Текст книги "Король казино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Китаец залопотал по-своему, знаком приглашая следовать за ним.

Гостиница оказалась рядом, не прошли и двухсот метров.

Спасибо, – поблагодарил Грязнов и даже поклонился.

Китаец, однако, не уходил, искательно улыбаясь, смотрел на Славу.

А-а, – догадался Грязнов, подавая китайцу доллар.

В холле гостиницы к Славе сразу же подошел высокого роста китаец в белом костюме и обратился к нему по-английски. Грязнов в ответ гулко кашлянул в кулак.

Что угодно господину? – по-русски, с мягким акцентом спросил китаец.

Выпить, – не придумав ничего лучшего, брякнул Слава.

Ресторан, бар, кабинет?

Бар.

Пожалуйста, – повел рукой китаец. В баре было прохладно, играла негромкая музыка. Грязнов заказал коктейль, присел за столик возле окна, выходящего в сторону моря. Слава завернул в гостиницу «Виктория» недаром, он знал, что убили Кузьминского именно в этой гостинице, и еще в Москве решил про себя, пока бегают Саргачев с Турецким по начальству, побывать в этой самой «Виктории», авось на что-ни– будь и набредет. Тайной мыслью Славы было завести знакомство с девушкой, на которой закололи вождя, а уж с путаной-то он разберется, повидал на своем веку всяких. Там, глядишь, и поведет следок куда надо. Но теперь он затосковал. Предположим, выйдет он на девушку. И что дальше? Она жучит по-китайски, он по-русски. Разговорник тут не поможет. Переводчик нужен. Саргачев, к примеру. «Нет уж, не надо, – подумал про себя Слава. – Как-нибудь сам. А может, она и по-русски чешет? Вон китаец в белом, портье небось, как стрижет!»

За столиками в баре сидели в большинстве своем люди белой расы. Доносился смех, непонятная речь, какая-то молодая парочка млела в танце. При мысли, что девушка может понимать по-русски, Грязнов несколько взбодрился, допил коктейль и вернулся в холл. И снова предупредительно подошел к нему китаец в белом, портье, как предположил Слава.

Господину угодно отдохнуть?

«Была не была! – подумал Грязнов. – Иду на вы!»

Господину угодно узнать подробности убийства русского гражданина Кузьминского, – решительно произнес он, протягивая китайцу удостоверение. – Агентство частное. Я веду расследование.

Ни одна жилка не дрогнула на лице портье, взгляд остался таким же привычно-предупредительным, правда, удостоверение он просмотрел внимательно, возвращая, тонко улыбнулся.

Мне ничего неизвестно, господин директор.

Даже было убийство или его не было вовсе? – съязвил Слава.

Простите.

Портье хотел было уйти, но Грязнов, дотронувшись до рукава его костюма, знаком отозвал в сторону. «Сколько же ему дать? – подумал Слава. – Полтинник?» Они зашли в тень огромной пальмы, и Грязнов, не мешкая, сунул китайцу бумажку в пятьдесят американских долларов.

Убийство было, – сказал китаец.

И при весьма интересных обстоятельствах. Вы не могли бы подсказать адресок девушки?

Прошу, – вместо ответа пригласил портье, подвел к столику, на котором вразброс лежали журналы и газеты, указал на кресло. – Посидите, пожалуйста.

Ждать Грязнову пришлось недолго. Китаец появился в сопровождении рослого детины с лицом чистокровного русака. «Мишка Слон! – ахнул про себя Слава. – Он. Вот и на ногу припадает. Кто в него тогда шмальнул? Уж не я ли? Попа-ал...» Мишка не спеша спускался по широкой ковровой дорожке, скосил глаза на портье, и тот взглядом указал на Грязнова. Слава прикрылся журналом, сделав вид, что не приметил Слона, который тяжеловато опустился в кресло напротив и закурил. Так они сидели некоторое время и молчали, один курил, второй читал.

Открой личико, господин директор, – не выдержал Слон.

Здорово, Миша, – бросая журнал и протягивая руку, широко улыбнулся Грязнов.

Здорово, – не сразу ответил Слон. – Постой... Где-то я тебя видел...

Напоминаю. Востряково. Вас трое. Ты, Скворец и Грач. Нет чтоб руки вверх, а вы когти рвать...

Товарищ подполковник! Здорово! – И Мишка, обхватив Грязнова ручищами, прижал его к широченной груди. – Во где встретились-то, а?

Бывший подполковник.

