Текст книги "Тень Одержимого (СИ)"

Автор книги: Феликс Эйли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

– Да зачем тебе быть корсаром, – возразил старпом. – Уйдёшь на покой, купишь остров и будешь жить на нём с красавицей и умницей… а чтобы не скучать и чтоб деньги были, заведёшь бизнес.

Пиксель расхохотался.

– Какой-то ты сегодня слишком умный. Про остров, небось, от Билла услышал?

– Ну да, – голос Босса звучал несколько виновато.

– Наверное, ты всё же прав, – признал Пиксель, ковыряя вилкой яичницу. – Век корсара недолог, и не только потому, что мы быстро дохнем. Когда-нибудь и мне, и всем нам придётся завязать, иначе это станет работой на износ.

А думал он о девушках, которые встречались ему в жизни. Когда-то он был доволен мимолётными связями на пиратских платформах или в «лабиринтах» – мутном квартале Высокой горы. Просто сексом, телесной связью без всяких тонких материй, о которых рассуждали любители порефлексировать вроде Птитса. За всю корсарскую жизнь Пикселю встречались либо проститутки, которым он переводил деньги на счета, либо своевольные пиратки, с которыми наслаждался близостью на станциях Орбитального Братства, а за пределами платформ они были готовы отрубить голову – впрочем, это было взаимно.

Но случалось и то, что поэты и эстеты пафосно называли любовью. Когда его в женщинах трогало не только тело – хоть и тело, конечно, тоже имело значение. И такие чувства он испытывал всего два раза: к Хелен Нельсон и Софи Фокс, дочери бывшего губернатора. И сейчас капитан на самом деле желал чего-то подобного. Чистой, подлинной привязанности, которая сохранится на многие годы – даже после того, как развеются влечение и влюблённость.

После обеда Босс закинул посуду в моющую машину и отправился прилечь в каморку за кухней. Пиксель же поднялся наверх, в маленькую башенку, где была его спальня. Несмотря на скромную обстановку, круглая комната со светлыми обоями на стенах выглядела уютно. Над простой деревянной кроватью висели плакаты с фотографиями разных уголков Галактики, включая Зекарис и Сэхримнир. Посередине бросался в глаза яркий постер Бэзила ван дер Бюрена – музыканта, известного на окраинах Империи и пиратских платформах.

Пиксель подошёл к небольшому готическому окну, единственному в башне. На улице сильно нахмурило, и туристы разбрелись по тавернам и съёмным квартирам в «лабиринтах». С серого помрачневшего неба хлынул дождь. Капли появлялись на стекле и вскоре уступали место новым. Пиксель не слышал их ударов за многослойным окном. Задёрнув бордовую штору, капитан улёгся и заснул.

Ему снилась какая-то неразбериха из диких, безумных образов. Они проносились в его голове и так же быстро исчезали, и он не мог их зафиксировать и запомнить. Но один образ всё же проявился отчётливо. Пиксель будто возвратился на ту безымянную, покрытую джунглями планету, куда космоварвары отправили его с захваченной родины. В бывший имперский барак, который на время стал его тюрьмой.

– Слышь, ты, работай, йоп! – прорычал чужак-надсмотрщик.

Космоварвар выглядел как человекообразная обезьяна в грубой моторизованной броне с дымящими выхлопными трубами на спине. Пиксель ощутил инстинктивное желание бежать – что он в реальности с друзьями и сделал. Он и во сне бежал – в таинственную серую дымку, которая смыкалась над ним со всех сторон. И где-то вдалеке белел каменный профиль Карла Птитса…

Глава 5

Святая ведьма

Ефросинья лежала на кровати, на белой простыне. Она расслабила своё крупное тело, полностью отдавшись удовольствию. Справа от неё устроился Мэтт. В их ногах валялось одеяло, а комната погрузилась в ненавязчивый полумрак – её освещали лишь две слабые лампы у кровати и далёкие огни города за полуоткрытыми жалюзи. Мэтт и Ефросинья были обнажены. Он обхватил своей ногой толстое бедро Прониной, своим худым телом прильнул к её мягкому тёплому животу, а его пальцы ласкали её большую выпуклую грудь. Ефросинье нравилось, когда Мэтт нежно касался её. Она чувствовала прилив приятного тепла в голове, груди и между бёдрами – и так хотела раствориться в этой волне… Мэтт успокаивал её своим присутствием, помогал отвлечься от суровых будней имперской охранительницы. В обществе этого хорошего доброго парня жизнь, полная захватов, расстрелов и жёстких решений, как будто оставалась позади.

