Текст книги "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Юлия отошла от него и стала нервно ходить по триклинию.

– Я же не знала, что с ним, куда он уехал. Ты представить себе не можешь, как я здесь несчастна. Я так люблю его, Марк, но когда я посылала за ним, он не захотел прийти ко мне.

– Сколько времени у тебя роман с этим гладиатором?

Она остановилась и заносчиво подняла голову.

– Не называй его гладиатором. Атрет теперь свободный человек и римский гражданин.

– Сколько времени, Юлия?

– Шесть месяцев, – сказала Юлия наконец и заметила, как брат медленно оглядывает ее с головы до ног.

– Значит, это его ребенок…

Юлия вспыхнула и прикрыла руками живот.

– Да.

– Он знает?

Она покачала головой.

– У меня не было возможности поговорить с ним.

– Очевидно, он не знает и о твоем браке с Примом, иначе он не послал бы своего человека за тобой ко мне.

– Я собиралась поговорить с ним обо всем несколько недель назад, но не знала, где он!

– Если бы ты хоть немного постаралась, ты бы все выяснила. Как ты теперь собираешься рассказывать ему о Приме? Юлия, я поговорил с этим посланником. Атрет купил имение в нескольких милях от Ефеса. Он хочет жениться на тебе.

Юлия старалась не смотреть на брата. Марк остановился и решительно подошел к ней. Повернув сестру к себе, он увидел, что она плачет.

– Ты не могла изменить такому человеку, как Атрет, – тихо сказал он.

– Я не изменяла ему! – закричала она, пытаясь вырваться из его объятий. – Ты же не думаешь, что я сплю с Примом. Не сплю я с ним! Я вообще ни с кем не сплю.

– Надеюсь, Атрет сможет выслушать тебя настолько, чтобы ты смогла ему все объяснить. С таким человеком шутить нельзя, Юлия.

– Я переехала к Приму еще до того, как Атрет стал свободным, – сказала Юлия, избегая его взгляда.

– Это неправда, и мы оба хорошо это знаем. Ты переехала к Приму после тех зрелищ.

Только Атрету не нужно этого знать! Вся разница лишь в одном дне.

– В одном дне. – Марк прищурил глаза. – А ты знала о своей беременности в тот день, когда переезжала к Приму? – Судя по тому, как она снова отвернулась, Марк понял, что знала. – Перед всеми богами скажи мне, зачем ты переехала сюда, если любишь Атрета?

Если бы я рассказала тебе о нем, ты бы не разрешил мне больше с ним видеться.

– Возможно, – согласился Марк, – но тогда нам с тобой не пришлось бы вести этот непростой разговор, какой мы ведем сейчас. Послушай, – сказал он, стараясь взять себя в руки, – сейчас я готов забыть об этой нелепейшей ситуации, в которой ты оказалась. Если хочешь, я сам отвезу тебя к Атрету, прямо сейчас.

– Нет. Я переехала к Приму, и на то у меня были свои причины.

– Значит, ты не любишь Атрета.

– Я люблю его, но никогда не смогу выйти за него замуж. Ну, сам посуди, Марк. Ведь он же никогда не станет настоящим римлянином. Более того, он ненавидит Рим, ненавидит всей душой. А что, если мы устанем друг от друга и я полюблю кого–нибудь другого? Разве он позволит мне быть счастливой? Нет. Он же варвар. Они топят неверных жен в болоте. А если он захочет вернуться в Германию? – Юлия усмехнулась. – Ты можешь представить себе чтобы я жила в каком–то грязном бревенчатом доме, или где там живут эти варвары? А он мог бы меня заставить отправиться туда. Только потому, что я его жена!

Марк слушал ее и не мог поверить своим ушам.

– Но неужели ты думаешь, что Атрет будет приходить к тебе и будет твоим любовником, когда ты живешь с другим мужчиной?

– А разве у тебя с Аррией было не так?

Он нахмурился.

– О чем это ты говоришь?

– Ты знал о ее многочисленных любовных похождениях с гладиаторами. Она тебе сама о них рассказывала, помнишь? Я спрашивала тебя, почему ты позволяешь ей быть тебе неверной, и ты говорил, что Аррия вольна делать то, что хочет. И ты был волен делать то же самое.

– Я никогда не хотел, чтобы ты брала пример с Аррии!

