Текст книги "Отпуск в тридевятом царстве (СИ)"

Автор книги: Галина Бахмайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

– Твой брат жив и здоров, – первым делом оповестил он Бенвора, который весь извелся за эти дни. – Но он с семьей под домашним арестом.

Успокоенный хорошей новостью, капитан ухватился за плохую.

– Что с ним было?

– Пока ничего серьезного. Когда узнали, что вернулся, приезжал судейский чиновник со стражей. А Ланайон как раз лежал больной – простыл ведь. Допросили прямо так и оставили выздоравливать. Потом как-то все утихло само собой – забыли, может? Или опасались – вдруг и там чума вылезет? Пока его не трогают, а он и боится узнавать, что можно, а чего нельзя. Так и сидят дома, носа не высовывают.

– А что вообще слышно в столице?

– Ни черта я не понял, если честно, – развел руками Уилкас. – Говорят, коронация Майрона сорвалась. До Ланайона новости почти не доходят, а повидать кого-нибудь еще я не рискнул. Ах, да – Жомеросуин опять закрыл границу. Вроде как боятся поветрия – отсюда-то совсем недалеко. А на самом деле – кто его знает?

– Странно, – тихо заметил капитан. – Чума ведь не начала распространяться, и это всем ясно, как день. Неужели в Анклау все-таки ждут армию Рунгунда?

Уилкас привез не только новости. Проезжая мимо обители Кампа, он встретил и прихватил с собой Микаса. Старый писарь еще в начале осени уехал из приграничного форта в монастырь – там было безопаснее. Узнав по секрету от Воллана, что чумы в Сентине нет, Микас увязался с ним.

– А это тебе передали из Олквинау, – Уилкас протянул объемистую сумку. – И велели поздравить.

– Что еще сказал Ланайон? – настороженно спросил капитан. Воллан не стал уточнять – ему и так было ясно, что речь идет о невесте.

– "И почему меня это не удивляет?", – усмехнувшись, повторил Уилкас, невольно передразнив характерную интонацию барона.

– И все? – удивился Бенвор.

– Ну, не станет же он выкладывать остальное мне? Дождись уж личной встречи. Но мне кажется, теперь у Ланайона не хватит духу возражать.

Сумку Олквин открыл уже наверху. Парадный мундир приветливо блеснул начищенными пуговицами.

– А это, видимо, для тебя, – Бенвор протянул Джелайне сверток с торчащим наружу уголком дорогой светлой ткани. Веанрис, в своей обычной манере, постаралась позаботиться хотя бы о том, чтобы жених и невеста были нарядными. Разворачивать платье при капитане Джелайна не стала – сослалась на какую-то плохую примету и удрала примерять его в свои бывшие покои, ныне стоявшие пустыми.

В сумке болтался еще какой-то предмет. Бенвор пошарил рукой и выудил маленький бархатный мешочек. Внутри было что-то твердое. Развязав тесьму, Олквин вытряхнул на ладонь кольцо с потускневшим от долгого хранения в темноте зеленым камнем в старинной золотой оправе.

Юноша замер, тотчас вспомнив, кому принадлежало это кольцо. В детстве он не раз видел его на изящной руке матери. После ее смерти многие драгоценности куда-то пропали – наверное, отец распродал все, что сам дарил строптивой жене. Остались только фамильные, всегда принадлежавшие баронской семье – их теперь носила Веанрис. А это кольцо некогда было частью приданого очаровательной леди Рианэн Уормитон. Очевидно, Ланайон сберег его для младшего брата.

Крупный камень цвета морских волн под солнцем – камень цвета дивных материнских глаз. Бенвор получил лишь толику этого оттенка – лучистой звездочкой вокруг зрачка. Напрасно Веанрис заглядывала в глаза своим подрастающим малышам, веря, что хоть у кого-нибудь из них проявится редкая наследственность рода Уормитон. Цвет, переходящий только вместе с изумительной красотой, так и не достался детям сероглазого Ланайона.

Бенвор зажал кольцо в руке, чувствуя, как оно моментально теплеет. Соприкоснувшись с кожей, камень стал прозрачнее и слегка заблестел. Будто ожило око из прошлого, заглядывая в будущее с надеждой и любовью.

