Текст книги "Тайна короля Якова"

Автор книги: Филип Депуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

29

Видения пятилетней давности проходили перед глазами брата Тимона. Он лежал на кровати, откинувшись к стене, повернув голову так, чтобы прохладный камень охлаждал горящую щеку, и тяжело дышал. Глаза его сверкали, белки покраснели.

Он вернул в ящичек трубку и флакон, спрятал все и снова лег поперек кровати.

Вскоре его захлестнуло другое, еще более страшное видение. Он вспомнил, почему так обожгло память произнесенное недавно Лайвли имя Паджет.

Тимон закрыл глаза, чувствуя, как накатывает воспоминание. Он комкал одеяло, но не мог отогнать того, что вставало перед мысленным взором. Первыми возникли прозрачные струи ночного дождя. А вот и он сам уже идет по улице Саутверка, где жил некий старик. Улица словно выступила из окружающего воздуха, Тимон шел мимо стен темных домов. Насколько он знал, названия у нее не было.

Он подошел к покосившейся темной двери, изъеденной червями. Постучать не успел – ему открыла женщина. Передник на ней повторял цвет дождя, морщинистое лицо было тусклым от грязи, глаза превратились в щелки. Мятый чепец прикрывал макушку. Руки загрубели и покраснели от работы. При виде Тимона она поморщилась, как от боли.

– Чего? – грубо спросила женщина.

– Я хотел бы повидать Роберта Паджета, с вашего позволения.

Он уже знал, что жители Лондона непривычны к вежливому обращению, и использовал их изумление к своей выгоде.

– Ни к чему это, – заявила женщина как ни в чем не бывало. – Если у него и остались деньги, они мои, слышите вы? Он задолжал мне за три месяца.

Она попыталась захлопнуть дверь перед носом у Тимона.

– Мне не нужны его деньги. Я хотел только спросить его…

– Да и нет у него денег, – твердила она.

– Вот видите, как хорошо, что я пришел не за деньгами.

Она застыла в дверях, медленно соображая. Из-под поношенного чепца торчали жирные волосы. Один глаз косил чуть в сторону.

– Пожалуй, можете войти, – проворчала она, отступая в дом. – Наверх по лестнице, первая дверь.

– Благодарю вас, – кивнул Тимон и постарался побыстрее протиснуться мимо. Ее дыхание пахло падалью, дней десять пролежавшей на солнце.

– Смотрите, не долго, – крикнула она вслед. – Ему нужно отдохнуть и приниматься за работу. Чтобы отработать мои деньги!

Тимон взлетел вверх по черной лестнице.

– Я его не задержу, – отозвался он уже от двери Паджета.

Знай он, что окажется за дверью, вряд ли решился бы войти.

Дверь со скрипом отворилась.

В комнате было темно – ни одной свечи. Темно, как в склепе.

Запах отбросил Тимона назад, словно удар кулаком в грудь. Здесь воняло болезнью, кислым элем, дешевым табаком, переполненным ночным горшком и страхом, от которого перехватывало сердце. Тимон закрыл ладонью рот и нос.

– Кто здесь? – Голос мало напоминал человеческий. Так могло бы ворчать умирающее животное.

– Роберт Паджет? – спросил Тимон, вглядываясь в ту сторону, откуда прозвучал голос, но не перешагивая порога.

– Закройте дверь, – каркнул Паджет. – Сквозит.

Тимон боялся подумать, во что превратит эту комнату полная темнота и отсутствие последней струйки воздуха.

– Кто вы? – устало спросил Паджет.

Услышав шорох простыней, Тимон попытался разглядеть кровать. Глаза немного привыкли к темноте, и он уже видел грузную тушу, ворочавшуюся на железной раме кровати в нескольких футах слева от него.

– Можно зажечь свечу?

– Нет у меня свечей. – Паджет вздохнул.

– И не будет! – крикнули из коридора.

Тимон резко развернулся.

Хозяйка беззвучно, как призрак, последовала за ним наверх. Ее голос гвоздем впивался в череп.

– Не будет тебе свечей, пока не заплатишь! – победоносно закончила она.

– Я заплачу за свечи, – поспешно вставил Тимон, копаясь в кошельке. – Вот вам фартинг, принесите несколько штук и кружку эля для мастера Паджета.

