Текст книги "Пленительная страсть"
Автор книги: Ферн Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
– Меня зовут Налу, мефрау, – произнесла она высоким приятным голосом. – Невеста – моя двоюродная сестра, ее зовут Телага. Пожалуйста, простите взбалмошную девчонку, но она ничего не могла с собой поделать: менеер ван дер Рис много лет является другом семьи, он знает Телагу с тех пор, как она была еще маленькой девочкой. Я хорошо говорю по-испански, да? Пока вы здесь, я все время буду с вами, мефрау. Или вам больше нравится, если я буду вас называть сеньорой?
Сирена кивнула. Она терпеть не могла это неприятно звучащее слово «мефрау».
– Пожалуйста, пойдемте со мною, – произнесла Налу.
И только Сирена собралась последовать за девушкой и другими женщинами, как подошел Риган и вежливо поклонился.
– До завтра, моя дорогая.
Воспользовавшись тем, что его жена не сможет на людях протестовать, он обнял, нежно поцеловал ее в губы и, прежде чем отпустить, вынул цветок, прикрепленный к ее платью. Насмешливо заглянув в глаза Сирены, он поцеловал перламутровые лепестки.
Яванские женщины чуть не упали в обморок от явной интимности этой сцены. Почувствовав, как загорелись ее щеки, Сирена разозлилась. Как смел он так поступать с ней, пользуясь ее беспомощностью и необходимостью соблюдения приличий! Ох, с каким бы удовольствием она выцарапала бы сейчас ему глаза!
Но, взяв себя в руки, она с невозмутимым видом обернулась к Калебу, чтобы попрощаться с ним до завтра: красные щеки мальчика ясно говорили о том, что интимный жест Ригана не остался незамеченным.
И в этот момент ее вдруг обдало холодом, словно ледяная стрела вонзилась в спину Сирены. Ее взгляд упал на Телагу, черные глаза которой сверлили ее с откровенной, беспредельной ненавистью! Мать девушки тоже заметила искаженное ненавистью лицо дочери и поспешила увести ее, быстро попрощавшись с Риганом и Калебом.
Налу, от которой также не ускользнуло выражение неприкрытой ненависти во взгляде Телаги, повела Сирену к хижинам.
– Пожалуйста, не обращайте внимания на мою неблагодарную сестру. Это избалованное и своевольное создание. Менеер ван дер Рис всегда относился к ней как дядя к племяннице: он ведь знал ее, когда она была еще ребенком. Она всегда строила грандиозные планы и воображала, что когда-нибудь станет его женой, хотя менеер никогда не давал никакого повода для таких мыслей, – ее смуглые щеки порозовели, и девушка поспешила добавить: – Менеер всегда относился к ней... как дядя.
Сирена и Налу направились к одной из двух новых хижин, стоящих поодаль от остальных домов деревни.
– Наш вождь, мой дядя, приказал соорудить эти хижины специально для мефрау и менеера, – объяснила Налу. – Как вы знаете, все мужья и жены в эту ночь должны спать врозь. Наверное, это будет тяжелым испытанием для менеера: все в деревне заметили, как сильно он любит свою мефрау.
Налу хихикнула. Наверняка девушка имела в виду тот нежный поцелуй Ригана, когда он прощался с Сиреной.
Не услышав никакого ответа от сеньоры, яванка испугалась, что позволила себе лишнее. Эти европейцы всегда такие странные, когда заходит речь о любви и страсти... Они такие скованные, такие скрытные, когда говорят о любви. Как они легко смущаются и как не похожи на открыто любящих яванцев!
– Сеньора никогда не присутствовала на яванской свадьбе?
Сирена покачала головой.
– Не беспокойтесь, сеньора. Налу все объяснит вам, и вы сделаете все так, как надо, – пухленькая яванка доверчиво и дружелюбно улыбнулась. Она все больше и больше нравилась Сирене. – Нужно поторопиться, сеньора. Вам необходимо переодеться в это простое яванское платье. Все женщины, присутствующие на предсвадебной церемонии, должны быть одеты в местную одежду.
