Текст книги "Королева легионов Афины"

Автор книги: Филип Гриффин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

XIII

– Урсула! – Пинноса звала ее, стоя в дверях. Зала для совещаний была почти пустой. Урсула и Бриттола сидели за столом, а Олеандра шила возле окна. Пыла середина того дня, когда Морган привез ужасную весть. Остальные командиры были в банях, совершая омовение в знак скорби и траура, который объявила Урсула.

– Тут у меня одна девочка из алеманов, на которую, по-моему, тебе надо взглянуть. Она была у ворот и подняла такой шум, когда ее не впустили, что часовые решили позвать меня. Я выслушала ее и подумала, что тебе тоже стоит это сделать.

С тех пор как они поселились в казармах Кельна, Первый Легион стали одолевать две напасти. Первую Урсула обозвала «зеваками», вторая была группами местных добровольцев, желающих присоединиться к ним. С зеваками у них начались проблемы еще дома, в Британии, на Святом острове. Женщин Первого Легиона обучали не обращать внимания на полчища любопытных, многие из которых преодолели большие расстояния ради того, чтобы своими глазами увидеть знаменитых «воительниц».

В Кельне же эта напасть приобрела куда более серьезные размеры. Когда бы они ни покидали стены казарм, на женщин набрасывались толпы доброжелателем, пытающихся благословить их, или охотников за сувенирами, предлагающими хорошую цену за их плащи, мечи или султаны. Это происходило всякий раз, когда войска проходили по населенной местности. Несколько дюжин из тех женщин, что были отосланы назад, в Британию, поддались искушению нажиться на известности Первого Легиона Афины. Когда Кордула взяла на себя надзор за складами продовольствия и арсеналом, до нее дошли слухи о целых цепочках, в основном среди женщин из Лондиния, продававших султаны с перьями всех цветов Легиона за приличную меру серебра.

Вторым бедствием для Легиона стали женщины, разбивавшие лагерь под стенами казарм и умолявшие взять их в ряды легендарной армии. Среди них были и юные девушки, подходившие к воротам группками по тридцать человек, и зрелые матроны, некоторые из них выглядели так, будто у них были веские причины посвятить свою жизнь сражениям.

Урсула завела правило: ни одну, ни вторую группу не пускать на территорию казарм ни при каких условиях. Она поручила постоянному гарнизону Кельна прогонять их. Зеваки просто мешались, но вот добровольцы могли порой доставлять массу хлопот, вплоть до угроз самоубийства, требуя, чтобы их впустили и приняли в ряды Легиона. Из-за этого Урсула лично отбирала часовых, охранявших периметр казарм. Эти девушки должны были обладать определенной силой духа, чтобы выстоять против просьб, угроз и драматических представлений, которых было не избежать во время несения службы. Благодаря такой охране еще ни разу не случилось прорыва сквозь охрану или шумных происшествий на улице, прилегающей к казармам.

Просьба, прозвучавшая от Пинносы, была исключением из весьма строгого свода правил. Урсула знала, что Пинноса никогда не пошла бы на это без веской причины.

– Ну, что ж, – согласилась она, обменявшись удивленными взглядами с Бриттолой. – Пригласи ее.

В комнату вошла девушка небольшого роста. Ей едва исполнилось семнадцать. Ее волосы были собраны на макушке, как у большинства типичных представителей восточных алеманских племен. Рядом с ней стояла одна из женщин Первого Легиона, одетая в оранжевые цвета Лондиния. Ее звали Кунорда, и она имела прекрасные способности к языкам. Здесь она выступала в роли переводчика. Девушка-алеманка заметно нервничала, испытывая почти ужас от присутствия римских офицеров. Но это было не все. Она явно испытывала сильнейшую физическую боль. Она старалась идти к ним обычной походкой здорового человека, но шаги ей давались трудом, и, поклонившись, она не смогла сдержать гримасы страдания. Видя ее мучения, Бриттола принесла скамью и знаком предложила ей присесть.