* * *

Хоть Платусс и упрашивал капитана позволить ему организовать свадьбу как можно торжественнее, «как подобает знати», Бенвор все же настоял на предельно скромной церемонии. Кого тут было удивлять? И без того, впервые увидев своего лорда в парадном мундире, впечатленные сентинцы разве что на колени не попадали. Такое событие, как свадьбу феодала, здесь могли припомнить лишь очень немногие старожилы. Да и то, простой люд тогда даже близко не подпустили, а нынче прямо на узкой площади перед хозяйским домом накрыли большое угощение для всех желающих, более чем наполовину устроенное самими же сентинцами, старающимися сделать господину хоть какой-нибудь подарок.

Ожидая появления невесты, Бенвор стоял у алтаря маленькой часовни в компании приосанившихся Хоркана и Уилкаса и, немного волнуясь, поглядывал на стоявшего в уголке Микаса. Два дня назад старый писарь пережил самый настоящий шок, когда узнал, кто именно является избранницей капитана. Он впал в ступор, хватая воздух ртом, косо посмотрел на Джелайну, издали ответившую ему таким же недобрым взглядом, и растерянно зашептал:

– Милорд, но почему?.. Она же…

– Молчать! – негромко, но веско оборвал его Олквин. – Не лезь не в свое дело.

– Конечно, милорд, – склонил голову старик. – Воллан рассказал, что она помогла вам с братом бежать из плена. Я понимаю вашу благодарность. Но жениться-то зачем?

– Ничего ты не понимаешь, – отмахнулся Бенвор.

– Да, она выходила вас от чумы, – не отставал Микас. – Но у меня хорошая память, и я знаю о ней то, чего не знают другие. Эта леди ничем не рисковала.

– Благодарность тут ни при чем, – не выдержал Олквин. – Я давно люблю Джелайну и жалею, что не обвенчался с ней раньше. Ты можешь думать все что угодно, но я уверен – лучшей жены мне не найти.

Микас заметно расстроился.

– Болезнь повредила ваш рассудок, милорд, – с горечью сказал он. – Вспомните, о чем она рассказывала.

– Я все помню, – кивнул Бенвор. – И прекрасно знаю, что ты сейчас хочешь сказать. Что Джелайна не настоящая, что ее тело – только проекция…

– Вот именно! – оживился писарь. – Как вы собираетесь жить с одной видимостью?

– Ну, знаешь, – фыркнул капитан. – Если бы мне не напомнили, я бы и не заметил разницы.

Уязвленный, старик ненадолго умолк, но потом осторожно произнес:

– Милорд, я надеюсь, вы женитесь на ней не потому, что в том мире ваш двойник…

Не дав Микасу договорить, Бенвор схватил его на ворот и прошипел:

– Ни слова больше! Я предупредил тебя тогда и повторю снова – если проговоришься о ней хоть кому-нибудь, я сам отрежу тебе язык!

– Отрезайте, коли угодно, – пробормотал писарь. – Тайну леди я и так никому бы не выдал, даже под пыткой.

Олквин удивленно усмехнулся и отпустил его.

– А ведь ты боишься Джелайну куда больше, чем меня. Почему?

– Она чужая здесь, – потупившись, выдавил Микас. – И никогда не станет своей. Она не боится гнева Божьего, не верит в самое святое. С виду она тиха и совсем безобидна, но внутри нее чутко дремлет чудовище, и никто не знает, что у него на уме. Собираетесь венчаться с убийцей… Вы хоть помните, сколько крови на ее руках?

– Нашел, чем пугать, – возразил Бенвор. – Мои руки тоже в крови, но меня-то ты не судишь? И трепета перед святынями мне, как ни старались, так и не смогли привить.

– Милорд, вы солдат, и убивали только в честном бою. А для нее отнять жизнь беззащитного человека – пустая игра, ремесло, холодный расчет.

– Микас, – хмуро напомнил Олквин, – я ведь жив сейчас именно благодаря тому, что Джелайну научили убивать. И можешь не сомневаться – она не станет колебаться и впредь, если меня коснется хоть тень опасности.

– Вот и пусть оберегает вашу жизнь, если в этом ей отрада. Пусть согревает ложе, если это в радость вам. Но зачем связывать себя священными узами брака с неживой сутью, чье присутствие здесь богопротивно по самой своей природе?