Налу протянула гостье наряд из тонкой, прохладной, полупрозрачной ткани, богато вышитый вокруг шеи и по низу рукавов. Вышивка была настолько искусно выполнена, что Сирена поразилась. Простое платье! С помощью Налу она быстро переоделась, сменив свое темное, тяжелое платье на легкий, прохладный наряд. Неожиданно попросив Налу спрятать в надежное место мантилью, Сирена тем самым отвлекла внимание яванки от безобразного шрама на руке. Когда девушка снова вернулась к сеньоре, та уже была полностью одета и свободно распустила свои длинные волосы по спине и плечам. На голову гостье надели венок из ярких цветов, на ноги – мягкие, из телячьей кожи, сандалии, какие носили все островитяне.
– Наверное, сеньоре унизительно одеваться как яванская служанка, – вздохнула Налу, щупая пальцами дорогой шелк черного платья гостьи. – Но традиция такова, что все женщины должны быть одеты одинаково.
Однако Сирена отметила, что, хотя покрой ее платья ничем не отличался от других, вышивка на ее наряде была более богатой, Как-никак она была женой главного представителя!
– Пойдемте, сеньора, уже пора. Телага будет сердиться, если ей придется ждать.
Сирена последовала за Налу в центр деревни. Все женщины уже собрались под тенистыми деревьями. Было очевидно, что ждали только гостью, и, увидев ее, приветствовали высокими, мелодичными голосами, а затем приступили к торжественной церемонии.
Телага сидела на соломенной циновке в центре круга, образованного женщинами. Сирене не нужно было сидеть так же, как они, скрестив ноги на маленьких подушечках: вместо этого Налу подвела ее к небольшому удобному стульчику, покрытому мягким блестящим атласом.
Телага бросила на Сирену быстрый, колючий взгляд, а затем все свое внимание сосредоточила на происходящей процедуре. Сразу же несколько деревенских женщин вышли из круга и приблизились к девушке. Они раздели ее, оставив тело обнаженным под лучами послеобеденного солнца, проникающего сквозь ветки деревьев. Надо сказать, что невеста была поразительно красива! Ее густые иссиня-черные волосы, скрученные в узел на макушке, открывали длинную и изящную шею. Тело ее было стройным и нежным; небольшие, но полные груди располагались высоко на ее торсе, а длинные ноги девушки имели маленькие и узкие ступни. Ее кожа была цвета меда, с золотистым оттенком, а белоснежные зубы и черные глаза подчеркивали прекрасный цвет лица.
С большим достоинством Телага легла на циновку лицом вниз. Три женщины, опустив предварительно руки в горшки с каким-то порошком, стали массажировать тело девушки и трудились над ним до тех пор, пока оно ни сделалось розовым. Во время этого массажа остальные женщины, став в круг, хлопали в ладоши и пели. Мать Телаги кусала губы, сдерживая слезы гордости и сочувствия своей единственной дочери, совершавшей первый шаг к замужеству.
– Порошок, которым они ее натирают, называется «лалар», сеньора, – объяснила Налу. – Он приготавливается из листьев темса и кетана.
Из чего бы ни был приготовлен этот «лалар», но, судя по всему, он был очень жесткий. Кожа Телаги теперь сделалась ярко-красной и выглядела воспаленной. Когда женщины перевернули невесту на спину, та кусала губы, стараясь сдержаться и не заплакать от боли. С кажущейся безжалостностью девушку продолжали натирать с головы до пят грубым порошком, пока не осталось ни дюйма необработанного тела. Затем ей помогли встать на ноги, посадили в большое корыто с водой, чтобы смыть серый порошок и ослабить жжение, и, вытерев насухо, отвели на циновку.
Женщины снова начали петь, а Налу стала объяснять Сирене:
– А сейчас они будут натирать ее еще одним порошком. Это уже немного легче, сеньора. Этот порошок очень тонкого помола и хорошо пахнет; он называется «бедак вида».
Дальше Налу объяснила, что снадобья готовятся по строгим рецептам и каждой яванской девушке делается такой массаж перед свадьбой.
А тем временем женщины усердно трудились, не пропуская ни дюйма кожи, натирая Телагу смесью экзотической мази и растопленного жира. Воздух наполнился пикантным запахом трав и листьев, перекликавшимся с ароматами пряностей и леса. Тело невесты стало розовым и свежим.
