Текст книги "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

33

Заявление Юлии о том, что она оставляет дом и уходит к Приму, вызвало в семье Валерианов нечто подобное извержению вулкана. Марк был вне себя, Феба пришла в ужас.

– Это невозможно, Юлия! – сказала ее мать, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. – Что я скажу отцу?

– Если ты боишься, что это огорчит его, можешь вообще ничего не говорить, – ответила Юлия, перестав прислушиваться к доводам матери и руководствуясь только своими собственными эмоциями.

– Огорчит! – иронически рассмеялся Марк. – Почему это он должен огорчиться, узнав о том, что его дочь собирается связать свою жизнь с гомосексуалистом?

Юлия гневно повернулась к нему.

– Это мое дело, и я собираюсь делать то, что сама хочу. Я переезжаю к Приму, и ты не можешь мне этого запретить! Если Прим так отвратителен, почему ты тогда приглашал его на свои пиры?

– Потому что это сулит мне политические выгоды.

– То есть ты презираешь его, но при этом пользуешься его положением, – сказала она.

– Точно так же, как он будет пользоваться тобой, когда ты вступишь в этот смехотворный фарс, который ты называешь браком.

– Этот брак будет взаимовыгодным, можешь не сомневаться, – заносчиво сказала Юлия. – К концу недели я хочу стать хозяйкой того, что принадлежит мне, Марк, и в дальнейшем я сама буду распоряжаться своими финансами. И не смотри на меня так! Мои деньги останутся со мной. Прим не сможет прикоснуться к ним. – Она взглянула на пораженную мать. – Если тебе это не нравится, мама, то мне очень жаль, но я буду делать то, что приносит мне счастье.

Когда Юлия вошла в свою комнату, Марк двинулся за ней.

– Не пройдет и года, как у тебя не останется ничего из того, что тебе принадлежит, – сказал он. – Кто тебя надоумил на такое безрассудство? Калаба?

Юлия уставилась на него.

– Калаба не думает за меня. У меня своя голова на плечах. Я не такая дура, как ты думаешь. – Она приказала одному из слуг подать повозку, а другие выносили для погрузки ее вещи.

– Я никогда не считал тебя дурой, Юлия. До сегодняшнего дня…

Юлия вздернула подбородок и сверкнула своими темными глазами.

– Мою шкатулку с драгоценностями, Хадасса, – сказала она дрожащим от злости голосом, – мы уезжаем немедленно.

– О, нет, – сказал Марк, теряя терпение. – Хадасса не уедет отсюда, пока я не разрешу.

– А кто Хадасса для тебя? – язвительно поинтересовалась Юлия. – Она моя рабыня, хотя, как я понимаю, тебе хотелось бы, чтобы она была с тобой.

– Не говори глупостей, – сказала Феба, стоя в дверях.

– Это я говорю здесь глупости, мама? – темные глаза Юлии загорелись, она перевела взгляд с Марка на Хадассу и обратно. – Возьми шкатулку внизу, Хадасса, сейчас же. И жди меня возле паланкина.

– Да, моя госпожа, – тихо сказала Хадасса и послушно удалилась.

Марк повернул Юлию к себе, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ты стала совсем другой.

– Да, – согласилась Юлия. – Я стала другой. Я выросла и стала самостоятельной. Мои глаза теперь открыты, Марк, широко открыты. Разве не к этому ты сам меня призывал? Разве не ты познакомил меня со всеми теми прекрасными сторонами жизни, которые только может дать этот мир? Разве не ты призывал меня остерегаться тех людей, которые могут меня предать? Так вот, дорогой братец, я хорошо усвоила эти уроки. А теперь отпусти меня!

Нахмурившись, Марк отпустил ее и смотрел, как она выходит из комнаты.

– Юлия, прошу тебя, не делай этого, – сказала Феба, направляясь следом за дочерью. – Подумай сама. Если ты вступишь в такой брак, ты запятнаешь себя несмываемым позором.

– Позором? – произнесла Юлия и засмеялась. – Мама, ты столько времени живешь взаперти, за этими стенами, что ничего уже не знаешь о мире. Обо мне все будут говорить как о независимой женщине, о состоятельной женщине. И знаешь, почему? Потому что мне не придется ходить на поклон к отцу или брату, чтобы выпрашивать свои собственные деньги. И мне больше не придется перед кем–либо отчитываться за свои действия.

