Текст книги "Тайна короля Якова"

Автор книги: Филип Депуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

52

Через полчаса с небольшим Тимон и Марбери поспешно прошли в трапезную деканата. Ее ярко освещало утреннее солнце, свечи зажигать не пришлось. Помещение было втрое теснее Большого зала и могло принять не более двадцати человек. Деревянные панели на стенах выглядели новыми, хотя трапезной было не менее двухсот лет. Длинные столы в беспорядке заставлены тарелками и кувшинами, засыпаны крошками, залиты элем. Кое-где валялись упавшие с тарелки колбаски.

Все едоки недовольно ворчали. Здесь явно только что шел жаркий спор.

– Джентльмены! – объявил Марбери. – Мы должны действовать быстро. В опасности все ваши труды, да и убийца еще где-то рядом.

Встал Чедертон.

– Мы обсуждали, возможно ли, что этот человек, якобы посланный королем, был самозванцем.

– Невозможно! – взорвался Сполдинг. – У него королевская печать. Мы обязаны повиноваться воле короля. Приведите его сюда. Спросим его самого.

– Увы, – Марбери обращался со словами, как с хрупким стеклом. – Он мертв.

– О, – заметил Ричардсон, утирая рот. – Тогда я должен извиниться. Я не хотел его убивать.

– Мертв так мертв, – без малейшего сожаления кивнул Сполдинг. – Однако печать на приказах…

– Должен сказать, декан Марбери, – с улыбкой продолжал Ричардсон, – что я отказался от прежних подозрений. Я больше не считаю вас убийцей. Появление этого Дибли показывает, что творятся дьявольские дела. Моя новая теория…

– Я решил, – пробился сквозь гладкую речь Ричардсона визгливый голос Сполдинга, – что мы должны повиноваться приказам короля! Королевская печать неоспорима, и мы обязаны вернуть…

– Нет! – выкрикнул Тимон. – Если вы исполните этот так называемый королевский приказ, истинная Библия никогда не увидит света. Вся история религии зависит сейчас от вас.

Его страстность удивила всех.

– Вы стоите на краю обрыва, – продолжал Тимон, с трудом подбирая слова. – У начала нового мира. Прыгайте и надейтесь, что Господь даст вам крылья. Пришел час почтить отца духа и истины. Бог есть дух, но атомы его – частицы великой истины, и этой власти вы обязаны служить – не квасным хлебом ненависти и злобы, но опресноком искренности и правды. Примите истину – и тайны сердца Господня откроются. Должно не извращать Слова Божьего, но явить истину, положившись каждому на свою совесть под взором Господа. Проявим себя словом истины, силой Божьей, в броне праведности…

Молчание длилось недолго.

– Вы смеете этой театральной речью… – начал Сполдинг.

– Брат Тимон обратился к нам словами Послания к коринфянам, доктор Сполдинг, – мягко поправил Чедертон. – Он не дерзит.

– Да хоть бы и словами из гроба! – огрызнулся Сполдинг. – Среди нас убийцы, и я продолжаю настаивать, что преступник – он.

– Здесь и впрямь есть бесы, – прошипел Тимон, – и убийца здесь творит свои злодеяния, потому что не может вынести правды; потому что правды нет в нем.

– Что это он твердит о правде? – обратился Сполдинг к сидевшему справа от него Ричардсону.

Тот, единственный из всех не забывший о завтраке, отвечал с полным ртом:

– Разве не ясно? Он предлагает игнорировать послание, доставленное грубияном-гонцом. – И Ричардсон потянулся за новым куском хлеба. – Вы, Сполдинг, кажется, работаете сейчас над особенно важным отрывком? «Слово Господа – чистое слово, подобно серебру, испытанному в горнилах земли, очищенному семикратно».

– Не забывайте этих слов псалмопевца, – вступила Энн, в упор глядя на ученого. – Как станете вы продолжать свой труд, если не очистите всего, что делаете?

– Госпожа, вы не способны постичь… – начал Сполдинг, не скрывая пренебрежения.

