Текст книги "Король казино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Доложу завтра же.

На. вашем месте я бы поспешил.

Не сейчас же звонить! – постучал по часам Павлов.

Почему бы и нет? – возразил Саргачев. – Ракеты с атомным мини-зарядом.

Кто? – бледнея и почему-то переходя на шепот, спросил Павлов.

Покупатель неизвестен. Материалы зашифрованы.

Павлов встал, прошелся, потом поднял трубку телефона, набрал номер.

Полковник Павлов. Прошу извинить, Николай Васильевич. Мне необходима немедленная встреча с нами, – проговорил он в трубку, выслушал ответ, вероятно отрицательный, но от своего не отступился. – Могу сказать одно. Дело сопряжено с безопасностью государства. Слушаюсь. – Положив трубку, отвечая па вопросительный взгляд Саргачева, коротко ответил: – Еду.

С Богом, – спокойным тоном отозвался Валерий Степанович, подвигая коробочку.

Павлов зашел в ванную, умылся холодной водой, крепко растер лицо полотенцем, при прощании с Сар– гачевым похлопал по нагрудному карману пиджака, где лежала коробочка.

Это стоит генеральских погон.

Жду, – ответил Саргачев и прикрыл дверь.

В ожидании «гавриков», как называл своих подчиненных, работников «Глории», Вячеслав Грязнов, сидел он в кабинете, бездумно рисуя на листе бумаги нечто напоминающее готические соборы. Почти сразу после приезда из Гонконга Турецкий очень подробно, но упуская даже мельчайших деталей, обрисовал Грязно ну результаты расследования дела: убийство Кузьминского – наркобизнес. Славу более всего интересовали старые знакомцы – Грач и Скворец, охранники Кузьминского. С излишней заинтересованностью рассмотрел он и пикантные фотографии госпожи Стрельниковой и Павлова, сделав при этом весьма неприличные замечания. Не реагируя на Славины словечки, Турецкий попросил Грязнова заняться полковником ФСБ.

«Деньги найдем. Иди и работай. Докладывай мне ежедневно», – закончил товарищескую беседу Турецкий. И Слава с легкой душой принялся за дело. Пригласив Николая Щербака и Михаила Самохина, которого все называли просто Самоха, он поставил перед ними следующие задачи наружного наблюдения. Первая: полковник госбезопасности Анатолий Сергеевич Павлов. Вторая: «шестерки» Вани Бурята – Скворец, Грач и Мишка Слон. Третья: гений картежной игры Роберт Вест. «Чего-то много ты наговорил, – мрачно произнес Самоха. – И все вдвоем?!» – «В придачу две машины, «ауди» и джип», – ухмыльнулся Слава. «Не пешком же ходить, – еще больше помрачнел Самоха. – Без Крота не обойтись». – «Это точно, – поддержал товарища Николай Щербак. – Без Крота никак нельзя». – «Алексей Петрович Кротов, – поправил Грязнов, подумал и добавил: – Берите». – «Теперь самый раз»,– повеселел Самоха. «От сердца отрываю!» – постучал себя по груди Грязнов. Крот, лучшии топтун «Глории», был человеком незаменимым не только как топтун, но и по части знакомств с личностями глубочайшего московского дна и господами самого высокого ранга из «новых русских». Щербак и Самоха вплотную занялись Павловым, а Крот привлек к работе нескольких знакомых из числа бомжей, проституток, официантов, швейцаров, а также двух-трех приятелей, завсегдатаев казино. Как ему удавалась наружка, не знает никто, уж такой он человек был, Лешка Крот. «Слышь, директор, – сказал однажды Грязнову Самоха. – А мы ведь не одни топчемся возле полкаша. Сели ему на «хвост» и другие». – «И кто же?» – поинтересовался Слава. «А хрен их знает! У нас две машины, а у них, может, двадцать две. Но что сели, точно». – «Раскусить надо». – «Поди раскуси. Как бы они нас не раскусили... Живчики будь здоров!» – «Что хотите-то?» – «Ребят прибавь». Скрепя сердце Грязнов выделил еще четверых детективов. «Теперь порядок, – успокоился Самоха. – Теперь отмахнемся».

Их-то, Самоху и Щербака, с нетерпением ожидал теперь в своем кабинете директор «Глории» Грязнов. Слава понимал, что слежкой в отношении сотрудников ФСБ и МВД он занимался в виде исключения. Для всего этого есть спецслужбы. Но так было угодно Косте Меркулову, замгенпрокурора России. А Костя – гений по части следствия, сыска и субординации.