– Неужели и я для тебя ничего не стою? – тихо спросила Феба.

– Я никогда этого не говорила, мама. Я просто не хочу быть такой, как ты.

– Но, Юлия, ты же совершенно не любишь этого человека.

– Клавдия я тоже не любила, разве не так? Но это не помешало вам с отцом заставить меня выйти за него замуж, – горько произнесла Юлия. – Ты просто не понимаешь, мама. Ты всю жизнь делала только то, чего от тебя требовали!

– Тогда объясни мне. Помоги мне это понять.

– Это же так просто. Я не буду рабыней ни для какого мужчины, будь то отец, брат или муж. Прим не будет управлять мной так, как отец управлял тобой. Я буду отвечать только перед самой собой. – Юлия поцеловала мать в бледную щеку. – До свидания, мама, – сказав это, она ушла, а Феба еще долго стояла в коридоре одна.

* * *

Прим поприветствовал Юлию холодным поцелуем в щеку.

– Только маленькая рабыня, да шкатулка с драгоценностями? – сказал он. – Прямо скажем, не густо. Вижу, что Марк к некоторым вещам относится явно враждебно. Он никогда не позволял мне приводить с собой на пиры Прометея. Наверное, он пытался удержать тебя от переезда ко мне.

– Я думала, что он поймет меня.

– Дорогая Юлия. Твой брат не такой человек, каким он пытается казаться. За его эпикурейской маской скрывается лицо традиционалиста. – С этими словами Прим нежно взял ее за руку. – Дай своим родителям время, и они смирятся с этим. – Он слегка улыбнулся. – Да и что им останется делать, если они захотят снова увидеть свою прекрасную дочь?

В эту минуту в комнате показался юноша, которому было на вид не больше четырнадцати лет. «А-а», – оглянулся на него Прим и протянул ему руку. Мальчик взял его за руку, подошел к ним ближе и склонил голову перед Юлией.

– Это мой любимый Прометей, – сказал Прим, с гордостью наблюдая за тем, как мальчик уважительно склонился перед Юлией. – Я скоро к тебе приду, – сказал он, улыбнувшись подростку, который еще раз поклонился и ушел.

Юлия почувствовала, как ее охватили какие–то неприятные ощущения.

– Он просто очарователен, – сказала она из вежливости.

– В самом деле? Ты тоже это находишь? – улыбнулся польщенный Прим.

Юлия выдавила из себя улыбку.

– Если ты не возражаешь, я бы хотела осмотреть свои покои. Скоро привезут мои вещи, – сказала она.

– Да, конечно. Пойдем, покажу тебе. – Прим провел ее через аркаду в солнечный перистиль, а потом по мраморным ступенькам на второй этаж. Покои Юлии располагались по соседству с его покоями.

Как только он ушел, Юлия устало опустилась на диван.

– Поставь шкатулку здесь, – сказала она Хадассе, указав на небольшой столик рядом с ней. Хадасса бережно поставила шкатулку на столик. Юлия открыла крышку и запустила пальцы в безделушки и ожерелья. – Первым делом, когда у меня будут собственные деньги, я верну те вещи, которые мне пришлось отдать Серту. – Она со стуком захлопнула крышку.

Затем Юлия встала и прошлась по комнате.

– Прометей так похож на этих женоподобных мальчиков, которые ездили с Вакхом. – Проводя пальцами по шпалерам, Юлия вспоминала то дикое веселье в Риме, когда какой–то пьяный мужчина разъезжал по городским улицам в украшенной цветами колеснице, запряженной леопардами.

– Моя госпожа, ты действительно хочешь здесь жить?

Юлия отняла руку от вавилонской шпалеры и повернулась к Хадассе.

– Ты тоже не одобряешь мое решение… – произнесла она угрожающе–тихим голосом.

Хадасса подошла к ней. Опустившись на колени, она взяла Юлию за руку.

– Моя госпожа, но ведь ты любишь Атрета.

Юлия отдернула руку.

– Да, я люблю Атрета. И мой переезд к Приму здесь ничего не меняет. Прим может жить так, как ему нравится, а я так, как нравится мне.

Хадасса встала и опустила глаза.