Девушке понадобилось довольно много времени, чтобы рассказать о своих испытаниях и изложить суть своей просьбы. К тому времени, как она окончила свой рассказ, Урсула не знала, что ее потрясло больше – сам он или страстная манера рассказчицы.

Ее имя было невозможно произнести, самое близкое по звучанию напоминало слово «Эмбер». Так они и шили ее называть. Семья Эмбер имела несчастье разбить лагерь возле приграничных укреплений, у притока Майна. От Могонциака их отделяло три дня пути на юго-запад. Неожиданно на них напал отряд из орды Мундзука. Всех мужчин племени убили сразу, а Эмбер, ее мать и двоих сестер взяли в плен и отправили своему предводителю в качестве развлечения.

Эмбер по-прежнему было трудно рассказывать о том ужасе, который ей довелось пережить в руках гуннов. Несколько раз, когда она вспоминала о чем-то особенно страшном, ее охватывали рыдания. Тогда Бриттола или Пинноса помогали ей успокоиться и ободряли, чтобы она продолжила рассказ.

Ее с сестрами заставили смотреть, как насилуют их мать. Уродливые убийцы делали это на глазах у девочек. Жестокие опившиеся вином мерзавцы истязали их, если они пытались сопротивляться.

Дойдя до этой части рассказа, Эмбер подняла тунику и показала свою спину и ноги. Глазам Урсулы и остальных предстали страшные раны. На теле были зарубцевавшиеся порезы и язвы, которые уже никогда окончательно не заживут. Ужасней всего смотрелась зияющая рана, бороздой проходящая по бедру. В этом месте плоть словно была полностью сорвана с кости.

Эмбер и ее младшую сестру, как самых «свежих и сладких» пленниц, сочли достойными внимания самого Мундзука. Он присоединился к всеобщей оргии не сразу, и Эмбер почувствовала, что он вызывал у остальных уродов страх, несмотря на то, что к тому времени они были уже основательно пьяны. Он держал их в подчинении своей зловещей сущностью, угрозой, которая сочилась из каждой поры всего его существа. Вздрогнув, Эмбер сказала, что самым страшным из запомнившегося ею в Мундзуке были его странные, глубоко посаженные и прикрытые тяжелыми веками глаза.

Мундзук присоединился к своим соплеменникам только для того, чтобы поесть отвратительного вяленого мяса и выпить алеманского пива, которое досталось им в тот день в качестве добычи. Потом он схватил Эмбер с сестрой под мышки и потащил в свой шатер, стоявший на отшибе. Войдя внутрь, он отбросил сестру Эмбер в сторону, явно решив оставить ее на потом, и занялся самой Эмбер. С выражением дикой радости на лице он взял котел с кипящим маслом, встал над ней и вылил его на еще свежие раны. Эмбер помнит, как кричала в агонии, но боль была настолько сильна, что она потеряла сознание.

Девочка очнулась в куче мертвых тел, среди которых оказались ее мать и сестры. Они лежали возле реки, у которой гунны поставили свой лагерь. Казалось, что, удовлетворив свою похоть и страсть к насилию, гунны просто выбрасывали то, что оставалось от людей, как отбросы после ужина, и двигались дальше. Переборов свою боль, Эмбер подползла к реке, где нашла в камышах старую, но еще держащуюся на плаву лодчонку. Ей показалось, что эта лодка была послана ей богами, может, самим богом Отмщения. У нее хватило сил только на то, чтобы сесть в лодку и оттолкнуть ее от берега, и она снова лишилась сознания.

Ее нашли рыбаки из Могонциака, отец и два сына. Они привели ее к себе домой и обработали раны. Через неделю, как только она вновь обрела способность ходить, Эмбер отправилась в Кельи, чтобы разыскать там людей, способных помочь ей в мщении, – женщин-воинов Первого Легиона. Она надеялась на то, что, вступив в ряды единственной военной силы, способной сражаться против гуннов, и заручившись благословением того же бога, который послал ей лодку, она сможет подобраться к Мундзуку, чтобы вонзить кинжал в его черное сердце.