Но при этом Мэтт раздражал Ефросинью. Разве нужен ей простой парень из техподдержки? Робкий застенчивый ботаник, который не держал ничего тяжелее компьютерной отвёртки? Мэтт не был тем настоящим мужчиной, о котором мечтала Пронина, поэтому расставание с ним было вопросом времени. Cам он почти не проявлял инициативы, и она была вынуждена нянчиться с ним, как с маленьким ребёнком. Но он так чувственно гладил её тело, его касания были такими нежными и интимными, и от них она ощущала приятную влажность ниже пупка… И своим присутствием он напоминал Ефросинье, что она не монстр на службе Империи, а человек, способный на сострадание и любовь.

Пронина слегка толкнула руку Мэтта плечом.

– Всё, Фро? – спросил он на общеимперском.

«Фро». Как только Ефросинью не называли в этом чуждом ей мире. Девушки из офиса Баррады обращались к ней «Эфри». Где-то она слышала даже «Эф». А сокращённый вариант её имени, принятый на Великородине, был сложноват для тех, кто рос на других планетах. Хотя Мэтт почти угадал. Почти.

Пронина лишь кивнула. Мэтт смотрел на неё с обожанием и нежностью, но в его худощавом лице не прослеживалось ни воли, ни харизмы. Его глаза светились счастьем от близости с любимой, а она думала – «Зачем он снял очки? Он говорил, что они ему мешают, что они могут упасть, но вдруг он просто не хотел видеть жирное тело „Фро“ и представлял вместо неё какую-нибудь Мелиссу или Миранду?»

Послушавшись Прониной, Мэтт надел очки и поднялся с кровати, и Ефросинья смотрела, как болтается его вислый член. Нет, всё-таки это ненастоящий мужчина. Слишком тощий, нерешительный, не умеющий ничего, кроме своей унылой работы, мямля. С ним и «настоящего» секса с проникновением было мало – Ефросинья успокаивала себя тем, что не хотела детей, но ей, как привилегированному агенту Бюро, теперь были доступны любые средства контрацепции – не то что рядовым, верующим имперцам, особенно на родной Великородине.

Вздохнув от переживаний, Ефросинья тоже заставила себя подняться с кровати. В комнате было почти темно – Пронина едва различала платяной шкаф и письменный стол, простые и серые, как и всё там. Съёмное жильё была дешёвым, но лишь по здешним, земным меркам. За те же деньги Ефросинья могла позволить себе небольшую усадьбу где-нибудь на окраине Галактики. И она была бы рада улететь с загрязнённой, полной суеты Земли к девственной природе Дальнего Рубежа, где люди ещё не успели построить города размером с континент. Вот только Пронина не могла оставить свои обязанности и подвести добропорядочных подданных Империи и Бога-Императора.

– С-спасибо, – нервно произнёс Мэтт. – Это было к-круто, Фро.

Что именно было круто? Что полежали вместе, так и не дойдя до самого акта? Хотя это было так тепло, так по-домашнему… Нет, ты, Фрося, достойна кого-то лучшего. Достойна Зимнего Джима… но Мэтт – не Зимний Джим.

– Точно, – задумчиво ответила Пронина, глядя не на него, а на огни звездоскрёбов за окном.

– Ты чем-то обеспокоена? – участливо спросил Мэтт.

Он подошёл к Ефросинье и ласково положил ей руку на плечо.

– Нет, – покачала она головой, глядя ему в глаза.

– Ты плачешь, – заметил Мэтт.

Неужели? Но только после его слов Ефросинья поняла, что её щёки намокли от слёз.

– Наверное, тебе показалось… Здесь темно, и…

Она должна быть сильной – как и все служащие Охранительного Бюро. Но и слабой тоже – как женщина. А с Мэттом слабой нельзя, потому что он сам далеко не сильный…

– Фро, я хочу тебе помочь, – Мэтт положил вторую руку на другое плечо Прониной.