– Да, моя госпожа.

Юлия отбросила все сомнения, думая в первую очередь о материальных благах.

– Эта комната красивая, но уж очень маленькая. И мне не нравятся все эти фрески со всякими там мальчиками. Как только Марк передаст мне мои деньги, я куплю еще одну виллу, побольше этой, где будет достаточно места для меня и Атрета. А Прим может и дальше жить здесь.

Она вышла на узкую террасу и посмотрела в сторону центра города. Ей хотелось наполнить легкие чистым воздухом. Вдалеке был виден храм Артемиды, и Юлия подумала, воздает ли Атрет этой богине жертвы за свой триумф на арене. В ее глазах отразилась боль. Если бы только все оставалось так, как есть. Если бы только Серт не выставлял Атрета на смертельные поединки.

Тем временем прибыли рабы с ее вещами, и Хадасса вышла, чтобы позаботиться о разгрузке.

– Оставь это Сибил, – приказала Юлия Хадассе. – Иди сюда, мне нужно поговорить с тобой. – Хадасса вышла к ней на террасу. – Я хочу, чтобы ты отправилась к Атрету и сказала ему, что я позаботилась о постоянном месте жительства, где мы можем быть вместе столько, сколько пожелаем. Не говори ему ничего о Приме. Ты слышишь меня? Он не должен об этом догадаться. Пока… Он по–прежнему такой нецивилизованный. Лучше я сама все ему объясню, когда его увижу. Просто скажи ему, что он должен сейчас прийти ко мне. Он мне нужен.

На сердце у Хадассы было тяжело.

– Он по–прежнему в лудусе, моя госпожа?

– Не знаю, но отправься сначала туда. Если там его не будет, Серт скажет тебе, где его искать. – Они вошли в покои, и Юлия открыла свою шкатулку с драгоценностями. Нахмурившись, она провела пальцами по жемчужным ожерельям. Потом нащупала золотую брошь, усеянную рубинами. Юлия взяла ее в руку, сжав губы. Ей нравилась эта брошь. И зачем Юлии расставаться с ней? Атрет теперь свободен. Ей уже не нужно платить за то, чтобы он пришел сюда. Одного ее слова теперь достаточно, чтобы он оказался здесь по своей воле.

Юлия бросила брошь обратно в шкатулку и решительно закрыла крышку.

– Скажешь Серту, что я послала тебя с сообщением для Атрета. Надеюсь, он скажет тебе, где Атрет. – Она прошла с Хадассой к двери, стараясь говорить как можно тише, чтобы не услышал никто из прислуги. – Передай ему точь–в–точь, как я тебе велела. Ни слова о Приме. Поняла? Я сама позднее о нем скажу.

Отправляясь выполнять поручение своей хозяйки, Хадасса удивлялась тому, что Юлия, которая столько времени провела с Атретом, так и не узнала этого человека.

* * *

Даже когда Атрет лежал на столе и ему зашивали и обрабатывали раны, многие знатные римляне продолжали приглашать его в гости на свои виллы.

– Выгони их отсюда, – прорычал Атрет Серту.

– Как скажешь, – ответил Серт. Вовсе не он решил включить Атрета в поединки смерти. Этого потребовал проконсул, после того как получил сообщение от императора о том, что в эти поединки должен быть включен и варвар. Серт не мог отказать, и хотя проконсул заплатил ему достаточную сумму, чтобы можно было возместить расходы на приобретение и содержание Атрета, Серт понимал, что в будущем он уже не будет иметь таких прибылей. Как бы то ни было, но Атрет, мертвый или живой, уже не в его власти.

Но Серт был не так глуп. Были и другие способы заработать на Атрете, если только богиня ему улыбнется.

Атрет вернулся в лудус, где намеревался пробыть до тех пор, пока не решит, что ему делать со своей свободой. Серт предоставил Атрету просторные апартаменты, связанные с его собственными, и стал относиться к нему как к самому дорогому и почетному гостю.

Как Серт и ожидал, уже на следующее утро у главных ворот лудуса собралась огромная толпа. Большинство людей мечтало только о том, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на Атрета, но было много и таких, которые хотели предложить Атрету выгодные сделки. Серт пропустил таковых в просторное помещение для встреч и собраний, после чего сообщил Атрету, что к нему пришли уважаемые гости. Когда германец вошел в помещение, собравшиеся заметно оживились и наперебой стали подходить к нему со своими предложениями. Серт стоял в стороне и наблюдал.