Она приняла деньги, постояла, соображая, что происходит, безнадежно махнула рукой и скрылась.

– Вы купили мне свечи и эль? – чуть бодрее заговорил Паджет.

– Да.

– Вы не представляете, – по-детски пожаловался старик, – какие долгие здесь ночи без единого огонька.

Тимон содрогнулся. Он слишком хорошо знал, как это бывает.

– Так какое у вас ко мне дело? – фыркнул Паджет. – Миссис Исам наверняка сказала, что денег у меня нет.

– Здесь можно куда-нибудь сесть? Стул?

– Нет, – отрезал Паджет. – Только моя кровать.

Миссис Исам появилась на верхней ступеньке с тремя свечами в одной руке и кружкой эля в другой. Деньги, как видно, придали ей проворства. Она прошла мимо Тимона, словно не замечая его, и сунула эль Паджету.

Он взял кружку и жадно припал к ней. Только тогда женщина повернулась к Тимону.

– Вот, – сказала она, подавая ему свечи. – Огниво на подоконнике. Я вернусь, если вы не уйдете через полчаса.

– Уйду, – заверил ее Тимон.

Она боком протиснулась мимо него и ушла вниз.

– Замечательная женщина, – съязвил старик и прикончил эль. – Господи, как же меня измучила жажда! Горел, как в лихорадке.

– Мастер Паджет, – негромко заговорил Тимон, – я – посланник его святейшества папы Климента Восьмого.

– Миссис Исам, – с неожиданной для столь ветхого тела силой взревел старик. – Вы впустили в дом католика!

– Заткнись, – взвизгнули в ответ откуда-то снизу.

Тимон пробрался к еле видному в слабом свете подоконнику, ощупью нашел огниво и зажег свечу. Огниво он сунул в карман.

Комната осветилась, и Тимон тут же пожалел об этом. Рядом с кроватью Паджета изливали через край свое содержимое три ночных горшка – единственные предметы обстановки.

Тряпье, на котором лежал старик, было грязным и рваным, в пятнах крови и нечистот. Груда вонючей ветоши прикрывала его ноги. Деревянные ножки кровати растрескались, и все сооружение с минуты на минуту угрожало рухнуть.

Из этого логова на Тимона скалилось лицо живого мертвеца. Кожа желтая, пористая и прыщавая. Глаза обведены красным, белков не видно. Не более десятка прядей седых волос, свалявшихся на багровой лысине. Под запекшимися губами виднелись серые зубы и почерневший язык.

Каждый вдох был для него подвигом Геркулеса; тусклый огонек свечи резал ему глаза. Все же старик нашел в себе силы сесть прямо и со злобным вызовом уставиться на Тимона.

– У вас находится документ, который вам не принадлежит, – сказал тот, приблизившись на шаг или два. – Хуже того, вы написали о нем памфлет.

– Я написал тысячу памфлетов! – взвизгнул Паджет.

– Но не таких. Вы незаконно приобрели документ и процитировали его. Документ начинается так: «Я блудница и святая…»

– Нет, – вырвалось у Паджета. – Он начинается: «Я первая и последняя. Я почитаемая и презираемая», а уж потом: «Я блудница и святая». [3]3
  Из апокрифа «Гром. Совершенный ум».


[Закрыть]

– Для кого вы купили этот документ? – спросил Тимон, пропустив мимо ушей поправку Паджета.

– Какое мне счастье привалило! – Паджет закашлялся. – Подойдите-ка сюда. – Он забарахтался в простынях, пытаясь стащить их с себя.

Тимон не двинулся с места.

– Идите-идите, – поманил его желтой отекшей рукой старик. – Я хочу помочиться на вас, а так далеко мне не достать. В моих глазах вы похожи на сточную канаву.

Тимон улыбнулся.

– Нет? – прохрипел Паджет. – Тогда навалите в отхожую яму и убирайтесь. Сами видите, как я нуждаюсь в деньгах. Полюбуйтесь на мой ночной горшок.

Тимон уже насмотрелся.

– Содержимое этих горшков для человечества полезнее всего, что мог бы сказать мне папа, – ласково, словно уговаривая внучка, проговорил Паджет.

