Текст книги "Тайна короля Якова"

Автор книги: Филип Депуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

31

Через три минуты Марбери, уложив в карман сваренные вкрутую яйца, спешил вслед за Тимоном к конюшням.

– Когда вы оставили меня с телом Деласандера, – говорил через плечо Тимон, сердясь на отставшего декана, – я тщательнейшим образом его осмотрел. И перенес обратно в сарай.

– И, конечно, ничего не нашли, – тяжело дыша, сказал Марбери, – не то сказали бы мне в погребе, над телом Лайвли.

Тон, каким это было сказано, говорил об обратном: Марбери не сомневался – Тимон что-то нашел и скрывает.

Они были уже во дворе конюшни. Запах сена, щебет прыгавших по плитам воробьев, солнечное тепло – все сложилось в новое видение, возвратившее Тимона во времена детства.

– Я не рассказывал вам, что лет в девять или десять был помощником конюха? – Голос Тимона стал теплым, как солнечный свет. – А потом… потом получил другую работу. Служил кучером у одного человека. Вроде того паренька, что возил вас в Лондон.

Марбери вытащил из кармана яйцо, но оно показалось ему холодным как лед. Тоска по ушедшим временам, звучавшая в голосе Тимона, приковала декана к месту.

– А… – Тимон потер лицо ладонями. – С чего я вспомнил о том мальчике? Тело Деласандера там.

Он уже медленнее вошел в сарай, где стояла королевская карета. Ее успели вычистить, упряжь убрали. У задней стены стопкой были сложены попоны. Тимон встал на колени и отбросил их, открыв тело в простой красной одежде. Два черных жучка, исследовавшие мертвое лицо, шмыгнули в солому на полу и затаились.

Марбери отвел взгляд.

– Зачем он лишил себя жизни? Он что, думал, я его убью?

– Его? – Тимон покачал головой. – Его вы не смогли бы убить.

– Тогда почему?..

– Он убил себя, потому что не мог перенести мысли, что в таком состоянии встретится со мной.

– С вами? – Марбери сглотнул.

– Он знал, что я работаю на вас. Он знал, кто вы такой.

– Как он мог… Погодите. Вы сказали, что при нем было секретное предписание? О чем?

– Вы заметили, что он одет в красное? – Тимон вздохнул. Он словно не слышал вопроса.

– Что? – сбитый с толку переменой темы, переспросил Марбери. – Это одежда священника, не так ли?

– Не совсем так, – наставительно поправил Тимон. – Обычный красный коршун имеет красную, словно покрытую кровью грудку. Его светло-серые крылья – клинки, рассекающие воздух. Он падальщик, стервятник. Он, убитый, любил этих птиц. Он считал их своими коллегами, сотрудниками. Вот почему он одевался в красное.

– Кем он был? – Марбери стоял над телом, забыв спрятать в карман яйцо. Он тихо попросил: – Расскажите мне о нем.

Воробей на солнечном дворе нашел червяка, проглотил его и, чирикая, вспорхнул в воздух.

– А если я вам скажу, – медленно проговорил Тимон, – что этот человек был главным врачом королевы Елизаветы?

Марбери уронил яйцо.

– Лопес?

– Доктор Родриго Лопес не раз спасал королеве жизнь, а позже был обвинен в попытке отравить ее. Лопеса повесили, протащили по улицам и четвертовали – на виду у ликующей толпы, вопившей: «Еврей, ев-рей!»

– Доктор Лопес действительно был евреем, – упирался Марбери, – хотя никто не верил, что он совершил то преступление, за которое был казнен.

– А если я попрошу вас обдумать гипотетический вопрос: что, если он не умер в тот день? Что, если он умер вчера на лондонской дороге?

– Нет, это не Лопес, – опомнился Марбери. – Тысячи людей видели смерть Лопеса.

Тимон снизу вверх взглянул на Марбери.

– Можете мне верить: подмена при подобной казни вполне возможна. Голова человека, которого все сочли Лопесом, была закрыта черным мешком. И одет он был в любимый цвет доктора Лопеса, кроваво-красный.

– Но кто стал бы спасать его таким способом? – Чтобы устоять на ногах, Марбери оперся на борт королевской кареты. – И зачем?

– Многие могущественные особы, – ровно ответил Тимон, – находят полезным вербовать слуг из числа мертвых.