Когда ребята вошли в кабинет, мельком бросив взгляд на их лица. Грязнов понял, что случилось нечто непредвиденное.

Докладывайте, голубки, – зловеще произнес он.

Влипли! – с ходу бухнул Самоха, опрокидывая большую чашку, в которой, как и обычно, был налит чай пополам с коньяком.

Давайте с самого начала. Может, ты, Коля?

Щербак по-деловому разъяснил ситуацию. Они, как обычно, нормально, по-тихому «проводили» Павлова до дома, но решили не уезжать, подождать немного. Подозрение вызвало то, что полковник оставил свою машину у подъезда, а не загнал в гараж, который стоял рядом, во дворе. Часа через полтора Павлов вышел и сел в машину. Отчалили и те, что сели ему на «хвост». «Провожали» тремя машинами, довели до Арбата, дальше подключился Крот. Он-то и сообщил, что, после того как Павлов вошел в дом Веста, подъехал «форд» эмвэдэшного полковника Саргачева и, что самое интересное, вместе с полковником вышел из машины наш Демидыч.

Неужто кто-то протрепался? – удивился Грязнов.

О чем ты, Слава, – укоризненно произнес Щербак. – Да если бы кто-то трепанул, разве возник бы Демидыч?

Ум за разум зашел! – с досадой хлопнул себя по лбу Грязнов. – Как влипли-то?

Щербак крякнул и посмотрел на товарища.

Моя вина, – буркнул Самоха.

Оба виноваты, – пришел ему на помощь Щербак. – Крот кричит, линяю, мол, жарко становится, ну мы и пошли...

А он в кустах, Демидыч-то. Лыбится, – снова пробурчал Самоха.

И что дальше?

Да ничего. В приемной ждет.

Та-ак, – протянул Грязнов, оглядывая подчиненных. – И где ночку провели?

Где были, теперь нас нет.

На пару с Демидычем?

Почему на пару? Вон Колька был.

Хорошо провели. Культурно, – солидно ответил Щербак. – Ты бы плеснул своего кофейку, а еще лучше чистенького.

Грязнов вытащил откуда-то снизу початую бутылку коньяка, налил по стопке, посмотрел, как одним махом опрокинули коньяк его частные сыскари, разом выдохнули воздух, и усмехнулся.

Теперь вижу, и впрямь культурно провели ночку... Кто Демидыча-то задвинул? Такой «шкаф» своротить мудрено.

Не ожидал Демидыч, – признался Самоха. – Да мы с ним помирились. Он парень ничего, понятливый.

Так, может, мне и разговаривать с ним не надо?

Мы с ним ни о чем таком не болтали. Он ничего, и мы ничего. Ты же предупреждал, Слава. А вот насчет полкашей не в курсе. Крот, правда, сказал, чтобы не волновались...

Ну и не волнуйтесь, – успокоил сотрудников Грязнов. – Был у меня Крот. Тьфу! Кротов! Алексей Петрович! Опохмелились, и хватит. Гуд бай! Пусть зайдет Демидыч.

Владимир Демидов был родом из Архангельской области, охотник, зверолов, рыбак, воевал в Афганистане под началом Саргачева, был женат, но разошелся, квартиру оставил жене и дочке, живет в Заветах Ильича, что по Ярославской дороге, в деревенском домике, который когда-то приобрел по совету жены, часто ночует в Москве у своего напарника. Вот все, что знал Грязнов о Демидыче.

Сидит он теперь напротив, смотрит куда-то в угол, молчит. Слава наполнил стакан коньяком, плеснул и себе.

Пей, Володя.

Демидыч молча выпил, вытер губы ладонью.

Закуси, – подал конфетку Грязнов.

Баловство, – кашлянул в кулак Демидыч.

Так и будешь молчать?

О чем говорить-то? Мы вроде договорились.

С кем?

С твоими.

А ты чей? Разве не мой?

Договорились, – повторил Демидыч.

И о чем же вы договорились?

Они че, не сказали?

Не успели. Спешил с тобой встретиться.

Буду молчать. Все шито-крыто. Саргача не трожьте.

А если тронем?

Ваше дело. Только потом пеняйте на себя.

У тебя в Заветах банька есть?

Ну.

Что – ну?

Ну есть.

Пригласил бы. Я в Гонконге у Вани Бурята парился, а уж у тебя-то сам Бог велел!

