Текст книги "Король казино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

С умным человеком и поговорить приятно, – широко улыбнулся полковник.

Посмотрел я, командир, на всю эту жизнь блядскую и понял: рви свой кусок, пока не поздно!

Твоя работа стоит десять тысяч долларов. Аванс – две с полтиной.

Не-е, – отказался Демидыч. – Принесу, тогда и разговор будет. Все, что ли?

Когда ждать?

Брякну. А этим, козлам фишкиным, передай, уши обрежу, сукам.

Уже передано.

Чего ж тогда стращал, командир? – укоризненно произнес Демидыч.

Давно не встречались, а люди, сам знаешь, меняются.

Ну, ну, – пробурчал Демидыч. – Пошел.

Саргачев пожал ему руку, проводил товарища долгим взглядом, встал и зашагал по аллее сквера. Внезапно он остановился и хлопнул себя по лбу.

Ч-черт!

Не поминай черта, голубок, – сказала проходившая мимо старушка. – Не к добру!

Демидыча он догнал на переходе через улицу.

Я ж тебе самого главного не сказал!

Парень вопросительно уставился на полковника.

Необходимы три документа...

Фальшивки? – перебил Демидыч.

Они самые.

Ты запыхался, командир, – улыбнулся Демидыч. – Отдохни.

Уже в машине припоминая разговор, самого парня, его облик, Саргачев ненадолго засомневался в правильности своего поступка, вероятно, не стоило быть слишком откровенным, но он хорошо понимал, зная упрямый характер Демидыча, что воздействовать на него можно лишь таким способом. Приказом парня было не взять, дело-то скользкое. Не было другой возможности заполучить документы у следователя Федотовой, кроме как через Демидыча.

Лилю Федотову Демидыч застал в самых расстроенных чувствах.

Выпустили Фишкина! – ответила она на вопросительный взгляд парня. – Под залог в два с половиной миллиона долларов.

И вы все согласились?

Нет, я жалобу подала. На имя генерального прокурора.

Ну и порядок.

Демидыч, Демидыч, – вздохнула Лиля. – Ты ведь не при советской власти живешь! При демократии!

Прокурор он при любой власти прокурор, Дело то ясное.

Знаешь, сколько тянется следствие?

Не год же!

Больше протянут! Но я заставлю Турецкого и Чижова поднатужиться, закончить следствие побыстрее. Хотя что толку? Фишкин-то уже на Багамах!

Прижучим.

Один раз у тебя прошло. Во второй – пулю схлопочешь.

Чего-то меня сегодня все стращают, – ухмыльнулся Демидыч.

И кто же еще, кроме меня?

Друг. Между прочим, обвенчался.

Не твой ли бывший командир?

Во дает! – ошеломленно выговорил Демидыч.

Кто твои друзья? «Афганцы». Венчанный, насколько я знаю, один. Саргачев. Или еще кто-то появился?

Появился...

Не темни, Демидыч!

Это... Как его... Документики мне не подкинешь?

Какие документики?

Фишкины.

Рассказать, о чем просил тебя Саргачев, или сам доложишь? – помедлив, спросила Лиля.

Попробуй...

Иди, Демидыч, – махнула рукой Лиля. – Не получишь.

Лиля, и всего-то на вечерок. Денька через два. В тот же вечерок и верну.

Что ты задумал, Демидыч?

На вечерок, – повторил парень, отводя глаза. – Надо. Ты знаешь, зря не попрошу.

Саргачев человек опасный, Володя, – посерьезнела Лиля. – Очень опасный.

На вечерок, – упрямо повторил Демидыч.

Я подумаю, – ответила Лилия.

На похороны Андрея Васильева людей пришло много. И все народ известный в мире бизнеса. Речей не было. Говорили, будто запретил отец Андрея. Турецкий стоял поодаль, в тени дерева, выжидая момент, когда провожающие разойдутся и появится возможность хотя бы коротко побеседовать с родителями Андрея. Послышались глухие стуки о крышку гроба, и вскоре возник высокий холм, который могильщики завалили дорогими венками и грудами цветов. Провожающие не спеша направились к выходу с кладбища. Над могилой в скорбном молчании застыли лишь две фигуры, отца и матери. Турецкий затушил сигарету, сделал несколько шагов в сторону родителей, но внезапно остановился, увидев стройную женщину в широкополой шляпе, идущую от храма. Узнал Ларису Стрельникову. Та подошла к могиле, положила на груду цветов несколько желтых роз.

