Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 70 страниц)

VIII

Когда у него была машина и все. что к ней обычно прилагалось, Дрю понимал, почему он интересен красавицам. Женщин привлекали не тощие бегуны на длинные дистанции. Их привлекали футболисты. Или ребята с тачками за сотню тысяч.

Футболистом Дрю так и не стал. И машины у него больше не было. Но Саре он. кажется, нравился. В нерабочее время по крайней мере. Она всегда находилась рядом, в баре у Арчи, или в «Чё-та с чем-то», или просто на скамейке в подкупольном парке. Дважды он потратил немного уже не столь бесценных кредитов на билет обратно в Центральный и все, что подразумевал приятный вечер.

Идеальное поведение для его новой личности. Всего лишь двое из семнадцати тысяч жителей, неразличимые среди остальных шестнадцати тысяч девятисот девяноста восьми. Для него – потому что от невидимости зависела его жизнь. Для нее… тут он не был уверен. Знал только, что, когда она засыпала на эстакаде – оба раза на обратном рейсе, – у нее чуть приоткрывался рот, обнажая едва заметно искривленные зубы. Зубы, которые на Земле исправили бы, а здесь – махнули рукой. И более чем что бы то ни было лицо спящей выражало полное, абсолютное доверие. К нему как к защитнику? Или просто к Луне как к безопасному месту – более безопасному, чем любое известное ему на Земле?

Но это все вне смены. А во время нее менялись и Сара, и Луна. Что касается Луны, тут причина была очевидна. Работать приходилось в вакууме, с тяжелой техникой, временами – сверхурочно. Кроме туризма сущестовали и другие источники дохода для Луны-ТК. Лунная промышленность опиралась на электричество, а его производство никогда не относилось к особенно безопасной работе. Чертовы солнечные панели буквально притягивали пыль – даже отражатели на краю кратера, гревшие ректификаторы на дне, куда единственные солнечные лучи за последние четыре миллиарда лет забрасывала адаптивная оптика панелей.

Никто не знал, почему каждая до последней пылинка оказывалась в конце концов на панелях – и, разумеется, всех это неимоверно забавляло. По крайней мере тех, кто не поднимал заново облака пыли, убирая панели для ремонта или взгромождая новые на бесконечно растущую решетку.

Впервые Дрю порадовался, что легенда приписала ему степень по политической психологии. Это отводило от него большую часть шуток про умников. «Четыре года студентковедения», – объяснял он, рискнув ввернуть словечко деда по линии матери, который всегда ухитрялся держаться чуть в стороне от семейных дел. «И немного курсов плетения корзин, чтобы дотянуть до диплома».

Между тем в рабочее время Сара продолжала быть для него боссом.

– Затемнение, – спрашивала она, – когда начнется?

В прошлой жизни он такие вещи заучивал. Но степень по политической ерундологии у нового Дрю запрещала действовать по-старому. А флуоресцентной раскраски скафандр, в котором он был заключен, маркировал его как слишком… ну да, зеленого… чтобы освоить всю здешнюю премудрость.

– Э…

Щелчок в наушниках – Сара переключила канал на частный, выделенный для личных бесед… или выговоров.

– Послушай, – сказала она. – Вчерашний вечер был вчера.

Пусть даже ничего сверх почти поцелуя и не случилось, прежде чем она заснула в поезде.

– Здесь от внимательности зависит твоя жизнь. Луму все равно, чем мы заняты после смены. Черт, да он, наверное, надеется, что мы поженимся и наплодим две тысячи детишек, лишь бы те пошли в подсолнухи. Но как только ты натянул скафандр, сосредоточься на деле. Иначе ты не просто вылетишь с работы обратно на Землю. Ты убьешься. Может, даже и не один. Понял?

– Ага.

– Так что – затемнение. Когда?

Дрю знал. А «Дрю» – нет. Что довольно паршиво, если хочешь впечатлить своего начальника и все более привлекательную женщину.

Он окинул взглядом горизонт – скафандр автоматически отсекал невыносимый солнечный блеск. Два больших пика на… как сказать, если тут во все стороны север? Меньший на тридцать градусов вправо. Солнце над самым горизонтом как висело миллиарды лет, так и будет висеть целую вечность.

