Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 70 страниц)

Время в пути: 102 года
Компьютерные дневники Далай-ламы поневоле, возраст 27 лет

Ксао Сонгда, наш капитан в отставке, умер двенадцать часов назад. Хотя Киипа на прошлой неделе отпраздновала свой первый день рождения, он так ее и не увидел.

Отдых под присмотром медиков не вернул капитану здоровья. Ксао беспокойно расхаживал по комнате и сумбурно говорил вслух. Понять его мог только тот, кто владел северными диалектами китайского языка. Симптомы говорили о нарушениях личности, подобных сенильной деменции, но прежде неизвестных медицине. Наши врачи пытались улучшить состояние Ксао при помощи транквилизаторов, плацебо (очень глупо, как по мне), экспериментальных диет и долгих прогулок по общественным местам отсека «Кхам». Ничего из перечисленного не помогло успокоить его и прекратить его невразумительные монологи. Я так хотела, чтобы Киипа встретилась с нашим капитаном (точнее, с его предыдущей аватарой, а не с нынешней жалкой реинкарнацией), но не рискнула напугать ребенка встречей с безумцем.

Стоит отметить, что все на борту «Калачакры», зная жертвы, которые принес капитан ради нашего общего блага, простили ему навигационную ошибку. Все выказывали ему уважение, относились к нему вежливо и терпеливо, как он того заслуживал. Нима Фотранг, которая стала нашим капитаном, полагает, что Ксао Сонгда и Сакья Гьяцо пострадали от одной и той же болезни, ведущей к распаду личности, хотя проявления ее были разными. Сакья использовал тантрические практики, чтобы положить конец своей жизни, а Ксао дошел до состояния, подобного болезни Альцгеймера. Но в конечном итоге их обоих нехватка сна, подавленное беспокойство и переутомление привели к смерти.

Думаю, что Ксао взялся за эскизы мандалы для конкурса как способ облегчить свое бремя. Когда стало окончательно ясно, что капитан не оправится от болезни, Иэн Килкхор пересмотрел все в его каюте, чтобы мы могли сохранить память о нем. Капитан Сонгда был стойким приверженцем тибетского буддизма, и он вел нас к цели на протяжении семнадцати световых лет из двадцати. Иэн принес мне две сотни эскизов мандалы, нарисованных капитаном от руки и в графическом редакторе.

Эти рисунки нас ужаснули и опечалили. То, что Ксао рисовал сам, больше напоминало разноцветные пятна Роршаха. Чертежи, созданные при помощи компьютерной программы, выглядели геометрическим кошмаром воспаленного разума. В них можно было рассмотреть зазубренные клыки, кривые когти, извивающихся червей и змеиные глаза. Ничего похожего на мандалу моей мечты.

– Увы, – сказал Иэн. – Старик, похоже, проглотил гипофиз комодского варана.

Учитывая нашу ситуацию с топливом и кончину капитана Ксао, я пока отложила конкурс на лучший эскиз мандалы.

Многие на «Калачакре» выступают за то, чтобы – со всем почтением к памяти капитана Сонгда – выбросить его тело в космическую пустоту. Еще один ломтик человеческой плоти в жертву великому ничто. Как я уже писала в своих заметках, мы неоднократно поступали так с телами умерших. Это вполне согласуется с буддийскими принципами, а в данном случае – еще и с земным обычаем хоронить капитана корабля за бортом. Ксао был великим капитаном. Но я предложила, как мне кажется, лучший вариант: доставить тело Ксао Сонгда на Гуге и выставить на камнях для небесного погребения. Бури сорвут плоть с его костей, подобно хищным птицам на Земле, и тело капитана станет нашим первым пожертвованием планете.

*

Один рабочий цикл тому назад капитан Фотранг начала торможение «Калачакры». Нам осталось четыре года пути до Глизе 581 g, и Канджур Палджор говорит, что, если наш плазменный щит не пробьет метеорит и не случится иного из ряда вон выходящего бедствия, мы успешно достигнем цели. Иэн замечает, что мы выберемся на планетарную орбиту, как транспортное средство с двигателем внутреннего сгорания, пыхтя и чадя. Я не вполне понимаю аналогию, но суть ясна. Хвала богам! Если бы только время шло быстрее.