– Богопротивно будет, если леди станет шлюхой в моем доме, – отрезал Бенвор. – Все, Микас, довольно.

– Она никогда не родит вам детей, – уже в спину ему тихо добавил писарь. – Вы можете наплодить еще хоть сотню бастардов, но это совсем не одно и то же. Вы еще вспомните мои слова, милорд, обязательно вспомните. Не завтра, не через неделю, возможно, пройдут годы. Но однажды все-таки вспомните.

– Не волнуйся, у меня и так будет наследник, – не оборачиваясь, невыразительно бросил капитан.

– Вы меня не слышите, – вздохнул старик. Олквин раздраженно дернул плечом и ушел.

* * *

Шум голосов снаружи часовни на мгновение стих, а потом разлился почти осязаемой волной. Люди расступились в стороны, освобождая дверной проем, враз наполнившийся слепящим светом удивительно ясного дня. Как никогда торжественный и серьезный Платусс, изо всех сил стараясь не горбиться, церемонно ввел под руку невесту. Платье цвета речного жемчуга отражало солнечные лучи, и Бенвору на миг показалось, что Джелайна сама излучает свет. Идущее от нее тепло он почувствовал еще раньше. Капитану отчетливо вспомнился день, когда в его жизнь вошла гостья из другого мира, и перед глазами на миг встал другой образ – тонкий черный силуэт на фоне огня. Сегодня чертенок превратился в ангела.

Краем уха Олквин уловил тихое замечание Хоркана Уилкасу – что-то насчет того, что, мол, любая невеста почему-то всегда кажется красивой. Платусс подвел Джелайну к алтарю, передал ее руку Бенвору и, по обычаю, сам откинул вуаль с лица женщины. Капитан тихонько сжал ее пальцы, непривычно холодные – похоже, Джелайна не на шутку нервничала. Бенвор ободряюще улыбнулся ей, и по знаку священника оба опустились на колени.

Зачитав над пухлым молитвенником все подобающие обряду слова, отец Паритэн громко возвестил:

– Если кто-либо из присутствующих здесь знает хоть одну причину, по которой эти двое не могут сочетаться браком, пусть скажет об этом сейчас или молчит до конца своих дней.

Бенвор невольно оглянулся на Микаса. Встретив его взгляд, писарь съежился и совсем забился в угол. После этого волнение отпустило капитана окончательно. Повторив вслед за священником старинную клятву, Бенвор поймал себя на том, что она впервые кажется ему по-настоящему весомой и мудрой. Лишь на миг ему стало не по себе – когда голос невесты ощутимо дрогнул на словах"…пока смерть не разлучит нас".

Хоркан подал Олквину кольцо. Глаза Джелайны удивленно распахнулись, в них появился безмолвный вопрос. Довольно улыбнувшись, Бенвор полюбовался тем, как камень, обретя новую хозяйку, засиял прежними красками. Теперь все было правильно, все как надо. И поцеловать, наконец, свою жену – это тоже было правильно.

* * *

На площади даже звучало что-то вроде музыки на самодельных подобиях инструментов – горожане зимой придумывали и мастерили всякое. Вышедших из часовни господ щедро осыпали ячменным дождем.

– Ну, без этого никак, – саркастически фыркнула Джелайна, вытряхивая из-за воротника острые зернышки. Даина подошла с поздравлениями и набросила на плечи новоиспеченной госпоже собственноручно сшитую накидку из белоснежного меха. Джелайна обняла ее и что-то тихо сказала на ухо. На глазах экономки тут же заблестели слезы.

Поздравлять подходили старосты деревень, и все как один, желали лорду много детишек, уверенно предрекая, что после сенокоса он уже будет крестить первенца. В своем господине никто не сомневался. Джелайна едва замечала почтительные поклоны сентинцев и все больше мрачнела. Вскоре ее настроение начало передаваться и Бенвору. Поняв, что их праздник вот-вот окажется безнадежно испорченным, капитан просто взял жену на руки и унес в дом. Люди провожали их до дверей, говорили наперебой, что-то выкрикивали – Олквин уже никого не слушал.