– Прошу вас, джентльмены, мы забываем о более насущном вопросе, – подняв обе руки, остановил спор Марбери. – Мы с братом Тимоном обдумали план, который требует общего участия. Вся надежда для нас – в скорости. Силы… великие силы стремятся переломить хребет нашим трудам. Мы не можем этого допустить.

– Короче, – продолжал Тимон, утративший обычно свойственное ему терпение, – вы должны сделать идеальный перевод Библии, ничего не выпуская, исправив все ошибки, добавив все подлинные писания, чтобы слово Божье открылось человечеству во всей полноте. Мне же остается поймать убийцу. Я это сделаю. И, с Божьей помощью, нынче же ночью.

Тимон видел, как на лицах понемногу проступает понимание. Непробиваемым оказался один Сполдинг, но и тот смолчал, что уже хорошо.

Тимон заглянул каждому из ученых в глаза и только потом продолжал:

– Ваша задача требует всех ваших знаний. И вам следует молить Бога даровать вам мудрость. Моя же не требует ничего, кроме безрассудства и упрямства, которое наживает человек к моему возрасту.

– Убийца проник в Большой зал через тайный ход, – выпалил Марбери.

Тимон вздохнул и искоса глянул на декана.

– Я буду ждать у этого хода…

Ричардсон расхохотался.

– Тайный ход! Честно? Уж не попали ли мы в пьесу изобретательного драматурга? Где же этот ход?

– За овощными ящиками в погребе под этим залом, – просто ответил Тимон.

– Да вы не о подземном ли коридоре из деканата в зал? – оглянулся на него Ричардсон.

Тимон уставился на него:

– Вы пользовались этим ходом?

Ричардсон глотнул эля и ответил:

– Все пользовались.

Остальные молча закивали.

– Но я, когда пытался пройти по нему, – медленно проговорил Тимон, – наткнулся на глухую стену.

– Разве декан не показал вам рычаг? – удивился Ричардсон.

– Я не знал даже о существовании тоннеля, – начал Марбери.

– Мне показал его покойный Гаррисон, мир его душе, – сказал Ричардсон.

– Он всем показывал, – сердито вставил Сполдинг. – Все знали.

Марбери взглянул на Чедертона.

– Мне не показывал, – быстро отозвался тот.

Марбери понурил голову.

– Как же вышло, что я не знал?

– Я тоже удивлен. – Тимон не сумел скрыть подозрения. – Так долго прожив здесь…

– Но я занимаю здание всего несколько месяцев, – поспешно возразил Марбери.

– Да ведь вы декан…

– Я декан колледжа Крайст-Черч, – объяснил Марбери. – Сюда я перебрался, только когда его величество назначил меня… как бы сказать? – опекуном переводчиков. Признаться, я оказался совершенно непригоден для этой должности.

– Значит, вы прожили в своем нынешнем доме всего несколько месяцев? – Тимон покачал головой. – Как же я этого не знал?

– Мы оба повинны в невнимательности.

– Да.

– Но тоннель, – настаивала Энн.

– По нему от нас скрылся убийца, – без задержки объяснил Тимон. – Я должен его осмотреть.

– Конечно, – сразу согласился Ричардсон и, проглотив последний кусок, направился к кухонной двери.

Только теперь Тимон вспомнил, в каком виде они с Марбери оставили кухню. Повсюду рассыпаны листы тайных писаний. Он бросился за Ричардсоном, на ходу готовя объяснение. Ричардсон уже скрылся за дверью. Догнав его, Тимон с удивлением обнаружил, что порядок восстановлен. Пачка бумаг в белой обертке с невинным видом лежала на кухонном столе, ничем не выдавая своего священного содержания.

Энн неторопливо вплыла следом за Тимоном, и одна ее улыбка объяснила все. Тимон благодарно кивнул ей.

Ричардсон прошел к дальней стене.

– Обратите внимание, – заговорил он, наслаждаясь выпавшей ему ролью, – как красива тайна. Куда я хочу попасть? В овощной погреб под Большим залом. А что вырезано на панели этой стены? Пучок моркови.