Между тем я держу Киипу не-спящей. Меня не волнует мнение призраков, которые советуют мне уложить ребенка в капсулу и погрузить в химический сон. И я, и Чжецун получаем много радости от присутствия дочери, но дело не только в этом. Пусть Киипа станет старше и успеет побольше узнать к тому моменту, как мы спустимся на поверхность Гуге. В возрасте пяти-шести лет ее ум будет острее, и физически она будет более развитой, если проведет это время не в гибернации.

Каждый день, каждый час мое нетерпение усиливается. А наш корабль движется вперед.

Время в пути: 106 лет
Компьютерные дневники Далай-ламы поневоле, возраст 31 год

Практически все на борту заняты подготовкой. Менее чем через неделю наш страт-корабль доберется до Гуге. Мы встретимся с планетой на ее орбите – там, где солнце удерживает при себе ее массивный шар, сплюснутый на полюсах. Мы совершим несколько высадок в Страну снегов на нашем спускаемом аппарате, на «Якспрессе».

Чжецун будет вести челнок в одной из первых вылазок и полетит запасным пилотом еще в одной. Вместе с другими пилотами он проводит ежедневные проверки челнока, висящего в ангаре в переплетении пластиковых канатов. Другие техники занимаются своей частью работы, чтобы обеспечить надежность каждой механической детали – и надежность человеческого фактора тоже. Тревога в нас борется с надеждой. По моему настоянию бодхисатвы «Юцанга» переходят с палубы на палубу, помогая в наших трудах. Святые люди привлекают позитивные энергии в каждый отсек и делятся энергией со всеми, кто там работает.

* * *

Через двенадцать часов после того, как капитан Фотранг вывела «Кала– чакру» на орбиту Гуге, советник Ти приходит ко мне сообщить, что монахи завершили создание мандалы. Желтые шапки сами выбрали лучший из эскизов, без меня. Я с нетерпением спрашиваю, кто же победитель.

Автор избранной бодхисатвами мандалы – Люсинда Гомес, подросток из отсека «Амдо».

Недди просит монахов перенести магнитный щит с готовой мандалой в Бхава-парк, место отдыха в отсеке «Кхам». Благодаря тому что песчинки

внутри закрытой конструкции удерживаются магнитным полем, мандалу можно установить вертикально. Летающая камера в парке передает ее изображение на большие экраны, установленные в общественных местах, и на мониторы видеокабинок. Разноцветная, яркая, с замысловатым узором – мандала теперь повсюду. Люди «Калачакры» празднуют прибытие к Гуге, едят и пьют, веселятся. Я стою перед оригиналом мандалы в Бхава-парке. Вокруг в изобилии развешаны ленты с молитвами и флаги. Я приветствую возбужденную Люсинду Гомес и монахов-художников, поздравляю их, обращаюсь с речью ко всем вокруг, и люди радостно откликаются на мои слова.

Желтые шапки распевают молитвы, посвящая мандалу божествам. Монахи исполнили мое поручение. Мандала распространяет на всех нас благословение великой Надежды и сплоченного Сообщества – их символы находятся в центре мандалы, в ее дворце. Киипа, которой уже почти шесть, тянется к нижней части мандалы.

– Здесь красивее всего, – говорит она.

Она никогда еще не видела завершенную мандалу во всем ее великолепии.

Монахи-художники снимают щит с мандалой с подставки, чтобы положить его горизонтально и смешать узор при помощи направленных внутрь конструкции потоков воздуха. Как диктует традиция, мандала должна быть разрушена, символизируя непостоянство всего сущего. Но я останавливаю их, подняв руку.

– Мы не станем разрушать эту мандалу из песка, – объявляю я, – пока не будет основано стабильное поселение на Гуге.

Все в парке Бхава встречают мое заявление радостными криками. Монахи возвращают мандалу на подставку. Тысячи пестрых конфетти высыпаются на нас из подвешенных наверху коробок, играет музыка, люди поют, танцуют, едят, смеются, движутся в толпе.

Киипа ловит порхающие в воздухе бумажные и пластиковые снежинки, глаза ее сияют восторгом.

