Текст книги "Богатство Лас-Вегаса"

Автор книги: Ферн Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Мне надо идти домой. Приду сюда в воскресенье, когда установят надгробие. Хочу, чтобы ты знал, Коттон. Я уплатила за него своими деньгами, а не твоими. Не хочу прощаться, поэтому говорю: я скоро вернусь. Сегодня так чудесно пахнет полынью. Небо чистое, ни облачка. Зато пыльно и сухо.

Последние слова, очевидно, чем-то встревожили ее. Салли нахмурилась: «Если нет ни единого облачка, на чем же ты лежишь, Коттон?»

Она поднялась, поправила платье и постаралась привести в порядок растрепавшиеся кудряшки, Прежде чем весело помахать рукой, еще раз глубоко втянула носом воздух, наполняя грудь полюбившимся ей горьковатым ароматом.

* * *

Салли выбралась из повозки, загруженной ее личными вещами. Желая насладиться столь прекрасным моментом в полной мере, она зажмурилась, потом медленно открыла глаза, вбирая в себя пьянящий вид ее нового дома. Окружавшие его цветы представляли собой все оттенки радуги. Никогда в жизни не приходилось ей видеть такого. Наклонившись, Салли потрогала землю. Сырая. Почва под ногами пружинила, а зелень казалась изумрудной. Она посмотрела сначала налево, потом направо. Теперь я понимаю, почему дед Коттона дал этому месту такое название – Санрайз.

Она отошла назад, оказавшись в тени величавых деревьев, откуда открывался прекрасный вид на творение человеческих рук, ставшее ее собственностью. Под солнцем сияли ослепительно белые колонны, а ей почему-то вспомнилась та невзрачная лачуга, в которой жила ее семья в Техасе, та развалина без окон, с дверью, заколачиваемой на зиму. В ветреную погоду ее приходилось обкладывать ковриками, чтобы удержать скудное тепло. В этом доме дверь была совсем другая. Солидная и внушительная, со стеклянными панелями. Тяжелая медная ручка блестела на солнце, но ее внимание привлекла не она, а сама стена из грубого необработанного камня. Салли улыбнулась: да, в таком доме сквозняков в доме можно не опасаться.

Она обошла вокруг здания. Скамейки у деревьев, вдоль дорожек каменные фигурки разных животных. Прохлада… тишина… полумрак… зелень… Вон там, на застекленном балконе, можно было бы сидеть со стаканом лимонада в руке, с книгой на коленях… Только вот сможет ли она ее прочитать? Салли усмехнулась. Ох, Коттон видел бы ты меня сейчас.

Она подошла к передней двери. Что делать? Ударить тяжелым медным молотком в деревянную панель? Вставить ключ в замок? От необходимости принимать решение ее освободил скрип двери. Пухлая женщина в фартуке, повязанном поверх белого платья, улыбнулась.

– Пожалуйста, мисс, входите. Джозеф возьмет ваши вещи. Меня зовут Анна, Я здесь убираю и готовлю. Мой муж ухаживает за садом и присматривает за живностью. Входите, позвольте показать вам ваш новый дом.

– Вы можете открыть окна? – спросила Салли.

– Конечно. Вы этого хотите?

– Да. Да, да, очень хочу! Мне нравится смотреть, как колышутся на ветру занавески. А ставни, они есть на всех окнах?

– Да. Мы их не открываем потому, что не живем в доме. Я и Джозеф, мы живем в одном из коттеджей, там, за домом. Что я могу для вас сделать?

– Мне хотелось бы посмотреть мою комнату и, если можно, принять ванну. И вы не возражаете, если я сама пройду по дому и все посмотрю.

– Это ваш дом, мисс Коулмэн. Только скажите, что вы хотите на обед? Может быть, что-нибудь особенное?

– Вообще-то, это не имеет значения. Хотя… я бы съела пирог. Сладкий. Очень сладкий. – Она беззаботно улыбнулась и погладила себя по бедрам. – И еще я люблю картошку с подливкой. Вообще, я люблю все.

– Джозеф присматривает за садом. Я консервирую овощи на зиму. У нас прекрасный холодный погреб. Ключ у Джозефа. Он вам отдаст его вечером. Еще чего-нибудь желаете? Приготовить ванну?

– Нет, спасибо, я сделаю все сама. А ваши… обязанности мы обсудим позже.