Погнали? А за что?

Видать, хорошо ловил таких, как ты.

Могёт быть, – осклабился Слон. – Теперь приличные менты не в моде.

Верно говоришь, Миша, – согласился Грязнов.

А в какие директора-то записался?

Частное сыскное агентство. Ксиву показать?

Надо будет – посмотрим, – подмигнул и Мишка. – Ну, пошли.

Куда?

Ты же адреском интересовался. Брякну шефу, прикажет – и с нашим удовольствием!

На лифте они поднялись на третий этаж, и Мишка распахнул высокую красного дерева дверь. Видел Грязнов шикарные номера в столичных гостиницах, в «Москве», «Славянской», но, глянув на просторный зал, обставленный дорогой мебелью, на раскрытые белые двери, ведущие в глубину помещения, поневоле поразился.

Сколько же здесь комнат?

Штук пять.

И кто занимает?

Пока, как видишь, я.

Хорошо оперились мужики, – проговорил Слава.

Чего?

Говорю, в России детишкам жрать нечего, а вы раздулись, как эти... Упыри!

В России люди тоже по-разному живут. Кто успел, тот и съел!

Шибко умный ты стал, Миша.

А я дураком никогда не был. Это ты за две сотни потел. В месяц! А мне эти сотни... Тьфу!

На нарах лежал, по-другому думал.

На нарах, не под нарами, – ухмыльнулся Слон. – Жестковато, но жить можно. Чего ты в бутылку лезешь, Грязнов? Не в своем кабинете, в гостях!

Какая разница? Я под вами никогда не ходил. Заслужил – получай, нет вины – гуляй.

Что верно, то верно, – согласился Слон. – Уважали тебя. Особо за то, что по фене бегаешь, будто наш, родной, и на допросах морду не бил. Ну, конечно, и за это дело, – щелкнул по горлу Мишка. – Хочешь?

Ты шефу хотел позвонить, – напомнил Слава. – Может, он меня в гости позовет.

Уверен?

Если твой шеф – Ваня Бурят, то можешь не сомневаться.

Слон вытащил из нагрудного кармана портативный телефон, набрал номер, отошел в сторону. Хороший человек к нам залетел! Верно... А я хотел удивить, понимаешь... Лады. – Мишка обернулся к Славе: – Ждет. Банька у него готова. Настоящая, русская, веники березовые, дубовые, а хошь – пальмой парься или лаврушкой. Валим.

Ваня Бурят занимал небольшой коттедж на берегу моря. Как и положено хозяину, он встретил гостей на пороге дома. Рядом с ним, держа в руках хлеб-соль, стояла китаянка, девушка лет семнадцати с мраморным личиком, пухлыми губками и тонкими гибкими ручками. Она улыбалась, показывая белые зубы, и, вероятно, очень забавлялась представлением, в котором играла роль хозяйки.

Грязнов отломил кусочек хлеба, макнул в соль, положил в рот.

Как в России, – улыбнулся Бурят.

Не совсем, – возразил Грязнов, глядя на девушку.

Госпожа Ляньсан, – представил Ваня китаянку.

Слава легонько приложился к ручке девушки.

В дом или сначала попаримся?

Лучше в баньку.

Бурят приподнял руку, как бы прощаясь со Слоном, и тот послушно зашагал к машине.

Пусть бы попарился, – пожалел Мишку Грязнов. – По дороге только и разговоров было про баньку.

Успеет, – откликнулся Бурят.

Банька стояла в тени двух пальм, небольшая, аккуратная, срубленная из осины, с просторным предбанником.

Топлю березой, – кивнул на чурбаки Ваня.

Береза вроде здесь не растет, – неуверенно сказал Слава.

Не растет. А я топлю.

Дороговатое удовольствие...

Даром дают. В порту любой нашей древесины навалом.

Бурят разделся первым, открыл дверь парилки.

Заходи, Грязнов! Да смотри с полки не кувырнись! Парок сибирский!

Любил жаркий пар Слава, заядлых парильщиков пересиживал в тех же Сандунах или Дорогомиловских, а тут вошел – и захватило дыхание.

Да-а... – протянул он. – Парок что надо...

Посидим?

Посидим. – Слава взобрался на полок, примостился рядом с Бурятом, огляделся. – Как в деревенской. Кадки, валуны, котел и тот, кажись, медный...

Медный, – подтвердил Ваня. – Прикрой плешь– то! Во-он шляпа лежит!