Примите мои соболезнования, Андрей Зосимович и Клавдия Владимировна, – донесся до Турецкого голос Ларисы Ивановны.

И вдруг после продолжительного молчания по кладбищу разнесся дикий, душераздирающий крик:

Будь ты проклята-а! Ведьма-а!

Андрей Зосимович бросился к жене, обнял, что-то зашептал, успокаивая, повел по дорожке к выходу. Стрельникова, будто током ударенная, стояла неподвижно. Турецкий заторопился следом за родителями, на полпути обернулся. Рядом с Ларисой стоял Саргачев.

Прошу извинить, – остановил возле ворот родителей Андрея Турецкий. – Понимаю, не время и не место. Но и вы поймите меня. Моя фамилия Турецкий. Веду следствие по убийству вашего сына.

Ты слышишь, Андрюша?! Убийство!

Ваши документы! – по-военному приказал Андрей Зосимович, обращаясь к Александру.

Пожалуйста.

Изучив удостоверение, Андрей Зосимович сказал:

Мы должны с вами поговорить.

Вот мой телефон, там и адрес прокуратуры, – подавая визитку, ответил Турецкий. – В любое время.

Нет, должны поговорить сегодня. Вы на машине?

Да.

Едем. Здесь недалеко.

Разве вы остановились не в квартире сына?

У нас имеется своя, – суховато ответил Андрей Зосимович.

Усаживая родителей Андрея, Турецкий краем глаза увидел Саргачева и Ларису Ивановну, выходящих из ворот кладбища. Вероятно, заметил его и Саргачев.

Квартира Васильевых находилась в старом доме, построенном еще в прошлом веке, и состояла из двух небольших комнат, кухни и просторной прихожей. Потолок был высокий, лепной, окна широкие, полы устланы вытертыми коврами. В комнате побольше был накрыт стол. Дверь открыла пожилая женщина, сестра Клавдии Владимировны.

Мы в деревне живем, на Владимирщине, – пояснила Клавдия Владимировна, – а здесь Фаня хозяйничает.

Проходите, – пригласил гостя Андрей Зосимович. – Помянем Андрюшу.

Сестры обнялись, заплакали.

Поплакали, и будет, – строго произнес Андрей Зосимович, поднимая рюмку. – Светлая память тебе, сын!

На столе стоял портрет Андрея в траурной рамке.

Светлая память, – сказал Турецкий, вглядываясь в молодое красивое лицо покойного.

Сестры снова всплакнули, повспоминали, каким добрым, умным и отзывчивым был Андрюша, последнее товарищу отдаст, как прекрасно учился и какие большие подавал надежды.

Идите, —прервал воспоминания женщин Андрей Зосимович. – Поплачьте в другой комнате. – И, когда женщины вышли, требовательно посмотрел на следователя. – Мне необходимо знать, чем занимался Андрей и, если возможно, подробности его смерти.

Вам он ничего не говорил о своей работе? – осторожно задал вопрос Турецкий.

Говорил, что занимается бизнесом.

В принципе он не соврал. То, чем он занимался, тоже своего рада бизнес.

Не надо меня жалеть, – жестко сказал Андрей Зосимович. – Мне нужна правда. От этого зависит наш дальнейший разговор.

И все же Турецкий, щадя отцовские чувства, тщательно обдумывал фразы, ведя рассказ об Андрее, и как-то само собой получилось, что в общем-то неплохой человек попал в общество отпетых преступников, воспользовавшихся его гениальностью. Не стал скрывать Турецкий и подробностей его гибели, умолчав, правда, о выстреле охранника.

Он был такой же преступник, как и его хозяева, – сказал после долгого молчания Андрей Зосимович.

Он снял с серванта продолговатую старинной работы шкатулку, нажал планочки, и шкатулка со звоном открылась.

Северная работа. Шкатулка с секретами. Открыть ее могли лишь мы с Андреем. Прочтите, Александр Борисович, – протянул он лист бумаги.

«Дорогие папа и мама! Даже не знаю, правильно ли я делаю, что оставляю вам эту записку, но никому ничего я сказать не могу. Я предчувствую свою смерть, а вернее, гибель, и она близка. Страшно, когда предаст тебя любимый человек. Вы знаете, я всю жизнь любил одну женщину, Ларису!..» Дальше шли зачеркнутые строчки.