Боже, Боже, да она ведет себя как настоящая хозяйка, леди! И ей это доставляет удовольствие. Она почти сразу одернула себя, вспомнив, как мать прислуживала чужим людям. И что в результате? Доработалась до того, что осталась кожа да кости. Салли тут же пообещала себе, что никогда не станет возноситься над теми, кто у нее будет работать. Коттон всегда говорил: «относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе». И, конечно, он был прав. Многому, очень многому научил ее Коттон.

Салли переходила из комнаты в комнату, одобрительно кивая. Сама не зная почему, она была уверена, что этот дом выглядел точь-в-точь как дома в Бостоне. Отполированная до блеска темная мебель, принадлежавшая, наверное, еще бабушке Коттона или его матери. Тонкие цветастые ковры с бахромой. Некоторые круглые, но большинство квадратные. Большие и совсем маленькие. В середине одного громадная яркая птица. Вот мама посмеется, когда она ей расскажет. Но ковры коврами, а в первую очередь в каждой комнате Салли обращала свой взгляд на окна и кружевные шторы.

В самом конце длинного коридора она выбрала комнату, выходившую окнами в пышный зеленый сад. Маленький балкончик, попасть на который можно было из туалетной комнаты, привел ее в полнейший восторг. Салли даже взвизгнула от радости. Понравились ей и французские двери, и чудесные деревянные полы. А при виде высокой кровати с приставным стульчиком и роскошным балдахином рот ее невольно растянулся до ушей. «Неужели мне это не снится?» – прошептала она. У стены высились два просто гигантских гардероба. Да, есть куда положить платья и боа из перьев. Комод с девятью выдвижными ящичками, на каждом мраморная ручка. Салли чуть не задохнулась от восхищения. У нее и белья-то столько не будет, вон какие они глубокие. Она обошла комнату и наконец уселась в небесно-голубой шезлонг, выглядевший так, словно на нем никто никогда не сидел. Ну и ладно, буду сидеть сама… каждый день.

Пожалуй, пора бы открыть окна. Салли развела кружевные шторы, потянула деревянные ставни. Однако ничего не получилось, шторы никак не желали трепетать на ветру, вероятно, потому, что никакого ветра не было. Она пошуршала ими – безрезультатно. Неудача так расстроила Салли, что на глаза навернулись слезы. Она отошла от окна и взобралась на кровать, твердо решив дождаться, когда шторы качнутся.

Прождав несколько минут, Салли подумала, что, пожалуй, можно немного полежать, но как только голова ее коснулась подушки, ею овладел сон. Трудно сказать, сколько прошло времени, но, очнувшись, она ощутила теплое движение воздуха. Салли протерла глаза, моргнула, не сразу сообразив, где она, и подняла голову. Радостная улыбка, под стать предвечернему солнцу, расплылась по ее лицу, когда она увидела танцующие на ветру кружевные шторы. «О! – выдохнула девушка, не найдя другого способа выразить охватившие ее чувства. – Это счастливейший день в моей жизни. Благодарю тебя, Коттон, благодарю от всего сердца».

Салли забыла о существовании стульчика и, скользнув с кровати, весьма неизящно приземлилась на мягкое место. Она звонко рассмеялась и, вытянув ноги, забарабанила каблуками по полу.

А не пора ли принять ванну? Взгляд Салли скользнул к двери и замер: сумки и коробки аккуратно стояли у стены. Должно быть, пока она спала, Анна распаковала вещи. Дверца одного из шкафов была слегка приоткрыта. Кричаще-яркие платья, неплохо смотревшиеся в салуне, здесь казались совершенно неуместными. Украшение из перьев, которое она надевала вместе с боа, лежало на верхней полке. Оно тоже выглядело пришельцем из другого мира. Румянец стыда теплой волной залил шею и щеки. Она проверила комод и без особого удивления обнаружила, что все ее белье – изрядно, кстати, поношенное – и чулки заняли не более половины одного из выдвижных ящиков; наверное, ей самой стоило разобрать сумки и разложить вещи. При мысли о том, что кто-то посторонний видел ее заштопанные трусики, Салли стало не по себе. Надо же так попасть впросак. А впрочем… Она сжала зубы – все чистое, без дырок. Стыдиться нечего.

