Текст книги "Богатство Лас-Вегаса"
Автор книги: Ферн Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Почему вы так жестоки со мной?
«Потому что я кажется влюбился в тебя».
– Я не жесток. Это вы хотите так считать. То, что произошло, это урок, который я задал вам, контрольная, которую вы провалили. Полагаю, все дело в том, что я все-таки не такой уж хороший учитель.
– Это неправда, Филип. Вы самый лучший учитель. Вы так многому меня научили. Мне очень жаль, что так вышло, правда. Конечно, вы правы: я действительно провалила эту контрольную. Я виновата. Только…
– Мне не нужны оправдания, мисс Салли.
– Так какого черта вам нужно? Чего вы хотите?
«Я хочу… я хочу гладить твои волосы. Хочу, чтобы ты шептала мне на ухо слова, нежные, которые мы оба поймем».
– Мне нужно от вас, чтобы вы признали, что поступили неправильно. Но не только сказали. Вы должны осознать это. И… леди не ругаются.
– А я и не говорила, что я леди. Это вы настаивали, чтобы называть меня так. Мне наплевать на то, леди я или нет. Уясните это, мистер Торнтон. Я поступила неправильно, когда пообещала, что не стану заниматься ночами. Это обещание я нарушила. Да, это было плохо. Я просто думала… хотела… заглянуть вперед, чтобы, когда мы начнем уроки, мне было знакомо… я хотела, чтобы вы гордились мной. Мне приятно, когда вы говорите, что я справляюсь, делаю успехи. Мне действительно очень жаль, что так вышло, Филип. Больше это не повторится. Я никогда-никогда не нарушу обещания. Ни перед кем.
Филип устало улыбнулся.
– Уже лучше.
– Так вы остаетесь? – Чувство облегчения, нахлынувшее на нее, оказалось столь сильным, что она чуть не лишилась сознания.
– Я могу вам верить?
– Да.
– Тогда, если вы не возражаете, я похромаю к себе и лягу спать. Давно пора.
– И вы никуда не уйдете?
– Это среди ночи-то? Нет. Обещаю, Салли. Я никуда не уйду. Мне вы можете верить.
Слезы застилали ей глаза. Не решаясь что-либо сказать из опасения, что голос ее дрогнет, Салли только кивнула. Чу помог Филипу подняться, и они вместе вышли из кухни. Она проводила их взглядом и поднялась к себе.
Наверху Салли разделась, вытерла слезы рукавом сорочки. Ее била нервная дрожь. Подойдя к письменному столу, она посмотрела на открытую книгу, стопку блокнотов на краю стола. Стаканчик с карандашами и ручками показался ей злобно сверкающим глазом. Девушка закрыла книгу, вздохнула и поставила ее на полку. Рядом положила блокноты. Задвинула стул. Все, больше она никогда не сядет за стол и не откроет книгу, не получив разрешения Филипа.
Салли задумалась. Как же быстро привыкла она к этому человеку, ведь прошло менее пяти месяцев с того дня, когда они начали работать вместе. Милый, добрый Филип, у него всегда находилась улыбка для нее, даже когда она делала, что-то не так. Сколько раз он, бывало, улыбался и говорил: «Давайте попробуем еще разок, Салли». А потом опять улыбался, хвалил. «Наверное, я что-то объяснил недостаточно ясно». И чем она отплатила ему за эту доброту и мягкость, за терпение и доброжелательность? Чем? Открыто проигнорировала его инструкции. Ведь он был прав, ей действительно нужен был перерыв в занятиях.
Сон не шел. В голове роились мысли о Филипе. Она вспомнила, как упало сердце, когда он объявил, что уходит. Нет, без него ей не обойтись. Неужели… неужели она влюбилась в Филипа Торнтона?..
Утром Салли надела шерстяное платье цвета клюквы. Она знала, что выглядит в нем элегантно, особенно с этими туфлями из красной кожи и с легкой сумочкой. Филип сделает ей комплимент, он всегда замечал, когда у нее особенно красиво лежали волосы или присутствовало что-то новое в одежде, и говорил приятные слова.
Салли сняла с вешалки пальто. Длинное, шерстяное, с меховым воротником и отороченными мехом манжетами, оно подчеркивало ее тонкую талию и очень ей шло. В свете лампы пальто, казалось, ожило, приобрело цвет начищенной меди. Она сунула в карманы мягкие кожаные перчатки и направилась на кухню.
