Текст книги "Тайна короля Якова"

Автор книги: Филип Депуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

57

– Мушкетный выстрел! – выкрикнул завернутый в серый шерстяной плащ Сполдинг, появляясь в луче света. Он совсем запыхался. За ним теснились другие переводчики. Каждый останавливался в нескольких шагах за порогом, так что между ними и людьми на дальнем конце зала оставалось добрых тридцать футов.

Марбери опустил взгляд.

– Это был мушкет мастера Лайвли. Мне пришлось выстрелить, чтобы помочь брату Тимону задержать убийцу. Если вы будете так добры подойти ближе, полагаю, вы удивитесь не меньше меня.

Сполдинг вытянул шею. Темнота и столы мешали ему разглядеть лежащего на полу.

Чедертон отодвинул его плечом.

– Схватить убийцу, сказали вы?

Он поспешил вперед. Остальные, один за другим, потянулись за ним, переговариваясь вполголоса.

Первым в кругу света появился Ричардсон. Он вгляделся в человека, распростертого на полу, и вздрогнул от изумления.

За ним начали безмолвно ахать остальные. Из-за спин мужчин тихо прозвучал вопрос, который был на устах у каждого.

– Это мастер Гаррисон? – Энн выступила вперед.

– Я, – отозвался Гаррисон. – Энн, убедите отца помочь мне. Когда он расскажет мою историю, вы будете на моей стороне. Сами представьте, что бы вы сделали, если бы король убил вашего отца.

– Король убил… – Голос у нее сорвался. Энн взглянула на отца.

– Вначале мастер Гаррисон вмешивался в работу собранных здесь переводчиков, – голос Марбери был серым, как камень, – а потом убил и изуродовал Лайвли и Эндрюса и какого-то совершенно непричастного горожанина.

Молчание, последовавшее за этими словами, казалось, обрело жизнь и выросло, заполнив собой все углы зала.

– Зачем? – прошептал наконец Чедертон.

– «Лишившись благодати Господней, он идет по миру, как палач Господа, – продекламировал Тимон, чуть заметно шевеля пальцами левой руки, – и, будучи врагом людей спасения, использует любые средства, дабы уловить их».

– Эти слова мы находили во ртах убитых, – приглушенно заметил Чедертон.

– Это слова самого Якова, – вскинулся Гаррисон. – Но, как видно, ни один из «светлых» умов, собранных здесь, не сумел ни вспомнить их, ни осознать их значения. Если это – лучшее, что может дать Англия…

– Так объясните нам их значение, – огрызнулся Сполдинг, – мастер Гаррисон…

– Вы – добрые люди, – надорванным голосом отозвался Гаррисон. – Христиане. Вы зовете себя последователями Мессии, но понятия не имеете, чему Он учил. Он говорил, что нельзя взять в руки мушкет, оставаясь христианином. Нельзя пытать женщину и быть христианином. И нельзя сильному претендовать на власть над миром, когда ясно сказано, что кроткие наследуют всему. Злейшие проклятия мои вам, проповедующим одно и творящим другое!

– Думаю, мастер Гаррисон подразумевал, что Яков… – Марбери запнулся, – и ему подобные отпали от благодати. Что он – палач этого мира и враг людей спасения.

– А из этого следует? – подстегнул Гаррисон.

Марбери оглянулся на него.

– Это еще не все?

– Вы что, идиоты? – прорычал Гаррисон. – Я оставил вам ключи, объясняющие, что я делаю, как я попадаю в эту комнату, чтобы убивать вас. Еще одна цитата из Якова: «Каким путем и через какую дверь эти духи входят в дома? Если их принимают за мертвые тела, они легко откроют тайную дверь и войдут». Куда вы складывали мертвые тела? Где тайная дверь! Господи!

– Этого ни у кого во рту не было, – возмутился Сполдинг.

Гаррисон испытующе взглянул на Тимона.

