Текст книги "Тайна короля Якова"

Автор книги: Филип Депуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

23

Мощеная дорожка оканчивалась аркой в стене. Стена была высотой футов четырнадцать, арка – в половину ее высоты. За воротцами Тимон увидел маленький ухоженный садик с несколькими скамьями посередине. Скамьи окружали пруд около пяти футов в поперечнике, еще не совсем оттаявший. Стайка вьюрков осторожно пробиралась по льду к воде. Вокруг прудика правильными кругами были высажены кусты бирючины разных видов. От них расходились четыре цветочные клумбы в форме трапеций с вогнутой стороной, повторяющей изгиб центрального круга. На клумбах густо цвели крокусы.

Войдя, монах и ученый сразу проследовали к скамьям.

– Пройдет меньше месяца, – чуть срывающимся голосом заговорил Чедертон, – и место крокусов займут тюльпаны и гиацинты. Весной же, как знать, что высадит здесь наш садовник? В прошлом году – настурции!

– Боюсь, что пристрастие английского медведя к оформлению садов в таком стиле способствует настороженному отношению к нему в других странах мира.

– Вы в самом деле так думаете? – заинтересовался Чедертон.

– Подобное насильственное отклонение природы от естественного ее порядка, – отвечал Тимон, – всякому внушает подозрение. В этом видится аллегория вопроса: что еще может сделать Англия, чтобы подчинить мир своему закону?

Чедертон застыл на месте.

– Вы говорите как итальянец!

Тимон тоже остановился.

– Прошу прощения?

– Я пятьдесят лет изучаю языки. Ваш выговор почти безупречен, но вы не англичанин. Любопытно, известно ли это обстоятельство декану Марбери.

– Не могу сказать, что известно декану Марбери, – хладнокровно возразил Тимон, – однако вопреки всей вашей учености могу сообщить, что мой отец, когда я был очень молод, находился на дипломатической службе. Годы, когда формируется личность, я провел в Генуе. Едва ли это превращает меня в итальянца, хотя и могло сказаться в моей речи – и в моих взглядах на садовое искусство.

– Хороший ответ, – хмыкнул Чедертон. – Не знаю только, можно ли ему верить.

– Едва ли в данный момент это существенно. У нас есть более важные темы для обсуждения.

– Хотел бы я быть уверенным…

– Тогда начну я. – Тимон повернулся к ближайшей скамье.

– Да, – немедленно согласился Чедертон, – может быть, вы расскажете мне, что навело вас на мысль…

– Лайвли незадолго до смерти показал мне очень древний список Евангелия от Луки – доказывающий, что самое имя Спасителя на протяжении тысячелетий передавалось неверно.

– Понятно, – вздохнул Чедертон. – У меня все началось с верблюда.

Он с довольным видом опустился на скамью. Тимон остался стоять, ожидая продолжения.

– Вам, вероятно, знакомо предостережение Господа, что легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому – в царствие небесное?

– Евангелие от Матвея, глава девятнадцатая, стих двадцать четвертый.

– А вы никогда не задумывались о необычности этого образа? – улыбнулся Чедертон.

– Мне казалось, Господь хотел образно выразить невозможность…

– Нет, – отрезал старый ученый. – Нигде в Писании Он не использует столь искусственных метафор. Его образы просты и аналогии естественны. В этом – красота Его слова. Только этот пассаж бросает вызов чувствам. Я еще в ранней молодости заметил, что здесь что-то не так.

– Но…

– И обратился к греческому оригиналу свидетельства святого Матвея. И обнаружил, дорогой мой брат Тимон, что в первом Евангелии говорится «камилос», а не «камелос».

Тимон не смог сдержать резкого вздоха.

– «Камилос» – канат, «камелос» – верблюд.

– До нелепости простая ошибка. Я так и вижу согбенного монаха в темной келье, с единственной свечой на столе. Он работал за полночь, перед глазами все расплывается, он принимает «е» за «i» – и в нашу Библию вводится образ, куда более взывающий к странным мечтам, чем слова Христа.

– Легче канату пройти в игольное ушко, – повторил про себя Тимон. – Такова метафора мессии.

– Конечно, ошибки такого рода достаточно невинны. Но с тех пор я начал задумываться. А когда я задумываюсь, у меня разыгрывается аппетит. А когда у меня разыграется аппетит…

– Разве не доказывали, что выражение «игольное ушко» относится к узким воротам в городской стене Иерусалима? – припомнил Тимон.

– Марк использует слово «рафик», Лука – «белой». Оба обозначают швейную иглу, а не архитектурное понятие. Да и к чему это объяснение, если Спаситель сказал «канат», а не «верблюд»?