Она завершила свою историю клятвой убить Мундзука, потому что только смерть вождя орды могла положить конец ежедневной угрозе и ужасу, нависшему над людьми.

Когда Эмбер закончила свой рассказ, Урсула подозвала Олеандру и куда-то отправила с поручением. Лишь потом она заговорила с девушкой.

– Пожалуйста, скажи ей, что Первый Легион Афины почти ничем не может ей помочь, – обратилась она к переводчику. – Потому… – Она глянула на Пинносу с неловкостью. – Потому что мы в скором времени возвращаемся на свою родину, в страну, лежащую далеко на западе отсюда.

–  Что? – воскликнула Пинноса, глядя на Урсулу во все глаза.

Урсула подняла руку, требуя тишины и заставляя Пинносу сдержать свои эмоции, пока переводчик передавала девочке эти слова.

Пинноса явно рассвирепела оттого, что ее поставили перед уже готовым решением, в принятии которого она не принимала участия. Урсула же продолжила:

– И еще скажи ей, пожалуйста, что мы вылечим ее раны в…

Эмбер с криком бросилась на пол у ног Урсулы.

– Она говорит, что вы не можете уехать, – торопливо перевела Кунорда. Бриттола, отцепив девушку от Урсулы, помогла ей подняться на ноги и усадила на скамью. – Она говорит, что мы должны остаться и сразиться, иначе все женщины на берегах Рейна будут обречены на тот ужас, который выпал на долю ей, ее матери и сестрам. А все мужчины умрут!

– Я так и думала, что она это скажет, – голос Урсулы звучал очень натянуто. Она старалась не обращать внимания на жгучие взгляды Пинносы. – Пожалуйста, скажи ей следующее: во-первых, она не может вступить в ряды Первого Легиона. Во-вторых, ее аудиенция подошла к концу, и, в-третьих, она может обратиться в наш госпиталь за лечением.

Эмбер продолжала плакать и умолять.

– Но, командир… – запротестовала Кунорда. Она явно сочувствовала девушке.

– Ты хорошо справилась со своим заданием, – резко перебила ее Урсула. – Я тебя больше не задерживаю.

Заметно дрожа, Кунорда встала и взяла Эмбер под руку, чтобы увести прочь. Они были на полпути к двери, когда в них вошла Олеандра, неся старый темно-синий плащ Кориния. Она отдала его девушке. Эмбер смотрела на него как на чудо. Когда девочка подняла руки, чтобы Олеандра смогла пристегнуть плащ на место, Кунорда не выдержала и, резко развернувшись на каблуках, закричала с негодованием:

– То, что мужчин больше нет и Великий поход уже невозможен, еще не значит, что мы, женщины, больше ничего не можем сделать! Все, кто трусил, отправились домой еще в мае. Те из нас, кто остался, хотят сразиться с этим… этим чудовищем… А не спасаться от него бегством!

Пинноса подняла руку, требуя, чтобы Кунорда замолчала.

– Хватит, ты уже высказалась…

Пинноса не успела закончить свою фразу, как Эмбер снова заговорила, но уже спокойным, тихим голосом. Кунорда все еще не могла справиться со своими эмоциями, и ей пришлось постараться, чтобы взять себя в руки и найти в себе силы снова переводить.

– Она благодарит вас за подарок. Она говорит, что он всегда будет напоминать ей о нас, о том, что мы ей не приснились. – С этими словами Кунорда отдала честь старшим офицерам, взяла Эмбер под руку и вышла.