Усадив Джелайну на край кровати, застеленной новым вышитым покрывалом, он опустился рядом на одно колено и, заглядывая ей в лицо, попросил:

– Не расстраивайся. Для них все просто. Такова традиция.

Она поспешно отмахнулась.

– Ничего, я только… если бы все это было по-настоящему… Ладно, забудь.

Бенвор погладил жену по щеке. Она упорно отводила взгляд, и это начало его беспокоить.

– Джелайна, у нас и так все по-настоящему, – перестав улыбаться, напомнил он.

– Да, конечно, – тут же согласилась она, растягивая губы в улыбке. – Не обращай внимания. Это пройдет.

Олквин легонько поцеловал ее и стащил с головы эннен. На колени Джелайне упало застрявшее в вуали ячменное зернышко. Юноша положил его на ладонь и тихо спросил:

– А ты бы хотела остаться со мной, но быть здесь настоящей?

Джелайна посмотрела на зернышко и, прикусив губу, кивнула. Но потом печально вздохнула.

– Даже если бы я могла прямо сейчас вернуться домой, а потом шагнуть к тебе целиком, насовсем… Если не повезет – сюда свалится просто кусок мертвого мяса. Один шанс из четырех, помнишь?

Вспомнив, Олквин похолодел.

– О, нет, лучше так не делать. Это слишком опасно. Не надо, все, молчи!

Но похоже, мысли на эту тему изводили Джелайну уже давно. Она торопливо продолжила, не то оправдываясь, не то надеясь, что сам Бенвор придумает хоть какой-нибудь выход:

– К тому же, я просто не смогла бы здесь выжить. Без вариантов. Иммунитет людей моей эпохи давно уже не тот. Пусть я привита от некоторых неизлечимых болезней, но мое реальное тело загнется от первой же сильной простуды. С собой ведь не притащишь запас лекарств на всю оставшуюся жизнь. Разве что забросить вперед несколько точечных посылок, но этого мне не позволят. Танбиковы зелья на человека из двадцать первого века уже толком и не подействуют. Ты, вон, сам справился с чумой, а я на твоем месте, не получив лошадиной дозы антибиотиков, умерла бы почти сразу. Моя проекция сильна и почти неуязвима, а на самом деле я слабая, очень слабая.

– Да кто вбил тебе в голову, что ты должна быть такой же сильной, как мужчина? – возмутился Бенвор, немедленно ухватившись за возможность увести неприятный разговор в сторону. – Хватит мыслить мерками своего мира. Это я обязан защищать тебя, что бы ни случилось. А пока у нас все выходит наоборот. Какой же из меня рыцарь, если даже моя жена владеет оружием гораздо лучше?

– Это ничего, – чуть улыбнулась Джелайна. – У тебя еще вся жизнь впереди, догонишь.

– И перегоню, – хмыкнул Бенвор, обнимая ее. – Я собираюсь жить долго-долго, лет до пятидесяти точно.

– Тоже мне, долго…

– Это немало! Мой отец и до сорока не дожил.

– А кстати, от чего он умер? – нерешительно спросила Джелайна.

– Да глупо вышло, – нахмурился Олквин. – Просто порезал ступню. К вечеру его уже не стало. Такое бывает.

Джелайна резко выдохнула и крепко прижалась к его груди.

– Провались все пропадом, – простонала она. – Здесь можно спрятаться от врагов, от эпидемии, но потерять тебя из-за того же паршивого столбняка…

– Всех бед не избежать, сокровище мое, – возразил Бенвор. – А счастье у нас только одно.

Собрав в охапку пышную юбку свадебного наряда, он приподнял Джелайну и вместе с ней забрался на кровать.

– Брачная ночь, кстати, тоже бывает только одна, – заявил он, бесцеремонно опрокидывая жену на подушки. – И это, черт возьми, мое законное право. Хватит тратить время на болтовню.

– Да, милорд, – рассмеялась Джелайна. – Только на улице еще день, если ты не заметил.

– Так то на улице, – фыркнул Бенвор, рывком вытряхивая ее из платья.

– Осторожнее… Ну вот…

– Можно подумать, оно тебе еще пригодится.

Закатное солнце заливало комнату теплым розовато-золотистым светом.