– Я этого и не делала. Я брала пример с тебя.

Марк уставился на нее, не в силах произнести ни слова.

Юлия поцеловала его в щеку.

– Не смотри на меня так. Чего еще ты мог ожидать от сестры, которая преклоняется перед тобой? Ну а теперь скажи мне, где Атрет. – Когда Марк назвал ей адрес, она опустилась на диван. – Как я устала, – сказала она, чувствуя слабость от выпитого вина. Откинувшись на подушки, она закрыла глаза. – Если хочешь, можешь рассказать маме о ребенке. – Ее губы изогнулись в насмешливой улыбке. – Может быть, она будет лучшего мнения о Приме.

Марк склонился над ней и поцеловал ее в лоб.

– Сомневаюсь…

Юлия взяла брата за руку.

– Ты еще придешь?

– Да. Может быть, мне еще удастся исправить все то, что я сделал.

Она поцеловала его руку.

– Не думаю. – Она улыбнулась, вспомнив, как Марк любил ее тискать, когда она была еще маленькой, и не говорил с ней таким жестким тоном.

Выйдя из триклиния, Марк увидел Хадассу, сидящую на скамье и сложившую перед собой руки. Она и тут молится? В следующий момент Хадасса подняла голову и увидела его. Она встала и в знак уважения опустила глаза. Марк прошел через комнату и остановился перед ней. Какое–то время он молча смотрел на нее, потом сказал:

– Мать и отец скучают по тебе.

– Я тоже скучаю по ним, мой господин. Как дела у отца?

– Ему хуже.

– Мне жаль, – тихо сказала она.

Марк знал, что она не лукавит, и от ее искренности он почувствовал необъяснимую боль. Протянув руку, он погладил ее по руке.

– Я что–нибудь придумаю, чтобы вернуть тебя домой, – хрипло произнес он.

Хадасса уклонилась от его прикосновения.

– Я нужна госпоже Юлии, мой господин.

Он убрал руку. Хадасса отошла в сторону.

– Ты и мне нужна, – тихо сказал Марк и услышал, как она остановилась за его спиной. Обернувшись, он увидел, как она смотрит на него глазами, полными слез. Потом она снова отвернулась и пошла в триклиний. К Юлии.

Когда наверху послышались тихие шаги сандалий, Марк резко поднял голову.

– Мы ведь скоро увидимся, Марк, не так ли? – сказал Прим, улыбаясь и глядя на него сверху вниз. Он сложил губы, как бы желая поцеловать Марка, после чего снова оскалился в высокомерной улыбке. – О, да, я в этом просто не сомневаюсь.

Когда перистиль наполнился его презрительным смехом, Марк отвернулся и решительным шагом направился к выходу.

* * *

Атрет схватил Юлию за запястья и расцепил ее руки, обвившие его шею. Дрожа от дикой ярости, он отшвырнул ее от себя.

– Если бы у тебя не было ребенка, я бы тебя убил, – произнес он сквозь зубы и вышел из комнаты.

Юлия поспешила за ним.

– Это твой ребенок! Клянусь тебе! Я не изменяла тебе. У меня ничего нет с Примом. Атрет! Не уходи! Послушай меня! Послушай! – кричала она сквозь слезы. – Атрет!

Вскочив на свою колесницу, Атрет натянул поводья. Пара прекрасных белых коней тронулась с места. Он схватил кнут и стал стегать коней, пока они не разогнались во всю прыть. Люди разбегались с дороги во все стороны, осыпая его ругательствами.

Выехав за пределы города, он погнал еще быстрее. Ветер, дувший ему навстречу, не охлаждал его гнева. Вскоре перед ним возникла его вилла, стоявшая на зеленом холме. Стражник, завидев его, открыл перед ним ворота. Атрет на всей скорости въехал во двор и остановил колесницу, осыпав ворота камешками гравия. Бросив поводья, он сошел с колесницы и оставил разгоряченных коней во дворе, поднимаясь к себе в дом по мраморным ступеням.

– Вон с глаз моих! – крикнул он рабам, которые готовили дом для приезда новой хозяйки. Издав дикий крик, он смел с длинного стола приготовленные яства. Серебряные и золотые подносы полетели на пол, кубки ударились о стену, повредив украшающие ее фрески. Ударом ноги он опрокинул стол и смял бронзовые коринфские вазы. Сорвав со стены вавилонские шпалеры, он разорвал их на части. Потом он перевернул диваны и изорвал восточные шелковые подушки.