«Передо мной открылась бездна. Меня обманули, обвели вокруг пальца, преследуя свои, корыстные интересы. Не буду объяснять вам, каким образом я добывал деньги, скажу лишь, что я не воровал, не грабил, они заработаны. Мечтой моей было создание картинной галереи, и кое-что я уже приобрел: несколько картин и гравюры русских художников, бывшие раньше в частных коллекциях на Западе, находятся в квартире на Арбате. Я хотел назвать галерею Васильевской. Меня сгубила любовь к Ларисе...» И снова пошли две зачеркнутые строчки.

«Папа, оставляю оформленные на твое имя документы. Счета, завещание на владение дачей, квартирой, машиной и всем имуществом. Я сделал это, как ты увидишь, давно. Вот и все. Не говорю прощайте, но до свидания. Если обойдется, начну новую жизнь. Но не уверен, меня окружают равнодушные, страшные люди. Целую. Андрей».

Вот документы, – подал Андрей Зосимович папку.

Не обижайтесь, но мы обязаны на время изъять их, проанализировать, они прольют свет на убийство Андрея, – ответил Турецкий. Он тут же сел за стол, чтобы оформить протокол изъятия документов.

Все состояние Андрея пойдет на приобретение картин, – сказал Андрей Зосимович, – как сын завещал. Вы не могли бы что-либо посоветовать по этому поводу? Я не слишком-то разбираюсь в подобных вопросах.

Что касается юридической стороны дела по поводу наследства, то можете рассчитывать. Подыщем грамотного юриста. Насчет продажи недвижимости... Надо подождать, пока закончится следствие. Если все эти деньги добыты некриминальным путем, после завершения следствия мы вернем их вам.

Здесь, – пристукнул ладонью по папке Андрей Зосимович, – документы, подтверждающие, что на имя сына положены деньги в швейцарском банке. Вот сертификат, карточки с номером счета и суммы.

Отлично, мы заберем пока эти документы, а всем остальным займется адвокат, которого я вам рекомендую. Он честный и опытный человек.

Хотелось бы не затягивать.

Значит, сегодня он вам и позвонит. – Турецкий еще раз пробежал глазами письмо. – Несколько строчек зачеркнуто. Письмо, с вашего разрешения, мы тоже заберем с собой. А вам я пришлю копию.

Хорошо.

Спасибо, Андрей Зосимович. Теперь несколько вопросов. Ваш сын, видимо, нечасто бывал в этой квартире?

Очень редко. Эта квартира принадлежала еще моим родителям. А мы жили на Кутузовском. В силу обстоятельств пришлось освободить. Я не стал унижаться, переехал сюда. Андрей же получил однокомнатную.

К родителям? – спросил Турецкий и, видя, что вопрос не дошел, повторил: – Вы переехали к родителям?

К маме. Отец умер давно. А мама четыре года назад.

Сын приезжал к вам в деревню?

Один раз. С друзьями. На двух машинах.

То были не друзья. Охрана.

Я понял. Вам известна моя профессия? Теперь, правда, бывшая?

Да, товарищ полковник.

Товарищ полковник... – грустно проговорил Андрей Зосимович. – Давно меня так не называли. А наша должность, Александр Борисович?

Старший следователь по особо важным делам при Генпрокуратуре России. Старший советник юстиции, то есть тоже, считается, полковник.

Видимо, дело не только в убийстве Андрея, если делом занялся следователь вашего ранга... Иначе я бы разговаривал с каким-нибудь муниципальным следователем.

Верно, – согласился Турецкий. – Вы работали иод началом генерала Стрельникова.

Да-

Что он был за человек?

Прежде всего профессионал своего дела. Настоящий чекист. Решительный, неподкупный. Он долго сопротивлялся разгрому органов. Не вышло. – Андрей Зосимович посмотрел на Турецкого. – Но вас-то больше интересует не он, а его дочь. А еще вернее, связь моего сына с Ларисой. Не так ли?

Совершенно верно.

Связь преступника с вице-премьером государства, – твердо добавил Андрей Зосимович.

Связь, сами понимаете, несколько странная... Интерес Ларисы Ивановны к вашему сыну пробудился не в то время, когда он, скажем, работал юрисконсультом в научно-исследовательском институте или корреспондентом телевидения, а лишь когда его слава, как человека гениального, пронеслась по всем игорным домам России.