Приезжай. Истопим.

Смотрю, не удивился.

Чему?

Неужели не слыхал, кто такой Бурят?

Слыхал. Ну и че?

Тьфу! – сплюнул Грязнов. – Че! Че! Зачёкал! Бычок архангельский! Ты понимаешь, что после твоего прикола я не могу тебя отпустить? Засветил ты моих ребят. Засвети-ил! Понял?

Мое слово – закон. Сказал, буду молчать, значит, буду. Че они, не поверили, что ль?

Они-то, может, и поверили, да я не могу, не имею права поверить!

Интересно, – проговорил Демидыч и умолк.

Что тебе интересно-то?

Вроде одним делом занимаетесь, а друг за дружкой топчетесь.

Прозреваешь, – удовлетворенно улыбнулся Грязнов. – Может, подумаешь, почему за одним и тем же человеком, полковником ФСБ Павловым, топчемся и мы, и твой бывший командир?

Мне думать нечего. Мне приказали, я выполняю.

Тебе стучать приказали на мою контору! Значит, стучишь?

Не-е, – покачал головой Демидыч. – Не стучу. Не приспособлен.

А напарник? Как его... Федя?

У него спроси.

Крепкий ты мужик, Володя, – с уважением произнес Грязнов. – Я таких уважаю.

Ия тебя уважаю, – расплылся в улыбке Демидыч.

Поверю я тебе, пожалуй. Будешь молчать.

О чем говорить? – хмыкнул Демидыч. – Только прямо скажу, Саргача не трожьте.

Уже слышал.

Свистнет Саргач, все «волки» в Москве будут.

Это кто ж такие?

Коли придет час, увидишь.

Хороший командир был Саргачев?

Что ты!

И чем же он был хорош?

Я тебе, Грязнов, только одну басню расскажу, а ты смекай. Подкинули «духи» паренька нашего ночью. Что с ним вытворяли – не знаю, но, видим, исколотый весь, член вырезан и в рот воткнут. И что, думаешь, сделал Саргач?

Слушаю, Володя.

Мы их, сук, десятерых взяли. И тоже подкинули... Понял?

Понял.

А ты говоришь...

Люди меняются, Владимир. Смотри не ошибись... Ты когда дежуришь?

Завтра моя смена. Если ты уже не уволил.

Выходи. А сейчас езжай в свои Заветы, отдохни.

Демидыч поднялся не сразу, поразмышлял о чем-то, словно ожидая от Грязнова какого-то вопроса, не дождался и направился к двери.

Слава набрал номер телефона Турецкого:

Привет. Я подъеду, Саня? Минут через пятнадцать – двадцать буду. Пока.

5

В гостиной дачи Алика Попа шел своего рода сходняк. За столом сидели хозяин, самый крупный авторитет азербайджанской мафии Тофик Алиев, два его помощника Джалал и Сабир, Ефим Аронович Фишкин и представитель чеченской группировки Гирихан, известный под кличкой Гиря. На первый взгляд все они держались уверенно, а вернее, старались держаться – это было заметно по их напряженным лицам. Да и то сказать, разговор предстоял непростой: замочили джигиты Тофика парня из охраны Антона Маевского, второй, дважды раненный, ушел. Машину изрешетили, а он все-таки ушел, собака, гнались и уже почти догнали, но паренек знал, куда летел, тормознул возле ночного клуба на Цветном, и тут же подскочили к машине люди Бурята во главе с Мишкой Слоном. Пришлось спешно смываться. Сообщили Антону, а тот тут же позвонил Буряту. «Начинай, Антоша, – приказал Бурят. – Не мы первые кровь уронили». В ту же ночь, под утро, менты, дежурившие на Ленинградском вокзале, обнаружили четыре трупа, как принято сейчас говорить, лиц кавказской национальности. Они лежали рядком, словно напоказ выставленные, у стены складского помещения и все с аккуратными дырками в голове. Менты потирали руки: пусть мочат друг друга, падлы, но убийство есть убийство, а потому возбудили уголовное дело, выяснили, что убитые принадлежат к группировке Тофика Алиева, один из бомжей видел вроде две черные машины, что-то выгружали, а что, ему, бомжу, до фени. На этом дело и завяло – но лишь со стороны милиции и прокуратуры, теперь оно перешло в руки Бурята и Тофика.

