Текст книги "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
37
Хадасса осторожно прошла между узниками и снова села рядом с маленькой девочкой и ее матерью. Поджав колени, она положила на них голову. Она думала об Атрете, который был в плену горечи и ненависти, и молилась о нем. Она молилась о том, чтобы Юлия свернула с пути смерти, который она для себя выбрала. Она благодарила Бога за Децима, за то, что он вошел в Божье Царство, и молилась о том, чтобы Феба тоже нашла путь к Господу. Она молилась о том, чтобы Бог открыл Прометею путь к спасению. Она молилась о том, чтобы Бог проявил милость к Приму и Калабе. Всю оставшуюся ночь она молилась.
И, наконец, Хадасса подумала о Марке. Ее сердце сжалось от боли, и на глазах выступили горячие слезы. «О, Господи, Ты знаешь желание моего сердца. Ты знаешь, чего я хочу для него. Умоляю тебя, Господь, открой ему глаза. Открой ему глаза, чтобы он мог увидеть истину. Призови его к Себе, Господи, и пусть его имя будет записано в книге жизни».
Факел догорел, и кто–то заплакал в наступившей тьме.
– Мне страшно, – раздался чей–то женский голос.
– Господь оставил нас, – вторил мужской голос.
– Нет, – сказала Хадасса своим тихим и добрым голосом. – Господь нас не оставил. Даже во тьме не сомневайтесь в том, что Бог дал нам свет. Господь с нами. Он сейчас здесь. Он никогда нас не оставит.
Она тихо запела, и многие подхватили. Спустя минуту Хадасса снова склонила голову, используя то время, что ей осталось, чтобы помолиться за тех, кого она любила. За Марка, Фебу. И за Юлию.
Когда наступило утро, дверь открылась, и в камеру вошел молодой стражник, который накануне приходил с Атретом.
– Слушайте меня внимательно, – сказал он, глядя прямо в глаза Хадассе. – Сегодня вы умрете. И если вы хотите, чтобы все прошло быстро, запомните сейчас, что я вам скажу. Львы, которых морили голодом, не обязательно будут свирепыми. Они ослабели, и их легко напугать, особенно, когда толпа начнет шуметь. Вы для них – непривычная добыча. Дальше делайте так. Старайтесь вести себя как можно спокойнее. Поднимите руки широко вверх. Медленно пошевелите руками и подвигайтесь, чтобы львы поняли, что вы живы и не представляете для них угрозы. Тогда они сразу бросятся на вас. И все для вас кончится быстро. С минуту он помолчал, по–прежнему глядя на Хадассу.
– Все, за вами идут.
Хадасса встала.
– Да благословит тебя Господь за твою доброту.
Он отвернулся. Все узники поднялись и стали петь песнь хвалы Господу, и вся камера наполнилась их пением. Вошли другие стражники. С криками они стали выталкивать узников в темный коридор, потом наверх, по лестнице, к воротам. Хадасса услышала издалека тяжелый шум, напоминающий раскаты грома. Солнечный свет, отражавшийся в рыхлом песке арены, ослепил ее.
Послышался скрежет металла, это открывались ворота.
– Выходите на середину! – снова закричали стражники, выталкивая пленников на арену. – Быстрее! Пошевеливайтесь! – Раздался звук удара, и кто–то из узников закричал от боли и наткнулся на Хадассу.
Она взяла этого человека за руку и помогла ему дойти до ворот. Затем она улыбнулась ему, отпустила его и пошла на арену. За ней последовали остальные.
После нескольких дней пребывания во тьме солнечный свет показался Хадассе нестерпимым. Она подняла руки, чтобы закрыть глаза. В ее адрес, как и в адрес других узников со всех сторон стали раздаваться насмешки и оскорбления. «Позовите своего Бога, может, Он спасет вас!» – закричал кто–то, и эти слова были подхвачены дружным хохотом толпы. «Уж больно они худы, львы будут недовольны!» – закричал другой, и в узников полетели гнилые фрукты, овощи и обглоданные кости. «Выводите львов! Выводите львов!»
Хадасса посмотрела наверх, на эту беснующуюся толпу, опьяненную своей жестокостью и жаждущую крови, ее крови. «Боже, будь милостив к ним», – прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.