У Андрея была слава? Ничего подобного не слышал.

И я бы не услышал, если бы не моя должность, – улыбнулся Турецкий. – Его слава прокатилась в узком кругу людей, занимающихся бизнесом, воротил криминального мира, игроков, воров в законе и так далее. Круг этот тесен, тайны хранить они умеют.

Мой бедный мальчик! – вздохнул Андрей Зосимович.

Теперь о вице-премьере. Связь вашего сына с Ларисой Ивановной в последнее время окрепла, приобрела новые формы. Андрей Андреевич, прежде оставивший работу на телевидении, снова стал специальным корреспондентом, начал появляться на правительственных приемах и на какое-то время забросил игру. Но это продолжалось недолго.

Всему причиной – счета в швейцарском банке, – сказал Андрей Зосимович.

Не вспомните, Андрей при встречах упоминал какие-то имена, фамилии?

Он больше общался с матерью. У меня, к сожалению, не сложились отношения с сыном.

Этот крик на кладбище... – припомнил Турецкий.

Клава убеждена, что причиной гибели сына является Лариса. А после письма... Тяжело! Что он там зачеркнул? Непонятно.

Выясним, Андрей Зосимович. Скажите, когда, по-вашему, было написано письмо?

Ночью. Утром он погиб.

Сестра вашей жены проживает здесь постоянно?

Частенько гостит у своих детей, но в эту ночь как раз была здесь.

Запамятовал ее имя-отчество?

Анфиса Владимировна.

У вас есть еще что-то сообщить, Андрей Зосимович?

Ничего, кроме просьбы побыстрее прислать юриста.

Турецкий вытащил подарок Грязнова: радиотелефон.

Лиля! Нужен экономист, юрист, бухгалтер, разбирающийся в заграничных счетах. Да, по делу Васильева. Ваш телефон, Андрей Зосимович?

Турецкий продиктовал ей номер телефона и сунул аппарат в карман.

Признаться, не люблю иметь дела с женщинами... – поморщился Андрей Зосимович.

Я звонил помощнице. Она хороший следователь. Раньше работала юрисконсультом у Ларисы Ивановны.

Имя-отчество?

Лилия Васильевна Федотова. Вот она и подошлет к вам толкового юриста.

Надеюсь, нам помогут разобраться в этих бумагах.

Да. А сейчас, если не возражаете, я хотел бы побеседовать с вашими женщинами.

Клава! Фаня-а! – крикнул хозяин. – Идите сюда!

Утирая слезы, пришли женщины, присели.

Анфиса Владимировна, какого числа пришел Андрей?

Восемнадцатого. Нет, было четверть первого ночи. Значит, уже девятнадцатого.

«Дата сходится, – подумал Турецкий. – До казино он побывал здесь. И время подходит, если учесть, что на Рождественке он появился во втором часу».

Он открыл дверь своим ключом или пришлось разбудить вас?

И то и другое. Вначале я услышала звонок, но, пока поднималась, шла, он уже стоял в коридоре.

Как он выглядел?

Да как? Ничего вроде...

Он был трезв?

Трезвехонек! Что греха таить, раньше заявлялся и выпивши. Нет, трезвым был. Я бы враз учуяла.

В его поведении ничего особенного не заметили?

Теперь-то припоминаю, будто не в себе был Андрюша. Обычно шуточки да прибауточки, а в этот раз ни словечка. Поцеловал и говорит: я, мол, на полчасика. Я, помню, сказала: оставайся, куда на ночь глядя? Ничего не ответил, зашел в эту комнату и дверь прикрыл. Знать бы, силой заставила не уезжать! Лежу, а не спится. Примерно через полчаса, слышу, дверь брякнула. Встала, вышла, а его уж и след простыл. Потом машина на улице зафырчала. Уехал, соколик...

Спасибо, Анфиса Владимировна. Теперь к вам вопрос, – обернулся Турецкий к хозяйке. – Меня поразил ваш крик. До сих пор в ушах стоит...

Она! Она, ведьма, угробила Андрюшу!

Кла-ава, – укоризненно проговорил Андрей Зосимович.

Заманила, опутала, а он, простачок, и поверил! Они ведь как муж и жена жили! Спали в одной постели! Люда мне все рассказала!

Кто такая Люда? – быстро спросил Турецкий.

