пауза. Другой человек, наверное, прервал бы молчание, но Джада была не такой. Она позволила повиснуть тишине. Молли сняла с проволочной полки в углу коробку обеззараживающих салфеток и протерла тонкое мягкое покрытие кушетки.

– Пусть высохнет, а пока скажите, что вы хотите сделать.

– Начнем с цветов, – сказала Джада, по-прежнему опираясь на столешницу за спиной Молли. – Потом, когда услышите историю, делайте все, что покажется подходящим. В этом суть.

Молли кивнула. Ее пульс вырвался из-под контроля, адреналин жаркой волной бежал по венам. Она обрадовалась, что могла отвернуться, пока проверяла инструменты. Такого опыта у нее не было. Когда она кого-то резала, это происходило быстро и по необходимости, а пациенты ничего не чувствовали. Они не наблюдали за тем, как она срезала с них кожу. Молли почти ощущала неловкость оттого, что мысль оставить шрамы вызывала у нее большее отвращение, чем работа на убийцу из синдиката.

– Предпочтения насчет инструментов? – спросила она.

Джада ответила, стоя прямо за ней:

– Скальпель, если есть маленький и острый.

Молли едва не вздрогнула, ощутив на затылке дыхание, охлаждавшее влажную от пота кожу. «Тысячи», – напомнила она себе, а вслух произнесла:

– Еще кое-что.

Она наконец нашла подходящее лезвие – одноразовое, но не было никаких оправданий тому, чтобы выбрасывать хороший инструмент, поэтому Молли его просто тщательно чистила.

– Что случится, если у моей двери появится полиция?

Джада нажала кончиками пальцев у края ее лопатки, там, где соединялись мышцы. Врач напряглась. Мягкое прикосновение не причинило вреда, но это был намек.

– Я вас заставила, – тихо сказала Джада. – Вот так вот. Никаких следов. Но вы испугались. А значит, помогли мне, потому что пришлось, верно?

– Верно, – ответила Молли сдавленным голосом.

Прикосновение исчезло, а Джада села на угол кушетки. Молли взглянула на нее краем глаза.

– Раньше у меня… были проблемы с ними. – призналась она.

Джада покачала головой.

– Думаете, я не догадалась, что вы со станции, в ту минуту, когда переступила порог? Акцент нездешний. Руки жмете.

– Ясно, – сказала Молли.

Ее лицо налилось румянцем, почти незаметным на смуглой коже, потемневшей еще сильнее за годы, проведенные под жестким излучением.

Местные принялись шутить над ее акцентом сразу, как она начала работать в клинике, – почти десять лет назад. Тогда она только-только получила лицензию на оказание помощи после депортации. «Женщина с Запада», хотя уже не было никакого «запада», только станции высоко над головой. И все– таки прозвище прилипло. Она выглядела как все, но говорила иначе.

– Никто не приходит сюда ради удовольствия, поэтому я поняла, что вас выслали. – Джада без улыбки пожала широкими плечами. – Синдикат потянул за ниточки?

– Можно и так сказать, – ответила Молли, тоже не улыбаясь.

– Не думаю, что возникнут проблемы. – произнесла Джада. – Вы занимаетесь благим делом, остаетесь хорошей девочкой, к тому же у вас еще и существенная причина опасаться людей синдиката. Вашей истории поверят, если вы сами будете верить в нее.

Их глаза встретились. Молли кивнула.

– Снимайте рубашку, – сказала она. – Вы ведь не хотите заляпать ее кровью.

– Не думаю, что это имеет значение. – ответила Джада.

– Почему нет?

Женщина, прищурившись, уставилась на нее и снова стянула рубашку. Во второй раз отметины ужасали не меньше, но Молли заставила себя смотреть на них. Не надевая перчаток, она ощупала шрамы. Повреждения были главным образом поверхностными, но достаточно широкими, чтобы кожа не срасталась абсолютно правильно. У меньших узоров, вроде спирали на левой груди, края были жестче. Шрамы проходили глубже.