– Разве никто не обыскал мою комнату? Не видел оставленных мною ключей? Записка со строкой из «Демонологии» лежала на подушке: «Если убийца коснется мертвого тела, на нем выступит кровь, словно кровь вопиет к небу о мести»!

– Я не видел вашей комнаты, – чувствуя себя дураком, признался Тимон.

– Брат Тимон, – простонал Гаррисон. – Уж вы-то должны мне помочь. Мы должны уничтожить всех. Вы понимаете, как это верно.

– Он изрыгает богохульства и изменнические речи! – выкрикнул Сполдинг. – Его нужно сейчас же арестовать!

– Давайте пока арестуем его за убийства, в которых он признался, – мягко посоветовал Тимон, – а все прочее оставим на завтра.

Приподнявшийся было на локте Гаррисон вновь упал плашмя.

– Вы мне не поможете? Не закончите мое святое дело?

Тимон склонился к нему:

– Оставим это Самуилу и Исайе.

Гаррисон рывком повернул к нему лицо.

– Вы их знаете?

– Я знаю, что они ваши соратники, – успокаивающе ответил Тимон. – Что они вдохновили вас на то, что вы сделали. Они нашли вас в Эдинбурге и рассказали о задуманном королем новом переводе.

Гаррисон прикрыл глаза. Одежда у него на боку набрякла кровью, лицо было белее молока.

– Слава богу, вы их знаете. Расскажите им все. Они знают, как поступить.

– Я виделся с ними сегодня, – ласково заверил Гаррисона Тимон. – Они уже исполняют волю Господа.

– Вы все, – распорядился Сполдинг, – помогите поднять мастера Гаррисона. Надо запереть его и уведомить соответствующие власти.

Сполдинг протиснулся к обмякшему телу Гаррисона. Ричардсон, чуть помедлив, шагнул за ним. Чедертон тоскливо вздохнул.

Энн растолкала нерешительно топтавшихся мужчин и упала на колени рядом с Гаррисоном. От резкого движения волосы ее рассыпались по плечам.

– Он истекает кровью, – прикрикнула она. – Надо перевязать раны.

– Энн, – прохрипел Гаррисон, – помоги мне.

– Отнесем его в мою комнату, – обратился к Энн Тимон. – Перевяжем раны и дадим уснуть.

– И запрем дверь, – не отступался Сполдинг. – Мы все должны сопровождать мисс Марбери, чтобы помочь ей и обеспечить ее безопасность.

– Мы с деканом Марбери пока останемся здесь, – объявил Тимон с такой уверенностью, что никто не рискнул возразить.

Обернувшись к Тимону, Энн заметила, что он тоже в крови.

– Вам нужна помощь…

– Я ранен легко. Перевяжу сам. Я тридцать лет сам залечивал свои раны. Больше тридцати.

Одиночество, звучавшее в его словах, смутило Энн. У нее вдруг защипало глаза, перехватило горло. Она не успела придумать, как выразить свои чувства, потому что Сполдинг и Ричардсон уже занялись Гаррисоном. Они пытались поставить его на ноги, не задев тех мест, где видна была кровь.

Энн нагнулась и оттолкнула Сполдинга. Девушка обхватила раненого, не опасаясь замарать кровью вышитое лазурное платье. Тогда и другие пришли ей на помощь и помогли Гаррисону встать.

– Мы должны услышать обо всем, что здесь произошло, – властно бросил Марбери Сполдинг. – И не откладывая.

– Встретимся в трапезной после того, как вы перевяжете раны Гаррисона, – устало согласился Марбери.

– И крепко запрем его в комнате, – крикнул Сполдинг прямо в ухо раненому, – и поставим у двери вооруженную стражу!

Едва ли Гаррисон слышал его. Он поискал взглядом и нашел лицо Энн.

– Помогите мне.

– Этим я и занимаюсь, – ласково уверила девушка, явно не поняв, о чем он просит.