* * *

Наш спускаемый аппарат покидает чрево отсека «Кхам» и направляется к планете Глизе 581 g, более известной всем на борту «Калачакры» как Гуге, Страна снегов.

Отсюда дружелюбная звезда, вокруг которой вращается Гуге, напоминает желток от колоссальной яичницы-глазуньи – скорее красноватого оттенка, чем желто-оранжевого. Рассеянная оранжевая корона вокруг солнечного диска играет роль яичного белка. Возможно, звучит не столь аппетитно, как выглядит, но мы проголодались. Мы хотим поскорее заполучить этот новый мир.

Гуге поблескивает внизу, как старая монетка.

За первую неделю на поверхности планеты колонисты разбили палаточный лагерь в одной из зон устойчивого климата близ терминатора. С высоты терминатор выглядит светлой дугой. Холодная сторона планеты являет смешение голубоватых и серых тонов с продолговатыми пятнами снежных полей и просторами ледников.

Колонисты стали между собой называть базовый лагерь Лхасой, а неровную местность вокруг него – Новым Тибетом. Люди на «Калачакре» приняли эти имена с великой готовностью, а советник Ти плакал, не скрывая слез.

Я наконец нашла в своем сердце любовь к этому человеку. Когда я впервые отправляюсь вниз, на планету, то уношу с собой его благословение. (Саймон, мой отец, уже внизу. Он исследует возможность выращивать ячмень, пшеницу и другие злаки в условиях разреженного воздуха и низких температур.) Киипа, разумеется, пока остается на страт-корабле – в каюте Недди, которую он теперь открыто делит с ее бабушкой, Карен Брин Бонфис. Недди и Карен Брин обожают и бессовестно балуют мою дочь.

Наш спуск не займет много времени, но я, как и большинство других колонистов второй волны, осознанно вхожу в транс. Я фокусируюсь на фотографии, которую Недди вручил мне после демонстрации мандалы на празднестве в честь нашего прибытия. Я проигрываю в своей памяти сказанные им слова.

– Когда ты стала подростком, Грета, я начал сомневаться в том, что ты сохранишь верность дхарме и буддийским принципам.

– Как тактично с твоей стороны сообщить об этом только сейчас, – усмехаюсь я.

– Но я никогда не терял веру на более глубоком уровне. Сейчас я могу сказать, что мои невысказанные сомнения развеялись, как летний туман на лугу.

Он отдал мне потертую фотографию – не прочный d-куб, а именно фотографию. Над ней я сейчас и медитирую.

На снимке запечатлен тибетский мальчик лет восьми-девяти, с широкой улыбкой глядящий в объектив. Он обнимает за плечи маленькую девочку, которая тоже глядит прямо перед собой, – розовощекую девочку с такими знакомыми глазами, что я просто разрываюсь от ужаса и счастья. Глаза маленькой сестрички предыдущего Далай-ламы, которая прожила так недолго, смотрят на меня со старой фотографии.

Они же смотрят на меня с лица Киипы.

Я медитирую над этой головоломкой, разглядывая ее со всех сторон. Скоро «Якспресс» опустится в Новом Тибете.

