Текст книги "Пленительная страсть"
Автор книги: Ферн Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Сирена бежала в свою комнату, и рыдания сотрясали ее тело.
Ворвавшись к себе, она ничком бросилась на постель и завыла в голос. Она поняла, она почувствовала своим сердцем: Риган никогда не сможет забыть то, что она была изнасилована пиратами и, как правильно он догадался, Цезарем. Он никогда не сможет полюбить ее. Она всегда знала, что ее прошлое будет стоять между ними. Те две ночи любви – на «Морской Сирене» и в ее комнате – были чисто случайными. Тогда все произошло в порыве животной страсти. То была не любовь, а лишь страсть.
– Я люблю его! – рыдала она в подушку. – Я люблю его!
В комнату тихо вошла фрау Хольц и замерла на месте, услышав восклицания рыдающей мефрау. Старая женщина хотела что-то сказать, чтобы утешить Сирену, но все слова застряли у нее в горле. Значит, она все-таки любила Ригана! А то уже фрау Хольц начала было в этом сомневаться.
Она подошла к плачущей женщине и нежно погладила ее по голове, а затем прижала ее к своей груди и укачивала, словно малыша, который в этот момент спокойно спал в своей колыбельке.
– Поплачьте, поплачьте, мефрау! Не надо все это держать внутри, – приговаривала старая женщина.
Сирена плакала и плакала, а экономка гладила ее темные волосы. Наконец, немного успокоившись, она подняла на фрау Хольц заплаканные глаза и спросила дрожащим голосом:
– Скажите, вы нашли кормилицу для Михеля?
Старая женщина ответила не сразу, тщательно подбирая слова и боясь, как бы Сирена не догадалась, что она лжет.
– Нет, не нашла. Представления не имею, где ее искать. У всех здешних кормящих матерей, которые могли бы подойти для Михеля, свои дети и свои семьи. Они ни за что не хотят покидать Африку и отправляться в такую даль. Я сделала все, что от меня зависело, мефрау, но ничто не помогло. Боюсь, что вам придется последовать за своим малышом, иначе он может умереть, – зловеще произнесла она.
– Как же так, фрау Хольц? Вы предлагали деньги? Много-много денег? Неужели среди местных жителей не нашлось ни одной кормилицы, которая согласилась бы совершить это путешествие? Вы уверены, что сделали все возможное?
– Да, мефрау. Я сделала все что могла, – жалобно проговорила старая женщина. – Вам придется вернуться в Батавию.
– Фрау Хольц, милая, я не могу туда вернуться! Неужели вы не понимаете? Чем дольше я буду находиться с ребенком, тем труднее потом мне будет с ним расстаться. Мое сердце и без того разрывается на части. С каждым днем я буду все больше и больше к нему привязываться! Да я потом просто умру от горя!
– Вы справитесь с этим. В вашей жизни было много сложного, и вы до сих пор являлись образцом сильной женщины. А сейчас речь идет о вашем ребенке, о его жизни. Ради него вы должны поступиться своими переживаниями. Другого выхода нет.
Сирена обреченно кивнула, не заметив, как радостно засветились глаза старой экономки. Она не покинет ребенка!
«Да, придется подчиниться обстоятельствам, – подумала Сирена. – Я должна забыть о себе ради ребенка. Когда он немного подрастет и его можно будет отнять от груди, я оставлю его заботам Ригана и Калеба. Сейчас важно только то, что касается благополучия ребенка, а моя собственная жизнь для меня закончилась».
В предрассветный час Сирена сидела у окна и кормила малыша. Взгляд ее был направлен за окно, на плантации мускатного ореха, где полыхало ревущее пламя. Итак, Риган решил сжечь могущественное «королевство» Цезаря, стереть его с лица земли. Если ветер изменит направление, то и дом тоже может сгореть. Но ее это мало волнует. Через час они отправятся в путь. В сердце женщины была печаль, а изумрудные глаза наполнялись слезами. «Боже, помоги мне! – молилась она про себя. – Я измучилась, Боже, помоги мне! Я не знаю, что мне делать, как жить дальше».
Слеза упала на маленькую головку, и ребенок удовлетворенно вздохнул.