Пройдя через аркаду, он вошел в покои, приготовленные для Юлии. Пнув изящно украшенные жаровни, он разбросал по большой постели и балдахину горящие уголья. Огонь стал быстро распространяться по комнате. Когда постель загорелась, Атрет сбросил с изящного столика большую шкатулку, из которой по мраморному мозаичному полу рассыпались жемчужины и бриллианты.

Когда он вышел из комнаты, у входа стояли несколько молодых женщин, которых он купил для того, чтобы они прислуживали Юлии, и с ужасом смотрели на происходящее.

– Вы свободны, – сказал он им, и когда они отступили на несколько шагов, глядя на него так, будто он сошел с ума, он заорал: – Убирайтесь! – Они убежали.

Он вышел во внутренний двор и склонился над колодцем. Зачерпнув воды, он плеснул себе в лицо. Тяжело дыша, он наклонился ниже, намереваясь опустить голову в воду, но тут взглянул на водную гладь и увидел свое отражение.

Он был похож на римлянина. Его волосы были коротко острижены, а на шее красовались золотые украшения. Схватившись за свою украшенную золотом тунику, Атрет сорвал ее с себя. Затем он сорвал с шеи медальон с изображением торжествующего гладиатора и швырнул его через двор, потом откинул голову назад и издал дикий крик, который пронесся по всем соседним холмам.

34

Феба послала к Марку и Юлии сообщить, чтобы они немедленно пришли, потому что их отец при смерти. Раба, который направлялся к Юлии, она просила передать:

– Обязательно скажи, чтобы пришла и Хадасса.

Первым к умирающему отцу пришел Марк. Когда прибыла и Юлия, Феба с облегчением увидела, что Хадасса пришла с ней. Юлия вошла в покои отца, но, направившись к постели, тут же остановилась. Прошла не одна неделя, с тех пор как она последний раз виделась с отцом, и видимые признаки тяжелых последствий болезни потрясли ее. Издав сдавленный крик, Юлия устремилась из комнаты. Феба поспешила за ней.

– Юлия!

Юлия остановилась и вернулась обратно.

– Мама, я не хочу видеть его таким. Я хочу запомнить его таким, каким он был раньше.

– Он хотел видеть тебя.

– Зачем? Чтобы сказать мне, как я разочаровала его? Чтобы проклясть меня перед смертью?

– Ты же знаешь, что он не сделает этого. Он всегда любил тебя, Юлия.

Юлия положила руки на свой заметно увеличившийся живот.

– Я чувствую, как он там шевелится. Мне не стоит туда входить. Мне же нельзя волноваться! Я подожду в перистиле. Я останусь там, пока все не кончится…

Марк вышел и увидел, что его сестра на грани истерики. Он положил руку на плечо матери.

– Я поговорю с ней, – сказал он.

Феба отвернулась и, взглянув на Хадассу, протянула к ней руку.

– Пойдем со мной, – тихо сказала Феба, и они направились к Дециму.

Хадасса испытывала огромное сострадание к своему хозяину. Искусно сшитое одеяло из белой шерсти покрывало его истощенное тело. Руки неподвижно лежали вдоль тела, и голубые вены резко выделялись на бледной коже. В комнате стоял запах смерти, а когда хозяин взглянул на Хадассу, она едва удержалась, чтобы не заплакать.

Марк привел Юлию. Она взяла себя в руки, но, едва увидела отца, заплакала. Когда отец посмотрел на нее впавшими глазами, она заплакала сильнее. Децим слабо пошевелил рукой. Юлия не решалась подойти, и Марк взял ее за плечи и помог приблизиться к отцу. Он усадил ее на стул, стоявший рядом с постелью, и тогда Юлия закрыла лицо руками, наклонилась вперед и зарыдала в голос. Децим положил руку ей на голову, но она отклонилась от его прикосновения.

– Юлия, – прохрипел Децим и снова протянул к ней руку.

– Нет, не могу, – закричала Юлия, – я этого не вынесу. – Она вскочила и попыталась проскочить мимо Марка.