Когда раздалось львиное рычание, Хадасса почувствовала знакомый холод, от которого все замерло у нее внутри. У нее перехватило дыхание, а во рту пересохло. К Хадассе приближался ее старый враг, но она знала, как с ним бороться. Собрав все силы, она обратилась с молитвой к Господу.
«О, Иисус, будь со мной сейчас. Будь рядом и дай мне силы, чтобы я могла прославить Тебя», – молилась она. К ней снова пришло спокойствие, страх отступил, и она ощутила радость от того, что она пострадает за Господа.
Открылись другие ворота, и толпа дико закричала, когда на арену выпустили около десятка львов. Испугавшись шума толпы, звери прижались к стенам, не обращая никакого внимания на группу изможденных узников, стоявших посередине арены.
– Мама, я боюсь, – захныкала девочка.
– Помни о Господе, – ответила ей мать.
– Да, – улыбаясь, сказала девочке Хадасса, – Помни о Господе. – Она отделилась от остальных узников и спокойно пошла к центру арены, запев песнь хвалы Богу.
Толпа взревела еще громче. Рабы стали тыкать львов тупыми копьями, отгоняя их от стен. Те, огрызаясь, стали недовольно отступать к центру арены. Одна львица повернулась в сторону Хадасса и припала к земле. Продолжая петь, Хадасса медленно раскинула руки и подняла их вверх. Видя, что стоящая перед ней фигура жива и ничем ей не угрожает, львица бросилась на девушку под рев пришедшей в неистовство толпы. Расстояние между ними моментально сократилось, и львица, высунув когти и разинув пасть, прыгнула на выбранную жертву.
* * *
Юлия засмеялась и толкнула Марка в бок.
– Не смеши меня больше так, Марк, – сказала она, удобно откинувшись на скамье, не в силах удержаться от хохота.
– Могу же я повеселить свою любимую сестренку, – отозвался он, также откинувшись на спинку скамьи и удобно поставив ноги на маленькую подставку. – Ты ведь так жаждала пообщаться со мной.
– Кто же еще умеет так рассмешить меня, как не ты? – заметила Юлия и щелкнула пальцами. – Не отвлекайся, девочка, – сказала она, и ее новая служанка снова замахала над ней опахалом. Марк слегка улыбнулся, разглядывая изящный стан служанки.
– Что, новое приобретение?
– Я рада, что ты стал таким, как раньше, – удовлетворенно сказала Юлия. – Она мила, не правда ли? Уж, по крайней мере, гораздо красивее Хадассы, – добавила она, исподтишка взглянув на него.
Марк рассеянно усмехнулся и стал смотреть на выходящих на арену гладиаторов, которые приветствовали зрителей. Сегодня он не хотел думать о Хадассе. Он пришел на зрелища, чтобы забыться.
И кровопролитные схватки должны были послужить прекрасным успокоительным средством и избавить Марка от подавленного состояния.
– Сегодня сражаются Капито и Секунд, – сказал он, зная, что Юлия наблюдает за ним. Она была сегодня какой–то задумчивой, и он не знал, почему.
– Да, я читала. Как думаешь, кто победит?
– Секунд.
– О-о, но он такой скучный. Ковыляет по арене, как старый бык.
– Вот именно благодаря такому ковылянию он все время побеждает, – сказал Марк. – Он только ждет своего момента, а потом безошибочно нападает. – Торжественная часть тем временем закончилась, колесницы с гладиаторами уехали с арены. Снова раздались громкие звуки труб, возвещающие о начале зрелищ. Зрители зашумели, стали переговариваться между собой. Марк встал.
Юлия тоже привстала.
– Ты куда?
– Пойду, куплю немного вина. – Марк посмотрел на безоблачное небо. – Уже жарко. От навесов все равно никакого толку.
– У меня есть вино, высшего качества, нам с тобой хватит на весь день. Не уходи. Зрелища уже начинаются.
– В начале все равно ничего интересного не будет. Скормят львам каких–нибудь преступников. Настоящие поединки начнутся нескоро.
Юлия удержала его.