Триста шестьдесят градусов за двадцать восемь дней – это чуть меньше пятнадцати градусов в день, – значит, вот скорость, с которой движется Солнце. Дрю демонстративно примерил ладонь к горизонту, считая вершки. Девяносто градусов – восемь ладоней, может, десять. Положено ему уметь высчитать время? Да к черту все, устал он играть назначенную роль.

– В среду?

Сквозь забрало шлема различить выражение лица Сары было невозможно.

– А не дашь себе труд назвать более точное время?

Он снова сделал вид, что меряет горизонт.

– Около одиннадцати? Незадолго до полудня. Хотя я мог промахнуться.

Сара обернулась к нему, просветлив забрало, хотя лицо ее было по-прежнему непроницаемо.

– Неплохо. Совсем неплохо. Если точно, то в одиннадцать двадцать две. Знаешь, электроника в скафандре позволяет вызвать поиск.

– О.

Черт побери кураторов, решивших сделать его неприспособленным к жизни. Разумеется, он знал. Как бы иначе он «догадался».

Они с Сарой стояли в паре километров от края, и ближайшие панели ПВС вздымались у них за спинами, словно самые большие в Солнечной системе рекламные щиты. Гектары за гектарами фотоэлементов на тонких ходулях, как старинные пожарные вышки. Здесь такие башни стояли прочно, потому что на Луне не было ураганов, смерчей и землетрясений, способных их снести. Они поднимались высоко над поверхностью, потому что «выше» означало короче затемнение, больше света и больше энергии для промышленности, глотавшей электричество, как дети глотают сладости на Хэллоуин.

«Не выключай свет» было шуткой. Фонари могли работать на аккумуляторах очень долго. А настоящее производство, пожирающее электричество, не могло. Трижды в месяц фабрики уходили в дорогостоящий простой. Не то чтобы рабочие были против, как и владельцы клубов, где те куролесили. Но не они двигали экономику Луны-ТК. Каждый новый гектар фотоэлементов означал все новые, жадные до энергии производства… и новые голоса, требовавшие от ПВС заслуживать свое имя. И чем выше карабкались панели, тем короче становились отключения. ПВС все расширялся и будет расширяться, пока разрастается сама Луна-ТК.

– А на что похоже затемнение? – спросил Дрю.

– Оно подкрадывается незаметно. Словно очень неторопливый закат на Земле, как я слышала. А потом бах – и темнота. – Она махнула рукой в сторону кратера. – Будто разом оказаться там, внизу. Даже когда ждешь, все равно заставляет нервничать.

Дрю всматривался в дно кратера. Луны-II. скрывшейся за гребнем собственного углубления, видно не было, но внизу теснились другие купола, их огни – как рои светлячков. В остальном на дне кратера лежала тень, такая густая, как бывает только в вакууме; везде, кроме рудников летучих веществ, куда отражатели на кратерном гребне отбрасывали могучие потоки солнечного лучей. Рудники не требовали электричества – только чистый, концентрированный свет, выжигавший все от воды до ртути и серебра из породы, четыре миллиарда лет не знавшей тепла.

– Эти тоже выключаются. – Сара уловила направление его взгляда. – Мы почти единственные, у кого нет передышки, когда заходит Солнце.

В рассеянном свете, сочившемся сквозь забрало, можно было различить намек на улыбку и искорки в глазах, какие появлялись у нее после работы. Достаточные основания, чтобы рассчитывать на поцелуй, когда они в следующий раз поедут в Центральный.

На Дрю внезапно навалилась сокрушительная усталость. Если он действительно ее поцелует, он хотел бы в этот момент быть самим собой.

– Сара, мне надо тебе кое-что сказать.

Она верно уловила его настроение, но не догадалась о причине. Искорки погасли, на него снова смотрела Сара-начальница.

– Еще как надо. Где ближайший аварийный бункер?

– Сара…

– Не-а. Если требуется, используй электронный поиск скафандра. Вот прохудится твой костюм внезапно, куда ты пойдешь? Черт, да если мой прохудится, куда ты меня потащишь? Давай же. Пшшш, пшшш. Время уходит. Ты, надеюсь, схватил аварийную заплатку, или у нас уже проблемы. Быстро!