– Да… – Тимону не стоялось на месте. Он начал бесцельно расхаживать перед скамьей.

– Такое открытие – одна буква из целого океана слов – бросило мне вызов, – продолжал Чедертон. – Откуда мне было знать, что я открываю дверь, которая захлопнется за моей спиной? Я тридцать лет блуждаю в лабиринте сомнений.

– Потому что обнаружили другие ошибки – не столь невинные. – Тимон приостановился. – По словам Лайвли, ваша группа обнаружила более пяти тысяч ошибок перевода. Он сказал, они восходят еще к Никейскому собору.

– Многие из моих ученых собратьев забывают, – устало, опустив взгляд в землю, заговорил Чедертон, – что Никейский собор был своего рода полем битвы. В 325 году, когда проходил этот собор, христианская церковь не многим отличалась от очередной секты иудаизма. Тогда были приняты некоторые ошибочные решения. Многие из документов, которые остались у нас, порождены тем расколом. Многие были уничтожены. Другие спрятаны почитавшими их людьми – мужчинами и женщинами. Никейский собор определил путь церкви. Я думаю, она увела нас от Христа.

– Вы говорите как протестант, – усмехнулся Тимон. – Основной целью Никейского собора было определить истинную природу Христа, а не уничтожать тексты Библии.

– Постарайтесь осознать масштаб события, – настаивал Чедертон. – Определяя природу Христа – был ли он чисто духовной сущностью или телесным созданием, – собор создал фильтр. Фильтр, отцеживавший идеи. Придя к решению, что Христос был человеком и обладал телом, которое умерло и восстало из могилы, они отсекли добрую половину христианских учений.

– Половину, которая полагала Христа духовной сущностью, – кивнул Тимон. – Половину, которая находила мысль об оживлении мертвой плоти языческой и отвратительной. Они понимали воскресение в мистическом смысле.

– Из этой половины и происходят потаенные тексты.

– Вы изучили их все.

– И считаю, что они более точны, – с горячностью подхватил Чедертон, – и более верны Слову Божьему, чем те Библии, которые ныне в обращении. Папы преднамеренно утаивают от нас тайные учения!

Тимон не успел ответить, потому что кто-то выбежал в сад из-под арки.

24

– Брат Тимон! – крикнула тень.

Тимон не поверил своим ушам.

– Энн?

Девушка бежала так быстро, что черный плащ веером стелился за ней. Ветер, сбив капюшон, открыл бледное лицо, маску отчаяния.

– Идемте! – потребовала она, остановившись у внешнего круга живой изгороди и устремив на мужчин умоляющий взгляд. – Отец в конюшне. Он в ужасном состоянии. Что-то страшное… идемте же!

Не дожидаясь ответа, она развернулась и помчалась обратно, явно не сомневаясь, что Тимон последует за ней.

Он повернулся к Чедертону.

– Идите, – кивнул старик. – Вы ведь говорили, что Марбери только прошлой ночью уехал в Лондон? Если он вернулся так скоро и Энн в таком отчаянии – случилось что-то серьезное. Я поспешу за вами, насколько позволят мои кости.

Тимон кивнул и пошел за девушкой. Выходя из сада, он увидел, как Энн бежит поперек каменных дорожек к конюшням, и бросился следом.

Оба очертя голову пронеслись между высокими зданиями, мимо голых деревьев, через мощеный двор, окружавший конюшни. Двор этот представлял собой круг всего ста футов шириной, открытый с двух сторон для входа и выхода. В каждой половине круга стояло четыре низких здания конюшен, не больше восьми футов высотой. Среди них выделялось одно, более высокое. Это был каретный сарай со странным девизом над входом. Дерево построек побелело от времени и явственно пахло свежим сеном и старым навозом. Этот запах, ударив в ноздри Тимона, пробудил глубоко скрытые воспоминания.

В большей части конюшен, судя по тишине, было пусто, но в каретном сарае шумели. Энн, задохнувшись, остановилась в нескольких шагах перед открытой дверью. Тимон увидел за ней Марбери, распрягавшего лошадей.

– Декан Марбери? – окликнул он.

Тот застыл, словно окаменев. Потом, высунувшись наружу, быстро проговорил:

– Брат Тимон? Хорошо. Вы мне не поможете?

– Отец… – начала Энн.

– Пожалуйста! – рявкнул тот. – Третий раз прошу! Не входи!

– Вам помочь с лошадьми? – спросил озадаченный Тимон.

– Господи! – бросил Марбери, выходя во двор. Энн быстро попятилась.