Ничего, – закряхтел Слава. – Пока терпимо.

Поддать, что ли?

Маленько можно.

Ваня спустился вниз, деревянным обшарпанным ковшиком зачерпнул кипятку из котла, плеснул на раскаленные камни.

Как?!

Хорошо-о... Хватит, Иван, хвати-ит!

Хорошо-о, – подтвердил Бурят, взгромоздившись на полок.

Ковшик-то, смотрю, расейский.

Дедовский. В прошлом году на родине побывал. В родимой деревеньке...

Каково приняли?

Приняли, – вздохнул Бурят. – Бабы попрятались, мужики с дробовиками засели. Изба пустая. Мать с отцом давно уж там, где и мы в свое время будем. Нашел вот один ковшик. Взял... Добавить?

Не-е, Ваня! Где веники-то?

В кадке. И мне захвати!

Какой?

Березовый!

А я, пожалуй, лавровым.

Охали, вскрикивали, кряхтели, хлеща друг друга вениками, и, распаренные, красные от нестерпимого жара, на карачках выползли в предбанник. Их ждал стол, уставленный бутылками с пивом, запотевшими от холода, в продолговатой тарелке лежали ломти осетрины, дымился разварной картофель. Вскрыли пиво, припали к горлышкам.

Хор-роша... – отдуваясь, проговорил Грязнов. – Вот чего не ожидал в Гонконге, так баньки! Ува-ажил.

Они еще пару раз попарились и, накрывшись махровыми простынями, поплелись к коттеджу.

Слышь, Иван, одежда-то моя где? – спохватился Грязнов.

Бурят толкнул дверь в одну из комнат, молча указал на диван, где лежала отутюженная рубашка, чистое нижнее белье и отдельно висел костюм, вычищенный, отглаженный, будто из магазина.

Минут через пятнадцать жду в столовой, – сказал Бурят, прикрывая дверь.

Содержимое карманов – документы, деньги, сигареты, зажигалка, ключи – было сложено на низком столике. Грязнов оделся, расчесал редкие свои рыжие волосы, стараясь прикрыть проплешину, посидел немного, покурил, поднялся и вышел из комнаты.

Позялюста, позялюста, – с улыбкой встретила его Ляньсан. – Просю, позялюста.

С приездом, господин директор! – провозгласил Ваня Бурят, встретив гостя на пороге столовой, и тут же взлетела под потолок пробка. – «Мадам Клико»!

Выпили по большому стакану шампанского, сели за стол.

По водочке?

Наливай.

Они еще немного поговорили о баньке, нахваливая друг друга за терпение, снова налили.

И по чью душу прилетел? – спросил Бурят.

Это что, твой тост? – помолчав, вопросом на вопрос ответил Слава. – Так и захлебнуться недолго.

Извини.

Выпили, принялись за закуску. Ваня молчал, и Гряз– нов помалкивал. Потом он отодвинул тарелку, пристально посмотрел на парня.

По чью душу, спрашиваешь? Может, и по твою.

Узнаю сыщика Грязнова, – расплылся в улыбке Бурят.

Был сыщик, да весь вышел.

Знаю. Грустно?

Обидно. Не за себя, за дело.

Кранты подходят вам, дорогие товарищи...

Кому это – вам?

Всем вам. Ну, и ментам тоже.

Не спеши, Ваня.

Капец России!

И тут не торопись.

Вашей России. Дурацкой.

Дураков в России, точно, хватает, – согласился Грязнов. – Но и умных немало. Посмотрят дураки на умных, авось и сами поумнеют.

Сомневаюсь.

Сажал я тебя, Ваня?

Когда было-то? Ты теперь посади.

Придет время – сядешь.

Ушло времечко, ушло. Правда, вот если бы таких, как ты, не поперли из органов... Тогда, конечно, нелегко бы нам пришлось. А теперь? Половина ментов по всей России у меня здесь, – сжал кулак Инин Пурят. – И не пищат. Потому что деваться им некуда. Влипли. А какого ранга люди?! Скажу – со « ту им упадешь.

Скажи.

Так тебя же после этого убирать придется!

У меня, Ваня, линия жизни на ладони очень долгая.

Бурят посмотрел на Славу, разлил водку.

Вот и давай за твою долгую жизнь!

Спасибо, – усмехнулся Грязнов.

Не знаю, какой длины была линия у вождя, но вот чик – и нет его! А какие планы строил! Какие речи говорил! А жил? Птичьего молока не было, так птички и не доятся!