* * *

Нежась в громадной, на удивление гладкой ванне, полной пузырьков, Салли откинулась на спинку и вытянула ногу, рассматривая накрашенные ногти. Какое убожество! А… кому какое дело?! Она взяла мочалку, оказавшуюся мягче пуха, и принялась ожесточенно тереть кожу. Потом, ощущая приятное покалывание, стащила с вешалки широкое и длинное полотенце, тоже необыкновенной мягкости, и завернулась в него. Такой приятной истомы ей еще не приходилось испытывать. Салли посмотрела в зеркало на свое отражение. Светлые волосы, скручиваясь в колечки, прикрывали уши, падали на шею. Она зачесала их назад и несколько раз пригладила, чтобы они лежали гладко. С такими волосами она казалась старше, солиднее. Колечки же, обрамляя лицо, делали ее похожей на пятнадцатилетнюю девчушку.

Одеваясь, Салли снова вспомнила свою мать. У нее были такие же волосы, только тусклые, безжизненные и обычно замасленные. Убирая их назад, мать всегда перевязывала «хвост» веревочкой. Салли решила, что надо будет купить ей жемчужное ожерелье и сережки. А еще – того ароматного мыла с запахом розы. Вот тогда можно будет вымыть мамины волосы и уложить их так, как носят городские барышни. Мама станет настоящей королевой, а сестры принцессами. Ей вполне по силам совершить такое превращение, ведь теперь у нее все деньги мира.

Завтра, завтра она вернется в город. А сегодня вечером, перед тем как улечься спать на этой высокой кровати, нужно составить перечень того, что обязательно следует там сделать. Тянуть время ни к чему, ждать больше нечего, надо ехать в Техас к семье.

Ужин ей подали в столовой. Длиннющий обеденный стол с громадной вазой, наполненной свежими цветами. Суетящаяся Анна. Блеск посуды. Салли чувствовала себя важной госпожой. Еда оказалась сытной и обильной, хотя, может быть, немного тяжеловатой: толстый бифштекс, жареная картошка, мясной соус, помидоры и теплый хлеб, намазанный самым настоящим маслом. Ей вспомнился тонкий кусочек хлеба с салом и размазанная на тарелке овсянка, их обычный ужин в Техасе…

Об этом можно теперь забыть, такое не повторится. Никогда, никогда. Она впилась в пирог с ревенем и попросила добавки. Наконец с ужином было покончено, и Салли попросила позвать Джозефа.

– Слушаю вас, мэм. Чем могу служить? – Он слегка поклонился.

– Завтра, еще до восхода, я хочу вернуться в город. Планирую… съездить в Техас. Когда вернусь, еще не знаю.

– Я могу отвезти вас на автомобиле, мэм. Вы не против?

– О да, это было бы прекрасно. А где мистер Истер приобрел автомобиль?

– Выиграл в покер, мэм. Все по-честному. Водить я научился сам. Мистер Истер не желал иметь дело с этой, как он говорил, «штуковиной на четырех колесах и с мотором». Говорил, что это дьявольская машина. Я буду готов на рассвете.

– И я тоже, – быстро ответила Салли. – А научиться водить трудно, Джозеф?

– Вовсе нет, мэм. Я мог бы вас научить, когда вернетесь. Надо попрактиковаться, чтоб не наезжать на деревья.

– А еще, мисс, вам нужна будет шляпа, – сказала Анна. – Без нее у вас волосы станут, как щетка. И берегите глаза от пыли и песка. Джозеф, когда едет на машине, надевает специальные очки.

– Не хотите ли посмотреть сейчас потайную комнату, мисс? – Старик достал из кармана большой медный ключ на железном кольце.

– Да, Джозеф, хочу. Спасибо за ужин, Анна. Все было превосходно, особенно пирог. Скажите, кто вам выплачивает деньги?

– Мистер Уоринг. Он обычно приезжает сюда первого числа каждого месяца. Зимой платит сразу за три-четыре месяца. Вы думаете что-то изменить, мэм?

– Нет, но, возможно, ему следует платить больше, ведь я собираюсь здесь жить, у вас будет больше обязанностей. Я с ним поговорю. Если хотите, чтобы вам кто-нибудь помогал, то могу узнать в городе.

