Текст книги "Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)

– И ты была с ним на том пиру?

– Нет, когда Атрета представили в первый раз, я была с Халевом. На сегодняшний день на его счету двадцать семь убитых. – Октавия заносчиво подняла голову. – Атрет, на мой взгляд, все же самый настоящий дикарь.

Пока две молодые женщины разговаривали, Хадасса натирала Юлию лавандовым настоем. Она надела на хозяйку золотой пояс и подогнала его так, чтобы одежда подчеркивала стройность фигуры. Потом она надела на хозяйку аметистовое ожерелье, а Юлия надела серьги.

– Не хочешь ли ты, чтобы я заново причесала тебя, моя госпожа? – спросила Хадасса.

– С прической у нее и так все в порядке, – нетерпеливо сказала Октавия.

– Много я отдала бы за то, чтобы по моим волосам провел Атрет, – засмеялась Юлия. Повернувшись, она встала, взяла Хадассу за руку и стала совершенно серьезной. – Ничего не говори отцу, даже если он потребует объяснений. Скажи, что я отправилась а храм, поклониться Диане.

Октавия простонала:

– Не Диане, Юлия. Гере, богине домашнего очага и брака.

– А, неважно, – сказала Юлия, повернувшись к Хадассе. – Назови ему любого бога, который тебе понравится. – Взяв у Хадассы шаль, она, счастливая, направилась к двери. – Можешь даже сказать ему, что я отправилась купить себе быстродействующий яд. Ему это понравится.

Они поспешили из дома и пошли вниз с холма в сторону оживленных кварталов.

Юлия испытывала наслаждение от того, что она идет по многолюдным улицам и все на нее оглядываются. Она знала о своей красоте и от внимания людей после долгого заточения в доме отца чувствовала себя на вершине блаженства. Отец, конечно, на нее разозлится, но сейчас она об этом совершенно не думала. Ей не хотелось сейчас портить себе настроение.

Если дать отцу волю, он вообще отравит ей всю жизнь. Он стал совсем старым и уже не помнит, что когда–то сам был молодым и полным жизни. Он больше не верил в богов, он вообще ни во что не верил, кроме своих древних правил и устаревшей морали.

Мир давно уже не тот, ему не нужны старые идеалы, а отец упрямо держался за них. Но хуже всего было то, что отец хотел, чтобы этих идеалов держалась и она. С Марком у него это не получилось, теперь он набросился на Юлию. Ей нужно быть такой же сильной, как Марк, и не позволять отцу устанавливать диктат над ее жизнью. Она не собиралась следовать примеру матери, которая довольна существованием за высокими каменными стенами, и преклоняться перед мужем, как перед богом. Она будет жить своей жизнью и делать только то, что доставляет ей радость и удовольствие. Она будет ходить на пиры накануне зрелищ, пить и смеяться с гладиаторами; на следующей неделе она отправится в лудус и будет веселиться с друзьями. Она сделает все, чтобы встретиться с Атретом.

– Сколько у тебя было любовников, Октавия? – спросила Юлия, когда они проходили по торговым рядам, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть разные заморские безделушки.

Октавия засмеялась.

– Не считала.

– Как бы мне хотелось быть такой свободной, как ты, делать то, что мне хочется, и с тем, с кем мне хочется.

– Что же тебе мешает?

– Отец…

– Какая же ты простодушная, Юлия. Тебе надо стать хозяйкой своей жизни. Они сделали свой выбор и поступили так, как хотели. Почему же ты не можешь делать то же самое?

– Закон гласит…

– Закон… – насмешливо перебила ее Октавия. – Ты вышла замуж за Клавдия, потому что так хотел твой отец, но теперь Клавдий мертв. Все, что у него было, принадлежит тебе. Но все это находится под контролем Марка, так? Твой брат тебя обожает. Так воспользуйся этим.

– Я не знаю, получится ли у меня, – сказала Юлия, встревоженная словами Октавии.

– Ты это делаешь все время, – засмеялась Октавия. – Только ты тратишь свое умение на всякие мелочи – ухитряешься убегать на игры, вместо того чтобы завладеть теми деньгами, которые по праву принадлежат тебе. Разве честно, что твои отец и брат пользуются твоими деньгами, а ты должна была спать с этим тоскливым стариком?