К черту изображать «Дрю». Тот вряд ли знал бы. А Дрю – знал.

– Вон там. – Он указал на основание ближайшего пилона. – Хотя тот, что вон в той стороне, не сильно дальше.

IX

Обитатели Луны-II были не единственными, кому в затемнение прибывало работы. К Резо это тоже относилось, особенно в первое затемнение, когда самый крупный из трех горных пиков загораживал солнечный свет на полных тридцать семь часов. Ко второму затемнению большая часть склонных буянить уже пропивала свои зарплаты, а к третьему оставались на ногах только самые стойкие. Но первое? «Это как вечер пятницы на стероидах. – объяснил Рез Целии, когда та в первый раз присоединилась к нему в его выход в свет перед затемнением. – А у нас и обычные пересменки тяжело проходят».

Следовательно, накануне затемнения выпускать пар Резу не удавалось. Для этого время придет после. А «до» предназначалось для отдыха. Хотя, возможно, на сей раз он выбрал неправильный его вид.

– Не приняла бы тебя за балетомана, – заметила Целия, когда они нашли свои места.

– Ты бывала когда-нибудь?

– Один раз. На «Лебедином озере», кажется. Это ведь его на каждое Рождество показывают?

– Нет, ты про «Щелкунчик». Только не у нас. Классика в низком тяготении не смотрится, разве что заприхватить всю сцену. Земной балет весь строится на противостоянии тяжести. Пуанты, прыжки, поддержки, все такое. Если пытаться это изображать здесь, выходит нелепо, потому что тут каждый так может, толку-то? Наш более… гимнастический.

– В каком смысле?

Эту конкретную постановку он и раньше видел. История потери, тоски, всего, брошенного навсегда в погоне за неуловимым сокровищем, – тема многих произведений в изобразительном искусстве и музыке на Луне, на самом деле. Впечатляющие аккорды в миноре, всегда словно готовые через несколько тактов разрешиться в мажор, но так и не достигающие его. Ответ любителей изящного на пьяные куплеты, которыми пытались упиваться за этой чертой, так сильно тянувшей к себе и так многого требовавшей. Всем ли границам это присуще? Рез не настолько хорошо знал историю. Когда-то переплыть океан было решением более окончательным, чем сейчас – отправиться в космос. Но Луна – не просто новый континент. Здесь нет ничего, кроме того, что ты принесешь с собой… или создашь.

Вроде лунного балета.

– Видишь на сцене паркет в шашечку?

– Ну да…

– Так вот, темные клетки – это прихватки. На светлых действует лунная гравитация. Первые используют, чтобы притягиваться, вторые – чтобы отталкиваться.

В некоторых постановках прихватки ставили по стенам до самого потолка. Земной балет не только противостоял тяжести. Он строился на занятии пространства. Танцовщики вскидывали головы, разводили плечи, выгибали руки в страстных, величественных позах. Лунный балет строился на занятии пространства целиком – в обоих смыслах.

– Лучшие исполнители проводят вниз головой немалую часть времени, – заметил Рез. – Сальто очень популярны.

– И помоги им бог, если наткнутся на прихватку?

Он фыркнул:

– Называется «лунный нырок». Не самый удачный ход. Но тебе на самом деле не очень интересно, да?

Она пожала плечами.

– Если интересно тебе, мне тоже.

Ему внезапно стало неуютно.

– Не стоит.

Она внимательно посмотрела на него, потом сменила тему:

– Нашел ты моего псола?

– Возможно. А что?

– Да я просто за него волнуюсь.

– Него?

– Ха! Это же «он», так?

– Есть такая вероятность.

– Вероятность, как же! Но – он в безопасности? Такие ребята… не стоило бы ему попадаться не тем людям на глаза.

Она поколебалась, глянув на него снова.

– Арти, зачем мы это делаем?

– Делаем что? Смотрим балет?

– Нет. Все остальное. Ты, я, разговоры эти. Давно мы уже так топчемся на месте? Я не вечно буду в витрине висеть.

– Тебе не нравится балет?

– Нет, у тебя не выйдет так выкручиваться! – Глаза ее вспыхнули. – Мы подходим друг другу. Нам хорошо. И потом ты меня отталкиваешь. Вот как сейчас. Почему? Чего ты так боишься?