Су Ли готовила кофе, на плите уже что-то булькало и шипело. Посреди стола стояла ваза с джемом, рядом горшочек с маслом цвета весенних нарциссов. Божественный звон столового серебра…
– Я собираюсь позавтракать одна, Су Ли. А ты приготовься к поездке. Не думаю, что мистер Торнтон составит нам компанию.
Подойдя к окну, Салли бросила взгляд на коттедж Филипа. Темные окна. Ей хотелось плакать.
Она вернулась к столу. Су Ли уже поставила перед ней тарелку с оладьями, густо полив их сиропом. Аппетит вдруг пропал.
– Мисс, есть, – твердо сказала Су Ли.
Салли опустилась на стул, взяла нож и вилку и разрезала оладьи, как учил ее Филип. Заставила себя проглотить кусочек. Как это он говорил? А, да, леди должна выходить из-за стола, оставив в желудке свободное место. «Только не эта леди», – обычно отвечала она и давала себе волю, мысленно повторяя, что в следующий раз, когда она не будет так голодна, обязательно последует его рекомендации. Наверное, леди из нее не выйдет… ну и пусть.
Салли отодвинула тарелку.
– Оставь посуду Анне, Су Ли. И оденься потеплее, утро сегодня морозное.
Су Ли указала на толстый вязаный жакет, лежавший рядом с ее сумкой.
– Я хочу купить тебе длинное пальто, чтобы ноги не мерзли. Ты бы хотела, Су Ли?
– Осень хотела, мисс. Пола идти.
– Да, пора идти. – Отодвинув стул влево, Салли встала, успев еще раз посмотреть на коттедж. Все то же, никаких изменений. Ни в одном из окон свет не горел.
– Мисс выглядеть холосо, – сказала Су Ли, когда Салли надела меховую шапку.
– Спасибо, Су Ли. По-моему, тебе пойдет красное пальто. С твоими темными волосами в красном ты будешь выглядеть роскошно. И красную шапку.
Су Ли заулыбалась.
Выйдя за дверь, Салли поежилась и выдохнула в воздух белую струйку пара. Су Ли попыталась сделать то же самое, но это получилось у нее так комично, что ее хозяйка рассмеялась.
– Влезай, Су Ли. Прикрой ноги пледом. Готова?
– Готова, – отозвалась китаянка.
Салли вывела машину из гаража и включила фары. Яркие лучи вырвали из утреннего полумрака фигуру Филипа Торнтона. Он размахивал тростью и громко кричал:
– Хочу надеяться, что вы собирались посигналить. Знаете, я немного нерасторопен сегодня.
– Филип?! Как чудесно, что вы едете с нами! Ведь правда, вы же едете? – на одном дыхании выпалила Салли.
– Но я же обещал, не так ли? Начать с того, что идея поездки принадлежит мне. Конечно, я еду. Позвольте заметить вам, леди, вы обе выглядите сегодня особенно очаровательно.
– Комплимент принят, – рассмеялась Салли. – Забирайтесь! Мы едем за покупками! Я еще никогда не делала рождественских покупок.
Минут через пять она на мгновение оторвала взгляд от дороги и посмотрела на Филипа.
– Филип, мне очень жаль…
– Салли, мне очень жаль…
Ей показалось, что в его глазах промелькнуло нечто странное, нечто такое, чего она раньше не видела. Что-то прекрасное, что-то… Если бы он посмотрел на меня еще раз! Перед ней снова разворачивалась серая лента дороги. Несмотря на холодный ветер, по ее телу разлилось вдруг тепло.
Филип откинулся на спинку кожаного сиденья. Что же это было? Почему ее взгляд так обжег его? Нет, не злость. Он даже зажмурился при мысли о том, что… любовь? Молодой человек закашлялся, пытаясь скрыть смущение. Нужно было что-то сказать, но впервые в жизни слова словно испарились.
Салли улыбнулась. Мир снова повернулся к ней лицом. Ей хотелось смотреть на Филипа, хотелось ловить в его глазах тот странный блеск, хотелось знать, что он означает. Но она заставила себя следить за дорогой.