Может, ей всю жизнь суждено нести этот крест несчастий и одиночества?! Неужели она никогда не будет счастливой?
Она устало положила дорогой сверток в колыбель и начала готовиться к отъезду.
Едва забрезжил рассвет, Сирена оставила роскошный дворец Цезаря, ни разу не оглянувшись. Не смотрела она и на выжженные поля и на клубящийся над ними густой дым не обращала никакого внимания.
Рядом с нею, как счастливый щенок, бежал Калеб. Он не знал, чего ради изменила она свое решение, но его это и не особенно волновало. Самое главное было то, что Сирена возвращалась с ними в Батавию. Мальчик был искренне рад, что ему теперь не нужно было принимать ненавистное решение, что он больше не стоял перед разрывающим душу выбором. Время от времени не помнящий себя от радости Калеб надоедал фрау Хольц, прося «только разок взглянуть» на малыша и то и дело спрашивая разрешения подержать младенца. Теперь он определенно мог сказать, что ни за что бы не пожелал расстаться с Сиреной и братиком.
Лицо Ригана выражало гордость и облегчение. Он все еще никак не мог до конца поверить в то, что Сирена изменила свое решение. Для него все это было радостным сюрпризом.
Он послал за фрау Хольц с маленьким Михелем и, надеясь в последний раз увидеть Сирену, молил Бога, чтобы она хотя бы спустилась вниз попрощаться с Калебом. И ушам своим не поверил, когда она объявила, что возвращаться на Яву вместе со своим маленьким сыном. Счастливая улыбка осветила лицо Ригана. Зато лицо Сирены было словно каменное, когда она шагала по гравиевой дорожке, делая вид, что не замечает радостного вида мужа.
Солнечные дни и звездные ночи, проведенные на борту брига Ригана, были словно целебный бальзам для усталой, измученной души Сирены.
Трехмесячное путешествие проходило без каких-либо особенных происшествий. Молодая женщина в солнечные дни подолгу находилась на палубе, сидя над колыбелькой Михеля, которую брала с собой наверх. Мальчик рос не по дням, а по часам, вдыхая свежий морской воздух.
В свободные часы Калеб с восторгом возился с ребенком, корчил над ним рожицы и издавал разные смешные звуки, стараясь ради улыбки своего маленького братца. И когда Михель наконец снисходительно улыбался, старший брат готов был до небес подпрыгнуть от радости.
Риган ежедневно наносил визиты в каюту Сирены, чтобы поиграть с младенцем. Порой он брал сынишку на руки и с любовью подолгу глядел на него. Обычно Михель очень серьезно смотрел на отца, но бывало, что порой его личико начинало морщиться и малыш вдруг разражался громким плачем. Когда такое случалось, Риган со смущением на лице поспешно передавал ребенка Сирене.
Во время этих встреч они почти не разговаривали. Да и что было говорить? Жена с сыном находились на борту его корабля, и Риган был доволен.
Однажды, когда туман был особенно густым, ван дер Рис отправился на верхнюю палубу за супругой, чтобы проводить ее в каюту.
Прикосновение его сильной мозолистой руки бросило Сирену в дрожь. Она не могла не услышать его прерывистого дыхания.
Риган объяснил ей, что тревожится, опасаясь, как бы она в таком густом тумане не упала за борт, лишив таким образом его сынишку ценного питания. Сирена поморщилась при этих словах, мысленно послав проклятия в адрес неотесанного грубияна-голландца.
При подходе к трапу, круто спускавшемуся вниз, Риган сильнее сжал ее руку. Его ладонь по сравнению с ее прохладной кожей была очень горяча и обжигала, словно огонь. Нечаянно Сирена поскользнулась на ступеньке шаткого трапа и, вскрикнув от неожиданности, упала на Ригана. Он тоже охнул. Но в тот же миг его руки погрузились в ее волосы, а губы жадно впились в ее рот. Неодолимое желание сжигало его, и она испытывала такие же чувства. Риган стал целовать ее лицо, шею и грудь, и тихие стоны слетели с губ Сирены. Страсть постепенно разрасталась в ней. Женщина, выгнув спину, раскрыла глаза, чтобы взглянуть в лицо мужа, и обратила внимание, что туман одел все вокруг в призрачную дымку, отчего казалось, будто они одни в целом мире. Двое возлюбленных забыли обо всем на свете, погруженные в волшебное облако тумана и в объятия друг друга. Его обжигающие губы с такой страстью целовали ее, что у Сирены пошла кругом голова. Она почувствовала, как мужские жадные руки разрывали платье на ее груди, как прохладный туман касался ее обнажившегося тела. А Риган целовал и целовал ее губы, руки, грудь...