– Сядь, Марк. Мы и так с тобой редко общаемся. А за всем тем, что нам нужно, сходить может и Прим. Правда, Прим?
– Конечно, дорогая. Все, что только душа твоя пожелает.
– Садись, Марк, – умоляюще сказала Юлия, – ну пожалуйста. Мы давно не ходили с тобой вместе на зрелища. И мне никогда не было так весело, как в те дни, когда я была с тобой. Ты так хорошо разбираешься во всем, что произойдет, чем все кончится. Всегда помогаешь мне заметить то, на что я сама никогда бы не обратила внимания.
Марк сел рядом с ней. Он чувствовал, как она волнуется.
– Что случилось, Юлия?
– Ничего, кроме того, что я хочу, чтобы все между нами было, как прежде. Я хочу вернуться к той жизни, какая была у нас в Риме, еще до того, как я вышла за Клавдия, до того, как кто–то встал между нами. Ты помнишь, Марк, как ты впервые привел меня на зрелища? Мне тогда было так весело. Я была таким ребенком. Ты смеялся надо мной, потому что меня тогда легко было смутить. – Она невольно улыбнулась от воспоминаний.
– Однако ты быстро ко всему привыкла, – грубовато заметил Марк, усмехнувшись.
– Да, и ты мной гордился. Ты еще сказал, что я настоящая римлянка. Помнишь?
– Да, я помню.
– Все будет по–прежнему, Марк. Обещаю тебе. С завтрашнего дня мы забудем все, что было между нами потом. Мы забудем всех, кто нас обидел.
Слегка нахмурившись, Марк прикоснулся к ее щеке. Он вспомнил о Кае и об Атрете. Юлия никогда не упоминала ни об одном из них, но он знал, что оба оставили в ее душе раны, глубокие раны, которые она скрывала даже от него.
– Ты любишь меня, Марк? – спросила Юлия, и в ее глазах отразилась ревность.
– Да, конечно.
Но Юлия видела, что эта любовь была уже не такой, как когда–то. Лицо брата стало каким–то настороженным, в нем отражалась какая–то боль. Но скоро все изменится. Сегодняшний день уничтожит прошлое и исцелит его раны – и ее тоже.
– Ты единственный человек, на которого я могу положиться, Марк, – сказала Юлия и взяла его за руку. – Ты единственный человек, который любит меня, что бы я ни делала. Другие только встают у нас на пути и хотят все изменить. Пусть же они получают свое. Нам с ними не по пути.
– Но я никогда не переставал любить тебя, Юлия.
– Возможно, ты и прав, но между нами многое изменилось. И это произошло по вине других людей. Я видела, как ты иногда смотрел на меня: как будто я стала для тебя совсем чужой. Но ты же знаешь меня, Марк. Ты знаешь меня так же хорошо, как самого себя. Мы с тобой практически одинаковы, две горошины из одного стручка. Ты просто забыл об этом.
Ее рука была холодной и твердой.
– Что случилось, Юлия? – повторил Марк, глядя на нее тревожным взглядом.
– Ничего, – сказала она. – Все хорошо. Или будет хорошо. Я в этом просто уверена.
– В чем?
– У меня для тебя сюрприз, Марк.
– Какой сюрприз?
Она засмеялась.
– Ну уж нет. Сейчас я тебе ничего не скажу. Подожди, и все увидишь. Правда, Калаба?
Калаба слегка улыбнулась своими холодными черными глазами.
– Зрелища уже начались, Юлия.
– О, да, – увлеченно сказала Юлия, еще крепче сжав в своей руке руку Марка. – Да, зрелища начались. Давай смотреть, Марк. Сейчас увидишь, что я тебе приготовила.
Марка охватило ужасное предчувствие.
– Что ты сделала? – спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос оставался спокойным и твердым.
– Смотри! – сказала Юлия, указывая правой рукой. – Открывают ворота. Видишь их? Грязные, вонючие твари. Они заслужили смерти. Все до единого. Смотри! Видишь? Христиане!
Чувствуя, как сердце у него подпрыгнуло, Марк смотрел, как на арену выходят отвыкшие от солнечного света узники.
О боги!..