Юлия покраснела и отвернулась, прекрасно понимая, что оказалась ужасной женой.

– Он не был таким уж тоскливым. Он был прекрасным человеком.

Октавия рассмеялась.

– Таким прекрасным, что до смерти наскучил тебе. Ты же сама писала мне в письме, или тебе напомнить?

Юлия вдруг почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Ей стало не по себе при мысли о том, сколько гадостей она наговорила о Клавдии, и теперь все это отчетливо всплыло в ее памяти. Октавия знала, что Клавдий отправился за ней верхом. Зачем же она сейчас напоминала о нем Юлии, если знала, каково ей было жить с ним?

– Я не хочу говорить о нем, Октавия. Ты же знаешь.

– Он мертв. О чем вообще говорить? Боги улыбнулись тебе.

Юлию передернуло. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, она остановилась возле прилавка с хрустальными подвесками. Продавал их смуглый и красивый египтянин. Он неплохо говорил по–гречески, но произносил слова с сильным акцентом, и это придавало ему некую таинственность. Юлия с интересом рассматривала одну из подвесок. Она была холодной на ощупь, ее украшала фигурка змейки, служащая своеобразным креплением продолговатого хрустального камня, – через него можно было продеть цепочку.

– Меня зовут Чакр, я привез этот хрусталь с самых далеких берегов империи, – египтянин смотрел, как Юлия примеряет подвеску. – Красиво, правда? – спросил он. – Розовый кварц повышает в человеке страстные желания и смягчает чувства гнева, негодования, вины, страха и зависти.

– Дай–ка посмотреть, – сказала Октавия, взяв подвеску у Юлии, чтобы рассмотреть ее повнимательнее.

– Еще этот камень славится тем, что защищает от бесплодия, – сказал Чакр.

Октавия засмеялась и вернула подвеску Юлии.

– Можешь взять себе.

– А нет ли у вас чего–нибудь менее опасного? – спросила Юлия, засмеявшись вместе с Октавией. Она указала на другую подвеску. – Вот это что?

– Прекрасная вещь, – сказал купец, почтительно передавал ее. – Лунный камень обладает целебными свойствами при болезнях живота, а также избавляет от беспокойства и депрессии. Он также помогает при деторождении и избавляет от женских проблем, – обратив внимание на гримасу Октавии, он добавил: – Хороший подарок для женщины, которая собирается выйти замуж.

– Мне нравится, – сказала Юлия, откладывая подвеску в сторону. – А вот это что?

Египтянин взял прекрасный лавандовый хрусталь и положил на покрытый материей прилавок.

– Это александрит, моя госпожа, разновидность хризоберилла, который славится тем, что исцеляет от внутренней и внешней деградации.

– То есть не дает человеку состариться? – уточнила Октавия.

– Совершенно верно, моя госпожа, – сказал он, наблюдая, как она перебирает подвеску пальцами. Он отошел, не сводя глаз с Октавии, достал и предложил на ее суд еще несколько подвесок. – Александрит еще помогает контролировать эмоции и испытывать от всего радость. – Он положил перед ними светло–голубую подвеску. – А этот аквамарин является редкой разновидностью берилла, известного своими свойствами укреплять внутренние органы и очищать тело, – сказал он. – Кроме того, он очищает ум и наделяет человека творческими способностями. Он примирит вас с богами.

– Моему отцу она бы понравилась, – сказала Юлия, откладывая подвеску. – А то мама говорит, что он болен.

– О моя госпожа, тогда вам непременно нужно посмотреть этот сердолик. Он обладает огромными целебными свойствами, может открыть сердце человека, чтобы оно общалось с духами подземного царства, и больной человек таким образом находит путь к избавлению от смерти.

– Какой красивый красный цвет, – сказала Юлия и взяла подвеску в руки. – И эта мне нравится, – добавила она, отложив ее в сторону, наряду с аквамариновым хрусталем, лунным камнем, александритом и розовым кварцем. Октавия тем временем бледнела и сжимала губы, а ее глаза горели жгучей завистью.

Чакр едва заметно улыбнулся.