КЭРРИ ВОН
АСТРОФИЛИЯ

Кэрри Вон – автор бестселлера, попавшего в списки газеты «New York Times». Кроме того, она написала популярный цикл романов о приключениях Китти Норвилл, радиоведущей ночного шоу для мифических существ, которая раздает советы всем дозвонившимся, и по совместительству оборотня. В серию входят следующие книги: «Китти и полночный час» («Kitty and the Midnight Hour»), «Китти едет в Вашингтон» («Kitty Goes to Washington»), «Китти берет отпуск» («Kitty Takes a Holiday»), «Китти и серебряная пуля» («Kitty and the Silver Bullet»), «Китти и рука мертвеца» («Kitty and the Dead Man’s Hand»), «Китти пробуждает ад» («Kitty Raises Hell»), «Китти и дом ужасов» («Kitty’s House of Horrors»), «Китти идет на войну» («Kitty Goes to War») и «Китти и большая проблема» («Kitty’s Big Trouble»). Вон – автор романа «Голоса драконов» («Voices of Dragons»), ставшего ее первым шагом в литературе для подростков, а также романа-фэнтези «Яблоко раздора» (Discord’s Apple). Рассказы Вон публиковались в журналах «Lightspeed», «Asimov’s Science Fiction», «Subterranean», «Wild Cards: Inside Straight», «Realms of Fantasy», «Jim Baen’s Universe», «Paradox», «Strange Horizons», «Weird Tales», «All-Star Zeppelin Adventure Stories» и других. Совсем недавно были изданы ее романы «После Золотого века» («After the Golden Age») и «Сталь» («Steel»), сборник рассказов «Сбившись с пути» («Straying from the Path»), очередной роман в серии про Китти «Китти затмевает всех» («Kitty Steals the Show»), а также сборник рассказов «Лучшие хиты Китти» («Kitty’s Greatest Hits»). Она живет в Колорадо. Вышел новый роман «Китти отжигает» («Kitty Rocks the House»).

В рассказе, включенном в эту антологию, Вон говорит о том, как важно изо всех сил верить в свою мечту даже в мире ближайшего будущего, угнетенном и обремененном экологическими проблемами. Мире, где люди пытаются выжить и справиться с последствиями катастрофы, почти уничтожившей планету.

Спустя пять лет засухи хозяйству «Зеленое дерево», производившему шерсть, пришел конец. Сперва погибли пастбища, потом овцы, и у маленького предприятия не осталось шерсти, чтобы соответствовать хозяйственной квоте. В самом конце их стало лишь пятеро, считая Стеллу. Холдинг больше не мог содержать хозяйство, а региональный комитет – давать кредиты в надежде на то, что пойдет дождь. Может, он вообще здесь никогда больше не пойдет, а может, в следующем году все затопит. Предсказать было невозможно, в этом и заключалась основная проблема.

Никто не стал спорить с решением Аз и Джуда ликвидировать «Зеленое дерево»: позволить своей гордости довести всех до голодной смерти стало бы пустой тратой ресурса. О Стелле говорили как о хорошей ткачихе, к чему ей упускать свой шанс получше устроиться в жизни?

Благодаря тому что они пошли на этот шаг добровольно, комитет нашел для них места в других хозяйствах, еще не скатившихся на грань кризиса. Однако Аз подала особое прошение и самостоятельно нашла новый дом для Стеллы.

– Я знаю Тома, главу этого хозяйства. Он позаботится о тебе, и, кроме того, они процветают. Богатые настолько, что могут позволить себе детей. Ты сможешь заработать там ребенка, Стелла. – Аз подмигнула ей, сжав ладонь девушки своей морщинистой рукой.

Ее глаза заблестели. Двадцать три года назад «Зеленое дерево» тоже процветало – настолько, что получило право на ребенка. На Стеллу.

Но эти дни миновали.

– Мама, – девушка не могла отделаться от одолевающих ее сомнений, – я не хочу бросать тебя и остальных…

– С нами все будет в порядке. Нам все равно пришлось бы расстаться рано или поздно, но зато так нам выплатят кредиты. Не придется начинать с нуля, правда?

– Да, но… – Стелла колебалась, боясь поделиться ребяческими страхами. – А что, если я им не понравлюсь?

Аз покачала головой.

– На зимнем рынке я подарила Тома шаль – ту, что ты сделала. Видела бы ты его, Стелла, у него прямо челюсть от удивления отпала. Он сказал, что готов взять тебя в «Бернард Крофт». С кредитами или без.

«А вдруг им не понравлюсь я?» – У нее слезы подступили к горлу.

Насчет работы она не беспокоилась.

Должно быть, Аз заметила, что она готова расплакаться.

– Милая, все будет хорошо. Мы станем видеться на рынках и даже чаще, если торговля хорошо пойдет. Ты будешь счастлива, я точно знаю. Все наладится.

Аз так радовалась за нее, что девушке оставалось лишь надеяться на ее правоту и молчать о своих страхах.

* * *

Пришла весна, и Стелла отправилась в «Бернард Крофт» – хозяйство, расположенное на побережье у холмов. Триста миль от «Зеленого дерева», если ехать по Длинной дороге.