Через некоторое время девушку опять вымыли в чистой воде и положили на циновку.
– А теперь, сеньора, наступил тот момент, когда Телаге понадобится все ее мужество. Вы сами сейчас увидите. Если во время церемонии она издаст хоть один звук, то мать обязана будет побить ее. Крик был бы доказательством того, что невеста не девственница.
С большой торжественностью и серьезностью шесть женщин окружили лежащую навзничь Телагу, а ее мать стояла неподалеку, держа в руках длинную палку и сохраняя выражение строгости на лице. Пение внезапно прекратилось, и все застыли в ожидании.
Шесть женщин наклонились над невестой и, начиная с подмышек, принялись выщипывать все волосы на ее теле. Телага проявила мужество и не издала ни звука. Закончив удалять волосы на руках и ногах, вокруг девушки, щадя ее скромность, поставили круглую ширму. Только матери невесты было разрешено присутствовать на процедуре, завершающей удаление волос.
Когда, наконец, ширму убрали, Телага стояла на циновке с телом совершенно безволосым и с выражением триумфа на лице: она успешно прошла испытание. Мать невесты сияла от гордости.
Еще одна ванна, еще один массаж с успокаивающими маслами – и тело Телаги мягко и нежно засияло. Затем мать распустила длинные густые волосы своей дочери и мыла, полоскала их кокосовым молочком. Тем временем женщины положили в костер приятно пахнущее дерево, и воздух наполнился дивным ароматом. Ритуал наконец закончился, и невесту намазали экзотическими маслами.
Глаза Налу наполнились слезами.
– Как она прекрасна! Я помню, как меня готовили для моего мужа... – она задумчиво вздохнула.
Пение женщин возобновилось, но оно было уже не веселым и радостным, как прежде, а грустным. Несколько пожилых яванок – Налу сказала, что это тетки Телаги, – начали причитать и оплакивать утерянный цветок юности невесты. Они присутствовали на ритуальной подготовке девушки для будущего мужа, радовались, что ей предстоит провести восхитительную ночь любви, но оплакивали уход беззаботной юности. Скоро она испытает боль рождения ребенка, материнство, потерю молодости...
Наконец мать Телаги выступила вперед и надела на дочь прекрасный наряд с вышитыми по краям голубыми цветами. Невеста стояла высокомерно поглядывая вокруг, она была уверена в своей красоте. На голову ей надели венок из цветов, а щиколотки и запястья украсили небольшими цветочными гирляндами. Девушку подготовили для жениха: кожа ее сверкала, как блестящий атлас, и сама невеста была воплощением женственности и желанности.
Темные глаза Телаги дерзко взглянули на Сирену, и взгляд этот ясно говорил, что не о женихе мечтает невеста, а страдает по чужому мужу: ей хотелось, чтобы только Риган наслаждался ее юным телом, вдыхал аромат ее волос, ласкал ее шелковую кожу. Сирена задумалась: проходила ли Тита, первая жена ван дер Риса, такой же трудный ритуал и действительно ли это сделало ее более желанной для менеера?
Женщины окружили Телагу, чтобы поздравить, и девушка просияла от гордости. Тем временем были поданы огромные блюда с едой, и все присутствующие начали с аппетитом есть. Попробовав пищу, Сирена нашла ее великолепной.
Когда было съедено последнее блюдо и все насытились, посуду быстро убрали. Среди собравшихся царило возбуждение: наступила теплая южная ночь; через несколько часов вернутся мужчины, а женский праздник закончится. Налу объяснила Сирене, что сейчас женщины начнут дарить подарки невесте.
Мефрау поспешила в свою хижину и принесла свой подарок, завернутый в рисовую бумагу. Риган дал ей это, чтобы она подарила Телаге. Сирена видела то, что должна была подарить, и ей подарок очень понравился: это был отрез прекрасного китайского шелка изумрудного цвета.
Когда Телага развернула рисовую бумагу и вынула ткань, женщины ахнули от восхищения. Невесте тоже явно понравился подарок, потому что она улыбнулась Сирене и поблагодарила ее, а затем, обернув свою стройную фигурку тканью, довольная, продемонстрировала ее окружающим.