– Я не верю, это не доктор Лопес, – отбивался Марбери. – А если бы и он, я не поверю, что он служил английской короне. Лопес – еврей, обвиненный – пусть несправедливо – в покушении на августейшую особу. Английский монарх не примет такого на службу. А кто, кроме короля, мог обладать такой властью, чтобы выхватить человека из камеры смертников…

Марбери словно громом поразило. Он боялся взглянуть на Тимона. Тот тоже отводил взгляд.

– Что такое, декан Марбери? – Тимон натянул попону на лицо мертвого.

– Папа… – Марбери едва шевелил губами. – Вы хотите меня убедить, что он был агентом папы?

«Что я делаю? – думал Тимон, садясь на сено. – Зачем я пытаюсь подсказать ему, кто я такой? Зачем?»

32

В ту ночь, вскоре после полуночи, Тимон оказался у некой кембриджской мясной лавки. Накарябанная второпях вывеска уведомляла, что она закрыта до дальнейших объявлений. На двери висел похоронный венок. Небо над лавкой, словно проникшись сочувствием, было черным. Ни луны, ни звезд – ни малейшего лучика света не освещало улицу.

День прошел для Тимона как во сне. Марбери, как он догадывался, провел утро, обдумывая, что он скажет одиннадцати осиротевшим детям Лайвли. Тимон потратил эти часы, пытаясь разобраться, почему декан Марбери кажется ему ближе, чем Пьетро, его ученик. В конце концов он похоронил тело Пьетро Деласандера в неглубокой могиле и постарался забыть о нем.

К девяти часам Тимон отправился в кровать, надеясь уснуть, но нашел на одеяле записку: «Мы ждем в молитве».

Любой счел бы, что записка написана одним из переводчиков, возможно, самим Марбери. Смысл ее был темен, однако представлялся вполне невинным. Но не Тимону. Тот узнал почерк. Когда стрелки часов сходятся на двенадцати, они напоминают руки молящегося. Тимон понял, что трое будут ждать его в этот час в условленном месте: в пивной на пользующейся самой дурной славой улице Кембриджа.

«Такие хитрости – для мелких умов», – думал Тимон, уставившись в записку.

Он понимал, что перед встречей с этими людьми следует несколько часов отдохнуть или помолиться, но вместо этого достал трубку и вдохнул чуточку, совсем чуть-чуть, смрадного дыхания дьявола.

К тому времени, когда он подошел к вонючей Мясницкой, видения успели рассеяться. Осталось на языке и пугающая, безрассудная готовность ко всему. Для его пылающего сознания все было равно. Пинта эля в глотку или та же глотка, вспоротая ножом, – никакой разницы. Что бы ни ожидало его в питейном доме, сейчас ему последствия встречи с дьявольской троицей были безразличны.

Добравшись до таверны, он ударом распахнул дверь и мельком оглядел помещение. Никто не обернулся в его сторону.

Скрывая свойственное ему угловатое изящество, он, сгорбившись, прошел к деревянной стойке. Облокотился на нее и поймал взгляд молодой женщины в платье цвета имбиря. В один из прошлых визитов он узнал, что девушка – дочь хозяина. Звали ее Дженни, и ей едва исполнилось шестнадцать. Многие из завсегдатаев украдкой бросали на нее взгляды.

– Эля, пожалуйста, – хрипло попросил Тимон. Его голос почти потерялся в гомоне зала. «На сухую глотку я точно не собираюсь встречаться с этими, в задней комнате», – думал он.

– Пожалуйста? – Девушка обернулась к нему. – Нежная душа в городских дебрях! Будет вам эль. Я помню вас, святой отец. В нашей округе нечасто увидишь черные одеяния.

С этими словами она отвернулась, подхватила со стойки несколько кружек и ускользнула куда-то. Он смотрел ей в спину. Девушка скользила, как конькобежец по льду. Он готов был поверить, что ноги ее не касаются пола. Кожа ее походила на подсвеченный изнутри розовым алебастр. Коса была сплетена из золотистого шелка.

Девушка скрылась в кухне и почти сразу вернулась с кружкой. Тимон заплатил ей вдвое против положенного.

– Здесь слишком много, – смутилась Дженни.

– Слишком мало за такую услугу. – Тимон понятия не имел, зачем подарил ей деньги.

– Я хотела сказать, – виновато продолжала она, – мне за всю жизнь столько сверху не давали.

– Трудно поверить, – улыбнулся ей Тимон. – Столь очаровательной девице?

Она расслабилась. Такой разговор был ей понятен.