Один хотел рисовать изображения Атрета на вазах, подносах и камеях. Несколько человек хотели продать ему виллы. Кто–то хотел сделать его совладельцем своей гостиницы. Кто–то предлагал, чтобы Атрет ездил на его колесницах. Серт не вмешивался в создавшуюся ситуацию, стремясь усилить ажиотаж.

– Я дам тебе самую искусную колесницу из всех тех, которые я построил, а также двух превосходных коней из Аравии! – предлагал мастер, делающий колесницы.

Атрет осмотрел всех взглядом затравленного льва. Потом он взглянул на Серта, как бы призывая его сделать что–нибудь. Серт дал себе клятву принести Артемиде большую жертву, после чего пробрался сквозь толпу и встал рядом с Атретом.

– Твое предложение смехотворно, – сказал он изготовляющему колесницы. – Ты прекрасно знаешь, сколько получишь на имени Атрета, и при этом выступаешь с таким ничтожным предложением?

– Добавляю к своему предложению тысячу сестерциев, – быстро отозвался тот.

– Десять тысяч, и тогда Атрет еще подумает об этом, – презрительно сказал Серт. – Тогда твои идеи будут чего–то стоить для нас. – Повернувшись к Атрету, он тихо прошептал ему на ухо: – Если хочешь, я могу провести все эти переговоры без тебя. Тебе нет нужды тут находиться. В этих делах у меня большой опыт, и я знаю, как заставить их повысить ставки. Моя доля – 35 процентов от всей твоей прибыли. Разумеется, ты сможешь ознакомиться со всеми предложениями, и окончательное решение тоже останется за тобой. Я сделаю тебя очень богатым.

Атрет сжал руку Серта в своей.

– Я хочу, чтобы у меня была своя вилла.

Серт кивнул.

– Все, что хочешь, только скажи. Я все устрою. – Он будет заботиться о будущем Атрета столько времени, сколько нужно.

В этот момент в помещение вошел слуга, который пробрался к Серту.

– Здесь эта маленькая иудейка, мой господин. Она говорит, что у нее послание для Атрета.

– Проводи меня к ней, – приказал Атрет, не обращая внимания на недовольство всех тех, кто столько часов ждал встречи с ним.

Серт поднял руки.

– Достаточно! У Атрета сейчас есть более важные дела. Приготовьте ваши предложения и представьте их мне. Мы обсудим их с Атретом, и я сообщу вам о его решении. На сегодня все! – Он кивнул одному из здоровенных стражников. – Проводи их к выходу. Мне пора в лудус.

Атрет увидел, что Хадасса ждет возле закрытых ворот лудуса. «Оставь меня», – сказал он слуге и широким шагом направился к ней.

Когда она увидела его, ее лицо осветилось теплой улыбкой. Она низко поклонилась ему.

– Слава Богу за Его безграничную милость, – сказала она. – Ты жив и в полном порядке!

Он улыбнулся ей в ответ, вспомнив ту ночь на арене, когда Хадасса обещала, что будет молиться за него. От ее доброты он почувствовал на сердце тепло, которого не испытывал уже много лет. Может быть, ее молитвы к ее Богу помогли ему остаться в живых?

– Да, я жив и в полном порядке. Я еще и свободен, – сказал он. – Ты принесла мне вести от Юлии?

Тут поведение Хадассы едва уловимо переменилось. Она опустила глаза, чтобы не смотреть на Атрета, и сказала ему то, что ей велела передать Юлия. Атрет выслушал ее, и каждое услышанное им слово уязвляло его гордость. Он невольно задвигал челюстью.

– Должен? – холодно произнес он. – Так вот, передай своей госпоже, что того, что было раньше, не будет теперь никогда. Я пришлю за ней, когда я буду готов. – Сказав это, он отвернулся и отправился к себе.

– Атрет, – сказала Хадасса, поспешив за ним следом, – пожалуйста, не бросай ее сейчас.

Он посмотрел на нее сверху вниз.

– Напомни своей госпоже, что я больше не раб и она не может вызывать меня по своей прихоти и для своих удовольствий.