Вещи, подаренные женщинами, поражали своим разнообразием и практичностью: самые различные предметы домашнего обихода, циновки, ткань, фигурки яванских богов, вырезанные из дерева...
Затем деревенские женщины снова окружили Телагу и с помощью ножей местного изготовления отрезали примерно по дюйму роскошных волос невесты. Отрезанные пряди были поделены между родственниками девушки.
Налу снова подошла к Сирене и объяснила этот обычай:
– Каждый родственник поместит прядь волос в скорлупу молодого кокосового ореха и бросит в море. Это для того, чтобы у Телаги было много здоровых детей.
Наконец невесту подвели к хижине, сооруженной из пальмовых листьев и тростника, в которую девушка должна была войти одна. Но прежде чем дочь вошла в хижину, к ней поспешила мать, чтобы торжественно обнять свое дитя и дать последние наставления, как нужно вести себя предстоящей ночью. Слезы текли по щекам женщины. И вот все удалились, оставив Телагу одну в пальмовой хижине.
– Она должна провести ночь в размышлениях, – объяснила Налу. – Ей нужно серьезно обдумать предстоящую жизнь замужней женщины. Всю ночь она будет сидеть среди цветов и клапачадина. Клапачадин – это гроздь бананов, ветки бетеля, два желтых кокосовых ореха, на одном из которых нарисован бог Ардьено, а на втором – Сомбадья, его жена.
Из ближайшего леса послышались громкие голоса подвыпивших мужчин, которые нарушили торжественную тишину. Налу поспешно предупредила Сирену:
– Сеньора, поскорее идите в свою хижину! Для невесты – плохая примета, если мужчины увидят хоть одну женщину. Быстрее, моя госпожа!
Когда, шумя, мужчины прошли по деревне, Налу осторожно выглянула из-за пальмовых листьев, из которых была сделана хижина.
– Налу, я думала, что плохо будет для Телаги, если кто-то из мужчин увидит женщин, – окликнула ее Сирена.
– Да, конечно, сеньора. Могут случиться ужасные вещи: волосы у невесты могут выпасть; она не сможет родить детей; у мужа появится любовница, которую он приведет в свой дом, и его жена будет обязана прислуживать ей... Ужасные вещи! Большие несчастья, сеньора!
– Тогда почему ты подглядываешь за мужчинами? – строго спросила Сирена.
– Женщине можно видеть мужчин, сеньора, – ответила Налу с непостижимой логикой островитянки. – Поверьте мне: сейчас все женщины подглядывают, чтобы узнать, сколько рома выпили их мужья, и если они выпили слишком много, жены им потом это припомнят.
Сирена услышала радостный голос Ригана, который пел громче всех. Пение его все приближалось, и Налу заметила, как напряглась мефрау ван дер Рис.
– Не волнуйтесь, сеньора, менеер не войдет сюда. Он знает наши обычаи и не захочет принести несчастье Телаге, – прошептала яванка. – Его хижина рядом с вашей, он сейчас направляется туда. Брат сеньоры будет спать вместе с деревенскими мальчиками.
Громкий голос Ригана был хорошо слышен даже тогда, когда голландец вошел в свою хижину, сооруженную примерно в десяти футах от хижины Сирены. Некоторое время он еще продолжал петь, затем замолчал.
– Менеер будет крепко спать сегодня ночью, как и все остальные мужчины. После такого большого количества рома невозможно желать женщину. Спокойной ночи, сеньора. До завтра.
– Спокойной ночи, Налу, – вежливо ответила Сирена. Все ее мысли были сосредоточены на человеке в соседней хижине.
Переодевшись в ночную рубашку, она легла на низкую постель, тщательно задернув тонкую противомоскитную сетку. Закрыв глаза, она почти сразу же уснула. И последняя мысль засыпающей Сирены была о Телаге, одиноко сидящей в темной хижине в окружении цветов, фруктов и двух кокосовых орехов.