Тимон проводил взглядом странное шествие, направлявшееся к светлевшему проему двери. Сполдинг встревал с мелкими указаниями: подвиньте стул, поверните сюда. Энн все шептала на ухо Гаррисону что-то ласковое, помогая ему держаться, не упасть – до постели и отдыха всего несколько сотен шагов.

Когда они скрылись, Тимон взял стул, сел и осмотрел свою руку.

– Мы и в самом деле такие идиоты, как сказал Гаррисон? – тихо спросил его Марбери. – Не расшифровали посланий, не нашли и половины ключей, оставленных нам.

– Его «ключи» по большей части – порождения больного рассудка. Для него они значат больше, чем для всех прочих. Я сам живо вижу перед собой множество образов, каких не вообразит никто из живущих, а ведь мой рассудок почти так же тверд, как ваш.

– Да. – Марбери шагнул к нему. – Как вы узнали?

Тимон не поднял головы.

– Что узнал?

– Откуда вы узнали, что за люди толкнули Гаррисона на эти безумные деяния?

– Какие люди? – простодушно отозвался Тимон.

– Самуил и Исайя – и Даниил, – твердо ответил Марбери.

– А, – кивнул Тимон. – Вы слышали, что я сказал Гаррисону.

– Слышал.

– Я говорил наугад. – Тимон встретил взгляд Марбери. – Но это достаточно очевидно. Когда Гаррисону понадобился подходящий труп для подмены, он направился к известной нам с вами таверне. Почему именно туда? Я предположил, что и он встречался там с кем-то в задней комнате.

– А папе известно, что Гаррисон жив – и что он сделал?

– Я не думаю, что «соратники» Гаррисона – люди папы, – тихо ответил Тимон. – Он принимал их за своих друзей. Они отыскали в Шотландии сломленного человека. Они гениальны, эти люди, они умеют использовать даже человеческое отчаяние в собственных целях. Люди, которых вы знаете как Самуила и Исайю, опытны в этом искусстве. Кажется, они взяли все дело в свои руки. Возможно, его святейшество почти ничего не знает о здешних событиях.

Марбери улыбнулся Тимону:

– Вы в самом деле умны.

– Моего ума не хватило, чтобы припомнить цитаты из «Демонологии», – вздохнул Тимон.

– Но вы понимаете, что вы сделали? Вы не только схватили убийцу – вы спасли Библию! Вы сделали возможным невозможное! Все будет исправлено. Ничто не останется исключенным. Мы создадим первую верную Библию в человеческой истории.

– Есть и другие группы переводчиков, – напомнил Тимон.

– Да! – с еще большим энтузиазмом подхватил Марбери. – И мы должны обратиться к ним! Теперь, когда мы получили признание Гаррисона, Ланселот Эндрюс нас выслушает. И доктор Хардинг из Оксфорда.

– Вы не забыли, что Эндрюс принимает вас за Пьетро Деласандера?

Марбери захлебнулся воздухом.

– О! Ну… – И снова вспыхнул с новым вздохом: – Тогда к ним отправитесь вы! То, что вы сделали здесь, вы сумеете сделать и там.

Тимон вытащил из-за пояса тряпицу и промокнул кровь на руке.

– Боюсь, это окажется затруднительно.

Марбери уставился на порез.

– Рана? Она не выглядит серьезной.

– Порез? Нет. – Тимон поднял голову. – Трудность в том, что я… сегодня я побывал в Кембридже, в знакомой нам таверне. Боюсь, что я убил этих людей: Самуила и Исайю.

– Что? – вскрикнул Марбери.

– Справедливо заметить, что они первыми попытались меня убить. – Тимон задрал рукав и показал повязку на плече. – Это от кинжала Исайи. Он целил в сердце. Я счел это достаточным основанием убить его. Эти люди отправили за мной Пьетро Деласандера. Они не собирались отступать. Они бы ни перед чем не остановились ради исполнения своего безумного плана. Я вполне сочувствую побуждениям Гаррисона, но не его средствам.