– Отпусти ее, – слабо произнес Децим, и его рука снова безжизненно опустилась на одеяло. Когда Юлия вышла из комнаты, он закрыл глаза. Стоявшие в комнате еще долго слышали ее плач, когда она бежала по коридору. – Она молода, – прохрипел отец, – а уже и без того насмотрелась смертей. – Он с трудом дышал. – Хадасса здесь?

– Она вышла, чтобы быть с Юлией.

– Приведите ее ко мне.

Марк нашел Хадассу в алькове перистиля, когда она утешала его сестру.

– Хадасса, отец хочет тебя видеть.

Хадасса перестала обнимать Юлию и встала. Юлия подняла голову.

– А почему это он хочет видеть ее?

– Пойдем, – сказал Хадассе Марк, потом повернулся к Юлии. – Наверное, в первую очередь утешение сейчас нужно ему, а не тебе, и он знает, что Хадасса может его утешить, – сказал он, едва сдерживая себя.

– Меня никто не понимает, – с горечью в голосе воскликнула Юлия, – даже ты. – Она снова заплакала. Марк отвернулся и пошел за Хадассой. – Никто не знает, что мне предстоит пережить! – визгливо закричала Юлия ему вслед.

Хадасса вошла и встала возле постели, чтобы Децим мог ее видеть.

– Я здесь, мой господин.

– Сядь, посиди со мной, – прохрипел Децим. Хадасса обошла вокруг постели и опустилась на колени. Когда он поднял ослабевшую руку, Хадасса взяла ее в свои ладони. Он вздохнул: – Столько вопросов… И так мало времени…

– Для самого важного времени достаточно, – прошептала она. Она нежно сжала его руку. – Ты хочешь принадлежать Господу, мой господин?

– Я должен креститься…

У Хадассы сильно забилось сердце, но она видела столько смертей в Иерусалиме, что понимала: для того чтобы приготовить ему воду, времени действительно уже нет. О Боже, прошу Тебя, дай мне Твоей мудрости и прости меня за то, что у меня нет своей. В следующее мгновение Хадасса почувствовала, как се охватило приятное тепло, и она ощутила ту уверенность, которой ей так не хватало.

– Господь был распят между двумя разбойниками. Один злословил Его. А другой исповедался перед Ним в своих грехах и сказал Иисусу: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое», – и Господь ответил ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».

– У меня очень много грехов, Хадасса.

– Но если ты только поверишь и примешь Его благодать, ты будешь с Господом в раю.

Из глаз Децима исчезло тревожное выражение. Он взял дрожащей рукой руку Хадассы и прижал ее к своей груди. Она прижала руку к его сердцу.

– Марк… – Децим тяжело задышал. Марк подошел к постели с другой стороны.

– Я здесь, отец, – Марк взял отца за другую руку.

Децим взял своей слабой рукой руку Марка и положил ее на руку Хадассы. Потом он положил на их руки обе свои и посмотрел на сына.

– Я понял, отец.

Когда Марк сжал в своей руке руку Хадассы, она подняла голову.

Децим медленно, тихо вздохнул. Его лицо, искаженное и изможденное болью, теперь стало спокойным. Он умер.

Марк ослабил пальцы, и Хадасса быстро высвободила свою руку, но когда к постели подошла мать, Марк поднял голову и посмотрел в глаза Хадассе. Ее сердце заколотилось, она прижала руку к груди и отошла от постели.

– Он покинул нас, – сказала Феба. Она осторожно закрыла своему мужу глаза. Наклонившись, она поцеловала его в губы. – Теперь твоим страданиям пришел конец, моя любовь, – прошептала она, и на его умиротворенное лицо закапали ее слезы. Она легла рядом с ним и обняла его. Положив голову ему на грудь, она предалась своему горю.

* * *

– Конечно, тебе столько пришлось пережить, – сказал Прим, наливая Юлии еще вина. – И с их стороны просто жестоко было требовать от тебя, чтобы ты сидела и смотрела, как твой отец умирает.

– Я ушла в альков и ждала там.

Калаба взяла Юлию за руку и нежно поцеловала ее.

– Ты все равно ничего не могла бы сделать, Юлия. Испытав какое–то неприятное чувство от поцелуя Калабы, Юлия отдернула руку и встала.

– Наверное, мое присутствие хоть как–то утешило бы его.

– Но разве твое присутствие изменило бы что–нибудь? – тихо сказала Калаба. – Твой отец, наверное, вообще уже ничего не воспринимал в последние минуты жизни.