– Вы обрабатываете чем-нибудь раны, чтобы держать их открытыми? – спросила Молли.

– Биоклеем, – раздалось в ответ. – Бережет от инфекции и не дает краям срастаться. У меня есть в сумке.

– Хорошо, – сказала Молли, натягивая пару тонких перчаток.

Она продезинфицировала скальпель, хотя тот уже сиял. Лучше быть уверенной. Руки не тряслись. Адреналин исчез, уступив место рабочему спокойствию – этим умением она овладела много лет назад и далеко отсюда, когда училась помогать людям. Сейчас же ей приходилось делать противоположное, хотя, может быть, и нет.

– Цветы? – уточнила она.

– Цветы, – сказала Джада. – Я рассказываю, вы режете.

Молли старательно протерла ее руку, острый запах антисептика повис в горячем воздухе. Она тщательно ощупала участок, почувствовав соединения мышц и лабиринт плоти Джады.

Без анестезии?

– Без, – подтвердила Джада.

Молли покачала головой.

– Воля ваша.

Медлить дальше было невозможно. Она обхватила предплечье Джады и прижала к коже лезвие скальпеля. Из-под первого узкого надреза бусинами проступила кровь.

Дыхание Джады задрожало, но рука осталась неподвижной. Молли напомнила себе, сколько раз гостья уже испытывала эти ощущения. Не стоит быть такой впечатлительной.

– Итак…

* * *

– Вот вам история, – начала Джада. – Синдикат Даунслайт был первым в торговле людьми, дурью и оружием – если полиции дело не по нутру, мы им занимались. Под «мы» я имею в виду босса, главу организации. Торговля не моя работа. Как вы, наверное, поняли по шрамам, моя – быть оружием. Укажите направление, скомандуйте «Вперед!», и я сделаю то, что нужно. Другого способа удержаться на вершине нет. Надо быть лучшим.

Я и была лучшей. Или, возможно, одной из лучших, потому что Этен – да, мой партнер – тоже добился очень и очень больших успехов в нашем занятии. Мы познакомились, когда служили мелкими ассасинами нижних рангов. Мы ладили. Этен был милягой, такой худенький, словно его голыми руками сломать можно. Только вот не вышло бы. У меня не выходило. Он выскальзывал прямо из захвата, оставляя в руках у противника лишь воздух, а потом бил того по зубам ногой. Этен мне очень нравился.

Время было тяжелое. Работа грязная, и платили за нее вдвое меньше, чем вы можете подумать.

Молли потянула скользкий лоскут кожи. Джада замолчала и заметила:

– Для этого вам понадобится пинцет.

Тем не менее у нас все получалось, получалось настолько хорошо, что мы продвигались вверх и всегда вместе. Мне было лет семнадцать, а возможно, девятнадцать, когда мы напились и поняли, что нам хочется перепихнуться. Так странно, не знаю, приходилось ли вам глядеть на друга, который годами был рядом и всегда прикрывал вашу спину, и думать: «Вот черт. Он великолепен. Я его хочу».

Наверное, все обернулось лучше, чем у большинства людей. Мы стали настоящей парой. Понимали каждый жест друг друга, знали каждую мысль. Работа между нами не вставала, а в деле мы были разными, но это не мешало. Убийства Этена отличались от моих. Я ничего не чувствую, когда работаю, никогда не чувствовала. Не в смысле, что мне это нравится, а в смысле действительно ничего не ощущаю. Не становлюсь счастливее или печальней, не испытываю трепет. Просто работа. Как выбросить мусор или вымыть полы. Механическая.

Этен воспринимал все совсем не так. Он был чертовски талантлив, но наше дело его расстраивало.

Где-то лет через десять на нас положил глаз большой босс синдиката. Ему нужно было заменить главу личной охраны. Ничего грязного, тогдашний просто стал слишком старым. Я сказала, что мы идем парой, поскольку босс спрашивал только обо мне, и он ответил «Ладно». Взял нас обоих, выделил большой дом и все остальное.