Урсула, пряча глаза от суровых взглядов Пинносы и Бриттолы, встала и подошла к Олеандре, молча стоявшей возле окна. В комнате повисла напряженная давящая пауза, каковой принцесса часто пользовалась для управления сложными ситуациями. Олеандра, которая видела, как ее хозяйка с детства добивалась своего при помощи такой тишины, не сдержала улыбки.

– Прошу прощения, Госпожа…

Урсула повернулась и метнула в ее сторону гневный взгляд, но Олеандру было не так легко смутить.

– Раз мы собираемся отступать до появления здесь гуннов, не пора ли мне приступить к сборам?

–  Помолчи! – одернула ее Урсула.

– Да, Олеандра, – вступила Пинноса. – Ты права. Нам как раз пора приступить к сборам. А начнем мы их с принятия решенияоб отступлении!

Урсула повернулась к Пинносе, и они целую вечность сверлили друг друга недобрыми взглядами.

Не в силах выносить такое открытое проявление враждебности между двумя добрыми подругами, Бриттола тихо спросила:

– Что заставило тебя сказать, что мы отбываем в Британию? – Она поймала взгляд Урсулы. – Теперь в этомзаключается Божья воля?

Урсула вздохнула, опустила глаза и, глядя на огонь, медленно и взвешенно стала все объяснять.

– Сейчас речь идет не о Божьей воле. Нужно принимать во внимание, какая сложилась ситуация. Эти гунны не являются врагами Британии и Первого Легиона Афины. Если мы покинем Галлию, они тоже уйдут отсюда. Я считаю, что мы должны оставить нашего истинного, римского врага, который привел гуннов, чтобы опустошить эти земли, наедине со зверем, выпущенным им на волю. Пусть Дом Феодосия сам расхлебывает то, что заварил.

– Если мы уйдем сейчас, – парировала Пинноса, – все скажут, что мы бежали от врага, как трусы. Что мы не выполнили своего долга, не защитили Рим от варваров. Если мы уйдем сейчас и бросим людей, живущих вдоль Рейна, на растерзание Мундзуку и его орде, то позор покроет наши знамена, а Дом Феодосия одержит над нами и всей британской армией полную и окончательную победу! Если мы уйдем сейчас и не выполним свой долг, то все, чего мы добились, все, за что так долго и тяжело боролись, – все пойдет насмарку! – Пинноса с размаха ударила кулаком по столу. Ваза с фруктами, стоявшая в центре стола, подскочила, и на пол полетели свежесобранные яблоки.

– Все, чего мы добились… все, к чему мы стремились… – передразнила ее Урсула. – Того, за что мы так долго и тяжело боролись… больше нет! Мы ничего не добились! – Она тоже ударила кулаком по столу. Яблоки снова посыпались на пол.

Две разъяренные молодые женщины стояли друг напротив друга, опершись о края стола. Они могли бы дотянуться друг до друга руками, но предпочитали сверлить друг друга гневными взглядами. Между ними катались фрукты, случайные посредники их поединка.

– Но это же неправда, Урсула! – грустно сказала Бриттола, нарушив напряженное молчание.

Урсула и Пинноса медленно повернулись и посмотрели на нее. Бриттола держала в руках крест – как всегда, когда ей нужно было успокоиться.

– Это неправда. Мы создали великолепную армию из женщин, борющихся за порядок и защищающих мир. – Она умоляюще посмотрела на обеих и продолжила: – А теперь я могу обратиться к вам как к высшему командному составу Легиона и попросить вас обдумать тщательно и спокойно план нашего отступления? Теперь вам не к кому обращаться за приказом, и над вами нет высшей власти, кроме Бога. Можно ли мне еще предложить помолиться перед тем, как принять решение?

Урсула и Пинноса вздохнули и стали ходить по комнате. Урсула отошла к окну, Пинноса – к камину.

Первой молчание прервала Урсула. Ее голос был слаб, почти не слышен.