Он на секунду оторвался от нее и хрипло произнес:
– Я решил не придавать значения твоей связи с Альваресом. Я всегда знал, что ни один мужчина не сможет удовлетворить твою страсть, кроме меня.
Руки Ригана нежно гладили ее волосы, а губы снова впились в ее рот. Его слова донеслись до нее как будто издалека, и она не сразу осознала их смысл, отдавшись страстному порыву. Его слова по отдельности, постепенно доходили до ее сознания: решил... не придавать значения... связь... только он сможет...
– Ублюдок! – гневно вскричала она, вырываясь из его объятий и стремительно спускаясь по трапу. – Похотливое животное! – продолжала она кричать. – Поросячий корм! Навоз! Испорченный негодяй! Я тебя ненавижу! Сын проститутки!
Изумленный Риган так и застыл с протянутыми руками.
– Я отрежу тебе твое мужское достоинство, когда ты будешь спать! Я все-таки убью тебя! Ты ублюдок, свинья, сын проститутки! Пусть в твоей белой соломе, которую ты называешь волосами, заведутся паразиты!
– Что случилось?.. Я ничего не понимаю.
– Животное! Грязное животное! Для тебя важнее всего на свете только то, что находится у тебя между ног, ублюдок! Больше ты никогда не посмеешь подойти ко мне! Ты никогда не сможешь использовать меня для удовлетворения своей похоти! Я буду молиться, чтобы порча напала на тебя! – истерично выкрикивала она.
Риган растерянно хлопал глазами. Что с ней произошло? Только что, какое-то мгновение назад, она была страстной, изнывающей от желания женщиной, а теперь вдруг угрожает лишить его мужского достоинства. Что он сделал? Что он такое сказал?
Калеб говорил, что она всегда выполняет свои обещания и еще ни разу не нарушила данного слова. Пожалуй, следует запираться на ночь. Перед его глазами возникла недавняя картина: лежащий в луже крови мертвый Цезарь, лишенный мужского достоинства.
Риган стиснул зубы, стараясь унять дрожь.
ГЛАВА 36
Оранжевый солнечный шар, жгучий и ослепительный, заливая радостным блеском водную поверхность, быстро погружался за линию горизонта, когда корабль Ригана на всех парусах приближался к гавани порта Батавии.
В глаза сразу бросились новые деревянные постройки, выросшие на пристани, которые говорили о том, что уцелевшие жители Явы вернулись в порт и начали восстановительные работы. Здания офисов компаний были уже отстроены заново, а те, которые сохранились, отремонтированы.
Деревья в большинстве своем погибли, а уцелевшие были похожи на зловещие скелеты-призраки в сгущающихся сумерках.
Понадобится много усилий, времени и средств, чтобы здешняя жизнь возобновилась в своем прежнем виде и привычном ритме, как это запечатлелось в памяти островитян.
Сколько друзей и знакомых спаслось, а сколько уже не увидят солнца, моря, не ощутят дуновения теплых восточных ветров и не услышат шелеста ветвей на стройных хлебных деревьях?
Эти невеселые размышления Ригана прервал громкий детский крик. Оглянувшись на корму, он увидел Сирену, державшую на руках маленького Михеля, и невольно улыбнулся. У него нет времени, чтобы предаваться грусти. Он жив и полон сил, и у него растут двое сыновей! Чего больше можно желать? Он должен благодарить судьбу за это. Необходимо как можно скорее включиться в восстановительные работы на острове, потому что его мальчикам жить здесь и они наверняка полюбят эту землю, как когда-то полюбил ее он сам.