– Дочь, – от звука его голоса застывал воздух, – будь так добра сходить за старшим конюхом. Он нам понадобится. Брат Тимон, вы нужны мне внутри.

– Но с тобой все хорошо? – не отставала Энн. – И где Том?

При упоминании этого имени силы, казалось, покинули декана. Он ссутулился и закрыл глаза.

– Разве не он вез тебя? – спросила она чуточку тише.

– Он. – Марбери всхлипнул.

– Что с ним? – прошептала она.

Декан, не находя слов, кивнул в сторону кареты.

Тимон вошел в сарай, ощупал руками борт кареты и отыскал ручку. Повернул ее и открыл дверь.

Даже в полутьме он сразу увидел, что живых в карете нет. Кроме того, краем глаза он видел, что Марбери с необъяснимым вниманием наблюдает за ним.

– Можно говорить свободно? – спросил он, чуть заметно кивнув на Энн.

– Там, в карете, Том? – леденящим голосом спросила девушка.

Марбери кивнул, не сводя взгляда с лица Тимона.

– А кто второй? – спокойно спросил тот.

– Еще и второй! – перебила Энн.

– Разве вы не видите, кто он, брат? – Марбери не двинулся с места.

Тимон подошел вплотную к карете и широко распахнул дверцу. Луч солнечного света пробрался во мрак, окружавший тела. Он светил не ярче свечи, но позволял рассмотреть черты убитого.

Тимон нагнулся – и не успел сдержать резкого вздоха, узнав лицо.

Марбери сложил ладони на груди и сцепил пальцы.

– Не знаю, что заставило меня предположить, что он вам знаком. Я рисковал – или не совсем рисковал. У меня случаются проблески интуиции.

Тимон выпрямился, плотно сжав губы.

– И сейчас она вас не обманула. Я действительно знаю этого человека. Это Пьетро Деласандер – наемный убийца.

«Правда обезоруживает подозрения, – рассудил он. – Хотя, пожалуй, лучше не упоминать, что этому ремеслу убитого обучал я».

– Наемный убийца? – взорвалась Энн. – Что произошло? Я требую… Том! – Она бросилась вперед.

Марбери поймал ее за плечо.

– Он мертв.

– Как и Пьетро Деласандер. – Тимон вздохнул. – Какая жалость. Он мог бы многое нам рассказать.

– Он покончил с собой, – выпалил Марбери. И тут же пожалел о своих словах.

– С чего бы? – Тимон внимательно разглядывал труп. – Расскажите мне все. И у меня тоже есть новости. В ваше отсутствие случилось прискорбное происшествие.

– Энн, – ровным голосом проговорил Марбери, меряясь взглядом с Тимоном, – теперь ты понимаешь, зачем нам нужен старший конюх. Пожалуйста, найди его и приведи сюда.

Энн хорошо изучила интонации отца и поняла, что этот приказ обсуждению не подлежал. Она молча повернулась и пошла к комнате старшего конюха.

Как только она вышла, Марбери взялся за кинжал. Он приближался медленно, словно собирался вместе с Тимоном осмотреть тела. Внезапно рука его метнулась к глотке Тимона, клинок блеснул в тусклом свете, и холодное лезвие прочертило тонкую красную черту по горлу.

– Кто вы такой? – из горла декана вырывалось гортанное звериное рычание. – Что вы делаете в моем доме? Зачем пытались отравить меня в Хэмптон-Корте?

– Меня зовут брат Тимон, – невозмутимо ответил тот. – Вы меня наняли. Я не пытался вас отравить. А если вы не уберете нож от моего горла, мне придется оставить Энн сиротой, что не доставит мне удовольствия.

Марбери ощутил резкую боль в солнечном сплетении и взглянул вниз. Тимон держал кинжал длиной с предплечье мужчины. Его острие прорезало дорогой дублет Марбери и проткнуло кожу под ним.

– Под таким углом, – продолжал Тимон, – клинок пройдет под ребрами прямо в сердце. После этого я одним поворотом кинжала смогу рассечь его пополам. Полагаю, сердце продолжит качать кровь и наполнит грудную полость таким количеством крови и так быстро…

– Хватит! – рявкнул Марбери, отступая на шаг и пряча нож. Когда он снова опустил взгляд, то уже не увидел кинжала Тимона.

– Приходится предположить, что ваше путешествие в Лондон было не из приятных. – Тимон вздохнул. – Вы возвратились бледнее смерти и с двумя трупами в королевской карете. Ясно, что вы изнемогаете от усталости и к тому же перенесли отравление. Только поэтому я извиняю вам временное отступление от хороших манер. Хотя, заверяю вас, вы единственный, кто остался в живых после того, как держал клинок так близко к моему телу. Я не вполне понимаю, почему пощадил вас. Я питаю необъяснимую склонность к Энн и не слишком желательное уважение к вам. А может быть, дело в запахе конюшни. Минуту назад он напомнил мне давно забытый дом моего детства. Кто знает? Последние дни вообще озадачивают меня. Я не в себе. И, кстати, здесь случилось еще одно убийство.