– Обними меня, – вырвалось у неё против воли.

Она боролась с собой, хотела оттолкнуть Мэтта, выгнать его из квартиры. Но вместо этого повела себя как глупая девчонка. Проявила слабость… И оказалась в объятиях тщедушного техника. Он обхватил тонкими ручками её обширную талию, а её объёмную грудь прижал к своей груди, под которой явно прощупывались рёбра. Голова Ефросиньи легла на угловатое плечо Мэтта. Пронина ненадолго успокоилась. Почувствовала себя в безопасности. Она положила руку на спину Мэтта, принимая его любовь и тепло. Но…

– Нет, – сказала она.

Её полный подбородок по-прежнему лежал на плече техника.

– В смысле? – спросил Мэтт.

Он волновался – а значит, всё понимал.

– Прости, – Пронина старалась говорить как можно твёрже. – Нам надо разойтись.

Она заставила себя разжать объятия – так определённо было лучше. Правильнее.

– Почему же? – голос Мэтта задребезжал от отчаяния. – Всё же у нас хорошо?

– Нет, – покачала головой Ефросинья. – Не хорошо.

– А что не так? – умоляюще спросил техник. – Фро, скажи, пожалуйста! Скажи мне…

– Оставь меня, – сухо отрезала Пронина. – Мне нужно побыть одной.

– Именем Императора, что произошло? – недоумевал Мэтт.

А вот и гадай, ненастоящий мужчина. Может, жизнь тебя чему-нибудь да научит.

– Иди, – только и ответила Ефросинья. Она даже не посмотрела на Мэтта.

Пока он суетливо надевал дешёвые джинсы и безвкусную полосатую рубашку, Пронина тяжело села на кровать, широко расставив толстые ноги.

– Открыть дверь, – приказала она автоматике.

– Дверь. Открыта, – подтвердил женский механический голос.

– Пока, Мэтт, – попрощалась она безучастно.

Техник просто молча ушёл из квартиры. А Пронина взяла со своей тумбочки бутылку красного вина и налила в бокал, который стоял рядом.

– Кис-кис-кис, – произнесла она. Казалось, в пустоту.

Комок меха, лежавший в маленькой кроватке у письменного стола, зашевелился и поднял голову. Выпрямив хвост трубой, к Фросе подошёл пушистый рыжий кот с белой грудкой.

– Мяу! – жалобно отозвалось животное.

Фрося ему улыбнулась.

– Барсик, – нежно сказала она, посмотрев в его оранжевые глаза.

– Мяу! – откликнулся он на своё имя.

Кот запрыгнул на кровать и лёг на обнажённые бёдра Прониной. Она погладила его тёплую шерстистую спинку, и он мирно замурлыкал. Сквозь его безмятежное урчание доносилось еле слышное жужжание сервомоторов. Ефросинья порой забывала, что Барсик был роботом, искусной имитацией древнего животного, служившего домашним любимцем ещё в доимперские времена. Марсианские инженеры так умело изобразили повадки настоящих кошек, что Прониной чудилось, будто у робота была душа. К тому же Барсик обладал рядом важных преимуществ перед своими органическими «сородичами», которых на разных планетах до сих пор заводила беднота. Он не просил есть, а подзаряжался от своей кроватки. Ему не был нужен туалет. Его можно было выключить, когда Фрося отправлялась на задание либо просто пропадала в Пирамидионе, занимаясь бумажными делами или тестируя новое оружие у Нади.

Пронина пила вино, поглаживая котика. Расставание с Мэттом ей нелегко далось, но она себя уверяла, что всё не напрасно. Дорогой напиток, доставленный на Землю из виноградников самого Мерно, и вшитые в Барсика термостаты согревали её сильнее, чем робкий, слишком застенчивый парень из техподдержки. И тогда какой смысл был в этих отношениях? Всё пройдёт и забудется. А сама охранительница лучше поймёт, что ей нужно от жизни, и усвоит важный урок – спасение от одиночества тщетно, оно будет всегда, и с этим ничего не поделать. Было ли дело в полной фигуре или в чересчур неуступчивом, мужественном характере, Ефросинья не знала. И уже устала гадать, но всё равно продолжала корить себя.