Не на ту лошадку поставил, Ваня.

Опять ты за свое, – помрачнел Бурят, взял портативный телефон, приказал что-то по-китайски. Вошла Ляньсан и остановилась возле дверей.

Буду говорить по-русски, чтобы ты не сомневался, – обратился Ваня к Грязнову. – Подойди ко мне, детка, – позвал он девушку. – Этот дядя сыщик. Полицейский.

Полицейский, – повторила девушка.

Он говорит, что мужчину в «Виктории» убил я! Поняла? Я!

Цзэн! Убил Цзэн! – изменившись в лице, выкрикнула девушка.

Что скажешь? – повернулся к Грязнову Бурят.

Да разве я говорил, что убил именно ты?

Хорошо. Слушай, Лян. Убил не я. Нет, не я. Другой. Русский. Так говорит он, полицейский.

Цзэн, – повторила девушка.

Шагай, – махнул рукой Бурят.

Ляньсан та самая девушка?.. – начал было Грязнов, но Бурят перебил его:

На куски режь, другого не скажет.

А этого Цзэна нашли?

Найдут. Я вообще не понимаю, на кой вас сюда занесло?! Или у ментовки деньги объявились лишние? Да и дело-то для вас глухое. Вот для полиции Гонконга все ясно. Бытовуха.

Время покажет...

Не-ет, заноза в другом. Недаром не какой-то рядовой следователь нагрянул, а «важняк», сам Александр Борисович Турецкий!

Так ведь и убили-то не рядовую пташку.

Предложил бы я тебе денег, Грязнов, много денег, тебе такие и не снились, да знаю – не возьмешь, – помедлив, сказал Бурят.

Я беру, – спокойно ответил Слава и на вопросительно-испытующий взгляд собеседника добавил: – Агентство мое работает на хозрасчете.

Берешь за работу? – уточнил Бурят.

Само собой.

А я уж подумал, неужели и ты клюнул! – рассмеялся Ваня. – Як тому, что берут.

Берут, – согласился Грязнов. – Но, даст Бог, скоро подавятся.

Проглотят. Я тебе ничего нового не сообщаю, сам из газет узнаю, – Бурят кивнул на столик, заваленный почтой. – Ежедневно доставляют. Самолетом. Сегодняшнюю пока не просмотрел... К примеру, генерал Лебедь, личность известная, а главное, чистая, в открытую, в лоб, перечислил фамилии, должности генеральского ворья. И что? Па-ашел в отставку! Кувыркается в Думе, пиджачишко мятый, галстучек нацепил, громыхает о чем-то, а о чем, и не поймешь! Я, грит, не за коммунистов, не за демократов, не за царя-батюшку, я – сам по себе! Так не бывает. Один в поле – не воин.

Лебедь себя еще покажет, – задумчиво проговорил Грязнов. – Он не один, Ваня.

Тебе лучше знать. – Бурят булькнул водки в рюмки, приветственно приподнял и выпил. – Или вот кричат: мафия, мафия, рэкет... Чего кричать-то? У пас танки, самолеты, армия, ФСБ, ФСК, МВД и прочее и прочее. Расстреляй, арестуй, посади. И будет полный порядок.

Поздно.

И я о том. Я уж не говорю о крупных городах, в райцентрах любого чиновничка бери и сажай. Статья одна – взяточничество. Сталин нужен.

Тебе бы к Анпилову податься! – рассмеялся Грязнов.

Анпилов мужик хороший. Во-первых, его не купишь. Во-вторых, он не врет, а говорит, что думает. – Бурят подошел к столику с почтой, заметил белый пакет, вскрыл, прочел записку, вытащил несколько цветных фотографий. – Глянь, Грязнов!

На фотографиях был Роберт Вест, заснятый, видимо, в казино, потому что вокруг него – кто сидел, кто стоял – толпились хорошо одетые господа. В одном из них Слава узнал полковника Павлова.

Говорили мне, а я как-то и внимания не обратил. А он смотри как раскрутился!

В чем дело-то?

Тебе не знакома эта рожа? – ткнул в фотографию Веста Ваня.

Впервые вижу.

А насчет российских казино шороха не слышал?

Появился, говорят, какой-то игрок в очко. Гребет подчистую!

Он и есть. – Бурят снова перечитал записку. – Ты смотри... Монако, Сан-Марино, Марсель, Париж... В Штаты рванул! Во гад! Ладно. Разберемся.