Не надо спешить. Многое может случиться за время каникул.
Глава 4
Голос Филипа Торнтона звучал резко, отрывисто, по профессиональному сухо:
– Проставьте дату в верхнем углу. Сегодня понедельник, 7 января 1924 года.
Холодный тон учителя заставил Салли моргнуть. Не почувствовать висящего в комнате напряжения было не возможно. Разве она сделала что-то не так? Какая глупая мысль. Филип уехал в город на следующий день после Рождества и вернулся только прошлым вечером. В последний раз она видела его за обедом на Рождество. Да, на Рождество, в тот день, когда он поцеловал ее под омелой.
– Плохим манерам нет оправдания, мистер Торнтон. Вы повторяете мне это, по меньшей мере, раз в неделю. Могли бы сказать, что собираетесь уехать. Я понимаю, что вам нужно какое-то время на личные дела. Достаточно было бы простой записки. Я, как вы знаете, умею читать. – Салли опустила глаза и начала писать.
– Вы абсолютно правы. Плохим манерам извинений нет. Я прошу вас простить меня.
– Думаю, ваше извинение прозвучало бы искренне, если бы вы произнесли его другим тоном. Как я понимаю, вы всего лишь сказали определенные слова, не вкладывая в них никакого содержания. «Извините» – одно из таких слов, которые люди – не все, но очень многие – употребляют по собственному усмотрению, когда им удобно. Разве вы так не говорили, мистер Торнтон?
– И снова вы абсолютно правы. В данный момент это лучшее, на что я способен.
– Лучшее? А почему бы вам не привести пример? Если бы я была учительницей, я бы забрала у вас все золотые звезды.
Филип побледнел.
– Я хочу, чтобы вы написали короткое эссе на тему «Что для меня означает Рождество». Будут оценены как стиль, так и грамотность, и, разумеется, содержание. Будьте внимательны в отношении запятых. Помимо всего прочего, изложите свои устремления и цели в новом году. Объем работы – пятьсот слов. Начинайте.
Филип видел, как ее глаза, прежде чем опуститься, затуманились слезами. Он знал, что получит отличное сочинение, вполне достойное, может быть, не одной, а двух золотых звезд. После лета она, пожалуй, уже не будет нуждаться в нем. Еще шесть месяцев в этом доме, и он возвратится в Бостон.
Филипу снова вспомнилась неделя, проведенная в городе, те часы, когда он сидел в «Бинго Пэлас», слушая, как ее служащие превозносят до небес добродетели Салли, как завсегдатаи заведения расписывают – в который уж раз – удивительные приключения, пережитые ими, и жуткие случаи. Свидетелями которых опять же именно им повезло стать. За один вечер ему довелось познакомиться с семью совершенно различными версиями того, как Салли приобрела свое громадное состояние, и ни одна из них не годилась для детской книжки.
В ту ночь он долго бродил по холодным улицам, пока не забрел в конце концов в бордель Рыжей Руби. После этого все слилось в одно мутное пятно. Единственное, что он знал наверняка, это то, что его пребывание там затянулось на четыре дня. Прошлой ночью ему приснился кошмар, в котором через его комнату проходили толстые, большегрудые женщины. И он трахал их всех. По крайней мере, так сказала ему Рыжая Руби, когда потребовала оплатить услуги, предоставленные ее «девочками».
Если верить гуляющим по городу слухам, Салли Коулмэн была шлюхой. Если верить людям, действительно знающим ее, та же Салли Коулмэн была святой. И все это ни в малейшей степени его не касалось. Пропади оно пропадом! Через шесть месяцев – нет, меньше – он уедет, и эта святая шлюха или, если угодно – нет меньше – он уедет, и эта святая шлюха или, если угодно, распутная святая станет воспоминанием. Хотелось бы знать, что она думает о нем, именно сейчас. Кто он для нее? Просто учитель? Испытывает ли она то же притяжение, которое влечет его к ней? Тот поцелуй под омелой…
– Я хочу поцеловать тебя, Салли. Еще раз. Прямо сейчас, в эту самую минуту, – выпалил вдруг Филип. Его словно прорвало: на одном дыхании он рассказал ей о визите в город со всеми подробностями, включая то, сколько ему пришлось заплатить Рыжей Руби.