Раздался звонок из динамиков компьютера. Фрося аккуратно поставила бокал на тумбочку, а затем не менее аккуратно, чтобы не повредить спрятанную под мехом электронику, положила Барсика на кровать, и подбежала к письменному столу. Там она по-армейски быстро сняла со спинки и надела бюстгальтер, белую блузку и синюю юбочку до колен, после чего нажала на кнопку «принять».

Вокруг Ефросиньи вмиг вырос зелёный луг. Небо над ним было голубым и светлым. Где-то вдалеке простирались холмы и на ветру колыхались широкие листья белоствольных пальмёз. За рощей Фрося видела золотые, увенчанные буквами «I» купола Натальинского Собора и Тарайско-Прокопиевской Лавры. Это была голограмма для связи через гиперпространство.

Куда сильнее пальмёз и имперских храмов Фросю заинтересовали люди. Перед охранительницей предстала женщина, словно сошедшая с кадров кинофильма или обложки журнала. Она была стройной и спортивно сложенной, а в её лице словно отсутствовали лишние черты. Длинные волосы она заплетала в косу до пояса. Носила она белый сарафан с ягодами, который подчёркивал её изящную талию и слегка обнажал тонкие ноги. За женщиной чуть дальше стоял мужчина в синих джинсах и футболке. Он внимательно смотрел, как по траве ходит маленький ребёнок.

– Привет, Груша, – вяло улыбнулась сестре Фрося.

– Привет, – улыбка Аграфены была более яркой и живой. – Давно не созванивались.

– Прости, Груша, я сама по тебе скучаю, – искренне ответила Ефросинья. – Всё пропадаю на работе, а от неё ужасно устаю.

Хотя сёстры выглядели совершенно по-разному, в их лицах угадывалось что-то общее. У них обеих были карие глаза, русые волосы и похожие носы. Вот только Аграфена – красавица. А Ефросинья – нет.

– Эх, Фрося, – вздохнула Груша. – Я тоже устаю немало – съёмки, фотосессии и ребёнок. Но вот выбрались показать Славе Священный Город, развеялись слегка.

– Рада за вас, – сдержанно произнесла старшая сестра.

– Пора и тебе отдохнуть, – сказала младшая. – Давай как-нибудь вместе махнём, например, на Зекарис. Я слышала, теперь там спокойно. И море чистое.

– Хорошая идея, – согласилась Фрося. – Только я не знаю, когда вообще смогу освободиться. Служба Императору не даёт поблажек.

– И что ты такую работу выбрала? – спросила Груша. – Улетела из Тараи, вечно в заботах, мы видеться по-нормальному не можем.

Ефросинью передёрнуло от этих слов. Пронина-старшая хотела больше времени проводить со своими родственниками, но порой чувствовала, что между ней и сестрой лежит огромная пропасть. Ещё давно они пошли по трудной дороге жизни разными путями. Настолько разными, что взаимопонимание, которого они достигли в детстве, довольно быстро улетучилось.

– Я умная, – ответила Фрося. – А если Господь-Император дал мне ум, то я должна Ему отплатить.

– Ты ко всему относишься очень серьёзно, – заключила Груша.

«А как же иначе?» А иначе – можно жить нормальной человеческой жизнью в южном полушарии Великородины, где ещё остались природа и тихие уголки, выйти замуж, завести детей… Аграфена думала, что любая женщина могла достичь этого так же легко, как и она сама. Но забывала, что далеко не всех женщин Господь-Император сотворил красивыми… и нормальными, здоровыми душой.

– Издержки профессии, – попыталась отшутиться Ефросинья. – Я и к годовщине твоей свадьбы серьёзно отнеслась. Тебе уже пришла посылка?

– О да! – воскликнула Аграфена. – Она прекрасна! Жаль, не для здешнего климата, но в Престольном будет смотреться замечательно!

Фрося улыбнулась. Шуба, изготовленная из меха ршинского хорюнчика, обошлась ей недорого, но по меркам Великородины стоила баснословных денег и считалась предметом роскоши.