– Я… я признаю, что наш долг еще может оставаться невыполненным… что мы могли бы остаться здесь… защитить этих людей… может, даже сразиться, остановить это зло, которое приближается к нам с каждым днем. Но к тому же я чувствую… что у нас есть еще один долг… важнее… долг по отношению к женщинам Первого Легиона. Теперь, когда Конс… я хочу сказать, когда мужчины…

–  Забудь ты о мужчинах! – Пинноса резко развернулась и сделала пару широких шагов к Урсуле. – Они мертвы!

Урсула поморщилась, будто эти слова словно нож вошли в ее сердце. Увидев ее реакцию, Пинноса повторила их снова.

– Они мертвы! – Она обошла вокруг стола и схватила Урсулу за плечи. – Но ведь еще до того, как они погибли, ты же знала, что Великого похода не будет?

– Нет, я… – Урсула вырвалась из рук Пинносы и отвернулась.

– Ты знала о том, что Первый Легион Афины уже обрел свое истинное предназначение – защищать границу. Ведь так?

Урсула со страхом посмотрела на Бриттолу, будто ребенок, испугавшийся, что его поймают на шалости.

– Ну, я…

–  Ведь так?

Урсула молила Олеандру взглядом о помощи, но старая служанка, онемев от изумления, могла лишь наблюдать за развернувшейся перед ней сценой. Урсула снопа посмотрела на Бриттолу. Потом на Пинносу. Потом снова на Бриттолу.

– Да, – прошептала она наконец.

– И теперь в глубине душиты знаешь, что должен делать Первый Легион. – Урсула снова попыталась освободиться от хватки Пинносы, но та лишь крепче сцепила пальцы. – Я права?

Урсула кивнула.

– Тогда давай позовем сюда остальных и начнем составлять настоящиепланы действия, – с этими словами Пинноса направилась к двери.

– Нет, подожди!

Пинноса остановилась и повернулась к ней.

– Все не так просто. – Урсула сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Тебе кажется, что мы должны поступить именно так, и я… – Она робко шагнула к Пинносе. – Я могла быс тобой согласиться. – Она сделала второй шаг. – И в обычных обстоятельствах, все, что бы мы с тобой ни решили, – было бы выполнено. Но на этот раз так нельзя.

Пинноса и Бриттола выглядели смущенными и удивленными.

– Мы с тобой не можем принять этою решения за всех, – продолжала Урсула. – Я не поведу против гуннов ни одной женщины, в душе сожалеющей, что не вернулась домой, в Британию. Эти гунны представляют собой серьезного и страшного противника. С таким наша армия не встречалась еще ни разу. И я не стыжусь признаться, что боюсь их. Очень боюсь. Первый Легион может попытаться их одолеть, но… у нас очень мало шансов.

Она помолчала, чтобы дать собеседникам возможность обдумать сказанное.

– Я хочу вести только такую армию, которая пойдет за мной осознанно и по своему желанию, понимая, на что она идет, – мрачно добавила она. Она снова посмотрела на пустую площадку для парадов. – Я дам Первому Легиону возможность самостоятельно сделать выбор. Каждая из них, командир или простой легионер, должна сама выбрать свою судьбу. Посмотрим, права ли была эта девочка из Лондиния насчет того, чего они действительно хотят. Я буду искать добровольцев.

Пинноса и Бриттола с изумлением переглянулись. Потом Пинноса медленно кивнула.

– А если они сами вызовутся, – тихо продолжала тем временем Урсула, – на то, чтобы пойти на Мундзука и его орду… Тогда у меня, кажется, есть план, который… может… сработать… – Она замолчала, но всем уже было ясно, что ее ум снова занят размышлениями. Подруги уже надеялись, что она обдумывает новый дерзкий план действий.

Удовлетворенная завершением разговора, с решительной задоринкой в глазах, Пинноса сделала знак Бриттоле и тихо вывела ее из зала.