– Ну-ну, – глаза ее ярко вспыхнули. – Чтобы священник так вот заигрывал с девушкой!

– Я не заигрываю, – просто сказал Тимон. И мысленно добавил: «Я сознательно оттягиваю встречу в задней комнате».

Взгляд Дженни смягчился.

– Я не хочу провести в этом заведении всю жизнь, – сказала она, и в ее голосе прозвучала сдержанная тоска. Она склонилась к самому лицу Тимона, поставила локти на стойку, обняла щеки ладонями и уставилась на серые лица в чадном дыму и загаженный пол. – Знаете, я собиралась замуж. Но теперь с этим покончено.

– Сожалею. Мужчина, который ушел от вас, – дурак.

– О, – вздохнула она. – Он не ушел. То есть не в том смысле. Он умер. Его загрыз его собственный пес – совсем недавно. Он тогда допоздна задержался в лавке…

Рука Тимона замерла на кружке эля. Он уперся взглядом в темную пену на дне и протяжно выдохнул.

– Он был мясником, – продолжала Дженни. – Хорошо зарабатывал. Я бы хозяйничала в его лавке…

– Да, – тихо выговорил Тимон.

– Удивительное дело с этим псом, – протянула она. – Он был такой ласковый. Но такова жизнь: все в конце концов обращается против тебя. Яркое утреннее солнце в полдень опаляет лицо, а к вечеру оставляет тебя замерзать в темноте.

– Я от всей души сожалею, Дженни, – тихо сказал Тимон.

Девушка встряхнулась.

– А, не стоит меня жалеть. Я его не любила – ничего такого. Просто это был способ выбраться отсюда, понимаете?

– И все же, – пробормотал Тимон.

– Еще эля?

– Нет, увы.

Тимон взглядом указал на низкую дверцу в дальнем углу.

– Ну, – улыбнулась она, – чувствуйте себя как дома.

И, не дав ему ответить, скрылась в толпе. Сколько он ни всматривался, но не мог уже разглядеть ее имбирного платья.

33

Тимон одним глотком осушил кружку, встал и направился к ненавистной дверце. Десять шагов – и он ухватился за холодную железную ручку. Задержал дыхание, проверил нож и открыл дверь.

Все трое подскочили. Двое в масках – любители фальшивых имен и шифрованных посланий – быстро оправились. А вот кардинал Венителли еще дрожал, когда Тимон закрыл за собой дверь.

– Ну, – первым, не дав никому открыть рта, заговорил Тимон, – по какому случаю собрание?

– Прошу вас сесть, брат Тимон, – сухо ответил Самуил. – Слева от меня, как вы помните, брат Исайя, а брат Даниил…

– Добрый вечер, кардинал, – поздоровался Тимон, глядя в глаза Венителли.

Тот уперся взглядом в стол.

– Я предпочитаю стоять, – мягко объяснил Тимон. – Возможно, мне захочется походить…

Исайя, кажется, хотел возразить, но его опередил Самуил.

– Хорошо, – недовольно согласился он, – однако дело весьма важное. Прошу вас, постарайтесь сосредоточиться.

Правая рука Тимона метнулась вперед, пальцы замерли в дюйме от глаз Самуила.

– Вы даже не представляете, какой степени сосредоточенности я могу достичь, – прошептал Тимон. – Например, мои пальцы способны двигаться с быстротой и точностью, необходимой, чтобы выколоть человеку глаза. Я мог бы проделать это так быстро, что жертва не успеет увидеть, прежде чем потеряет сознание.

Венителли, кажется, от одной мысли об этом стало дурно. Самуил, заслужив тайное уважение Тимона, почти не дрогнул.

– Я предупрежден о ваших мрачных колдовских фокусах, брат Тимон. Именно эти ваши способности и послужили причиной нашей встречи.

Рука Тимона скрылась в рукаве одеяния.

– Да, так зачем вы меня вызвали?

– Вы передадите нам все, что успели запомнить, – быстро ответил Самуил. – Перепишете все, что сохранили в мозгу, а мы доставим записи его святейшеству.

– Переписать? Когда?

– Сейчас же. За ночь. Прежде чем уйдете.

Тимон взглянул на Самуила, тот разглядывал собственные ногти.

– Зачем?

– Мы хотим знать, насколько вы продвинулись! – рявкнул Исайя.

Самуил улыбнулся ему:

– Вы хотели сказать, святой отец хочет знать, насколько я продвинулся?