– А посмотрите вот эту подвеску, моя госпожа, – сказал он, держа в руках хрустальное украшение в виде копья, длиной около трех дюймов.

– Эта слишком большая, – сказала Юлия.

– Хрусталь укрепляет и стимулирует работу тела и ума. Он позволяет вам общаться с любыми богами, с которыми вы захотите. Стоит вам только надеть его, как вы почувствуете его силу. Он пробуждает чувства и делает вас неотразимой.

– Очень хорошо, – сказала Юлия, зачарованная не столько хрустальным изделием, сколько гипнотизирующим, мелодичным голосом купца. Он почтительно дал ей примерить украшение.

– Вы чувствуете его силу?

Юлия посмотрела на египтянина, а он взглянул ей в глаза взглядом, полным темной и жгучей страсти. Сначала ей стало не по себе, но тут же она испытала необыкновенное спокойствие.

– Да, действительно, – сказала Юлия с трепетом. Она неосознанно перебирала подвеску в руках, не в силах оторвать глаз от Чакра. – Такая красивая подвеска, правда, Октавия?

– Кусок камня на цепочке.

Чакр продолжал в упор смотреть на Юлию.

– В этом хрустале живут древние египетские боги. Ваша подруга навлекает на себя их гнев.

Октавия уставилась на него.

– Пошли отсюда, Юлия, – сказала она настороженно. Она смотрела, как египтянин протянул руку и осторожно взял у Юлии подвеску.

– Этой силой обладают только те, кто ее заслуживает, – сказал Чакр с такой улыбкой, от которой лицо Юлии налилось жаром.

Октавия сухо засмеялась.

– Юлия, да хватит тебе и жемчужных украшений. Эти стекляшки и сестерция не стоят. Юлия слегка отстранилась от прикосновения Чакра, ее прежние украшения сияли у нее на груди.

– Но они такие красивые!

Чакр тем временем внимательно изучал дорогое аметистовое ожерелье, которое красовалось на Юлии.

– Эта хрустальная подвеска стоит двадцать пять динариев, – сказал Чакр, зная, что Юлия может позволить себе заплатить столько и даже больше.

– Так дорого? – разочарованно сказала Юлия. Эта сумма равнялась примерно среднему месячному заработку.

– Смешно, – усмехнулась Октавия, довольная тем, что Юлия это купить не сможет. Подвески были красивыми, и если она не могла их купить, ей не хотелось, чтобы и Юлия их покупала. – Пошли.

– Что делать, сила стоит дорого, моя госпожа, – сказал Чакр своим мелодичным, вкрадчивым голосом, усиленным таинственностью самого Древнего Египта. – Эти редкие подвески сотворены самими богами.

Юлия посмотрела на выбранные ею украшения.

– Но мне не позволяют брать с собой деньги на рынок.

– Мы можем оформить расписку, и я позабочусь обо всем, как вы прикажете, моя госпожа.

– Я вдова, – стыдливо проговорила она, – а моими средствами распоряжается мой брат.

– Это не меняет дела, – сказал Чакр, выписывая счет.

– Она же еще не сказала, хочет ли купить их, – сердито заметила Октавия.

– Но я хочу, – сказала Юлия и стала смотреть, как Чакр записывает цену каждой подвески. Она продиктовала ему полное имя Марка и его адрес. Торговец спросил, живет ли она у брата, и она ответила, что нет. – Я живу у отца, Децима Виндация Валериана.

– Великий человек, – уважительно сказал Чакр и больше не задавал ей вопросов. – Распишитесь здесь, пожалуйста, – он окунул перо в чернила и передал его Юлии. Пока она расписывалась, он заворачивал четыре ожерелья в белую шерсть и укладывал их в кожаную сумку. Затем, почтительно поклонившись, передал покупку Юлии. – Пусть же тот чистый хрусталь, который вы будете носить, принесет вам исполнение всех ваших желаний, моя госпожа.

Юлия была рада своим приобретениям и теперь останавливалась едва ли не у каждого прилавка. Она купила еще благовония в изящном пузырьке, небольшую амфору с приятно пахнущими маслами и красочную коробку с пудрой.