Подари одну, —выбрав фотографию с Павловым, сказал Грязнов.

Возьми, – подумав, ответил Бурят. – В баньке мы с тобой попарились, водочки попили, немного покалякали, с главным свидетелем познакомился... Что еще твоя душенька желает?

В море бы искупаться, в Южно-Китайском...

Тебя проводят.

Сам дойду. Рядом.

Плавки при тебе?

В гостинице.

Вот видишь. Проводят.

Они вышли на улицу, и сразу откуда-то появился сухощавый китаец.

Его зовут Сюй. Он говорит по-русски, – сказал Бурят и, обращаясь к китайцу, добавил: – Проводи господина на пляж.

Пляж оказался крохотным песчаным островком на территории коттеджа, огороженным высоким бамбуком. Возле дерева с широкими листьями, названия которого Слава не знал, стоял домик, тоже сплетенный из бамбука. В домике было прохладно и чисто, бесшумно работал кондиционер. В углу стоял холодильник, в котором Грязнов обнаружил разнообразные напитки и фрукты. Полотенца, простыни, разноцветные плавки лежали на круглом низком столике.

Грязнов плавал долго. Вода была теплой и прозрачной. Мельтешили мелкие рыбешки, на дне лежали крупные камбалы.

Выйдя из воды, Слава увидел спешащего к нему Сюя с махровой простыней в руках. Китаец попытался сам обтереть господина, но Грязнов воспротивился.

Спасибо, Сюй, спасибо, – отбирая простыню, сказал он.

Найдя в домик, он оставил дверь открытой, предполагая, что войдет и китаец, однако Сюй остался снаружи. Грязнов достал из холодильника банку сока, фрукты и литровую бутылку вина.

– Заходи, Сюй! – крикнул он.

Ответа не последовало.

Ты чего? – вышел на порог Слава.

Нисево, нисево, позялюста, – заулыбался китаец.– Заходи.

Зайдя в домик, китаец моментально осмотрел стол, достал из настенного шкафчика широкие блюда, красиво и аккуратно разложил фрукты, из холодильника вытащил большой кокосовый орех, одним ударом ножа расколол его, вылил в глубокую чашку, вскрыл вино и наполнил почему-то лишь один бокал.

Так не пойдет, приятель, – возразил Слава, – доставай второй.

Нисево, нисево, – оскалил в улыбке желтые зубы китаец, однако выставил и второй бокал.

Будем!

После второго полного бокала, который Сюй выпил с таким же удовольствием, как и первый, Грязнов попытался задать ничего не значащие вопросы, но в ответ получал лишь «нисево» и «позялюста».

И это называется «говорит по-русски»? – сам себя спросил Слава, махнул чашку кокосового молока и поднялся. – Пошли.

В доме его встретила Ляньсан.

А где Иван? – спросил Грязнов. Лянь указала на телефон, приложила ладонь к уху и махнула рукой.

Уехал?

Уехаль... Да. Машина.

Ладно, – помолчав, проговорил Слава, снял трубку, решив позвонить Турецкому, но вспомнил, что не знает номера его телефона, начал рыться в карманах пиджака в поисках гостиничной карточки.

Все было на месте: документы, деньги, разговорник, но карточки Грязнов не нашел. Он начал припоминать, а взял ли он карточку вообще, быть может, она так и осталась лежать на столе в гостиничном номере. Вспомнил, что позвонил Турецкий, сказал, чтобы Слава собирался. Грязнов пошел в ванную, умылся, оделся, обулся, проверил документы, взял ключи... Точно! Забыл! Вячеслав Иванович раскрыл разговорник. Господи-и, сколько их, гостиниц-то!.. А как его-то называется? Тьфу, черт! И наименование гостиницы забыл.

Пить надо меньше, – про себя пробормотал Слава.

Он позвонил наугад в первую попавшуюся на глаза гостиницу, и в трубке послышался нежный женский голосок. Женщина спросила вначале по-китайски, не услышав ответа, перешла на английский: «Ду ю спик инглиш?», потом на немецкий: «Шпрехен зи дойч?» Грязнов осторожно положил трубку.

Неслышно появилась Ляньсан с подносом в руках, на котором стояли крошечные чашечки.

Кофе? Чай? – обворожительно улыбаясь, предложила она.

Чаю в чашке было на один глоток, и кошка не напьется, зато он был крепким, с сильным возбуждающим запахом.

Такого не пивал, – улыбнулся Слава. – Ха-арош чаек!