XIV

На рассвете следующего дня Урсула созвала офицеров Первого Легиона. Она приказала собрать весь Легион в парадной форме для важного объявления. После того как она распустила командиров, к ней пришла Марта и сказала, что часть кавалерии уже выехала на патрулирование и собрать весь Легион можно будет только вечером.

Несколько раздосадованной Урсуле пришлось смириться, и она позволила Бриттоле развлекать себя на протяжении всего дня. Утром они составили доклады и Британию и для принца Йовина. Его войско находилось в сомнительном положении, поскольку представляло собой предмет крайнего интереса для Железного кулака и его итальянской армии.

В полдень к подругам присоединилась Кордула. Они обсудили возможные резервные планы и распоряжения относительно складов продовольствия и арсенала, в зависимости от решения Легиона. Затем, как раз перед наступлением вечерней службы, к ним зашла Марта и сказала, что весь Первый Легион собрался в полном составе и готов выслушать Урсулу.

– Наконец-то! – пробормотала она, идя по длинному, украшенному колоннами коридору. Она все еще поправляла свой шлем и султан, когда перед ней медленно открылась дверь на площадку для парадов. Стоило ей переступить порог и взглянуть перед собой, как открывшееся зрелище заставило ее затаить дыхание. Урсула была настолько потрясена, что Бриттоле пришлось мягко подтолкнуть ее к ступеням, ведущим к подиуму командующего.

Она медленно вышла вперед и оглядела свой Легион – весь, от кавалерии до пехоты, одетый в новую белую форму, будто отражавшую в зеркале ту, в которую были одеты Марта, Бриттола и она сама. Вечернее летнее солнце, освещавшее ряды войска сбоку, создавало иллюзию того, что все они из только что отшлифованного серебра.

Урсула замерла, наслаждаясь этим прекрасным зрелищем. Тут прозвучал сигнал трубы, и Легион замер по стойке «смирно». Все одиннадцать когорт велитов выстроились перед ней ровными рядами. За ними так же ровно стояла кавалерия. Перед каждой когортой стояли знаменосцы и офицеры. Слева от Урсулы, лицом к основным силам, стоял авангард кавалерии. Они выстроились двумя рядами и, сидя верхом, держали мечи прижатыми к панцирям. Перед авангардом стояли старшие командиры Легиона, к которым уже присоединились Марта и Бриттола.

Не хватало лишь командующего кавалерии. Как только Урсула обратила на это внимание, прозвучал второй сигнал трубы, и Пинноса появилась на дальнем конце площадки. Она ехала верхом на Артемиде и вела Быструю под уздцы. Как и все остальные, Пинноса была одета в белоснежную форму. Урсула не смогла скрыть своего потрясения.

Площадка погрузилась в абсолютную тишину. Слуги, собравшиеся на противоположной от старших командиров стороне, не издавали ни звука. Даже птицы замолкли. Словно само время скомандовало миру «смирно» перед принятием такого важного решения.

Незаметным движением Пинноса послала Артемиду вперед. Слышен был только цокот лошадиных копыт по неровным камням мостовой. Когда они подъехали, Урсула спустилась со ступеней. Пинноса подвела к ней Быструю. Приготовившись сесть на свою гордую серую кобылу, Урсула посмотрела на Пинносу и понимающе улыбнулась. В ответ Пинноса притворно придирчиво осматривала свою новую форму. Сделав вид, что обнаружила на ней пылинку, она театральным жестом сняла ее с себя, оттопырив мизинец.

Урсула тихо рассмеялась и села на лошадь.

Сначала они направились к старшим командирам и авангарду, потом проехали вдоль всех одиннадцати когорт и, завершая парад, вернулись на то место, откуда его начали. Когда они проезжали мимо своих легионеров, знаменосцы поднимали в воздух свои стандарты, и вся когорта салютовала.