– Спасибо, сестра, – Груша была довольна.

Её карие глаза были большими и выразительными, с длинными, подчёркнутыми тушью ресницами. Не в пример маленьким глазкам Ефросиньи, к тому же начисто лишённым косметики.

– Не за что, – Фрося разделила с ней эту радость, будто бы на минуту вернувшись в счастливые годы детства.

– Поеду в ней на День Империи! – осенило Аграфену. – Давно не была в столице, и заодно Императора-Благодетеля поближе рассмотрю. Это же тысячный год, тысяча лет нашей Империи! Ты тоже присоединяйся к нам!

– Я ещё посмотрю, как у меня с работой будет, – вздохнула Ефросинья.

– Я так и думала, – тон Груши стал менее восторженным.

К ней подошёл муж, неся на руках маленького сына. Фрося радовалась за Грушу и при этом ей завидовала – младшая сестра была обручена с настоящим мужчиной, решительным, без заморочек и комплексов. Молчаливым и не таким чувственным, как Мэтт, но физически сильным и умеющим сделать многое по дому. За таким Аграфена была как за каменной стеной, ограждающей её от волнений и опасностей.

– Привет, Фрося, – сказал Роман.

Он был высоким и неплохо сложенным. Тоже не Зимний Джим, но просто крепкий парень с Великородины. Именно такие в своё время построили на планете колонию и отбили вторжение криганских захватчиков, а сейчас на них держались промышленность и армия планеты.

– Привет, – отозвалась Пронина.

– А это кто у нас? – спросил Роман у трёхлетнего Вячеслава, которого держал на руках. – Это же тётя Фрося!

– Пи-вет! – пролепетал ребёнок, не до конца осознавая происходящее.

– Помаши ей, вот так, – отец взял ладошку сына и слегка потряс её.

Ефросинья умилилась, глядя на племянника. Пухлый светловолосый малыш в красной футболке и синих шортиках выглядел сытым и счастливым. Когда-нибудь он вырастет и тоже станет достойным членом семьи Прониных.

– Привет, Слава. Какой милашка, – сказала Фрося, не отводя глаз от ребёнка.

– А ещё и умница, – гордо добавила Груша. – Сегодня мы с ним читали сказку о коте и лисице, и он всё понял!

– Ишь ты какой, – Ефросинья посмотрела ему в глаза.

– Ё-тя О-ся! – он попробовал выговорить её имя.

– Да, я тётя Фрося, – кивнула она. – А ты кто?

– Ся-ва, – ответил ребёнок.

Груша засмеялась, как и её муж.

– Ладно, пойдём уже – поздно, а мы ещё колокольню святого Макария не видели, – сказала она, немного успокоившись.

– Я была рада тебя услышать, – ответила Ефросинья.

– И я тоже.

– Извини, что сегодня немногословна. У нас уже ночь, и я изрядно устала на работе.

– Это ты меня извини, – покачала головой Аграфена. – Спокойной ночи, Фрося.

– Пока, Груша.

Изображение замерцало, и светлая природа с куполами храмов стала растворяться в тёмной комнате. Роман посадил Славу в лежащую на траве гравиколяску, и малыш заревел.

– Не плачь – ты же мальчик, – сказал отец сыну.

Пока система гиперпространственной связи выключалась, Аграфена с улыбкой глядела на старшую сестру. Но вскоре и её лицо исчезло, а вместо него Фрося увидела перед собой мрачную стенку. Там в рамках висели фотографии важных мест. Маленький домик в деревне под Тараёй, где выросли сёстры Пронины – дочери сельского врача и медсестры. Шпиль Академии Охранителей в Престольном, где Ефросинья когда-то училась. Пирамидион – её нынешнее место работы, напоминающее о долге перед Империей и Богом-Императором.