– Ну, ты женщина впечатляющая…

– Хватит уже этого! Какого черта с тобой творится?

Рез попытался встретиться с ней взглядом. И отвернулся. Как самый виновный из виноватых преступников. Попытался снова и сдался. Они общались два года, но он – всегда сквозь ширму напускной самоуверенности и флирта. Показывал маску, а не лицо.

– У меня была дочь.

– Была?

– Да.

– Она умерла?

– Нет.

И потом – рассказ. Тайна, которую он двадцать лет никому не выдавал – не думал, что выдаст, – вырвалась у него, пока не заиграла музыка, подчеркивая потерю, и тоску, и недостижимое сокровище, к которому незачем стремиться, потому что важнее всего – оставаться здесь, и ради этого ты готов продать душу… снова. И вот тогда он наклонился к ней, понизил голос и осмелился произнести то, о чем боялся спрашивать у себя самого:

– Что, если я снова так поступлю? С тобой?

Дыхание Целии обожгло ему ухо.

– Не сможешь. Потому что я никогда не попрошу тебя вернуться на Землю. Здесь… твое место.

Затем начался балет, и стало не до разговоров.

* * *

После танцпола на теле Сары поблескивал пот, а ее золотые волосы расцвечивали синие, алые и зеленые диоды синторкестра «Чё-та». Дрю взял ее под руку, чтобы проводить к столу, выпить и передохнуть.

Завтра затемнение. Тридцать семь часов убирать пыль, стараясь довести до ста процентов эффективности как можно больше панелей, прежде чем вернется Солнце и разогреет главную решетку настолько, что не спасут лучшие скафандры. Самое жаркое время месяца, потому что каждая очищенная панель – это, насколько мог прикинуть Дрю, тысяча семьсот кредитов в промбанке Луны-ТК. Можно подумать, «Дрю», который не получил степень магистра делового администрирования, смог бы такое посчитать.

Он устал. Устал притворяться. Если он не мог довериться Саре – кому он вообще сможет когда-нибудь доверять?

Она, похоже, уловила его настроение. Миг назад она готова была его поцеловать. Сейчас – отстранилась, позволив отвести себя к столику.

– Знаешь, ты настоящая загадка, – заметила она.

– В смысле?

– То хитер, как лиса, то туп, как пробка. Ну вот на прошлой неделе: ты смотришь на солнце и прикидываешь время затемнения до минут – и тут же не удивляешься, что мог ответить на вопрос, просто заглянув в сеть. И ты чертовски хорошо танцуешь. Я, в общем, провела на вечеринках больше, чем хотела бы признавать. Так бывает, когда почти всю жизнь обитаешь в местах вроде здешних. Я знаю разницу между «потискаться на танцполе» и настоящим танцем. Ты пытаешься это скрыть, но когда-то учился. Точно знаю, потому что и меня Лум отдавал на уроки.

– Лум?

– Ну понятно, ты не знаешь. Он вроде тебя: то чудо, а то дурак. Он мой отец. Полагаю, тебе он не сказал об этом. Джейнс – имя мамы. Долгая история. И Лум постоянно пытается меня с кем-нибудь свести. Обычно с дебилами. Доброжелательными, но все равно дебилами. Так что… кто ты такой? Ты прикидываешься тупым, но только прикидываешься. На случай, если тебе интересно, – тупые парни женщин не впечатляют. По крайней мере, меня.

Дрю рассмеялся, хотя сам понял, насколько неестественно.

– Я начал догадываться.

Он обвел глазами бар. Поймал взгляд бледного, горбоносого мужчины, внезапно заинтересовавшегося чем-то в меню. Наверное, ничего страшного. Наверное, просто заглядывался на Сару. Но инстинкты Дикого Билла вдруг забили тревогу.

– Давай выйдем на воздух.

Они переместились во дворик. Незнакомец остался. «Ложная тревога, – подумал Дрю. – Ты в безопасности. Расслабься. Они не смогут следовать за тобой, даже если узнают, где ты. Миграционная служба возьмет их прежде, чем они попытаются сесть на челнок».