Сирена с ребенком на руках направилась в сторону мыса. Малыш вертел головой, с интересом рассматривая все вокруг. С нежной улыбкой молодая мать ласково ворковала над своим младенцем, но при появлении Ригана улыбка исчезла с ее лица, и женщина, взглянув исподлобья на мужа, крепче прижала к себе малютку.
После того злополучного туманного вечера они ни словом больше не обмолвились. Риган старательно избегал ее, но Сирена, казалось, нарочно снова и снова попадалась ему на пути. И каждый раз, встретив его, она останавливалась и смотрела на него странным, полупрезрительным-полуугрожающим взглядом. Усмехаясь, она с удовольствием наблюдала, как терялся под ее взглядом Риган, поминутно выдавая свое подавленное состояние различными мелочами: то забывал отдать распоряжение команде, то резко обрывал Калеба, то у него предательски начинала дергаться щека, то внезапно появлялась дрожь в руках. Она медленно и методично сбивала с него спесь и привычное самодовольство. Он чувствовал себя котом, который дрожит над своим хвостом, не замечая, как с него живьем сдирают шкуру.
Звонкий издевательский смех разнесся над палубой, и Риган разозлился. Сирена теперь в его присутствии постоянно или смеялась, или улыбалась, хотя никаких видимых причин для этого не было.
Господи, чего же она добивается?! Чего она хочет от него? Может быть, она решила окончательно свести его с ума? Если она действительно задалась такой целью, то, пожалуй, с успехом добивалась своего. Он дошел до того, что начал ее бояться! Ни за что и никому на свете не признался бы он, что запирает на ночь свою дверь на засов. Никто, даже Калеб, не знал этого. Сирена изводила его своими насмешливыми взглядами. Ее бесстыдный взгляд, поблуждав по его лицу и туловищу, вдруг останавливался, где-то ниже его пояса, и странная, леденящая душу улыбка начинала играть на ее губах. После таких осмотров по ночам Ригана преследовал образ покойного Цезаря, утопающего в луже крови.
– Вот мы и дома! – резко произнес ван дер Рис.
Сирена не обратила ни на него, ни на его слова никакого внимания. Ее взгляд равнодушно скользил по отстраивающейся заново пристани.
Интересно, пострадал ли дом Ригана? И если он разрушен, то где они будут жить? Что касается ее, то она сможет спать и под деревом, если понадобится. Под деревом, пожалуй, было бы даже лучше. Ведь, оказавшись в доме Ригана, она опять будет целиком и полностью зависеть от него. В своем доме он установит свои порядки, и ей нужно будет подчиняться им. Но лучше бы ему не усердствовать в этом, а то ведь она может и убить его. Да, она убьет его!
Сирена с любовью взглянула на сыночка и вздохнула. Пройдет еще несколько месяцев – и она отнимет его от груди. А потом?.. Комок подступил к горлу женщины при одной только мысли, что ей в скором будущем предстоит расстаться со своим малышом. Она чуть не плакала, глядя, как Калеб спускал на воду шлюпку, которая должна была доставить их всех на пристань. И заметить не успеешь, как промелькнут эти несколько месяцев. Ей необходимо продумать свои планы на будущее. Что ожидает ее дальше, после того как она разлучится с сыном и останется одна, совершенно одна?.. А пока она будет жить настоящим. Но к тому времени, когда настанет пора отнимать Михеля от груди, она подготовит себя к расставанию со своим дорогим мальчиком. Она оставит малыша в доме Ригана и уйдет на пристань, не оглядываясь. Она с корнем вырвет из себя всякую память об этом острове и будет считать, что в ее жизни его не было вообще.
Оказавшись на твердой земле пристани, Сирена подумала, что нисколько не соскучилась по берегу. Море было ее родной стихией. Там она была как дома, а здесь, на суше, как в гостях.
Жаркие, пыльные улицы были переполнены людьми. Повсюду слышался стук топоров и молотков: полным ходом шло строительство. Эти люди собрались заново строить не только город, но и свою жизнь. И тут и там лежали груды стройматериалов. Во многих местах зажигались факелы, чтобы можно было продолжить работу в вечерних сумерках. Люди были решительно настроены придать здешним местам прежний вид, и, глядя на темпы развернувшегося строительства, можно было не сомневаться в скором возрождении острова.