Медленно Фрося подошла ближе к компьютеру и села за стол. Огоньки в устройстве связи погасли, а прозрачный монитор загорелся. На Ефросинью смотрело мужественное, пусть и слегка смазливое и грустное, лицо рыцаря, облачённого в тусклые доспехи и меховой плащ. Зимний Джим, герой популярного фильма про воинов и аристократов Светлых веков, понравился Прониной с первого взгляда. В его образе, придуманном глизеанскими сценаристами и воплощённом рейвенхольдским актёром, она видела всё то, чего не могла найти в реальных мужчинах – храбрости и решительности в сочетании с чуткостью и чувством справедливости.

Сержант Козлов и его штурмовики были сильными и смелыми бойцами, но не блистали умом и точно чурались благородных поступков. Мэтт – просто милашка, как домашний котик, приятный и уютный, но не более того. Андерсон… если бы он встречался не с Мирандой, а с Фросей, то за две секунды успел бы задавить её своим высокомерием. При таком отсутствии нормальных мужиков Прониной только и оставалось мечтать о Зимнем Джиме. Или начать встречаться с Надей, но это уже было бы по части Разрушения.

Уткнувшись в монитор, Ефросинья листала новостную ленту. Рецепты всяких вкусностей чередовались со способами похудения, изредка выползала какая-нибудь политика или экономика. Фрося нажала на одно из видео, предложенных ей компьютером. Небольшой экранчик раскрылся до размеров монитора, и охранительница увидела спортивного вида девушку на фоне мультяшных неба и волн.

– Всем приветики, мои зайчики и белочки! – приторным голосом вещала эта длинноволосая блондинка с ярким макияжем на лице. – Оторвите свои жирненькие попочки с диванчиков и сделайте простенькое упражненьице!

Фрося почти равнодушно следила за движениями ведущей. В силу своей профессии охранительница много тренировалась в Пирамидионе, но физические упражнения, увы, не помогали ей похудеть. Вернее, поддерживали тело в форме, не позволяя ему превратиться в сплошную каплю жира. Но всё равно Фрося могла сбросить лишние килограммы только до определённого порога. Врачи, которые обследовали Пронину ещё в Престольном, говорили о гормональных нарушениях, из-за которых она никогда не станет такой же худой и красивой, как Аграфена или Миранда с Мелиссой. Ефросинью вообще могли признать негодной к службе в Бюро, если бы не главный охранитель Великородины Матвей Руденко. Он руководствовался не только общепринятыми критериями, но и своими собственными, весьма своеобразными взглядами на генетику и её влияние на общество.

– Ефросинья Афанасьевна, как вы думаете, почему вы сейчас здесь? – спросил он ещё давно, одиннадцать лет назад.

Молодая Фрося тогда стояла посреди кабинета главного охранителя, робкая и неуверенная. На стенах, обитых деревянными панелями, висели полки с артефактами разных культур – человеческих и чуждых. И Ефросинье казалось, будто яркие маски разрушителей и грозные шлемы космоварваров единодушно буравят её взглядом, обнажая всё самое сокровенное внутри.

– Я не знаю, Матвей Алексеич, – честно ответила полноватая девушка.

Главный охранитель нависал над ней, а за ним отстукивал время огромный часовой механизм. Сквозь стеклянный циферблат, лишь половину которого видела Фрося, пробивались лучи тусклой звезды Великородины. В этом освещении Руденко, облачённый в неприметный костюм из чёрного бархата, выглядел словно зловещий призрак.

– Вы видели результаты тестов и знаете, что они нас порадовали, – главный охранитель говорил вкрадчиво, располагающе. – Вам и так известно, что вы одна из лучших на своём курсе. Только почему я взял на службу в свой отдел именно вас, Ефросинья Афанасьевна, а не Петрова? Не Евсеева? Не Фирсову?

Фрося думала над словами Руденко, вспоминая многозначительные взгляды врачей на обязательном медицинском обследовании.

– Я… я порождение Змея, – с ужасом осознала она.

Пронина, как примерная ученица Академии, прочитала вдоль и поперёк труды главного охранителя и знала их основные положения. Он считал, что разрушители и предатели Империи родились с генетическими дефектами и в своей безмерной злобе желали уничтожить нормальное человечество. И множество признаков говорило как раз о том, что Ефросинье «повезло» быть именно такой.