В последний день пути пошел дождь, на пересадочной станции водитель отсоединил от грузовика прицеп и впряг лошадей. На предложение подождать, пока закончится гроза и зарядятся солнечные батареи, он ответил, что нужно придерживаться расписания, а лошадям будет полезно размяться.

Укутавшись в одеяло от холода, девушка сидела впереди прицепа под навесом. Ей было жаль тяжеловозов: они медленно, шаг за шагом, впечатывали подковы в раскисшую дорогу, с мокрых коричневых шкур текла вода. Было бы проще и быстрее, как казалось Стелле, дождаться, пока расчистится небо и выйдет солнце, а потом продолжить путь на грузовике. Но водитель пояснил ей, что весенние дожди могут лить несколько дней подряд.

Она путешествовала по незнакомому миру, мокрому и зеленому. Столько воды, сколько здесь запросто текло с неба, Стелла не видела за целую жизнь. Если бы хоть четверть этого дождя выпала на сотню миль восточнее, «Зеленое дерево» не закрылось бы.

Дорога свернула в долину к хозяйству «Бернард Крофт». На широких лугах и окружающих их холмах буйно зеленела трава, возле текущего с вершины ручья паслось небольшое стадо альпак. Они не обращали внимания на воду, падающую с неба, но шерсть их потяжелела и свалялась. Придется как следует ее промыть и расчесать, прежде чем делать пряжу. На самом деле девушка даже ждала этого момента. Хотелось как можно скорее почувствовать себя полезной. Проявить себя. Если у нее не получится, не сложится, то придется отдаться на милость регионального комитета, который будет искать для молодой ткачихи другое процветающее хозяйство. Нет, все должно получиться!

Полдюжины выбеленных домиков стояли неподалеку друг от друга, тут же располагались сараи, амбары для животных и кроличьи клетки, а вокруг чернели ровные квадраты вспаханной земли с проблесками зеленого – огородных грядок с молодой порослью. Самый большой дом стоял несколько в стороне. Широкие двери, закрытые ставнями от дождя окна… мастерские, догадалась Стелла. Под вместительными водосточными желобами примостились деревянные корыта для мытья шерсти и пара медных чанов для окраски. Все привычно и знакомо.

Из трубы второго по величине дома, рядом с которым был разбит огород, шел дым. Скорее всего, там кухня и общая комната. Значит, в остальных домиках – спальни. Интересно, какой из них отведут ей, с кем придется делить комнату? У холма торчала пара неподвижных сейчас трехлопастных ветряков.

На вершине самого высокого холма, по ту сторону луга, стояла маленькая небеленая хижина. В ней с трудом разместились бы двое и даже встать в полный рост было бы сложно. Для чего она нужна, Стелла не поняла. Может, сушилка? Так место совсем неподходящее, открытое всем дождям и ветрам.

Они свернули с дороги и как раз подъехали к домам – водитель натянул вожжи, заставляя лошадей остановиться, – когда их вышли поприветствовать двое в плащах. Стелла поблагодарила водителя и спрыгнула на землю. Сапоги, угодив прямиком в лужу, расплескали грязь, длинная шерстяная юбка путалась в ногах, тяжелое от воды одеяло облепило фигуру. Она чувствовала себя промокшей и грязной, но это не заставило ее пасть духом.

Старший из тех, кто вышел ее встретить, несколько погрузневший с возрастом, но все еще легкий на ногу мужчина средних лет, широко раскинул руки ей навстречу.

– Вот и она! Не думал, что сможете к нам добраться по такой погоде.

«Это Тома, друг Аз, – напомнила себе Стелла. – Тревожиться не о чем».

– Лошади через любую грязь пройдут. – Водитель выгрузил ее багаж из прицепа.

– Вот и хорошо, – сказал Тома. – Заходи внутрь и сейчас же сушиться!

– Спасибо, – выговорила Стелла. – У меня всего лишь пара сумок. И ткацкий станок. Аз позволила забрать его из «Зеленого дерева».

– Вот так сокровище! Хорошо.