Марбери вытаращил глаза. Тысячи мыслей теснились в его мозгу, и ни одна не сходилась с другими.

– Третьего я отпустил, – продолжал Тимон. – Они называли его Даниилом, но он – знаете ли, кардинал Венителли. Простодушный слуга папы, человек, честно выполняющий свой долг, пусть и заблуждавшийся в его понимании. Я сказал, что отказываюсь от мандата в папской армии проклятых.

Марбери выдавил улыбку.

– Так и сказали?

– Ну, не совсем. – Тимон завязал тряпицей сломанное предплечье. – Кровь Господня, болит!

Марбери поморщился, взглянув на распухшую руку.

– Вам лучше пока ее не напрягать.

– Да, видите ли, настоящая беда в том, что мне, пожалуй, вовсе не понадобится уже эта рука. Очень скоро папа отдаст тайное распоряжение на мой счет. – Тимон затянул узел и опустил рукав. – В деле, о котором вы говорили, я буду бесполезен, как эта рука. Если я не покину Англию, я приговорен. Странно, я только недавно начал ценить жизнь. Если возможно, мне надо бы уехать сейчас же. Оставшись, я подвергну опасности вас и Энн.

– Чем грозит нам ваше присутствие? – усомнился Марбери.

Тимон отвел взгляд.

– Те люди, которых я убил, – не единственные агенты. Есть и другие. Они найдут меня. Я должен увести их от вас.

– Другие. – Марбери понемногу начинал понимать. – Значит, возможно, такие, как они… такие, как вы… снова могут появиться здесь. Могут угрожать Энн…

– И вам. И переводчикам. Вы сами видели, они ни перед чем не остановятся. Эти дьяволы преследовали несчастного Гаррисона, пока не свели его с ума, а потом сделали его своим орудием.

– Вы убили их, – как будто про себя рассуждал Марбери, – и, сделав это, пожертвовали собственной жизнью. Они станут преследовать вас.

– Да.

Тимон порывисто вздохнул и встал, придержавшись за стол Гаррисона. Не прибавив ни слова, он направился к открытой двери, навстречу лунному свету.

– Подождите, – сказал вдруг Марбери. – Подождите минуту.

– Оставшись, я стану огромной помехой работе, которую вам предстоит выполнить.

– Дайте мне подумать.

– О чем подумать? – не задерживая шага, бросил Тимон.

– Вы спасли мне жизнь, – твердо сказал Марбери. – Я хотел бы ответить тем же.

58

Через двадцать минут Марбери толкнул дверь в трапезную. Энн и переводчики, как он и ожидал, спорили, собравшись за столом. Его появление заставило всех замолчать.

– Гаррисон в комнате брата Тимона? – спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Привязан к кровати, – заверил его Сполдинг, – и двое сторожат дверь.

Марбери взглянул на Энн, надеясь, что по его лицу ничего нельзя прочитать.

– Дочь, может быть, ты будешь так добра вынести из той комнаты скудное имущество брата Тимона, то, что под кроватью и под столом.

– Где брат Тимон? – забеспокоился Сполдинг.

– Лечит раны, – отрезал Марбери, не скрывая и даже преувеличивая раздражение. – Раны, полученные при спасении ваших жизней.

Сполдинг, не найдя слов, оглянулся на Ричардсона.

– Брат Тимон проявил истинную доблесть, – величественно провозгласил тот, – и будет вознагражден.

– Лучшей наградой ему, – поспешно заметил Марбери, подражая помпезности Ричардсона, – будет возобновление работы. Закончим нашу часть перевода, как он просил: создадим совершенный перевод, ничего не выпуская, исправив все ошибки, дополняя его всеми подлинными текстами, чтобы истинное слово Господа стало доступно всем.

– Поклянемся же в том! – прогрохотал Ричардсон.