* * *

Спустя два дня из Сентина проводили Танбика. Бенвор не удерживал его – лечение уже не требовалось, и знахарь маялся от безделья. Уилкас и Хоркан тоже решили поехать с ним.

– Вам, молодоженам, теперь все равно не до гостей, – посмеивался Тиви. – Чего нам тут сидеть?

Капитан передал с ними рапорт о том, как им всем пришлось пережидать чуму, чтобы друзей не обвинили в дезертирстве. Все разъехались, и дом разом опустел.

– Моя вторая зима здесь… – задумчиво произнесла Джелайна, уставившись то ли в окно, на падающий снег, то ли куда-то вглубь себя. Бенвор рассеянно водил рукой по ее гладкой теплой спине.

– Надо бы хоть на улицу выйти, что ли? – усмехнулся он. – Уже месяц из кровати почти не вылезаю – то болею, то женился…

Джелайна улыбнулась и улеглась подбородком ему на грудь.

– Мне до сих пор не верится. Не надо никуда бежать, что-то делать. Сама не знаю, почему. Наверное, я просто разучилась расслабляться.

Бенвор обнял жену – ну до чего же приятно было думать о ней именно так! – и предположил:

– Это потому, что в доме стало совсем тихо.

– Может быть, – согласилась Джелайна. – Только все равно почему-то кажется, что вот-вот кто-нибудь постучится и опять начнется суматоха.

Олквин постучал по спинке кровати.

– Сейчас начнется, – весело пригрозил он и внезапно подмял Джелайну под себя. Та взвизгнула и ужом вывернулась из его объятий. Бенвор потянулся за ней и тотчас неуклюже ткнулся носом в подушку – рука перестала слушаться и подвернулась.

– Ну вот, опять подловила! – фыркнул он, не особенно, впрочем, возмущаясь. В этой игре он досадовал только на то, что совершенно не успевал замечать, как маленькая, хрупкая на вид жена ухитряется одним мимолетным нажатием превратить его, сильного мужчину, в беспомощного котенка.

Так же незаметно вернув его руке подвижность, Джелайна примирительно улыбнулась.

– Я больше не буду.

– Будешь, – возразил Бенвор. – Покажи мне, наконец, как ты это делаешь.

– Прямо сейчас? – чуть удивилась она. Олквин кивнул.

– И ты всерьез собираешься потратить на это наш медовый месяц? – ухмыльнулась Джелайна.

– Я бы сказал, одно другому не помешает. Даже занятно.

Она помедлила, поглядывая искоса.

– Иногда это бывает… больно.

– Ну и пусть.

Джелайна медленно провела кончиками пальцев по его лицу. Веки ее мелко дрогнули – раз, другой…

– Ладно, – еле слышно выдохнула она. – С чего ты хочешь начать?

– Пока не знаю, – пробормотал Бенвор, обнимая ее и подтягивая ближе.

Глава 31

Над остроконечной крышей часовни в прозрачных облаках плыл тонкий серпик молодого месяца. Проходя мимо площади, двое сентинцев поклонились вышедшим на вечернюю прогулку господам и побрели дальше, то и дело с любопытством оглядываясь. Джелайна прутиком писала на снегу простой английский стишок. Бенвор шагал следом, читая его вслух.

– У тебя уже отличное произношение, – похвалила она. – Даже акцента почти нет.

Сейчас Олквин прекрасно ее понимал. Поначалу Джелайне было очень тяжело говорить с ним на родном языке – менталингвор вынуждал ее бессознательно перекладывать слова так, чтобы Бенвору было понятно. Но как только капитан научился немного говорить сам, и Джелайна пару раз послушала, как он это делает, все стало проще. Теперь при нем она могла болтать по-английски сколько угодно. Правда, сразу же спотыкалась и снова машинально переходила на хорверский, если с ней в это время заговаривал кто-нибудь еще, например, Платусс.

Бенвор принялся повторять стишок сначала. Джелайна уставилась куда-то вдаль, наклонив голову, и юноше почему-то показалось, что она сейчас вообще его не слышит. Последние дни он начал иногда замечать за женой подобные «зависания», и каждый раз ему становилось как-то не по себе.