– Клянусь Зевсом, Юлия, я твои покупки за тебя носить не буду, – сердито сказала Октавия. – Тебе надо было взять с собой свою маленькую иудейку. – Она сунула покупки Юлии в руки и пошла прочь, пробираясь сквозь толпу и не желая больше подстрекать Юлию к ссоре с отцом и продолжать с ней эту прогулку.

Смеясь, Юлия поспешила за ней.

– Но ты же сама хотела пойти сюда!

– Только посмотреть. А не покупать все, что подвернется под руку.

– Ты так ничего и не купила!

Октавия заскрипела зубами, услышав замечание Юлии, раздраженная тем, что ее подруга может купить множество товаров, даже не почувствовав этого, тогда как у нее вообще нет своих денег. Она оставила без внимания просьбу Юлии подождать ее. У нее не было ни малейшего желания признаваться в правоте Юлии. Все ее мысли были теперь заняты хрустальными подвесками в маленькой кожаной сумочке. С такими деньгами Юлия могла бы подумать и о том, чтобы купить хоть какой–нибудь подарок своей подруге. Но, увы, она думает только о себе!

– Октавия!

Подавив в себе негодование, Октавия замедлила шаг. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, она подняла голову и сказала:

– Здесь все как–то уж очень дешево и безвкусно. Я не увидела того, что мне бы хотелось.

Юлия прекрасно знала, что Октавия в восторге от хрустальных ожерелий, но не собиралась уговаривать свою подругу взять что–либо, после того как была вынуждена догонять ее, пробираясь по заполненным улицам. Юлия тоже посмотрела на подругу как можно спокойнее.

– Жаль. А я было подумала о том, чтобы подарить тебе какую–нибудь одну подвеску, – сказала она, зная, что Октавии нравятся такие украшения, но она не может себе позволить их купить. Марк говорил, что Друз на грани разорения. Единственное, что может спасти его от окончательного позора, – это самоубийство.

Октавия посмотрела на нее.

– В самом деле?

Юлия продолжала идти дальше.

– Ну, теперь, наверное, нет. Я бы не хотела дарить своей лучшей подруге что–то безвкусное и дешевое. – Она оглянулась и осталась довольна выражением лица Октавии. Ей надоел ее покровительственный тон. – Может быть, позднее найдем что–нибудь, что тебе по душе.

Дойдя до Марсова поля, обе почувствовали усталость. Юлии не хотелось сидеть в тени дерева. Она хотела сесть на открытой местности, как можно ближе к воинам, занимающимся строевой подготовкой. Октавия не испытывала особого желания смотреть на легионеров. Ей казалось, что все смотрят только на Юлию и мало обращают внимания на нее. Раздосадованная, Октавия сделала вид, что ей скучно. Ей не нравилось быть в тени Юлии. Она привыкла что, когда они вместе, центром внимания становится она. Наверное, ей следует похудеть, или поменять прическу, или воспользоваться большим количеством косметики. Тогда красота Юлии снова померкнет по сравнению с ее красотой. Но достаточно было взглянуть на Юлию, чтобы понять, что этого не будет. Разница между ними становилась все заметнее.

Жизнь так несправедлива. Юлия была избалована богами. Она родилась в богатой семье, не знала горя, пользовалась всеми благами общества. Потом вышла замуж за старого богача, который вовремя свернул себе шею, не успели они прожить вместе и года, после чего бедной маленькой Юлии досталось в наследство огромное состояние – наверное, слишком огромное для глупых людей, не знающих, как им распорядиться. Уж Октавия нашла бы, куда пустить эти средства.

Глядя на то, как хорошо Юлия проводит время, Октавия умирала от зависти. Горечь так и разъедала ее. Ее отец всегда оправдывался перед своими кредиторами. Он все больше и больше времени проводил со своими покровителями и искал тех, кто мог бы что–то вложить в его истощенные сундуки. Октавия знала, что его поездка в Помпеи была лишь отговоркой, – ему просто хотелось побыть какое–то время одному. Вчера он накричал на нее, обвинив ее в том, что она расходует слишком много денег. Он сказал, что ему и так тяжело «выпрашивать» средства у покровителей. Может ли он представить, что она испытывает каждый раз, когда ей приходится выпрашивать деньги у отца? Если они так бедны, ему, вероятно, придется прекратить делать ставки на зрелищах. Ему еще ни разу не удалось поставить на победителя гонок колесниц.