* * *
Ночь была душной и влажной. Сирена проснулась от того, что ее рубашка прилипла к вспотевшему телу. Она слышала, как ветер качал верхушки деревьев, но он почему-то совсем не проникал сквозь пальмовые листья хижины. Нетерпеливо отодвинув противомоскитную сетку, она села и обулась в сандалии, которые ей дала Налу.
Выйдя за дверь, она увидела, что небо на востоке слегка посветлело. Должно быть, скоро рассвет. Сирена потянулась навстречу легкому ветерку, который подхватил ее тонкую рубашку, охладив и освежив ее тело. Но вдруг до ее ушей донесся какой-то звук. Она быстро отступила к двери, вспомнив, что, согласно обычаю, не должна была выходить из хижины. Если кто-то из мужчин увидит, то ее могут обвинить в том, что она желает несчастья Телаге. Звук, однако, повторился и стал ближе. Это был звук крадущихся шагов.
Луна зашла за тучу, и из своего укрытия у двери хижины Сирена почти ничего не видела. Затем осторожно выглянув, она различила чей-то сумеречный силуэт, приближающийся к соседней хижине. Вскоре шаги замерли, послышался скребущийся звук. Через некоторое время дверь в хижину ван дер Риса отворилась, пламя свечи осветило возникший на пороге знакомый мужской силуэт... А ему навстречу двинулась тоненькая фигурка девушки. Это была Телага! На ней был саронг из шелка изумрудного цвета, который Сирена подарила ей на свадьбу.
Непроизвольно охнув, Сирена сделала шаг из своей хижины. Двое, захваченные в момент встречи, оглянулись и увидели ее. Глаза Телаги победно сверкнули, и порочная улыбка заиграла на ее губах. После некоторого замешательства Риган пришел в себя, и губы его насмешливо растянулись. Веки голландца, освещенные пламенем свечи, были набрякшими и отяжелевшими после выпитого рома.
Сирена остолбенела. А ее муж галантно отступил в сторону, приглашая Телагу войти внутрь хижины. Покраснев от смущения и гнева, оскорбленная жена бросилась в свою душную келью и упала на постель.
Прошло несколько минут. Она лежала прислушиваясь и представляя себе, как ее муж всего лишь в нескольких шагах от нее ласкает яванскую девушку. Но из соседней хижины не доносилось ни единого звука. Не в силах сдерживать себя, Сирена уповала на усилившийся рассветный ветер, который должен был заглушить ее сдавленные рыдания.
ГЛАВА 19
За днями проходили дни, за месяцами – месяцы, а Морская Сирена продолжала в поисках Крюка периодически грабить суда в яванских водах, не пропуская ни голландские, ни испанские. Смех пиратки разносился над волнами после каждой одержанной ею победы, заставляя моряков, высаженных в шлюпки, дрожать от страха как перед коварством морской стихии, так и перед коварством морской ведьмы. Порою ее называли морской дьяволицей. Да и вообще ей давали разные прозвища и имена. Но команда черного фрегата все больше и больше гордилась тем, что служит под началом такого капитана. И не только потому, что Сирена оказалась опытным и знающим штурманом, но и потому, что если команда захваченного судна просила пощады, то она не губила матросов, отпуская их плыть дальше после обязательной проверки рук.
Однажды звездным вечером, когда Сирена и Калеб, бесшумно покинув дом, прискакали верхом к тайной бухте, где на якоре стояла «Рана», встреча с командой была особенно бурной.
– Капитана! Капитана! —кричал восторженно старый Якоб. Казалось, он больше всех обрадовался ее появлению. – Идите посмотрите, что мы сделали!
Матросы торжественно провели Сирену на нос корабля. Виллем высоко держал фонарь. Там, по фальшборту, большими белыми буквами было написано: «Морская Сирена».
Припомнилось, что Калеб как-то говорил, будто суеверная команда чувствует себя не очень уверенно на безымянном корабле, ведь после перекрашивания фрегата название «Рана» осталось сокрыто под слоем черной краски.