– Уже темнеет, – оглянулся он по сторонам. – Идем домой? Или велеть Даине вынести фонарь? Ты не замерзла? Эй! – не дождавшись никакой реакции, он осторожно тронул ее за плечо. Джелайна вздрогнула и часто задышала, словно испугавшись.

– Что с тобой? – Бенвор привлек ее к себе и забрался рукой под накидку. Сердце жены колотилось, как после быстрого бега.

– Джелайна, что случилось? – встревожился он. Женщина подняла на него широко распахнутые глаза.

– Скажи-ка еще раз.

– Что сказать? – не понял Олквин.

– Мое имя.

– Джелайна… – удивленно буркнул он.

– Еще.

– Джелайна, – отчетливо повторил он. – Да что происходит?

Она как-то странно моргнула.

– У меня английское имя, – веки ее опять дрогнули.

– И что? – не понял Бенвор.

– Ты выговариваешь его на хорверский манер – округляешь и тянешь гласные.

Капитан пожал плечами. Что тут такого особенного?

– Ну да, я же не знал английского, когда мы познакомились. У нас женские имена…

– Мое имя осталось единственным английским словом, которое ты до сих пор произносишь с таким заметным хорверским акцентом, – нервно запинаясь, перебила она.

– Я так привык, – недоуменно хмыкнул Олквин. – Мне казалось, тебе даже нравится.

Джелайна открыла рот для ответа, но тут со стороны городских ворот послышался неясный шум. В Сентин кого-то впустили, и сторож крикнул, чтобы кто-нибудь доложил господину.

– Я здесь! – позвал Бенвор. Поздний гость, чуть прихрамывая, поплелся к площади, волоча за собой по снегу заплечный мешок. Опомнившись, он бросил его на дороге и пошел быстрее. Олквин кинулся навстречу, безошибочно признав в нем Танбика. Замерзший и измученный, знахарь протянул руки к Бенвору и охрипшим голосом выпалил:

– Бангийская армия вторглась в Хорверолл! Норвунд в осаде!

* * *

Армия Рунгунда высадилась в Анклау пять дней назад. Целый флот из битком набитых военных галер прибыл внезапно, хищным косяком вынырнув из повисшего над проливом тумана. Вслед за первой флотилией подошла вторая. Похоже, Рунгунд и впрямь готовился долго и основательно – судя по скорости переброски войск, перед отплытием сюда их собрали на лувеньонском берегу. Бангийцы сошли на берег и, привычные к молниеносным атакам с моря, немедленно выдвинулись в сторону Хорверолла. Разнеся в щепки все приграничные форты, лавина из нескольких тысяч солдат хлынула прямиком к столице, жадно заглатывая все попутные городки и деревни. Через два дня армия подошла к Норвунду.

– Их тысячи, – бормотал Танбик, все еще не отогревшийся с дороги. – А ведь все думали, что Альберонту пришлют всего несколько сотен. Что же получается, он отдает королевство на разграбление? А чем тогда он сам собирается править?

– Из Локо еще кто-нибудь спасся? – напряженно спросил Бенвор. Танбик опустил голову.

– Разве что с десяток местных.

Олквин закрыл лицо руками.

– Лучше бы они остались тут, – глухо выдавил он. – Зачем я их отпустил?

Джелайна сильно сжала его плечо. После долгого молчания Танбик тяжело вздохнул и продолжил:

– Я сам сбежал только потому, что уходил смотреть больных лесорубов. А форт смели сразу. Конницы у авангарда почти нет, зато везут с собой прострелы. Собирают прямо там, пока идет лучная стрельба, и все дырявят. А потом лезут через стены, таранят ворота и рубят уцелевших.

– Прострелы? – переспросила Джелайна.

– Да, миледи. Вроде большого арбалета, только на станине, и заряжается копьем.

– А, типа баллисты, – задумчиво кивнула она. – Значит, деревянные стены они пробивают?

– Толстые бревна – нет, разве что в щель попадет. Ими тогда стреляют поверх стен, не прицельно. Но дощатые дома и крыши простреливают запросто, и тех, кто внутри прячется.

– А каменные замки они не обходят, ты не слыхал? – тихо спросил Бенвор. Он старался загнать поглубже боль от потери друзей, но следом тут же пришла острая тревога за жизнь Ланайона и его семьи.