– Серьёзные гормональные сбои в организме, которые привели к полноте и проблемам с половой системой, – Руденко подтверждал её догадки. – Психические отклонения, тяга к доминированию и садизму…

Главный охранитель наклонился над ней, спрятав руки за спиной. Худое, сухощавое, чисто выбритое лицо с высокими скулами и впалыми глазами делало Руденко похожим на сурового и неприветливого, но умного и справедливого викария из церкви рейвенхольдского обряда. А говорил он так, будто был коллекционером, в руки которого попало чудовищное, но очень интересное создание. И Фросе оставалось лишь внимать одному из самых могущественных людей на Великородине. Тому, кто, по слухам, был влиятельнее самого губернатора Ракова…

– У вас очень дурная генетика, Ефросинья Афанасьевна, – вынес он свой вердикт. – Вашей сестре повезло чуточку больше, хотя и она не застрахована от последствий в будущем.

Фрося дёрнулась, когда он упомянул Грушу. Такое уж её проклятие – их вечно будут сравнивать, и всегда не в её пользу.

– Вы могли бы попасть в Тёмный Замок и стать Леди Разрушения, – продолжал Руденко. – Однако судьба и Господь-Император распорядились иначе. Разрушители ищут по Галактике недовольных выродков, которые винят в своих несчастьях кого угодно, кроме себя, и превращают их в фанатиков, готовых уничтожить нашу Империю до основания. А я убеждён, что мы, слуги Императора, способны обратить оружие врагов против них самих. Конечно, другие охранители не глупы и зачастую делают то же самое, но я первый, кто применил осознанный подход. Ты ведьма, Фрося, но ты наша ведьма. И пока ты служишь нам, мы тебя не тронем. И ещё: ни при каких обстоятельствах не заводи детей. Во-первых, твоя наследственность окажет им медвежью услугу, а во-вторых, они могут уже и не вырасти такими добропорядочными подданными и защитниками Империи, как ты.

– Поняла вас, Матвей Алексеич, – тихо ответила Ефросинья.

– Скажи это громче, – требовательно процедил Руденко.

– Я поняла вас, Матвей Алексеевич! – громко отчеканила Фрося.

– Отлично, – главный охранитель сдержанно улыбнулся. – Теперь, Ефросинья Афанасьевна, вы больше не учащаяся Академии, а полноправный агент Бюро. Мои поздравления.

Фрося почувствовала себя лучше – Руденко ослабил давление и снова начал говорить официальным тоном.

– Спасибо вам, Матвей Алексеевич, – сказала свежеиспечённая охранительница.

С тех пор «наша ведьма» Ефросинья Пронина стала оберегать порядок в Империи и защищать его от тех, кого Руденко называл ведьмами и колдунами. Сначала – на Великородине и в сфере её влияния, а затем ей дали статус странствующего охранителя, и она принялась ловить предателей и нарушителей имперского порядка по всей Галактике. Многие думали, что она пришла к успеху, переспав с Матвеем Руденко. Мелисса и прочие до сих пор сплетничали за её спиной.

Однако здесь был совсем не тот случай. Главный охранитель Великородины унижал Ефросинью, но не домогательствами, а совершенно иным, более изощрённым образом. Он постоянно напоминал Прониной о её «дурной генетике» и ставил это в вину после её провалов. И во время разговоров в душном, заставленном артефактами кабинете Руденко Фросе казалось, будто его тень мрачно нависает над ней, словно призрак из древних легенд. Словно он сам был связан с нечистой силой…

Впрочем, рвение и усердие охранительницы не гасли: несмотря ни на что, она продолжала исполнять свой долг. И Господь-Император заметил Пронину и ниспослал ей щедрый дар. Великий Охранитель Филеас Баррада прилетел на Великородину, когда Ефросинья вернулась с поимки печально известного Лорда Альвеуса. И Прониной предложили работу на Земле, и она согласилась, оставив Руденко наедине с его безумными теориями о генетическом вырождении и её менее везучими коллегами. Баррада отличался строгостью и непреклонностью – и не мог быть иным, командуя всеми охранителями в Империи. Но в то же время он не имел навязчивых идей, а его вера не превращалась в исступлённый фанатизм.