– Нет! – Сполдинг, вскочив, ударил кулаком по столу. – Клянусь небом, нет! Мы получили прямой приказ короля!

Из-под серого плаща он извлек доставленный Дибли лист и указал на королевскую печать.

– Она подлинная, – заверил всех Ричардсон. – Я, конечно, не раз видел королевскую печать.

Сполдинг поднес лист к глазам.

– Здесь сказано: «Переводчикам в Кембридже, занятым королевской Библией, сим повелевается копировать со всей точностью, какую позволяет их ученость, существующую Епископскую Библию». – Сполдинг поднял взгляд. – Нам приказано ничего не добавлять и исключить лишь самые грубые ошибки католиков.

Опустив бумагу, он обвел комнату взглядом.

– Нет, но… – начал Марбери.

– Не хотите ли вы сказать, декан Марбери, – тихо проговорил Сполдинг, выдержав паузу, – что готовы ослушаться воли короля?

– Действительно, – избегая встречаться с ним глазами, заметил Чедертон, – если мы пойдем против воли короля, нас всех обвинят в государственной измене.

– А в лучшем случае, – вздохнул Диллингем, – король просто заменит нас людьми, которые исполнят его приказ и создадут перевод, угодный ему. Боюсь, что все попытки изменить что-то будут тщетными усилиями.

– Но ведь Епископская Библия, – нерешительно запротестовала Энн, – орудие короны, точно так же, как латинская Библия – оружие папы.

Продолжительное молчание стало безмолвным подтверждением ее слов.

– Мы можем внести в текст поэзию, – не без грусти предложил Чедертон. – Как уже сделали с псалмами и Песнью Соломона – в них есть красота, какой не было прежде.

– И можем исправить самые прискорбные ошибки в существующем тексте, – вздохнул Диллингем. – Хоть что-то.

– Слово Божье нельзя исказить, – напряженно, с сумрачным взглядом провозгласил Сполдинг, – как бы оно ни было записано на бумаге.

– Но убийства… – попыталась заспорить Энн.

– О них придется молчать. – Сполдинг снова ударил по столу. – Я с самого начала говорил об этом. Смерть Эдуарда Лайвли скрыть невозможно – многие знают, что я занял его место. Скажем, однако, что он умер от ангины после четырех дней болезни.

– Он оставил одиннадцать сирот, – вставил Чедертон. – Мы все должны позаботиться о них. Каждый внесет вклад…

– Постойте! – вскричала Энн. – Нельзя же в одну минуту решить дело, за которое погибли люди, за которое Тимон и мой отец рисковали жизнью. Нельзя же выбрать дорогу трусости, даже не подумав…

– Дорогу трусости? – возмутился Сполдинг. – Что, по-вашему, мы должны делать? Король повелел.

– Но прекрасные книги Фомы, Филиппа и Марии… – умоляла она.

– Были основания отвергнуть их, – тихо сказал Ричардсон, – и сделали это люди, которые и по времени, и по духу стояли ближе к Господу, чем мы. Было бы слишком дерзко с нашей стороны менять решения этих бессмертных.

Энн повернулась к отцу. Ее глаза говорили так много, задавали тысячи вопросов.

Увы, Марбери потупил взгляд.

Тогда отчаяние Энн обратилось в ярость. Отбросив стул, она бросилась к двери.

– Энн! – окликнул Марбери.

За столом тут же возобновился спор, перепалка стала шумной, словно на рыночной площади, а не в собрании ученых мужей.

Марбери выскочил вслед за Энн.

Девушка выбежала в темную ночь. Гнев жег ей лицо, кулачки были крепко сжаты.

Марбери пришлось бежать, чтобы догнать ее.

– Энн, – умоляюще заговорил он, поймав ее за локоть.

– Я сейчас же скажу Тимону!

– Нет, – с гранитной твердостью возразил Марбери. – Не скажешь.

Она развернулась к нему.