Он стукнул по барельефу, потом повернул его по часовой стрелке, и панель откинулась внутрь, открыв узкий темный проход. Тимон заглянул в темноту, проверяя, не затаился ли там кто.

Ричардсон радостно рассмеялся.

– До зала меньше ста шагов. Гаррисон, мир его праху, говорил, что Большой зал прежде был часовней стоявшего на этом месте монастыря. А в деканате спали монахи. В дурную погоду им не приходилось месить грязь или снег, чтобы попасть на службу. А с другой стороны, там, где вы уткнулись в тупик, видите тот выступающий камень?

Тимон всмотрелся. Один камень в маленькой пещерке действительно выдавался над другими.

– Если пошарить под ним, – говорил Ричардсон, – нащупаете рычаг. Один щелчок, и вы попадаете в кухню. Так что ход действительно есть, но, как видите, едва ли тайный.

– Благодарю вас, доктор Ричардсон, – сказал Марбери, главным образом желая прекратить его словоизлияния.

– А теперь, джентльмены, – прошептал Тимон, – пожалуйста, подойдите.

Все медленно обступили Тимона. Сполдинг сдвинулся всего на несколько шагов.

– Вот моя роль на ближайшее время, – тихо продолжал Тимон. – Я поставлю ловушку для крысы. Сегодня я оденусь, как один из вас, и буду ждать в Большом зале. Когда явится убийца, я его задержу. Теперь, когда я все знаю об этом ходе, он не перехитрит меня, снова сбежав этим путем.

– Я тоже должен быть в зале, – быстро сказал Марбери. – Недавний опыт Энн доказывает, что в темном углу вполне можно спрятаться.

– Вдвоем мы представим этого человека на суд еще до рассвета. – Тимон говорил с такой уверенностью, что несколько человек невольно закивали.

– Для этой цели, – продолжал Марбери с легким лукавством, – не уделит ли доктор Сполдинг мантию и плащ, которые сочтет подходящими для такого маскарада?

– Я? – ахнул Сполдинг.

– Вы известили каждого человека, собаку и червя в Кембридже, что теперь возглавляете переводчиков, – вздохнул доктор Диллингем. – Так что можно не сомневаться – следующей жертвой убийца изберет вас.

Сполдинг озирался, словно впервые видел знакомую кухню, и заглядывал в глаза каждому, ища спасения.

– Я… – воробышком пискнул он.

– Вчера на вас был темный плащ без украшений, – напомнил Тимон, – и простая круглая шапочка темного золота, без девиза и герба. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я… да, – выдавил ошарашенный Сполдинг.

– Они прекрасно подойдут, – сказал Тимон, – если я постараюсь не поворачиваться к свету. И – ведь ваш стол повернут к погребу, не так ли?

Энн постучала по столу, как стучат в запертую дверь.

– Так вот ваш план? Сидеть в темном зале и ждать, пока кто-то придет убивать вас? И молиться, чтобы ему это не удалось? Только эту нелепость и породила совместная мудрость моего отца и наставника?

– Если ты немного понизишь голос, – одернул ее Марбери, – возможно, убийца не услышит тебя и на нашей стороне будет элемент внезапности.

– Да будь на вашей стороне все элементы в природе, – бушевала Энн, – все равно это неудачный план! Тимон задумал превратить себя в жертвенного агнца. Разве ты не видишь? Он винит себя, что уснул прошлой ночью. Думает, что мог бы спасти Эндрюса. Это его искупление.

На минуту в кухне стало тихо. Мужчины уставились на раскрасневшуюся, сверкающую глазами Энн. Один Тимон разглядывал пылинки, кружившие в солнечном луче.

– Я прожил больше пятидесяти лет, – тихо вздохнул он. – За это время немало людей пытались так или иначе лишить меня жизни. Никому это не удалось. Наша кончина, Энн, определена провидением, как бы ни трудились над ней мы сами. Вы согласны со мной? Никто не сможет убить меня, пока не пришел мой срок. Ничто во вселенной не может отнять жизнь против воли Бога. И, конечно, никто не в силах спасти меня, если Он назначил мне умереть сегодня.