– Есть и другой вопрос, – перебил Исайя, привстав со стула. – Не зная о нем, вы угрожаете нашим планам.

– Продолжайте, – сдержанно сказал Тимон.

Самуил по-собачьи склонил голову набок, разглядывая его. Кардинал Венителли затаил дыхание. Они ожидали иной реакции.

Тимон сообразил, что с тех пор, как вошел в пивную, продолжает горбиться. Он медленно выпрямился, хрустнув суставами. Сидящие за столом смотрели на него как на актера – актера, умеющего вырасти на пять дюймов у них на глазах. Тимон по очереди встретил их взгляды. Щелкнул шейный позвонок, спина выпрямилась. Тимон вновь посмотрел на Самуила и с легкой улыбкой повторил:

– Продолжайте.

– Вы… вы подвергаете опасности вторую половину нашего плана, – с некоторой растерянностью заговорил Самуил. – Мы не предвидели…

– Для нас остается тайной, почему его святейшество возложил все это дело на вас, – прорычал Исайя.

– Нет, поймите, – вмешался кардинал Венителли, положив ладонь на стол перед собой. – Для выполнения этой миссии необходима вся его непревзойденная память. Его святейшество не хотел отвлекать брата Тимона…

– Однако он угрожает всему… – начал Исайя.

– Остановитесь, – спокойно улыбнулся ему Тимон. – Для начала объясните, чему я помешал.

Самуил сглотнул.

– Вы мешаете устранению переводчиков.

Тимон сложил руки за спиной, всем видом изображая терпение. Рукоять кинжала толкнулась ему в предплечье.

– Да?

– Вы должны прекратить это. – Исайя рассеянно обрывал кожицу на ногте большого пальца.

Тимон понял и резко выдохнул:

– Человек, убивающий переводчиков, тоже агент папы!

– Безусловно нет! – немедленно возразил Венителли. – Его святейшество никогда не отдал бы такого приказа.

– Именно так, – поддержал его Самуил. – Но мы не желали бы мешать этому человеку и его боговдохновенным деяниям.

– Боговдохновенным… – повторил Тимон.

– В уничтожении этих так называемых ученых мужей ясно виден Господень промысел, – пропел Исайя. – Дабы они не продолжали осквернять Его Божественное слово. Этот человек – кто бы он ни был – руководим самим Господом.

– В убийстве ученых, – подсказал Тимон.

– Совершенно верно, – подтвердил Исайя.

– Но вы не можете не видеть иронии происходящего, – продолжал Тимон, улыбаясь еще шире. – Меня прислали в Кембридж с недвусмысленным приказанием раскрыть и предотвратить убийства.

– Ошибаетесь! – Самуил барабанил пальцами по столу, с трудом сдерживая ярость. – Вас прислали сюда заучить все, что успели сделать переводчики.

Вас прислали сюда как живую библиотеку, хранилище гнусной книги, которую составляют англичане.

– Однако декану Марбери вы сказали, что я могу спасти их от убийцы, – заметил Тимон, слегка раскачиваясь на пятках.

– При чем тут это? – возмутился Исайя.

– При чем тут это? – повторил Тимон, словно дивясь нелепости вопроса. – Я должен хотя бы для виду выказать успехи в следствии, иначе Марбери быстро отошлет меня. А если вашему человеку удастся вскоре перебить переводчиков, мне будет нечего запоминать. Кроме того, существуют еще две группы переводчиков. Другие продолжат выполнять волю короля. Если бы и с ними что-то случилось, Марбери наверняка бы знал. Я ни о чем подобном не слышал. И это лишь первое возражение, что пришло мне на ум. Дайте мне минуту на размышление, и я обнаружу в вашем плане еще сотни дыр. Венителли, вы хотя бы понимаете все безумие этого замысла?

– Брат Даниил присутствует здесь лишь в качестве советника, – процедил Самуил. – Его мнение не повлияет на наши действия.

– И чего вы от меня хотите? – вспыхнул Тимон. – Что именно я должен делать?

– Мы именно затем и вызвали вас сюда, – фыркнул Исайя, – чтобы дать вам дополнительные инструкции.

– Не пытайтесь более поймать человека, убивающего кембриджских книжников, – начал Самуил, словно зачитывая письменный приказ. – Продолжайте запоминать все, что напишут эти люди, а закончив, помогите убийце в его трудах.