– Неужели все, что они болтают, правда, Салли? Если да, я… я… не обижусь. Мне просто нужно знать. Я хочу знать. Я влюблен в тебя. Не знаю, что ты чувствуешь, но хочу знать. Я готов жениться на тебе, если ты этого хочешь… если я тебе нравлюсь.
О Боже, он уже заговорил о браке? Наверное, да, иначе почему бы ей так смотреть на него. У Филипа горели щеки и шея, еще немного и, кажется, они вспыхнут. И все же он стоял, расставив ноги и на всякий случай держась рукой за стол: в коленях была легкая дрожь.
Салли перестала писать. В ушах у нее звенели слова Коттона.
– Мое прошлое или то, что ты воспринимаешь как мое прошлое, принадлежит только мне, – сказала она Филипу. – Ты волен верить чему угодно. Я не буду ни отрицать чего-либо, ни обсуждать. Я не спрашивала тебя о твоей прошлой жизни и не собираюсь этого делать. Что еще… Меня огорчило, что ты пошел к Рыжей Руби. Если бы спросил у меня, я посоветовала бы тебе заведение Бьюнелл Старр. Руби обобрала тебя. – Она помолчала, затем, вздохнув, продолжала: – Не думаю, что я тебя люблю, но ты мне очень нравишься. Что будет, если мы поженимся, а я так и не полюблю тебя? Что, если мы несовместимы… в постели, например? Ты думал об этом?
– Девушки у Рыжей Руби не жаловались, – пробормотал Филип.
– Им платят за то, чтобы не было жалоб, – улыбнулась Салли. – Мне нужно все обдумать.
– Ты так говоришь, словно речь идет о контракте на приобретение недвижимости. А я всего только попросил тебя выйти за меня замуж. «Да» или «нет», вот и весь вопрос.
– Филип Торнтон, ты сам говорил мне, что нельзя делить мир только на черное и белое. Ты говорил об оттенках, а также о том, что, принимая решение, человек должен основываться на фактах. Здесь то же самое. Разве нет?
– Это особый вопрос. Ты должна спросить свое сердце. Это не деловое соглашение. Можешь ли ты выйти за меня замуж и родить детей?
– Не знаю. Мне нужно обо всем подумать. Ты усложняешь мою жизнь, Филип. Выходить за кого-то замуж… нет, это не входило в мои планы. Конечно, когда-нибудь я это сделаю, у меня будут дети. Но когда-нибудь, вовсе не сейчас. Ты еще не утратил желание поцеловать меня? Если нет, то я с удовольствием.
– Заканчивай сочинение, Салли.
– Ты огорчен, да? Попробуй посмотреть на это с другой точки зрения. Что за человек я буду, если не скажу тебе всей правды? Тот поцелуй под омелой… он был чудесен. Я мечтаю о нем, он мне снился. Мне нелегко спрашивать тебя, Филип, но все же… Скажи, могу ли я в сочинении упомянуть о твоем предложении, описать свои чувства?
– Делай то, что считаешь нужным. Я никогда ни в чем тебя не ограничивал и ничего не запрещал. Самое большее, на что я мог бы решиться, это предложить то-то и то-то. А теперь… Салли, не разговаривай. У тебя мало времени.
– Ты не сказал, что я ограничена во времени.
– Это обязательное для всех работ правило. Не заставляй браться за зеленый карандаш.
– Вы невозможны, Филип Торнтон, – не выдержала Салли.
– Вы тоже, Салли Коулмэн. Пишите! И не ломайте голову над ответом. Мне он больше не нужен.
– Туше, Филип. Я пишу. Что касается ответа, то в любом случае ничего бы не было. Ты, черт возьми, мой учитель. Веди себя соответственно, а не думай, как маленький мальчик.
Он смотрел на склоненную над столом головку, на золотистые завитки, ласкающие розовые уши. Ничего не хотелось ему больше, чем прижать ее к себе, коснуться этих завитков, прошептать на ухо нежные слова. Он отвернулся, но легче не стало.
Филип громыхнул кулаком по столу. Салли вздрогнула и с недоумением уставилась на него.
– Тебе, черт побери, нужен учитель? Ну и ищи этого идиота, самого наилучшего! Сдай сочинение. Хватит. Все! – заорал он так, что крик пронесся по коридору, ворвался в холл и выплеснулся по лестнице вниз.