* * *

«Чуть не попался», – подумал Бо. когда цель и женщина вышли. Две недели ушло, чтобы его найти, а он чуть не облажался. Но кто бы мог подумать. что парень запихнет передатчик от комбинезона под обивку сиденья в поезде? Бо чуть дыру не проглядел на проклятой каталке, прежде чем догадался, что зайчик не находится в бесконечном поиске работы. А потом вся Луна-II отказалась с ним разговаривать, и он никак не мог добиться сотрудничества, потому что здесь нет тихого места для приятной приватной беседы.

Примерно тогда же он понял, что совершить убийство на Луне не так просто, как ему казалось. Здесь слишком много народу. Успокоить цель было бы легко. Но вот уйти после этого – тут-то возникала проблема. Пока он не увидал цель рядом с женщиной. Меры безопасности в «ЛунаНете» обойти не составило труда, да она и не пыталась скрывать свой профиль. Достаточно оказалось голокадра, который он отщелкнул, прежде чем его заметили. Сара Джейнс Арбакл, род занятий – оператор смены, СЕА, отдел ПВС. Зайчик оказался настолько туп, что нашел работу с выходом наружу.

Бо гордился своими успехами, но иной раз все складывалось одно к одному и выполнять задание было почти слишком легко.

Он поднялся на ноги, в последний момент вспомнив, что торопиться нельзя, иначе Землянские мускулы выдадут в нем чужака. Хотя он и не ожидал, что когда-нибудь сюда вернется.

Если выехать сейчас, у него хватит времени вскарабкаться на гребень и дойти до скутера, который отвезет его к спрятанному вездеходу (хотя в краю вечных теней не нужно особо стараться с маскировкой).

А в вездеходе было все, что ему нужно. Бо никогда не выходил на охоту, полностью не подготовившись. Если поторопиться, то времени хватить сделать рейс, выполнить задание и до конца недели вернуться к цивилизации. Став богаче на миллион кредитов.

Бо часто улыбался – это привлекало к нему людей. Но та, социальная, улыбка редко отражалась в глазах. Как он ни тренировался, все равно не выходило. А вот сейчас он знал: его улыбка была искренней.

* * *

– Ну так какого черта с тобой творится? – Глаза у Сары были холодные, серые, но это не значило, что они не могли сверкать от ярости. – И почему не мог сказать там?

– Слишком шумно. – Дрю помолчал. – Нет. Просто не люблю толпы.

Всю дорогу из «Чё-та с чем-то» он подбирал слова.

– Я не тот, кто ты думаешь.

Взгляд Сары затуманился.

– Ой-ой. Кто она?

– Нет, не в этом смысле.

– Ты женат.

– Нет! Ничего подобного. Дело во мне. Я не Дрю.

Выражение ее глаз не давало ни единого намека о том, что она думает.

– А кто тогда?

Поразительно, насколько тяжело было заставить себя произнести имя. Обработали его знатно. «Никогда, никогда, никогда. Не верь. Не привязывайся. Всегда плыви по поверхности». Но они ошибались. Рано или поздно приходит время, когда стоит рискнуть. Какой смысл оставаться в живых, если не жить?

– Димитрий. То есть был им до прошлого года. Димитрий Кацарос.

Брови ее поднялись.

– Ничего себе. Могу понять, почему ты предпочел «Дрю».

Но веселья в голосе не звучало. Сара, которую он знал, встала на паузу.

– Сын Леандра Кацароса.

Она коротко мотнула головой.

– Если имя должно мне о чем-то говорить, то увы. – Она поджала губы. – Или это значит, что я просто оказалась дурой с Луны.

– Нет. Это значит, что у тебя есть более важные дела, чем следить за греческой мафией в Балтиморе.

Теперь непроницаемым стал не только ее взгляд.

– Я предал свою семью.

* * *

До затемнения оставались считанные часы, и Резо стоило бы отправиться на боковую. Вместо этого, когда они с Целией вышли из театра, он свернул к Центральному и бесконечности «Неборамы», где всегда появлялось желание покопаться в себе.