– Я была бы не против. Мы с Джозефом уже не молодые. Косточки скрипят. Смотрите сами, мэм, и решайте, как лучше. – Салли кивнула и вслед за Джозефом вышла из столовой.

– Вот эта комната, мисс. – Старик протянул ей ключ и, не говоря больше ни слова, незаметно удалился.

Салли подождала, пока он скроется из виду, и лишь после этого вставила ключ в замочную скважину. Дверь открылась, и она вошла в просторную, но пустую комнату без окон. Чтобы осмотреть все получше, Салли подняла выше лампу. У стены стоял сейф, подобного которому ей никогда не приходилось видеть. Высокий, от пола до потолка, мрачно поблескивающий черный железный монстр с громадным серебряным глазом посередине и тяжелой ручкой.

Открыть его Салли удалось лишь с шестой попытки. Услышав, наконец, приглушенный щелчок, она нажала на ручку. Массивная дверца отказалась повиноваться. Упершись ногами в покрытый ковром пол, Салли потянула изо всех сил. Дверца заскрипела и поддалась. Еще чуть-чуть… еще… И вот уже можно заглянуть внутрь. Впервые в жизни в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание. Очнувшись, Салли глубоко вздохнула и поднесла лампу поближе. Шесть длинных полок, около шести футов в длину, были уставлены небольшими джутовыми мешочками. Все они походили друг на друга, как близнецы-братья. Она открыла три из них. Золото. Посреди третьей полки стояла деревянная коробка с какими-то бумагами. Прямо под ней еще одна, на этот раз с крышкой. Салли сдвинула панель и в изумлении уставилась на толстые пачки денег.

Она опустилась на пол и обняла колени. Что ей делать с таким состоянием? Чего ждал от нее Коттон? Сможет ли она разумно распорядиться этим сокровищем?

Шло время. Лампа уже начала чадить, когда Салли, поднатужившись, закрыла дверцу, повернула ручку и вышла из комнаты. Медленно, словно еще не очнувшись, она добрела по коридору до своих покоев, разделась и натянула на себя ночную сорочку. Ей вдруг захотелось повернуть время вспять, окунуться в совсем недавнее прошлое. Лучше бы она никогда не ходила к Элвину Уорингу, лучше бы пела для посетителей, явившихся поиграть в бинго. Лучше бы… Как жаль, что Коттон умер! Если бы он был жив… «Я не знаю, что мне делать, – шептала Салли в подушку. – Я понимаю, Коттон, какой груз лежал на твоих плечах, понимаю, что ты тоже не хотел его нести. Может быть, если бы я была пообразованней, все оказалось бы иначе. Хотя… не думаю. Наверное, именно это ты имел в виду, когда говорил, что деньги – корень всякого зла? Неужели и я поддамся злу? Я не хочу этого. Я хочу быть сама собой. Боже, это Ты пожелал, чтобы я оказалась здесь? Это Ты возложил руку на его плечо и сказал ему сделать это? Зачем? Не знаю. Может быть, никогда и не узнаю».

И Салли разрыдалась, безутешно, как ребенок. Выплакавшись, она уснула на мокрой подушке.

* * *

Следующие четыре дня промчались словно вихрь. Салли делала покупки, потом приобрела два чемодана и набила их подарками для своей семьи. Провела несколько часов у Элвина Уоринга, подписывая бумаги и договариваясь о начале строительства церкви. Свой первоначальный план она расширила, внеся в него пункт о приобретении или возведении городского дома для себя, чтобы не нужно было ежедневно совершать поездки на гору Санрайз. Последнее, что Салли сделала до отъезда, была инструкция Элвину Уорингу относительно покупки и переустройства «Бинго Пэлас».

В воскресенье вместе с друзьями Коттона она пришла на кладбище. Несколько слов произнес священник, что-то сказала Салли, а Элвин Уоринг произнес целую речь о Боге, жизни и смерти и вспомнил всех, кого только смог вспомнить. Потом батюшка освятил надгробие, а Салли положила на могилу букетик цветов.

Для желающих помянуть покойного открылся игровой зал. Всеми приготовлениями занималась старая хозяйка, которой Салли хорошо заплатила. Она сама исполнила несколько песен, пока у нее не «село» горло. Когда все разошлись, девушка помогла навести порядок в помещении, потом вышла, не оглядываясь, и закрыла за собой дверь. Через два часа ей предстояло сесть на поезд, который унесет ее в Техас, к родным.