И теперь Сирена была тронута до слез, а матросы горды собой и своим капитаном. Ян прикатил бочонок эля, Якоб разрезал головку сыра, и команда «Морской Сирены» провела со своим капитаном милый вечер, рассказывая разные морские истории и распевая песни о море. Сирена играла на гитаре, которая всегда висела в ее каюте, и пела баллады о любви. Моряки вспоминали свою юность в Амстердаме, Роттердаме, Гааге, Делфте и других нидерландских городах, находившихся так далеко отсюда, и плакали, не испытывая стыда, под звучание нежного женского голоса и печальной музыки.
Возвращаясь домой перед рассветом, Сирена была тиха и задумчива.
– Что тебя беспокоит, Сирена? – спросил Калеб.
– Наши частые отлучки из дому. Ты не заметил, что фрау Хольц следит за нами?
– Да, и меня это раздражает. Кажется, мы играем в кошки-мышки.
– Не в кошки-мышки, а в крысы-мышки. Думаю, что наши частые добровольные заточения становятся подозрительными. Скоро она просто-напросто пойдет к Ригану, и тогда у нас будут неприятности. У меня такое чувство, будто она подозревает, что мы уходим из дому.
– Может, назначить ей пенсию и поселить в маленьком домике на окраине Батавии?
– Ее не за что уволить, братишка. Я бы не смогла объяснить это Ригану.
– Для чего же мы заново оснастили «Морскую Сирену», если нам придется сидеть дома?
– Не переживай, что-нибудь придумаем!
Калеб и Ян улыбнулись.
– Когда я с тобой, Сирена, то никогда не волнуюсь. Не сомневаюсь, ты найдешь выход из любой ситуации, какой бы трудной она ни была.
Она стояла, расставив ноги, уперев руки в боки, и смотрела на верхние окна. Устало вздохнув, она пожаловалась:
– Мне кажется, что раньше окна не были так высоко, а?
– Да. Каждый раз, когда мы возвращаемся, они становятся все выше и выше. Ты поднимайся первой, старшая сестра, а я – следом за тобой.
Женщина и мальчик были уже на полпути к окнам Сирены, когда внизу мелькнула чья-то тень. Некто, прятавшийся в зарослях, наблюдал, как двое поднимались наверх. Когда в окне загорелся неяркий свет, означавший, что в комнате зажгли лампу, человек вышел из зарослей, прошел по саду и вернулся в дом.
* * *
Калеб ежедневно ходил к бухте, где стояла на якоре «Морская Сирена», и, возвращаясь домой, докладывал «сестре» о делах на корабле и в команде.
—Как мне надоело бездельничать! – пробормотала Сирена однажды утром. – Что это за жизнь? – спросила она сама себя. – Если бы не наши выходы в море, я бы уже давно превратилась в молчаливую идиотку! Пожалуй, нанесу-ка я визит дону Цезарю Альваресу. Мне хочется поболтать, и я соскучилась по комплиментам... И к тому же, возможно, мне удастся выяснить, что он затевает.
Она спускалась по широкой лестнице, когда Риган вышел из своего кабинета.
– Куда ты собралась, Сирена? – спросил он, холодно взглянув на нее.
Сирена раздраженно прищурилась, но, сдержавшись, скромно опустила мантилью на лицо.
– Я... я думала, дорогой, пообедать с вашим другом доном Цезарем. Но, может, вы захотите составить мне компанию? – спросила она кротко. Лицо Ригана осталось бесстрастным. – Нет? Ну тогда я покину вас. Занимайтесь своими делами, развлекайтесь, как вам заблагорассудится...
– Минуточку, Сирена! – голос его не предвещал ничего хорошего. – Я не могу позволить этого. Ты моя жена. Ты еще в трауре по своему дяде! И это уже не первый твой обед у дона Цезаря! – Риган вышагивал взад и вперед по огромному ковру, покрывавшему пол в холле. – Ты... ты ставишь меня в дурацкое положение. В городе ходят слухи, говорят, что я не могу держать в руках свою жену.
Сирена решилась бросить вызов.
– Вашу жену? Вы, вероятно, хотели сказать: так называемую жену. Я лишь формально являюсь вашей женой. Пока.
Несмотря на спокойный тон, внутри у нее все кипело: вспомнилось вдруг пережитое ею унижение в ночь перед свадьбой.