Почему ей досталась такая доля – быть дочерью какого–то олуха? Разве она не заслужила всего того, что имеет Юлия? Единственное, чем Октавия могла похвастать, так это тем, что у нее есть личная служанка, дочь какого–то африканского вождя. Октавия вспомнила, как впервые привела ее в гости к Юлии и увидела, как Юлия устыдилась своей страшной иудейки. Но теперь и этот небольшой триумф был развеян. Ее африканская «принцесса» стала такой надменной и агрессивной, что, для того чтобы заставить ее подчиняться, приходится как следует бить ее, тогда как смиренная маленькая иудейка Юлии служит так, будто находит в этом наслаждение для души.

Взгляд Октавии упал на изящное аметистовое колье, украшающее красивую шею Юлии. Сережки так и сверкали на солнце. Октавия едва не застонала от нового приступа зависти, и прекрасный день превратился для нее в сплошные муки. Она почти ненавидела Юлию, чьи драгоценности, которые были куплены по баснословной цене всего несколько часов назад, лежали, никому не нужные, на траве.

Какой–то молодой сотник проезжал мимо верхом на гнедом жеребце и лукаво улыбался – не ей – Юлии, которая покраснела, как девственница, от чего стала еще прекраснее. Раздражение Октавии нарастало.

– Ты видела, как он посмотрел на меня? – вздохнула Юлия, сверкая глазами от восторга. – Такой красавец!

– Наверняка тупой, как бык, – заметила Октавия. Уязвленная тем, что никто из мужчин не обращает на нее внимания, она встала. – Мне жарко, я проголодалась, да и скучно здесь, Юлия. Пойду к Калабе.

Встала и Юлия, огорченная тем, что больше не сможет посмотреть на воинов, но в то же время готовая ко всему, что только взбредет в голову Октавии.

– Я пойду с тобой.

– Не знаю, понравится ли она тебе. Слишком уж она непростой человек.

– Но ты ведь говорила…

– О, я знаю, что я говорила, – перебила ее Октавия, махнув рукой. – Но ведь и ты себя не переделаешь, Юлия. – Это было действительно так, хотя Октавия не хотела знакомить Юлию с Калабой не только по этой причине. Конечно, такое знакомство могло бы получиться довольно забавным. Калабу наверняка позабавила бы провинциальность Юлии. Октавии очень хотелось бы посмотреть на это со стороны. Наверняка придет туда и Кай Полоний Урбан. Его темные глаза и прикосновение его рук приводили ее в трепет. О нем ходили самые разнообразные слухи, но это только делало его еще более интригующим и опасным в ее глазах. Без сомнения, он интересовал ее все больше и больше.

Юлия взяла свою сумочку с ожерельями, благовониями, маслами и пудрой. Казалось, сегодня Октавия решила лишить ее всего самого интересного и захватывающего.

– Если ты познакомишь меня с Калабой, я подарю тебе одно из тех ожерелий, которые я купила.

Октавия обернулась, ее щеки горели, а во взгляде была неприкрытая злость.

– Я для тебя кто – подруга или непонятно кто?

– Но ты же хотела что–нибудь из этого, разве не так? – сказала Юлия с такой же злостью, но скрыв свои чувства улыбкой трогательной уязвимости. – Пожалуйста, можешь взять себе то, что тебе нравится. – С этими словами она протянула Октавии кожаную сумочку. – Я и раньше хотела тебе подарить тебе что–нибудь, но ты была такой сердитой, все говорила и говорила о Клавдии, – сказала она.

Октавия помедлила, а потом взяла сумочку.

– Ты действительно собиралась мне что–нибудь подарить?

– Ну конечно. – У Чакра было много других украшений. Чтобы Октавия ни выбрала, Юлия всегда может послать Хадассу, и та купит новое.

– Ну, что ж… – сказала Октавия, открывая сумочку и вынимая ожерелья. – Мне нравится александрит. – Это приобретение было самым дорогим. Она взяла его и надела на себя, выбросив обертку.