– Не знаю. Меня там не было, – сказала Юлия, стараясь подавить слезы, потому что Калаба расценит их как слабость.

Калаба вздохнула.

– И вот теперь они заставили тебя испытывать угрызения совести. Разве это справедливо? Когда ты поумнеешь, Юлия? Чувство вины – это чувство поражения. И чтобы его преодолеть, тебе нужно воспитывать в себе силу воли. Сосредоточься на том, что тебя радует.

– А меня ничего не радует, – в отчаянии произнесла Юлия.

Калаба разочарованно поджала губы.

– Ты становишься эмоционально уязвимой из–за своей беременности. Жаль, что ты не сделала аборт.

Юлия сжала пальцы в кулаки.

– Я не буду делать никакого аборта. Я тебе уже об этом говорила, Калаба. Зачем ты настаиваешь? – Она враждебно посмотрела на Калабу и, как бы защищая, прикрыла свой живот руками. – Это ребенок Атрета.

Калаба широко раскрыла глаза, в которых читались удивление и насмешка одновременно:

– Но неужели ты все еще надеешься на то, что он вернется?

– Он любит меня. И когда он одумается, он вернется, вот увидишь.

– Юлия, на то, чтобы одуматься, у него было несколько месяцев, а ты ведь до сих пор не получила от него никаких вестей.

Юлия отвернулась.

– Я послала за ним Хадассу. Она убедит Атрета в том, что это его ребенок.

– И ты думаешь, это что–нибудь изменит?

– Не понимаю, как ты можешь доверять этой лживой маленькой иудейке, – вмешался в разговор Прим, с самого начала возненавидевший Хадассу.

– Хадасса не лжет, – оборвала его Юлия. – Она знает, что, после того как я встретила Атрета, у меня не было больше мужчин. И она сможет объяснить ему это. Он вернется и еще прощения у меня будет просить.

– Она наверняка попытается отбить его у тебя, как уже пытается отбить у меня Прометея.

– Да не нужен Хадассе этот твой педераст! – с омерзением сказала Приму Юлия.

– Ты так уверена? А я вот видел, как она сидела в алькове с Прометеем и держала его за руку! Вот и говори мне после этого, что она невинна!

Калаба слегка улыбнулась, ее темные глаза горели злорадством.

– Наверное, ты надоел этому мальчику, Прим, – сказала она, еще больше разжигая в нем ревность. – Ты ведь подобрал его, когда он был совсем еще юным, то есть еще до того, как он успел вкусить все те прелести, которые может предложить ему этот мир.

Прим побледнел.

– Да это просто смешно, – насмешливо сказала Юлия. – Хадасса невинна и останется таковой до самой смерти.

– Если только твой братец не будет иного мнения, – сказал Прим.

Юлия так и вспыхнула.

– Как ты смеешь!..

Ничуть не испугавшись гнева Юлии, Прим откинулся назад, полностью удовлетворенный тем, как его слова подействовали на нее.

– Юлия, дорогая, да открой ты глаза. Ты думаешь, Марк приезжает сюда, чтобы повидаться с тобой? Он приезжает, чтобы видеться с твоей рабыней.

– Это неправда!

– Да?! А ты помнишь тот первый день, когда он пришел, чтобы сказать тебе, что Атрет присылал за тобой? Хотя вряд ли, ты тогда многовато вина выпила. Но если ты не знаешь, то я видел, как Марк уходил. И твоя иудейка стояла вон там и ждала его под той аркой. Он взял ее за руку и – скажу откровенно – так смотрел ей в глаза…

– Ты, кажется, говорила, что твой отец хотел видеть ее перед смертью? – сказала Калаба, как бы что–то соображая. Юлия посмотрела на нее и раскрыла рот.

Калаба перевела взгляд на Прима и покачала головой.

– И этот ребенок по–прежнему доверяет ей, – сказала Калаба. Потом она снова посмотрела на Юлию, и ее взгляд был полон снисходительного сожаления.

– Ты послала к своему любовнику змею, – злобно сказал Прим. – Ты знаешь, что она сделает? Она сделает с ним то же самое, что с моим Прометеем. Вонзит свое жало в Атрета и отравит его ядовитой ложью.

Юлия задрожала.

Я не хочу тебя слушать. Ты говоришь, как какая–то ехидная баба, – сказала она и отвернулась.