25

Из Марбери словно вышибли дух. Чтобы удержаться на ногах, он уцепился за опорную балку.

– Предлагаю, прежде чем снова пытаться убить друг друга, обсудить несколько вопросов, – закончил Тимон. – Но вот и Энн. Быстро она обернулась!

Марбери чуть развернулся и увидел, что Энн тащит за рукав старшего конюха. Девушка бежала уже не так стремительно.

– Еще одно убийство? – прошептал Марбери. – Здесь?

Тимон шагнул мимо него и вышел на свет.

– Вы – старший конюх?

Человек, которого привела Энн, был одних лет с Тимоном, но выглядел старше. Он совсем облысел и горбился так, словно нес на спине лошадь. На нем была одежда цвета соломы и глины, а руки напоминали дубленую кожу. Багровое лицо ничего не говорило о его характере, но в глазах светились ум и сдержанная сила. Тимон догадывался, что этот человек редко дает окружающим их почувствовать.

– Я старший конюх, – одышливо проговорил он, двигаясь мимо Тимона к терпеливо ждавшим у него за спиной лошадям. – Ланкином зовут.

– Ну, Ланкин, – начал Тимон, – мы в некотором затруднении. Мы вынуждены призвать вас к полному молчанию. Декан Марбери возвратился из Лондона с весьма неприятным грузом.

– Том погиб, – всхлипнула Энн, – и в карете еще один мертвый.

Ланкин остолбенел.

– Том?

– Я предпочел бы сообщить это известие несколько мягче, – строго заметил Тимон, бросив взгляд на Энн, – но факты именно таковы.

– Что он сделал? – воскликнул Ланкин.

– Я, – начал Тимон, – еще не знаю подробностей…

– На обратном пути на нас напали, – сдавленно прохрипел Марбери, выбираясь из конюшни. – Тот человек в карете застрелил Тома. Если бы не воля Провидения, он бы и меня застрелил.

– Давайте пока отложим подробности, – прервал рассказ Тимон, думая про себя: дочерям и конюхам все знать необязательно.

– Да, – тихо согласился Марбери. – Вы позаботитесь о теле Тома, Ланкин? Второго вытащим мы с братом Тимоном.

– Тело Тома, – тупо повторил Ланкин, как видно, не в силах осознать полного значения этих слов.

– Я помогу. – Энн ласково тронула конюха за плечо.

Никто не успел ее остановить – девушка протиснулась мимо отца и заглянула в карету.

– Мисс… – нерешительно начал Ланкин.

– Нам понадобится простыня, чтобы нести тело, – объявила она, – и я бы не отказалась от передника, чтобы прикрыть платье. Тут много крови. – Она разогнулась и оглядела стены конюшни.

Ланкин, осмыслив сказанное, моргнул и отправился обратно, бормоча:

– Простыню…

Марбери смотрел на дочь, будто видел ее впервые.

Тимон снова зашел в сарай.

– Кажется, я видел в углу кожаный передник коновала. Он подойдет?

– Где? – спросила Энн.

Тимон прошел к задней стене сарая, нагнулся и вытащил искомое из кучи сена, тряпья и фартуков.

– Этот?

– Спасибо, – просто ответила Энн, деликатно принимая от Тимона темно-коричневый фартук. – Он хотя бы прикроет мне юбку.

– Энн, – беспомощно заикнулся Марбери.

– А теперь мы с вами вытащим труп Пьетро, – перебил его Тимон. – Тогда Энн и конюху легче будет вынести Тома.

Марбери протер глаза ладонями, шумно выдохнул и кивнул. Энн отошла, накидывая через голову жесткий, слишком большой для нее фартук. Тимон, подойдя к карете, без церемоний просунул руки под мышки мертвеца. Марбери поспешил к нему на помощь, зашел с другой стороны, брезгливо откинул дверцу и ухватил Пьетро за лодыжки. Пауза затягивалась, и Тимон прервал ее предложением:

– Вы тяните на себя, а я проберусь через карету и выйду с вашей стороны. Положим его на солнце, чтобы лучше рассмотреть.

К тому времени, как вернулся конюх, Тимон с Марбери уже вытащили труп из кареты и волокли его к освещенному участку двора.

Энн с Ланкином приступили к своей невеселой задаче более нежно. Тома завернули в простыню, перевязали ее и подняли тело мальчика как в гамаке.