Она познакомит Юлию с Калабой. Будет интересно посмотреть, как Калаба посмеется над Юлией. На мгновение Октавия нахмурилась, вспомнив о том, как прекрасна Юлия и как смотрели на нее сотники. Кай любил красивых женщин, и Октавия вовсе не хотела, чтобы кто–то вмешался в то, что, как она была уверена, начинало развиваться между ней и Каем. Затем она пожала плечами… Вряд ли Кай заинтересуется таким избалованным ребенком, как Юлия.

Она повернулась к Юлии и снисходительно улыбнулась.

– Калаба живет недалеко отсюда. Нужно только пройти мимо бань и подняться на холм.

16

Марк вошел в дом и с приятным удивлением обнаружил, что в доме очень тихо. Енох взял его красную накидку.

– Мать и отец отдыхают?

– Нет, мой господин. Они ушли прогуляться в парк.

– А госпожа Юлия?

– Она ушла с госпожой Октавией.

Марк нахмурился.

– А отец разрешил ей?

– Не знаю, мой господин.

Прищурив глаза, Марк посмотрел на него.

– Не знаешь? – сухо переспросил он. – Давай, давай, Енох, рассказывай. Тебе всегда известно все, что происходит в доме. Так спрашивала Юлия разрешения у отца, и если да, то куда она ушла с Октавией?

– Я действительно не знаю, мой господин.

Марк начинал терять терпение.

– Ее служанка ушла вместе с ней?

– Нет, мой господин. Хадасса сидит сейчас в перистиле.

– Ладно, поговорю с ней.

Увидев Хадассу, сидящую на мраморной скамье возле стены, Марк слегка улыбнулся. Интересно, что она делает, – слушает журчание фонтана или пение птиц? Хадасса выглядела несколько встревоженной, а ее руки были сложены на поясе. Марк посмотрел на нее внимательнее и понял, что она снова молится. Он не решался подойти к ней, боясь ей помешать.

Он сжал губы в гневе на самого себя. Что это с ним происходит? Хадасса всего лишь рабыня. Какое ему дело, помешает он ей молиться или делать еще что–нибудь? Ведь это его дом, а не ее. Собравшись с силами, Марк направился к ней. Увидев его, она встала. Когда она посмотрела на него, его неожиданно охватило какое–то странное чувство. Раздраженный, он сердито спросил: – Где моя сестра?

– Она ушла, мой господин.

– Куда? – потребовал он ответа и увидел, как она слегка нахмурилась. Он знал, о чем она думает. Она не хотела выдавать Юлию. Продолжая молчать, Хадасса наклонила голову. Видя ее верность Юлии, Марк потерял всякое желание сердиться на нее. – Я не сержусь на тебя. Просто я беспокоюсь за Юлию. Ей надлежит еще три месяца пребывать в трауре, и я не думаю, что отец разрешил ей оставить виллу вместе с Октавией. Я прав?

Хадасса в нерешительности закусила губу. Она не хотела лгать, но и оказаться непослушной Юлии ей тоже не хотелось. Вздохнув, она ответила:

– Она сказала, что пошла в храм Геры.

Марк рассмеялся.

– Октавию еще никто и никогда не видел в храме Геры. Она поклоняется Диане или другим богам, которые благословляют ее на разврат. – Произнося эти слова, Марк почувствовал, что лицемерит, потому что много раз в своей жизни делал то же самое. Его охватил гнев. Одно дело, когда это касается мужчин, и другое, когда это касается женщин. Тем более, его сестры.

– Так куда они ушли, Хадасса? Я знаю, что ты хочешь защитить ее, но в данном случае ты только потакаешь ее необдуманным, глупым поступкам. Октавия этим уже давно прославилась. Скажи мне, куда они ушли! Клянусь тебе, я найду Юлию и приведу ее домой, – говоря это, Марке вдруг подумал, зачем объясняет все это какой–то рабыне, зачем дает ей какие–то клятвы?

Она посмотрела на него.

– Они собирались за покупками, а потом на Марсово поле.

– Посмотреть на легионеров, – возмутившись, догадался Марк. – Это похоже на Октавию, хотя ей больше нравятся гладиаторы. Больше они ничего не сказали?