Первым, как хозяин, взял слово Альберт Георгиевич. Положение его было незавидное. До сходняка они, конечно, обговорили с Фимой дальнейшие свои действия, но до конкретики так и не дошли. Слишком неожидан и решителен был ответный удар Бурята. Одно дело – встретиться, потолковать, пойти на взаимные уступки, к которым Алик и Фима были готовы, и совсем другое – когда в наличии имеется пять трупов. «И это не конец, – уныло повторял Фима Фишкин. – Бурят не остановится». – «Не ной! И без тебя тошно!» – с досадой отмахивался Алик.

Господа! – поднялся Альберт Георгиевич и оглядел присутствующих. – Помянем наших товарищей! Пусть земля будет им пухом!

Все встали, не чокаясь, в полном молчании выпили.

Теперь, господа, обрисую обстановку, как она мне представляется... Прошу не принимать моих слов как дело решенное, но, прежде чем возражать, хорошо обдумайте свой ответ. Удар, нанесенный Бурятом, лишает нас основных доходов. На Москве он не остановится. В скором времени то же самое произойдет во всех других городах. Почему Бурят решился на подобное? Ему некуда деваться. На приобретение «геры», на доставку, на людей, связанных с этим бизнесом, ушли огромные деньги, сотни миллионов баксов. Касса его пуста, разумеется, относительно. Убежден, что, прежде чем начать дело, он заручился если не поддержкой, то бездействием работников ФСБ. Без этого он не решился бы. Впрочем, мы это видим воочию. Все фээсбэшники куда-то подевались! Были – и нет! Сила за Бурятом стоит большая. Я не удивлюсь, к примеру, если сейчас сюда подойдет парочка БМП, а то и танков, с полным вооружением и с солдатиками на бортах. Большого ума не надо, чтобы представить последующую картину... И будьте уверены, средства массовой информации сделают все для раздувания ажиотажа против нас, как основного источника зла. Заслугу, конечно, припишут себе силовые министерства, и в первую очередь МВД. В Москве Бурят подключил порядка пятисот человек. Понадобится, подключит еще столько же. Каков же выход? С минуты на минуту сюда прибудет Антон Маевс– кий. Он выставит окончательные требования, которые в принципе и без того понятны... Единственный ныход в нашем положении – переговоры. Суть их такова. Мы оплачиваем расходы Бурята плюс делим доходы, скажем, пятьдесят на пятьдесят. Другого пути но вижу.

А как же кровь? – спросил Тофик. – Кто ответит?

Худой мир лучше доброй ссоры, – усмехнулся Городецкий.

Не пойдет. Кровь не прощается.

В таком случае, Тофик, дело твое – труба.

Мы знаем силу Бурята. Но видим и другое: маленькая Чечня бьет большую Россию.

Не равняй хер с пальцем! – внезапно озлился Городецкий. – Кому выгодна наша свара? Ментам! Угробим друг друга, а толку?! Повторяю. Нужен мир. Условия диктует Бурят. Вопрос лишь в том, чтобы условия эти были приемлемы. Если согласится Бурят работать вполовину, надо принимать. А дальше будет видно, все под одним Богом ходим...

Кто оплатит расходы Бурята? – задал вопрос Сабир.

Мы.

Сотни миллионов баксов... У нас нет таких денег.

Пороетесь – найдете.

В это время запищал зуммер переговорного устройства.

Пропустите, – сказал Городецкий. – Антон Маевский.

Антон, как всегда одетый по последней моде, вошел в гостиную, взмахом руки поприветствовал присутствующих, присел напротив Городецкого и коротко с улыбкой сообщил:

Я пришел.

Почему не Бурят? – сверкнул глазами Тофик.

Он бережет свою драгоценную жизнь.

А ты?

Я всего лишь подчиненный. Приказали – пришел. И с большим нетерпением жду ваших слов.

Он смеется над нами! – вскипел второй помощник Тофика, Джалал.

Вам показалось, господин Джалал Мамед-оглы, – сухо ответил Антон.

Городецкий постучал костяшками пальцев по столу, стараясь привлечь внимание.

Господа! – повысил он голос. – С вашего позволения, разрешите огласить предложения, о которых мы говорили!

Предложения? – переспросил Антон. – Я, видимо, ослышался.

Вы не ослышались, господин Маевский. Мы подготовили предложения, которые, надеюсь, устроят обе стороны.

Любопытно...– проговорил Антон, глядя на переговаривающихся на своем языке Тофика и Сабира. – По-моему, вы лишь говорили, но не договорились.