– Калаба, ну, может, ты ей скажешь, – разочарованно произнес Прим. – Тебя–то она послушает.

– Нет, не буду я ей ничего говорить, – спокойно сказала Калаба. – Она и сама все прекрасно знает. Просто ей еще не хватает смелости, чтобы перейти от мыслей к действиям.

* * *

Хадасса стояла среди сгоревших развалин виллы, которую Атрет купил для Юлии.

– Его здесь нет, – сказал ей какой–то человек, оказавшийся неподалеку. – Он где–то там, на холмах, совсем обезумел.

– Как мне его найти?

– Если не хочешь нажить себе неприятностей, лучше не подходи к нему, – сказал человек и ушел, оставив ее посреди пожарища.

Выйдя за пределы виллы, Хадасса обратилась к Богу с молитвой и попросила Его помочь ей отыскать Атрета. Несколько часов она бродила по холмам, пока не увидела Атрета сидящим на вершине какого–то холма и смотрящим на нее. Волосы у него снова отросли, на нем были набедренная повязка и медвежья шкура. В руке он держал грозного вида копье. Когда она шла к нему, он молча следил за ней своими холодными голубыми глазами.

– Уходи, – сказал он ей голосом, от которого любого могло бросить в дрожь.

Хадасса села рядом с ним и ничего не ответила. Атрет долго смотрел на нее тяжелым взглядом, потом отвернулся и стал смотреть через раскинувшуюся внизу долину на видневшийся вдали большой город. Несколько часов он сидел так, ничего не говоря, холодный и непреклонный, как камень. Хадасса сидела рядом и тоже молчала.

Солнце зашло, и долина погрузилась во тьму. Атрет встал, и Хадасса смотрела, как он пошел по протоптанной им тропе, ведущей в какую–то пещеру. Потом она двинулась за ним. Войдя в пещеру, Хадасса увидела, как он раскладывает сучья для костра. Она села у стены.

Схватив фрамею, Атрет направил ее на Хадассу.

– Убирайся отсюда, или я убью тебя! – Он смотрел поверх фрамеи ей прямо в глаза. – Убирайся! Возвращайся к этой шлюхе, которой ты служишь! – Хадасса не пошевелилась, совершенно не испытывая страха. Она просто смотрела на него своими прекрасными карими глазами, полными сострадания.

Атрет медленно опустил фрамею и отложил ее в сторону. Посмотрев на Хадассу, он повернулся к ней спиной и сел перед костром, решив не обращать на нее никакого внимания.

Хадасса опустила голову и молча помолилась о помощи.

– Она думает, что я вернусь, так? Она по–прежнему думает, что имеет власть надо мной.

Хадасса подняла голову. Он все так же сидел к ней спиной, склонившись над костром. Ей было очень жалко его.

– Да, – честно сказала она.

Атрет встал на ноги, и все его тело напряглось от накопившегося в нем гнева.

– Возвращайся и скажи ей, что она для меня умерла! Скажи ей, что я поклялся Тивазу и Артемиде никогда больше не видеть ее лица. – Атрет подошел к входу в пещеру и остановился, вглядываясь в темноту.

Хадасса встала. Она подошла к Атрету и стала смотреть на ночное небо, усеянное звездами. Довольно долго она молчала, после чего сказала очень тихо:

– «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь…».

Атрет снова вошел в пещеру и сел у костра. Он запустил пальцы в свои золотистые волосы и замер, держась руками за голову. Спустя минуту он опустил руки и посмотрел на них.

– Ты знаешь, сколько человек я убил? Сто сорок семь. Это только на арене. – Он засмеялся, и смех его прозвучал страшно. – А до этого я убил, может быть, еще человек пятьдесят римских легионеров, которые вошли в Германию, думая, что имеют право безнаказанно властвовать на нашей земле и превращать нас в рабов. И я убивал их с радостью, потому что защищал свою семью, защищал свое селение.

Повернув руки, он посмотрел на свои ладони.

– Потом я убивал на радость Риму, – сказал он с горечью и сжал кулаки. – Я убивал, чтобы выжить. – Он снова запустил пальцы в волосы. – Я помню лицо каждого из них, Хадасса. Некоторых из них я убивал без малейшего сожаления, но были и другие… – Он крепко закрыл глаза и вспомнил Халева, опустившегося на колени и поднявшего голову, чтобы встретить смертельный удар Атрета. А германец, его соотечественник? Атрет помнил, как он нанес удар в сердце своему молодому соплеменнику.