Хадасса умоляюще посмотрела на него.

– Она любит тебя, мой господин. Она и не думала обижать тебя.

– Римляне не могут не обижать! А она ведь римлянка, правда? Рождена и вскормлена на гордости и высокомерии.

Хадасса осторожно дотронулась своей рукой до его руки и грустно улыбнулась.

– Но ведь горды и высокомерны не только римляне, Атрет.

Невероятно, но от этих слов Атрет перестал чувствовать ярость и гнев. Его тесно сжатые губы вдруг расплылись в улыбке, и он даже коротко засмеялся.

– Наверное, ты права, – произнес он своим грубым голосом. Он еще раз внимательно посмотрел на эту странную маленькую девушку с бездонными глазами, в которых было столько благородства, что их взгляд напоминал прохладу моря.

– Поговори с Юлией по–человечески, Атрет, и она сделает все, что ты попросишь, – Хадасса знала, что это правда. Одно нежное и любящее слово – и Юлия, может быть, даже свернет с того опасного пути, по которому она сейчас идет.

– Я поклялся себе, что больше никогда не приду на ее зов, – непреклонно заявил Атрет, – и буду верен этой клятве. – Кивнув в сторону высоких стен лудуса, он продолжил: – И никогда не обесчещу ее вызовом сюда. – Он посмотрел на Хадассу. – Скажи своей госпоже, что я пришлю за ней, когда у меня будет свой дом, в который я смогу привести ее как свою жену. – Сказав это, он удалился.

Хадасса грустно посмотрела ему вслед, понимая, что обоих впереди ждет только трагедия.

– Где он? – потребовала Юлия ответа от Хадассы, когда та вернулась на виллу Прима одна. – Ты что, не сказала ему, что я хочу его видеть? Ведь не сказала? Что ты ему сказала?

– Я передала ему в точности все то, что ты мне велела.

Юлия ударила ее.

– Ты маленькая лгунья. Признавайся, ты ведь сказала ему о Приме. – Она ударила Хадассу еще раз, сильнее.

Хадасса в страхе отпрянула от нее. Дрожащей рукой она прикоснулась к покрасневшей щеке.

– Я не говорила, моя госпожа.

– Если бы ты не говорила ему о Приме, он был бы здесь!

– Он сказал мне, что пришлет за тобой, когда у него будет свой дом, в который он сможет привести тебя как свою жену.

Юлия долго стояла молча, ее лицо побледнело. Она уставилась на Хадассу, а потом ноги ее подкосились и она упала на диван. Юлия закрыла глаза. Она догадывалась о том, что ее ожидает, но когда она узнала, что Атрет прямо заявил о своих намерениях, она лишилась сил, почувствовав при этом острую тоску и одиночество. Хадасса опустилась перед ней на колени.

– Послушай, госпожа Юлия. Вернись домой, к отцу и матери, и оставайся там до тех пор, пока Атрет не пришлет за тобой.

На мгновение Юлия почувствовала нерешительность, но тут же вспомнила предостережение Калабы, ясное и логичное. Если она выйдет замуж за Атрета, он уведет ее в свой дом и никогда оттуда не выпустит. Он будет еще хуже, чем Клавдий и Кай, вместе взятые.

– Нет. – Прошу тебя, – тихо умоляла ее Хадасса, – не оставайся здесь. Но Юлия к этому моменту поборола в себе последние остатки нерешительности.

– Если я сейчас вернусь, я буду выглядеть очень глупо. И ничего от этого не изменится. Марк не одобрит мои отношения с Атретом точно так же, как и мои отношения с Примом. – Юлия слабо засмеялась. – Атрета можно провозгласить римским гражданином, но в душе он все равно останется варваром. Марк мне даже видеться с ним не разрешит.

– Марк хочет, чтобы ты была счастлива и была в безопасности.

Юлия приподняла брови, забавляясь тем, с какой фамильярностью Хадасса произнесла имя ее брата. Она посмотрела на свою служанку долгим изучающим взглядом, и в ней начало прорастать семя ревности, которое посадил сам Марк.

– Ты просто хочешь быть поближе к моему брату, не так ли? – холодно сказала она. – Нет, я тебя не послушаюсь. Я остаюсь здесь. Когда я поговорю Атретом, он поймет меня. Я заставлю его понять.