Даже издали он сразу узнал Хадассу. Ему казалось, что сейчас у него остановится сердце.
– Нет! – закричал он, но его крик в реве толпы был подобен шепоту. Марк не хотел верить своим глазам.
– Да! Это Хадасса, – сказала Юлия, увидев, как побледнел ее брат. – И сейчас она получит то, что заслуживает.
Марк смотрел, как Хадасса спокойно шла впереди, а за ней шли остальные узники.
– Что ты натворила, Юлия?!
– Я слышала, что она тебе сказала! Я слышала, как она отвергла твою любовь. Она поставила своего Бога выше тебя, и ты сказал, что пусть она остается со своим Богом. Вот она сейчас и отправится к Нему.
– Неужели это ты? – в голосе Марка были отчаяние и ненависть. Он вырвал свою руку из объятий Юлии, ему хотелось ударить сестру. – Что она тебе сделала?
– Она сама этого хотела. Я взяла ее с собой на пир к Вителлию.
– Ты же знаешь, что Вителлий ненавидит иудеев!
– Да, ненавидит, и правильно делает. Потому что это самый мерзкий народ на земле! Ты бы видел, сколько в них гордости. Они становятся непокорными уже в утробе матери. И она не отреклась. Я видела это. Я сама это видела! Она стояла передо мной и смотрела на меня такими томными, грустными глазками, как будто жалела меня.
– Но она же спасла тебе жизнь! Или ты забыла, как Кай едва не убил тебя? И после этого ты отправляешь ее на смерть?
– Она рабыня, Марк. И когда она меня защищала, она лишь делала то, что должна была делать. Мне что, благодарить ее за это? Да ее жизнь и гроша ломаного не стоит.
Марк почувствовал, как в нем нарастает такое отчаяние, что он едва мог дышать.
– Ее жизнь – для меня все! Я люблю ее! – закричал он.
Тут толпа дико взревела, Марк повернулся и увидел, что на арену вышли львы. Он вскочил на ноги.
– Нет! Она ни в чем не виновата! Она не причинила никому зла!
– Никому? – Юлия встала рядом с ним, схватив его за руку. – Она поставила своего Бога выше тебя. Она поставила своего Бога выше Рима! Она – смрад для моих ноздрей, заноза в моем теле, и я хочу уничтожить ее, чтобы она исчезла с лица земли. Я ненавижу ее! Ты слышишь? – Она повернулась к арене. – Да! Отгоните львов от стены!
– Нет! – Марк отшвырнул Юлию. – Хадасса, назад! Наза–а–ад!
– Отгоните львов от стены! – закричала Юлия с еще большим остервенением.
– Нет! – продолжал кричать Марк, отталкивая вцепившуюся в него сестру. – Хадасса, вернись назад!
Рев толпы стал еще громче, когда Хадасса спокойно пошла к центру арены. Львица пригнулась. Хадасса медленно раскинула руки в стороны и подняла их вверх, как будто приветствуя дикое животное, которое уже мчалось на нее.
– Не–е–ет! – снова закричал Марк, и его лицо исказилось от страха и боли, когда он увидел, как львица сбила девушку с ног. В этот момент он отвернулся – и почувствовал, что в нем как будто что–то умерло.
– Все! – победоносно воскликнула Юлия. – Все кончено!
По трибунам пронесся неудержимый гул восторга. Зарычали другие львы. Раздались крики страха и боли, и кто–то возле Марка засмеялся: «Смотри, как они разбегаются!» – другой вторил ему: «А ты глянь, как эти львы дерутся за первую девчонку!».
И в этот момент Бог ответил на молитву Хадассы.
Марк снова повернулся к арене, и его глаза вдруг открылись, когда он уставился на Хадассу, лежавшую на песке, на ее изорванную и окровавленную тунику. Над ее телом дрались две львицы, раздирая друг друга своими когтями. Одна вцепилась зубами в ногу Хадассы и пыталась оттащить ее в сторону. Другая снова напала на первую.
– Я отплатила ей за все, что она с нами сделала, – сказала Юлия, хлопая Марка по плечу. – Теперь о ней можно забыть.