К тому времени, когда смотр подошел к концу, солнце уже садилось и тени становились длиннее. Урсула с Пинносой верхом поднялись на подиум, чтобы обратиться к Легиону с речью. Вход в казармы смотрел на запад и обычно первым скрывался в тени. Но сейчас, когда Урсула и Пинноса развернули своих лошадей так, чтобы встать лицом к Легиону между двумя фронтальными колоннами, на них вдруг упал луч угасающего солнца, и всем, кто их видел, показалось, что они окутаны чудесным мерцающим сиянием. Зрелище было настолько удивительным, что многие слуги обменялись тихими восклицаниями, а одна из них ясно произнесла: «Они похожи на богинь на вершине Олимпа!»

– Женщины Первого Легиона Афины, я приветствую вас! – крикнула Урсула. Ее голос, усиленный каменными стенами портика, был слышен во всех уголках площади для парадов. Она широко повела рукой, будто охватывая этим жестом всех присутствовавших. – Первый Легион Афины – бесспорно, самый величественный Легион во всей Римской армии! Вы истинно лучшее, что есть у Британии! И сегодня, глядя на нас во всем вашем великолепии, я вижу, что вы стали маяком, дающим свет в эти темные дни! Вы тот свет, который заставляет наших врагов спасаться бегством, чтобы не сгореть! Вы… – Урсула замолчала, не в силах сдержать охватившие ее чувства. Она посмотрела вниз и увидела, что Бриттола тоже с трудом боролась со слезами.

– Могу я обратиться к Легиону? – тихо спросила Пинноса, с улыбкой наклонившись к Урсуле. – По-моему, мне удастся сэкономить время.

Урсула посмотрела на свою подругу и кивнула.

– Женщины Первого Легиона! Вы все знаете, зачем вас сюда позвали. Ваш Легат желает поделиться с вамп своими мыслями о том сложном положении, и котором мы все оказались. И я хочу призвать вас показать ей, как вы доверяете ее решению! – Она оглянулась и ободряюще улыбнулась Урсуле. – Те из вас, кто желает вернуться в Британию, с сохранением всех знаков отличия и чести, выйдите из строя и встаньте слева от меня. Те, кто желает рискнуть сноси жизнью в защиту народа Галлии и Германии и прогнать из этих земель поганые орды Мундзука, разоряющие дома и сеющие смерть, – поднимите ваши мечи!

Урсула хотела запротестовать, сказав, что Пинноса не объяснила женщинам всей сложности ситуации. Она хотела предупредить, что столкновение с гуннами очень опасно и может стоить им жизни. Она должна была убедиться в том, что они понимали, что возвращение домой в этом случае не могло расцениваться как трусость и что это можно было сделать безо всякого стыда.

Но еще до того, как она успела что-то сказать, весь авангард, включая командиров, мечи которых уже были обнажены, поднял их к небу. В это же время со всех концов площадки для парадов послышался скрежет вынимаемых из ножен мечей. И внезапно воздух над головами оказался заполнен поблескивавшими в предзакатном свету мечами. Ни одна женщина не встала слева от Пинносы. Легион выразил свое мнение единогласно.

Урсула глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и заговорить громче.

– Женщины Первого Легиона, приветствую вас снова! Вы показали свою доблесть и силу, вашу организованность и честь. Вы показали свою готовность сражаться за правое дело, исправить чужие ошибки! – И она снова замолчала, чтобы навсегда запомнить это прекрасное мгновение. – Теперь я отправлюсь вместе с вашими командирами, чтобы составить план действий. Сейчас отдыхайте, помня о том, что мы сделаем все, чтобы избежать ненужных жертв и избавить эти земли от мучительного присутствия гуннов!

Она посмотрела на Пинносу, и они обменялись широкими улыбками.

– Женщины Первого Легиона Афины! Я горжусь вами!

И они ответили единодушным мощным «УРРА!»

Звонкий крик одиннадцати тысяч голосов наполнил казармы и полетел дальше. Он напугал жителей Кельна и даже донесся до франков и алеманов, разбивших лагерь на побережье реки.