Риган замер на месте и с любопытством уставился на эту странную испанку. С чего это она вздумала упрекать его за то, что их брак лишь формален? Разве не она сама этого хотела?! Тут что-то не так... Может, несмотря ни на что, она все-таки нормальная, страстная женщина?
– Итак, мой дорогой супруг, – продолжила Сирена, заметив его недоумение, – эти люди, которые говорят, что я ставлю вас в дурацкое положение... они знают о нашем соглашении жить раздельно до окончания моего траура?
– Вопрос исчерпан. Если ты желаешь прогуляться, то я распоряжусь, чтобы кто-то из слуг сопровождал тебя.
– Я не нуждаюсь в слугах, присматривающих за мной, менеер. Это просто унизительно для меня. Мне не нужна дуэнья!
– А я сказал, что нужна! – холодно отрезал Риган. – Выбирай, кого хочешь. У меня много работы, и совсем нет времени. Решай, пока я не потерял терпение.
– Хорошо. Пошлите за Джулией. Я обязана подчиняться приказам мужа! – хотя голос ее оставался бесстрастным, Риган почувствовал скрытый гнев.
Сирена ехала в открытом экипаже, а рядом с ней сидела горничная. Приказав повернуть к дому дона Цезаря Альвареса, она заметила, как Джулия забеспокоилась. «Что ж!» – подумала мефрау и мстительно улыбнулась.
– Жди меня здесь, – распорядилась Сирена.
– Мефрау, но менеер приказал...
– А я говорю тебе: сиди здесь! Можешь доложить обо всем менееру по возвращении. Но пока тебе придется полюбоваться прекрасным видом на пристань, открывающимся отсюда!
Цезарь сам отворил дверь и, низко склонившись в поклоне, поднес руку гостьи к своим губам, стараясь поймать ее взгляд.
– Вы очень галантны, сеньор Альварес. Хочу сообщить вам, что пришла сюда с большим риском для себя, ибо Риган практически запретил мне бывать у вас.
Испанец недоуменно пожал плечами.
– Главное то, что вы здесь и я вас вижу, не так ли?
– Скажите мне, Цезарь... вы скучаете по Испании? – спросила она, усаживаясь в глубокое удобное кресло.
– Нет слов, чтобы описать муки, которые я испытываю в тоске по родине. Одно успокаивает: скоро настанет день, когда я вернусь туда.
– Значит, нас можно считать патриотами, не так ли? Не думаю, что смогу привыкнуть когда-нибудь к этому Богом забытому острову. И еще... Цезарь, – осторожно обратилась она, принимая от него бокал с вином, – почему вы не любите... Ригана?
– С чего это я должен любить его? Я его ненавижу! – воскликнул испанец. – Когда-то на этих островах заправляли Испания и Португалия, а теперь Острова Пряностей называют голландской Ост-Индией! И в этом большая заслуга отца Ригана. После того как ван дер Рис-младший попал в тюрьму, казалось, что власть снова перешла в наши руки. Но вернулся Риган...
Тут Цезарь вспомнил, что значительную роль в возвращении молодого голландца на острова сыграл он сам. И как раз благодаря этому событию, а также помощи Винсента ван дер Риса Испании и Португалии удалось на какое-то время восстановить свое влияние на островах, между тем как сами голландцы тогда-то и понесли значительные убытки.
– Наша страна играет здесь роль второй скрипки, уступая этим светловолосым дикарям-нидерландцам, их необузданной энергии! – продолжал Альварес.
Затем он вспомнил, сколько он получил от Винсента ван дер Риса за помощь в освобождении Ригана, и улыбнулся. По крайней мере, лично он, Цезарь, стал богатым человеком и планировал разбогатеть еще больше. Если не для Испании, то для себя лично он выиграл эту борьбу с голландцами!
Сирена увидела улыбку на губах Альвареса и поняла, что он думает о мускатных орехах и своем «королевстве», как он называл то место, где намеревался разбить собственную плантацию поближе к Европе. Он мечтал о богатстве, хотя и так вовсе не был беден. В самом деле! Его дом служит этому доказательством. Несомненно, этого испанца больше заботили собственные интересы, нежели интересы его родины.