Она напомнит ему о том, как он ненавидел рабство, и заставит честно сказать, хочет ли он сделать ее своей рабыней. Жена является рабыней, ведь она находится на попечении мужа и ее жизнь зависит от его милости. Но пока они оба – свободные люди. Ничего между ними не должно меняться. Они останутся такими же любовниками, какими и были раньше. Так даже будет лучше. Ей не придется платить Серту. Атрет сможет приходить к ней всякий раз, когда она будет посылать за ним. Но даже если никакие уговоры не подействуют, у нее оставалось еще одно средство, которое наверняка заставит его прислушаться.

Она скажет ему о ребенке, которого носит в себе.

* * *

Хадасса пришла к Иоанну и поведала ему о Юлии.

Апостол выслушал ее, потом взял ее руки в свои и сказал:

– Наверное, Бог предал Юлию похотям ее сердца, чтобы она в полной мере получила наказание за все свои прегрешения.

Хадасса посмотрела на него, и по ее щекам потекли слезы.

– Я часами пела ей псалмы, рассказывала истории о Давиде и Гедеоне, Ионе и Илии. Я рассказала ей столько историй, но ни разу не сказала ей самого главного. Когда я с Юлией, я не могу даже губами пошевелить, чтобы произнести имя Иисуса. – Хадасса высвободила руки из объятий Иоанна и закрыла ладонями лицо.

Иоанн смотрел на нее с пониманием.

– Все мы время от времени испытываем страх, Хадасса.

– Но ведь ты больше ничего не боишься. И мой отец никогда ничего не боялся. – Хадасса вспомнила, как Ванея приводил ее отца в верхнюю комнату, и такое дорогое ее памяти лицо отца было разбито настолько, что его едва можно было узнать. Но отец все равно день за днем выходил на городские улицы, и это продолжалось до самого последнего дня его жизни. «Они сбрасывают тела в Вади–эль–Рабади, за священным храмом», – сказал Марк в тот день, когда отец был убит, и Хадасса представила, как ее отец лежит там, в долине Еннома, среди тысяч других мертвецов, сброшенных со стены храма и оставленных гнить под иудейским солнцем.

– Я уже говорил тебе, что мне очень хорошо знаком страх, – сказал Иоанн. – Когда они пришли и увели Господа из Гефсиманского сада, один римский воин схватил меня, но я вырвался и убежал. У него в руках остался кусок полотна, которое составляло мою единственную одежду, а я убежал почти нагой. – Иоанн опустил глаза, и было видно, что ему стыдно даже от таких воспоминаний. – Но страх не от Господа, Хадасса.

– Умом я это понимаю, но мое сердце все равно трепещет.

– Доверь Иисусу свое бремя.

– А если моим бременем является не только страх, но и любовь? Я люблю Юлию как родную сестру.

Взгляд Иоанна выражал сострадание.

– Мы сеем в слезах то, что потом пожинаем в радости. Будь послушна воле Господа. Люби Юлию, что бы она ни делала, потому что только через тебя она может узнать всепобеждающую благодать и милость Христа. Будь верна, чтобы и она, и другие люди имели возможность поверить во Христа.

– Но разве они могут поверить, если они не хотят верить? И что мне делать с Калабой?

– Ничего.

– Но, Иоанн, она все больше и больше влияет на Юлию. И порой мне кажется, что Юлия все больше и больше становится похожей на нее. Надо же что–то с этим делать.

Иоанн покачал головой.

– Нет, Хадасса. Мы боремся не с плотью и кровью, а с силами тьмы.

– Я не могу бороться с сатаной, Иоанн. Моя вера для этого недостаточно сильна.

– А тебе и не нужно с ним бороться. Противостой злу и будь сильна в Господе, Хадасса, и в силе Божьей власти. Он дал тебе оружие для сражения. Истина, Его праведность, Благая Весть миру. Вера является твоим щитом, Слово является твоим мечом. Постоянно молись в Духе Господа. И оставайся верной Господу, чтобы Он мог идти впереди тебя.

– Я буду стараться, – тихо сказала Хадасса.

Иоанн взял девушку за руки и крепко сжал их в своих, и его тепло и сила передались ей.