В разговор друзей вступил и Джалал. В его голосе кипела ярость. Все трое словно бы забыли, что находятся не одни в гостиной, начали размахивать руками, перешли почти на крик, а Джалал и вовсе обезумел, рванул ворот рубашки, обнажив волосатую грудь, и казалось, еще немного, и выхватит свой ТТ.

Кажется, делать мне здесь нечего, – сообщил Маевский и поднялся.

Куда-а?! – повел кровавыми белками глаз Джалал. – Сиди!

Вместо ответа Антон щелкнул кнопкой переговорника и приказал:

Приготовься, Миша. Через три минуты – огонь.

Все ошеломленно запереглядывались.

Ты что? Какой огонь?! – бледнея, произнес Городецкий.

Ракеты. «Стингеры», – спокойно сказал Антон. – Через три минуты, друзья, мы будем уже на том свете. Там и продолжим разговор... Минута прошла.

Не дури, Антон. Прошу, – вставая и прикладывая руку к груди, попросил Городецкий.

Фима Фишкин бросился к окну.

Ничего не вижу, – забормотал он. – Где?!

Не шутишь? – обратился Тофик к Маевскому.

Господи! Прости и прими в лоно свое душу мою грешную! – повернувшись к большой иконе, висевшей на стене, проникновенно вымолвил Антон.

Плачу! – вдруг взвизгнул Фима Фишкин. – Все расходы беру на себя!

Осталась минута.

Лицо Антона посуровело, отрешенным, пустым взглядом обвел он присутствующих и снова обернулся к иконе.

Мы согласны! – пристукнул кулаком Тофик. – Слышишь, Алик? Согласны!

Фима кинулся к Антону, дрожащими руками вцепился в переговорник:

За все плачу! За все! Дай отбой, Антоша! Антон посмотрел на часы, дождался, когда стрелка почти приблизилась к медленно текущим трем минутам, и лишь, тогда приказал:

Миша! Отбой!

Городецкий вытер пот со лба, молча налил коньяку и выпил. За ним последовали и другие, кроме Антона, который закурил, откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Фиму.

Какие расходы вы берете на себя, Ефим Аронович?

Скажи, Алик, – обернулся Фима к хозяину. – Я что-то того... С такого перепугу и в ящик сыграть недолго.

Мы оплачиваем все ваши расходы по «гере» и в дальнейшем работаем вполовину.

Известна ли вам сумма расходов?

Думаю, не больше двухсот – трехсот миллионов.

Ошибаешься, Альберт Георгиевич.

И сколько же?

Прибавь к этой сумме и всего-то ничего, нолик, и будет самое то.

Миллиарды! – выдохнул Фима.

Если устраивает, можно потолковать, но через некоторое время. Сейчас прямо дать ответ не могу. Не уполномочен.

Как считаешь, согласится Бурят? – спросил Городецкий.

Если сумма будет выплачена разом и наличными...

Подумай, что говоришь, Антон? – перебил Городецкий. – Мыслимое ли дело?!

Вот и я думаю – немыслимое. Погорячились вы, Ефим Аронович... Полагаю, дальнейший разговор бесполезен?

Кто за кровь ответит? – вновь обратился к больной теме Тофик.

Тебе ли объяснять, Тофик? Кто начал, тот и в ответе. Мы квиты.

Завалили-то не одного, четверых!

Так получилось, – развел руками Антон, глянул на часы. – Потерял драгоценное время...

По миру пускают! – хмыкнул Тофик. – Передай Буряту, пусть припомнит пересылку в Котласе...

Он помнит, Тофик. И очень благодарен за хлеб– соль.

Не хлебом – смертью пахло!

Не забыл об этом Бурят. И в свою очередь просил напомнить Княжий Погост. Там ведь тоже не хлебом пахло. Не так ли, Тофик?

Помню.

Значит, вы тоже квиты. И еще просил сказать Бурят, если бы батыром был не ты, то еще вопрос, кто оказался бы на месте тех четверых.

Это угроза?

Предупреждение, – вежливо улыбнулся Антон. – Итак, господа, пришло время раскланяться. Условия остаются прежними.

И какими прежними? – спросил Тофик.

Альберт Георгиевич, разве они не в курсе?

В курсе.

Хочу услышать. Лично, – настаивал на своем Тофик.

Пожалуйста. Срочное освобождение всех известных вам злачных мест в Москве, Питере, Нижнем, Ростове и Екатеринбурге. Все. Как видите, и делов– то – раз плюнуть! Было бы желание.