Он снова открыл глаза, испытывая желание стереть все эти лица из памяти, но зная, что это невозможно.

– Я убивал их, потому что у меня не было другого выхода. Я убивал их, потому что хотел заслужить свободу. – Атрет стиснул зубы, и на его челюсти заиграли желваки.

– Свобода! Теперь она у меня есть, о ней даже в документе записано. Вот он, висит у меня на шее. – Схватив висящий на шее медальон из слоновой кости, Атрет сорвал золотую цепочку и протянул Хадассе доказательство своей свободы. – Я теперь могу идти, куда хочу. Я могу теперь делать то, что хочу. Они бросали к моим ногам сокровища и деньги, как будто я был их богом, меня сделали богатым настолько, что я смог купить виллу по соседству с римским проконсулом! Я свободен!

Снова раздался его страшный невеселый смех, и Атрет швырнул в каменную стену пещеры золотую цепочку и свой медальон из слоновой кости.

– Нет у меня никакой свободы. Их ярмо по–прежнему висит у меня на шее и душит меня. Я никогда не освобожусь от того, что сделал со мной Рим. Она пользовалась мной, получая наслаждения. Она поклонялась мне, потому что я разжигал ее кровь. Я удовлетворял ее похоть. Она всегда приказывала, а я лишь исполнял. – Атрет поднял голову, посмотрел на Хадассу, стоявшую у входа в пещеру, – какое у нее доброе лицо! – и горько улыбнулся. – Рим. Юлия. Это одно и то же.

Хадасса смотрела на тяжелое, но красивое лицо Атрета и видела, какая борьба происходит в его душе.

– «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, – Господи! кто устоит? Но у Тебя прощение».

Хадасса увидела, как Атрет нахмурился, и вошла в пещеру. Она села рядом с ним.

– Жизнь – это путь, Атрет, а не конечная цель. Сейчас ты в плену своей горечи, но ты можешь освободиться.

Он безнадежным взглядом смотрел на огонь.

– Как?

Она рассказала ему, как.

Атрет покачал головой.

– Нет, – решительно сказал он и встал. – Прощать тех, кто пригвоздил Сына к кресту, может только слабый Бог. Сильный бог уничтожает своих врагов. Он стирает их всех с лица земли. – Атрет снова направился к выходу из пещеры.

– Рабом тебя делает твоя ненависть, Атрет. Стань на путь прощения и любви.

– Любви, – презрительно повторил он, отвернувшись. – Той любви, которую я испытывал к Юлии? Нет уж. Любовь не делает свободным. Она порабощает и ослабляет тебя. И когда ты становишься уязвимым, когда начинаешь чувствовать надежду, она предает тебя.

– Господь не предаст тебя, Атрет.

Он снова посмотрел на девушку.

– Если хочешь, можешь верить в своего хлипкого Бога. Халеву Он не принес ничего хорошего. Мой бог Тиваз. Это сильный бог!

– В самом деле? – тихо сказала она и встала. Она подошла к выходу из пещеры и посмотрела Атрету в глаза, которые по–прежнему горели ненавистью. – Если он сильный бог, почему же он не дал тебе того покоя, которого тебе сейчас так не хватает? – Осторожно положив руку ему на плечо, Хадасса добавила: – Это твой ребенок, Атрет.

Он дернул плечом, сбрасывая ее руку.

– Даже если Юлия положит его к моим ногам, я уйду и не оглянусь.

Хадасса видела, что Атрет действительно готов так поступить.

На ее глазах заблестели слезы.

– Да будет на тебе милость Божья, – прошептала она и ушла в ночь.

Атрет смотрел, как она спускается по тропе с холма. Смотрел долго, вплоть до того момента, когда она дошла до дороги, ведущей в Ефес.

* * *

Юлия повернулась к Марку и посмотрела на него каким–то особенным взглядом.

– Ты хочешь видеть Хадассу?

– Да. У меня к ней серьезное дело.

– Какое же? – спросила она с насмешливым любопытством.

– Личное, – ответил Марк, поморщившись от такого вопроса. – Я отвечу на все твои вопросы, после того как поговорю с Хадассой. Она здесь, или ты ее послала с поручением?