Приступ кашля снова сотряс его тело. Изо рта вылетела ржавая мокрота. Оловянная кружка выпала из руки, скатилась с кровати и зазвенела об пол между двух горшков.

– Смотрите на меня хорошенько, вы, как вас там. Не зажигайте больше свечей, пусть останутся на потом. Но запомните меня. Вас это тоже ждет. Я – ваше будущее, рябое и разбухшее от невылившейся мочи, умирающее от жажды и безденежья. Жена меня бросила, девка сбежала с моими деньгами, мои дети шарахаются при виде меня. Таков удел человеческий.

Выплеснув желчь, старик совсем обессилел. Закрыл глаза и почти сразу захрапел. Из уголка его рта стекала жидкость цвета яичного желтка.

Тимон постоял, размышляя, в каком порядке действовать. Ему дали совершенно точное поручение, но этот человек никогда не скажет, где и как он раздобыл тайную рукопись. Пора переходить к следующей части задания.

Со свечой в руках Тимон обшарил комнату и отыскал прогнивший кожаный кошель. В нем, как он и ожидал, оказались листы бумаги, среди них – документ, за которым его послали.

Оставалось сжечь документ и убить его нынешнего владельца.

Он провел в этой адской комнате долгие минуты. Читал и перечитывал рукопись, пока не запомнил ее дословно. Текст был достаточно коротким, чтобы обойтись без колеса. И таким прекрасным, что ложился в память без усилий. Кажется, это было откровение Марии Магдалины, но эту мысль Тимон отложил в дальние тайники памяти.

К тому времени, как он закончил, храп Паджета напоминал раскаты грома. Тимон в три широких шага оказался у кровати, достал кинжал и перерезал старику глотку от уха до уха. Паджет не издал ни звука. Смерть наступила сразу. Густая бурая кровь вытекала из раны, как сок из гнилого граната. Эта рана стала первой из сотен смертельных ран, нанесенных Тимоном.

Он бросил запретную рукопись на грудь Паджету и поджег ее свечой. Потом поднес пламя к волосам мертвеца, к ночной рубахе и вонючим простыням. Огонь разгорался неохотно, но все же разгорался и уже опалял кожу.

Тимон вставил свечу в покрытую старческими пятнами руку Паджета и мгновенно оказался у входной двери.

Выйдя на улицу, он свернул к реке и впервые за четверть часа вдохнул полной грудью. Холодный воздух иголочками колол горло, и это было прекрасно.

Его преследовало странное чувство: как будто он разыграл сцену собственной смерти в театре без зрителей. Верно ли Паджет предсказал ему судьбу? Неужели и человек, называющий себя братом Тимоном, закончит жизнь столь же ужасно?

Вопрос неотступно вертелся в голове, словно назойливая муха.

Зачем убивать человека, который все равно не прожил бы и недели? Зачем сжигать документ? Что в этом документе было таким опасным для папы, чтобы посылать Тимона в Лондон с поручением убить человека и сжечь святое откровение?

Впрочем, все вопросы вскоре растворились в удовлетворении от хорошо проделанной работы.

«Мое первое убийство, – размышлял Тимон, выбираясь из грязных переулков на главные улицы. – Не так трудно, как мне представлялось. Убивать легко, если знаешь, что служишь орудием Господа».

30

К утру видения рассеялись. Ночные кошмары попрятались в свои логова. Одинокий жаворонок возвестил восход солнца.

Тимона разбудили тяжелые удары в дверь его кельи.

– Прошу вас, уходите, – выдавил Тимон. – Я сплю.

– Брат Тимон, это доктор Сполдинг, – ответил ему сердитый голос. – Вы должны немедленно выйти.

– Я творю утреннюю молитву, – пробубнил Тимон, отворачиваясь к стене.

– Полагаю, теперь я определил личность настоящего убийцы, – холодно настаивал Сполдинг.

Тимон облизал губы и открыл глаза, хлопая веками, как летучая мышь – крыльями.

– Мы, кажется, уже разыгрывали эту сцену? – Он попытался сесть. – Вчера утром вы уже приходили к моей двери с тем же… – Он осекся, испугавшись вдруг, что сходство ему почудилось или он спутал сон с явью.

– Вы откроете или нет? – прорычал Сполдинг.