Ляньсан, все так же обворожительно улыбаясь, наполнила чашку доверху.

Это по-нашему, – одобрил Грязнов. – Спасибо.

Он не успел допить чай. Мягкая, неодолимая волна

вдруг ударила в голову, колыхнулась и поплыла куда– то комната, возник откуда-то розовый свет, послышалась прекрасная музыка...

Что же ты сделала, Лянь?.. – прошептал Грязнов, бессильно проваливаясь в кресло.

...Очнулся Слава поздним вечером в спальне. Он лежал в кровати, был раздет, и странно, ничего у него не болело – ни голова, ни сердце, ни желудок, наоборот, он чувствовал себя легко, радостно, будто скинул добрый десяток лет.

Дверь распахнулась, и на пороге вырос ухмыляющийся Ваня Бурят.

Я подсуропил, – похвалился он.

Который час? – спросил Грязнов.

Двенадцатый.

Чего я такого наглотался?

Ты, господин директор, целое состояние проглотил!

Ну все-таки?

А я и сам не знаю. Травы. Тибетские монахи делают. Двадцать тысяч баксов бутылочка! Капли хватает, чтобы слон свалился, а ты припал, как верблюд к пойлу!

Слушай, а меня ведь ищут...

А ты как думал? Поехали в твою «Викторию».

Людишки твои работают будь здоров!

Давай одевайся.

Они приехали в «Викторию» в первом часу ночи. Ваня подвел Грязнова к двери ресторана.

Вон они кукуют. Видишь?

Вижу.

Бывай, Грязнов!

Могу познакомить.

Я'С тобой расслабился по старой дружбе, – усмехнулся Бурят. – А «важняки» не по мне. Шибко сурьезные. Шагай. А то твои ждут, переживают.

Грязнов незаметно подошел к столику, за которым сидели Турецкий и Саргачев, негромко кашлянул.

Доброй ночи, господа!

Турецкий поднял глаза, долго смотрел на друга, положил на стол ассигнацию, молча встал и направился к выходу. Саргачев и Грязнов двинулись следом.

Младенец я, что ли? – жаловался Грязнов Валерию. – Ну, погулял, поглядел город, в море искупался. Ведь не пропал!

Саргачев лишь посмеивался. Возле гостиницы сплошными рядами стояли шикарные лимузины.

Слышь, Саня, чего ты? Ну, виноват. Извини, – обратился Слава к Турецкому.

Как дал бы! – замахнулся Александр.

Будет легче – дай, – послушно согласился Слава. – А куда Валера-то отправился?

За машиной пошел, – буркнул Турецкий, уже тем обрадованный, что видит своего друга живым и здоровым.

Грязнов достал фотографию с Вестом и Павловым.

Откуда?

Грязнов время зря не терял. Расскажу – обхохочешься.

Спрячь, – заметив подъезжающую машину, сказал Турецкий.

Понял, Саня.

Утром, сидя в номере Грязнова и слушая его рассказ, Турецкий и в самом деле хохотал до слез. Но и Слава старался, рассказывал с юмором, иной раз и прибавлял для остроты восприятия. «Нисево, нисево, позялюста», – то и дело вставлял он слова китайца Сюя, видя, что это особенно смешит Турецкого.

Все? – спросил Александр, приметив, что Слава начал повторяться.

Вроде все.

Не захотел, значит, Бурят познакомиться со мной...

С «важняками», говорит, не знаюсь.

Монако, Сан-Марино, Марсель... – разглядывая фотографию, проговорил Турецкий. – Места злачные. Сколько они, по-твоему, отхватили?

Много. А еще сколько отхватят! Миллионами пахнет.

Говорил тебе, что Павлов сотрудник ФСБ?

Ты вообще в черном теле меня держишь, – ехидно ответил Грязнов.

Не пришло время.

Сообразил. Хоть и худенькая, а головенка на плечах есть.

Не обижайся, – мягко сказал Турецкий. – У меня тоже одни догадки, подозрения и сомнения. Какие у тебя планы на сегодня?

Никаких.

Богом прошу, оставь все свои сыскные дела!

Приказ?

Если хочешь, приказ.

Бу сделано! – улыбнулся Грязнов. – А у тебя что за планчики?

Саргачев хотел познакомить с неким господином по имени Джек Кан.

Американец?

Полурусский-полукитаец. Крупный мафиози, между прочим.

Чаек не пей. Особенно с терпким запахом, – посоветовал Слава.