53

Через несколько минут, оставив ученых спорить в кухне, Тимон вернулся к себе в комнату. Под мышкой он нес пачку тайных писаний. Его одолевало желание прочесть все. Стук его подошв по каменному полу, столб утреннего света из высокого окна в коридоре, даже медленный ритм его дыхания – все, казалось, удаляет его от реальности. Не понимая причины, он чувствовал, что растворяется в воздухе. Все таяло: башни облаков в небе, строгий храм его разума, сам огромный земной шар.

Дверь в комнату он открывал, пребывая в экстазе.

Единственный листок, лежащий на кровати, рывком вернул его к действительности. Он еще от двери узнал почерк. Оставил дверь настежь и шагнул ближе.

«Ожидаем поворота колеса, возделывая ниву, сидя лицом на восток сегодня после полудня».

Его ждут в три часа дня, когда стрелки часов похожи на человека, сидящего лицом на восток. Нечистая троица желает обсудить его успехи и дальнейшие планы. Но встреча назначена слишком скоро. Как видно, на уме у людей папы что-то еще.

Опуская листок, Тимон подивился странному совпадению. Папа приказал Тимону закончить мнемоническую работу ко Дню Всех Святых. Король Яков повелел закончить Библию к тому же дню. Какая злая воля управляет событиями? День Всех Святых – возможно ли, чтобы король Яков и папа были в сговоре? Тимон заходил по комнате. Если против него и папа, и король Яков, на что он может надеяться? План, обдуманный им с Марбери, показался вдруг, как сказала Энн, безумным. Или актом отчаяния. Неужели он в самом деле обдуманно приносит себя в жертву?

Подступающая паника принесла с собой волну видений прошлого: пять мертвых тел под светом тосканской луны, тысячи пауков в тюремной камере, инквизиторы с раскаленными клещами.

Смысл этих знамений был ясен: к утру он будет мертв.

Тимон понимал, что должен собраться с мыслями до встречи с людьми папы, или умрет еще раньше. Он дважды бросил взгляд на безмолвно манившую из-под кровати шкатулку. Но, вместо того чтобы достать трубку, принялся вслух читать слова двадцать первого псалма:

– «Ты – Бог мой. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет… сердце мое сделалось как воск… Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилипнул к гортани моей… Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Но Ты, Господи, не удаляйся от меня; сила моя! поспеши на помощь мне; избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою; спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав, избавь меня!»

Он опустил взгляд на записку, которую еще держал в руках, и обратился к ней:

– Ты помутила мой разум, но ненадолго. Я знаю, что мне нужно. Я знаю, где найду покой. Чтобы найти покой, мне нужно встретиться с написавшими тебя.

Он замолчал и, не раздумывая, прошел к столу. Спрятал тайные тексты под камнем и быстро вернулся к двери. Вышел в коридор и направился к конюшне.

День уже начался: солнце расправило белые крылья в чаше неба. Гулким стуком отозвались шаги Тимона по мощеному двору. Занятие, которое он выбрал, чтобы прояснить мысли, представлялось ему совершенной метафорой. На ходу он высматривал вилы для навоза.

Никого из конюхов на месте не было, и Тимон вслух заметил:

– Тем лучше, никто не помешает чистить стойла.

Лошади, заслышав его, зашевелились в надежде на второй завтрак. Они вздыхали и тянулись к нему губами.

Стены конюшни когда-то белили, но побелка давно стерлась, и повсюду царил спокойный серый цвет. Внутри, ровно, как по борозде, оставленной плугом, выстроились семь основательных денников из тесаных старых бревен. Свежий утренний воздух смешивался с уютным запахом соломы и конских яблок, который вовсе не казался Тимону неприятным.