Разговаривая с поверенным, перед самым отъездом, она сказала ему:

– Мне бы хотелось, чтобы вы увеличили зарплату Анне и Джозефу. Было бы очень хорошо, если бы вы также нашли кого-то, кто помогал бы им по дому. В прачечной есть одна девушка, китаянка, которая, пожалуй, согласилась бы на это. Ее зовут Су Ли. У нее брат и сестра. Если я привезу сюда из Техаса свою семью, то мне понадобится помощь. В прачечной работать тяжело. Если они заинтересуются, скажите, что я дам им хорошую зарплату и что в воскресенье у них будет выходной.

– Я поговорю с ними, мисс Коулмэн. Поезжайте и ни о чем не беспокойтесь. Надеюсь, все получится так, как вы и хотите. Когда вернетесь, зайдите ко мне – я всегда к вашим услугам.

– Спасибо вам, мистер Уоринг, за все. Мне бы очень хотелось, чтобы вы звали меня Салли. Не забудьте позвонить в детективное агентство Пинкертона, пусть начинают розыск моих братьев, Сета и Джоша. Мне крайне важно найти их, чтобы поделиться своим… э… просто поделиться.

– Об этом я позабочусь… Салли. Берегите себя.

– Конечно. – Она не выдержала и взволнованно призналась: – Так хочу увидеть маму… не могу дождаться. Я ей столько всего накупила. Надеюсь, ей понравится, а как вы думаете, мистер Уоринг?

– Разумеется, дитя мое, непременно. Но больше всего, полагаю, она обрадуется встрече с вами, так что вряд ли ей будет до подарков. Все, что ей нужно, это ваша любовь и понимание того, что вы возвратились помочь. Помяните мое слово.

– Что это означает, мистер Уоринг?

– Это означает, что все так и будет.

– О! Что ж, до свидания, мистер Уоринг. – Она приподнялась на мысочках, чтобы поцеловать сухую, увядшую щеку.

Долго еще стоял Элвин Уоринг, глядя вслед уходящему поезду. Будь он помоложе, рванул бы за составом. Адвокат вздохнул. Салли оставила длинный перечень того, что необходимо сделать, так что не стоит терять времени, пора за дело. Он улыбнулся, почти счастливо.

А у сидящей в вагоне Салли текли по щекам слезы радости. Она не обращала на них внимания. Я возвращаюсь домой, мама. Я сделаю для тебя все, что нужно. Слышишь, мама, я возвращаюсь.

Глава 2

Городок Абилен в штате Техас ничуть не изменился с того дня, когда Салли покинула его шесть лет назад: палящее солнце, сухая, выжженная земля, бедность… Изменились только взгляды людей. Тогда вряд ли кто подумал бы удостоить ее своим вниманием, ведь она была всего лишь дочкой пьянчуги Коулмэна. Теперь же все открыто пялились на нее с нескрываемым любопытством.

Расправив плечи и гордо вскинув голову, Салли вышла из коляски, щедро расплатившись с возницей, да еще добавила солидные чаевые, когда тот перенес ее чемоданы в фойе единственного в городе отеля. Пусть таращатся. Она сможет выдержать их взгляды и даже не будет смотреть на них сверху вниз.

Чувствуя всеобщее внимание, Салли направилась к регистрационной стойке. Никто ее, конечно, не узнал. Ничего, еще немного и – узнают. Она старательно вывела свое имя и подождала, пока клерк поднесет книгу к подслеповатым глазам, чтобы получше рассмотреть подпись. Брови дежурного дрогнули и поползли на лоб. Салли мило улыбнулась, едва сдерживая смех.

– Вы у нас надолго остановитесь, мисс… э… Коулмэн?

– На столько, на сколько потребуется, сэр.

– Понятно.

Понятно. Обычно люди говорят это, когда не знают, что еще сказать. Можно было бы и промолчать, но ее уже понесло.

– Что именно вам понятно… сэр? – сказала Салли и громко рассмеялась. Коттон часто говорил ей, что, когда ты смеешься, весь мир смеется с тобой. Правда, частенько он добавлял, что когда ты плачешь, всем на это наплевать.