– Я не забуду ее никогда, – хрипло произнес Марк и крепко схватил Юлию за руки, глядя на нее, как на что–то омерзительное и ненавистное. – Но я забуду тебя.
– Марк, – захныкала Юлия, испугавшись выражения его глаз, – ты делаешь мне больно!
– У меня никогда не было сестры, – продолжал Марк, отталкивая ее от себя. – И будь ты проклята всеми богами за все, что ты сделала!
Юлия вскочила, уставившись на брата, ее лицо побелело, глаза округлились от изумления.
– Как ты можешь так говорить? Я же сделала это ради тебя! Я это сделала ради тебя!
Марк отвернулся, как будто не слышал ее слов, как будто ее вообще не существовало на свете.
– Калаба, она нужна тебе? – спросил он низким, полным ненависти голосом.
– Она всегда была мне нужна, – сказала Калаба, и ее глаза сверкнули черным пламенем.
– Забирай ее. – С этими словами Марк повернулся и пошел прочь, оттолкнув Прима, возвращавшегося с винными мехами: – Прочь с дороги!
– Нет! – закричала Юлия. – Остановите его! Марк, вернись!
Калаба схватила ее за руку крепкой, неослабевающей хваткой.
– Поздно, Юлия. Ты свой выбор уже сделала.
– Пусти меня, – закричала Юлия, истерически рыдая. – Марк! – Изо всех сил она старалась вырваться, чтобы догнать брата. – Отпусти!
– Он ушел, – удовлетворенно сказала Калаба.
Юлия посмотрела на Хадассу, лежавшую на пропитанном кровью песке. Глядя на неподвижное тело, она вдруг почувствовала внутри какую–то пустоту.
– Марк! – отчаянно закричала Юлия. – Марк!
* * *
Не в силах пробраться через толпу, чтобы уйти отсюда, Марк стал расталкивать кричащих зрителей. Рев толпы оглушал его своей дикой страстью, жаждой человеческой крови и страданий, ненасытностью, бешенством. С трудом дойдя до прохода, Марк спустился по ступеням и устремился к воротам. Выбежав через открытые ворота, он ничего не видел от слез. Он не знал, куда идет, ему было все равно. Он побежал, чтобы убраться подальше от этих звуков, этих запахов, от того, что сейчас стояло у него перед глазами. Он бежал, пытаясь избавиться от стоявшей перед глазами картины, – лежащая на песке Хадасса и дерущиеся из–за нее львы, для которых она была лишь еще одним куском мяса.
Марк задышал чаще, и горячий воздух обжигал его легкие. Он бежал до тех пор, пока силы не оставили его и он не споткнулся на вымощенной мрамором улице, заставленной мраморными идолами, которые ничем не могли ему помочь. Городские улицы были почти пустыми, потому что все жители собрались на арене и наслаждались зрелищами. Во избежание воровства на всех углах были расставлены легионеры. Когда Марк пробегал мимо них, они внимательно провожали его глазами.
Прислонившись к какой–то стене, он поднял голову и посмотрел на объявление об этих зрелищах. Уставившись на него, Марк вспомнил, сколько раз он сидел на этих трибунах, смотрел, как на арене проливается невинная кровь, и его это совершенно не трогало. Он вспомнил, как смеялся, когда гладиаторы отдавали все силы, чтобы выжить на арене, как сквернословил, когда поединок смерти затягивался. Он вспомнил, как скучал, когда узников отдавали на съедение диким зверям или прибивали гвоздями к крестам.
Вспоминая это, он думал о том, что сам стал виновником смерти Хадассы.
Издалека донесся такой знакомый рев толпы… Ненасытное отродье! Марк закрыл уши, и тогда откуда–то изнутри до него стал доноситься совсем другой звук – крик боли и отчаяния, крик совести и вины. Этот крик вырывался из его сердца и отдавался эхом по опустевшим улицам.
– Хадасса!
Марк опустился на колени. Согнувшись, он закрыл лицо руками и заплакал.
ЭПИЛОГ
«Вот, око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его, что Он душу их спасет от смерти…»
Псалтирь 32:18–19
История не заканчивается!