– Госпожа Октавия сказала, что собирается навестить кого–то из своих знакомых.

– Ты не помнишь его имя? – спросил Марк, подумав, что это, вероятно, кто–то из мужчин.

– Кажется, Калаба.

– О, боги! – взорвался Марк в гневе. Калаба была гораздо хуже всякого потерявшего уважение в обществе мужчины, с которыми Октавия только могла познакомить Юлию. Марк стал беспокойно ходить взад–вперед, потирая сзади шею. – Юлия даже не понимает, во что ввязывается. – Ее было необходимо вернуть, и чем скорее, тем лучше.

Остановившись перед Хадассой, он схватил ее за плечи.

– Слушай меня внимательно. Когда отец с матерью вернутся, не попадайся им на глаза. Скройся на кухне. Займись какими–нибудь своими делами. Если они все же вызовут тебя и спросят, где Юлия, скажи им, что она пошла поклониться Гере, как она тебе, наверное, и сказала. Все. Про Октавию ни слова. Не говори ничего ни о Марсовом поле, ни о чем–либо другом. Поняла?

– Да, мой господин, но как быть с Енохом? – спросила Хадасса, зная, что Енох единственный, кто обязательно все расскажет Дециму Валериану. Он не испытывал особой привязанности к Юлии, как и ко всем рабам в доме. – Он ведь сочтет своим долгом сказать вашему отцу, что она покинула виллу, – быстро добавила она, не желая, чтобы у Еноха были неприятности.

Марк отпустил ее.

– Ты права, – сказал он и, выругавшись, добавил: – Пошлю его по какому–нибудь поручению, чтобы его как можно дольше не было в доме. Какому–нибудь важному поручению, которое может выполнить только он. – Марк снова посмотрел на Хадассу и увидел, что она успокоилась.

– Мой господин, ты пришел в ответ на мои молитвы.

Он засмеялся.

– Ты что, молилась о том, чтобы я пришел к тебе? – Она покраснела и опустила голову, пробормотав что–то в ответ. – Что ты сказала, Хадасса? Я не расслышал.

– Я молилась о помощи Юлии, мой господин, а не о тебе лично.

Он разочарованно поджал губы.

– Жаль. А то я подумал, что все дело во мне, – сказал он, забавляясь ее смущением. Он приподнял ее голову за подбородок и увидел, что она покраснела еще больше. – Каким же образом я стал ответом на твои молитвы, Хадасса?

– Ты благополучно вернешь мою госпожу домой.

– Приятно знать, что ты так уверена во мне, – Марк слегка потрепал ее по щеке, как это всегда делал с сестрой, после чего насмешливо улыбнулся. – Может быть, совместными усилиями мы и найдем способ уберечь Юлию от больших бед.

Его платонический жест помог ей почувствовать себя свободнее, и она мягко засмеялась.

– Твои слова да Богу в уши, мой господин.

Марк никогда раньше не слышал, как она смеется. Посмотрев на ее маленькое, счастливое лицо, услышав ее красивый смех, он едва удержался, чтобы не обхватить ее лицо ладонями и не поцеловать ее. Та перемена, которая в ней произошла, наполнила его необъяснимым теплом. Это была не похоть, с этим чувством он был хорошо знаком. Сейчас же он испытывал что–то другое. Что–то более глубокое, более таинственное, что касалось самых глубин его души. Она тронула самое его сердце.

Он понял, как мало знает о ней.

– Никогда не слышал раньше твоего смеха, – сказал Марк и тут же пожалел о своих словах, когда увидел, что от ее приподнятого настроения не осталось и следа.

Хадасса опустила голову, снова став рабыней.

– Прости, мой господин. Я…

– Тебе нужно чаще смеяться, – нежно сказал ей Марк. Когда она удивленно подняла голову, он посмотрел ей в глаза. На ум пришли сотни вопросов, а за ними нетерпение. У него не было времени, и ему не стоило лишний раз усложнять себе жизнь! Хадасса – не Вития. Ее было нелегко понять, но с ней можно было легко расстаться.