– Что? – переспросил Тимон. Только Венителли заметил, как поникли его плечи.

– Прикончите их, – объяснил Исайя. – Сколько бы их ни осталось к тому времени, как вы запомните все, устраните их как можно быстрее.

– А за эту ночь, – продолжил Самуил, шаря под столом, – вы должны записать все, что успели запомнить.

Он вытащил из-под стола пачку чистых листов, чернильницу и перо.

– Можете сесть сюда. – Исайя указал на стул, который Тимону предлагали занять с самого начала. Тимон с ненавистью посмотрел на бумагу.

– На переписку уйдет немало времени. – Он не двинулся с места.

– Мы проследим за вами, – Самуил откинулся назад, ухмыляясь, как горгулья. – И благодарите Господа, что здесь вас не отвлекут пауки и узловатый кнут. Как бывало в нашем общем прошлом.

Тимон успел отгородиться от воспоминаний о пауках, не дав им взять над собой власть. Рубцы от кнута, сохранившиеся на его спине, ничего не значили. Попытка запугать его провалилась.

Тимон ощутил холод спрятанного ножа. Его взгляд скользнул по трем лицам. Одно быстрое движение – и три глотки перерезаны.

– Уточним, – легко проговорил он. – Вы желаете, чтобы я записал все, что успели к этому времени написать переводчики?

– Да! – терпение Самуила иссякло.

Значит, соображал про себя Тимон, то, что не записано, я вправе исключить. Таким образом, сведения о тайных Евангелиях останутся при мне. Я не обязан сообщать о текстах, которые показал мне Лайвли.

Тимон взвешивал в уме две возможности: убить этих троих и немедленно покинуть Лондон или сесть и записать все, от него требовали.

«Если их убить, – подумал он, – той девушке, Дженни, придется за мной убирать. А ей и так выпала нелегкая неделя».

Он взялся за спинку стула.

– Располагайтесь поудобнее, джентльмены, – предложил он, придвигая стул к столу, – это займет остаток ночи.

34

Утро возвестило о себе стуком в дверь. Никто не входил, но из-за двери прошептали:

– Солнце давно взошло. Джентльменам понадобится комната и на день?

Тимон как будто не слышал. Самуил со стоном поскреб себе щеку. Венителли и Исайя спали.

Первое время они завороженно следили за вращением колесика под пальцами Тимона. Глазели, словно на музыканта-виртуоза. Он, бормоча про себя, писал час за часом без остановки.

Однако к концу ночи Венителли сдал. Он улегся в углу комнаты, поджав ноги, как маленький ребенок, и крепко заснул. Исайя погрузился в сон следом за ним. Он опустил голову на стол и храпел, как боров.

Голосу за дверью ответил Самуил.

– Да, мы задержимся здесь еще немного.

– Тогда… – несмело отозвались из-за двери.

Самуил зевнул и с трудом поднялся на ноги. Прошаркав к двери, он приоткрыл ее и просунул в щель горсть монет.

За дверью приняли деньги.

– Завтрак?

– Да, – буркнул Самуил.

– На троих?

– На четверых.

За дверью помолчали и неуверенно повторили:

– На четверых?

Самуилу пришлось протереть глаза, чтобы понять, что хозяин таверны ждет дополнительной платы. Он порылся в кошельке и добавил еще несколько монет.

Взяв деньги, хозяин скрылся.

– Семь часов, брат Тимон, – сквозь песок в горле проговорил Самуил. – Если не восемь. Как вы это делаете?

– Возможно, инквизиция не ошиблась, утверждая, что я в союзе с дьяволом, – не поднимая головы, ответил Тимон.

Венителли привстал.

– Завтрак?

Тогда встрепенулся и Исайя. Разогнувшись, он выхватил маленький нож, каким обычно потрошили рыбу.

– Брат! – одернул его Самуил.

Исайя обвел комнату взглядом, медленно осознавая, где находится. Вспомнив, он уставился на свою руку, словно гадая, откуда в ней взялся нож.

– Так начинается утро для моей нечистой троицы, – на губах Тимона мелькнула тень улыбки. – Голод, страх и жадность.

– Что? – Венителли с трудом вставал в своем углу.

– Я сказал: «Доброе утро, джентльмены». – Тимон со вздохом откинулся назад и оттолкнул от себя пачку исписанной бумаги. – Ну вот, древний церемониальный жест завершения трудов. Я отталкиваю эти листы потому, что покончил с ними.