Салли повернулась и оглядела фойе с торчавшими кое-где пыльными растениями. Мужчины… Разве это мужчины. Единственное, на что они способны, это играть в шашки да молоть языком. Смотрят, гадают, кто такая. Стоит скрыться из виду, как дежурный поспешит известить всех о явлении дочки Гарри Коулмэна. Ну и пусть себе, может даже вылезти ради этого на крышу дома, какое мне дело. Сейчас нужно принять ванну и переодеться в чистое. А потом… потом… В «Эмпориум».

Там она намеревалась скупить весь магазин для матери и сестер. В чемодане уже лежало нарядное цветное платье с кружевным воротничком, нитка жемчуга и золотые с жемчугом же сережки. Салли подумала обо всем: кружевное белье, которого никто в ее семье никогда не носил, чулки, мягкие кожаные туфли, пара домашних тапочек, почти невесомых. Ей не терпелось выложить это все перед матерью, увидеть улыбку на усталом, изможденном лице, сказать, что больше никогда ей не придется работать, что отныне она леди и уже кто-то другой будет прислуживать ей. Мыслей об отце не было. Если захочет, пусть едет вместе с ними. Если нет – пусть остается. Решение будет за ним.

– Пожалуйста, распорядитесь относительно горячей воды. Я хочу поскорее принять ванну.

– Это у нас в шесть часов.

– Для других пусть будет в шесть. А я хочу сейчас, сэр.

Салли положила на стол банкноту и усмехнулась, когда та моментально исчезла в потной ладони дежурного.

– Здесь есть кто-нибудь, чтобы отнести мои вещи?

– Зак, бери чемоданы юной леди и тащи их наверх. Вода будет через двадцать минут, мисс.

Был уже почти полдень, когда Салли, одетая в платье цвета тыквы, в легких туфельках на каблуке сошла по лестнице, помахивая сумочкой. В фойе она на секунду задержалась, дабы дать возможность желающим оценить по достоинству ее очаровательный наряд.

Выйдя из отеля под знойное июньское солнце, девушка остановилась и огляделась. Из расположенной неподалеку булочной доносился божественный аромат свежеиспеченного хлеба. Надо будет купить матери побольше сладостей, напомнила себе Салли. Впрочем, она и сама от них не отказалась бы. Похоже, денежки начинают жечь руки, подумала она. Пора потратить их на родных. Боже, как же не терпится приступить к этому поскорее!

В этот день Салли была воплощением мечты каждого торговца. Она переходила от столика к столику и везде что-то покупала, выбирая, примеривая на себе, надеясь, что не ошибется в размерах. Груда вещей росла. Игрушки, книжки с картинками, карандаши, туфли, чулки, нижнее белье, платья, ночные сорочки, свитера, цветные шелка. Леденцы, чай, шоколадные конфеты. Зубные щетки, зубной порошок, расчески, щетки, ароматное мыло, глицерин для матери.

– Заверните мне все это, а я пока пройдусь до булочной. И еще… мне нужно, чтобы кто-то отвез меня к дому родителей. Вы можете это устроить? Разумеется, я заплачу. Нет, я не уверена, что вернусь.

– К вашему приходу, мисс, все будет готово. Иметь с вами дело – одно удовольствие. У меня есть человек, который вас отвезет. Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Я не говорила, – ответила Салли, выскальзывая за дверь.

В булочной она купила всего понемногу и, уже выходя, заметила в стеклянном шкафчике глиняные горшочки с домашним маслом и джемом. Пришлось вернуться и взять по два горшочка того и другого.

Вот теперь Салли была готова отправиться домой. Готова осыпать свою семью дарами – крохами своего огромного богатства. Это, решила она, второй счастливейший день в ее жизни. Салли чувствовала себя ребенком. Сидя в коляске, она прихлопывала в ладоши, постукивала ногой, а потом, не удержав рвущейся наружу радости, запела чистым приятным голосом. Возница улыбнулся. Интересно, кто эта девушка, поющая как ангел?

Счастье длилось недолго: увидев потянувшиеся вдоль дороги убогие лачуги арендаторов, Салли умолкла. Даже издали они казались язвами на светлом лике земли. Она принялась считать: один, два, три, четыре… Тринадцать лет здесь был ее дом.

– Что-то непохоже, чтобы здесь кто-нибудь жил. Вы уверены, что мы приехали, куда надо, мисс?