Грабеж! Полный грабеж!

О чем ты, Тофик? У тебя остается огромное поле деятельности. Рынки, ларьки, ресторанчики и кафе рангом пониже, вокзалы, аэропорты, гостиницы, общежития... Всего не перечислишь! Конечно, придется потрудиться, но, как говорят, без труда не вытащишь и рыбку из пруда!

Прощай, Антон, – хмуро ответил Тофик.

Маевский галантно раскланялся и вышел. На некоторое время в гостиной воцарилось молчание.

Что скажешь, Гирихан? – обратился Тофик к Гире.

Отвечу после твоего окончательного решения.

А если я решу воевать?

Вначале реши.

Тофик посмотрел на своих помощников. Оба они опустили указательный палец на стол. Помедлив, опустил палец и Тофик.

Война, – сказал он.

К сожалению, вынужден огорчить вас, – сказал Гиря. – У нас другие, более важные заботы. Идет другая война. Война за свободу моего народа. Мы не имеем права рисковать. Особенно здесь, в Москве. Нас не поймут. Извини, Тофик, но ты должен понять правильно.

Спасибо за откровенность, – выдавил из себя Тофик.

Думаю, мы можем взять часть расходов на себя. Мне больше по душе предложение Альберта Георгиевича.

«Стингеры», —ухмыльнулся Джалал. —На пушку взял!

Проверим, – нажимая кнопку вызова, сказал Городецкий.

В гостиную вошел Гришуня, остановился возле двери.

Расскажи, Гриша, что видел, что слышал? – обратился к нему Городецкий.

Что тебя интересует?

Антон про какие-то «стингеры» вякал...

Были, – подтвердил Гришуня. – Не знаю, «стингеры» или что другое, но были.

Сам видел?

А то нет? Дуры будь здоров! С Мишкой Слоном стоял, за оградой. Они все за оградой ошивались. Дальше, как ты и приказал, мы их не пустили. Стоим, курим. Потом слышу, Антон заговорил. По рации.

Что он сказал?

Приготовься, мол. Через три минуты – огонь. Выскочили из джипа пятеро с дурами на плечах – и к ограде. Нас под дула положили.

И вы легли? – не выдержал Джалал.

Мишка и говорит, – совершенно не обратив внимания на слова азербайджанца, продолжал Гришуня. – Все, мол, хана. Антона жалко, но за него ваши души возьмем. Лежим, ждем.

Скоты! – выкрикнул Джалал.

И на этот раз стерпел Гришуня, лишь, повел равнодушным глазом на помощника.

Поглядел на часы. Третья минута на исходе. Прощай, белый свет, Здравствуй, мать сыра земля... Смотрю, побежали ребята, те, что с дурами на плечах, обратно в джип. А тут и Мишка. Вставай, мол, отбой. Лыбится.

Трусливые собаки! Шакалы! – рассвирепел Джалал.

Это ты зря, – лениво обронил Гришуня. – Я понимаю, кровь горячая, южная, но зря.

Он спас нас! – закричал Фима. – Понимаешь?! Спа-ас! Григорий! Спасибо! Что твоя душа желает, говори, все исполню!

Налей, – кивнул на бутылку с коньяком Гришуня.

Выпив, он посмотрел на Джалала, покачал головой:

Недолго проживешь, парень. Уж очень горяч.

Джалал побелел. Правая его рука медленно поползла за отворот пиджака.

Остынь! – приказал Тофик и протянул руку Гришуне: – Благодарю тебя, брат!

Гришуня ничего не ответил и не спеша направился к двери.

За наше спасение! – поднял тост Городецкий.

Выпили, посмотрели друг на друга и начали прощаться. После ухода гостей Городецкий и Фишкин, оставшись наедине, задумались.

Что молчишь, Фима?

Думаю, Алик, думаю...

Может, с Павловым поговорить?

Звонил. Не отвечает.

Не замели ли его, Фима?

Кто знает? Меня, Алик, следователь беспокоит. Баба эта, Федотова. Из прокуратуры.

Та самая, бывший юрисконсульт?

Та самая.

Все документы визировала она. Какой смысл под себя копать?

Не все, – вздохнул Алик.

Понятно, – помолчав, догадался Городецкий. – Припомнил старую профессию.

Был грех. Да она бы и не подписала. Мы же заводик вписали, судоремонтный. За так. А сколько меди, бронзы, титана, серебра выкачали... Где? Если копнет —· амба!