Салли швырнула незаконченную работу на стол. В следующую секунду она вскочила с места и схватила с его стола зеленый карандаш.
– Позвольте мне вручить вам это, мистер Торнтон. И будьте уверены, это последняя зеленая отметка, которую вы мне поставите. Я была не права, назвав вас маленьким мальчиком. Вы – болван!
– А ты… шлюха! – парировал Филип. Слова сорвались с его языка сами собой, и он тут же пожалел о сказанном. В тот же миг Салли выбежала из комнаты.
Как он мог? Как повернулся у него язык произнести столь жестокие, оскорбительные слова? Отчаяние его было так велико, что хотелось плакать. Филип потер глаза и отвернулся к стене, не заметив возвращения Салли.
– Мистер Торнтон, я готова возобновить урок. Мы оба достаточно взрослые люди, чтобы не обращать внимания на подобные… взрывы чувств. Давайте начнем заново. Я выйду из класса и потом вернусь. Сделаем вид, что сейчас только семь часов утра. Договоримся не обижаться на взаимные оскорбления, но и условимся впредь воздерживаться от повторения подобных сцен. Хорошо?
Филип кивнул, не рискуя прибегнуть с помощи языка. Салли вышла из комнаты и вернулась через несколько секунд. Опустившись на свой стул, она выжидательно посмотрела на учителя.
Филип подал ей бумагу.
– У тебя тридцать минут, Салли.
* * *
Январский инцидент ушел в прошлое, но не бесследно. Филип настоял на том, чтобы есть у себя в коттедже, самому стирать и убирать. Салли в свою очередь целиком и полностью отдалась учебе, часто засиживаясь до глубокой ночи и оставляя на сон не больше трех часов. Она ждала слов одобрения, похвал, золотых звезд, но их не было.
Медленно ползли недели, за неделями месяцы. Не успела Салли оглянуться, как наступил июнь.
Однажды ясным солнечным утром Филип вручил Салли большую тетрадь в переплете.
– Это твой последний экзамен, Салли. На него у тебя уйдет весь сегодняшний день и большая часть завтрашнего. Отметку я поставлю завтра вечером. В среду я уезжаю в Бостон. Эту экзаменационную работу ты будешь выполнять одна, мне нужно съездить в город, решить некоторые вопросы. Уверен, что у тебя все получится, но все же желаю удачи. Не забудь о перерывах.
У нее пересохло в горле, защипало в глазах. Она кивнула, не смея сказать ни слова.
– У тебя не будет никакого ограничения во времени, Салли. Впереди весь день. Не спеши, обдумай каждый вопрос и постарайся как можно реже прибегать к помощи стирашки. Увидимся завтра вечером. Я зайду на телеграф, если что-то будет, привезу.
Салли снова кивнула. Не успела за ним закрыться дверь, как она разразилась слезами. Подбежав к окну, смотрела, как Филип идет по двору к коттеджу. Он действительно собрался уезжать в среду в Бостон? На протяжении последних месяцев Салли старалась не думать об этом, предпочитая считать, что Филип останется рядом с ней, что он будет всегда учить ее. И вот наступил последний экзамен. Еще два дня, и он навсегда уйдет из ее жизни, возвратится в Бостон, где у всех леди незапятнанная репутация.
Салли плакала, глядя в окно: вот Филип поздоровался с Чу, вот он сел в машину. Последние пять месяцев отняли у нее много сил – и физических, и душевных. Она работала, не позволяя себе поблажек, чтобы не получить ни единой зеленой отметки. Если то что сказал Филип, правда, то ее образование можно приравнять к высшему.
Тетрадь на столе показалась ей врагом. Салли не хотела открывать ее, хотя сама не знала почему. Как поступит Филип, если она провалит экзамен? Если она умышленно его провалит… Может быть, тогда он останется? Почувствует, что ответственен за ее неудачу? А что, если Филип возьмет всю вину на себя, посчитает себя неудачником? Пожалуй, лучше всего было бы вздремнуть минут двадцать-тридцать, ведь время ее не подгоняет, а потом на свежую голову взяться за работу. Она не стала даже открывать тетрадь. Кто знает, может, у нее вовсе пропадет желание браться за эту проклятую контрольную…
Салли плюхнулась на кровать и закрыла глаза. Сон пришел сразу. И проснулась она только около пяти часов пополудни.