– Риган! Я думал, что ты уже никогда не вернешься! – закричал капитан Дикстра, перекрывая своим зычным голосом стук молотков. – Мы, как видишь, тут делом занимаемся! Работы невпроворот. Все дома восстанавливаем по очереди. В твоем доме жить можно, но он нуждается в хорошем ремонте. А наш офис практически не пострадал, в нем можно возобновлять работу, – он понизил голос. – Тебя ждет послание от главного казначея. Ты должен срочно отправляться в Голландию. Не удивлюсь, если тебя назначат губернатором! – весело заметил Дикстра.
Риган кивнул.
– А скажи, много ли народу погибло?
– Очень много. Медрик с женой, Хельга Клосс, Гретхен Линденрайх... Это что касается наших знакомых. А вообще жертв бесчисленное множество. Мефрау Клосс погибла, спасая детей. Что случилось с Гретхен, никто толком не знает. А тебе известно, что испанец покинул остров до извержения?
– Известно. Но теперь он мертв, – холодно ответил Риган. – Найди для меня экипаж, Даан, мне необходимо отвезти свою семью домой.
При сообщении о гибели Гретхен сердце Сирены екнуло. Но тут же она одернула себя: разве это что-нибудь меняет? Какая разница, жива или умерла любовница Ригана? Он всегда сумеет найти себе другую взамен этой!
* * *
Спустя неделю, которая ушла на обустройство, Риган за ужином объявил, что утром он отправляется в Голландию. Его старший сын Калеб должен остаться здесь и заботиться о своем младшем братишке. Отец же постарается вернуться как можно быстрее, но как бы там ни было, ему все равно потребуется не меньше пяти-шести месяцев. Холодность тона, которым было произнесено все это, заставила Сирену побледнеть. Она с трудом дождалась окончания ужина.
Калеб, казалось, не замечал, в каких натянутых отношениях находились Сирена и Риган. Мальчик был рад уже тому, что все любимые им люди жили вместе под одной крышей и внешне все выглядело благополучным, а о подводных холодных течениях он или не догадывался, или не хотел догадываться.
Недовольная фрау Хольц в глубокой задумчивости прислонилась к дверному косяку кухни, и лицо старой женщины было мрачнее тучи. Да, оказывается, из менеера муж никудышный! Временами ее охватывало огромное желание посильнее пнуть его носком ботинка... Неужели он не замечает страдальческого выражения в глазах мефрау? Какой-то бесчувственный чурбан! Черствый сухарь! Где его глаза, в конце концов?! Хуже, чем слепой!
– Мне необходимо поговорить с тобой наедине, – сухо произнес Риган, вставая из-за стола.
Сирена кивнула и последовала за мужем в прохладную, сумрачную библиотеку, которую он называл своим домашним рабочим кабинетом.
Войдя туда, он указал ей на кресло и предложил бокал вина. Сирена отказалась и от одного и от другого. Взгляд ее блуждал по комнате, а затем, словно бы невзначай, остановился... Она насмешливо смотрела ему пониже пояса! Риган было опять растерялся, но тут же взял себя в руки. Он не позволит ей делать из себя идиота!
– Я хочу, чтобы ты пообещала мне не покидать остров до моего возвращения. Если ты не соизволишь дать мне такого обещания, то я вынужден буду поставить охрану по всему дому.
Она смотрела на него ясными зелеными глазами и, не произнося ни слова, спокойно ожидала следующего требования, потому что прекрасно знала: одним он, как всегда, не ограничится.
– Когда я вернусь, ты перейдешь ко мне в спальню, а маленький Михель останется на попечении фрау Хольц. Я намерен воспользоваться своими правами мужа. На этот раз я не собираюсь спрашивать твоего согласия. Надеюсь, я понятно выражаюсь? Ты меня поняла?