– Бог верен всем благим намерениям. Доверься Ему, и в свое время Он откроет твои уста и даст тебе слова, которые ты должна будешь сказать. – Иоанн улыбнулся. – Ты не одинока!

* * *

Удобно расположившись на одном из диванов в триклинии, Юлия выбрала себе что–то из деликатесов, которые приготовил ее новый повар. Прим рассказывал ей одну из своих непристойных историй, на этот раз об одном известном римлянине и его неверной жене. Юлия быстро почувствовала неумеренный аппетит к его историям – тот единственный аппетит, который Прим был готов удовлетворить.

– Я знаю, Прим, о ком ты сейчас рассказываешь, – сказала она. – О Вителлии. Верно?

Прим поднял свой кубок, отдавая тем самым должное ее проницательности, и улыбнулся Прометею, который сидел рядом, прислонившись к нему.

– Ты же знаешь, я никогда не разглашаю секреты, – сказал он ей шутливо.

– Можешь называть его как хочешь, но ты так хорошо подражаешь его шепелявой речи, что у меня просто не остается никаких сомнений. Это Вителлий. Толстый, напыщенный и шепелявый Вителлий.

– Он больше не будет мне доверять никаких секретов, – сказал Прим и недовольно поморщился, потому что в триклиний вошла Хадасса с очередным подносом. Прометей слегка напрягся и отодвинулся от Прима, издавшего вздох раздражения. – Поставь поднос вон там и оставь нас, – нервно приказал Прим и взглянул на Юлию. – Скажи ей, Юлия. – Она кивнула Хадассе, и та молча вышла из комнаты. – Не нравится она мне, – сказал Прим, глядя в пустой проем двери.

– Почему? – спросила Юлия, выбирая на столе очередное яство.

– Потому что каждый раз, когда она входит, Прометею становится не по себе. Почему ты не продашь ее?

– Потому что мне с ней хорошо, – ответила Юлия, наливая себе еще вина. – Она поет мне песни и рассказывает разные истории.

– Я слышал некоторые из них, и они мне тоже не нравятся. Если ты не знаешь, то могу тебе сказать, что Калаба от твоей рабыни, естественно, тоже не в восторге.

– Она говорила мне. – Юлия нетерпеливо взглянула на Прима и сделала глоток из кубка. Она понимала, что пьянеет, но это ее не волновало. Это лучше, чем страдать от депрессии. Она уже давно не получала вестей ни от Атрета, ни от Марка, ни от матери. Все ее оставили. Увидев, как Прометей нервно поглядывает в сторону двери, Юлия даже почувствовала злобное удовлетворение.

Вошел слуга.

– Моя госпожа, тебя хочет видеть твой брат.

Юлия привстала, пролив вино из кубка на свой новый зеленый наряд. Торопливо поставив серебряный кубок, она подперла голову руками, – голова уже немного кружилась от выпитого.

– Пусть он войдет, – сказала она и прижала холодные руки к разгоряченному лицу.

– Я хорошо выгляжу? – спросила она Прима.

– Настолько прекрасно, насколько прекрасной может быть Нимфа, восстающая из пены морской.

Когда вошел Марк, показалось, что своим присутствием он заполнил все помещение. Он был так прекрасен, что Юлия невольно гордилась, глядя на него.

– Здравствуй, Марк, – сказала она и протянула к нему руки. Он взял сестру за руки и поцеловал в щеку.

– Здравствуй, дорогая сестрица, – нежно произнес он. Выпрямившись, он повернулся к Приму. – Я хочу поговорить с сестрой наедине.

Прим насмешливо приподнял брови.

– Ты, кажется, забыл, где находишься, Марк. Это моя вилла, а не твоя.

– Оставь нас, Прим, – нетерпеливо сказала Юлия. – Я столько времени не видела Марка.

– И мы знаем, почему, не так ли? – сказал Прим, глядя в глаза Марку и беря Прометея за руку. – Пойдем, Прометей. Оставим эту парочку и не будем им мешать вести разговор о своих разногласиях.

Марк злобно посмотрел ему вслед.

– Не понимаю, Юлия, как ты можешь так спокойно сидеть и смотреть, как он ведет себя с этим юношей.

Пытаясь оправдаться, Юлия ответила:

– Наверное, я более терпимо отношусь ко всему этому. И как ты можешь судить Прима? Я не раз видела тебя с Витией.