– Не надеешься ли ты меня остановить? – Девушка прищурилась, ее голос колол, как длинная игла, как тонкий шип.

Марбери набрал полную грудь воздуха:

– Его уже нет.

Ночь внезапно показалась Энн сетью, удерживающей ее на месте, вынуждающей поднять взгляд в бесконечное небо.

– Нет?

– Я предоставил ему средства безопасно попасть на корабль, который утром уходит из Лондона. Он взял кольцо с печатью несчастного Дибли и королевскую карету из нашей конюшни. Кроме того, я заставил его принять крупную сумму денег и письмо от меня. Я написал верным друзьям, владельцам торговых судов. В этой карете, с этим перстнем, с моим письмом он доберется до корабля в такой же безопасности, как сам король.

– Какой торговый корабль? – Энн запнулась. – Ты же не о том…

– Я все расскажу тебе утром, а сейчас поспеши забрать все документы, какие он оставил в тайнике под ножкой стола. Он просил выкинуть ящик с трубкой. Он сказал, что из-за его содержимого он уснул не вовремя и допустил гибель человека, а потому теперь с этим покончил.

– Нет, – всхлипнула Энн.

– Поверь мне, это было необходимо для его спасения, – утешал дочь Марбери. – Ему грозит смертельная опасность. Я все объясню завтра. Пока довольно того, что он уехал. Он не вернется.

– Этот торговый корабль, – прошептала Энн, – идет в…

– Ни одна душа не должна знать, куда он скрылся! – прошептал в ответ Марбери. – Если узнают, ему даже там грозит беда.

– Но эта дикая земля, – причитала она, – полная хищных зверей и кровожадных полулюдей. Там нельзя жить. Отец небесный!

– Что сделано, то сделано, Энн. – Марбери поймал себя на том, что говорит с дочерью, как с семилетней.

– Отец, – начала она.

– Тсс!

Марбери вздохнул. Он вдруг затосковал по тому давно прошедшему времени, когда она была ребенком. Взгляд и голос его смягчились.

– Он плывет в Америку. А мы с тобой вскоре вернемся к нашей жизни, полной мелких забот, здесь, в Кембридже.

Энн влажными глазами смотрела в сторону конюшен.

– Америка? Во имя Бога, что спасет его теперь?

Энн зашептала ветру молитву. Она просила ветер отыскать брата Тимона и дать ему знать, что, где бы они ни оказался, его ученица желает ему счастья.

59

Залитые розовым и янтарным светом восхода лондонские причалы кишели деловитой суетой. Тимон дрожал под соленым ветром, прижавшись спиной к столбу. Монашеское одеяние он бросил в Кембридже. Тонкая белая рубаха плохо защищала от утренней сырости. Годы под черным балахоном лишили его природного полнокровия.

Время исправит это, думал он.

Путешествие до Лондона не задержалось в памяти. Мальчик в конюшне запряг лошадей, но правил ими сам старший конюх Ланкин. Тимон был слишком измучен, чтобы гадать о причинах. Он заснул прежде, чем карета выехала со двора, а проснулся у Темзы в предрассветных сумерках. Казалось, все орущие булочники, книгопродавцы и нищие обращаются к нему одному, словно знают, что он здесь в последний раз. На окраине Лондона, у полей Финсбери, Тимон выбрался из королевской кареты.

– До свидания, мастер Ланкин, – сказал он, протягивая конюху руку.

– Я всю ночь думал, как бы это сказать, – ответил Ланкин. – Те, что остались в Кембридже? Они только и знают, что толковать о долге, трястись от страха да спорить до хрипоты из-за мелочей, не стоящих и наперстка. Хуже того, все их попытки сделать добро сводит на нет демон страха за свою шкуру.

Тимон стряхнул с себя сон.

– К чему это вы, мастер Ланкин?

– Думаю, вы понимаете, – ответил тот, оглядывая лошадей. – Да хранит вас Бог. Мне надо ехать. Ну и задачу задал мне декан – искать каких-то мальчишек в лесу. Мы с вами больше не увидимся.