Людмила Васильевна, мама этой ведьмы. А потом запохаживал Валерка. С двумя мужиками спала!

Вице-премьер, член правительства... Прости Господи она» а не член!

Прекрати, Клава! – построжел Андрей Зосимович.

Извините, а где они, так сказать, встречались?

На даче.

На даче у Людмилы Васильевны? – уточнил Турецкий.

У нее, у Люды.

Валерка – это не Валерий Степанович Саргачев?

Он самый, – поджала губы Клавдия Владимировна. – Вы бы съездили, поговорили с Людмилой Васильевной, она, может, и не то бы еще рассказала!

Если вы подскажете адрес дачи, обязательно съезжу.

Станция Трудовая, по Савеловской дороге, Лесная улица, а там спросите дачу генерала Стрельникова, всяк скажет.

А вам ничего такого, касающегося дочери, Людмила Васильевна не рассказала? Вы, видно, подруги?

Сколько лет дружим... Не счесть!

Тем более. Видимо, шли у вас разговоры о детях?

Раньше шли. Сватьями готовились стать. Андрю– ша-то всерьез, а она хвостом вильнула! Замуж за какого– то ученого выскочила. Недолго пожила. Привела потом какого-то Анатолия. То ли писатель, то ли корреспондент... Мужчина видный, вежливый, Людмиле Васильевне всегда цветы, конфеты. Ох, да какой он писатель?! Лариска небось забыла, чья она дочь и чья жена ее мать? А Люда за версту учуяла, кто такой этот Анатолий!

И кто же?

А то вы не догадались?

Я не только догадался, я знаю имя, отчество, фамилию и звание этого человека, но для меня, Клавдия Владимировна, важно услышать то же самое от других.

Я этого Анатолия и в глаза не видела, так что спросите-ка лучше у Людочки.

Я, конечно, съезжу и поговорю, но не убежден, что Людмила Васильевна что-либо сообщит серьезное. Лариса Ивановна как-никак дочь.

Верно, – подумав, ответила Клавдия Владимировна. – Ничего не скажет Люда. Боится она свою Лариску. Если уж отец не мог сладить, куда уж ей, старухе? Своенравная она, наша Лариса Ивановна, дикая, а характер... Не приведи Господь!

Вы знали, что ваш сын богат?

Говорил. И о даче с бассейном, и о квартире, и о миллионах своих...

И не поинтересовались, откуда так быстро все на него свалилось?

Как не поинтересовалась? Сказал, что работает в совместной фирме, занимается бизнесом. Теперь много богачей расплодилось. Я особенного значения и не придала. Сказала я, правда, что, мол, убивают таких, как ты-то, Андрюша. Включишь телевизор, смотреть и слушать страшно. То того убили, то этого...

Турецкий глянул на часы и поднялся:

Мне пора. Спасибо.

При прощании Андрей Зосимович сказал:

Найдите убийц, Александр Борисович. И накажите. На полную катушку.

С этим будет сложнее, но постараемся, Андрей Зосимович. До свидания.

Всего доброго.

Приехав в прокуратуру. Турецкий поднялся в кабинет Константина Дмитриевича Меркулова.

Здорово, Костя, – весело поздоровался Александр.

Ты чего такой веселый?

Так с поминок! А на поминках, как известно, подают.

Народ-то был?

Народу не было.

Неужели никто не пришел?

Почему? Бизнесмены, картежники, шулеры, воры, взяткодатели и взяткополучатели... Дальше перечислять?

Достаточно. Ты прав, это не народ.

Вице-премьер с мужем...

Она постоянна, эта госпожа Стрельникова. И опять в шляпе и очках?

При прежнем полном параде. По-моему, в том же темном костюме. Ритуал своего рода.

Садись, потолкуем.

Я уж всю задницу отсидел! А от толковищ голова вспухла!

По пулям соскучился? По ножам?

Откровенно, соскучился. Хоть какая-то жизнь, а тут постановления, протоколы, акты экспертиз...

Прочел, – потряс бумагами заместитель генпрокурора. – Если хоть десятая часть всего этого правда, то Лариса Ивановна не вице-премьер... Я и слов-то не найду! Куда там всем, вместе взятым, Аликам, Тофикам и Бурятам! Это же какой-то оборотень! Нечистая сила!

И все-таки она вице-премьер.

Я собираюсь с этими доказательствами к генеральному.