– Она только что вернулась, – ответила Юлия, и в ее голосе тоже прозвучало нечто непривычное и неприятное. Она хлопнула в ладоши, и звук хлопка раздался в тишине перистиля как–то резко, агрессивно. – Пришли сюда Хадассу, – сказала Юлия пришедшему на зов слуге Прима. Потом она посмотрела на брата и улыбнулась. Спросив о самочувствии матери, Юлия почти не слушала, как брат отвечал, что мать переносит свое горе с удивительным спокойствием.

Услышав приближающиеся тихие шаги, Марк обернулся и увидел Хадассу. Она шла под арками, освещенная солнечным светом, и во всей ее внешности было такое смирение, что у него защемило сердце. На Марка она не посмотрела.

– Ты звала меня, моя госпожа? – спросила она, склонив голову.

– Нет. Тебя хочет мой брат… – холодно ответила Юлия.

Марк посмотрел на сестру уничтожающим взглядом.

– Отправляйся в спальню, на второй этаж, и жди его там…

– Юлия! – прикрикнул Марк, чувствуя, что начинает терять терпение, но та не обращала на него никакого внимания.

– …пока он не придет, после чего будешь делать все, что он тебе скажет. Ты поняла?

Марк увидел, как лицо Хадассы превратилось в маску смятения и страха, и ему захотелось поколотить свою сестру. – Оставь нас, Хадасса.

Хадасса отступила на шаг в нерешительности, глядя на них так, будто перед ней были сумасшедшие.

– Мерзкая шлюха! – вдруг завизжала Юлия и набросилась на Хадассу, занеся руку для удара. Но Марк схватил ее за запястье и повернул лицом к себе.

– Оставь нас немедленно! – резко приказал Марк Хадассе. Когда она ушла, он встряхнул Юлию за плечи. – Что с тобой происходит? Это твоя беременность сводит тебя с ума?

– Прим сказал мне правду! – сказала Юлия, пытаясь вырваться.

– Что сказал тебе Прим? – потребовал ответа Марк, чувствуя, как у него от омерзения все холодеет внутри.

– Он сказал, что ты приходишь сюда, чтобы видеться с Хадассой, а не со мной. Я говорила ему, что это смешно! Чтобы мой брат полюбил какую–то рабыню? Абсурд! Я сказала ему, что ты приходишь сюда, чтобы видеться со мной – со мной! А он ответил, что мне нужно открыть глаза и понять, что происходит вокруг меня.

– Ничего вокруг тебя не происходит. Просто ты пьешь тот яд, которым Прим травит тебя, – сказал Марк. – Зачем ты его слушаешь?

– Если это неправда, тогда зачем ты хочешь говорить с Хадассой?

– По личному делу, которое не касается ни тебя, ни Прима, ни кого–либо другого.

Юлия улыбнулась неприятной улыбкой.

– По личному делу… – сказала она с презрением. – Ты же не скажешь мне, по какому именно. Но все равно ты не будешь отрицать, что о ней ты заботишься больше, чем обо мне!

– Ты совсем уже потеряла голову от своей ревности. Ты же моя сестра!

– Да. Я твоя сестра и заслуживаю того, чтобы ты был мне верен, но где эта твоя верность?

– Ты знаешь, что я верен тебе. Ты знаешь, что я всегда любил тебя, – понимая, насколько она сейчас эмоционально взвинчена, Марк отпустил ее. – Юлия, посмотри мне в глаза, – сказал он и снова схватил ее за плечи. – Я сказал, посмотри мне в глаза. То, что я чувствую по отношению к Хадассе, не имеет ничего общего с моей любовью к тебе. Я люблю тебя и всегда любил тебя как сестру.

– Но ты любишь и ее.

Марк помедлил с ответом, потом вздохнул.

– Да, – тихо сказал он, – я люблю ее.

– Она отбивает у меня всех!

Он отпустил ее.

– Что ты имеешь в виду?

– Она отбила у меня Клавдия.

Марк нахмурился, не понимая, что происходит с сестрой. Что сумели внушить ей Прим и Калаба, играя на ее завистливой натуре?

– Клавдий тебе был не нужен, – напомнил он ей. – И ты сама посылала к нему Хадассу, надеясь, что она отвлечет его от тебя.