Сирена неопределенно улыбнулась, устремив взгляд за окно на буйную растительность. Она не обращала никакого внимания на его заявления, высказываемые в ультимативной форме. Пусть продолжает выставлять свои требования, хоть миллион штук, пока не посинеет. Ей наплевать на них!
– Калеб говорил мне, что ты никогда не лжешь и всегда выполняешь данное слово. Будет стыдно, если у его идола окажутся глиняные ноги! Я хочу, чтобы ты пообещала выполнить мои требования. Я жду, Сирена.
Что ж, рано или поздно Калеб поймет, что она обыкновенная женщина, а не какое-нибудь там совершенство! С чего это вдруг мальчик вздумал создать себе такой идеальный образ?!
– Я не стану давать никаких обещаний, менеер. Мальчик есть мальчик. В этом возрасте детям свойственно кого-нибудь идеализировать. Но я не хочу, чтобы он считал меня идеальной. Я обыкновенный человек. И никаких обещаний ты от меня не дождешься. У тебя есть права на Михеля, и я подчиняюсь закону. Но моя персона твоей собственностью не является, и я поступлю так, как пожелаю.
– Мы с тобой являемся мужем и женой! – грубовато напомнил Риган.
– Ох, Боже мой! Ты возомнил себе это потому, что являешься обладателем клочка бумаги, на котором написано, что ты муж, а я твоя жена! Только и всего-то... Глупец! Взгляни внимательно на документ. Там сказано, что ты должен был жениться на моей сестре Исабель. В брачный договор вписаны ее имя и твое. А наша свадьба была лишь фарсом! И я никакая не жена! Я – падшая женщина! Я опозорена на всю жизнь. Я такая же... нет... хуже, чем твоя шлюха Гретхен. И не надо мне говорить о супружеских правах и обязанностях, потому что если ты станешь настаивать на них, то очень можешь пожалеть об этом. И вообще, если бы я захотела, то могла бы хоть сейчас уехать со своим ребенком! Сначала докажи, что ты на самом деле женат на мне! Докажи, что Михель – твой сын! – ее зеленые глаза зловеще сверкнули, а голос был угрожающе спокойным. – Я, конечно, понимаю, что в конце концов проиграла бы дело в суде, и поэтому не намереваюсь тягаться с тобой. Пусть так, пусть Михель твой. Но не я! Никогда я не буду твоей собственностью. И даже если бы я действительно по-настоящему была бы за тобой замужем, то и тогда не позволила бы тебе владеть мною. Я не вещь, которой ты можешь хвастаться. Вот так-то! Если ты больше ничего не имеешь мне сказать, то я, пожалуй, вернусь к своему ребенку. Ах нет – прошу прощения! – к твоему ребенку, к которому я временно приставлена в качестве кормилицы. Счастливого пути, Риган! И не надо стараться возвращаться быстрее из-за меня.
Ван дер Рис весь клокотал от ярости, глядя, как она повернулась к нему спиной, чтобы уйти. Схватив Сирену за плечо, он резко развернул ее к себе лицом. Вцепившись ей в руку, он испепелял ее взглядом, вне себя от злости.
– С меня достаточно! Сколько можно терпеть?! Ты заявилась в мой дом, полная коварства и обмана! Ты столько времени дурачила меня на глазах моих друзей и знакомых! Ты погубила почти весь мой флот и тонны ценных грузов отправила на дно моря! Ты вышла за меня замуж вместо своей сестры и все это время бесстыдно лгала мне! У тебя была порочная связь с моим соперником под самым моим носом, после чего ты укатила с ним в Африку! А когда он тебе надоел, ты убила его! Не это ли самое ты задумала проделать и со мной?! Сколько уже мужчин покоятся на дне моря по твоей милости?! Ты околдовала моего сына до такой степени, что он возомнил, будто ты богиня. Потом ты родила от меня сына. Но нет, это не мой сын – ты одна зачала его! Как же, ведь для тебя нет ничего невозможного, как утверждает Калеб! Ты позволила мне любить тебя дважды: на борту твоего корабля и затем еще раз в моем доме. А-а, я вижу, ты хочешь возразить! Вспомни, моя прекрасная дама, какую сильную страсть ты испытывала в моих объятиях! А сейчас чего ты от меня хочешь? – спросил он в отчаянии. – Скажи, ты хочешь, чтобы я ползал по полу, цепляясь за твою юбку и пытаясь привлечь к себе твое благосклонное внимание? Скажи, чего ты хочешь от меня?