– Быть может... я смогла бы каким-то образом помочь вам в борьбе... против голландцев?
Если его и удивило ее желание действовать против мужа, то дон Цезарь этого никак не показал. Наоборот, он сам удивил Сирену.
– Что сделать? Ничего! Просто пообещайте мне, что, когда для меня наступит удобное время покинуть Ост-Индию, вы поедете со мной! – он порывисто поднялся с кресла и опустился перед ней на колено. – Сирена, дорогая, скажите, что вы отправитесь со мной, и я положу мир к вашим ногам! Скажите, что вы согласны!
Вместо ответа Сирена позволила ему прижаться к ее губам в горячем, но коротком поцелуе. Глаза Цезаря светились нежностью: он понял, что она согласна. Мысленно Сирена сравнила его страстные темные глаза с холодным, стальным взглядом Ригана.
– Вы должны дать мне время, чтобы все это обдумать. Мне нужно спокойно все взвесить! – ее мелодичный смех зазвучал в богато меблированной комнате.
Альварес поглаживал свою красивую бородку.
Риган просто слепец, другого объяснения не найти. Жить с нею под одной крышей и не суметь разглядеть под холодной сдержанностью этой женщины дьявольский огонь, сокрытый в ней, между тем как он, Цезарь, давно ее разгадал и мечтал сделать своей возлюбленной!
– Что вам известно о... Морской Сирене? – беззаботно спросил он, внимательно наблюдая за ее лицом.
– Очень мало. Я слышала о ней, конечно, – солгала Сирена. – Говорят, она очень хорошо управляет кораблем и носится по морям как богиня. Она грабит торговые суда. И, судя по всему, она не голландка и не испанка, поскольку грабит и убивает и тех и других. Я слышала также, что груз, который везут корабли, ее мало интересует и она часто отправляет его на дно. Это правда? А еще говорят, что у нее очень устрашающий смех. Также мне известно, что она околдовала Ригана, и носовое украшение на его корабле – тому лишнее доказательство. Со слов Хельги мне известно, что вы и мой муж постоянно пытаетесь заманить Морскую Сирену в ловушку, но ей каждый раз удается ускользнуть от преследования.
– Все, что вы говорите, правда, – мрачно подтвердил Цезарь. – Я завидую тому, что это носовое украшение установлено на новом корабле вашего мужа, а не на моем. Оно прекрасно! – хитро добавил он, наблюдая за ее реакцией.
– В самом деле? – улыбнулась она. – Может быть, он думает, что Морская Сирена пощадит его судно, если увидит свое изображение на носу корабля?
Цезарь засмеялся.
– Может быть. Никому не известно, о чем думает Риган. Но, несомненно, он увлечен пираткой. Я, как и другие, вижу это по его глазам. Но... надеюсь, моя дорогая, я не оскорбил вас.
– Нисколько, – улыбнулась Сирена. – Давайте будем надеяться, что это принесет ему удачу. Мне не хочется, чтобы мой муж разочаровался... Но расскажите мне еще о Морской Сирене! Что ее заставляет носиться по морям?
– Одному Богу известно это. Все, что я могу сказать, – это то, что я хотел бы, чтобы она служила в моем флоте.
– А вы сами видели ее?
– Нет, – ответил Цезарь, пощипывая бородку. – Но говорят, что любой мужчина пожелал бы оказаться с нею в постели. Она такая, какой втайне мечтает быть всякая женщина: неистовая и неукротимая. Если говорить с мужской точки зрения, – проворковал он, – то ручаюсь, что каждый мечтал бы захватить ее и укротить. Она такая же необузданная, как море. Тот, кто покорит ее, должен быть настоящим мужчиной.
Сирена мысленно хохотала.
– Все, что вы рассказываете, так... волнующе, хотя... – она скромно потупила взор, – я не должна говорить об этом.
– Еще бокал вина, дорогая Сирена?
– Нет, спасибо. Мне необходимо вернуться, прежде чем Риган превратится в разъяренного быка из-за моего неповиновения. Но мне так захотелось сегодня выйти из дому и поговорить на родном языке! У меня кровь вскипает, когда я слышу, как мой муж искажает наш язык.