Проблема в том. что раньше мы не были знакомы с серьезным бизнесом. Конечно, ты в курсе, что убиваешь вот этого парня, потому что он украл груз того или сего, но не видишь цифры. Не осознаешь.

Кровь начала заливать лепестки третьего цветка внутри и снаружи. Молли откинулась назад и подцепила чистое полотенце.

– Слишком сильно кровоточит.

Мы увидели бухгалтерские книги: количество детей снизу, отправленных на станции, и где они застряли; проданное оружие. Полный масштаб проклятого фармбизнеса: кому мы отказывали в наркоте, а кому впаривали и за сколько.

Одно дело – казнить кого-то за предательство твоего босса. И другое дело – увидеть, сколько народа твой босс убивает, проведя стилусом по экрану планшета. Это меня беспокоило, да, но я чувствовала себя идиоткой, потому что и раньше ведь все знала. А если и не знала, то потому, что нарочно закрывала глаза. Так что я продолжала работать. Но у Этена начались трудности – я видела. И принялась выполнять задания за нас обоих; а он теперь оставался у босса и обеспечивал его безопасность.

Этен не скучал. Ему приходилось справляться с налетами, убийцами, деловыми конкурентами, пока я отбивала почки людям, которые создавали неприятности. Недолго, но эта схема работала. Он начал целовать мои новые шрамы, и я подумала, что, возможно, он снова любит меня и неважно, чем мы там еще занимаемся.

Я ошибалась. Это была огромная, жуткая ошибка. Потому что любви недостаточно, когда что-то в тебе просто сломалось, а всем наплевать. Он уже не говорил: «Я люблю тебя». Он говорил: «Прости».

Я обо всем догадалась, когда ко мне, вся бледная, пришла наша шпионка. До нее дошел слух, что кто-то связался по «горячей линии» с полицией. Связался, имея очень важную и совершенно невероятную информацию о Даунслайте. Имени не называли, но вариантов было немного, и я все поняла. Я поняла, едва она в дверь вошла, еще до того как заговорила. Я все поняла. Все поняла.

До сих пор интересно, пообещали ему что-то вроде иммунитета, или он, на хрен, даже не озаботился этим.

* * *

– Ладно, хватит, – сквозь зубы сказала Джада. Она задыхалась.

Молли остановилась и оглядела свою работу. Четыре свежие раны – цветки с широкими лепестками, забрызганными красной пыльцой. Как только она разобралась в трюке со скальпелем и пинцетом, все оказалось проще, чем она себе представляла. Неглубокий металлический лоток, который она использовала – стоило добавить «для обрезков», хотя это и вызывало у нее брезгливость, – нужно было опорожнить, а плоть – сжечь.

– Что случилось? – спросила она.

Джада зашлась лающим смехом.

– Сказочники не так работают. Вернусь завтра и продолжу. Вы же сказали, что все займет несколько дней.

Молли сложила инструменты в лоток, сняла окровавленные перчатки. Ее руки начали дрожать, слишком все затянулось. Она догадывалась, куда ведет история Джады. Разумеется, она убила Этена, это уже ясно. Но… если все было так просто, если все прошло гладко, у Джады не нашлось бы причин сбегать на планету и заниматься шрамированием в маленькой городской клинике, в краях, что прежде назывались Индией, у женщины, которую на самом деле звали вовсе не Молли и которая была не из «своих».

– Биоклей? – спросила она, отгоняя от себя эти мысли.

Джада соскользнула с кушетки, приложила к руке полотенце, чтобы поймать капающую кровь, и направилась к двери, где бросила сумку, когда вошла. Она ступала нетвердо, подгибаясь под тяжестью собственного веса. Было очевидно, что ей больно. Она присела на корточки и мгновенно нашла упаковку. Молли посмотрела на свой живот и обнаружила на нижней кромке майки пятно крови тусклого темно-бордового цвета.