Мука, прозвучавшая в его голосе, разрывала ей сердце. Но что она могла ему ответить? Если бы даже она сказала сейчас, как сильно его любит, то все равно он не поверил бы ей.
– Это правда, что я позволила тебе тогда любить меня, и правда то, что я, как и ты, испытывала в те минуты сильную страсть. Я полностью отдавалась тебе. Хотя не думала, что буду способна на такое после... после... – комок подступил к горлу, и она не могла ничего больше произнести, растеряв все слова.
– Но что я могу сделать для тебя? Что ты хочешь услышать от меня? Ведь должен же быть какой-то ключ к твоему сердцу!.. Ты только скажи... Чего ты хочешь от меня?
– Сына! Ты отдашь мне сына? – спросила Сирена и, затаив дыхание, ждала ответа.
Риган пристально смотрел на стоявшую перед ним женщину.
– Если я отдам тебе своего сына, то ты согласишься разделить со мной постель? Я правильно понял тебя?
Сирена неопределенно улыбнулась.
– Думай что хочешь, – весело сказала она. – Я всегда смогу убить тебя, если пожелаю. Когда-нибудь ночью я бесшумно прокрадусь к твоей постели и так же бесшумно отправлю тебя на тот свет. В темноте. А твоему ребенку потом объясню, если когда-нибудь он спросит о своем отце, что ты погиб смертью храбрых в бою, покрыв славой свое имя. Вот так!
Ее звонкий смех прокатился по кабинету, и Риган почувствовал, как его пробрал озноб. Вне себя от ярости, он размахнулся и ударил ее по голове.
Удар был такой сильный, что она едва устояла на ногах. Как?! Он ударил ее?! Он посмел ударить ее?!
Спотыкаясь, она отошла в сторону и, тряхнув головой, в отчаянии прищурила глаза, уставясь в то место, которое находилось на шесть дюймов ниже его пояса. Изо всех сил она старалась не опускать глаз, но через минуту потеряла сознание.
Очнулась она уже в своей комнате.
Маленький Михель проснулся и начал плакать. Пошатываясь, Сирена поднялась с постели и взяла на руки плачущего ребенка. Постепенно мысли ее прояснились, и она успокоилась. Зачем думать о том, что произошло час назад? Это не имеет абсолютно никакого значения. Ей ничего на свете не нужно, кроме этого теплого маленького свертка, кроме ее дорогого сыночка. А Риган? Что Риган! Утром он уедет, и она больше никогда его не увидит.
Слезы навернулись ей на глаза. Чуть не плача, опустила она ребенка в плетеную колыбельку. Нет, она не станет проливать слез. Не надо слез. Время затянет все раны. Время залечит любую боль. Почему так тяжело у нее на сердце? Отчего ее гложет печаль? Из-за чего, собственно, она так терзает себя? Из-за Ригана? Не стоит он этого! Похотливое животное! Он всегда быстро находил себе утешение! Прежде он периодически удовлетворял свою похоть с Гретхен Линденрайх или другой легкодоступной женщиной. Так будет и потом. А для нее сознавать это было самым большим унижением. Что она для него значит? Лишь постель волнует его! Все остальное для него имеет небольшое значение. Таковы, вероятно, все мужчины!
Она вышла на балкон и увидела, как Риган вышагивал взад-вперед по двору, вне себя от злости, с сигарой в зубах. Взор женщины вновь затуманился слезами. Этот человек, марширующий внизу, вознамерился во что бы то ни стало отобрать у нее сына. Однако хотя Михель был также и его сыном, но фамилии отца мальчик пока не носил. А значит, Риган сейчас не имел никаких законных прав на малыша. В настоящий момент Михель принадлежал только ей. Но умом и сердцем Сирена понимала, что проклятый голландец все равно докажет свои права на сына и не успокоится, пока не отберет его у нее. Он очень влиятельный человек, у него огромные связи, да и закон, как ни крути, на его стороне. А теперь он повсюду расставит своих людей и прикажет сторожить ее, чтобы она не сумела уехать во время его отсутствия. Он ни за что не позволит ей забрать ребенка. Интересно, поможет ли ей Калеб? Но как спросить его об этом? Да и, к тому же, времена изменились. Риган теперь – его отец! Вряд ли мальчик пойдет против горячо любимого им отца. Нет, дни безоглядной верности Калеба миновали. Да и не имеет она никакого морального права ставить мальчика перед выбором, не имеет права сталкивать сына с отцом.