– Уверена. – Салли стиснула зубы. Он был прав: большинство строений перекосилось, так что хороший ветер мог бы, пожалуй, опрокинуть их в любую минуту. Почти везде, за исключением четвертой развалины, отсутствовали двери.

И вдруг она увидела кого-то. Да это же сестра Пэгги. Салли не стала ждать, пока возница натянет поводья. Подобрав юбку, она соскочила с повозки, не думая о том, что пыль испачкает туфли, не опасаясь, что каблуки могут сломаться, и побежала к дому, вопя от радости. Ей думалось, что сейчас Пэгги сорвется с места, помчится навстречу, что они обнимутся и расцелуются… Сестра молча смотрела на нее.

– Это же я, Салли. Ну что ты стоишь, иди сюда, давай поцелуемся. Где мама? Пэгги, ну поговори же со мной, не молчи. Папа в поле или, как всегда, валяется дома пьяный? Мама я вернулась! – закричала она изо всех сил, потом обернулась к возничему. – Выгрузите, пожалуйста, мои вещи.

Салли была уже у двери, когда Пэгги остановила ее, взяв за руку. По щекам ее катились слезы.

– Подожди, Салли, папа умер в прошлом году. Мы похоронили его за домом. Мама умерла два месяца назад. Когда она заболела, Мэгги связалась с кем-то. В прошлом месяце ушла от него и забрала детей. Я и не пыталась ее остановить, Салли. Мэгги позаботится о них сама. А я знала, что ты сдержишь обещание и вернешься. Ты очень хорошо выглядишь, Салли.

Несколько секунд Салли ничего не могла сказать, она стояла, ловя воздух открытым ртом. Где-то в глубине желудка появилось ощущение тошноты.

– Так она болела, Пэгги?

Веснушчатое личико Пэгги сморщилось, глаза повлажнели от подступивших слез.

– Она совсем высохла, прямо в щепку превратилась. У нас почти нечего было есть. Это место… Салли, оно проклятое, оно лишило ее всего, выпило все соки. Мы с Мэгги старались изо всех сил, но поделать ничего не могли. Теперь у меня работа в городе, а живу я в пансионате. Платят немного, но кое-как хватает. В пансионате я ужинаю, два раза в неделю можно помыться. Иногда прихожу сюда с цветами. Кладу их между могилками. Хочешь посмотреть, Салли?

Ей этого не хотелось, но она кивнула, чтобы не огорчать сестру.

– Да, Пэгги, это плохое место. Надо посмотреть… нельзя ли… Им нельзя оставаться здесь, в этом Богом проклятом углу. Пэгги, я хочу, чтобы ты поехала со мной в Неваду. У меня там огромный дом. И окна открываются. Рядом сад, много цветов и зеленой травы. А ванну можешь принимать хоть по пять раз в день. Мы сможем перевезти папу и маму и перезахоронить их на… на нашем собственном кладбище.

– Ох, Салли, не думаю, что смогу так вот взять и уехать. Если Мэгги вернется сюда, она не будет знать, где найти меня… то есть нас. Не знаю… может быть, в следующем году. А ты богатая, Салли?

– Я так богата, что это меня даже пугает. Я просто не знаю, что мне делать с деньгами. И знаешь, Пэгги, я ведь посылала деньги.

– Знаю, только их забирал папа. А мама всегда говорила, что ты хорошая дочь и не забываешь свою мать. Правда, Салли.

– Ты пришла сюда пешком, Пэгги?

Сестра кивнула.

– Мне не в тягость приходить, Салли. Вот уходить… как будто я оставляю маму. Мне всегда хочется плакать. Ох, Салли.

– Не плачь, Пэгги, подожди. Давай пойдем с тобой к могилам, сядем и наплачемся вволю. Мы с тобой, Пэгги. Нас двое, а значит, мы не одиноки. Я так рада, что застала тебя здесь. Не знаю, что бы я сделала, если бы никого не нашла.

Сестры обнялись, их слезы смешались. Они плакали, прощаясь с прошлым, с матерью, которую так любили, со своей прежней жизнью. Когда слезы иссякли, Салли помогла Пэгги подняться.

– Я постараюсь попробовать сделать так, чтобы нам всем было хорошо.

– Как, Салли?