Орудие труда оказалось под рукой: рукоять цвета эля и вилы из гладкого темного дерева. Он взял их, полюбовался минуту, и тут голос из-за спины нарушил безмятежность тишины:

– Это что вы тут делаете?

Обернувшись, Тимон увидел старшего конюха Ланкина. Тот был одет во все коричневое. Он опирался на дверной косяк, щурясь на Тимона и склонив голову, будто охотничья собака в стойке.

– Слышу, вы говорите сами с собой?

– Ну, – Тимон поднял перед собой навозные вилы, – я думал почистить стойла.

– Ах, вот как, вы думали? А что, по-вашему, я буду делать с мальчишками? Выгребать навоз – их работа.

– Пусть чистят коней, расчесывают гривы, проверяют копыта… Да я с ходу могу назвать сотню дел.

– Я вот чего не понимаю – вам-то это зачем? – перебил его Ланкин.

– Мастер Ланкин! – уже без улыбки отозвался Тимон. – Монах привычен к тяжелой работе. Мало кто представляет, какую суровую жизнь он ведет. Меня уже тошнит от безделья книжников в соседнем здании. Если мне не позволят несколько часов честно потрудиться, я потеряю остатки ума.

Ланкин, похоже, смягчился. Гримасу на его лице можно было даже принять за улыбку.

– Ну, это вы точно сказали. Те, в зале, не узнают честной работы, даже если она их схватит за задницу да еще присвистнет. Как там вы говорили, вас зовут?

Тимон помедлил. Запах сена, жаворонки над вершинами деревьев, вольный поток солнечного света – все толкало его на признание, которое в другое время он счел бы величайшей глупостью.

– В миру меня звали Джордано.

– А я, стало быть, Мэтью, – тихо ответил Ланкин. – В честь лучшего из апостолов.

Он оттолкнулся от косяка и, уже уходя, бросил через плечо:

– Пошлю мальчишек ловить рыбу, раз уж вы пока взяли на себя их работу. Люблю рыбку на обед.

И он скрылся.

Тимон проводил его взглядом и обратился к орудию труда.

– Братец Навозные Вилы, – тихо сказал он. – Мы с тобой оба – орудия Господа, и работа в этой жизни у нас схожая. Позволь привести тебе одно утешение. Бог пользуется нами, хотим мы того или нет. Мы вольны исполнять свое дело легко и с радостью или же ныть и жаловаться, но Он сделает свое дело. – Тимон еще понизил голос и приблизил губы к рукояти. – Секрет в том, чтобы покориться работе и избрать радость.

Потом он несколько часов совсем ни о чем не думал, летая из денника в денник, пока вся конюшня не засияла чистотой, как королевская кухня или сердце апостола.

К тому времени как работа была закончена, он знал, как поступить с посланцами папы.

54

До трех часов пополудни оставалось несколько минут. Рыночная улица Кембриджа гудела: ругань, говор, толкотня, шарканье шагов усталых мужчин, женское пение. Там и здесь плащи распахивались, открывая нарядное платье, а другие запахивались поплотнее, скрывая прорехи на локтях, пистоль с взведенным курком или краденое серебро.

Зато на соседней улице стояла мертвая тишина. Тимон остановился напротив пивной, где была назначена встреча. Он искал способа стать невидимкой, войти, оставшись незамеченным, через боковое окно или черный ход. Вдоль боковой стены здания тянулся переулок, но, заглянув в него, Тимон с разочарованием обнаружил тупик, ловушку. Через минуту из переулка вынырнул мужчина в фартуке пекаря, с головы до ног в муке, с пустым подносом в руках. Он свернул по улице к пекарне в дальнем конце. Значит, есть служебный ход или кухонная дверь.

Тимон осмотрел улицу. Убедившись, что она пуста, пониже надвинул капюшон, ссутулился, скрывая свой рост, и вошел в переулок. В самом деле, в тупиковой стене кухонная дверца. Почему-то он помолился, чтобы в кухне не оказалось Дженни. Переулок был сырым и промозглым, и тишина здесь еще глубже, чем на улице. Пройдя несколько шагов, Тимон расслышал кухонный шум: звон тарелок и кружек, перебранку и смешки.