Не упустите возможность познакомиться с захватывающим и динамичным продолжением истории о Хадассе, Марке и Юлии в романе «Эхо во тьме», второй книге увлекательной новой серии романов Фрэнсин Риверс с общим названием «Под знаком льва».
ЭХО ВО ТЬМЕ
1Александр Демоцед Амандин стоял у Ворот Смерти и ждал возможности больше узнать о жизни. Никогда не испытывавший большого удовольствия от зрелищ, он пришел к этому месту без всякой охоты. Но теперь его поразило то, чему он оказался свидетелем, потрясло до глубины души.
Бешенство толпы всегда не давало ему покоя. Его отец говорил, что есть люди, которые испытывают наслаждение, наблюдая, как совершаются зверства и насилие над другими, и теперь Александр вспомнил его слова, когда краем глаза видел, с какими радостными лицами смотрели зрители на происходящее на арене. Александр нахмурился. Наверное, те, кто наблюдал весь этот ужас, благодарили богов за то, что это не они стоят сейчас лицом к лицу со львами или с натренированными гладиаторами – со всем тем, что таит в себе смерть. Создавалось впечатление, что тысячи людей одновременно испытывали неимоверное облегчение, улучшение самочувствия, видя, как на арене льется кровь, будто эта запланированная мясорубка могла защитить их от растущего хаоса в насквозь прогнившем и деспотичном мире. Ведь в то же время в империи происходили ужасные вещи, но – в этот непосредственный момент – они не происходили с элитой, с теми, кто верой и правдой служит Риму. Александр грустно улыбнулся при мысли, что вряд ли кто–то из присутствовавших здесь понимал то, что было очевидно для него: запах крови на песке не слабее запаха похоти и страха, который пропитывал всех и вся в этой Империи. Казалось, им был наполнен воздух, которым люди дышали.
Однако сегодня… сегодня происходило что–то особенно тревожное. Что–то такое, что заставило молодого человека испытать такие чувства, какие он редко испытывал раньше. Сейчас он во все глаза смотрел на упавшую девушку и чувствовал необъяснимое возбуждение.
Амандин вцепился руками в прутья железной решетки и во все глаза смотрел на песок арены, на котором теперь лежала эта девушка. Она только что отделилась от остальных жертв – такая спокойная и даже радостная. Потом Александр вспоминал, что она почему–то сразу привлекла его внимание. Будучи талантливым врачом, он умел замечать все необычное, все, что выделяло человека из массы остальных, вот и теперь он видел в ней нечто удивительное… Нечто, не поддающееся никакому описанию.
И тут девушка запела, и на какое–то мгновение ее голос донесся до его ушей.
Рев толпы быстро заглушил ее голос, но она продолжала идти вперёд, безмятежно ступая по песку, по направлению к Александру. С каждым ее шагом у него все сильнее билось сердце. В ее внешности не было ничего особенного, и в то же время от нее исходило какое–то сияние, ее окружал какой–то свет, который можно было не столько увидеть, сколько почувствовать. Было такое впечатление, что ее протянутые вверх руки обнимали его.
В этот момент львица сбила ее с ног, и Александру показалось, будто с ног сбили его самого.
Он закрыл глаза, по всему его телу пробежала дрожь, потом он снова посмотрел на нее. Два льва дрались за ее тело. Александр вздрогнул, когда один из львов вонзил клыки глубоко в бедро девушки и стал ее оттаскивать. Но тут на него прыгнула львица, два зверя сцепились и стали рычать друг на друга.
В следующую секунду какая–то маленькая девочка с пронзительным криком пробежала мимо железных ворот. Александр стиснул зубы, прислонившись лбом к железным прутьям; суставы его пальцев, сжимавших прутья решетки, побелели. Вид страданий и смерти поразил его и вызвал в нем чувство глубокого отвращения.
Сколько он себя помнил, ему много раз приходилось слышать доводы в пользу таких зрелищ. Люди, которых отправляли на арену, – преступники, заслуживающие смерти. А те, которые сейчас гибли на его глазах, являются последователями какой–то религии, которая призывает к свержению Рима.
Но теперь молодому врачу не давала покоя мысль о том, а не заслуживает ли смерти само то общество, которое способно убивать беззащитных детей.