С этими словами Ланкин слегка подхлестнул лошадей и тронулся назад.

Тимон добрался до Рэтклифского большака к северу от набережной Уоппинга. Рэтклиф оказался грязной улочкой, кишевшей чумазыми моряками и гулящими женщинами.

Распутниц как будто не морил сон – они зазывно тянули к Тимону белые руки. Для них была в диковинку его улыбка и ответ: «Нет, благодарю». Одна из женщин даже вздохнула, когда он прошел мимо. Пройдя по Уоппинг-Хай-стрит на восток, он добрался к пабу «Проспект Уитби». Над дверью красовалась гордая надпись: «Основан в 1520-м».

За оловянной стойкой стоял молчаливый дряхлый хозяин. Тимона он явно принял за вора или контрабандиста. Как-никак на поясе у него открыто висело несколько кинжалов. Старик уставил на гостя неподвижный взгляд, а рука его потянулась к немало повидавшей дубинке, спрятанной под стойкой. Передник у него был чернее зубов. Когда Тимон подошел ближе, старик с присвистом вздохнул.

– Меня прислал Френсис Марбери, – шепотом произнес Тимон, хотя в трактире не было никого, кроме хозяина.

Тот выдохнул, помедлил секунду и склонил голову.

– И еще декан Марбери велел сказать, что Бриджит Драйден просила отдать известный вам предмет. – Тимон не сводил глаз с хозяина.

Этих слов оказалось достаточно. Хозяин подал ему открытый выездной паспорт со всеми положенными подписями. Имя в нем было не проставлено.

Тимон заметил, как смягчился взгляд хозяина при упоминании покойной жены Марбери, и задумался, что скрывается за этой нежностью.

«Прибегать для побега к воскрешению призраков – опасно», – подумал он.

Тимон заплатил хозяину, взял документ и сразу ушел.

Потом он поболтался среди шумной толпы вопящих, толкающихся, бранящихся людей. К восходу толпа стала гуще: появились фаты в шляпах, украшенных перьями, юнцы с молодыми, едва пробившимися бородками. Разноязыкий гомон невидимой вавилонской башней поднимался до самого неба. Шаг за шагом, расталкивая локтями толпу, Тимон оказался наконец у одинокого столба, к которому и прислонялся теперь, глядя, как его корабль, «Конкорд», загружают припасами для долгого плавания.

Только теперь он нашел время поразмыслить над прощальными словами Ланкина: «…все их попытки сделать добро сводит на нет демон страха за свою шкуру».

Неужели кембриджские переводчики закроют глаза на пятнадцать веков лжи ради собственного недолгого спокойствия? Не может быть.

Здесь размышления Тимона были прерваны. На него налетел едва державшийся на ногах матрос. На нем висела напудренная шлюха, запустившая руку ему в карман. От нее сладко тянуло французской жимолостью.

Моряк бросил Тимону невнятное ругательство, отшвырнул женщину и повернул к «Конкорду». Женщина, та самая, что заметила Тимона перед рассветом, узнала его и улыбнулась:

– «Конкорд» грузится.

Тимона поразила звонкая свежесть ее голоса.

Он покосился на корабль:

– Верно.

– На нем отплываете?

– Да.

– Жаль, – тихо сказала она.

Тимон опять улыбнулся ей.

– Прекрасное утро, – с подчеркнутой любезностью заговорил он, – ив другое время я охотно прогулялся бы с вами по набережной, любуясь скользящими по воде лебедями. Но сегодня я занят.

Опустив руку в карман, он достал серебряную крону – подарок Марбери – и протянул ей.

– Однако я хотел бы оставить добрую память.

Она глазела на монету, словно боясь, что та ее укусит.

– Да ведь для меня это десять недель жизни!

– Я хотел бы дать вам больше.

Он вложил крону ей в ладонь.