Риган остановился и взглянул на ее балкон. Сигара, зажатая в его зубах, задымилась, и Сирена видела, как мужчина сощурился, глядя на нее сквозь пелену сигарного облака. Она сердито передернула плечами, вернулась в комнату и упала на кровать. Как она устала! Сирена чувствовала себя опустошенной, словно выпотрошенной. И ничего, совершенно ничего не хотелось – только спать. Спать, спать, спать... Сон – хоть какое-то временное избавление от всех жизненных тягот. Отяжелевшие веки смыкались, мысли о Ригане улетучивались, уносимые теплым бризом, проникавшим в комнату через открытые окна. Сон! О благословенный сон, настоящий бальзам на измученную душу!
* * *
Фрау Хольц разбудила Сирену на рассвете и подала ей ребенка. Тем временем, пока малыш сосал материнскую грудь, экономка как бы между прочим поведала, что Риган уехал полчаса назад – его корабль должен отплыть на рассвете в Голландию – и настроение у менеера было ужасное.
Не дождавшись от Сирены ни слова, фрау Хольц нахмурилась.
– Он оставил распоряжений целую кучу! – с раздражением сказала старая женщина. – Вокруг дома и возле вашего фрегата установлена охрана. Менеер приказал захватить ваш корабль, если вы вдруг решитесь отправиться в плавание.
Сирена осторожно опустила насытившегося младенца в колыбель.
Наконец экономка дождалась от нее реакции на свои сообщения.
– Вы уверены в том, что сказали, фрау Хольц? Вы ни в чем не ошиблись?
– Нет, мефрау, я не ошиблась. Менеер даже специально пригласил меня, чтобы я послушала, как он отдавал распоряжения капитану Дикстре. Вы его пленница, мефрау!
Сирена задумчиво кусала нижнюю губу. Ничего, не так все страшно. Когда-нибудь охрана устанет. Рано или поздно стражники утратят свою бдительность, и тогда она, улучив момент, поступит так, как ей будет нужно. Она не собирается быть чьей бы то ни было пленницей. Ригану стоило бы это знать!
После отъезда Ригана дом словно бы опустел.
Калеб стал более замкнутым и настороженным. Было заметно, что он очень скучал по отцу и не знал куда себя деть в его отсутствие – все валилось у мальчика из рук и ничто не радовало.
Михель по утрам капризничал больше обычного. Малыш уже привык, что каждый день, в определенные утренние часы, его навещал отец.
Фрау Хольц сделалась не в меру ворчливой, раздражаясь по всяким пустякам, на которые прежде не обращала никакого внимания.
А Сирене казалось, что все не спускали с нее глаз.
Внутри дома и снаружи работали мужчины, крепкие сильные мужчины, занимавшиеся ремонтом дома. Но Сирену не проведешь! Как только она выходила в сад, вся работа ремонтников сразу прекращалась. Она чувствовала, что за ней идет наблюдение, что каждое ее движение не остается незамеченным.
Однажды, спустя несколько недель после отъезда Ригана, Сирена прошла в конюшню, намереваясь отправиться на прогулку верхом куда-нибудь подальше. В последнее время она плохо спала, и ее организму необходима была значительная физическая нагрузка.
Оседлав лошадь, она поскакала в сторону гавани, где стояла ее «Рана». Хотя бы потешить взор видом своего любимого фрегата! Сирена не заметила, чтобы кто-то последовал за ней, но зато отчетливо услышала топот копыт. Люди Ригана не дремали и готовы были отправиться за ней хоть на край света.