Чувствуя себя посвежевшей и отдохнувшей, открыла тетрадь, прочла инструкции и задания и закрыла ее. Какое-то странное ощущение овладело ею: в крови клокотало, голова наполнилась необыкновенной ясностью. Ей казалось, что она может все, стоит только пожелать. Такого с ней еще не бывало. Адреналин разогнал усталость, недовольство, обострил чувство. Салли снова открыла тетрадь, взяла карандаш. Четыре часа спустя она закрыла ее. Проверять не стала. Ни к чему! Все ответы были ей известны. Слава Богу, все записи, сделанные на протяжении года, сохранились. Как-то, еще в начале занятий, Филип сказал: «Самый тупой карандаш лучше самой острой памяти». Тогда она, разумеется, не поняла значения этого выражения. Теперь – да.
Салли подняла голову – в дверях стояла Су Ли.
– Я закончила.
– Очень трудно, мисс?
– Да, очень трудно. Мистер Торнтон не дает мне легких заданий. Но думаю, на все вопросы ответила правильно. Нисколько не удивлюсь, если вторая часть задания окажется еще более сложной.
Салли прошла через комнату и положила работу на стол Филипа. Повернувшись, она увидела, что китаянка протягивает ей высокий стакан с какой-то отвратительной на вид жидкостью.
– Мисс пить и ложиться в постель. Я полозу мисс платок на глаза и делать массас сеи…
Салли хотела отказаться, но только махнула рукой и подчинилась.
Когда она проснулась на следующее утро, ветерок шевелил белые занавески на окнах. Салли томно потянулась, прислушалась к себе: не исчезло ли вчерашнее чувство? Нет. Более того, в ней проснулся аппетит, чего уже давно не случалось. Впереди вторая часть экзамена. Вот это да! Блеск в глазах, на щеках легкий румянец.
– Су Ли, – позвала она.
В следующее мгновение китаянка уже стояла рядом с ней.
– Мисс осень хосет есть?
– Да, очень. Большой завтрак. Оладьи, яичница, ветчина, тосты, джем и много-много масла. Стакан яблочного сидра и чашку кофе со сливками. Я спущусь, как только приму ванну.
Опустившись в горячую воду, Салли вздохнула. Ей почему-то вдруг стало грустно. Она может быть прекрасной, как первый весенний цветок, но это ничего не изменит. Филип уезжает.
* * *
Салли сидела в саду, сложив руки на коленях. Быть одной в такой чудесный тихий вечер ей не хотелось. Филип должен был уже вернуться. Она сказала себе, что нисколько не волнуется, но это не помогло. Ее беспокоило все: результаты контрольной, предстоящий отъезд Филипа, ее собственное будущее. Нужно как-то успокоиться, и Салли делала глубокие вздохи, прислушиваясь к пению ночных птиц, стрекоту сверчков, вздохам ветра. Сгущались тени, ярче разгорались звезды, и постепенно Салли смягчилась, растворяясь в тихом летнем вечере. По ее ноге ползла божья коровка. Интересно, думает ли о чем-нибудь эта малютка? Какие у нее цели? Знает ли она, куда ползет? Что толкает ее именно сюда? Нужно будет спросить у Филипа, подумала она и тут же вспомнила, что он уезжает. Спросить не у кого.
Салли знала, что, хотя последние пять месяцев они вели себя как вежливые соседи, ей будет не хватать его. Ужасно не хватать. Она знала, что он все еще любит ее. Разумеется, после того случая в январе ему приходилось держаться на достаточно приличном расстоянии от нее. Но взгляд его выдавал истинные чувства. Как говорил когда-то Коттон, глаза не лгут.
Теперь, когда ее образование успешно завершилось, она могла вернуться в город и заняться бизнесом. Можно будет читать, заниматься вечерами. Начать собирать свою собственную библиотеку. С ее возможностями не составит труда приобрести любую книгу, где бы ее ни написали. Нужно также решить, стоит ли нанять человека, который бы занялся ее финансами и помог разобраться с игрой на бирже. Пришло время, когда ее состояние должно зарабатывать ей дополнительные деньги.