Она была права: это место превратилось в часть него. Еще на Земле, с того дня, как сочувствие безымянного копа осветило его жизнь лучиком надежды. Дженн поставила его перед невозможным выбором. Нет, не Дженн – лунные законы. Они напирали на справедливость и равные шансы. Но справедливость не всегда совместима с надеждой. Может, поэтому Реза занесло в полицию. Он считал, что просто так получилось, но первой его работой было гонять ДВК-осликов к солнечным ректификаторам, помогая «Воде и воздуху Луны» добывать драгоценные ресурсы, пока зеркала на гребне выжигали их из почвы. Полицейская служба началась потом, когда он выяснил, что нет способа вернуть Дженн. Ему казалось, что его просто занесло туда течением, но Рез никогда не забывал того добросердечного копа, что его спас.

Целия стиснула его руку.

– Ты молчаливый сегодня.

– Извини. Задумался.

Он не был уверен, сколько они уже идут рядом, но не отпускал ее ладонь с той минуты, как они вышли из театра.

– Ты в порядке?

– Ага.

Лучше, чем в порядке. С него будто бы осыпались прошедшие годы. Он давно уже ощущал себя все более и более дряхлым. Подумывал даже выйти раньше срока на пенсию и заняться… ну, чем-нибудь другим. Но с этой идеей, вероятно, придется подождать.

– Заговорить об этом после стольких лет… Чувствую… Нужно время, чтобы прийти в себя, наверное.

– Ничего. Поверь, о возвращении в себя я знаю все. – Он бросил на нее острый взгляд, но Целия покачала головой. – В другой раз.

Потом над ними раскинулась «Неборама».

– Знаешь, – призналась она, – это место мне не надоедает.

– Когда ведешь челнок, чувствуешь себя так же?

– Да. И нет. Тут больше величия. В кабине… свободы. Вообще-то мог бы со мной слетать хоть раз.

Предложение вызвало с собой отголосок старой боли. Вчера он бы отказался сразу. Сейчас… ну, кто знает? Хотя существовала проблема.

– Я же не выдержу перегрузки.

– Да ну! Тебе просто надо немного прийти в форму.

– Куда там немного. – Он помолчал. – А тебе ведь балет не очень понравился, верно?

Они выходили из-под «Неборамы», сворачивая в коридор, ведущий… Рез не был уверен, куда именно. Ведущий – и пока этого было довольно.

– Не очень. Ну и ладно. – Она рассмеялась. – Зато наводит на интересные мысли.

Она ступила на прихватку и толкнула Реза бедром с такой силой, что тот покачнулся, потом перешагнула на следующую, потянув его за собой.

– Никогда не думала, что прихватки могут принести так много веселья!

– Только если ты амазонка!

– Я кельтская амазонка. Мы балетом не увлекаемся. Наше дело – пиршества, Финагал, Фимбулвинтер… или это у викингов? Черт, надо было внимательнее быть по ходу дела.

Он рассмеялся вместе с ней. Они перешучивались как прежде – и все же иначе. Не чтобы спрятаться за иронией, а ради нее самой.

– Ты себе льстишь.

– Подловил. Я вообще-то в Дулуте выросла, господи помилуй. На берегах Гитчи-гюми, с лютефиском и финнами. Невесть почему они все скопились у озера Верхнего.

– Не знал.

– Что, про финнов? Чистая правда…

– Нет, про тебя.

Неужели исповедь действительно так очищает душу? Словно что-то давно копившееся выплеснулось наружу.

Целия затормозила на прихватке, так внезапно, что толчок ее землянской силы едва снова не оторвал Реза от пола.

– Потому что ты никогда не спрашивал.

– Я…

Она прильнула к нему. Поцеловала нежно. По-дружески, без страсти – но с намеком на большее.

– Нельзя вечно переживать прошлые решения. – Она взяла его за обе руки. – Это было двадцать лет назад. Ты тот, кто ты есть сейчас. Не тот, кто раньше.

Он уже собрался поцеловать ее в ответ, когда в мозгу у него щелкнуло.

– О черт. Псол.

– А что с ним?

– Он не тот, кто есть сейчас. Для людей, от которых он сбежал, он прежний. Эти ребята никогда не отпускают.

В голове у Реза кружилось. Незнакомец, выспрашивавший у Лео про мальчишку. Откуда он взялся? Неужели наемный убийца рискнул бы пройти погранконтроль?