– Но… – начала она, крепко зажав монету в кулаке.

– Я только и прошу, чтобы вы вернули кошелек этому моряку прежде, чем он взойдет на борт, – тихо добавил Тимон. – Я заметил, как вы сейчас вытащили его.

– О… – потупилась она. – Видели, значит.

– Да, но крона должна сполна возместить вам потерю.

– Сполна, сполна. – Она с ног до головы оглядела Тимона. – Вы, верно, проповедник? Хотя и одеты как разбойник, а?

– Так и есть, – шепнул Тимон. – Так вы отдадите?..

– Джонни? – пропела она.

Моряк остановился и завертел головой, ища, откуда донесся голос. Обернувшись, он навел расплывавшийся взгляд на лицо девушки.

Она протянула ему кошелек.

– Ты уронил, милый.

Он похлопал себя по штанам, где должен был лежать кошелек, и вытаращил глаза. Покачнулся и шагнул к девушке.

– Вы этого добивались? – хрипло шепнула она Тимону.

– Скажу вам правду, – прошептал Тимон, глядя, как моряк медленно ковыляет к ним. – Случилось чудо. Я окрещен заново, словно сам Иоанн окунул меня в воды пустыни. Только я окунулся в слова. Моя прежняя жизнь утонула в черных чернилах, и я заново воскрес из букв на листе. Самые древние слова моей веры привели меня к новому рассвету. Меня изменил голос святых. И что лучше всего – я помню каждую строчку. Я, видите ли, новая, живая Библия.

Монолог Тимона прервал моряк. Он круглыми глазами уставился на девушку.

– Это мой кошелек?

– Твой, милый, – нетерпеливо отозвалась она. – В Америке он тебе пригодится. – Она со вздохом подала ему кошелек и потрепала по щеке.

– Если я когда-нибудь вернусь, Нэнси, – горячо заговорил матрос, – клянусь, возьму тебя замуж. Ты всегда заботилась обо мне, когда я бывал в Лондоне. Так что через шесть месяцев жди вестей о «Конкорде». Мы повенчаемся, решено?

– Договорились, – мягко, без малейшей веры согласилась она.

Моряк кивнул, потянулся чмокнуть Нэнси в щеку, промахнулся и повернул обратно к «Конкорду».

Тогда девушка повернулась к Тимону, ожидая его похвалы.

Но Тимон исчез.

Она сделала шаг-другой, отыскивая в толпе тонкую белую рубаху. Она видела полосатых матросов, грохочущие тележки, скандалящих драчунов, головореза со шрамом, торговца яблоками и семерых монахов, но того, кого она искала, не было.

На мгновенье ей показалось, что в толпе мелькнула кудрявая голова, и она закричала:

– Подожди!

Ее морячок, ее Джимми, решил, что она зовет его, и, обернувшись, с улыбкой махнул ей рукой.

– Не бойся, Нэнси, я вернусь!

Она рассеянно улыбнулась в ответ, а когда снова стала искать лицо Тимона, оно уже пропало. Он скрылся в толпе или поднялся на борт. Она бросилась вперед, сама не зная, зачем ей так нужно еще раз увидеть этого незнакомца. Она всматривалась в лица и одежды. Она еще час стояла на причале и сжимала в кулаке серебряную крону.

Раз ей почудилось, что уголком глаза она увидела его на улице. Он вовсе не на корабле, он возвращается в Лондон! Увы, обернувшись в ту сторону, она никого не увидела. Конечно, он уже на борту.

Наконец «Конкорд» поднял якорь и отчалил. Нэнси смотрела, как он плавно отходит от причала, направляясь к морю. Она обшаривала корабль взглядом от кормы до бушприта, но не находила того, кого искала.

И когда белые паруса наполнились солнцем и река словно подхватила корабль, она послала по ветру единственный поцелуй. Она просила ветер сказать человеку, имени которого не знала, что девушка по имени Нэнси желает ему счастья.