Он опустил лицо, еще больше ссутулил плечи и нырнул в открытую дверь. В ноздри ударил запах копченого мяса. У очага кто-то шепнул:

– Гляди, еще один.

Тимон не замедлил шага. Как он и рассчитывал, всего несколько шагов вывели его в главный зал, за стойку. Он сразу свернул направо, подняв глаза только для того, чтобы в дымном сумраке разглядеть дверную ручку. Потянул ее и, как только дверь приоткрылась, протиснулся в щель.

Минуту он постоял спиной к закрывшейся двери, слушая дыхание троих мужчин.

– А! – прошептал кто-то из них. – Вы точны.

– Хотя и склонны к театральности, – тихо заметил другой.

– Это вы, брат Тимон? – неуверенно спросил кардинал Венителли.

В ответ Тимон глубоко вздохнул, выпрямился во весь рост и отбросил капюшон. Он сложил перед собой ладони, скрытые рукавами плаща, и взглянул на хозяев.

Трое, как и в прошлый раз, сидели на дальней стороне простого стола. В комнате было немного светлее – с последней встречи прибавилось несколько свечей.

– Должен честно сказать, – улыбнулся Тимон, – я надеялся не встречаться с вами так скоро.

– Если бы вы занимались чем следовало, – вспыхнул Исайя, – в новой встрече вообще не было бы нужды!

– Почему вы позволили Марбери встретиться с Эндрюсом в Вестминстере? – резко спросил Самуил.

Улыбка словно приросла к губам Тимона.

– Почему вы послали Пьетро Деласандера убить меня?

В комнате воцарилась тишина. Все затаили дыхание. Не двигался ни единый атом, застыли в страхе огоньки свечей.

– Разве я уже исчерпал свою полезность? – после короткой паузы продолжал Тимон. – Не в этом ли дело? Необдуманный замысел кардинала Венителли – распустить слухи об осуждении перевода папой – мог бы сработать. Вот только природа человеческая непредсказуема. Никогда не знаешь, какие страхи или угрозы сломят волю человека, а какие укрепят в нем решимость. Копаться в человеческой душе – опасное дело… и грязное.

Венителли пытался что-то сказать. Три лица за столом побелели.

– Деласандер неправильно истолковал данное ему поручение, – начал Самуил. В его голосе не осталось ни капли прежней властности.

– Я верно расшифровал приказ, – перебил Тимон. – Он использовал ваш шифр – которому, между прочим, научил его я. Инструкции были выражены совершенно ясно.

– Он теперь с вами? – выдавил Исайя.

– Нет, – без колебаний ответил Тимон. – Его тело покоится под несколькими дюймами кембриджской земли. А душа… кто знает?

– Мертв? – ахнул Исайя.

– Был мертв, когда я его закапывал. – Пальцы Тимона играли с рукоятью ножа.

В голосе Венителли явственно прозвучала паника:

– Я вам говорил!..

Рука Исайи проворно нырнула под стол и с неимоверной скоростью швырнула длинный тонкий кинжал. Удар был нацелен прямо в сердце Тимону.

Тот успел чуть повернуться влево и подставить правое плечо, в которое и вонзилось узкое лезвие.

Тимон мгновенно пригнулся, выдернул и отбросил клинок. Никто из сидевших не успел двинуться с места. Тимон ударом ноги опрокинул на них стол и одним прыжком оказался сверху.

Удар был так силен, что стулья расщепились и провалились, крышка стола прижала собой троих сразу.

Венителли закрыл глаза и мгновенно лишился чувств.

Исайя, задыхаясь, бился под тяжестью Тимона, тщетно пытаясь дотянуться до второго ножа. Столешница прижимала обе его руки к груди, а Тимон стоял прямо на нем.

Кровь из его плеча текла на стол. Нож он держал в левой руке и сипло дышал сквозь стиснутые зубы. Острое лезвие ножа зависло над лицом Самуила.