– Они саму столицу осадили, – буркнул Танбик вместо прямого ответа.

– Олквинау стоит чуть севернее, – с отчаянной надеждой произнес капитан. – Может, там успели укрепиться, спрятать женщин с детьми… Нам тоже надо укрепиться, – он резко поднялся. – Никогда даже не предполагал, что Сентину доведется обороняться всерьез, но ведь когда-то его строили именно для этого.

– Так это когда было-то?! – подал голос Платусс, судя по всему, уже начавший оплакивать семью барона. – Стены здесь такие старые, что щели едва ли не шире бревен. Ров обсыпался и зарос, а река давно сменила русло, подвести воду уже не выйдет. И кто оборонять будет? Мальчишки с плохими луками? Крестьяне с вилами?

– Что есть, то есть, – оборвал его Бенвор. – Лучше отправь кого-нибудь известить деревенских старост.

– Ты сошел с ума, – зашептала Джелайна, догнав его. – Какая оборона? Бежать надо.

Капитан остановился, подавляя вспыхнувшее в душе раздражение. Почему-то он ни капли не сомневался, что его жена тут же предложит именно такой путь. Позиция рейдера – не вмешиваться без личной необходимости – ничуть не изменилась.

– Бежать? – процедил он. – За границу? И куда я там подамся? Да, крестьяне теперь побегут. Будут кланяться жомеросуинским феодалам, проситься под их защиту. Мне тоже идти пахать чужую землю?

– Зачем? – дернула она плечами. – Обратись к герцогу Вэйнборнскому. Может, он примет тебя на службу.

– Чтобы потом я постоянно маячил перед глазами его дочери? – невесело усмехнулся Бенвор. – А после его смерти поступил в распоряжение ее муженька, кем бы он ни был? Сомневаюсь, что хоть один из тогдашних женихов забыл про мои выходки на смотринах.

Джелайна опустила голову и понуро умолкла.

Уже ночью в Сентине закипела работа. Взрослые мужчины укрепляли ворота, стаскивали на стены груды булыжников, готовили чаны со смолой и запасы стрел. Все остальные, способные хоть чем-нибудь копать, расчищали ров. Когда рассвело, со всех окрестных деревень в крепость начали собираться деревенские жители, таща с собой скотину и припасы. Кое-как разместив в городе детей и пожитки, все они тут же принимались за работу.

Наутро через земли Олквина в сторону границы с Жомеросуином потянулись первые семьи убегающих от войны крестьян. В Сентин они не просились – в любой крепости обычно и своим-то места едва хватает, да и что толку прятаться за старым деревянным частоколом, когда сзади поджимает тысячная армия?

Новости были тревожные. Армия наемников неумолимо расползалась по королевству, осаждая большие города и громя вотчины мелких феодалов. К полудню поток беженцев с востока стал непрерывным. По расквашенной сотнями ног дороге тянулись телеги, запряженные недоенными, непрестанно мычащими коровами. Некоторые крестьянки с плачущими младенцами на руках обнадежено заворачивали к Сентину, устало переминаясь, оглядывали роящихся у стен горожан, и шли дальше.

Вскоре поток поиссяк, а люди, бегущие с севера, донесли сокрушительную новость – столица пала. Майрона вынудили официально отречься от престола в пользу Альберонта. Защитники Норвунда были разбиты, а знати пришлось присягнуть новому королю. Выжившие офицеры хорверской армии теперь пытались сохранить за собой свои земли. Первые бесчинства захватчиков поутихли, и многие крестьяне уже не бежали, а оставались на прежних местах в ожидании новых владетелей. Специальные королевские отряды – их уже прозвали карателями – двинулись по стране, подавляя редкие восстания среди неслужилых феодалов и призывая остальных к присяге. Говорили, что после переворота Альберонт повелел уничтожать только тех, кто окажет сопротивление, и не трогать мирных людей, покорившихся новой власти. Верилось с трудом – бангийцы исстари приплывали сюда убивать, грабить, насиловать, уводить в плен детей и выжигать целые деревни. Даже теперь, идя под знаменами хорверского короля, которому требовалось сохранить в стране крепкое и налаженное хозяйство, они оставались все теми же варварами.