– Дверь не заперта, – вздохнул Тимон. – Если вас сжигает желание побеседовать со мной, входите.

Дверь тотчас распахнулась. Комнату осветила свеча в руках Сполдинга. Свет лился и в высокие окна коридора. В самом деле утро.

Тимон сел, окунул руки в тазик, стоявший рядом с ночным горшком, и плеснул воды в лицо, от чего жажда только усилилась.

Сполдинг ворвался в комнату с энтузиазмом отряда стражников. Каким бы разбитым ни чувствовал себя Тимон, он понял, что гость одержим какой-то идеей. Глазки-бусинки были скошены к носу, а нос нацелен прямо на Тимона. Безупречное, гладкое одеяние только усиливало сходство гостя с воплощением Смерти.

– Встать! – скомандовал Сполдинг.

Тимон остался сидеть, прикидывая, сколько усилий потребуется, чтобы убить книжника, расчленить его тело и разбросать куски по Кембриджу.

– Слишком хлопотно на голодный желудок, – пробормотал он, протирая глаза.

– А? – не понял Сполдинг.

– Вы спасетесь благодаря вареному яйцу и глотку эля. – Тимон зевнул и наконец встал, возвышаясь над сутулым Сполдингом всеми своими шестью футами.

– О чем это вы говорите? – не отставал Сполдинг.

– Давайте обсудим вашу новую теорию, – пояснил Тимон, направляясь к двери, – за завтраком.

– Невозможно. Декан Марбери ждет нас у себя.

– Без яйца и эля, – уже из-за двери откликнулся Тимон, – я не сумею собраться с мыслями, и кто знает, чем это обернется.

Сполдинг поколебался, глядя ему в спину, и наконец не столь проворно поспешил за Тимоном.

– Тогда поторапливайтесь. Декан ждет!

– Почему бы не пригласить его присоединиться к нашему завтраку? – крикнул через плечо Тимон, неторопливо выступая из коридора на густой, как мед, солнечный свет.

Кухня деканата была не больше двенадцати квадратных футов. Она располагалась в пристройке поодаль от жилых помещений, чтобы запахи пищи и шум не тревожили домочадцев. Черно-серые стены и одно оконце, в которое ворвался солнечный луч, рассекая пространство точно пополам. Здесь хватило места для очага, плиты, большого рабочего стола, шкафа для продуктов и маленького столика с четырьмя стульями, за которым ела с деревянных тарелок прислуга.

Рабочий стол был заставлен едой и медицинскими снадобьями, и вся эта смесь сладостно благоухала. Огарки свечей на окне свидетельствовали, что работа здесь начиналась затемно.

На плите рядом с очагом недавно жарили колбасы и пекли лепешки. Она еще не остыла, и запах не рассеялся.

Тимон вдохнул сытный воздух, радуясь возможности поразмыслить наедине с собой. Сполдинг ушел за Марбери.

Наскоро осмотревшись, Тимон собрал горячие угли из очага и высыпал их в жаровню, стоявшую на плите. Ему повезло: на рабочем столе лежала миска с дюжиной яиц. Кастрюлю он нашел в камине.

В кухне имелся основательный запас глиняной посуды. Много места на столе занимали декоративные тарелки, на которых, очевидно, подавали еду на стол декана. На полу стояли разнообразные кувшины и чашки с тремя ручками – попроще, чем он видел в трапезной. В одном кувшине Тимон обнаружил эль, налил немного в кастрюльку, за неимением чистой воды, и поставил на треножник над жаровней. Потом бережно опустил в темную жидкость яйцо.

На решетке над очагом сохли ячменные лепешки. Он жадно схватил одну.

В кухню влетел Сполдинг.

– Я послал за деканом Марбери, – по слогам выговорил он.

Тимон в ответ махнул в его сторону лепешкой.

– Отличная компания для яйца. – И Тимон целиком запихал хлебец в рот.

– Вы варите себе яйцо в эле! – строго обвинил его Сполдинг.

– Да. А остаток пью, – Тимон поднял кувшин с элем и не отрывался от него целую минуту.

– Ну, вот, – отдуваясь, проговорил он. – Теперь… подождем.