Кельтские амазонки. Балет. Землянская сила.

Он часами просматривал анкеты иммигрантов. Если там и затесался наемный убийца, его данные были настолько же фальшивыми, как и данные псола. Рез поставил флажки на всех прибывающих пассажиров, хотя бы отдаленно напоминавших голоснимок (не настолько качественный, как думал Арчи: незнакомец умело держался в тени), но никто из них не вытворял ничего неординарного для туристов. Никто по имени Гест, Жест, Жесть, Бо, Борегар или что бы то ни было сходное не регистрировался ни в одном из отелей и не оставлял отпечатки пальцев. Рез уже готов был прийти к выводу, что Лео это все померещилось.

Гонка за солнечными зайчиками.

Гонка с силой землянина.

Прихватки на стенах.

– Черт, – повторил он. – Два раза черт. – Он ткнул в коммуникатор. – Макхэддон? Не знаю, где ты, но у нас появилась работа.

Он стиснул пальцы Целии. чмокнул ее многообещающе в щеку – больше, чем он планировал когда-то, меньше, чем хотел сейчас.

– Похоже, у парня действительно проблемы.

Она поцеловала его в ответ – и снова больше, чем он когда-то ожидал, и меньше, чем мечтал ныне.

– Беги. Спасай.

И это было, понял он, лучшее из возможных искуплений.

* * *

– Греческая мафия в Балтиморе?

Голос Сары оставался холоден.

– Ага.

– Убивал людей?

Дрю помотал головой.

– Нет. Только брал деньги у тех, кто убивал.

– Почему?

– Семья. А на кону были огромные суммы.

Ну как тут объяснить?

– В молодости я хотел вырваться. Даже нашел способ.

Спортивные стипендии, университеты, зазывающие его в команду…

– Но до конца не получилось.

Олимпийские перспективы таяли. Потом машина. Девушки. Никаких обязательств. Просто вернись. «Для этого и существует семья». Только, конечно, от тебя ждут ответной помощи. Потому что семья существует и для этого.

– А потом… я бы потерял себя. Нет, уже стал терять. Когда я был мальчишкой, мы ограничивались азартными играми и рэкетом. Давали займы – людям достаточно тупым, чтобы их брать. Ничего такого, чего не одобрил бы Дарвин. Поверишь ли, я отца цитирую.

Сара покачала головой.

– Это все звучит… Моя жизнь всегда строилась вокруг ПВС. Без нас не было бы Луны-ТК, а только один большой темный кратер. Я с детства чувствовала себя героиней.

Дрю еще не выбрался из прошлого. Пытаясь стереть его. Пытаясь искупить. Нет, оправдать свое искупление.

– Дарвин был вообще-то теологом немного. Знала? На самом деле он бы отцовских идей не одобрил. Посвящением в эти дела я заплатил семье за то, что мне позволили поступить в колледж. Хотя к тому времени они уже занялись и проституцией, и наркотой, и всем, чем можно заработать.

Он смотрел поверх ее плеч на все ускоряющееся биение огней на танцполе. Потом заставил себя взглянуть ей в глаза.

– Я знал, что в конце концов начну напрямую помогать им зарабатывать деньги. В моей семье так заведено. Так что когда феды взялись расследовать пару убийств… мне предоставился второй шанс вывернуться. И на этот раз я его использовал.

– Так что ты никого не убивал.

– Нет.

Если только дяде не вынесут смертный приговор.

– Не торговал наркотиками?

– Нет.

– Тогда в чем проблема?

– Я пошел легким путем.

– Каким? Который не сработал?

– Нет, тогда у меня не хватило сил.

Не то чтобы он потерял место в команде. Он был звездой. Потом бросил.

– Из-за меня в тюрьме отец. Плюс дядя и пара двоюродных братьев.

– И это тебя делает плохим парнем?

– Уж точно не лучшим сыном года.

Сара смотрела на него как-то странно, но Дрю было уже все равно. Если он не скажет сейчас правды, он останется не лучше, чем раньше. А он должен был стать лучше. Даже если он заплатит за это единственной достойной женщиной – единственным настоящим другом, – что встретилась ему с тех пор, как он принял в подарок тот автомобиль.