Когда нечеловеческие крики ребенка внезапно прекратились, Александр издал глубокий вздох, едва сдерживая себя. Стражник, стоявший за его спиной, громко рассмеялся.
– Да она ею и не наестся.
Александр ничего не ответил. Ему хотелось закрыть глаза, чтобы не смотреть на всю эту бойню, но теперь за ним наблюдал стражник. Александр буквально чувствовал холодный блеск тяжелых темных глаз, сверкающих сквозь забрало отполированного шлема. Если он хочет стать хорошим врачом, ему придется преодолевать свои эмоции. Флегон много раз говорил ему, что, если он хочет преуспеть в своей работе, ему придется стать черствее. В конце концов, Александр усваивал то, что говорил ему его учитель: смерть является значительной частью жизни врача.
Александр глубоко вздохнул и заставил себя снова взглянуть на арену. Он понимал, что без таких зрелищ у него не будет возможности изучить человеческую анатомию. Флегон сказал, что Александр уже достиг блестящих успехов в изучении теоретических трудов и рисовании. И теперь, если он собирался узнать, что необходимо, для того чтобы уметь спасать человеческие жизни, оставалось освоить вивисекцию. Зная о неприязненном отношении Александра к такой практике, старый медик оставался непреклонен и не желал слышать от ученика никаких отговорок. Как он собирается делать хирургические операции, не изучив анатомию? Никакие схемы и рисунки не сравнятся с живым человеческим организмом. А в Риме анатомию можно было изучать только таким способом.
В душе Александр проклял римский закон, запрещающий вскрытие мертвецов, который вынуждал врачей практиковаться на умирающих. И единственным местом, где этим можно было заниматься, были зрелища, где приходилось выбирать из преступников.
Жертвы гибли одна за другой, их крики ужаса постепенно сменялись относительным спокойствием насыщавшихся львов. И тут раздался еще один звук, дававший Александру сигнал, что его час пробил, – стон разочарования недовольных зрителей. «Представление» закончилось. Пусть львы теперь насыщаются в темных чревах своих клеток, а не раздражают толпу таким скучным пиршеством.
Распорядитель зрелищ тут же приложил все усилия, чтобы успокоить недовольную публику. Раздался скрип открываемых ворот, и вооруженные дрессировщики вышли, чтобы загнать зверей обратно в клетки. Из–за спин дрессировщиков показался человек, одетый Хароном, проводником душ умерших. Глядя, как актер танцует над телами погибших, Александр молился о том, чтобы хоть в одной из жертв еще теплилась искорка жизни. Если этого не произойдет, ему придется остаться здесь до тех пор, пока не подвернется другая возможность.
Врач смотрел на песок, пытаясь найти в ком–нибудь из лежащих хоть какие–то признаки жизни. И тут его взгляд снова остановился на юной девушке. Рядом с ней не было никаких львов, и ему это показалось любопытным, потому что она находилась далеко от людей, отгоняющих львов к воротам. Прищурив глаза, он пристально всматривался в ее неподвижное тело, и в следующую секунду вдруг почувствовал всплеск восторга. Неужели ему только показалось, или она шевельнулась? Наклонившись вперед, он стал смотреть на нее во все глаза. Ее губы шевелились!
– Вон та, – быстро сказал он стражнику, – которая ближе к центру.
– На нее напали в самом начале. Она мертва.
– Я хочу осмотреть ее.
– Ну как хочешь, – стражник вышел вперед, сунул два пальца в рот и два раза быстро и резко свистнул. Александр посмотрел, как Харон в ответ подбежал к девушке, слегка склонился над ней, повернул свою украшенную перьями и клювом голову, как бы прислушиваясь к каким–либо признакам жизни, театрально размахивая в воздухе своей колотушкой, готовясь опустить ее вниз, если бы такие признаки обнаружились. Видимо, решив, что девушка мертва, он схватил ее за руки и бесцеремонно потащил к Воротам Смерти.
В этот момент одна из львиц повернулась к укротителю, который загонял ее в туннель. Толпа встала и в восторге закричала. Укротитель едва справился с львицей, чтобы не стать жертвой ее нападения. Он умело орудовал своей плетью, чтобы отогнать львицу от поедаемой ею девочки и загнать в подтрибунные помещения, в клетку. Стражник воспользовался тем, что толпа отвлеклась, и открыл ворота шире.