Ждать Сполдинг не мог. Пока Марбери не появился в дверях, он не меньше ста раз пробежался по кухне из угла в угол.

Тимону пять минут ожидания над варившимся яйцом показались за вечность, хотя новая порция эля немного облегчила его страдания.

Один Марбери был весел.

– Я спал как дитя! – заявил он, вбегая в кухню. Декан сиял, глаза блестели, лицо было умыто. На нем был уютный домашний костюм: серые штаны и рубаха, разношенные кожаные сапоги и синий, подбитый ватой плащ.

– Вы в этом нуждались, – стараясь выдержать любезный тон, ответил Тимон. – Надеюсь, вас не тревожили сновидения.

– Мне снилось, что стоит мне попытаться заговорить, изо рта у меня вылетают целые связки бумаги, – припомнил Марбери, дивясь игре собственного воображения. – К чему бы это?

– Несомненно, этот сон вызван унижением, пережитым вами вчера за дверью дворцовой кухни, – предположил Тимон.

– Ну, конечно, так оно и есть! – Марбери хлопнул в ладоши. – И кстати – я умираю с голоду. Хорошая была мысль – собраться у меня на кухне. Что там варится на плите?

– Я варю себе яйцо, – ответил Тимон.

– Отлично! – вскричал Марбери. – Мне – шесть. И эля!

Марбери успел сделать три-четыре шага к шкафу, когда Сполдинг взорвался:

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать ваши сны и варить вам завтрак! Мы здесь, чтобы задержать убийцу!

– Задержать, говорите? – Марбери приостановился.

– Этот монах. – Сполдинг ткнул в Тимона костлявым пальцем. – Он – убийца. Мы должны задержать его в кухне и известить местные власти.

– Тимон – убийца? – еле сдерживаясь, переспросил Марбери.

– Я пришел к выводу, что человек такого сорта, получивший лишь церковное образование, не может знать всего, что знает он. Он не из того сословия, чтобы так рассуждать и что-то понимать в наших нынешних затруднениях. Пусть попробует отрицать! Теперь я вижу: он только потому понял, что доктор Чедертон не убийца, что убийца – он сам! Я принял начальство после смерти Лайвли и требую вызвать констеблей!

– Поразительная логика, – зевнул Тимон. – Думаю, мое яйцо готово. Положить ваши полдюжины, декан?

– Будьте добры, – ответил Марбери.

– Нет, как вы не понимаете… – захлебнулся Сполдинг.

– Мой дорогой доктор, – хладнокровно отозвался Марбери, – может быть, я должен вам напомнить, что первое убийство – милого Гаррисона, да покоится его душа в мире, – произошло до появления Тимона. Верно, брат Тимон?

– Да, декан Марбери. – Тимон вылавливал яйцо из кипятка.

– Кто вы такой?

– Меня зовут брат Тимон, как я имел счастье ответить на тот же вопрос вчера, – шутливо ответил тот.

– История движется кругами, – в том же тоне подхватил Марбери. – Продолжайте.

– Кажется, этим утром я только и делаю, что повторяюсь, однако, полнее отвечая на ваш вопрос, я был нанят, чтобы найти человека, убившего Гаррисона. А теперь работы у меня прибавилось, поскольку убийца, похоже, намерен извести всех королевских переводчиков в Кембридже.

– Да. – Марбери обернулся и взглянул в глаза Сполдингу. – И он особенно старательно выбивает главных, не так ли?

– Именно так, – подтвердил Тимон, подхватив яйцо деревянной ложкой и осторожно выложив его на стол у плиты. Затем он так же бережно опустил в кипящий эль еще шесть яиц.

Пауза дала доктору Сполдингу время задать новый вопрос:

– Как получилось, что вы наняли этого Тимона, декан Марбери? – Он скрестил руки на груди. – Где вы его отыскали? Вы его знаете?

– Я незнаком с этим человеком, – медленно ответил декан. – Мне поручились за него другие, с которыми я познакомился на службе королю. Сказать больше мне запрещает королевский приказ.

– Но вы, конечно, признаете возможность, – уже не так уверенно продолжал Сполдинг, – что человек такого сорта способен убить Гаррисона, а потом напроситься на поручение разыскать убийцу. В этом положении ему как нельзя более удобно совершать новые злодеяния.