За сутки вокруг Сентина расчистили ров и укрепили его засеками из острых жердей, мешающих приблизиться к стенам и конным, и пешим. Конечно, противостоять большой армии городок не смог бы, но теперь этого и не было нужно. Опасность представляли мародерствующие отряды – было сомнительно, что бангийцы тотчас же все сразу подчинятся приказу Альберонта и удержатся от самовольных захватов, грабежей и насилия. Но как отличить карателей от мародеров? Солдаты одни и те же, и так же могут именем короля потребовать открыть ворота.

– Может, они вообще не пойдут сюда? – лелеял надежду Платусс. – На дороге-то до сих пор вешки стоят. Старые, правда, но оно и к лучшему – значит, их некому было убрать. Кто в здравом уме поведет армию на чумные деревни, а уж тем более станет шарить по домам после поветрия?

– Мародеры – может быть, – мрачно согласился Микас. – А каратели просто возьмут и выжгут все дотла. Земли ведь надо кому-то отписывать. К чему им церемониться с рассадником заразы?

– Я еще вчера выслал дозор, – сказал Бенвор. – Они сообщат, когда кто-нибудь появится. Если свернут в сторону – будем сидеть тихо, если начнут жечь дома – придется выехать им навстречу.

До сих пор молчавшая Джелайна спросила:

– Если ты добровольно сдашь город и присягнешь Альберонту, тебя оставят в живых?

До известия о захвате столицы все, не сговариваясь, вели себя так, будто оборона до последнего была единственным и не подлежащим сомнению исходом. Никто даже не смел заикаться о возможной альтернативе этому массовому самоубийству. Теперь все присутствующие уставились на капитана, тоже ожидая ответа.

– Выбора ведь все равно нет, – вздохнул он. – Майрона, скорее всего, уже казнили…

– Я не об этом, – отмахнулась Джелайна. – Власть есть власть. По большому счету, людей не особо волнует, кому им дальше придется служить или платить налоги – принцу или королю, был бы мир и спокойствие. Что будет с тобой?

До сих пор супруги старательно избегали этой темы, будто весь мир за пределами их уютной спальни на какое-то время совершенно забыл о существовании опального капитана Олквина. У Майрона еще можно было попытаться добиться прощения, но Альберонт был куда более сильной угрозой.

– Надо закопать где-нибудь эту голову, – спохватился Танбик. – Если ее найдут, то весь Сентин с землей сровняют.

– Нужно бежать, – снова завела Джелайна.

– Куда?! – воскликнул Бенвор. – Прятаться негде. И я не могу бросить своих людей на произвол судьбы.

– Ничего с ними не станется, – неожиданно возразил Микас. – Иначе кто будет платить оброк новым господам? Поезжайте в Жомеросуин. Если каратели все-таки подойдут к Сентину, мы предупредим их, что лорд умер от чумы, а в городе до сих пор то и дело появляются заболевшие. Платусс прав, наемники побоятся шарить по домам. Земли отпишут новому владетелю и пойдут дальше.

– А раз повального мора нет, то и жечь, наверное, тоже не будут, – поддержал Танбик. – Бегите, милорд. Иначе Альберонт вас на кусочки порежет. Мы справимся, не волнуйтесь. Девок и баб молодых с детишками в лесу попрячем, в землянках, а грабить тут, кроме скотины, особо и нечего.

– Жертвы будут в любом случае, – покачала головой Джелайна. – Но если мы уйдем, пострадает гораздо меньше людей.

– А главное – буду жив я, да? – буркнул Бенвор, уже понимая, что сдается.

– Да, – согласилась она. – Для меня только это – главное. Ты же и сам прекрасно понимаешь, что вариантов нет. К чему это упрямство? Твою преданность долгу никто не оценит. Чем мучиться угрызениями совести – лучше обвиняй меня. Это я так хочу! Ты же обещал выполнять любые мои пожелания? Так вот – я хочу, чтобы мы убрались отсюда как можно дальше, и побыстрее.

– Так что, велеть запрягать? – мигом сориентировался Платусс. В глазах управляющего незаметный авторитет Джелайны уже давным-давно не подлежал сомнению, равно как и ее влияние на мужа. Олквин кивнул и позвал:

– Даина! Пошли кого-нибудь за Киараной.