– Сторонись моих родителей, пока я не вернусь. Если тебя не смогут разыскать, то вопросов у них будет меньше.

Хадасса смотрела ему вслед, когда он уходил. Почему он так смотрел на нее? Закрыв глаза, она опустилась на скамью. Что же она чувствовала каждый раз, когда видела его? Она едва могла дышать. Ладони становились влажными, язык – неповоротливым. Достаточно было Марку взглянуть на нее, и она трепетала. Всего лишь мгновение назад она испытала такое огромное облегчение от его манеры общения, что засмеялась, сама того не ожидая. Что он думал о ней?

Когда он был рядом и не смотрел на нее, она испытывала какое–то смятение. Ей хотелось, чтобы он смотрел на нее, но когда он это делал, она становилась какой–то неуклюжей, смущалась. Иногда ей хотелось, чтобы он был как можно дальше от виллы. Но когда его действительно не было, ей не терпелось увидеть его снова, чтобы только убедиться, что с ним все в порядке.

Ее отец как–то говорил о том, что девушки склонны увлекаться физической красотой. Он предупреждал ее еще тогда, когда она была ребенком, чтобы она смотрела в человеке не на лицо, а на душу. «Красивое лицо может стать маской большого зла», – говорил он.

Марк был красивым, как те статуи, которые стоят возле рыночной площади. Иногда Хадасса смотрела на него и вовсе забывала о его душе. Марк не верил в существование души, как не верил и в жизнь после смерти, в отличие от своих отца и матери. Как–то случайно Хадасса услышала, как он говорил отцу, что когда человек умирает, он умирает. По этой причине, как он сам говорил, ему хочется взять от жизни все то, что она может ему дать.

Единственным богом для Марка был его собственный ум. Он смеялся над верой Хадассы и ее «невидимым Богом». Он был убежден в том, что человек сам творит свою судьбу, используя все имеющиеся у него возможности.

Вития хвасталась тем, что обладает властью над Марком, что своими заклинаниями может заставить его испытывать к ней страстные чувства. Хадасса не верила ей, но видела, как рано по утрам та стояла в саду и жгла ароматические травы. И Марк приходил к ней. Часто.

Хадасса сжала ладонями свои горящие щеки. Она не имели ни малейшего права испытывать какие–либо чувства к Марку Валериану. Она молилась о том, чтобы Бог избавил ее от смятения, которое она испытывала при одной мысли о нем, и открыл ей глаза на то, чтобы она лучше служила в доме. Но Марк все равно оставался в ее сердце, и Хадасса чувствовала, что оно вот–вот выпрыгнет из ее груди.

Вития говорила, что Марк – самый лучший любовник из всех, которые у нее были. Эта египтянка говорила много такого, что Хадасса не хотела слушать. Она не хотела знать, что было между этой рабыней и ее хозяином.

Она молилась о том, чтобы Марк Валериан полюбил такую же хорошую женщину, как его мать, и женился на ней. Хадассе не хотелось видеть, как он попадает под власть темных сил Витии. Вития была подобна Египту в том виде, в каком он предстает в Писании, – соблазнительная, сводящая с ума, толкающая мужчину к гибели. Вития обладала большой житейской мудростью, однако совершенно не понимала, какие беды навлекала на саму себя. Обладание темными силами может дать ей на какое–то мгновение то, что ей хочется, но чего ей это будет стоить в конечном счете?

Феба Валериан верила в то, что Вития обладает целительными силами, и часто вызывала ее к больному мужу. Тем не менее, в течение этих последних недель Дециму Валериану не становилось лучше.

Хозяин дома был сторонником религиозной терпимости, поэтому все в доме могли поклоняться своим богам так, как считали нужным. Многие из его рабов поклонялись в разных святилищах и храмах. Вития могла каждый день ходить к своим святыням, которые находились у Марсова поля, а Енох ходил на утренние молитвы в небольшую синагогу на берегу реки, где жили и трудились многие свободные иудеи. Это негласное правило в доме Валериана способствовало сохранению веротерпимости между рабами, поклоняющимися разным богам. Однако, когда Вития стала использовать свои темные чары против хозяина дома, веротерпимость Еноха испарилась, как капли дождя в пустыне.