Но дальше не двинулось, остановившись у самого горла. Самуил смотрел на него побелевшими глазами и силился что-то сказать.

– Для того, кто недавно пробудился к новой вере, – спокойно обратился к Самуилу Тимон, – трудность в том, что старые привычки сразу не умирают. Мое новое «я» не желает вашей смерти, но мое прежнее «я» вынуждает убить вас. Иначе вы и впредь будете преследовать меня. И убивать мужчин и женщин, к которым я привязан. Допустить этого я не могу. Справедливо ли причинить малое зло ради великого блага? Ни в коем случае. Но я верю, что эта минута была предопределена Господом еще до начала мира. Я уже обречен быть в аду, и потому Бог сделал меня своим орудием и поместил в эту комнату, чтобы прекратить вашу кощунственную работу. Думаю, вам следует это знать.

Не прибавив ни слова, Тимон коротким движением перерезал горло Самуила от уха до уха, рассек обе яремные вены и нервные окончания. Самуил умер быстро и беззвучно. Тимон вытер клинок о его плечо и встал.

Исайя отчаянно пытался высвободиться, лягая и раскачивая стол, и хрипел, как раненая лошадь. Тимон нагнулся и постучал его по лбу рукоятью ножа.

– Смотрите внимательно. Это – последнее, что вы увидите.

Он подержал нож перед глазами Исайи, давая тому время полностью осознать, что он видит. Потом ударил в левый глаз – острие ножа погрузилось в мозг и осталось там.

Исайя дико забился, затряс головой. Язык показался между зубами, но он не сумел выговорить ни слова даже с последним вздохом.

Тимон повернулся к трясущемуся Венителли и сгреб его за волосы.

Тот приоткрыл глаза.

– Вставайте и идите за мной, – по-итальянски сказал ему Тимон, – если хотите дожить до вечера.

Он отбросил стол и потянул Венителли за собой. Тот бросил взгляд на мертвых товарищей и уставился вниз, ожидая смертельного удара.

Однако Тимон натянул ему на голову капюшон и сказал:

– Вам тоже надо скрыть лицо.

Венителли, не задумываясь, повиновался.

Тимон взял его под руку и потянул к выходу. Приоткрыв дверь, он оглядел зал, решил, что можно выходить, и быстро выскользнул наружу. Сразу развернув спутника налево, он мгновенно вытолкнул его в кухню и дальше, в переулок.

Здесь он притянул Венителли к себе и зашептал ему в ухо:

– Когда мне придет время умереть, я приму смерть, как невесту, с распростертыми объятиями. Но день еще не настал. У меня еще есть дела. Не знаю, как встретите смерть вы, но и это случится не сегодня. Я отсылаю вас к папе Клименту с сообщением. Библия короля Якова станет первой правдивой книгой в истории нашей религии. Скажите ему, что в ней не будет ни пропусков, ни подложных вставок. Мысли и слова Господа будут переведены ясно, во всем поразительном великолепии, и каждый сможет их прочитать. Его святейшество не в силах этому помешать, потому что я прочел и запомнил все тайные, запретные писания – даже текст, спрятанный Паджетом. Вы запомните?

Венителли кивнул, повторяя про себя слова Тимона, чтобы лучше запомнить.

– Тогда ступайте!

Тимон с такой силой вытолкнул кардинала на улицу, что тот споткнулся и чуть не упал.

– Вы не убьете меня, – наконец понял Венителли.

– Вы не злой человек, кардинал Венителли, – кивнул Тимон. – Вы не похожи на инквизиторов, пытавших меня в тюрьме, – на Самуила и Исайю.

– Они пытали вас?

– Вы наивны и глупы. Благодаря этим богоданным качествам вас используют другие. Как вы думаете, по силам вам донести до его святейшества еще одно послание?

Венителли медленно кивнул.

– Возможно, он поймет это сам, но он далеко не самый умный человек из тех, кого я знаю, так что скажу прямо… – Тимон глубоко вздохнул. – Передайте его святейшеству, что я ему больше не слуга.