Мужчины сгрудились позади прицепа, помогая разгружать. В одной сумке лежала ее одежда, несколько книг, письма и безделушки. В другой – веретена, спицы, чесалки, мотки пряжи и ниток. Больше всего места занимал разобранный станок – ножки и рама были связаны вместе, механизмы завернуты отдельно в защитную непромокаемую ткань. Понадобится почти день, чтобы заново собрать его и отладить. Зато она сразу же почувствует себя лучше.

Из мастерских появилась еще одна фигура: девушка, едва ли старше ее самой, как заключила Стелла, присмотревшись. Под глухим плащом с капюшоном у той были обычные для здешних мест темные штаны и свободная светлая рубаха.

Девушка из «Бернарда Крофта» подбежала прямиком к водителю.

– Есть что-нибудь для меня?

– Посылка из «Гриффита»?

– Да!

Водитель сунул руку под непромокаемую ткань и достал плотно набитую кожаную папку для документов. Когда девушка потянулась за ней, капюшон сполз назад, открывая лицо – гладкую, словно полированный песчаник, кожу и блестящие карие глаза.

Тома' заворчал на нее, но девушка не обратила на это внимания. Сунула посылку под локоть, сияя от счастья.

– Хоть одну сумку с собой прихвати, и то польза будет, – сказал Тома.

Сам он вместе со вторым мужчиной, Хорхе, понес ткацкий станок к мастерским.

Взяв в свободную руку сумку, девушка улыбнулась новоприбывшей и зашагала к основному дому; Стелла, подхватив оставшуюся часть багажа, пошла за ней.

За ее спиной водитель уже забрался на свое место, прикрикнул на лошадей, и тяжелые копыта вновь застучали по раскисшей дороге.

* * *

Ближе к вечеру, вопреки недавним предсказаниям, тучи слегка расступились; появился кусочек неба и последние солнечные лучи.

Ужин показался ей роскошным пиром: мясо, яйца, консервированные фрукты и овощи, свежий хлеб. В «Зеленом дереве» запасов едва хватало до конца зимы, и Стелла до сих пор не осознавала, что неделями ходила полуголодной. Месяцами. «Зеленое дерево» начало умирать давным-давно.

Вечером жители хозяйства собрались у камелька точно так же, как это было принято когда-то в «Зеленом дереве» и как это делали в дюжине других хозяйств по всей Длинной дороге. Стелла наконец-то со всеми познакомилась. С Тома и Хорхе, которые помогли со станком. С Эльстой, женой Тома', которая отвечала за кухню и сад с огородом. С Ником и Венди, Джоном и Фарен. У Пери был ребенок, Бетти. Дела в «Бернарде Крофте» шли лучше некуда, раз они могли позволить себе и завести младенца, и принять беженку вроде Стеллы. Первым делом Пери сунула Бетти Стелле в руки. Девушка перепугалась: она впервые в жизни держала ребенка и очень боялась уронить, а тот, словно нарочно, извивался и сучил ногами. Пери, воркуя над ними обеими, показала, что нужно делать, но очень быстро забрала малышку. До сих пор Стелла даже и не думала о том, что сможет когда-нибудь заработать право снять имплантат и завести ребенка, лишний рот в «Зеленом дереве» стал бы катастрофой.

Эльста куталась в сотканную Стеллой шаль, ту самую, что Аз подарила Тома'. Ее зачет, зримое подтверждение ее умений. Она все сделала сама от начала и до конца: вычесала тончайшую шерсть мериноса, спряла ее, окрасила в непростой дымчато-голубой оттенок, придумала сложный узор. Эльста могла бы и не оставлять шаль себе, а сменять на кредиты. Маленькая искорка гордости вспыхнула в груди девушки: они не просто из милости взяли ее в свое хозяйство.

Стелла принесла с собой корзинку с рукоделием, но Эльста сказала:

– Ты долго добиралась, отдохни. Завтра будет много времени для работы.

Девушка села на одеяло, расстеленное на полу перед камином, и принялась играть с Бетти.