Для чего она тебя напоила-то?

Бурят сказал, чтобы не попал в дурную компанию.

Веселый парень Ваня Бурят! – рассмеялся Турецкий.

Философ. У него, брат, своя теория по спасению России. По дороге в гостиницу просвещал.

Вот и Ваня в спасители подался... «Бей белых, пока не покраснеют, и бей красных, пока не побелеют!» Так, что ли?

Примерно. Черных – под корень, жидов – в Израиль, коммуняк – в лагеря!

Мужички землю пашут, император – вор в законе, – продолжил Турецкий.

Все может быть, Саня, – серьезно заметил Грязнов. – Все схвачено. Не успел пернуть – уж донесли!

Да, – припомнил Турецкий. – Обрати внимание на двух «афганцев», что Саргачев подсуропил, – и, отвечая на вопросительный взгляд друга, добавил: – Был разговорчик. Темнит... Ну, я пошел.

Счастливо.

Джек Кан оказался именно таким человеком, каким представился Турецкому после памятного разговора с Саргачевым на Патриарших прудах. Он был высок ростом, сухощав, светловолос, с живыми черными глазами. Принял гостей радушно, с истинно русским размахом, но, памятуя о встрече с господином Би, от крепких напитков Турецкий отказался, пил лишь сухое испанское вино, чем немало удивил хозяина. У Турецкого создалось впечатление, что Кан искренне любит русских, переживает за состояние державы, но твердо верит, что Россия с честью выйдет из равнодушной, страшной по своей сути спячки, придет наконец человек, который выведет страну на путь благоденствия и процветания. «Православие, монархия, народность. Царь нужен матушке-Расее», – не раз повторял Кан.

Турецкий особо не интересовался монархическим движением, но припомнил, что в мае, в день восшествия на престол, будет открыт памятник самодержцу российскому Николаю Второму. «Тряпка! Тупой баран! Пьяница! – взорвался Кан. – Подписать отречение?! Отдать страну на растерзание?! И это царь?! Павел не подписал, умер, но не подписал и тем сохранил монархию! А он был в худшем положении, чем Николай! Кто знает, что с ним вытворяли Пален, Бенигсен, разные там Зубовы?!» Турецкий слушал Джека Кана, а сам с горечью раздумывал о том, как этот человек, по-видимому, действительно по-своему любящий Россию, может в любой момент продать атомную мини-бомбочку, и бомбочка эта рванет не где-нибудь, а в России. Позднее разговор перешел на родословную Кана, и Турецкий узнал, что предки хозяина – обрусевшие немцы, приехавшие из Германии еще во времена. Петра Первого, пра-прапрапредок в царствование Елизаветы получил дворянство, а родословная по линии матери чисто русская, идет от древней дворянской фамилии Матвеевых. Кан показал несколько редких фотографий главнокомандующего Колчака, оригиналы его письменных распоряжений, дневник известного солидариста профессора Гинса, заместителя главнокомандующего. Одним словом, встреча прошла вполне респектабельно, взаимно вежливо, но она ничего не дала Турецкому в смысле непосредственного дела, кроме того, что он своими глазами увидел крупного мафиози.

Турецкий позвонил господину Би. Тот предложил встречу наедине. И через несколько минут Саргачев остановил машину возле здания спецслужбы. Видя, что Турецкий находится в некотором смущении, Валерий открыл дверцу и улыбнулся:

Иди. Переводчик тебе не нужен.

Первым делом после приветственного рукопожатия Турецкий возвратил господину Би папку с документами.

Надеюсь, прочли внимательно? – спросил шеф.

По крайней мере, старался.

И что можете сказать?

В Москве есть люди более компетентные в этих вопросах, – уклончиво ответил Турецкий.

В таком случае можете показать эти бумаги в Москве.

Очень признателен, господин Би, – искренне поблагодарил Турецкий.

Мы заняты общим делом, господин Турецкий. Я говорил и еще раз повторяю: нас очень беспокоит срастание гонконгского и русского наркобизнеса. На наш взгляд, из какого-то отдела российских спецслужб идет утечка информации.

Какой информации?

Исходящей от нас.

Предположение довольно серьезное.

Мы не предполагаем. Мы утверждаем.

Кого вы подозреваете конкретно?

А вы?

Так мы с вами ни до чего не договоримся.

Но мы же старались, – похлопал по папке шеф.

Выкладывайте свои козыри, а я выложу свои.