Бесполезно. Бумага она и есть бумага. Она горит.

И какого рожна ждать-то?

Они сами пожрут друг друга. И очень скоро. Отнесешь ты материалы следствия генеральному, тот, разумеется, доложит премьеру. Премьер побежит к кому? Правильно! К Президенту. Теперь поставь себя на место Президента. И премьера. Премьер рекомендовал, Президент подписал указ о назначении госпожи Стрельниковой. И нате, такой конфуз! По– тихому сплавят Ларису Ивановну в незаметное государство в ранге чрезвычайного и полномочного поела. И все дела. Не впервой. Бывшие премьеры послами сидят. А если уж брать, то брать надо с поличным. Или позор, или петля. Я жду и дождусь этого момента.

Не будет вести Павлов двойную игру?

Может. Счет-то швейцарский тю-тю! Он попытается найти каналы убраться за границу. Сделать ему это будет трудно. Визы он не получит ни при каких условиях. Значит, остаются каналы тайные. Кто ему может подсобить? Думаю, недостатка в благодетелях не будет, если он хорошо заплатит. Однако и здесь имеются проблемы. Охрана, люди генерала Самсонова. Приказ жесткий, вплоть до применения оружия.

Каковы планы Николая Васильевича насчет Павлова?

Он говорит: сам кашу заварил, пусть сам и расхлебывает.

То есть руками купленных сотрудников навести порядок в притонах Бурята?

В принципе план такой.

Много кровушки будет. И смертей.

Мне лично ни тех ни других не жаль. Чем больше с обеих сторон подохнет, тем лучше.

А как же заповедь Господня? «Не суди, да не судим будешь»...

Знаешь, Костя. Разочаровался я во всех этих заповедях! Где он, Господь Бог?! Куда он смотрит? Убивают, грабят, насилуют, а мы все на Господа Бога уповаем!

Да-а, – протянул Меркулов. – Теперь вижу, озверел ты от бумаг... Ты когда в последний раз был в отпуске?

Чтоб толком отдохнуть, давно не был. Случалось, по мелочам. День-другой. Вот прошлой осенью – неделька выпала, когда в газету уходил...

Может, в отпуск тебя отправить?

Отправь, Костя!

Пиши заявление.

Меркулов выложил чистый лист бумаги и авторучку. Турецкий глянул на начальника и понял, что тот не шутит.

Нет, я все-таки немного погожу, Константин Дмитриевич.

Нечего годить! – повысил голос Меркулов. – И будь добр, подчиняйся приказу заместителя генпрокурора. Не сумасбродничай.

Ладно, но после окончания дела.

Нет! С завтрашнего дня!

Ну и хрен с вами! – махнул рукой Турецкий, придвинул лист, взял авторучку, подумал и вздохнул. – Не могу. Извини, Константин Дмитриевич.

«Извини», – пробурчал Меркулов. – Озлобился ты, Турецкий, на нашей работе. Людей не жаль... А мне вот жаль! Не кто-нибудь, наш, русский брат дохнуть будет! Павловых, Пестовых – тех не жаль! Я бы их сам собственными руками...

Меркулов побледнел, схватился за сердце, быстро достал таблетку нитроглицерина, положил под язык..

Костя, ты чего?! – перепугался Турецкий, вскакивая и подбегая к Меркулову. – Ну и дурак же я! А с дурака что взять?! Доктора вызвать?

Вызовешь, а завтра же прочтешь приказ о моем увольнении по состоянию здоровья. Ничего. Уже легче.

Давай-ка лучше мы тебя отправим куда-нибудь подальше. Подлечишься, отдохнешь...

Куда это подальше?

Куда хочешь! Слыхал про Анталию? Вот туда и поедешь!

Ничего мне не поможет, Саша. Никакая Анталия... Укатали сивку крутые горки. Я как-то говорил с генеральным о своей замене, – прозрачно посмотрел на друга Меркулов.

Да ни за что! Хоть золотом осыпь! Я еще молодой. Мне жить хочется. Я лучше постовым пойду! Там хоть дело живое.

Ты не горячись. Подумай. При твоем темпераменте ты на любом посту найдешь живое дело.

И что генеральный? – буркнул Турецкий.

Одобрил. Я умирать пока не собираюсь. Поживу, но, чую, пора и на отдых. А в нашем доме, сам знаешь, желающих – только свистни. Толпа набежит! А мне ты нужен.