Эльста распутывала волокна шерсти и готовилась запустить колесо прялки. Тома и Хорхе сидели у складного стола и чинили ручные чесалки. Другие обитатели хозяйства вязали на спицах и крючком, ставили заплатки. Без всяких сомнений, они сами делали ткани и шили одежду: темные штаны, яркие юбки, фартуки и рубахи. У Стеллы руки так и чесались: в корзинке лежала наполовину связанная пара ярко-желтых носков из остатков спряденных ею раньше ниток. Носки выходили уродливыми, но теплыми, уютными и по-своему даже очаровательными. Но Эльста была права – Стелла устала, да и малышка полностью захватила ее внимание. Бетти играла с деревянными кубиками, стуча ими друг о друга. Иногда с серьезной миной она протягивала их девушке, а потом требовала обратно. Должно быть, эта игра что-то означала.

Та, которую Стелла встретила во дворе, в комнате не появилась. И ужин пропустила. Девушка хотела спросить о ней, но не знала, как начать.

Эльста помогла.

– Энди ушла в свою каморку?

– Конечно, куда ж еще? – проворчал Тома.

Слова прозвучали излишне резко.

В свою каморку – хижину на холме? Стелла прислушалась, надеясь, что малышка перестанет так громко колотить кубиками.

– Тома'… Она должна быть здесь.

– Работу на сегодня она выполнила, так что оставь. Погода прояснилась, и ты же ее знаешь.

– Она должна меня слушаться.

– Чем больше ты давишь, тем больше ее злишь. Оставь ее в покое, дорогая.

Колесо Эльсты крутилось и шуршало, Пери мурлыкала что-то под нос, звеня спицами, кубики Бетти ударялись друг о друга. Тома нахмурился, но не оторвал взгляда от своей работы.

* * *

Ее сумки, наполовину распакованные, стояли у одной из двух кроватей в самом маленьком домике. Вторая кровать, пустая, принадлежала той самой Энди. Стелла умылась, расчесала короткие светлые волосы, надела ночную рубашку и свернулась калачиком под одеялом.

Влажный воздух пах по-другому, неправильно. Из окна тянуло землистым духом травы, легкий ветерок гулял сквозь распахнутые ставни. Стелла замерзла, у нее непрерывно текло из носа. В пустыне всегда, даже ночью, пахнет сухостью, нагретая солнцем земля дышит жаром. Там ее нос чесался от пыли.

Она не могла уснуть, все ждала, когда вернется Энди.

Наконец та пришла. Дверь скрипнула и отворилась, и Стелла открыла глаза – должно быть, все-таки задремала. Закутавшись в одеяло и обнимая подушку, она моргала, не понимая, где очутилась и что происходит. Все здесь было странно, непривычно, и она лежала тихо, словно затаившись.

Похоже, Энди даже не заметила ни новой соседки, ни того, что разбудила ее. Может, ей все равно? Повесив плащ на вешалку у двери, та села на свою кровать и принялась торопливыми, отчасти нервными движениями стаскивать ботинки и одежду. Бросив их на стоящий рядом сундук, девушка забралась под одеяло и, укутавшись, затихла, словно тут же уснула. Стелла заподозрила, что Энди привыкла быстро засыпать за час до рассвета, потому что совсем скоро ей придется вставать и идти на работу.

Разумеется, рано или поздно у них еще будет возможность поговорить, но пока что девушка терялась в догадках, каким может быть этот разговор.

* * *

На следующий день небо расчистилось. От туч не осталось и следа, солнце сияло так же ярко, как и в пустыне, но мир оставался влажным и зеленым, все продолжало расти. Чахлые всходы на грядках изо всех сил тянулись вверх, листья кудрявились. Ангорские кролики прижимались носами к металлической решетке клеток, словно желали просочиться сквозь нее и порезвиться в лугах. Ставни открыли настежь, впуская солнце в комнаты.

Здание, в котором располагались просторные, чистые мастерские, было выбелено и внутри, и снаружи. Здесь пахло ланолином, шерстью и работой. Ворсинки летали в лучах солнечного света; два – то есть теперь уже три – ткацких станка и пара прялок стояли друг напротив друга. Дни сейчас полетят стремительно, вот и первый из них уже незаметно подходит к концу. Довольная, хотя и уставшая Стелла завершила работу.