Ефросинья медленно пришла в себя. Вокруг была та же тёмная комната, в которой тускло мерцали лампы и монитор. Часы в углу экрана показывали 01:00. С обречённым видом Фрося выключила компьютер. Положила Барсика на зарядку, переоделась в ночную рубашку и закуталась в одеяло. Во сне к ней пришли люди с Альберика IV, охваченные пламенем. Они бегали и кричали от боли, а в нос ударил знакомый запах горелых тел. Фрося раскрыла глаза в надежде найти утешение в реальности. Пылающий ад исчез в успокаивающем мраке комнаты. Сердце Фроси билось часто. Она повернулась на юго-восток, где находился Имперский Дворец, и стала читать молитву:

– Святый Господи-Император, Владыка наш Земной, да помоги мне справиться с испытаниями, да сохрани мою душу от Змея…

КССССА!

Серые автоматические двери, шипя, разъехались. Штурмовики в облегчённых шлемах без респираторов встали по стойке «смирно» и отсалютовали, пропуская Ефросинью. Одетая в чёрный мундир, Пронина миновала очередной дверной проём в серых коридорах где-то глубоко под Пирамидионом. В городе за прочными стенами цитадели охранителей на той высоте находилась помойка, населённая оборванцами, бандитами и мутантами. Ефросинья слышала, что бродяги строили целые лагеря рядом с железобетонным основанием пирамиды, но мало кто из них осмеливался пройти внутрь. Набожных отпугивало священное значение здания, а с неверующими преступниками штурмовики расправлялись просто и быстро.

Пронина завернула за угол и ещё раз за угол – и оказалась перед последними автоматическими дверями. Возле угловатой рамы с гладкими серыми створками, как и везде, стояли штурмовики. Под их пристальным надзором Ефросинья нажала несколько кнопок на кодовом замке, и двери раскрылись.

Внутри была квадратная комната с тёмно-серыми, лишёнными каких-либо украшений стенами. Почти всё пространство в ней занимала хитроумная конструкция, расположенная в центре. Человек, которого Ефросинья захватила на Альберике IV, был прикован железными зажимами к вертикальному металлическому ложу. Его обнажённое тело со всех сторон опутали провода, которые шли к различным коробкам с лампочками и стрелками. Над этими приборами колдовали трое учёных в белых халатах. Когда появилась Пронина, специалисты замерли и уважительно кивнули ей.

Ефросинья взяла простой чёрный стул и разместила его спинкой вперёд рядом с пленным. Охранительница села, широко расставив ноги, и всмотрелась в лицо предателя – худое, лишённое каких-либо запоминавшихся черт. На его тощем бледном теле темнели синяки и ссадины от побоев. Волосы с зелёной прядью выглядели мокрыми и редкими. Обрубки, оставшиеся от ног, были завёрнуты в бинты с восстанавливающим наногелем – не ради заботы о здоровье разрушителя, а только для того, чтобы он не скончался раньше положенного времени.

– Имя? – сухо потребовала Пронина.

Рот предателя дёрнулся в кривой усмешке.

– Сначала ты представься, – нагло произнёс пленник.

Какая самоуверенность. Посмотрим, как этот мерзавец запоёт потом…

– Я Ефросинья Пронина, имперская охранительница высшей категории, – строго ответила допрашивающая. – Твоё имя.

Предатель посмотрел на неё исподлобья. Она чувствовала исходящую от него ненависть… и плохо скрываемый страх.

– Игноциус, – ухмыляясь, сказал он.

На одном из приборов загорелся красный огонёк. Значит, то была ложь, в которую не верил сам узник.

– Твоё настоящее имя, – надавила Пронина.

– Моё настоящее имя – Игноциус! – выпалил разрушитель. – Я сам его выбрал в Тёмном Замке!

Снова красный огонёк, который сменился зелёным.

– Твоё настоящее имя, – повторила Ефросинья.

И кивнула учёному, который стоял у приборной панели. Мужчина в белом халате с бесстрастным видом повернул переключатель. Через электроды, подведённые к «Игноциусу», прошёл сильный разряд. Тело предателя затряслось, насколько позволяли оковы.

– А-А-А-А!!! – завопил он от пронзившей его боли.

– Хватит, – сказала Ефросинья.