Эх, Костя, – только и смог ответить Турецкий. – Пойду. Документики забрать?

Забирай. – Меркулов помолчал. – А ведь ты прав. Пожрут они друг друга. Ей-богу, пожрут! Как... пауки в банке!

В мрачном настроении подходил к своему кабинету Турецкий. Два инфаркта было у Меркулова. Третий, говорят, чаще всего – последний. Турецкий даже не мог представить себе, как он обойдется без Меркулова, если того подкузьмит здоровье. Все удары, которые метили в него, Турецкого, замгенпрокурора Меркулов принимал на себя. Турецкий и не прав бывал, и действовал резко и прямолинейно, а на красном-то ковре отдувался за него он, Меркулов. Да что говорить, не было бы на свете заместителя генпрокурора Константина Дмитриевича, не появился бы и старший следователь по особо важным делам при генпрокуроре Турецкий. Турецкий считал себя учеником Меркулова и гордился этим.

В коридоре, уже подходя к двери кабинета, Александр заметил Саргачева, который, тоже увидев следователя, поспешил ему навстречу.

Як тебе.

Заходи, – распахнул дверь Турецкий, пропуская нежданного гостя. – Кофе?

Если есть что-нибудь покрепче, тоже не откажусь, – откликнулся Саргачев.

В Греции все есть! – улыбнулся Турецкий. – Располагайся, будь как дома, но не забывай, что в гостях!

Кофе был приготовлен быстро, разлит по рюмкам коньяк, и даже нашлась закуска, два замороженных банана. Выпили, и Турецкий вопросительно посмотрел на полковника.

Если гора не идет к Магомету... – начал было Саргачев, но Турецкий перебил его:

Старо, Валера. Ты давай уж сразу, без всяких там Магометов.

Думаю, с чего начать.

Раньше ты был более решителен. А хочешь, подскажу?

Подскажи, – заинтересованно сказал Саргачев.

Я бы на твоем месте начал так: «Пришел я к тебе, старый мой бывший друг и приятель, по весьма скорбному случаю. Устроила мне венчанная жена моя Лариса Ивановна выволочку...» Позднее и мысли придут. И могут быть даже хорошими.

Саргачев наполнил рюмку, выпил и закурил.

Вижу, ты зря времени не терял.

Мне очень нравится самый короткий анекдот про Чапаева. «Василий Иванович! Белые сзади!» – «Вперед, Петька!» Вот и я, Валера, только вперед.

Да, венчанная жена устроила мне сцену, – твердым голосом заявил Саргачев.

К нему вдруг вернулись спокойствие и решимость, которые всегда приходили в тяжелые минуты жизни, как бывало в Афгане, как бывало и в Чечне.

Она была потрясена на кладбище.

Я тоже, – сказал Турецкий.

Попросила, а точнее, потребовала, чтобы я поехал к тебе. И вот я приехал.

Я понял, она хочет получить информацию из первых рук. Хочет знать, чем мы располагаем по делу картежника Веста?

Ты прав на все сто процентов.

Это вы узнаете, когда будете знакомиться с делом в качестве обвиняемых.

Ты что, подозреваешь нас в убийстве Андрея?

Не только подозреваю, я убежден, что именно по приказу Ларисы Ивановны было совершено это заказное убийство.

Имеются хоть какие-то доказательства?

Иначе я бы молчал.

Понимаешь ли ты, что говоришь? – медленно и зловеще произнес Саргачев.

Понимаю.

А если я передам сказанное тобой Ларисе?

Для этого я и говорю с тобой. Знаю, все мои слова ты с точностью передашь подозреваемой Стрельниковой.

Но ты же будешь уничтожен, Турецкий!

Не привыкать. Мне не раз говорили подобное.

Смотря какие люди...

Не имеет значения. Киллер работает за деньги, и ему безразлично, от кого поступает приказ. От вице– премьера или от вора в законе. Пока обходилось. Бог миловал.

Имеются и другие средства. Человека можно уничтожить и без помощи киллера.

Ничего у вас не выйдет. Вы лихо провернули дельце с полковником Павловым, однако генерала Пестова вам освободить не удалось. И не удастся. Разделаться со мной вам будет очень сложно. Я выдаю тебе некоторую информацию, надеясь, вдруг и вправду у вас с Ларисой заговорит совесть и вы явитесь ко мне с повинной.