С дороги послышался шум возвращающегося автомобиля, и почти сразу над задним крыльцом зажегся фонарь. Салли осторожно сняла с юбки божью коровку и опустила на траву. Не стоит спешить возвращаться домой, одна-две минуты ничего не решают.
Она увидела его у лестницы внизу. Ей хотелось, чтобы сердце забилось быстрее, но оно стучало в том же неспешном ритме. Ей хотелось чтобы ноги понесли ее к нему. Чтобы в душе нашлись слова, способные убедить его остаться. Но… единственным чувством, которое она действительно испытала, было облегчение от того, что он вернулся. Она позвала его. Он обернулся. Лицо серьезное, ни улыбки, ни взмаха рукой.
– Как тебе контрольная?
– Труднее, чем я думала. Телеграммы были?
– Нет, Салли. Я проверил. Извини.
– Филип… я…
– Да? – даже отсюда она заметила, как вспыхнули надеждой глаза, как дрогнул от волнения его голос.
– Нет, ничего.
– Что-нибудь не так?
Не так.
– Мне просто стало интересно, почему божьи коровки ползают в темноте. Почему они не спят, как люди, не прячутся куда-нибудь?
Филип рассмеялся.
– Боюсь, Салли, что не смогу тебе ответить. Может быть, другой учитель будет знать. Я же говорил, что всего знать нельзя. Тебе хотелось бы думать, что я знаю все, но это не так. – Он снова улыбнулся.
Какие теплые, нежные глаза! У нее колотнулось сердце.
– Понятно.
Филип снова засмеялся.
– Нет, ничего тебе не понятно. Люди обычно говорят это, когда им нечего больше сказать. Пустая фраза. А это очень важно? Я имею в виду божьих коровок. Если да, то я мог бы поискать ответ.
– В общем-то, нет. Когда ты завтра уезжаешь?
– Около десяти. Я проверю твою работу, как только освобожусь. Если хочешь, это можно сделать в классе.
– Решай сам, Филип. Как тебе лучше.
– Полагаю, тебе не терпится узнать результат, так что я поработаю в классе. – Он опять улыбнулся. – Ты сегодня хорошо выглядишь. У тебя новое платье?
– Спасибо. Да, новое. Я так довольна, что не придется больше носить ту безобразную синюю юбку и блузку. Наверное, я их завтра сожгу.
Сердце снова дернулось в груди. Впервые за несколько месяцев они разговаривали на отвлеченные темы. Ей вдруг захотелось продолжить этот разговор, рассказать Филипу о своих чувствах, но слова застряли в горле.
– Звучит потрясающе. Что-нибудь еще, Салли?
– Э… я… нет, Филип, больше ничего.
Он кивнул и опустил глаза. Салли смотрела ему в спину, пока он не поднялся наверх.
Близилась полночь, когда она, наконец, набралась храбрости выйти из своей комнаты. Перед этим Филип прошел через холл и спустился по лестнице. Ушел. Значит, ее работа уже проверена. Ей нужно только пробраться в класс и посмотреть отметку. Внезапно Салли ощутила неприятный холодок страха. Она замерла в нерешительности, а когда все же вознамерилась двинуться дальше, то обнаружила, что ноги отказываются повиноваться. Усилием воли она заставила себя сделать один шаг, потом другой. Доковыляв до классной комнаты, Салли приоткрыла дверь и заглянула внутрь. На столе лежали ее блокноты. Рядом с ними пакет, перевязанный ленточкой. Прощальный подарок Филипа.
Вытерев о полу халата вспотевшие ладони, Салли шагнула вперед и схватила блокноты: А+, А+. На обложке обоих красными печатными буквами было написано одно слово – «ПОЗДРАВЛЯЮ». Она села за парту и расплакалась. Когда слез больше не осталось, Салли развязала желтую ленту на пакете. Некоторое время она молча взирала на содержимое, затем из груди ее вырвались душераздирающие рыдания. Диплом об окончании университета! Ее собственный! Салли взяла его в руки. Из документа выпорхнул и упал на пол небольшой белый листок. Она подняла его дрожащей рукой, развернула. Уже первые слова вновь вызвали у нее слезы.