Работа-то чистая?

Спрашиваешь! – даже чуть обиделся Фима.

Еще что?

Акции на алмазы и два пионерлагеря под Москвой. На лагеря, если помнишь, она отказалась визировать, а на алмазы я и не предлагал.

Не переживай, Фима, – успокоил друга Городецкий. – Копнет-то она под вице-премьера. Там и застрянет.

Не скажи. Баба серьезная. Пришла-то с бумагой за подписью генпрокурора!

Документы, конечно, в прокуратуре?

А то где же? Официальная рядовая проверка.

Застрянет, – подумав, повторил Городецкий. – Слишком долга ниточка. А насчет подписи так скажу – не один ты умелец.

Это точно, – согласился Фима.

Как считаешь, начнут азеры?

Начнут, Алик. Им, как и Буряту, деваться некуда. Слишком жирный кусок отрывает Бурят.

А ты тоже, «плачу-у...» – припомнил Городецкий.

Со страху чего не вякнешь? На кой оно мне все это, – повел руками Фима, – если меня самого не будет?

Ия трухнул, Фима. Секунды оставались!

Чего там, все в портки наложили...

Пронесло, и ладно, – сказал Городецкий. – Бурят не только у Тофика кусок отнимает, но и нас хорошо за вымя дергает...

И не думай, Алик! Нам с Тофиком не по пути!

Я о другом думаю, Фима... Есть две силы, способные остановить Бурята. Павлов и старые крестные отцы. Калган, Шаман, Крест, Кирпич... Павлов отпадает.

Падла он! – вскипел Фима. – Посчитай, сколько поимел?! А где отдача?!

Остаются крестные отцы, – не обратив внимания на вспышку товарища, продолжал Городецкий.

Отцы против Бурята не пойдут.

Как сказать... Отцы шума не любят.

Дорого будет стоить, Алик.

Не дороже того, что мы теряем.

Поговорить можно.

Поговори. Но после шухера.

Большой шухер будет. Чует мое сердце.

Подождем, – решил Городецкий, булькнул коньяку в рюмки. – За то, что живы! Будь здоров!

Утром следующего дня, на глазах ошеломленных москвичей, в упор была расстреляна из автоматов машина марки «ауди» с четырьмя парнями Бурята. Трое скончались мгновенно, четвертого увезли в клинику Склифософского. «Молоденькие-то какие, Господи– и...» – часто крестясь, бормотала какая-то бабка. «Разборка, – мрачно вымолвил стоявший рядом мужчина. – Так им, сукам, и надо!»

Бурят отнесся к трагедии спокойно, даже смиренно. «Антоша, прикажи ребяткам уйти из курятников. Насиделись». – «Понял!» – «Хозяевам скажешь, чтобы платили азерам. Сомлел Ваня! Понос прошиб». – «Понял!» – «И последнее. Мне необходимо знать каждый шаг Тофика. Баксов не жалей». – «Понял», – в третий раз повторил Антон, но уже довольно тускло. «Езжай».

Понаехавшие боевики Тофика были немало удивлены, когда, решительные и готовые на все, врывались они в казино и обнаруживали лишь улыбающихся владельцев, официантов, франтоватых крупье и подобострастных швейцаров. «Где эти шакалы?! – сверкал глазищами Джалал Мамед-оглы. Но «шакалов» и след простыл. Их не оказалось ни в одном казино, ни в одной гостинице, ни в одном ночном клубе. Помощник Тофика ликовал, но самого Тофика взяло большое смущение. «Не похоже на Бурята, – частенько повторял он. – Не похоже. Не такой он человек. Говорить только на своем, родном языке. Поняли?» Но у Антона Маевского нашлись и знатоки азербайджанского. Денно и нощно прослушивали они азиатскую тарабарщину, переданную через крохотные американские «жучки», которыми Антон щедро снабдил сговорчивых людишек из казино и ресторанов, тем более что людишки эти рисковали небесплатно. Прошла неделя, повалила другая. Снова запахло в злачных местах «травками», повеселели боевички, расправили крылышки. Ваня терпеливо ждал. И он дождался. Знатоки отработали свой хлеб с маслом. В один из вечеров к Буряту ворвался возбужденный Антон. «Клюнуло! То ли сходняк, то ли сабантуй какой!» – «Где?» – «В квартире Джалала!» – «Когда?» – «Завтра в восемь!» – «Вот мы и дождались, Антоша, своего часа», – улыбнулся Бурят.