Марбери с Тимоном, отдуваясь, стояли над трупом.

– А что теперь? – неуверенно спросил декан.

– О чем вы? – Тимон сглотнул.

– Что делать с телами?

– Подготовим тело Тома для похорон, достойных верного слуги короля, – проговорил Тимон достаточно громко, чтобы его слова хорошо расслышали Энн и Ланкин. – А этого осмотрим. – Он пнул ногой тело.

– Осмотрим?

– Ланкин, – обратился Тимон к конюху, – можно ли устроить, чтобы нас с деканом Марбери в течение часа никто не беспокоил?

Энн с Ланкином показались из темноты конюшни со своей закутанной в саван ношей. Они бережно опустили мальчика, в солнечном луче простыня слепила белизной.

– Мне все равно нужно кое-что сделать для Тома, – вздохнул Ланкин. – И я надеюсь, что вы про слугу короля не зря сказали. Том не так много видел в жизни – хорошо бы ему хоть по смерти узнать почет.

– Я лично позабочусь об этом, – заверил Марбери.

– Хорошо. – Ланкин хлопнул себя по бедрам. – Тогда, мисс Энн, думаю, нам надо принести вещи Тома из его каморки.

Энн кивнула, снимая кожаный передник.

– Но я должна услышать все еще до ночи!

Марбери тяжело вздохнул.

Энн и Ланкин ушли. Едва они скрылись за углом, оттуда послышался голос Ланкина, громко приказавшего, очевидно, своим помощникам не соваться во двор. Мальчишки, несомненно, обрадовались известию, что в это утро работы будет куда меньше обычного.

– С чего начнем? – громко спросил Тимон.

– Кто из переводчиков погиб? – прошептал Марбери.

– А, это. – Тимон прикусил верхнюю губу. – Убит мастер Лайвли. Его тело найдено в таком же состоянии, как тело Гаррисона.

– Лицо изуродовано? – ахнул Марбери.

– Да, хотя, по-видимому, не так жестоко, как у Гаррисона. Лайвли можно узнать. Еще вам стоит узнать, что доктор Сполдинг принял власть с самоуверенностью человека, совершенно не понимающего, что ему предстоит, и решился обвинить в убийстве доктора Чедертона.

– Отец небесный! – Марбери привалился к стене сарая.

– Как и у Гаррисона, – небрежно продолжил Тимон, – во рту Лайвли оказалась записка. «Враг людей спасения использует любые средства».

– Что могут означать эти записки? – пробормотал Марбери.

– Это попытка что-то сообщить нам, но смысл их, возможно, понятен только убийце. Изуродованные лица жертв наводят на мысль о поврежденном рассудке.

– А тело Лайвли еще…

– Я перенес его в погреб Большого зала, – успокоил декана Тимон. – Теперь я хотел бы вкратце услышать, что такое случилось в Хэмптон-Корте, что вызвало у вас желание убить меня, и где вы обзавелись трупом знаменитого убийцы.

Марбери приложил все силы, чтобы сдержать дрожь в голосе.

– Наш король безумен, повсюду видит ведьм, Мария написала Евангелие, я был отравлен, потом на обратном пути меня преследовал этот Деласандер, который убил Тома и застрелил бы меня, если бы не мальчики, которые умирают с голоду в лесах за городской чертой Лондона.

Несколько долгих секунд Тимон разглядывал Марбери.

– Возможно, – предположил он, – лучше будет забыть о краткости и рассказать чуть подробнее.

– Прежде всего вы должны осмотреть этот мешок костей.

– Да… – Тимон посмотрел на останки своего ученика. – Это так.

– Вы не представляете, как мне нужны смена одежды, пригоршня воды в лицо и галлон бренди. – Марбери потянул носом, потер ладони и шагнул на солнце. – Мне следовало бы остаться с вами для осмотра тела, но я лучше пойду к себе и попробую собраться с мыслями. Приходите в мой кабинет, скажем, через час.

– После отравления вам нужно бы поспать всю ночь и хорошо поесть, хотя я согласен с идеей о хорошей порции бренди. Но время не ждет. Я бы предпочел встретиться с вами в погребе Большого зала через полчаса. Мне не терпится услышать, что сказал вам король, а вы, в свою очередь, весьма удивитесь, услышав, что узнал я за время вашего краткого отсутствия. Если ваши и мои сведения хоть отчасти сложатся, перед нами, думаю, откроется заговор, от которого содрогнется мир. Старинные заблуждения, разоблачение которых потрясет устои и, без преувеличения, изменит все, что мы знаем и делаем. Все.