Дорогая Салли,
Будучи в городе, я разговаривал с директором школы. Объяснил ему ситуацию, рассказал о твоих успехах, показал копию твоей последней контрольной работы. Конечно, мы еще не имели результатов, но мистер Брэнниган сказал, что, если ты получишь А, то вполне заслуживаешь диплома. Как видишь, мистер Брэнниган и президент школьного совета подписали его, полагаясь на мое слово, что ты сдашь экзамен на «отлично». Они оставили все на мое усмотрение, Салли. Могу сказать тебе совершенно определенно, что ни один студент не имеет на него больше прав, чем ты. Жаль, что нет награды за старание, я бы вручил ее тебе без малейших колебаний. Можешь гордиться собой, потому что и я горжусь тобой так, что готов кричать об этом на весь город.
Мне очень жаль, что в последние месяцы отношения между нами стали такими натянутыми. Вина моя, и я это признаю. Хочу, чтобы ты знала и верила: мне будет не хватать тебя, и, наверное, я буду вспоминать тебя каждый день. Пожалуйста, напиши мне и сообщи, как обстоят твои дела.
С наилучшими пожеланиями
Филип Торнтон.
Прижав к груди диплом, Салли босиком, в развевающемся халате, пронеслась по дому и выскочила в сад.
Стоя у окна в своей комнате, выходящего на сад и кладбище, Филип видел, как из дома выбежала Салли. В глазах его застыли слезы…
Что будет с ним после возвращения в Бостон? Сможет ли он вернуться к прежней жизни, позабыв о проведенных здесь днях? Может ли жить человек, сердце которого разбилось?
* * *
Приняв ванну и одевшись, Салли ждала, когда из-за горизонта выглянут первые лучи рассвета. Ей хотелось убедиться, что Филип не улизнул, не попрощавшись. Ночь прошла в мучительных раздумьях. В конце концов она пришла к выводу, что не любит Филипа, но очень привязалась к нему. Надо пожать ему руку, поцеловать на прощание в щеку и забыть. В глубине души Салли понимала, что так не получится. Несомненно, она раскиснет, расплачется и собьется на какие-нибудь глупости.
Какой он замечательный и добрый! Когда-нибудь ему встретится достойная бостонская леди, они поженятся, у них появятся дети. При мысли об этом она почувствовала себя несчастной. Из Филипа получится замечательный отец. Будет играть и возиться со своими отпрысками. Научит их отличать хорошее от плохого. Будет ходить с ними по воскресеньям на службу в церковь. Дети у него вырастут такими же добрыми. Та достойная бостонская леди, которой достанется такой муж, не пожалеет. Еще бы! Примерный, справедливый, ласковый… Они вдвоем будут наблюдать за своими детьми, гордиться их успехами. Они вместе состарятся, сидя в креслах-качалках под нежным солнцем и вспоминая давно ушедшие годы.
Они будут жить своей жизнью, а что останется ей? Работа в «Бинго Пэлас»? Песни перед посетителями? Подсчет прибыли? Трата денег на то, что ей не нужно? Где ей найти такого мужчину, как Филип Торнтон? В Лас-Вегасе они просто не водятся. Она поежилась, вспомнив типов, с которыми ей приходилось иметь дело в прошлом. Какими вырастут ее дети? Сможет ли она гордиться ими? Кто будет сидеть рядом с ней на крылечке, когда поседеют волосы и лицо избороздят морщины? Кто позаботится о ней на склоне лет? Кому перейдет ее состояние, если она так и не выйдет замуж? Ей хотелось иметь детей. Девочек с золотыми волосами и большими голубыми глазами. У матерей всегда особое чувство к дочерям. Девочки присмотрят за ней в старости точно так же, как сама Салли присматривала за своей матерью, когда та была жива.
Небо на востоке уже серело, возвещая о приближении нового дня, когда она сползла с подоконника, разглаживая затекшие мышцы и застывшие суставы. Новый день… И что ей с ним делать?
Салли не стала думать, взвешивать последствия своих действий, не стала заглядывать в будущее. Вместо этого она спустилась по лестнице, вышла из передней двери, свернула за угол во двор, где стояли один за другим три коттеджа.
Через минуту девушка уже постучала в дверь одного из них.
– Салли? Что случилось? Что вы здесь делаете?