Операция прошла без сучка и без задоринки. Боевики Бурята, рассредоточившись в разных местах возле здания, где проживал Джалал, беспрепятственно пропустили в дом гостей, всю головку группировки Тофика Алиева, числом в пять человек, и ожидали лишь приказа для дальнейших действий. Бурят медлил, он ждал самого Тофика. Но ждал не только он. Томились в ожидании и гости, поглядывая на стол, богато уставленный закусками и бутылками с дорогим коньяком.

Подъехал! – раздался голос Сабира, стоящего на балконе.

Встретим шампанским! – предложил кто-то. Захлопали пробки, полилось шампанское в высокие бокалы. Все, как и положено при встрече с шефом, надели черные пиджаки, поправили галстуки, иные даже причесались. Рассчитав, что, пока шеф зайдет в подъезд, пока поднимется на лифте, пройдет не больше минуты, Джалал решил открыть дверь, не дожидаясь звонка. Гости прошли в просторный холл и, держа бокалы в руках, выстроились, словно на параде. Джалал распахнул дверь... Пятеро, стоявшие в холле, скошенные автоматными очередями, обливаясь кровью, рухнули все разом. Джалал, отброшенный дверью, успел вскочить, с диким ревом бросился в гостиную, где лежало оружие, но тут же и упал, прошитый пулями из трех стволов. Из лифта вышли Тофик и Ваня Бурят.

Убей меня, – сказал Тофик, глянув на окровавленные тела своих ближайших друзей.

Живи, – помолчав, ответил Бурят. – Если сможешь.

Убей, – повторил Тофик.

Подумай о живых. Срок – два часа. Мы уходим.

Хлопнула дверь, и Тофик остался наедине со своими мертвыми товарищами.

Через два часа к подъездам дорогих злачных мест подкатили иномарки, из которых вышли парни, хорошо знакомые официантам и швейцарам. Заходили они в заведения, как к себе домой, уверенные, что встретят их если не цветами, то уж улыбками точно, пусть неискренними, заискивающими, но улыбками.

Лиле Федотовой не пришлось долго ломать голову над документами, изъятыми из фирмы Ефима Ароновича Фишкина. На память свою она никогда не обижалась и прекрасно помнила, что, будучи юрисконсультом, не визировала бумаг ни по алмазным акциям, ни по судоремонтному заводу на Оке, а уж о подмосковных пионерских лагерях и говорить нечего. Но под документами-то стояла ее собственная подпись! И не на одном документе. Сколько она ни вглядывалась в буквы своей фамилии и знакомые закорючки, не могла ни к чему придраться, и если бы сейчас кто– либо спросил, точно ли она подписала бумаги, Лиля бы подтвердила. И она помчалась в криминалистическую лабораторию. Экспертиза подтвердила фальшивость подписей, и Лиля помчалась к шефу, к Турецкому.

В кабинете, кроме хозяина, сидел Слава Грязнов.

И что? – просмотрев документы, спросил Турецкий.

Хочу возбудить уголовное дело. Только что от экспертов-почерковедов. Подпись мне не принадлежит, за меня гады поработали – рисовали на документах мои подписи.

На кого? Я шлею в виду, против кого хочешь возбудить дело?

На вице-премьера.

Крутовато... Но возбуждай дело по факту злоупотреблений, а не против Стрельниковой, а не то сядешь в лужу.

Почему?

Да потому что она вице-премьер! Разве не ясно? В таких случаях без решения генерального и премьера не обойтись!

Но должны же мы как-то шевелиться!

Не горячись, Лиля, – сказал Турецкий. – Не пришло еще время. Не пришло. И доказательств фактически нет.

Как – нет? Дождемся, всю Россию с молотка купят, – понизила тон Лиля. – Взять эти же алмазные акции. Не знаю, Бог, или какая-то другая высшая сила, или сама природа, не знаю, но кто-то идёт на помощь. В Архангельской, Новгородской областях, в Коми, в болотах, где лишь черти водятся, вдруг открывают залежи алмазов. Да каких! Голубых! И что же? Половина акций на разработку алмазов у американских компаний, половина у воров типа Городецкого и Фишкина!

Документик-то фирмы Фишкина, – глянув в бумагу, сказал Грязнов. – А Фишкин, между прочим, срок отбывал за подделку денежных знаков.

Считаешь, его работа? – ткнул в подпись Турецкий.

А для чего ему к варягам обращаться, если сам может?

Прихватишь?