– Мои отец и дядя убили шесть человек. Это только тех, о ком я знаю. Если они в жизни сделали хоть что-нибудь хорошее, мне об этом неизвестно.

Он было отвернулся, но голос Сары заставил посмотреть на нее снова:

– Хотя бы кое-что толковое твой отец в жизни сделал.

– И что?

– Тебя.

* * *

Бо нравились пешие прогулки. Они прочищали голову, давали время поразмыслить. На Земле его любимым местом была пустыня. Никого вокруг, только он, некому его побеспокоить, кроме редких змей, скорпионов или тарантулов. Простой край. Край, где люди, возможно, никогда и не жили.

Поэтому он и на Луне не имел ничего против пешего похода. Особенно теперь, когда знал, что предпримет. У цели была работа за пределами купола. Работа, которая выгонит его наружу через несколько часов и оставит там, покуда Бо не сможет вернуться.

Бо снова улыбался. В конечном итоге большая часть заданий оказывались такими. Ждешь, собираешь информацию, а само дело тривиально.

За пределами купола ему не требовались особые умения, чтобы убить человека. Даже если он не попадет в яблочко, Луна доделает все за него. Поразительно, насколько тупы могут быть зайчики: словно упрашивают его выполнить работу. Пора закончить преследование и избавить зверушку от мучений.

Скоро кратерный гребень и пик вечного света на тридцать семь часов погрузятся во мрак. Если за это время Бо не сможет сделать свое дело, ему пора на покой.

* * *

Целия объявилась через несколько минут после того, как Резо добрался до кабинета. Она снова прислонилась к косяку. Выходное платье сменили синие джинсы и невзрачная футболка.

– Извини, заскучала. Могу тебе чем-то помочь?

Рез собрался было покачать головой, но передумал.

– Да. Принесешь мне кофе? Кофеварка…

– Знаю.

Спустя минуту она вернулся, морща нос.

– По-моему, он там давно стоит.

– Неважно, лишь бы кофеин не улетучился.

– Тебе, может, еще вот это пригодится. – Она предложила ему розовую таблетку. – Не знаю, как ты, а из меня до сих пор коктейль, который мы взяли в антаркте, не выветрился.

– Спасибо.

Он положил в рот таблетку, запил кофе, сморщился.

– Он там дольше, чем давно. – Сделал еще глоток. – Но помогает.

– Так что случилось? Или мне лучше уйти? Я не обижусь.

– Нет.

Две головы и все такое.

– За твоим псолом следят. Мне стукнули, но как мог действительно плохой парень пройти миграционный контроль?

Рез откинулся на спинку кресла. Проговаривать задачу вслух всегда лучше, чем копаться в сети.

– Я хочу сказать, твой псол-то прошел, но ему ведь помогали.

– Имеешь в виду, что за вторым парнем тоже стоит правительство?

– Нет. Имею в виду, что был дураком.

И это он-то, балетоман. Балет продолжал требовать земной мускулатуры. Но только когда Целия заговорила о возвращении на Землю и толчком бедра чуть не сбила его с ног, он до конца осознал, на что способны земляне. Вроде Дрю – псола, – бегущего по прихваткам. Все знали, что земляне в низком тяготении делают глупости. Но они были сильны. И быстры.

Рез попытался собраться с мыслями.

– За ним стоят большие деньги. И он умен. Он контроль не проходил, а обошел его.

– Как?

– У него свой корабль. Ничего необычного.

– Само собой. Их в порту всегда по нескольку штук стоит.

– Но этот парень не высаживался в порту. Он подошел низко, за кратерным гребнем, должно быть, в стороне, и где-то там приземлился. Возможно. подогнал какой-нибудь вездеход, насколько смог близко. Потом шел пешком. Ты далеко способна пройти в нашем тяготении?

Целия пожала плечами.

– Изрядно. Но ему пришлось бы переваливать гребень. Склон крутой.

Рез обратил внимание, что она не сказала «высокий». Что там земляку четыре километра?

– И теневой, – добавил он. – Даже тут можно упасть с неприятными последствиями. А если бы он взял сильный фонарь, то сиял бы, точно радарный маяк. Ставлю кредит против клюквы, у него хватинки.