– Но это же совсем другое дело.

– Да, действительно. Прим гораздо вернее Прометею, чем ты Аррии, Фаннии или десятку других женщин, которых я могу назвать по именам. Кроме того, – откровенно высказалась Юлия, снова садясь, – я увидела, что Прим чрезвычайно чуткий человек. А груб он был потому, что ты оскорбил его чувства. – Она снова налила вина, чувствуя потребность выпить еще.

– Не сомневаюсь, что он не чинит тебе здесь никаких препятствий. Только вот все расходы оплачиваешь ты, не так ли?

– Ну и что из того? Это мои деньги, и я распоряжаюсь ими так, как мне нравится. Я, кстати, сама выбрала эту виллу. Не правда ли, она прекрасна? И расположена в самом богатом районе города. Обстановку тоже выбрала я. Хоть какое–то дело в своей жизни я сделала, а не занималась пустословием.

Марк понял, что ему следует умерить свой пыл.

– И ты счастлива от такой жизни?

– Да. Я счастлива! Сейчас я счастливее, чем с этим омерзительным стариком, сошедшим с ума от своих исследований, или с тем молодым красавчиком, который был так жесток, что словами не описать. Если бы Кай не умер, он бы промотал все мои деньги на состязаниях. – Тут Юлия осеклась и быстро выпила еще вина. – Прим от меня почти ничего не требует, Марк, – сказала она уже более спокойным голосом. – Он мне не угрожает. Он прислушивается к моим проблемам и не мешает мне делать все то, что доставляет мне радость. Кроме того, мне с ним весело.

– Я всегда осторожен в том, что говорю ему, дорогая сестрица. У Прима весьма острый ум, и он собирает слухи так, как собака собирает блох. Его очень легко спровоцировать на какую–нибудь каверзу, и он начинает говорить о людях все, что ему известно. Его склонность к сплетням принесла ему немалые доходы. Люди платят ему, только чтобы он не болтал.

Юлия снова растянулась на диване.

– Сядь и поешь что–нибудь, Марк, – элегантным жестом она обвела заставленные деликатесами подносы, – может быть, тогда твое настроение станет лучше.

Марк обратил внимание, что Юлия носит несколько новых колец, а блюда с яствами были не из дешевых. Он ничего не сказал по этому поводу. Что толку? Возможно, именно эта богатая пища стала причиной расширившейся талии сестры, но он не был в этом уверен. Он склонялся к мысли о том, что Юлия беременна, и он знал, от кого.

– Прим совершенно не намерен меня обижать, – сказала Юлия с циничной улыбкой. – Но если тебя что–то не устраивает, я попрошу его проследить за твоим поведением.

– Не проси его ни за чем следить!

– Зачем ты пришел? – устало сказала Юлия, и за маской высокомерия и презрения Марк быстро увидел, насколько его сестра уязвима, беззащитна.

Он тяжело вздохнул и подошел к ней.

– Юлия, – сказал он серьезно, взяв у нее из рук кубок с вином и отставив его в сторону, – я пришел не для того, чтобы ссориться с тобой.

– Отец… – сказала она, и в ее глазах появился страх. – Он умер?

– Нет.

Она вздохнула с облегчением.

– Мама сказала ему, почему я ушла из дома?

– Она сказала, что ты уехала к друзьям. Судя по всему, его удовлетворяют те письма, которые она ему читает.

– Что за письма?

Марк удивленно посмотрел на нее, потом понимающе вздохнул. Бедная мама.

– Очевидно, те, которые она сама пишет от твоего имени. Юлия встала и отошла от него, как бы пытаясь избежать своей вины.

– А сегодня утром у нас был гость, – сказал Марк. – Посланник, которому было поручено доставить тебя к Атрету.

Юлия резко повернулась и уставилась на него.

– Атрет прислал за мной? – Она рванулась к нему и взяла его за руки. – О Марк. Где он? Ты ведь не отправил его обратно? Если отправил, я покончу с собой. Клянусь тебе! – На ее глазах заблестели слезы.

Марк почувствовал, как она вся задрожала.

– Я сказал ему, что ты в отъезде, и спросил, где находится его хозяин, чтобы ты могла его отыскать, когда вернешься.