На улице у корыт Энди промывала шерсть, чтобы подготовить ее к чесанию и прядению на следующей неделе. Когда Стелла поднялась утром, та все еще спала, хотя сон ее и оказался недолог. Они так и не поговорили, даже не пожелали друг другу доброго утра. Весь день провели в разных местах и почти не виделись. Постоянно выбивались из ритма, как узор, который пошел неверно, потому что ты неправильно сосчитала нити. И чем дальше, тем сложнее Стелле было придумать тему для разговора. Ей хотелось спросить: «Ты что, избегаешь меня?»

Убрав работу, Стелла пошла было в общую комнату, но заметила, что Энди, огибая луг, бодрым шагом направилась к одиноко стоящей хижине на холме. К своей «каморке», как сказала Эльста.

Выждав, пока Энди отойдет достаточно далеко, чтобы уже не оборачиваться, Стелла последовала за ней.

Подъем на холм оказался довольно крутым, и вскоре Стелла, хотя и шла медленно, начала задыхаться. Тропа несколько раз вильнула и наконец вывела на вершину, к маленькой, потрепанной непогодой хижине.

Как девушка и думала, открывшийся с холма вид окупил все усилия. Долина «Бернарда Крофта» была как на ладони, а за ней виднелась и следующая. Дома соседнего хозяйства казались бледными точками, с крыши одного из них поднималась нитка дыма. Мягкие округлые холмы, разделенные долинами, походили на складки тканого полотна, а вдоль них тянулась серая лента Длинной дороги. Деревья, растущие вдоль ручья, придавали живописной картине дополнительную фактуру. От края и до края распростерлось голубое, подернутое прозрачной пеленой небо, а у самого горизонта на западе, если прищуриться, можно было различить тонкую серую полоску океана, и ветер, долетавший с той стороны, пах солью и свободой. Глядя с высоты, Стелла поняла, что хозяйство расположилось в неглубокой котловине на вершине мира. Девушка задумалась о том, сколько времени понадобится, чтобы обойти всю долину, и решила, что в один из солнечных дней обязательно отправится на прогулку.

Теперь, когда она стояла рядом с хижиной, та казалась еще меньше. Часть крыши, как ни странно, отсутствовала, словно ее сдвинули ради дневного света. Стены были слишком высоки, сверху не заглянуть, а дверь заперта. Стелла колебалась: ее не звали, она пришла сюда без разрешения. Нельзя так врываться, тем более – к соседке, с которой еще предстоит жить в одной комнате. С другой стороны, им же предстоит жить в одной комнате! Нужно как-то поговорить. Если Энди это не понравится, что ж…

Чтобы не передумать, Стелла постучалась. Тук-тук-тук, как дятел.

Дверь открылась слишком быстро, она отпрянула и кое-как умудрилась не упасть. Глаза Энди горели, но, узнав ее, девушка тут же смягчилась, выражение ее лица стало скорее озадаченным.

– О, привет!

Долгие несколько секунд они смотрели друг на друга. Опершись о косяк, Энди преграждала ей дорогу, и Стелла никак не могла разобрать, что же там, в домике, находится.

– Можно войти? – наконец спросила она, раз уж эту дверь все-таки не захлопнули перед ее носом.

– М-м-м… конечно.

Энди, словно очнувшись от грез, отступила, пропуская гостью.

Большую часть комнаты занимало некое устройство, установленное на высоком, почти в человеческий рост, треножнике. Длинный металлический цилиндр диаметром примерно с ведро упирался в потолок. Он был похож на гигантскую консервную банку, выкрашенную в серый цвет и снабженную защелками, круглыми ручками и рычагами. Стелла обошла вокруг, рассматривая устройство и напоминая себе, что прикасаться ни к чему нельзя. Ее так и тянуло это сделать.

– Это телескоп, – догадалась она, оглянувшись на хозяйку хижины. – Древний.

Улыбка озарила лицо Энди, ее глаза цвета красного дерева засияли.

– Двенадцатидюймовый отражатель. Ему лет сто, наверное. Моя гордость и радость. – Ее пальцы пробежались по треножнику, лаская его, как любимое животное.

От этой улыбки у Стеллы перехватило дыхание.

Хорошо, что она все-таки пошла следом за Энди.