– Быстрее! – прошипел он, и Харон вбежал в ворота, положив девушку в тень. Стражник щелкнул пальцами, и два раба быстро взяли ее за руки и за ноги и потащили в тускло освещенный коридор.
– Аккуратнее! – сердито сказал им Александр, когда они подняли ее на грязный и забрызганный кровью стол. Он оттолкнул их от стола, уверенный в том, что, даже если эта девушка была жива, эти увальни своим неосторожным обращением уже, наверное, доконали ее.
Тут тяжелая рука стражника опустилась на руку Александра.
– Шесть сестерциев, прежде чем ты начнешь ее резать, – холодно произнес он.
– Не многовато ли?
Стражник расплылся в улыбке.
– Для ученика Флегона не так уж и много. Чтобы добиться его расположения, нужно иметь сундук, набитый золотом. – С этими словами он убрал руку.
– Только он быстро опустошается, – сухо парировал Александр, открывая висящий на поясе кошель. Он не знал, сколько сможет проработать с этой девушкой, пока она не умрет, поэтому ему не хотелось тратить лишние деньги. Стражник принял взятку и отошел.
Александр стал осматривать девушку. Ее лицо представляло собой месиво из изодранной плоти и песка. Ее туника была вся в крови. Она потеряла столько крови, что он не сомневался, что она мертва. Но, наклонившись над ней и приложив ухо к ее губам, Александр поразился, почувствовав мягкое и теплое дыхание жизни. Времени на работу было очень мало.
Дав знак своим помощникам, врач взял полотенце и вытер руки.
– Унесите ее вон туда, подальше от шума. Быстрее! – Два раба поспешили исполнить его приказание. Раб Флегона, Трой, стоял тут же и наблюдал за происходящим. Александр сжал губы. Он восхищался способностями Троя, но не был в восторге от его бесцеремонных манер.
– Принесите сюда еще огня, – сказал Александр, щелкнув пальцами. Рядом поставили факел, и молодой медик снова склонился над девушкой, лежащей в небольшом алькове тускло освещенного коридора. Именно ради этого он пришел сюда и вынес все ужасы зрелищ: чтобы срезать кожу и мышцы брюшной полости и изучить скрытые под ними органы. Набравшись смелости, Александр расстегнул свою кожаную сумку, в которой хранились его хирургические инструменты, и открыл ее. Потом вынул оттуда тонкий и острый, как бритва, нож.
Руки у него вспотели. Хуже было то, что они тряслись. Пот выступил и на лбу, и Александр чувствовал, как Трой своим критическим взглядом наблюдает за ним. Времени почти не оставалось; нужно было работать быстро и за несколько коротких минут узнать все, что только можно.
Александр вытер пот со лба и молча проклял себя за свою слабость.
– Она ничего не почувствует, – тихо сказал ему Трой.
Стиснув зубы, Александр сделал надрез на одежде девушки и разорвал ее тунику по шву, после чего осторожно откинул ткань в сторону и осмотрел девушку своим профессиональным взглядом. Спустя мгновение он, нахмурившись, отклонился назад. Вся верхняя часть ее тела до пояса была покрыта неглубокими ранами и темнеющими кровоподтеками.
– Поднеси сюда факел, – приказал он, наклонившись над ранами на ее голове и снова оценивая их характер. От края волос и дальше вниз по щеке ее голову покрывали темные борозды. Другая такая борозда проходила по шее, едва не задев пульсирующую артерию. Александр продолжал пристально осматривать девушку, обращая внимание на глубокие точечные раны на правом предплечье. Кости были сломаны. Но самое худшее состояло в том, что на ее бедре были раны, оставленные зубами львицы, когда та пыталась оттащить ее.
Глаза Александра округлились. Девушка непременно умерла бы, если бы песок не закрыл ей раны и тем самым не остановил кровотечение. У врача перехватило дыхание. Одно быстрое и умелое движение ножом – и он может начать свое изучение. Одно быстрое и умелое движение ножом… и она умрет.