Тебе известно про взрыв в Хабаровске?

Не только про взрыв, но и про роль, сыгранную тобой в этой истории. Не пойму пока, почему ты сам не воспользовался такой возможностью? Глядишь, на генеральской должности восседал бы не Павлов, а ты, собственной персоной!

Нагловат ты, Турецкий, – помедлив, ответил Саргачев.

На том стоим.

Завидую.

Чему? Тому, что, как говоришь, буду уничтожен?

Твоей вере в чистые идеалы.

Я и сам удивляюсь своей наивности в век шакалов, – искренне ответил Турецкий. – Видно, таким мать родила.

Перед тобой стена. Разобьешься. Лариса требует, чтобы ты немедленно прекратил порочить ее имя.

Передо мной пирамида, созданная на крови, обмане, подкупе, взяточничестве и лжи. Она построена не из кирпичей, а из людей, связанных круговой порукой. Но внутри этой пирамиды неспокойно, идет жестокая, беспощадная борьба за власть. И пирамида эта уже дает трещины. Значит, вот-вот развалится.

Я хочу, чтобы ты понял главное: ты должен прекратить дело против Стрельниковой и против меня, иначе тебе – крышка!

Даже то, что ты по требованию вице-премьера пришел ко мне, свидетельствует о том, что я прав. Надо быть идиотом, чтобы к следователю, ведущему дело, прийти и потребовать его прекращения!

Условия диктует сильнейший. Одумайся, Турецкий, и не зарывайся! Не делай лишних движений, и все будет отлично!

Да, вы сильны. Пока сильны.

Ты и меня упрятал в эту пирамиду?

Не я же пришел к тебе!

Ну что же... Извини. Разговора не получилось, – поднимаясь, сказал Саргачев. – Но запомни: я тебя предупредил о последствиях. Теперь пеняй на себя!

Прочти на досуге, – протягивая газету, ответил Турецкий. – Вторая страница.

В газете было напечатано интервью корреспондента газеты с Лилией Федотовой.

Не вижу здесь упоминания о вице-премьере, – пробежав глазами напечатанное, сказал Саргачев.

Кому надо, тот и без фамилии догадается, о ком речь, кто руководитель так называемого женского движения, – буркнул Турецкий. – Молодец главный! Куда его только не таскали! Как не стращали! Бесполезно. А ты говоришь, стена-а...

Саргачев положил газету на стол и молча вышел.

5

Все, о чем шептались за спиной Алексея Петровича Кротова, соответствовало действительности. Да, он был азартный игрок, имел обширные знакомства во всех сферах, как криминальных, так и государственных. Он играл на бильярде, в рулетку, в карты, на бегах, он знал всех швейцаров, барменов, официантов, крупье, называл всех по имени и отчеству и никогда не путал. Во всех играх ему везло, исключая рулетку, здесь раз на раз не приходилось, иногда уходил с полными карманами, а порой – хоть фамильный перстень закладывай! В игре на бильярде он входил, пожалуй, в пятерку лучших игроков страны, про бега и говорить нечего: жокеи, конюхи, администраторы были его друзьями, «темные» лошадки готовились исподволь, принося Кроту крупные выигрыши, которыми он, разумеется, делился. Одним словом, Алексей Петрович был человек со средствами, и, если в его карманах не шелестело пять– шесть тысяч баксов, он чувствовал себя неуютно. Получал он деньги и на Петровке, законную свою зарплату платного агента уголовного розыска. Иными словами, он был посредник между воровским миром и органами. «Золотой агент», – говорили о Кроте полковники и генералы из уголовного розыска, из МУРа и МВД. В редких случаях Крот оказывал услуги и генералам из госбезопасности. Все, в том числе и крестные отцы, знали, на кого он работает, что он профессиональный стукач, мент, но для них он был свой мент. Надо скостить срок какому-либо авторитету. К кому обращаться? К нему, Алексею Петровичу. Были случаи, когда и на волю отпускали, и не каких-нибудь сявок, а тоже людей уважаемых. На предложения Крота пойти навстречу той или иной просьбе, идущей вразрез закону, начальники отделов и управлений гневались, угрюмо пыхтели, но выполняли, потому что знали: информация, которую давал агент Крот, стоит куда дороже.

Крот сидел в баре гостиницы «Юбилейная» и попивал холодное пиво. Бармен, блондинистый высокий парень, взбалтывал коктейль.