Тимон, обжигая пальцы, взял яйцо и стал дуть на скорлупу.

– Вы уж решитесь, доктор Сполдинг: я недостаточно умен или слишком умен? Ваше предположение требует немалой степени ума и расчетливости.

– Да… – Марбери изменился в лице.

«Вспомнил, как мой кинжал проколол ему кожу, – угадал Тимон. – Размышляет, с какой легкостью я предлагал рассечь бьющееся сердце в живом теле. Он полагает, что я действительно мог убивать переводчиков. Возможно, даже гадает, где я познакомился с Пьетро Деласандером».

Тимон наблюдал, как все эти мысли отражались на лице Марбери. Прочесть их было легко. Маска Тимона была надежнее, он давно приучил себя скрывать мысли. Однако он с удивлением поймал себя на желании рассказать декану о своем настоящем деле. Ему всего лишь велено заучить наизусть перевод короля Якова ко времени первой жатвы. Заодно он мог бы разгадать тайну убийств и охотно это сделает. Какую долю из этого можно высказать?

– Доктор Сполдинг, – помолчав, предложил он. – Вы, безусловно, можете привести местных стражников, чтобы они задержали меня. Но когда меня здесь не будет, следующей жертвой убийцы станете вы, а я лишусь удовольствия указать на вашу ошибку – если не вам, то другим. Вы-то, конечно, будете мертвы.

От холода в голосе Тимона Сполдинг задрожал.

– Во всяком случае, доктор Сполдинг, отыщите городских стражников, – добавил Марбери, в упор глядя на Тимона. – Я подожду с братом Тимоном здесь. Что бы он ни думал, я сумею задержать его до вашего возвращения.

– Я… – начал Сполдинг.

– Ступайте, – отрезал Марбери.

Сполдинг подскочил. Обернувшись к Тимону, он увидел, что тот разглядывает его и ест яйцо. Сполдинг попятился, нащупал за спиной дверь и вылетел из кухни. Тимон некоторое время прислушивался к звуку его быстро удаляющихся шагов.

– Приведет он стражу, – с набитым ртом спросил он, – или нет?

– Трудно сказать, – усмехнулся Марбери. – Как там яйца, не сварились?

Тимон доел свое и вдруг поддался необъяснимому порыву, толкавшему его сказать правду.

– Пять лет назад я был пленником инквизиции. Меня освободили с условием, что я буду выполнять определенные задания. Одним из таких заданий было обучение искусству убийства: среди других я обучал Пьетро Деласандера, который пытался убить вас на лондонской дороге.

Марбери опешил.

Тимон видел, что декан совершенно обезоружен его искренностью.

Он несколько раз порывался заговорить и останавливался на полуслове, очевидно обдумав и отбросив вопрос.

– Я застал вас врасплох, – мягко сказал Тимон. – При других обстоятельствах я мог бы использовать такое положение с выгодой для себя. Но в нынешней ситуации у меня нет особого расчета для откровенности с вами. Она мне не свойственна. Я провел трудную ночь и встревожен ночными видениями. Видимо.

Он ждал ответа Марбери. Тот, как видно, наконец остановился на одном выхваченном наугад вопросе и постарался скрыть изумление.

– Где вы приобрели это, как вы выразились, искусство, чтобы обучать ему других?

– Я не всегда был монахом, – тихо ответил Тимон.

– Да, – Марбери показалось, что голос Тимона проникает ему прямо в душу. – Думаю, не всегда.

– Я сказал вам слишком многое, но сделал это без задней мысли. – От пристального взгляда Тимона Марбери бросило в жар. – Я хочу, чтобы вы поверили: не я убиваю этих переводчиков.

– А кто?

– Узнаю, – заверил декана Тимон.

– Но в Кембридже вы не только ради этого? – Марбери снова сел на стул.

Тимон допил эль и промолчал.

– Хотел бы я знать, не скажете ли вы мне еще что-то?

– Я и сам хотел бы, – ответил Тимон.

– Совсем рядом с этой маленькой кухней лежат три мертвых тела. – Утреннюю беззаботность Марбери как рукой сняло. – Лайвли подождет, о Томе позаботятся, но что, скажите мне, делать с телом Пьетро Деласандера?