Мнемоническое колесо уже скрылось с глаз.

– Вы… закончили? – заикнулся Исайя.

– Можете спрятать свой нож, брат, – улыбка на губах Тимона проступила яснее. – Полагаю, на завтрак мы получим ячменные лепешки и яйца. Резать будет нечего.

Исайя еще минуту глупо пялился на свой нож и наконец убрал его. Венителли подошел к столу и уставился на толстую кипу бумаг.

– Сколько же они успели сделать! – прошептал он.

Тимон облизнул губы.

– Я был бы счастлив получить завтрак. И немного эля. Моя работа вызывает жажду.

– Ваша способность к столь длительной сосредоточенности, – еще не вполне проснувшись, бормотал Венителли, – поражает воображение.

– И что вы способны столько высидеть за столом, что бы вы там ни писали, – проворчал Исайя.

– Скажу вам, братья, – восторженно ответил Тимон, – большую часть ночи меня не было в этой комнате. Я странствовал в иной стране, карта которой – слова, а границы – знаки препинания. В том мире я не имел ни тела, ни веса. И не ощущал ничего, кроме звонкой капели фраз, омывавших меня весенним дождем. Я пил сладкое вино разума, и оно освежало меня, пьянило и наполняло бодростью. Короче говоря, я пребывал на истинной своей родине.

– Не понимаю. – Венителли обвел взглядом стены в поисках объяснения. – Вы покидали комнату, пока я спал?

Громкий стук в дверь оборвал разговор.

– А! – Тимон встал. – Расторопный хозяин. Какая редкость.

– Я немало за нее заплатил, – проворчал Самуил, открывая дверь.

Хозяин вместе с постаревшей и округлившейся копией Дженни ворвался в комнату. Они с женой несли два подноса. Письменный стол быстро стал превращаться в обеденный. Венителли едва успел выхватить рукопись Тимона, не дав превратить ее в подставку под кувшин эля.

Тимон не сводил глаз с женщины. Перед его взглядом предстало будущее Дженни.

– Сейчас вернемся, – заторопился хозяин, – принесем булки и абрикосы.

– Булки и абрикосы! – Тимон обернулся к Самуилу. – Хорошо же вы заплатили.

– Всегда счастлив принять у себя достойных духовных особ, – неловко, но низко кланяясь, отозвался хозяин.

Тимона вдруг словно что-то толкнуло.

– Минутку, хозяин. Как я понял, ваша юная дочь Дженни недавно лишилась жениха.

– Ну, слухи разлетаются быстро, – философски заметил хозяин. – Должно быть, уже все об этом прослышали. Подумать только, его собственный пес. Кое-кто поговаривает, мол, тут работа дьявола. Рядом ведь еще тело нашли – того словно пушечным ядром разорвало. Одни кости да кишки. А пушек поблизости не видно. Не говоря уж о пропаже тачки и помощника мясника…

– Да, – оборвал его Тимон, пристально глядя на Самуила. – В знак христианского сочувствия к вашей потере присутствующий здесь брат Самуил хотел бы оказать ей вспомоществование. Сколько стоит ваша лучшая комната?

– Смотря по тому, сколько ее занимают, – медленно, не понимая, к чему идет, протянул хозяин.

– Скажем, два месяца? – легко предложил Тимон. – В наше время именно столько длится траур.

– Два месяца? – воскликнул хозяин. – Да это десять шиллингов!

– Это самое малое, чем мы можем помочь бедной девушке, – коротко сказал Тимон, протягивая ладонь к Самуилу.

Тот окаменел, недоверчиво округлив глаза.

– Их дочь Дженни, – объяснил ему Тимон, – собиралась замуж за мясника из соседней лавки, но с ним случилось несчастье. Его загрыз собственный пес. Всего несколько дней назад. Поговаривают, что это работа темного демона – или ангела мщения.

Венителли задохнулся. «Ангел мщения папы», – вспомнил он, сжимая наперсный крест. В глазах Самуила забрезжило понимание.

– Помолим Господа, чтобы тот же ангел не явился за нами, – заключил Тимон, сверля его взглядом.

– Десять шиллингов, говорите? – Самуил поспешно открыл кошель.

– Отец небесный, – пролепетал хозяин.

– Ну вот, – вздохнул Тимон. – Так-то лучше.

Жена крестилась. Хозяин сгреб деньги и, пятясь, вылетел из комнаты, словно затянутый в воронку смерча.