Конкретно мы подозреваем полковника ФСБ Анатолия Павлова.

Я бы мог согласиться с этим предположением, если бы располагал конкретными доказательствами.

Важно уже то, что наши мнения совпали, – облегченно проговорил господин Би.

Да, все это требует тщательной проверки, – сказал Турецкий.

Что касается заграничных вояжей господина Павлова, мы имеем о них некоторое представление. Известно, например, что с госпожой Стрельниковой он познакомился несколько лет назад в Лондоне.

Мало ли с кем могла познакомиться госпожа Стрельникова...

Однако после этого знакомства начался стремительный политический взлет Ларисы Ивановны. Вы правы, люди знакомятся и расстаются, иногда на время, чаще навсегда. В данном случае, мягко скажем, дружба из года в год крепчала. – Господин Би вскрыл конверт, вытащил фотографии, протянул Турецкому. – Полюбопытствуйте.

Фотографии были сделаны в ресторане, где сиял улыбкой Ваня Бурят, и в гостиничном номере, где Павлов и госпожа Стрельникова находились в весьма откровенных и недвусмысленных позах.

Страстная женщина, – развел руками Турецкий. – Что поделаешь?

Мы тоже так считаем, а потому и не придаем значения сексуальной жизни госпожи Стрельниковой.

Но это компромат, и очень серьезный.

Господин Би аккуратно сложил фотографии, сунул

их в конверт и подвинул собеседнику.

Они могут пригодиться в Москве людям более заинтересованным в данном сраме, чем вы, господин Турецкий. Пожалуйста. – Шеф закурил, несколько раз затянулся дымом. – И последнее, чтобы уже не возвращаться к данному вопросу... В одном из швейцарских банков на имя господина Павлова открыт счет. Порядка десяти миллионов долларов. – Господин Би умолк, проверяя по лицу Александра произведенное впечатление от сообщения. Но, поскольку он ничего особенного не прочел, решил добавить: – А у госпожи Стрельниковой счет на шесть миллионов американских долларов.

Разрешите? – потянулся к пачке сигарет Турецкий. – Хотел отвыкать, да где там... – Он прикурил от зажигалки, предупредительно зажженной шефом, с наслаждением вдохнул ароматный дым„ – Сведения, конечно, точные?

Можете не сомневаться.

Вам известно, где сейчас находится господин Павлов?

В Соединенных Штатах. – Господин Би хитровато прищурил глаза. – И тоже непонятно, какая связь может существовать между полковником безопасности и обычным карточным шулером?

Казино входит в сферу его деятельности, – припомнив слова Саргачева, ответил Турецкий.

Да, конечно, – легко согласился господин Би. – Вас не удивила моя просьба побеседовать наедине?

Не особенно. Я действительно очень старался быть внимательным при чтении документов, но, к сожалению, не нашел ни строчки о встрече Саргачева с господами Каном и Ивановым.

В нашей работе, как вам хорошо известно, немалую роль играют особые обстоятельства.

Я так понимаю, что спецслужбам Гонконга господа типа Джека Кана не по зубам? – задал прямой вопрос Турецкий.

Господ типа Джека Кана не существует. Он один. Кстати, какое впечатление он произвел на вас?

Самое хорошее.

Вот и на меня он производит самое хорошее впечатление, – довольно улыбнулся шеф.

Он произвел бы прекрасное, если бы мне не было известно, что он стоит во главе мафиозных структур Гонконга, связанных с наркотиками и торговлей оружием.

Что зазорного в том, что господин Кан торгует оружием?

Смотря каким.

Господин Би долго и пристально смотрел в глаза собеседника, встал и, дымя сигаретой, начал расхаживать по кабинету, потом резко остановился.

Я, как послушный чиновник, подчинюсь любому законному правительству, которое придет на смену нынешней власти. Но я приложу все силы, чтобы смена произошла бескровно или хотя бы с малой кровью. Для этого нам нужна, необходима помощь ваших спецслужб.

Признаться, не вижу связи...

Мы всерьез обеспокоены безмерным, беспрецедентным обогащением гонконгских воротил наркобизнеса. Наличная валюта поступает из России по каналам вашей мафии. Не ручейком, не речкой, потоком! Отмыты миллиарды долларов, огромный процент от которых лежит на счетах наших мафиози. Но если имеются деньги, то будет и оружие. Любое. И оно в нужный момент сработает. Я не хочу жертв, не хочу крови... Вы поняли?