– Мы поселим тебя в каком-нибудь доме и откроем счет на твое имя. Я хочу, чтобы ты занялась учебой и могла сама писать мне письма. Я тоже собираюсь учиться, не хочу, чтобы мы оставались неграмотными невеждами. Я куплю тебе все, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Все самое лучшее. А еще мы с тобой пойдем в самый лучший ресторан. Будем есть и разговаривать, разговаривать и есть. Ну как, Пэгги, ты не против?

– Конечно, нет, Салли.

– Ты молишься перед сном, Пэгги? Ходишь в церковь? Ну вот, я, наверное, говорю, как мама.

Пэгги улыбнулась.

– Да, у тебя даже голос похожий. Как это хорошо, я больше не чувствую себя одинокой.

Салли обняла сестру за плечи.

– У нас с тобой так много дел, и чем раньше мы за них возьмемся, тем быстрее сможем все устроить. Ты любишь делать покупки?

Пэгги перевела взгляд на свое старенькое, выгоревшее на солнце платье.

– Не знаю. У меня все такое… убогое.

– Ничего, сестренка. Это можно исправить. Полезай в коляску.

Следующие пять дней пролетели в приятной суматохе. Они ходили по магазинам, делая всевозможные покупки. На тихой зеленой улочке был куплен небольшой домик. Почти целый день ушел на поиски мебели для каждой комнаты.

Пэгги пришла в восторг от кресла-качалки, и они приобрели аж три. Результатом похода по магазинам стали десятки ящиков и коробок, доставленных «Торговой компанией». Туфли, платья, шали, пальто, шляпки, домашняя утварь, занавески, подушки, ковры – короче, все, что приглянулось юной Пэгги, оказалось в новом доме.

Когда с расстановкой мебели было покончено, когда ковры укрыли пол, а на окнах повисли шторы, Салли картинно вытерла руки.

– Думаю, маме понравилось бы здесь. Я знаю, что она смотрит на нас с небес и улыбается. Я ее чувствую, а ты, Пэгги?

– И я тоже, Салли. Каждый раз, когда я сажусь в кресло, я представляю, что мама сидит напротив меня. Мы разговариваем с ней, я рассказываю, как мне хорошо, какая ты добрая. Мне так хочется разбить сад, знаешь, о котором всегда мечтала мама, чтобы в середине были грядки с овощами, а по краям росли цветы. И еще хорошо поставить горшки с цветами на подоконники. Как ты думаешь, Салли, мы это можем?

– Разумеется, можем. Давай прямо сейчас пойдем и купим семена и ведерко с лейкой, чтобы ты поливала сама. Надеюсь, однако, твоя любовь к этому дому не помешает приехать ко мне в Неваду?

– Погостить обязательно приеду. Ты оставила на моем счету в банке столько денег, что я могу сделать это в любое время.

– Пэгги, пожалуйста, сообщи мне, если кто-то из наших появится здесь. Тогда я смогу помочь и им тоже. Обещаешь?

– Обещаю, – торжественно произнесла Пэгги.

В один из дней, когда они вместе приводили в порядок крыльцо, Салли наконец, попросила сестру подробней рассказать ей о смерти матери.

– Она совсем ослабла, Салли. Столько лет тяжелой работы, без отдыха, столько волнений, забот… все это сказалось. Когда умер папа, у нее уже не было больше сил. Слабела с каждым днем, это замечали мы все. А тут еще малыши… они все время плакали. Поэтому Мэгги и забрала их с собой. Мистер Риверз согласился заплатить мне досрочно, и я приобрела сосновый гроб и платье для мамы. Оно было совсем простое, и маме не очень понравилось, но ничего лучшего не нашлось. В самом конце она только и говорила что о Сете. Постоянно спрашивала, не возвращается ли он, а я отвечала, что задерживается. Мама пыталась держаться, потому что верила мне. Знаешь, Салли, матери особенно любят своих сыновей, а первенцев больше, чем остальных. У меня просто сердце разрывалось на части. Мы с Мэгги, хоть и маленькие, делали для нее то же, что и ты. Но для нас у нее не нашлось ни одного доброго слова, все только Сет и Джош. Сет… он разбил ей сердце. Уже умирая, готовясь предстать перед Богом, мама спрашивала только о нем. Запомни это, Салли. Твой сын-первенец разобьет твое сердце, если ты позволишь ему это.